Открыв глаза, я некоторое время пытаюсь осознать, где я, кто я и что мне вообще надо от этой реальности. Локация — моя спальня, так сказать знакомый потолок. В принципе понятно, учитывая, что вчера Косум таки совершила подвиг и доставила меня домой в целости и сохранности. Наверное. Моя память о вчерашнем дне напоминала пятна на шкуре ягуара — здесь помню, а здесь не помню. Встаю. К моему разочарованию, в моей кровати нет никаких японских старшеклассниц, развратных эльфиек или горячих инопланетянок. Пусто в моей постели, только я и одеяло. Не хватает только одинокого перекати-поле, которое прокатилось бы, гонимое ветром и тоскливой мелодией. Ну и ладно, думаю я, нашаривая босыми ногами тапочки под кроватью, ну и пусть. Одному спать даже хорошо. Согласно статистике, качество сна заметно падает, если вы спите с кем-нибудь, и это понятно. Там обратная экспонента идет — чем с большим количеством вы одновременно спите — тем хуже вы спите. Наверное, чем-то другим занимаетесь. А я вот сегодня выспался. Натягиваю домашние штаны и футболку — у нас в доме не принято ходить в трусах. Захожу в ванную комнату на втором этаже и критически осматриваю свою физиономию со свежим синяком под глазом. Выглядит вполне прилично, немного рассечена скула и желтизна под глазом… мне идет. Ну, хорошо, синяк под глазом никому не идет, но я ношу его вальяжно, пафосно и в высшей степени куртуазно. И вообще, грязь странствий и шрамы от сражений украшают мужчину.
Спускаюсь вниз, зевая и почесывая живот.
— О! Братик проснулся! — приветствует меня Хината: — Ма! Он встал! Вот он тут!
— И тебе доброе утро — отвечаю я непривычно энергичной с утра сестренке. Вот по глазам вижу, что задумала какую-то шалость.
— Кента-кун! — из-за дверцы холодильника выглядывает мама, она в своем кухонном фартуке и с белой косынкой на голове: — Ты встал!
— Доброе утро, ма… — подхожу и касаюсь губами маминой щеки. Щека мягкая и пахнет чем-то сладким и свежим… духи или выпечка?
— Так — говорит мама и вытирает руки полотенцем, убирает полотенце и упирает руки в бока, становясь «мамой, которая чем-то недовольна»: — Кента, нам нужно поговорить!
— А? Конечно. — где я опять накосячил? Я быстро перебираю в голове события последних дней и понимаю, что косячил много и на постоянной основе. Однако я более чем уверен, что мама об этом не знает… или не знала? Когда не знаешь, что делать — прикидывайся идиотом, эта стратегия беспроигрышна и не раз выручит вас на протяжении нелегкого жизненного пути. Тем более что мне и прикидываться особенно не надо…
— Кента! — восклицает мама, одновременно ставя передо мной приборы и чашку: — Вчера я не могла ничего тебе сказать. А ночью ты пришел поздно. Но нам надо серьезно поговорить, и мы с папой решили, что тебе надо взяться за учебу!
— Что? — недоуменно моргаю я. То есть, что оценки у меня не самые блестящие — это ясно. Честно говоря, учиться в японской школе трудновато, много зубрежки и много предметов, о которых я и в прошлой жизни имел самое поверхностное понятие. Ну, хорошо, что такие вещи как математика, физика и химия везде одинаковы, но методика преподавания совершенно разная. Например, в химии для того, чтобы выучить валентность нужно было запоминать какую-то веселую считалочку… конечно же имеющую отсылку к ранней эпохе Мейдзи. История — это еще полбеды, историю я примерно знаю… кроме углубленной в Японские эры, сегунаты и прочую островную экзотику. То есть это для меня экзотика, а Кента ни черта не учил, и вот сейчас я в его теле — тоже ни черта не помню. Но это же только верхушка айсберга! Просто, потому что все эти истории из древности, все эти «Повести о старике Такэтори» и «Повести о прекрасной Отикубо», конечно же блистательный кобель Принц Гэндзи и творение Аривара-но Нарихиры — Исэ Моногатари… — все это откладывает отпечаток на весь учебный процесс. Японцы вырастают на этих произведениях, они цитируют, вставляют в речь аллегории и идиомы, они живут всем этим и в школах это особенно развито. Недаром учителя ругаются на современную молодежь, которая «отрывается от корней» и читает совершенно другую литературу.
Как следствие — где начитанный, прилежный и усидчивый обычный японский школьник схватывает на лету и нить повествования и отсылки к «Блистательному Гэндзи» — я вынужден продираться через все эти намеки и оттенки серого как сборная газонокосильщиков через джунгли Северного Вьетнама — с мачете и огнеметами наперевес.
Результат — средние оценки в школе (если не сказать хуже). Сам Кента в школе учился плохо из-за своей социальной неловкости и отсутствия интеграции в коллектив, тяжело сосредоточиться на учебе, когда постоянно сжатый как пружина ходишь и от всех подвоха ожидаешь. Это ведь только со стороны кажется, что тихоня в углу, незаметная для всех серая мышка — ничего не чувствует и ничего не замечает. Наоборот, именно серая мышка чувствует и замечает больше всех, она же боится, ей надо улавливать куда именно ветры перемен сейчас подуют, чтобы не оказаться у них на пути. А быть все время в напряжении, все время сжимать зубы, кулаки и ягодицы — плохо сказывается на учебе.
Со мной прямо противоположная история, я тут социализацией до такой степени увлекся, что «до степени смешения» как говорят патентные юристы. Много социализации, много общественной активности и вмешательства в жизнь окружающих — опять-таки плохо для учебы. Как говаривала агент Скали агенту Малдеру, поглаживая свои коленки — истина где-то между.
Так что мама права, конечно. И папа прав, даром что его с нами с утра нет — как обычно на работе ночевал. Однако, что из всех моих косяков с утра за столом будем обсуждать мою учебу… это неожиданно. Я тут на телевиденье попал, зазвездился везде, даже на Национальном ТВ показывали эпизоды… с местными AV-звездами связался, на бои без правил записался, Сору-тян на камеру придушил… и вообще. Так что я вздыхаю с облегчением. Учеба — это хорошо. Обсудить учебу, признаться, что да, упустил, пообещать взяться ударными темпами и на самом деле внимание уделить, хотя материала много и как у таких людей как Наоми и Натсуми удается на одни «сто баллов» учиться?! Когда они время находят друг друга линейкой по попе и в кулеб постоянно торчать? Загадка.
— Телевидение — это конечно хорошо — говорит мама: — но ты же не актером будешь. Тебе надо думать о карьере. О будущем. А так, по верхушкам скакать — ты денег в семью не заработаешь. Тебе надо в институт поступать, хорошо там учиться, тебе надо оценки свои исправлять, на носу выпускные экзамены, а ты… — она вздыхает. Хината сидит рядом, она замерла как птичка при виде удава и старается лишний раз не привлекать внимания, не отсвечивать, не двигаться и, по-моему, даже дышит через раз. Потому что если мама за столом начинает про учебу говорить, то это как выстрел из дробовика — всех посечь может. А у Хинаты и самой рыльце в пушку, она по всем предметам домой только «А плюс» и «Сто баллов» приносит, но за поведение у нее жирный «неуд», и даже маму в школу вызывали. Так что она выбирает тактику мимикрии под предметы домашней утвари, прикидываясь что «и нету тут никого».
— Конечно! — говорю я в ответ. Спорить с мамой — дураков тут нет. Никто в этом доме с мамой не спорит. Во-первых — бесполезно. Что же касается остальных причин… как говорил Наполен, когда маршал Ней, оправдываясь за сдачу города начал перечислять восемь причин такой конфузии — «Мой император! Во-первых, у нас не было пороха!» — «Достаточно одной этой причины!». Вот и тут, спорить с мамой — непрестижно, трудно, болезненно и все равно проиграешь. Потому задействуем принцип айкидо — предупредим маму и сами нанесем себе болезненный удар! Вот она, квинтэссенция боевых искусств — противник хочет напасть, а ты такой — раз! И сам себе в челюсть! И по печени! Ошеломить! Упасть на пол и стонать!
— Да! Я и сам подумал — продолжаю я: — совсем я учебу запустил. А ведь мне в университет поступать, семью кормить, вас поддерживать, не век же вам работать. Младшую сестру… — при этих словах Хината фыркает, но пламенный взгляд мамы тут затыкает ее.
— Младшую сестру поднимать, за учебу платить… дел невпроворот, а я тут с телевиденьем связался. Нет мне прощения. — покаянно опускаю голову я: — И когда! За несколько месяцев до выпускного экзамена! Люди готовятся к экзамену за два года, а я тут позволил себя из колеи выбить! Нельзя так. Действительно, как я мог…
— Ээ… — мама на секунду теряет хватку, но тут же восстанавливается: — вот именно! И вчера тебя домой пьяная девица привезла! Опять! И под глазом синяк!
— Кхм?! — моргаю я. Вот слово «опять» тут неприменимо. В этой жизни у меня это первый опыт вообще всего. Первый раз выпил пива, хорошее тут пиво, слов нет. В первый раз выхватил от Косум за то, что ее пиво увел, она приколы любит только когда она сама прикалывается, а когда над ней — терпеть не может. В первый раз подрался в пабе… опять-таки с Косум. Кстати — в первый раз в этой жизни меня с ней выкинули из паба и запретили там появляться. Насыщенно провел вечер, да. Косум — мировая девчонка, будь парнем, классный друг получился бы… ну а так — классная подруга. Сидели мы с ней потом на обочине у паба, свесив ноги в местный канал и болтали о чем-то… я сгонял в киоск с якитори, купил два куска мяса, мы с ней сидели рядом, качая ногами и прикладывая мясо к синякам. Улыбка сама собой появляется на лице, едва вспомню об этом. Да, простые радости жизни — выпил в баре с другом, с ним же подрался, помирились, поболтали… и все такое. Жалко, что она меня школьником считает и не дает, потому как «может испортить дружбу». Чушь собачья, дружбу сексом не испортишь. Эээ… хорошим сексом.
— И еще улыбается мне тут! — вскидывается мама и я понимаю свою ошибку. Срочно стираю улыбку с лица и принимаю покаянный вид. Нет мне прощения, горе побежденным и вообще мир — страдание.
— Красивая хоть девица-то? — шепотом спрашивает у меня Хината и тут же получает скрученным в жгут полотенцем по голове. Несильно, но так, чтобы знала.
— Очень — признаюсь я, вспоминая Косум. Она не то, чтобы модельной внешности, если убрать ее личность, ее харизму, ее энергетику, то обычная девушка, смуглая и спортивная, с подтянутой фигурой, но! Убрать Косум из самой Косум не получится. Она — грубиянка, прямолинейна и неудобна в разговоре, совершенно не японка, никакого следа от Ямато Надешико, диаметрально противоположна Соре-тян, там, где Сора промолчит — она молчать не будет. Там, где Сора добавит немного сарказма и тонкого юмора — она заржет как конь и парочку похабных и солёных шуточек добавит, да таких, что даже я краснею, а портовые грузчики блокноты достают, чтобы записать и не забыть. Юрико тоже не прочь пошалить, но… она у нас ниндзя Скрытого Коварства, она все исподволь, да со спины… а Косум это ж танк. Бульдозер. В общем тайский бокс ее характеру только огонька добавил, такое же прямолинейное и силовое искусство. И когда Косум в своем спортивном топике, покрытая мелкими бисеринками пота — вздымает свое колено для удара — она сосредоточена и красива, да. Особой, хищной красотой, красотой бойца, красотой выверенных движений, просто посмотреть, как она ставит босую ногу, как перебрасывает вес с ноги на ногу, перетекая из стойки в стойку… эх… мне бы такую… — сказал бы я, будь мне пятнадцать. Но в моем возрасте и с моим жизненным багажом — не, не, не. Красиво, да, не спорю. Но… Косум в твоей жизни — это ж как жить на бочке с порохом, жонглируя пятью заведенными бензопилами, куря сигару и танцуя канкан — все равно рванет рано или поздно.
— Бац! — прилетает и мне полотенцем. В последнюю секунду сдерживаю рефлекс убрать голову в сторону — нечего тут умничать, когда мама говорит.
— Ты хотел что-то сказать? — мама упирает руки в бока.
— Ээ… нет! Я только хотел сказать, что отныне все свои усилия брошу на учебу! Чтобы не опозорить нашу семью!
— То-то же… — ворчит мама, расслабляясь: — а то перед семьей Соры-тян будет стыдно. Она такая молодец, одни «ОТЛИЧНО» по всем предметам. И спортивная. Ты знаешь, что у нее сертификат мастера третьей категории чайной церемонии? Она уже может этому обучать… вот с кого брала бы пример, Хината! — сестренка морщится. Она не хочет брать пример с Соры-тян. Это скучно, это много работы и вообще, вся эта дисциплина и прочее. Но вслух она ничего не говорит. Инстинкт самосохранения — могучая вещь.
— А… откуда ты знаешь, какие у нее оценки? — удивляюсь я. Сора же на домашнем обучении, у нее додзе и какая-то семейная школа кен-дзюцу, местный филиал.
— Натсуми-тян озаботилась — отвечает мама: — какая молодец. Вот кто думает о твоей маме — подбирает кандидатуры, собирает досье, анализ и…
— Кандидатуры?!
— Ээ… — мама понимает, что сболтнула лишнего. Я укоризненно смотрю на нее и она слегка краснеет.
— А что ты думаешь — идет она в наступление: — думаешь, легко быть матерью и ничего не знать с кем твой ребенок?! А если бы эта Сора была маньячка какая?!
— Маньячка? Серьезно? Да вам просто любопытно, вот и все… — ворчу я.
— Ну, хватит! — говорит мама: — поели и в школу! Потом поговорим… Хината! — сестренка подпрыгивает на стуле и хлопает глазами, едва не поперхнувшись чаем: — Чтобы сегодня вела себя как следует! Никаких аукционов по продаже свиданий своего старшего брата! И деньги людям верни!
— Но, ма! Ему это ж ничего не стоит, на свиданку сходить, а я по десять тысяч иен…
— Немедленно!
— Ладно…
Когда я выхожу за ворота — меня встречает знакомая ухмылка. Кажется, что она начинается прямо от ушей, но это не улыбка, это прости ниточка поджатых губ… выглядит отвратительно.
— А вот кого я сейчас бить буду! — говорю я в пространство: — Чего мне с утра не хватало, так это кому-то физиономию начистить. А то у меня синяк, а у тебя нет. Непорядок. У тебя два должно быть!
— Аники! Ты чего! — ухмылка с лица пропадает и появляется испуганный взгляд. И ухмылка, и испуг — все ненастоящее. Он сканирует меня на серьезность намерений и немного успокаивается, видя, что я не приступаю к мордобою немедленно.
— Дружище! — поспешно расплывается он в ухмылке еще раз: — А я как раз думаю, дай-ка я к Кенте в гости зайду, пройдемся до школы, как в старые, добрые времена, ты и я. Хочешь, я твой портфель понесу?
— Как будто было такое хоть раз. — вздыхаю я: — Чего тебе надо, Хироши-кун?
— Ой, как официально! — морщится тот: — Мы ж с тобой давно без суффиксов общаемся, мы же близкие друзья и подельники. А я тебя всегда «аники» звал! Как и положено второму человеку в твоей банде!
— Нет никакой моей банды. Кроме того… дай-ка вспомнить… ты обычно называл меня «тормозила» и «улитка». Ах, да, еще Тако-Кента… или Такента? — отвечаю я, закидывая на плечо портфель: — И чем это я на осьминога похож?
— Это были дружеские поддразнивания, еще больше укрепляющие нашу мужскую дружбу двух гетеросексуальных школьников — уверяет Хироши: — право, можно подумать, я тебя когда обижал!
— … — я смотрю на Хироши и только головой качаю. Обаятельный мерзавец, чего не отнять. Играет сразу на пяти уровнях и все равно втирается в доверие, не лопатой, так гранатой, просчитал меня верно, не буду я из-за старых обид бучу поднимать, а такое вот бесстыжее вранье на самом деле стеб над ним самим, способен над собой смеяться, что импонирует. Вот даже задумываться не буду над ним и его поведением, надоест — отстанет. Мне надоест — в тыкву дам, слава богу у школьников это просто. Лень мне в интриги и все эти дворцовые церемонии, когда он знает, что я знаю, что он знает, et cetera…
— Так я что… я же деньги тебе принес! — Хироши с поклоном вручает мне пухлый конверт с купюрами: — Это от устроителей шоу, плюс небольшая премия. Правда ее мне выгрызать пришлось, такие жмоты… но в конечном итоге все тут.
— О… — принимаю конверт и заглядываю внутрь. Ого! Тут и перчатки свои, и обувь и даже, наверное, на несколько походов в хороший ресторан и лав-отель. Надо будет Косум пригласить… только сперва раковину надеть, для колокольчиков.
— Я побежала! — дверь распахивается и на улицу вылетает Хината, она красная и злая, ей от мамы досталось.
— Какая симпатичная малышка! — воркует Хироши, наклоняясь над ней: — Сразу видно что твоя сестренка!
— Старый изврат! — вспыхивает Хината и с размаху пинает Хироши по голени. Тот вскрикивает и хватается за ногу, шипит что-то на парселтанге. Хината вздёргивает носик и убегает в сторону своей школы.
— А говорят, молодежь уже не та… — задумчиво смотрю я ей вслед: — а нет, смотри-ка. Гены…
— Сссс! — шипит Хироши, поглаживая голень: — По крайней мере видно, что вы родные по крови. Вот же… поганка…
— Она тебя тоже любит, Хироши — киваю я: — Ну, пошли в школу?