Новеллы о вратаре

«Мне долго чудилось его лицо»

Итоги жеребьевки финальной части VI чемпионата мира по футболу произвели на всех специалистов и знатоков впечатление разорвавшейся бомбы.

«Судьба свела лицом к лицу, по крайней мере, трех верных кандидатов на звание чемпиона мира, а именно национальные сборные Бразилии, Англии и СССР,— писал по этому поводу журнал «Франс-футбол».— Что касается их четвертого партнера, Австрии, то, хотя ее сегодня не относят к числу фаворитов, можно не сомневаться, что она может и будет сражаться на равных с любым из своих грозных соперников».

Этот прогноз, хотя и не полностью, но оправдался. Особенно в матче третьего тура предварительных игр между Австрией и Англией. Британцам нужна была в нем победа во что бы то ни стало, она позволила бы им обойти советскую команду, австрийцы же не находили в ней ничего, кроме престижа. Но о нем они побеспокоились серьезно. Матч стал на редкость интересным, закончился вничью (2:2) и вызвал широкие отклики. Вся мировая пресса назвала героем этого состязания центрального форварда австрийцев Буцека, в течение всего матча ставившего защиту соперников в крайне тяжелое положение и беспрерывно наносившего удары по их воротам.

Ханс Буцек весьма заметная и колоритная в мировом футболе фигура. Центральный нападающий прославленных клубных команд «Виенна» и «Аустрия», он в течение десяти лет бессменно находился на острие атак национальной сборной, проведя в ее составе более сорока международных матчей.

Несмотря на свои 34 года, этот известный мастер кожаного мяча по-прежнему выступает на зеленых полях своей страны, на этот раз в составе прогрессирующего за последнее время клуба «Винер СК». Отсюда он и прислал мне ответ на мою просьбу.

К матчу СССР — Австрия на чемпионате мира 1956 года мы пришли далеко не на равных с нашими соперниками. Накануне мы проиграли Бразилии с очень крупным счетом 0:3, а русские имели очко от матча со сборной Англии.

После проигрыша хорошего настроения не бывает. Но жажда реванша, стремление восстановить свою репутацию — эти чувства всегда находят место в сердце настоящего спортсмена в трудную минуту.

Вот почему, выходя на поле, мы думали только о победе. Нам вдвойне хотелось одержать ее, чтобы доказать многочисленным «оракулам», что мы не так слабы, как нас пытаются представить. Увы, это желание в игре против сборной СССР не осуществилось.

Что я могу сообщить вам в ответ на поставленный вами вопрос. Знал ли Яшина до приезда в Швецию, слыхал ли о нем? Читал ли что-либо в прессе? Нет, не доводилось. У нас в те годы мало писали о советском спорте, а в репортажах с Олимпийских игр в Мельбурне наши газеты тоже, помнится, не очень много места отводили футболу.

Перед состязанием, когда тренер, как обычно, проводил с нами беседу о сопернике, фамилия Яшина тоже не называлась. Было просто сказано:

— Имейте в виду, что у русских хороший, надежный вратарь…

«Хороший вратарь». Это слишком общее определение. Я, несмотря на молодость, уже тогда знал, что такие слова в спорте ничего не значат. Нужны точные характеристики: действует так-то, опасен тем-то, боится того-то… Но дать всеобъемлющую характеристику вашему голкиперу руководство нашей команды не смогло или посчитало нецелесообразным. И мы горько поплатились за это.

Как сложился матч? Уже на первых его минутах мы почувствовали, что ваши ребята что-то «не в своей тарелке». Они, видно, изрядно устали после борьбы с Англией, а вышли на игру почти в том же составе. Мы, наоборот, стали все больше взвинчивать темп. Вскоре он вырос до предельного.

Советские защитники далеко не всегда успевали за нашими форвардами. Вот вышел один на один к воротам вашей команды Сенекович. Но тут же героический бросок ему в ноги совершает ваш голкипер. Через минуту он достает из «девятки» мяч, пробитый Кернером.

Перед тем, как продолжить свои воспоминания, я должен сделать одно небольшое отступление общего характера, которое, надеюсь, вы поймете правильно.

У каждой национальной сборной есть «свое лицо». Оно не всегда одинаково, команды, как и люди, в различные времена меняют свой облик. Когда-то тактику сборной Австрии называли «кружевной» за ее преклонение перед филигранной техникой, увлечение точными, но очень мелкими передачами.

Когда мне посчастливилось прийти в национальную сборную, увлечение «кружевами» было лишь воспоминанием — далеким, как детский сон. Наши тренеры и спортсмены начинали исповедовать атлетический, силовой футбол, совершенствуя и развивая еще бывшую модной в те дни в Европе систему «дубль В». Как известно, в ней большое место отводится выдвинутому вперед, на острие атаки, центральному нападающему.

Эту труднейшую и ответственную роль в сборной Австрии поручили на чемпионате мира мне. Именно в силу этого товарищи по линии нападения очень часто играли на меня, требуя одного: чтобы я забивал мячи в ворота соперников.

Я знал, что именно от меня, прежде всего, ждут результата.

Могу сказать сейчас, с дистанции прошедших лет, что в игре против сборной СССР я делал все, что мог. Во всяком случае, нисколько не жалел себя. И не только моя вина в том, что не удалось забить гола. Помешал мне это сделать ваш голкипер.

Уже на первых минутах матча я несколько раз то сам пробивался в штрафную, то проходил на ударные места в результате комбинаций, разыгрываемых моими партнерами. Четыре раза посылал мяч в «недосягаемые» места, но Яшин совершал головоломные прыжки и отражал угрозы.

Внезапно последовала контратака советских футболистов, стремительная двухходовая комбинация, и мы оказались в роли догоняющих — 0:1.

Я должен признаться, что этот столь неожиданно пропущенный гол буквально разъярил нас. Мы бросились на штурм, вели его весь первый тайм и продолжали после перерыва.

Не знаю, стоит ли описывать, как часто атаковали мы ворота советской сборной и как героически — иначе не назовешь — защищал их Яшин. Сейчас трудно вспомнить все детали, но одно могу сказать точно: его игра обескураживала. Невольно начинал думать, что с ним ничего не поделаешь. Ведь мы буквально не уходили из зоны штрафной площади, обстреливали ворота из самых различных положений, а Яшин держал счет на нуле. Я не очень люблю красивые слова, но в данном случае именно голкипер несколько раз (Сколько? Точную цифру не назовешь) спасал свою команду, показывая настоящие футбольные чудеса.

Представьте, в какую-то долю секунды мне удается проскочить на резкую низовую передачу слева, резкую, как удар кинжала, и подставить ногу. До ворот четыре метра, не больше. Мяч круто меняет направление и пулей летит в их зияющее чрево. Кажется, ничто не может его остановить. Но Яшин реагирует на удар и в почти немыслимом броске достает мяч. Мне остается только схватиться за голову. Стадион ревет от восторга. А я буквально, извините меня за это слово, вою от досады, от сознания бессилия в борьбе с этим человеком.

На этом моменте я бы хотел заострить ваше внимание. О Яшине написано, в основном журналистами, очень много восторженных слов. Но истинную цену этому человеку может знать только тот, кому доводилось играть против него. Он раздражал, заставлял волноваться, приводил то в уныние, то в ярость, то есть он лишал спокойствия — этого бесценного для каждого игрока состояния. При этом сам оставался предельно невозмутимым.

В матче, о котором я рассказываю, случилось и такое: кто-то из ваших защитников, окруженный тремя нашими игроками, решил не искушать судьбу (дело происходило в штрафной площадке) и отбить летящий на него мяч за лицевую. Но ему помешало волнение и, конечно, наши игроки. И «срезанный» мяч пулей полетел прямо на перекладину. Мы с надеждой следили за ним, хоть на этот раз улыбнулось счастье. Но его опять отнял ваш голкипер. Он увидел опасность, успел снова прыгнуть и вытащил безнадежный мяч. Другой бы после этого нещадно обругал виновника, хотя бы для того, чтобы «показать себя». Ваш голкипер как ни в чем не бывало отослал мяч на свободное место.

Это спокойствие, почти нечеловеческое хладнокровие, невозмутимость, по-моему, самые сильные качества Яшина. Во всяком случае, на меня они произвели неизгладимое впечатление. Такого я не испытывал никогда больше: ни до встречи с ним, ни после.

Прошло еще несколько минут и в ворота сборной СССР, за явную грубость одного из ваших защитников, снесшего прорвавшегося в штрафную Кернера, был назначен одиннадцатиметровый. Судьба еще раз предоставляла нам возможность спасти матч.

У меня дома есть, как, вероятно, и у многих других спортсменов, альбом с вырезками из газет, в которых говорится обо мне. В одной из статей по итогам сезона 1957 года меня называли «королем штрафных». Сообщалось, что, играя за свой клуб «Виенна», я из двенадцати одиннадцатиметровых, которые доверяли мне пробить в сезоне, все до одного реализовал. И это в самом деле так. Более того, до поездки в Швецию я не представлял, как форвард, играющий в классной команде, может не использовать такой блестящей возможности забить гол.

Поэтому, когда команда поручила мне право на удар, я отнесся к этому сравнительно спокойно — настолько, насколько можно было быть спокойным в этом крайне неспокойном матче.

Но когда судья стал в наступившей тишине отсчитывать шаги, сознание впервые — за всю мою, правда, еще не такую богатую тогда игровую практику — подсказало: «А ведь с этим вратарем все будет обстоять сложнее, чем тебе это кажется».

Я стал наблюдать за ним. Он деловито прохаживался по линии ворот, потом занял место в центре. Посмотрел в сторону, шагнул вправо и где-то метрах в полутора от себя поднял не то какой-то камушек, не то шип от бутс. И снова вернулся на свое место.

Казалось бы, ничего особенного он не сделал. Но этот безобидный эпизод вывел меня из равновесия. Ведь я думал бить именно в ту сторону, где Яшин только что готовил себе место для приземления. Я стал уверять самого себя, что это чистейшая случайность, но кто-то внутри шептал мне совсем иное: видишь, какая у него интуиция. Нет, дружок, так просто его не возьмешь…

Я потерял спокойствие и стал панически соображать, в какой же все-таки угол бить. В какой? Чтобы ответить самому себе на этот вопрос, нужно было предельно точно оценить обстановку. И я взглянул вперед. Взглянул на Яшина.

Повторяю, это был не первый в моей спортивной жизни случай, когда я выполнял пенальти. Я отлично помню, как вели себя в эти мгновенья вратари. Одни нервно покачивались из стороны в сторону, словно пытаясь «укачать» стоящего перед ними игрока, другие готовились после удара сорваться со своего места навстречу мячу, третьи переминались с ноги на ногу…

Яшин застыл в воротах, как изваяние. Никогда мне не приходилось видеть более невыразительной позы и такого спокойного, даже жестокого взгляда. Пригнувшись и устремив неподвижный взор на лежащий на специальной белой отметине мяч, советский голкипер как бы отрешился от всего на свете, кроме него. Как ни мало было времени, отпущенного в мое распоряжение, я успел подумать: «Как много я бы отдал, чтобы заглянуть сейчас в его душу». Но Яшин был непроницаем. Ко многим его достоинствам, открытым нами в ходе игры, надо добавить еще одно: превосходное умение не выдавать своих чувств, своего состояния.

Я наблюдал за ним, стараясь заметить в его поведении какой-нибудь штрих, который бы подсказал мне правильное решение, но тщетно. Раздался свисток. Огромным усилием воли я сбросил на валившуюся на сердце тяжесть. Разбежался и ударил по мячу, вложив в этот удар всю силу, всю злость и жажду гола.

Почти в тоже мгновенье я увидел лежащего на земле Яшина. Лежащего на том самом месте, где должен был просвистеть летевший в сетку мяч. Потом, словно в молчавшем телевизоре включили звук, в уши ворвался оглушительный рев трибун. Громом аплодисментов зрители приветствовали искусство спортсмена, совершившего, казалось бы, невозможное.

Австрийская пресса довольно единодушно прокомментировала этот эпизод так, что я, дескать, пробил мяч прямо во вратаря. Я не собираюсь оправдываться, тем более что сейчас это бессмысленно, но твердо знаю, что мяч шел, по крайней мере, метра на полтора-два в стороне от Яшина, причем с очень высокой скоростью. Немногие из вратарей, которых я повидал за свою жизнь в разных странах, смогли бы отбить или даже достать его. Яшин же накрыл мяч с поражающей легкостью.

И, после того как в середине второго тайма ваша команда провела второй гол, мы не успокоились. Еще несколько острых атак накатились на ваши ворота. Я лез из кожи, чтобы исправить роковую ошибку, которая, несомненно, оказала решающее значение на ход матча. Но Яшин по-прежнему играл великолепно, и силы мои постепенно иссякли.

Что еще сказать? Месяца три-четыре после чемпионата мира со мной происходило что-то странное. В первенстве страны резко упала результативность. Я не забил четыре пенальти подряд, и это право стали предоставлять другому.

— Что с тобой происходит? — спрашивали тренеры, родные, товарищи.

Я только пожимал плечами. Разве мог я объяснить им, что каждый раз, когда звучит свисток судьи, мне чудится в воротах могучая фигура Яшина. Мне чудится его лицо. Сознайся я в этом, меня бы приняла за больного. А тем не менее все это было так, именно так…

Во время шведского турнира футбольный мир узнал и признал много молодых талантов. И среди них одним из первых — Льва Яшина.

Сейчас его слава безмерна, и я боюсь, что не смог своим рассказом ничего добавить к ней. Но эпизоды, которые до сих пор остались в памяти, позволят, быть может, лучше понять, сколь велико было его личное воздействие на соперника, на его волю и психику. Мы, естественно, никому не признавались в этом, но Яшин, стоило сыграть против него хоть раз, становился занозой в нашем сознании.