Новеллы моей жизни. Том 1

Праздники детства

В 1936 году меня попросили придумать сценарий и быть режиссером торжественного концерта 6 ноября в Большом театре. Полная карт-бланш — никаких ограничений. Задание — показать расцвет детской художественной самодеятельности в любой найденной мною форме.

В этом году у руководителей Московского комитета партии появилась чудесная идея — предстоящей весной создать в Москве несколько парков специально для детей. Я решила свой сценарий сделать как бы первым (пока еще сценическим) воплощением этой мечты и назвать его «Детский парк». Один из лучших театральных художников того времени — Борис Эрдман — по моему режиссерскому плану сделал декоративное оформление сцены Большого театра — со стройными тенистыми деревьями, клумбами роз и пионов, кустами цветущего жасмина и сирени, перевитыми зеленью беседками, качелями и гигантскими шагами, сценой на сцене, даже с детской станцией детского «метро».

В каждом районе отобрала по сто лучших участников детской самодеятельности семи-двенадцати лет. Районов одиннадцать — получилось тысяча сто «артистов». Посоветовавшись с художником, решили всех их одеть в белые костюмы — белые матроски, белые носки, белые туфли. До чего же при ярком свете на фоне декорации красиво звучало это белое на наших юных участниках! Но, конечно, это был не просто концерт — там было свое сквозное действие, мизансцены, отдельные выступления вкраплены в целое единого замысла. Значит, надо было репетировать около месяца. Большой театр дал нам хоровой класс на двести человек «в полное распоряжение», сцену — только на шесть последних репетиций. Дети репетировали свои сцены не больше чем по полтора часа — их привозили после школы на специально для них разукрашенных автобусах и на них же увозили назад. Дети менялись, а я оставалась в том же классе часов по восемь подряд.

Были в нашей программе и танцы разных народов, и театрализованные детские игры, и выступления юных музыкантов, и физкультурно-акробатические соревнования, и сцена юных садоводов, и, конечно, детские хоры.

Зиновий Дунаевский не только представлял участников своего самодеятельного коллектива, но и помог сделать этот коллектив магнитом для подключения как бы просто гулявшей по парку детворы, а хормейстер Степанов по моей просьбе две песни разучил со всеми участниками этого детского концерта для его заключительной части.

Текста в моем сценарии было сознательно мало, действия много, очень много музыки и песен, специально по сценарию написанных лучшими советскими композиторами. Аккомпанировал, вернее, неотрывно от ребят соучаствовал во всем нашем представлении, весь оркестр Государственного академического Большого театра во главе с дирижером Василием Васильевичем Небольсиным.

Был у меня и еще один «дерзкий» план. Среди моих участников был маленький и очень волевой Толя Шалаев, который превосходно дирижировал своими пятью старшими братьями-баянистами. Я задумала, чтобы заключительным хором дирижировал он. Напрасно мой главный помощник в музыке этого вечера Леонид Половинкин говорил, что это невозможно. Я ужасно не любила и не люблю, даже просто не умею отказываться от задуманного.

И с Толей и с другими участниками дел было по горло. За три дня до выступления, вернувшись домой после репетиции, почувствовала, что силы исчерпаны. Села около ванны помочить холодной водой голову, которая кружилась, и… упала в ванну.

Потом была скорая помощь, доктора, уколы и все, что полагается, но самое страшное — я сутки не могла встать, а дети привыкли ко мне и других не слушались, и детей было много. Ведь уже начались сводные репетиции на сцене!

На премьеру я явилась благодаря уколам камфары, бледная, с чужими ногами, которые передвигала, как вставные, деревянные, от меня отдельные, какие-то клюшки. Помню, как началось движение в дипломатических ложах, как раздалась овация всего зала этому шествию юных и счастливых. В конце спектакля Толя Шалаев «обращался с просьбой» к дирижеру В. В. Небольсину разрешить ему продирижировать заключительным хором. Небольсин вступал с ним в шутливый спор, но в конце концов уступал. Толя спускался в оркестр, становился за пульт и дирижировал оркестром Большого театра и хором из тысячи ста ребят, который исполнял написанную Л. Половинкиным на слова Н. Добровольского песню:

«О детстве счастливом, что дали нам,

Веселая песня, звени!»

Толя Шалаев со своего дирижерского места «пошел по рукам» оркестрантов, которые бережно перевели маленького дирижера в правительственную ложу. Толя был счастлив.

Успех нашего «Детского парка» на сцене Большого театра превзошел все ожидания. Весь зал аплодировал детям стоя. Но мои «вставные ноги» того успеха не выдержали, и как раз в тот момент, когда меня пригласили в правительственную ложу, глазах потемнело и я потеряла сознание. Потом болела до конца ноября.

Впрочем, болеть — это значит переставать думать о новом, переставать хотеть думать. А когда это горячее «хочу» возвращается, можно фантазировать о том, что потом воплотится в действие, и лежа.

Народный комиссар внутренней торговли И.Я. Вейцер вместе с секретарем ЦК комсомола А.В. Косаревым были на приеме, который устроил народный комиссар пищевой промышленности А. И. Микоян весной 1936 года в нашу честь — В честь творческих работников, кто по его призыву решил помочь сделать конфетные коробки и шоколадные обертки для детей художественными, превратить в своеобразные детские игрушки.

В главе, посвященной Сергею Сергеевичу Прокофьеву, я уже рассказала, как уговорила его с этой целью написать «Сладкую песенку». На этом приеме ©го новую «Сладкую песенку» исполнила известная камерная певица Вера Духовская.

Поэтесса Агния Барто и композитор Михаил Раухвергер для другой «шоколадной песенки» написали «Про бычка»:

Художник С. Борхман сделал забавный макетик для этой обертки. Детски наивный бычок идет по «доске» — картоночке, которая вложена под бумажной оберткой и немного высовывается из-под нее, а если потянуть ее взад и вперед, получается впечатление качания.

Постепенно весь творческий коллектив наших авторов, композиторов и художников увлекся начатым делом. Заведующий кондитерским отделом пищепрома Л. В. Степанов просил помочь найти интересный способ отделить разные сорта драже в конфетной коробке для детей. Вадим Федорович Рындин предложил сделать коробку-игрушку: детские кубики «Сказки Пушкина». Каждый из сортов драже лежит в коробке в особом кубике; когда конфеты съедены, у ребенка остается новая игра. Очаровательной по краскам и художественному вкусу была коробка Рындина. На первом плане веселая белка с пушистым хвостом грызет «орешки не простые, все скорлупки золотые, ядра — чистый изумруд», на втором — сказочный домик «Леденец».

Очень интересную коробку «Домик дедушки Крылова» сделали художники Кукрыниксы. У нее была форма домика с крышей и окошечком. Около домика сидит сам дедушка Крылов в зеленой размахайке, с палкой. Коробка затейливая, в окошечке показываются различные персонажи басен Крылова. Они были нарисованы на кругу, подложенном под прорезью окна, круг этот немного выдавался сбоку. Достаточно было легкого прикосновения, и он поворачивался. Но и содержимое коробки не менее интересное; там лежат большие шоколадные конфеты, а на обертке каждой из них — сцена из той или иной басни и четыре строчки оттуда же. Коробка эта была настоящим произведением искусства: красное, зеленое, золотое, черное — вот ее цвета.

Коробка «Елка» художника Евгения Мандельберга изображала нарядно украшенную елку. Дотронувшись до картонного выступа сбоку коробки, ребенок мог по нескольку раз «менять» украшения. Обертки конфет из елочной коробки ни в коем случае не нужно выбрасывать: съев конфеты и вырезав нужные части из красиво разрисованной обертки, ребенок мог склеить много интересных игрушек для украшения настоящей елки. Как это сделать, было написано и показано в книжке-малютке, лежавшей на дне коробки, там же помещалась и новая елочная песенка, специально написанная композитором Михаилом Раухвергером.

Коробка «Театр» была сделана художниками-мультипликаторами В. и 3. Брумберг. Первое впечатление от коробки: красивая с рельефным цветным узором — и только. Но рельеф этот поднимался, и получался театрик, сцена с декорацией спектакля «Негритенок и обезьяна». Персонажи пьесы были нарисованы на конфетных обертках, их надо вырезать, наклеить на тонкий картон, который лежит внизу коробки, — и сцена заполнится актерами.

Очень интересной была коробка художника Г. Гольца с движущимся эскалатором — «ожившей лесенкой». Для нее Л. Половинкин и Н. Саконская написали впоследствии ставшую очень популярной песню «Про метро».

Анастас Иванович очень чутко относился к работникам искусства, ценил их, и прием этот прошел радостно и «очень сладко» — все столы, за которыми сидели поэты, художники, композиторы, были заставлены вкуснейшими кондитерскими изделиями.

У И. Я. Вейцера вслед за А. И. Микояном тоже возникла «идея» внести творческую инициативу в проведение елочного базара, и, только что «очнувшись» после Большого театра, я снова не только ставила постановки в Центральном детском театре, но и загорелась «елочными огнями».