Новогодний бой (с иллюстрациями)

Глава 22. Томительная ночь

В течение этой богатой событиями ночи, пока 4 британских эсминца отражали нападение карманного линкора, тяжелого крейсера и 6 эсминцев, имевших на своей стороне все мыслимые преимущества, РВМ в Берлине не имело вообще никаких сведений о ходе боя.

Адмирал Кранке, находившийся в Вольфшанце, потребовал от оперативного отдела сообщать по телефону любые новости, как только они будут получены. Кранке помнил, что Гитлер очень беспокоился за судьбу тяжелых кораблей.

Поэтому в 10.30 Кранке сумел доложить Гитлеру, что крейсера установили контакт с английским соединением в 9.36. Он прочитал ему радиограмму Кумметца: «Веду бой с конвоем в точке 73°27′ N, 28°50′ О, курс 90°, скорость 10 узлов».

Когда подошло время очередного совещания, представители армии, Люфтваффе и флота докладывали о положении о фронтах. Однако новостей у Кранке к этому времени не появилось. События на Восточном фронте не вызывали особой радости, поэтому фельдмаршал Кейтель постарался завершить свой доклад побыстрее. Он свернул карты и ответил на вопросы, которые задал Гитлер. Наконец настала очередь Кранке.

Адмирал положил перед собой два розовых бланка, на которых были наклеены ленты, вышедшие из телетайпа. На бланках стоял красный штамп: «Секретно! Только для командования!»

Кранке сказал Гитлеру, что получены 2 радиограммы. Первая от адмирала Кумметца: «Прервать бой и отходить на запад». Она была отправлена в 11.49.

Вторая была отправлена в 11.45 подводной лодкой U-354, которая первой заметила английский конвой. В ней говорилось: «По нашим наблюдениям, битва достигла апогея. Я вижу только красное зарево».

Гитлер согласился с тем, что, если верить этим радиограммам, операция против конвоя проходит согласно плану.

Однако во второй половине дня не поступило новых сообщений, исключая короткую радиограмму Кумметца о том, что в 22.00 его корабли отходят к точке рандеву. Адмирал Кранке позднее писал: «Из этого я сделал вывод, что наши корабли не получили никаких повреждений, так как их скорость составляла не меньше 20 узлов. Я также сообщил Гитлеру, что потеряна связь с эсминцем «Фридрих Экольдт».

Во время вечернего совещания он доложил об этом Гитлеру, но тут в зал вошел адъютант и передал адмиралу розовый бланк. Он был озаглавлен: «Получено по телефону от службы радиоперехвата».

«Рейтер сообщает. 31 декабря, 20.05. Сегодня утром британские корабли имели столкновение с вражескими силами в полярных водах. В ходе последовавшего боя один вражеский крейсер был поврежден и отошел. Один вражеский эсминец получил несколько попаданий. Когда его видели в последний раз, он тонул. Операция продолжается».

Всего лишь сутки назад Гитлер заявил адмиралу, что его корабли «ничего не делают. Они бестолку стоят в фиордах, совершенно бесполезные, как большие кучи металлолома». А теперь Кранке должен был сообщить ему достаточно неприятную новость, полученную к тому же из английских источников. Гитлер внимательно следил за адмиралом. Кранке пишет:

После совещания Кранке сделал все возможное, чтобы раздобыть свежую информацию. «Учитывая нетерпение фюрера и неопределенность положения, я предложил оперативному отделу РВМ запросить результаты боя в виде короткой радиограммы. Например, крейсерскому соединению предлагалось ответить «J», если задача выполнена успешно»[28].

Оперативный отдел передал это предложение адмиралу Редеру. Однако тот, хотя и знал причину, отказался вызывать корабли, находящиеся в море. Существовала опасность, что английская служба радиопеленгации определит их местонахождение, и тогда противник получит возможность нанести удар.

Кранке так описал дальнейшие события: «После ужина, в 22.00 я получил приказ прибыть на совещание по вопросам организации морских перевозок. Обсуждение закончилось в 23.50. В начале совещания я доложил, что возвращение крейсеров задерживается на 3 часа. Причина была неизвестна. Это могли быть повреждения крейсера, о которых сообщали англичане, могли быть поломки на эсминцах, сильное волнение или ветер.

Но, так или иначе, фюрер потребовал немедленно передать ему любое донесение, как только оно поступит. Он все еще надеялся успеть до наступления Нового Года объявить об уничтожении конвоя, либо, в крайнем случае, сделать это утром 1 января. Так как не поступало никаких сведений об участии в бою английских крейсеров или других крупных кораблей, и фюрер, и я были настроены оптимистично».

Хотя совещание закончилось в 23.50, никто не отправился спать. Даже если бы это была обыкновенная ночь, Гитлер устроил бы легкий ужин с чаем и бутербродами, а потом вызвал бы пару секретарш, Мартина Бормана, Еву Браун, и началась бы пустая болтовня. Эта компания была способна трепаться до самого утра о различных предметах, в которых никто из них не разбирался.

Новогодняя ночь не стала исключением. Незадолго до полуночи начал звонить телефон, а потом потянулась вереница посетителей, которые хотели лично поздравить фюрера и пожелать ему счастья в новом году: фельдмаршал Кейтель, генерал Йодль, маршал Геринг, Риббентроп — который потерял все свое влияние, Геббельс и еще несколько приближенных. Все они играли давно заученные роли, исполняя надоевший ритуал, который позволял им оставаться в свите фюрера.

Гитлер принимал поздравления и заверения в преданности. Каждые полчаса он звонил Кранке, чтобы узнать о новостях. Время шло — 2 часа, 3 часа, 4 часа, Кранке постоянно названивал в оперативный отдел, однако там ему не могли сказать ничего.

«В 4.15, незадолго до того, как фюрер отправился спать, я посетил его и сказал, что останусь ждать известий. Как только он проснется, то ему сразу обо всем доложат. Фюрера это очень рассердило», — писал Кранке.

Кранке приказал дежурному офицеру оперативного отдела позвонить, как только что-нибудь прояснится, и тоже отправился спать.

Адмирал Кумметц стремился как можно быстрее вернуть свои корабли в Альтен-фиорд. Но при этом уже на входе в фиорд, ведущий к якорной стоянке, «Хиппер» едва не был торпедирован бывшей немецкой подводной лодкой. Как уже говорилось ранее, одной из британских подводных лодок, патрулирующих возле норвежского побережья в ожидании немецких кораблей, была ЕВК «Граф».

Эта лодка начала свою жизнь в июне 1941 года как U-570. В августе она впервые вышла в море, причем из 43 человек экипажа только 4 имели какой-то боевой опыт. Подводная лодка попала в зону плохой погоды и поднялась на поверхность. Но тут ее атаковал патрульный «Хадсон» Берегового Командования, который сбросил несколько глубинных бомб. Их взрывы вынудили U-570 остаться на поверхности. Ее командир поспешил сдаться, размахивая в знак капитуляции одной из своих белых рубашек. Несколько часов самолеты Берегового Командования кружили над лодкой, передавая по радио разнообразные угрозы на случай, если капитан лодки вздумает что-либо предпринять. Наконец подоспели корабли, и лодка была занята абордажной командой. После ремонта она вошла в состав Королевского Флота под новым названием. После похода в Бискайский залив лодка снова вернулась в норвежские фиорды, из которых год назад, но с немецким экипажем, она отправилась в свое первое плавание. Теперь немецкая лодка должна была охотиться за немецкими же кораблями.

«Граф» патрулировала у входа в Сорей-Зунд, длинный и узкий пролив, который вел к якорным стоянкам в Альтен-фиорде. 1 января в 1.06 ее командир заметил крейсер примерно в 7,5 милях на западе. Он на высокой скорости шел к проливу. Подводная лодка не имела возможности сманеврировать, чтобы выйти на удобную для атаки позицию, поэтому командиру пришлось ограничиться наблюдением.

Однако он догадался, что следом за крейсером могут идти другие корабли, и прошел 5 миль на запад, чтобы приблизиться к линии курса, по которой «Хиппер» вошел в пролив. Через 3 часа его терпение было отчасти вознаграждено. Он увидел на западе 2 эсминца, которые шли на юг в 4 милях от лодки. Через 8 минут были обнаружены еще 2 эсминца, следующие в противоположном направлении. Они остановились, и «Граф» атаковала их торпедами, но попаданий не добилась.

«Хиппер» получил радиограмму адмирала Клюбера, отправленную в 2.45, в которой запрашивался краткий отчет об успехах и ситуации. Адмирал Кумметц уже приготовил такой отчет, и в этот момент его зашифровывали, готовя к передаче. «Хиппер» уже вошел в фиорды, и можно было не опасаться, что передача выдаст его координаты английским кораблям.

Однако сейчас его радисты были слишком заняты передачей распоряжений буксирам и береговой базе. Первый отчет ушел в эфир только в 4.10, и он был очень кратким. Кумметц сообщал, что 5-я флотилия эсминцев прочесывала район, «Хиппер» и «Лютцов» держались сзади. «Хиппер» заметил конвой, «Экольдт» начал слежение, потом «Хиппер» вел бой с британскими крейсерами и эсминцами. Причем сначала крейсера тоже были приняты за эсминцы… «Лютцов» и эсминцы также приняли участие в бою. «Хиппер» повредил 3 эсминца и вероятно потопил один. «Экольдт» попал под огонь английских крейсеров, когда добивал поврежденный эсминец. Помочь ему было невозможно. Соединение отошло на запад, а «Хиппер» добился попадания в крейсер… И ни одного упоминания об английских торговых судах.

В 6.00 «Хиппер» наконец бросил якорь в Каа-фиорде. Кумметц отметил в журнале, что для составления полной картины боя ему необходимо получить рапорты с остальных кораблей.

Все офицеры на «Хиппере» и «Лютцове» страшно устали. Похоже, они не догадывались, что адмирал Клюбер в Нарвике, адмирал Карле в Киле, адмирал Редер в Берлине, адмирал Кранке и сам Гитлер в Вольфшанце нетерпеливо ждут новостей. Они спокойно уселись завтракать, готовя рапорты о бое.

Наконец в 10.15 Клюбер радировал Кумметцу:

В Вольфшанце Кранке поднялся в 9 утра. Он ожидал, что ему передадут полный отчет оперативного отдела о ходе операции «Регенбоген» и сообщения о ее успешном завершении. Однако он не получил ничего. Обозлившись до предела, он принялся звонить в оперативный отдел. Но там тоже почти ничего не знали. Около 8.00 в РВМ позвонил из Киля дежурный офицер штаба Группы ВМФ «Север» и доложил: «В 2.40 соединение командира крейсерских сил вошло в Альтен-фиорд. Адмирал Клюбер получил только обрывки радиограмм, которые не были приняты в штабе Группы «Север». Согласно сообщению, вряд ли крейсера прорвали завесу охранения. В ходе боя они встретили 2 крейсера, которые не сразу были опознаны как корабли этого класса. «Экольдт», вероятно, был обстрелян крейсером. Подробности не известны. «Хиппер» получил попадание в котельное отделение, в самолетном ангаре начался пожар.

На основании радиограммы U-354, в которой упоминалось «красное зарево», фюрер ожидал победы немецкого оружия. Британские эсминцы отброшены, а торговые суда, которые везли английское и американское оружие русским, уничтожены. Успех операции против конвоя PQ-17 создал прецедент, и Гитлер ждал его повторения. Если Люфтваффе сумели почти уничтожить конвой, то Кригсмарине…

Однако вскоре после того как Кранке положил телефонную трубку, ему принесли сообщение из Берлина от адмирала Редера. На бланке имелась пометка «Доложить фюреру». Редер утверждал, что подробное донесение уже отправлено. Передавать любые радиограммы, пока корабли находятся в море, слишком опасно, и детальный отчет будет получен, когда «Хиппер» пришвартуется в гавани. Редер сообщал, что не только телефонные линии неисправны, но вдобавок из-за «атмосферных помех» радиосвязь тоже работает крайне ненадежно. Сообщение Редера завершалось фразой: «Я рассчитываю получить ответы на все вопросы к вечеру».

Когда Кранке сообщили, что фюрер поднялся в 10.30, он доложил, что детальное описание операции вскоре будет получено по телетайпу. Точно зная, что на дневном совещании Гитлер потребует от него новостей, Кранке буквально из кожи лез, чтобы эти самые новости раздобыть. Но, несмотря на постоянные телефонные звонки в РВМ и штаб Группы ВМФ «Север», он так ничего и не узнал. «Я снова подчеркнул, что мне крайне необходимо получить отчет для доклада фюреру, но мне отвечали, что телефонные линии повреждены», — писал Кранке.

Опасаясь самого худшего, Кранке отправился на дневное совещание. «Я сообщил фюреру все, что мог.»

Но это был еще легкий ветерок по сравнению с тем штормом, который постепенно надвигался на командование флота. Было совершенно ясно, что, по мнению Гитлера, он столкнулся с неповиновением. Он уже подчинил себе армию и захватил полный оперативный контроль над действиями сухопутных сил, несмотря на первоначальное сопротивление Генерального штаба. Флот все еще сопротивлялся, но эта твердыня держалась лишь потому, что Гитлер всерьез ее не штурмовал. А теперь, доложив, что подводная лодка видела «красное зарево», адмиралы не могут сообщить ему факты и цифры.

Кранке продолжает: «Он пришел в крайнее возбуждение и приказал мне отправить радиограмму, требуя рапорта от флотского командования. Я передал этот приказ Вангенгейму[29].

За этим последовали новые замечания фюрера, который возбуждался все больше. Он говорил о бесполезности крупных кораблей, о нехватке способностей и отваги у части старых морских офицеров. Мне пришлось оставить даже саму мысль о протестах. Он даже сказал, что мы осмеливаемся атаковать торговые суда, только если они не отстреливаются».

Тем временем адмирал Кумметц, все еще находящийся на борту «Хиппера», получил отчет капитана 1 ранга Штанге о действиях «Лютцова». В 12.26, когда в Вольфшанце Кранке выслушивал нотации Гитлера, Кумметц отправил свой второй рапорт. Судя по всему, Кумметц просто не представлял себе того напряжения, которое сейчас воцарилось в ставке фюрера. Он писал:

«Группа «Лютцова» столкнулась с крайне плохой видимостью. Были отмечены 2 попадания снарядов среднего калибра. Попадания вызвали пожар на одном судне. Корабли группы повреждений не получили.

Согласно наблюдениям «Бейтцена», подтвердилось потопление вражеского эсминца «Экольдтом».

Экипажи вели себя образцово, Личный состав машинных отделений «Хиппера» заслуживает особого упоминания за ремонт повреждений, полученных в бою. Задача была трудной из-за непродолжительности светлого времени. Выражаю мнение, что командиры сделали все возможное в рамках полученных директив[30]. Командующий крейсерскими силами».

Даже после дневного совещания адмирал Кранке все еще не имел никакой информации. Поэтому он прекрасно представлял себе, в каком опасном положении он оказался. Он продолжал звонить в РВМ в Берлин, пытаясь убедить командование флота, что информация нужна ему немедленно, но штаб ничего не мог сделать. Новостей из Альтен-фиорда не было.

Чтобы поторопить своих адмиралов, оперативный отдел отправил адмиралу Карлсу приказ: «Главнокомандующий требует срочно отправить рапорты Кумметца и группы «Лютцова», а также детальный перечень всех радиограмм с указанием времени отправки, получения и прочих подробностей с самого начала боя. Командующему силами ВМФ в Северных водах и командиру Группы ВМФ «Север» представить рапорты с объяснением причин задержки».

Адмиралу Кранке, сидевшему в своем кабинете в Вольфшанце, оставалось лишь терпеливо ждать и надеяться, что фюрер немного остынет. В 17.00 зазвонил телефон. Гитлер хотел видеть адмирала немедленно.

Разразился настоящий кризис. Крейсера вышли в море для атаки британского конвоя, произошло сражение, а теперь следовало расплачиваться за проигрыш. Что последствия будут тяжелыми, было уже совершенно ясно, хотя Гитлер не имел никаких сведений, кроме переданных ему самим Кранке.

Разумеется, Кранке не знал, что бой завершился неудачей для немцев. Вообще никто за пределами Альтен-фиорда не подозревал, что операция провалилась. Адмирал отправился в кабинет фюрера. Вот его рассказ о том, что произошло дальше:

«В 17.00 за мной прислал фюрер, который поинтересовался новостями. Он метался по комнате в страшном возбуждении. Гитлер говорил, что это чудовищное неповиновение — отказ информировать его. Такое поведение адмиралов и весь ход боя показывают, что корабли совершенно бесполезны. Они только служат питательной средой для революции, бесцельно отстаиваясь на якоре и не желая вступать в бой.

Так произошло в свое время с Флотом Открытого Моря, сказал он и добавил, что принял окончательное решение избавиться от этих бесполезных кораблей. Он найдет более полезное применение личному составу, оружию и броне. «Немедленно сообщите об этом гросс-адмиралу Редеру».

Я попытался успокоить его и сказать, что мы должны дождаться рапорта. Однако он не дал мне произнести ни слова и выгнал меня. Я сообщил обо всем гросс-адмиралу».

Так Гитлер решил пустить на слом свой надводный флот: 3 линкора, 2 карманных линкора, 2 линейных крейсера, 2 тяжелых и 4 легких крейсера должны были превратиться в металл. Отныне германский флот не должен был иметь кораблей крупнее эсминца.

Поздно вечером адмирал Кумметц, собрав рапорты «Лютцова» и всех эсминцев, наконец подготовил третье сообщение, в котором дал детальное описание боя. Оно получилось довольно длинным, и было решено отправить его тремя частями: две по радио и третью по телетайпу с крейсера «Кёльн», который имел телефонную связь с берегом.

В 17.00, когда Гитлер окончательно пришел в бешенство и сказал Кранке, что решил «разделаться с этими бесполезными кораблями», адмирала Кумметца вызвали к радиотелефону для разговора с адмиралом Клюбером, находящимся в Нарвике.

Этот разговор дает прекрасное представление об образе мыслей адмирала Кумметца. Мы приводим его полностью по германским источникам.

Кумметц: «Это командующий крейсерскими силами. Хайль Гитлер».

Клюбер: «Это командующий силами ВМФ в Северных морях. Хайль Гитлер. Я получил приказ главнокомандующего передать вам несколько вопросов и потому вызвал вас к радиотелефону. Кроме того, я должен передать вам приказ командующего Группой ВМФ «Север», принятый по телетайпу: «Командующему крейсерскими силами и «Лютцову»: немедленно представить детальный рапорт и соответствующий обзор операции «Регенбоген», который затребован верховным командованием. В нем должен быть подробный отчет о действиях «Лютцова» и полученных результатах. Согласен с прекращением боя после уточнения вражеских сил. Главнокомандующий».

Кумметц: «Вы получили разбитый на части отчет, части с первой по третью, первые две по радио, третья по телетайпу?»

Клюбер: «Я получил вашу короткую радиограмму от 21.00 вчерашнего дня и передал ее дальше по радиотелефону и телетайпу как «Особо срочную», как от меня требовали. Затем в начале вечера мы получили короткое сообщение, касающееся группы «Лютцова», но не получили третье сообщение».

Кумметц: «Мне только что сообщили, что третье донесение не зашифровано, потому что нет шифровальных машин. Поэтому его отправили в Боссекоп (штаб на берегу), чтобы его там обработали. В этих трех сообщениях я изложил все, о чем упоминал в кратких донесениях. Теперь я могу быть более пространным и ответить на вопросы Группы ВМФ «Север». В отношении расхода боеприпасов у меня еще нет данных на руках. Я отправлю их с пометкой «Особо срочно» по телетайпу.

Для начала я должен повторить, что не понимаю, почему у всех создалось впечатление большого успеха. Если у меня нет результатов, я ни на что и не претендую. Я еще не решил заявить, что у меня вообще ничего нет. Я не виноват в том, что именно так было истолковано донесение командира подводной лодки о «красном зареве». Я не мог подтвердить это заявление, так как уже возвращался.

Я верю, что в штабе не осознали всех трудностей, которые возникли передо мной. Я ни секунды не сомневался в существовании таких трудностей. Весь опыт учений и ход войны показали, как сложно сломить сопротивление дисциплинированного соединения прикрытия конвоя. Это требует большого времени, даже если оно состоит только из эсминцев. И очень редко удается прорваться к транспортам конвоя, если его эскорт не уничтожен.

В моем распоряжении было ограниченное время. Если говорить точнее, в этих широтах светлое время, то есть сумерки, длится не более 2 часов. Плотная облачность не улучшает видимость. Я предпринял последнюю атаку конвоя в 11.00 группами «Хиппера» и «Лютцова». Они действовали совместно в разомкнутом строю. Это было рискованно, так как приближалась темнота, и полученные инструкции не советовали делать это. Во время последней атаки «Лютцов» обстрелял несколько транспортов из тяжелых и средних орудий, но видел только 2 попадания. Затем он перенес огонь на эсминец. Сам «Лютцов» обстреляли 2 эсминца. Как я уже говорил, видимость была отвратительной.

К этому времени уже почти полностью стемнело. Кроме того, в районе боя были поставлены многочисленные дымовые завесы. «Хиппер» снова имел стычку с вражескими эсминцами. Вдобавок из тумана появились новые корабли противника, и около 11.30 тоже вступили в бой. Сначала мы решили, что это эсминцы. Но так как огонь велся снарядами с донными взрывателями, мы их не опознали как 152-мм.

Это сделал командир «Лютцова», который в 12.20 имел стычку с этим кораблем, но и то лишь после окончания боя. В полутьме было крайне трудно опознать класс корабля и различить своих и чужих. Долгое время офицеры «Хиппера» и мой штаб не знали, с кем мы столкнулись — с крейсерами или эсминцами. Поэтому я сообщил, что в составе эскорта крейсеров нет.

Эта группа, вероятно, действовала, держась за пределами досягаемости радара «Хиппера». Я не мог сообщить об обнаружении крейсера, потому что сам узнал об этом слишком поздно. Хотя, как я уже говорил, на самом деле мы сражались с крейсерами.

В таких условиях приходилось вести усиленное наблюдение, чтобы уклоняться от торпед. Так как риск нарваться на торпеду был велик, я решил не сближаться более. Однажды мне пришлось удержать командира «Хиппера». Действия «Лютцова» в ходе боя я одобрил.

Я должен был держать все силы вместе, то есть эсминцы рядом с крейсером, гак как иначе картина боя была бы полностью смазанной. Лишь однажды я смог послать группу «Экольдта» добить поврежденный эсминец. Эту задачу выполнил в одиночку сам «Экольдт». Это заняло некоторое время. Намереваясь продвинуться чуть дальше, он натолкнулся на вражеское крейсерское соединение. Оно состояло не из крейсера и эсминца, а из 2 легких крейсеров.

В 11.40 «Экольдт» передал по радиотелефону на «Хиппер»: «Вижу крейсер и эсминец по пеленгу 300». В 11.43 он передал: «Они стреляют по мне». В этот момент вклинился «Бейтцен» и передал: «Нет! Британские крейсера!» Это сообщение подтвердил «Экольдт». Позднее нам не удалось связаться с ним ни на какой волне.

Судя по всему, он решил, что сближается с «Хиппером», но на самом деле это был британский крейсер. Поэтому он был застигнут врасплох. Это очень хорошо показывает сложности, которые существовали при опознании своих и чужих кораблей и их типов. А ведь в этом случае обманулся очень опытный командир флотилии эсминцев. Поэтому было бы совершенно неправильно отсылать эсминцы. Контакт с ними был бы потерян и восстановить его вряд ли удалось бы.

Это не дневной бой, а столкновение в сумерках. Можно видеть лишь очень ограниченное пространство. Вражеские эсминцы держались на пределе досягаемости артиллерии и торпед. Мы не использовали торпеды, так как это было совершенно бессмысленно. Вражеские эсминцы свободно маневрировали на большом расстоянии. «Хиппер» получил возможность выпустить торпеды по крейсеру, но не сделал этого, потому что круто повернул, чтобы выйти из-под обстрела, даже не успев использовать собственные тяжелые орудия.

Сейчас я вижу, на какие вопросы я еще не ответил. На большинство из них я послал ответ в предыдущем сообщении.

На первый. Да, я видел конвой. По крайней мере, 6 транспортов и несколько кораблей эскорта, их классы я определить не смог. От первого боя, когда «Хиппер» сражался без своих эсминцев, у меня осталось впечатление, что он оттянул на себя вражеский эскорт из 4 или более эсминцев. С конвоем остались только корветы.

На второй. Я надеялся, что «Лютцов», подходя с юга, выйдет на транспорты. Я знал, что условия видимости на юге хуже. Однако «Лютцову» не повезло, так как он увидел конвой уже в темноте и снежных зарядах. Он обстрелял конвой, видел столбы дыма, но не мог сближаться больше в такой неясной обстановке, не идя на серьезный риск. Я согласился с таким решением. Затем он повернул и направился на восток, намереваясь продолжить бой в более удобном северо-восточном секторе вместе с «Хиппером», как уже говорилось. Его эсминцы примкнули к нему сразу. Он не отослал их по той же причине, что и «Хиппер».

На шестой. Отдельных рапортов о результатах нет. В то время я даже не знал о вероятной гибели «Экольдта». Поэтому я решил, что сообщать не о чем. Потом, разумеется, я отправил сообщение по радио, как только смог.

О наших потерях. Я могу только сказать, что связь с «Экольдтом» прервалась. Повреждения «Хиппера» в то время не были точно определены. Я еще не получил сообщения от этого корабля. Я видел черный дым, идущий из трубы. Это могло быть попадание в машинное отделение. Сразу после этого я не заметил снижения скорости. Об этом я не сообщал. Позднее я не мог сделать это, так как должен был соблюдать радиомолчание. Но главной причиной было то, что положение становилось все сложнее. Сначала пошли перебои в машинном отделении № 3. Потом эта турбина вообще встала. Затем начались сбои в машинном отделении № 2, и эта турбина тоже отказала. Выяснилось, что не хватает котельной воды. Чтобы не сжечь котлы, скорость была снижена до 15 узлов. В противном случае я мог бы дать 18 узлов. Когда я дал первую радиограмму, скорость не превышала 25 узлов. Мне кажется, что теперь я сообщил все, что только может относиться к делу».

Клюбер: «Хорошо. Большое спасибо за подробный и откровенный отчет. Я передам его дальше как можно быстрее, поэтому надеюсь, что все будет в порядке. Для нас на берегу совершенно ясно, что мы слишком оптимистично восприняли ваши первые радиограммы, поэтому не направили самолеты и подводные лодки вперед по курсу конвоя. Своевременное указание на это было бы для меня очень полезным. Однако общее суждение остается за верховным командованием.

Я уверен, что никто не сможет и не пожелает осуждать ваши решения, так как их может принимать только командир, находящийся в районе боя. Ваше соединение сделало все, что от него зависело, так же, как и я. И если в этом году вам еще раз поручат такую же трудную задачу, я могу лишь пожелать, чтобы условия были лучше, да и успехи тоже. — Клюбер».

Кумметц: «Большое спасибо. Еще два замечания. Первое, я могу снова повторить, что должен был бы сообщить об успехах, пусть даже небольших. О своих потерях тоже следовало сообщить. Но я всегда считал, что отсутствие донесений означает то, что сообщать не о чем. Во-вторых, в отношении операции «Аврора». Я полагаю, что в условиях полярной ночи эта задача невыполнима. Одиночный корабль не подходит для ночного боя. Каждый ночной бой в той или иной степени дело случая. Здесь, на севере, пока нет света для дневных операций. Оперативная зона ограничена полярными льдами. А когда свобода маневра ограничена, трудно уклониться от боя. Риск непропорционален успехам. Хайль Гитлер. — Кумметц».

Клюбер: «Я передам ваше мнение командующему Группой ВМФ «Север». Еще раз благодарю. Хайль Гитлер».

Детальный отчет, о котором говорилось ранее, и на который ссылался адмирал Кумметц в разговоре с Клюбером, не был зашифрован «из-за отсутствия шифровальных машин». В результате он двигался с совершенно фантастическими задержками.

После того как отчет был написан Кумметцем на борту «Хиппера», который стоял на якоре в Каа-фиорде, его следовало зашифровать для передачи по радио или телетайпом. Эти шифры менялись 1 числа каждого месяца.

Так как «Хиппер» и Лютцов» находились в море последние 2 дня декабря, они не получили новые экземпляры шифровальных книг. Так как оба корабля стояли на якорях, а не у своих обычных буев, они не имели телефонной связи с берегом и потому не могли использовать телетайпы. Поэтому было решено отправить рапорт через крейсер «Кёльн», который был пришвартован неподалеку, так как на нем имелись копии новых шифровальных книг, и он был связан со штабом Группы ВМФ «Север» телетайпом. «Кёльн» мог передать первые две части по радио, а третью телетайпом.

Поэтому единственный катер «Хиппера» был отправлен на «Кёльн». Пакет должен был лично доставить один из офицеров крейсера. Было уже 16.00, и ночь наступила чуть раньше. Катер отошел от «Хиппера», но никуда не прибыл, так как отказал мотор.

Машинист и рулевой выбивались из сил, однако катер дрейфовал по бухте еще больше часа, прежде чем они сумели запустить мотор снова. Путешествие к «Кёльну» продолжилось. Наконец порученец встретился со связистом «Кёльна», чтобы зашифровать приказ.

Однако на этом приключения пакета не закончились. Связист, чувствуя себя крайне неловко, принялся извиняться. Конечно, сегодня в самом деле 1 января, однако новые шифры еще не прибыли… наверное, копии имеются в Боссекопе…

Боссекоп был деревенькой в 15 милях к северу от Каа-фиорда, где стоял «Хиппер». Он находился у подножия гор в устье реки Альтен, известной своими лососями. Там была создана немецкая база, так как телефонные линии уже связывали Боссекоп с внешним миром.

Снова катер «Хиппера» отправился в странствие сквозь полярную ночь. Ему предстояло пройти 15 миль, но вскоре катер оказался в крутящейся мгле, так как на фиорд опустился туман. Очень быстро они сбились с пути.

В конце концов катер все-таки добрался до Боссекопа, отчет был зашифрован и отправлен по телетайпу. Он прибыл в Берлин в оперативный отдел РВМ в 19.00, с опозданием в 3 часа. Адмирала Редера немедленно вызвали в штаб, и он ознакомился с отчетом. Затем он вызвал по телефону Вольфшанце и в 19.25 переговорил с Кранке. Он коротко пересказал отчет о бое, и Кранке записал от руки. Когда гросс-адмирал закончил, они обменялись неизменным «Хайль Гитлер», и Кранке отправился перепечатывать отчет. Фюрер в это время спал, поэтому Кранке распорядился вызвать его, когда Гитлер проснется.

Вызов пришел в 20.15, адмирал схватил отчет и пошел к фюреру. Хотя документ был озаглавлен «Операция «Радуга», ход боя в нем был обрисован в самых мрачных красках. Гитлер, наливаясь желчью, читал: «Наши силы не смогли прорвать завесу охранения британских эсминцев… «Хиппер» был захвачен врасплох и получил 3 попадания… его скорость сократилась до 18 узлов, а временами падала до 15 узлов… «Экольдт» по ошибке принял британский крейсер за «Хиппер». Поэтому он приблизился к вражеской эскадре и был внезапно потоплен… После повреждения «Хиппера» был отдан приказ прервать бой и отходить».

Вскоре после того как злосчастный отчет попал-таки к Гитлеру, началось обычное вечернее совещание. Фюрер ничуть не успокоился, и сообщение адмирала Редера не заставило его остановиться и поразмыслить. Он уже принял решение в припадке бешенства, решение, не основанное ни на каких логических предпосылках, даже не узнав результатов боя, и менять его не собирался.

Совещание развивалось по тому пути, которого больше всего опасался адмирал Кранке. «Последовал новый взрыв ярости, которую еще больше распалило сообщение, что бой не был доведен до конца. Фюрер заявил, что это типично для германских кораблей, но британские поступают совсем наоборот. Они, верные своим традициям, сражаются до конца.

Он хотел бы видеть армейское подразделение, которое поступило бы подобным образом. Командир этого подразделения был бы тут же расстрелян. Фюрер заявил что это конец германского Флота Открытого Моря. Я получил распоряжение передать гросс-адмиралу, что фюрер желает видеть его немедленно, чтобы лично сообщить о своих окончательных решениях.

Я сообщил об этом главнокомандующему флотом по телефону, постаравшись смягчить выражения. После совещания Гитлер оставил при себе фельдмаршала Кейтеля и полковника Шерфа. Потом Шерф сказал мне, что он готовил письменные приказы».

Кранке понял, Редеру сейчас просто опасно встречаться с фюрером, так как Гитлер непрерывно бушевал уже несколько часов подряд. Поэтому Кранке встретился с морским адъютантом фюрера фон Путткамером, чтобы договориться об отсрочке визита Редера, насколько это удастся. Им удалось прийти к соглашению, и встреча Гитлера с Редером была назначена на 4 января.

Теперь оставалось сделать только одно: сообщить всему миру о битве. Англичане сделали это сразу в своем заявлении вечером 31 декабря. Затем, 2 января было выпущено немецкое коммюнике. Это не была легкая лакировка правды, этакое манипулирование словами, чтобы представить события в наиболее благоприятном свете. Коммюнике было просто нагромождением лжи.

В нем говорилось:

В действительности вместо «повреждения нескольких крейсеров» немцы сумели причинить лишь легкие осколочные повреждения «Шеффилду» и «Ямайке», причем команды крейсеров потерь не имели. Одно торговое судно получило несколько попаданий осколками. Потопленный «эсминец» в действительности был тральщиком «Брэмбл». Ни один транспорт и ни один эскортный корабль даже не видел торпед, не говоря уже о том, что никто не был потоплен. Ирония судьбы заключается в том, что немцы даже не упомянули о своем истинном успехе — «Акейтесе».

С точки зрения Адмиралтейства, это коммюнике вскрыло один интересный факт. Немцы так и не поняли, что британские крейсера не входили в состав непосредственного сопровождения конвоя. В очередной раз англичане одержали победу в пропагандистской войне.