Новогодний бой (с иллюстрациями)

Глава 15. «Онслоу» поврежден

Кумметц, стоящий на адмиральском мостике «Хиппера», в этот момент был крайне обеспокоен ходом битвы, которая развивалась как-то странно и неопределенно. Начиналась она согласно заранее составленному плану. Зато сейчас все перепуталось и пошло наперекосяк.

Как уже говорилось, 6 эсминцев Кумметца были развернуты строем фронта с интервалами 15 миль между кораблями. «Хиппер» находился в 15 милях за кормой самого северного эсминца, а «Лютцов» — на таком же расстоянии за кормой южного. Тяжелые корабли разделяли 75 миль.

Он все еще двигался на северо-восток, намереваясь выйти в точку, из которой следовало повернуть на восток и начать двигаться вдоль линии курса конвоя. Однако в 7.15 он прошел за кормой конвоя, не подозревая об этом. Через 3 минуты были замечены 2 силуэта, и «Экольдт» был отправлен проверить, что это.

Донесения наблюдателей еще больше усилили напряжение, царившее на мостике «Хиппера». Кумметц с тревогой ждал сообщения с «Экольдта», которое, как он надеялся, прояснит ситуацию и скажет, с кем ему придется сражаться. Ожидание… ожидание… Это было хуже всего. Атаковать конвой очень легко. На бумаге. Но что делать, если в сознании крутятся слова «…действовать осторожно даже против неприятеля, равного по силе, так как нежелательно подвергать крейсера особому риску»?

9 минут спустя Кумметц сам смог увидеть силуэты, мелькающие среди снежных зарядов. Однако они казались не более чем черными пятнышками на мутном серо-черном фоне.

Кумметц заметил: «Вероятно, наши эсминцы заняли неправильную позицию. Я повернул «Хиппер» в направлении силуэтов, чтобы сократить видимый профиль, а также понять наконец, что это такое, перед тем как объявить тревогу».

Он отдал приказ командиру «Хиппера» капитану 1 ранга Хартманну, и в 7.42 крейсер лег на курс 100°, почти точно на восток. Одновременно он приказал уменьшить скорость до 10 узлов, и теперь крейсер догонял конвой очень медленно. Теперь он получил достаточно времени, чтобы разобраться в происходящем.

Через 5 минут справа по носу был замечен более крупный силуэт, и «Хиппер» повернул на курс 110°. Затем возбужденные наблюдатели начали сообщать о появлении все новых силуэтов. Наконец, к 7.53 было замечено 9 силуэтов. «Это может быть только конвой», — заявил Кумметц.

Однако было еще слишком темно, чтобы начинать атаку, а потому через минуту «Хиппер» развернулся и пошел прочь от конвоя.

Кумметц вспоминал:

«Обнаружение конвоя разом сняло все напряжение. Я должен был атаковать его днем, так как ночной бой крейсеров с эсминцами потребовал бы от нас предельного напряжения. Еще не было поздно! Я был убежден, что второй подобный шанс нам представится нескоро. Все зависело от того, сумеем ли полностью использовать представившуюся возможность.

Лишь в ходе скоротечного сражения можно было решить проблему опасности торпедной атаки и таким образом избежать серьезного риска, что предписывала полученная мной директива адмирала Клюбера.

Все, что я мог сделать в данный момент, — отделить эсминцы, чтобы они могли поддерживать контакт. Кроме того, следовало подготовиться к атаке на рассвете, как нам было предписано. Нам повезло, что мы достаточно быстро обнаружили конвой. Но нам повезло бы еще больше, если бы мы заметили его на час раньше, потому что сейчас «Лютцов» находился в 75 милях южнее. Он просто не успевал подтянуться, чтобы атаковать на рассвете».

В 8.00, когда транспорты еще не подозревали, что немцы уже преследуют их, а Шербрук отдал команде «Онслоу» распоряжение позавтракать к 9.00, «Хиппер» передал «Экольдту» приказ преследовать конвой. Через 2 минуты последовала радиограмма, адресованная всему соединению:

Чтобы к рассвету оказаться на исходной позиции для атаки, Кумметц снова развернул крейсер и пошел вслед за конвоем, увеличив скорость до 20 узлов.

«Я решил использовать преимущество предстоящих нескольких часов сумерек, что было исключительно важно для операции. Поэтому «Хиппер» должен был атаковать на рассвете, даже если эсминцы не присоединятся к нему, «Экольдт» должен был продолжать преследовать конвой», — писал Кумметц. Он добавил, что не могло быть и речи о присоединении эсминцев к «Хипперу» и «Лютцову» в темноте из-за опасности спутать их с англичанами.

Пока Кумметц принимал эти очевидные решения, примерно в 8.30 «Обдьюрейт» заметил «Экольдта» и его товарищей, болтающихся за кормой конвоя, и предупредил капитана 1 ранга Шербрука. Шербрук приказал выяснить, что это за корабли.

Когда Склатер повернул, чтобы выполнить приказ, Кумметц решил, что с приближением рассвета ему следует разделить свои эсминцы. В 9.07 он радировал:

Радисты крейсера еще не закончили передавать радиограмму, как наблюдатели сообщили, что снова видны силуэты по крайней мере 5 кораблей.

Через 5 минут, в 9.15, Кумметц, который старался подвести «Хиппер» поближе к конвою, решил, что замеченное ему не нравится. Он писал: «Видимость очень плохая. Все расплывается. Я не могу понять, с кем имею дело — со своими или с противником. Видны 10 кораблей, часть из которых похожа на эсминцы. И нельзя сказать уверенно, что среди них нет наших эсминцев, преследующих конвой. Поэтому особенно важно обменяться опознавательными сигналами».

Капитан «Хиппера» выбрал ближайший эсминец и приказал запросить опознавательные. Но ответа на мигание прожектора не последовало. Тем временем «Экольдт» радировал:

Вскоре поступила радиограмма от капитана 1 ранга Штанге, который находился далеко на юге. Он сообщил, что «Лютцов» идет на северо-восток со скоростью 26 узлов.

В этот момент были замечены вспышки выстрелов в том направлении, где раньше были видны силуэты. «Очевидно, стреляют наши эсминцы», — заметил Кумметц. Действительно, это были «Экольдт», Z-29 и «Бейтцен», которые стреляли по «Обдьюрейту».

Теперь «Хиппер» приближался к конвою с северо-запада. На экране его радара картина была совершенно запутанной. 203-мм орудия крейсера были заряжены фугасными снарядами. Они были более действенными против тонких корпусов торговых судов и эсминцев, чем бронебойные. Даже близкий разрыв засыплет корабль градом стальных осколков.

Командир «Хиппера» Хартманн и его артиллерист внимательно следили за происходящим в бинокли. Далеко впереди, справа про носу, еле различимые в слабом свете утра, были видны силуэты транспортов. Они глубоко сидели в воде, так как их трюмы были полны оружия для России. Однако на ветре у конвоя появился британский эсминец, который начал ставить дымовую завесу. Он мчался полным ходом. Дым, который валил из труб, стелился по воде, превращаясь в непроницаемую черную пелену. Вскоре конвой окажется в полной безопасности, так как на экране радара по-прежнему мелькали хаотичные отметки. «Хиппер» ни за что не осмелится пройти сквозь завесу, так как на другой стороне его вполне могли караулить эсминцы, чтобы тут же атаковать торпедами.

Этому кораблю нужно было помешать, если немцы на что-то рассчитывали. Хартманн запросил разрешение адмирала открыть огонь и получил его. Капитан повернул «Хиппер» влево, чтобы ввести в действие все 4 башни. 9.42. Через несколько мгновений орудия «Хиппера» с грохотом выплюнули 8 снарядов, которые легли совсем рядом с эсминцем. (Это был «Акейтес».) Последовали еще несколько залпов, и офицер-корректировщик доложил, что цель накрыта и вероятно достигнуто попадание.

Внезапно наблюдатели увидели справа по носу еще один британский эсминец, который стремительно шел навстречу «Хипперу». Кумметц и Хартманн разом сообразили, что он находится в очень удобной позиции для торпедной атаки. Этим эсминцем был «Онслоу», за которым следовал «Оруэлл», но его немцы пока не видели. «Онслоу» открыл огонь и почти тут же слегка изменил курс влево, чтобы держаться между «Хиппером» и конвоем.

Но, как правильно догадался Шербрук, немцы очень боялись возможных торпедных атак и совершенно неправильно истолковали его поворот. В бортовом журнале «Хиппера» появилась запись:

«9.44. С юго-запада появился эсминец и круто повернул влево. Он выпустил торпеды».

Хартманн немедленно приказал повернуть лево на борт и взять курс на северо-запад, чтобы повернуться кормой к «Онслоу» и «Оруэллу». В этом случае площадь мишени для английских торпед резко сокращалась. Но, выполнив поворот, крейсер начал удаляться от конвоя, чего, собственно, и добивался Шербрук. Чтобы окончательно укрепить миф о торпедной атаке, кто-то на борту «Хиппера» сообщил, что видит приближающуюся торпеду.

Таким образом страх и живое воображение помогли отваге Шербрука. Первую атаку «Хиппера» против конвоя 2 эсминца отразили, спекулируя угрозой торпедной атаки. Пчела умирает, использовав свое жало. «Онслоу» и «Оруэлл» находились в аналогичном положении. Если они используют свое жало — торпеды, пока еще ожидающие своей очереди в аппаратах, — и промахнутся, «Хипперу» больше нечего будет опасаться. И тогда эсминцы наверняка будут уничтожены огнем тяжелых орудий.

После поворота «Хиппер» открыл огонь из кормовых башен, но снаряды начали падать между «Онслоу» и конвоем. Вероятно, он вел огонь с помощью радара. Как только крейсер повернул, Кумметц отправил радиограмму остальным своим кораблям:

Хотя Кумметц был вынужден временно отойти, действия эсминцев Шербрука вызвали у него искреннее восхищение. Он писал:

«Английские эсминцы вели себя очень умело. Они расположились в таком месте между «Хиппером» и конвоем, что было невозможно прорваться к транспортам. Они также очень эффективно использовали дымовые завесы, с помощью которых пытались укрыть транспорты. Они уклонялись от огня «Хиппера», используя маневры уклонения и ставя дымзавесы. Их относительное положение вынуждало «Хиппер» согласиться с риском торпедной атаки, если крейсер попытается использовать свои орудия».

Кумметц понял, что во время первой атаки конвоя Шербрук переманеврировал его. Но Кумметц приготовился ко второй атаке. В 9.57 он повернул «Хиппер» на восток, лег на курс параллельно «Онслоу» и «Оруэллу» и открыл огонь из всех орудий. Однако эсминцы начали яростно отстреливаться, и через 3 минуты «Хиппер» отвернул на северо-восток и скрылся в дымке.

На этот раз Кумметц отошел от конвоя подальше, хотя теперь он уже не мог обстреливать транспорты из-за плохой видимости и неэффективного радара. Теперь следовало дождаться появления «Лютцова», у которого будут неплохие шансы атаковать конвой с юга. Затем он увидел, как британские эсминцы спокойно разворачиваются у него на правой раковине. Они вели себя довольно нахально, но при этом аккуратно держались между «Хиппером» и конвоем.

Через 4 минуты, в 10.04, Кумметц решил совершить третью попытку. На этот раз «Хиппер» повернул на юго-восток, чтобы сблизиться с «Онслоу» и «Оруэллом». В течение 4 минут крейсер шел прямо на эсминцы, его 203-мм орудия вели непрерывный огонь. Хотя 2 британским эсминцам пришлось маневрировать, чтобы уклониться от снарядов, они упорно шли на восток, по-прежнему отрезая Кумметца от конвоя.

В 10.08 он снова повернул на северо-восток и прекратил огонь, словно для того, чтобы перевести дух. В 10.30 немецкий адмирал решил в четвертый раз попытаться атаковать конвой и повернул «Хиппер» на юго-восток. Он намеревался обстрелять упрямых англичан всем бортом. 8–203-мм и 6–105-мм орудий должны были раздавить пару эсминцев. Одновременно он радировал своему соединению:

Радиограмма была крайне неточной, так как с ним сражались только 2 эсминца — «Онслоу» и «Оруэлл». «Обидиент» и «Обдьюрейт» шли на соединение с конвоем. «Акейтес», уже получивший тяжелые повреждения, продолжал выполнять свой долг — ставил дымовую завесу.

3 эсминца Кумметца пристроились за кормой «Хиппера», который увеличил скорость и открыл беглый огонь по «Онслоу» и «Оруэллу». Они в это время находились чуть впереди траверза крейсера. Дуэль была неравной. Как только артиллеристы «Хиппера» пристреляются по «Онслоу», эсминец будет обречен.

8–203-мм орудий крейсера давали залп весом более 2000 фунтов. 6–105-мм орудий добавляли еще 300 фунтов. Немцам могли отвечать 2 орудия «Онслоу» (еще 2 замерзли), залп которых весил 96 фунтов, а 4–102-мм орудия «Оруэлла» выпускали снаряды общим весом 124 фунта. Более 2200 фунтов против 220 фунтов! «Хиппер» имел огромное преимущество, так как снаряды британских эсминцев могли нанести ему лишь ничтожные повреждения, тогда как любой снаряд крейсера мог отправить эсминец на дно.

На мостике «Онслоу» все люди были заняты и полностью поглощены своим делом. Например, Мерчент продолжал готовить данные для торпедного залпа на случай, если все-таки придется пустить в ход торпеды. Позднее он писал: «После завершения первых приготовлений к бою мои мысли полностью переключились на расчет аппарата. Эти люди находились на верхней палубе позадь трубы, следили за смутным огромным силуэтом противника и терпеливо ждали приказа «Развернуть на левый борт». (Или на правый, если так будет нужно.) Они переговаривались между собой, полностью доверяя торпедисту Фрэнки Тиббсу, несокрушимой твердыне, на которой держалось все. Таким же надежным был и его заместитель, старшина-торпедист, который вселял в других уверенность личным примером, своей надежностью и рвением.

Мои мысли, как это часто случается, постоянно улетали в прошлое, к тем дням, когда я мальчишкой обучался на борту ЕВК «Ганг». Меня совершенно захватила картина в комнате отдыха, изображающая какой-то бой периода Первой Мировой войны. Колонна линкоров шла в бурном море под слабым светом молодого месяца. На переднем плане был виден один из эсминцев охранения. Его торпедные аппараты были развернуты на борт, и там, где тени были особенно густыми, виднелись сгорбленные фигуры расчета. Люди напряженно всматривались в темноту, в которой могла таиться опасность. Под картиной виднелись слова: «Когда ты странствуешь по морю, я всегда буду с тобой». Все это промелькнуло в голове в считанные секунды. Но я ощущал, что за внешним бездействием таится страшное внутреннее напряжение. Ведь именно от них может зависеть исход сегодняшнего дела».

Вайатт следил за курсом «Онслоу», одновременно наблюдая за «Хиппером», и отдавал приказы рулевому, когда это было необходимо. Шербрук планировал бой, как хороший шахматист, пытаясь предугадать дальнейшие ходы «Хиппера» и его сопровождения.

Орудия А и X все еще не удавалось ввести в действие. Расчеты пытались закрыть замки весьма неортодоксальным способом — стуча по ним снарядами. Стволы орудий В и Y были покрыты льдом от долетавших из-за борта брызг. Хотя каждое из них сделало более 60 выстрелов и должно было разогреться, лед отказывался таять.

Уилсон аккуратно поворачивал КДП вслед за темным силуэтом «Хиппера». Когда в 10.04 крейсер в третий раз повернул на «Онслоу» и открыл огонь, Уилсон немедленно ответил. Через несколько секунд флагмана поддержал «Оруэлл», который все еще находился в 5 кабельтовых за кормой «Онслоу». И снова зловещие красные вспышки пробежали по силуэту «Хиппера», когда 203-мм орудия дали залп.

Шербрук сказал Вайатту: «Поворачивайте на параллельный курс».

Вайатт наклонился над переговорной трубой и приказал: «Право 15. Курс ноль-восемь-ноль».

В течение 4 минут тяжелые снаряды рвались в опасной близости от крошечных эсминцев. Затем в очередной раз силуэт крейсера начал сокращаться, и орудия «Хиппера» умолкли.

«Он отворачивает!»

«Лежит на курсе 45°»

«Что он намерен делать?»

Затем силуэт опять стал длиннее. Время 10.11.

«Он опять поворачивает».

«Курс 80°».

«Смотрите — снова открыл огонь!»

«Оператор радара говорит, что видит снаряды, вылетающие из орудий».

А ведь это действительно было возможно. Крошечные метки отделялись от большой, которая изображала крейсер, и неслись к «Онслоу».

«Снаряды идут… ближе… прямо… правее… уходят вправо…»

8 снарядов легли в 150 ярдах от «Онслоу» по идеальной прямой, пересекая его курс, и взорвались, подняв высокие фонтаны воды.

«Снаряды идут… ближе… правее… уходят вправо…»

Еще 8 снарядов разорвались в 150 ярдах впереди. Артиллеристы «Хиппера» преувеличивали скорость «Онслоу».

«Черт, какой маленький разброс!»

Артиллеристы «Хиппера» не пытались накрыть снарядами какую-то площадь. Орудия крейсера наводились так, что снаряды ложились по прямой, а не зигзагом.

«Снаряды идут… подходят…»

«Попытаться уклониться, сэр?»

Артиллеристы «Хиппера» уже нащупали дистанцию, теперь им оставалось подправить прицел. Они стреляли очень быстро.

Каждые несколько секунд два орудия «Онслоу» давали ответный залп. Дым и запах сгоревшего кордита от орудия А несло на мостик. Но никто этого не замечал, так как эсминец оказался в серьезной опасности. Весь бортовой залп тяжелого крейсера был нацелен прямо на него. Мерчент стоял на левом крыле мостика, Шербрук находился в нескольких футах от него. Вайатт стоял возле компаса чуть сзади. Уильямс находился в задней части мостика на левом крыле, рядом с ним стоял один сигнальщик, а второй дежурил на правом крыле.

Четыре залпа — более 4 тонн взрывчатки — и все мимо. Вайатт в переговорную трубу отдал приказ рулевому еще раз изменить курс в отчаянной попытке обмануть наводчиков «Хиппера».

«Снаряды идут… подходят… уходят влево…»

Тяжелый удар заставил эсминец вздрогнуть, осколки пролетели над квартердеком. Первый снаряд пятого залпа взорвался рядом с левым бортом «Онслоу». Зазубренный кусок стали пробил обшивку и влетел в машинное отделение. Остальные 7 снарядов легли перелетом.

«Править на разрывы!»

«Лево 20, курс ноль-семь-ноль».

«Снаряды идут… подходят… уходят вправо…»

Серия ударов встряхнула корабль еще раз. Осколки просвистели над мостиком, стоящих там людей обдало брызгами. Снова первый снаряд залпа взорвался в нескольких футах от левого борта между орудиями А и В, сделав в борту вмятину глубиной 6 дюймов. Остальные 7 снарядов взорвались по правому борту.

«На разрывы!»

«Машинное отделение сообщает о повреждениях…»

«Лево 10. Курс ноль-шесть-ноль».

«Снаряды идут… подходят… ближе…»

Оператор радара прожил еще какие-то доли секунды, хотя вряд ли успел осознать, что снаряды падают прямо на него.

Позади мостика прогремел ужасный взрыв. Пятый снаряд залпа под углом 10° к траверзу проскочил над 25-футовым катером и врезался в верхнюю кромку трубы. Он вспорол трубу сверху донизу. Ударная волна пошла вниз по трубе, открыв заслонки кожуха котла и выбив предохранительный клапан, который сразу начал травить пар высокого давления. Пар тут же пошел вверх, расплываясь над кораблем каким-то диковинным плюмажем.

Осколки изрешетили трубу, и она стала напоминать перечницу. Сотни острых, словно бритва, кусочков стали полетели вперед, пронизав обе рубки радаров. Оператор был убит на месте. Часть осколков перерезала антенны, изрешетила КДП, ударила по задней части мостика. Наблюдатель правого борта погиб. Один осколок, отразившись от антенны артиллерийского радара на крыше КДП, ударил Шербрука в лицо.

Хотя люди на мостике едва не оглохли от взрыва и ужасного свиста струи пара, они продолжали выполнять свои обязанности. Да, корабль получил попадание. Да, стоны смертельно раненного сигнальщика били по нервам, но они были обязаны увести корабль от новых снарядов. Вайатт впился взглядом в компас.

«Лево 10. Курс…»

Через несколько мгновений Мерчент услышал, точнее, ощутил, что справа от него кто-то тихо охнул. Он обернулся и увидел, что лицо Шербрука превратилось в кровавую маску. Вайатт, поняв, что корабль получил попадание где-то позади мостика, обернулся и увидел Уилсона, стоящего в КДП. Артиллерист что-то кричал. Потом он посмотрел вперед и увидел, что его шинель забрызгана кровью. Сначала штурман решил, что он ранен, но потом он увидел Шербрука.

Прежде чем кто-либо успел броситься на помощь капитану, прогремели еще два взрыва, на которые наложился грохот выстрелов. В носовой части эсминца мелькнула двойная вспышка, которая показала, что еще два снаряда «Хиппера» попали в цель. Почти немедленно перед мостиком взвилось пламя. Загорелись кордитовые заряды, которые превратили полубак в настоящий ад.

Шербрук («Было трудно понять, как он вообще что-то видит и говорит», — писал позднее Вайатт) понял, что следующее попадание может стать роковым для «Онслоу». В любом случае эсминцу следовало немедленно повернуть и снизить скорость, чтобы ветер не раздувал пожары.

«Право на борт, штурман. Поставьте дымзавесу и уменьшите скорость до 15 узлов».

Мерчент немедленно нажал кнопку «Дымовая завеса», а Вайатт крикнул в переговорную трубу: «Право 10, снизить обороты до 15 узлов».

«Онслоу» накренился при повороте, и стреляные гильзы со звоном покатились по палубе. Весь полубак перед мостиком был охвачен огненным вихрем. Пляшущие языки пламени казались неестественно яркими в арктическом полумраке. Они резко контрастировали с черным дымом и белым паром, валившими из трубы. В свете пламени можно было увидеть мертвых и раненных моряков, лежащих вокруг орудий А и В.

Остин на «Оруэлле», который шел за кормой «Онслоу», видел немецкие залпы, падающие вокруг головного эсминца. Затем мелькнула вспышка попадания в трубу, за которой последовали еще две в носовой части корабля. «Онслоу» весь окутался облаком дыма и пара, внутри которого мигало багровое сияние. Остин подумал, что «Онслоу» может взорваться, и приказал повернуть влево, чтобы обойти его.

Через несколько мгновений он заметил, что флагман поворачивает вправо. Артиллеристы «Хиппера» немедленно перенесли огонь, и 203-мм снаряды с угрожающим постоянством начали падать вокруг «Оруэлла». Остин приказал поставить дымовую завесу, чтобы прикрыть «Онслоу».

Одновременно ему пришлось решать, что же делать дальше. Так как «Онслоу» вышел из строя, то главной целью «Хиппера» станет «Оруэлл». Кроме того, лишь эсминец Остина в данный момент мог удержать крейсер от нападения на конвой.

Принять решение следовало немедленно. Если он попытается атаковать торпедами немецкий корабль, атака, скорее всего, закончится гибелью эсминца, благодаря подавляющему превосходству «Хиппера» в огневой мощи. Атаковать? Или лучше отвернуть и прикрыть поврежденный «Онслоу»? Но в этом случае «Хиппер» сможет свободно атаковать конвой.

Перед Остином стоял тяжелый выбор, и его решение могло привести к гибели корабля со всем экипажем.

Но тут он увидел, что расплывчатый силуэт «Хиппера» снова меняет размеры. В тот же момент перестали падать снаряды. Немцы сами приняли за него решение. «Хиппер» повернул и пошел на восток, скрывшись во мраке налетевшего снежного шквала. Остин с облегчением повернул «Оруэлл» назад и пошел к горящему эсминцу.

На мостике «Онслоу» все еще командовал Шербрук, упорно утверждавший, что может оставаться здесь.

«Я боюсь, что большая часть расчетов орудий А и В погибла, сэр».

«Хиппер» перенес огонь на «Оруэлл».

«Примите рапорт из машинного отделения о повреждениях».

«Вам нужна помощь, сэр. Я послал за санитаром».

«Нет-нет, я могу видеть, — возразил Шербрук. — Где «Обидиент»?»

«Примерно в 5 милях к югу от нас, сэр. «Оруэлл» присоединился к нам».

«Хорошо. В одиночку ему пришлось бы тяжело».

На мостик начали поступать рапорты с различных постов.

Одно из последних двух попаданий пришлось между орудиями А и В почти на уровне верхней палубы. Снаряд сделал пробоину 6 на 5 футов. Ударная волна и осколки уничтожили почти весь расчет орудия А. Почти целиком погибли аварийная и пожарная партии носовой части. Осколки перебили электрические кабели, продырявили все паропроводы и вентиляционные шахты в отсеке. Один особенно крупный осколок пропорол ствол орудия А. Немедленно вспыхнул сильный пожар.

Второй снаряд попал в носовую надстройку под орудием В. Взрыв вспорол стальную обшивку, как картонную коробку. Осколки пробили орудийный щит, находившийся на расстоянии 10 футов, убили почти всех артиллеристов и заклинили само орудие. Взрыв уничтожил группу подачи боеприпасов, которая оказалась совсем рядом с точкой попадания. Вспыхнул второй большой пожар, чуть выше и позади первого. Он охватил старшинский кубрик, находящийся прямо под мостиком. Кордитовые заряды, которые группа подачи подняла из погреба к орудию В, немедленно загорелись, помогая огню распространяться дальше.

Тем временем Вайатт и Мерчент пытались убедить Шербрука спуститься вниз на перевязку. Говорить на мостике было трудно, как все заглушал свист пара, выходящего через предохранительный клапан. Буквально в нескольких футах внизу бушевал пожар, и мостик был окутан дымом. Шербрук категорически отказался и остался командовать кораблем, несмотря на ужасную рану.

Мерчент отправил на бак лейтенанта Льюиса Кинга, чтобы точно установить размер повреждений, особенно важны были размеры и места пробоин. Посыльный был отправлен за врачом.

Холланд сидел в крошечном лазарете на две палубы ниже мостика, ожидая, когда к нему принесут раненых. Через плечо у него висела санитарная сумка, а в кармане на манер автоматической ручки торчал шприц.

Примчался запыхавшийся посыльный, который еле сумел выдавить: «Вас просят на мостик, сэр».

«Я помню, что пришел в ужас от мысли, что понадобился, что кому-то нужна моя помощь. Я не знал, кто пострадал, и понимал одно — мне нужно идти», — вспоминал Холланд.

Оставив молодого фельдшера Хенли дежурить в лазарете, он поднялся на мостик. Еще по дороге он услышал грохот и почувствовал ядовитую вонь сгоревшего кордита, горящей краски и дыма.

Холланд увидел стоящего у нактоуза Шербрука, по лицу командира текла кровь. В пляшущих отблесках пламени врач сразу заметил, что рана очень тяжелая. Осколок раздробил левую скулу, нос и левую часть лба. То, что осталось от левого глаза, свисало на щеку.

«Я боюсь, мне придется увести вас вниз, сэр».

«Вы не можете залатать меня прямо здесь?»

«Нет, сэр. Я боюсь, вам придется спуститься к себе в каюту».

Когда Шербрук услышал, что течь в машинном отделении невелика и ее уже заделали, он позволил уговорить себя спуститься с мостика. Перед этим он вызвал Мерчента.

«Торпедист, вы остаетесь за старшего, пока меня штопают внизу. Сообщите на «Обидиент» о происшедшем и прикажите ему временно принять командование. Сделайте, что сможете, с пожарами. Так как теперь от нас не слишком много пользы, было бы недурно присоединиться к конвою и вызвать наши крейсера. Сообщайте мне обо всем происходящем».

Холланд помог почти ослепшему капитану спуститься по трапу в его походную каюту, которая находилась под мостиком. Она была очень тесной: койка, стол, раковина для умывания. Электрическое освещение не работало, так как кабеля были перебиты. Кто-то принес керосинку.

Шербрука положили на койку, он уже почти ничего не видел. Вестовой командира Фрезер держал тусклую лампу, пока Холланд перебинтовывал раны, стараясь остановить кровотечение из носа. Шербрук не проронил ни слова. Наконец перевязка была закончена, и Холланд сделал ему инъекцию морфия.

«Следите за кровотечением и сразу сообщите мне, если состояние командира изменится», — приказал Холланд Фрезеру и отправился заниматься остальными ранеными.

Позднее он писал: «Когда я вышел из капитанской каюты, мне показалось, что корабль имеет страшный крен. Повсюду клубился густой дым, вонь горящей краски била в нос. Добираться до трапа мне пришлось буквально наощупь.

Можно сказать, что я пришел в ужас. Причем я не знал, что же именно меня так испугало. Какое-то неясное ощущение собственной беспомощности. Впервые в жизни у меня подогнулись колени. Я подумал, что никто не допускал мысли, что капитан будет ранен. Он был столпом, на котором держалось абсолютно все. Мы были убеждены, что он будет стоять несокрушимо даже тогда, когда все вокруг лягут. Но, как бы то ни было, я понимал, что, будь у меня хоть малейший шанс, я должен подняться на ноги. Однако у моих возможностей были свои границы. Я помню, что неожиданно подумал, что оставил свой спасательный жилет в лазарете для матроса, который должен был лежать в постели с тонзиллитом. Потом выяснилось, что он очень помог санитарам, перенося раненых на корму. Он больше не жаловался на свою болезнь. Похоже, нервное потрясение вылечило его!»