На ЕВК «Тайн», плавбазу эсминцев, отшвартованной в Гаттер-Саунд, якорной стоянке эсминцев в Скапа Флоу, монотонно трещал телетайп. Его рычаги печатали кажущуюся бессмысленной последовательность знаков. На самом деле это был шифрованное сообщение, приказ, который привел к победе, равной которой в мировой истории не было.
Этот приказ был адресован 8 офицерам, обозначенным различными буквами в заголовке. Одним из них был D-17. Эта аббревиатура означала командира 17-й флотилии эсминцев.
Приказ был расшифрован и отпечатан. 21 декабря копия была доставлена на эсминец «Онслоу» в каюту капитана 1 ранга Шербрука. На конверте была пометка «Лично командиру». Вскрыв конверт, он прочитал приказ, которому предстояло кардинально изменить его жизнь, хотя Шербрук пока об этом не подозревал. Приказ исходил от адмирала Тови.
«Конвой JW-51B состоит из 16 судов. Выходит их Лох Ю 22 декабря. Скорость продвижения 7,5 узлов. Эскорт из Лох Ю: «Брэмбл» (командир флотилии тральщиков), «Блэнкни», «Ледбюри», «Чиддингфолд», «Рододендрон» «Хонисакл», «Ноферн Гем», «Визалма».
Командир 17-й флотилии эсминцев должен присутствовать на совещании 22 декабря, поэтому он должен самостоятельно выйти на «Онслоу» в Сейдис-фиорд. «Ориби», «Обидиент», «Обдьюрейт», «Оруэлл», «Бульдог», «Акейтес» должны прибыть в Сейдис-фиорд утром 23 декабря.
Командир 17-й флотилии эсминцев должен вместе с этими кораблями встретить конвой в точке «С». Когда эсминцы встретят конвой, эскортные миноносцы типа «Хант» должны сопровождать, пока позволяют запасы топлива, а потом вернуться в Сейдис-фиорд».
Человек, который читал этот приказ, был высоким и стройным. Тонкие черты лица, рано поседевшие волосы, зачесанные назад с высокого лба, дополняли его облик. Роберт Сент-Винсент Шербрук, которого обычно называли Руперт, чтобы не путать с дядей, происходил из семьи потомственных морских офицеров. Шербруки жили в Окстон-Холле в Нью-Арке, графство Ноттингемшир, с XV века.
Они был командиром 17-й флотилии эсминцев и командиром «Онслоу» всего 4 недели. Его штаб состоял из молодых, энергичных офицеров, которые уже были ветеранами русских конвоев, которые пока еще плохо знали своего командира и пытались оценить, с кем им пришлось служить. На первых порах они были склонны к довольно критическим оценкам. По их мнению, новый командир был прямой противоположностью капитану 1 ранга Г. Т. Армстронгу, который обладал общительным и волевым характером. Штаб его почти боготворил. Шербрук был сдержанным, говорил тихо и очень мало. В нем практически не было искусственной общительности, которую в морских офицерах воспитывает кают-компания. Однако он не был таким же сухарем, как его предок по материнской линии мрачный адмирал сэр Джон Джервис, который стал графом Сент-Винсент после победы у мыса Сент-Винсент в 1797 году. Шербрук был слишком замкнутым и скромным, чтобы, начиная бой, заявить, как «старина Джарви» в подобном случае: «В данный момент Англии совершенно необходима победа». Он мог думать так и верить в это, и даже отдать жизнь ради этого, но никогда не решился бы сказать об этом вслух.
И внешне Шербрук был далек от расхожего стереотипа моряка: вежливые манеры, задумчивость, изящные руки, пальцы пианиста. Любой, кто видел его в первый раз, с трудом мог представить себе Шербрука на мостике. Он был одним из лучших писателей своего времени, типичный преподаватель Оксфорда и прекрасный эксперт по старинной керамике.
Шербрук еще раз перечитал приказ и приказал вестовому собрать штаб в своей каюте на совещание вечером после обеда. Ему повезло со штабом. Хотя Шербрук еще ни разу не проходил «Русский маршрут», они делали это неоднократно. Они просто жили арктическими конвоями. Жизнь за пределами Полярного круга казалась им неестественной. Все разговоры вертелись вокруг конвоев и связанных с ними боев. Они были молоды и опытны, и они исполняли свои обязанности с чувством уверенности и превосходства над противником, которое было воспитано многовековыми традициями Королевского Флота.
Шербруку повезло в том, что он принял эту команду у Армстронга, который, благодаря своему сильному характеру и личной энергии, довел «Онслоу» и всю флотилию до высшей степени эффективности. Причем добился он этого без крика и запугиваний. Офицеры и матросы делали для него все возможное просто потому, что сами этого желали, и не потому, что боялись своего командира, хотя за свое характерное лицо Армстронг и получил прозвище «Клюв».
В тот вечер офицеры обедали, как обычно, в кают-компании, а Шербрук, как все капитаны, — в своей каюте, один со своими мыслями. Он был опытным офицером и хорошим моряком. И теперь ему предстояло серьезнейшее испытание его тактических и профессиональных способностей, но повышенная сложность Шербрука не пугала. Все, кто с ним когда-либо служил, отмечали его спокойствие. Он никогда не участвовал в перешучивании и сплетнях, которыми обменивались стоящие на мостике, очень редко начинал разговор и говорил очень тихо, и лишь когда это было необходимо. Однако за этой внешне невыразительной и спокойной манерой поведения крылся живой и острый ум.
Его эсминцы могли прикрывать один из линкоров Флота Метрополии, но Шербрук всегда представлял себе, что это конвой. И что он должен делать, если внезапно появится немецкий линкор в сопровождении эсминцев — прямо под тем облачком? Он должен был найти ответ как можно быстрее. А потом подвергнуть этот ответ скрупулезному анализу, может быть, для того, чтобы убедиться в его неправильности и найти нечто иное. Внезапная воздушная атака с того направления… что тогда? Вопрос и ответ, критика и анализ, Шербрук занимался этим постоянно.
А молодые офицеры, стоявшие рядом с ним на мостике «Онслоу», в первые несколько недель думали, что Армстронг был совершенно прав, когда предупреждал их, что им придется столкнуться с человеком, совершенно не похожим на него. Пока они не брались судить о Шербруке, как о морском офицере, потому что в критических обстоятельствах тихоня может действовать ничуть не хуже шумной личности. (Обаятельный, темпераментный и эгоцентричный Нельсон… суровый, молчаливый и всегда мрачный граф Сент-Винсент прекрасно показали себя в годы войны. Два прямо противоположных характера дали один и тот же результат — победу.) Офицеры просто оценивали его как человека, держа в уме определенную мерку.
Когда в 1939 году Европа начала медленно сползать к войне, флот начал поиски способных офицеров с опытом командира. Именно тогда капитан 2 ранга Шербрук получил эсминец. В декабре он получил «Коссак» — один из знаменитых эсминцев типа «Трайбл». В составе флотилии 2 эсминца были оборудованы в качестве лидеров.
Командир флотилии капитан 1 ранга Вайэн командовал «Африди», а Шербрук получил второй. Во время злосчастной Норвежской кампании «Африди» был поставлен в док на ремонт, и Вайэн перевел туда Шербрука, забрав у него «Коссак». В результате Шербрук не участвовал в захвате «Альтмарка», когда Вайэн и «Коссак» вдохнули новую жизнь в старый клич: «Флот здесь!»
Шербрук получил Орден за выдающие заслуги, когда командовал «Коссаком» во время Второй битвы у Нарвика. Эсминец был тяжело поврежден. Когда Шербрук привел его в Саутгемптон на ремонт, то получил еще один однотипный эсминец «Матабеле». В течение года он выполнял обычные обязанности, которые возлагаются на эсминцы Флота Метрополии.
Затем он получил четвертую нашивку и был переведен в Адмиралтейство в качестве «вахтенного офицера». Это позволило Шербруку лучше представить себе общую картину войны, хотя в то время эта самая картина была довольно безрадостной.
После этого Шербрука на год отправили во Фритаун. Потери от атак немецких подводных лодок у берегов Северной Африки стали угрожающими, и он должен был наладить систему ПЛО. Наконец, в ноябре 1942 года Шербрук был назначен командиром 17-й флотилии эсминцев.
После обеда 5 офицеров штаба пришли в каюту Шербрука, которая занимала всю ширину корабля. Посреди передней переборки находилась дверь, с одной стороны от которой располагался диван, а с другой — книжная полка. У левого борта стоял неизменный стол под зеленым сукном со стульями вокруг него. У правого борта стояли письменный стол и кресло, У задней переборки был установлен такой же неизменный камин с фальшивым электрическим огнем, который должен был несколько смягчать суровость обстановки.
Старшим офицером штаба был капитан-лейтенант Том Мерчент, высокий и разговорчивый. Темные вьющиеся волосы окружали его приветливое лицо. Когда Том говорил, он имел привычку жестикулировать. Вообще он относился к жизни не слишком серьезно, если только речь не шла о его служебных обязанностях. Он являлся старшим торпедным офицером флотилии и одновременно исполнял обязанности начальника штаба, то есть был прямым заместителем Шербрука. В 1938–41 годах Мерчент служил на линкоре «Ройял Соверен» и первые 2 года войны прикрывал трансатлантические конвои Великобритания — Галифакс. Он присутствовал при разоружении французской эскадры в Александрии. Мерчент был назначен на «Онслоу», когда эсминец еще строился, и оказался среди офицеров «стоящих в очереди» на верфи с сентября по октябрь 1941 года.
Следующим был лейтенант Питер Вайатт, старший штурман флотилии. Он также являлся и штурманом «Онслоу». Плотный, высокий мужчина с окладистой черной бородой, он был колоритной личностью. Мундир казался на нем совершенно чуждым. Вайатту больше подошел бы пиратский костюм, сабля на боку и нож в зубах. До войны он служил на Китайской станции. (Его жена осталась в Гонконге, когда Вайатт был направлен в Персидский залив. На попала в руки к японцам, когда те захватили остров.) Первые несколько месяцев Вайатт прослужил на кораблях, охранявших восточные конвои. Затем он был отправлен в Красное море, где сражался с итальянцами, а потом на Средиземное. Лишь оттуда Вайатт попал на «Онслоу».
Старшим артиллеристом корабля был лейтенант Дж. М.Э. Уилсон, известный как «Пушка» или Макро. Именно так звучало его второе имя. У него также имелся «титул», дарованный неугомонным капитаном 1 ранга Армстронгом год назад. Во время рейда на Вагсё Уилсон сбил высоко летящий немецкий самолет всего лишь 2 выстрелами из ископаемой 102-мм зенитки, установленной вместо торпедного аппарата. Это так восхитило Армстронга, что тот сразу окрестил своего артиллериста «Сэр Макро Уилсон, баронет, губернатор Подветренных островов».
Те, кто служил с Уилсоном, считали его типичным артиллерийским офицером: среднего роста, крепкого сложения, с обаятельной улыбкой, всегда очень сдержанный, если дело касается флота. Он был достаточно волевым человеком, чтобы противостоять наскокам Вайатта и Мерчента.
Единственным офицером Добровольческого Резерва в штабе Шербрука был лейтенант Р. Берд, офицер систем противолодочного оружия. Его звали либо Дикки, либо «Пинг», что напоминало шум асдика. Берд был пухлым и круглолицым, с неисчерпаемым чувством юмора. Он служил на «Бервике», когда на Рождество 1940 года этот крейсер имел стычку с «Хиппером». Спустя 2 года и 6 месяцев ему предстояло то же самое.
Лейтенант Фостер, старший связист, тоже был типичным представителем своей профессии: с виду ленивый и томный, хотя на самом деле человек решительный и опытный. Он на все смотрел с юмором, хотя не без язвительности.
Капитан 1 ранга Шербрук остался на ногах, когда его штаб уселся за стол, глядя на него. Шербрук произнес: «Я пригласил вас, чтобы обсудить эту операцию…»
Пять человек ждали. Двое достали бумагу и карандаши, чтобы записать указания, которые потом нужно будет превратить в официальные приказы. Один из них потом напишет: «Я хорошо помню наше изумление, когда командир флотилии, который служил с нами совсем немного и никогда не был в России, начал совещание, расхаживая взад и вперед, и принялся излагать свою теорию отражения угрозы надводных кораблей. Нам показалось, что он давно изучает этот вопрос и совершенно ясно представляет свои будущие распоряжения. Именно на этом совещании мы впервые по-настоящему познакомились с командиром флотилии. По крайней мере на меня произвели большое впечатление высказанное им мнение и общее ощущение решительности».
Сцепив руки за спиной и слегка порозовев от неизбежной необходимости говорить, Шербрук расхаживал по каюте, провожаемый взорами штабных офицеров. Никаких жестов, лишь несколько слов, долетевшие сквозь гул корабельных генераторов, случайные шаги на палубе да оклик вахтенного проходящей шлюпке.
Сначала Шербрук постарался предугадать действия немцев, рассмотрев несколько возможных вариантов атаки конвоя, которые противник, скорее всего, использует. При почти полной темноте главная угроза будет исходить от надводных кораблей, а не от подводных лодок. Самолеты можно было практически полностью сбросить со счета. Затем он перешел к наиболее вероятному варианту.
Скупо, экономя буквально каждое слово, он изложил суть своего плана защиты конвоя. Он предположил, что атака будет предпринята только с одного направления. Поэтому при первых же признаках появления немецких кораблей:
1). 5 эсминцев 17-й флотилии («Онслоу», «Обидиент», «Ориби», «Обдьюрейт» и «Оруэлл») должны без приказа покинуть свои места в оцеплении конвоя и собраться в угрожаемом секторе, построившись кильватерной колонной.
2). Конвой должен повернуть в противоположном направлении. Замыкающие транспорты поставят дымовую завесу.
3). Остальные 2 эсминца («Акейтес» и «Бульдог»[11]) должны поставить дымовую завесу между противником и конвоем.
4). Остальные корабли эскорта (тральщик «Брэмбл», корветы «Хайдерабад» и «Рододендрон», траулеры «Ноферн Гем» и «Визалма») образуют завесу вокруг конвоя.
5). Конвой должен все время поворачивать так, чтобы держать противника за кормой.
Пока Шербрук говорил, штурман Питер Вайатт и Берд делали заметки. Затем офицеры вместе с Шербруком обсудили остальные детали приказов кораблям эскорта, большинство из которых было обычной рутиной.
Время уже подошло к полуночи. Вскоре «Онслоу» должен был покинуть Скапа Флоу, чтобы прибыть в Лох Ю, до которого было примерно 150 миль. Но до этого следовало подготовить приказы эскорту и конвою, прокладки и схемы.
Пятерка отправилась в кают-компанию. Был вызван писарь унтер-офицер, которого усадили за пишущую машинку. На помощь штабу пришли секретарь командира лейтенант Гендерсон и помощник секретаря сублейтенант В. Уильямс. На всякий случай на помощь вызвали «Джонни Уокера», поставив бутылку посреди стола. Вайатт, который обладал талантом облекать мысли в слова, диктовал писарю. Берд чертил схему ордера ПЛО и действий кораблей. Том Мерчент готовил желатин для допотопного гектографа и разноцветные чернила. Прелестные разноцветные схемы чертились на столе, потом их переносили на желатин и снимали копии. Это выглядело примерно так: «Фостер, как обычно, подвергал язвительной критике каждый из приказов. Берд отпускал совершенно нецензурные реплики, а Том руководил всем, как заправский дирижер. В результате выходили приказы, которые, по нашему мнению, были совершенно понятными, но в то же время были сдобрены капелькой яда. И мы гордились ими!»
Затем последовала обычная процедура подбора позывных для кораблей. Так «Брэмбл» превратился в «Приклз», «Ноферн Гем» — в «Ринсо», «Рододендрон» — в «Панси», «Бульдог» — в «Гроулер»[12]. Часть позывных была выбрана по именам командиров этих кораблей. «Оруэлл», которым командовал Найджел Остин, превратился в «Банни». А командир флотилии по какой-то причине, которую потом никто не смог вспомнить, получил позывной «Катед».
Было уже 3 часа ночи, когда все приказы были готовы и сшиты вместе: приказы для 7 эсминцев и 5 малых эскортных кораблей, которым предстояло отправиться в Россию, а также для 3 эскортных миноносцев типа «Хант», которые должны были вернуться в Исландию.
После этого «Онслоу» вышел в море и направился в Лох Ю, где ждали торговые суда. Еще в 17.00 накануне никто ни о чем не подозревал. 10 часов спустя корабль уже был в пути, при этом была проделана масса бумажной работы. Вот так приходилось действовать флоту в годы войны.
В Лох Ю совещание командира эскорта и командиров кораблей конвоя проходило во вторник 22 декабря. Они собрались в жалкой деревянной хижине. Дул сильный ветер, словно для того, чтобы напомнить всем, что за окном унылая шотландская зима. Это было лишь слабое подобие того ужасного шторма, в который вскоре попадут 3 эсминца.
К назначенному времени все капитаны транспортов набились в комнату, как селедки в бочку. Большинство из них было в гражданском. Четверо явно были англичанами, остальные 10, если судить по покрою костюмов, — американцами. Для постороннего наблюдателя эти 14 человек могли показаться кем угодно, только не моряками, разве что их выдали бы продубленные лица. Большинство принесли с собой портфели или дипломаты, почти все то и дело отпускали язвительные замечания. Уже много веков существовало своего рода соперничество между военным и торговым флотами. И всегда в подобных случаях шкиперы торговых судов держались немного настороженно, готовые дать отпор.
Когда шкиперы расселись вокруг грубого стола, они принялись заполнять небольшие листки бумаги, указывая количество матросов и офицеров на своих судах, численность военных команд при орудиях. Затем каждый получил копию приказа по конвою с указанием строя, номера, присвоенного его судну, и позиции в строю. В этом же приказе перечислялись маневры, которые должен выполнять корабль по приказу коммодора с «Эмпайр Арчера», дистанция между колоннами, интервалы между кораблями в колоннах и так далее.
Командир базы Лох Ю представил им коммодора конвоя капитана 1 ранга Мелхьюиша. Коммодор провел краткий инструктаж, коснувшись ордеров конвоя, особо подчеркнул необходимость точно соблюдать свое место в строю и не отставать. Он также добавил, что жизненно важно не дымить сверх необходимого.
Когда он закончил, командир базы представил шкиперам капитана 1 ранга Шербрука, который рассказал о планах взаимодействия конвоя и эскорта. Он сказал, что конвой должен отворачивать от любого рейдера, пока эсминцы сосредоточатся, чтобы отбить атаку. Торговые суда в хвосте конвоя должны сбрасывать плавучие дымовые шашки.
Он также подчеркнул, что темнота будет их самым главным союзником. Впрочем, шкиперы не имели особых иллюзий относительно участия в русских конвоях и прекрасно знали, как много транспортов было потоплено в период полярного дня. Шербрук подчеркнул, что атаки Люфтваффе маловероятны, а подводные лодки будут испытывать большие проблемы, пытаясь обнаружить конвой. Поэтому больше других следует опасаться атаки надводных кораблей. Шербрук напомнил, что плохая погода также поможет конвою укрыться, хотя и сделает сохранение строя гораздо труднее.
Один из штабных офицеров позднее писал: «Атмосфера больше напоминала какую-то лекцию по сельскому хозяйству в деревенской управе, чем военное мероприятие. В конце пара шкиперов постаралась даже приободрить меня, хотя было совершенно понятно, что торговый флот не простил военному историю с PQ-17 и прекрасно помнит о ней».
Во время совещания разгорелся спор, когда именно следует сбрасывать плавучие дымовые шашки. Наконец все пришли к соглашению, что их следует сбросить, как только будет выполнен первый отворот от немецкого рейдера. Затем начался спор, как долго конвой может следовать в обратном направлении, если противник попытается атаковать его спереди. Решение было оставлено на усмотрение коммодора капитана 1 ранга Мелхьюиша. Но принимать решение он должен был на основе оценки ситуации капитаном 1 ранга Шербруком. Позднее это сыграло важную роль.
Совещание закончилось стандартным пожеланием: «Джентльмены, я надеюсь, нас ждет приятное путешествие». Шкиперы рассовали приказы по портфелям и отправились по своим судам, стоящим в продуваемом всеми ветрами заливе. У них еще имелось около 3 часов, чтобы проинструктировать команды перед выходом.
После этого Шербрук провел короткое совещание с командирами эскортных кораблей, отдав приказы капитану 2 ранга Г. Т. Расту, командиру тральщика «Брэмбл», который должен был вести конвой до точки «С» у берегов Исландии, где их встретит Шербрук со своими эсминцами. Он знал Раста очень давно, так как они вместе учились в морском колледже в Дартмуте. Поэтому эти двое офицеров полностью доверяли друг другу.
Торговые суда вышли в море во второй половине дня во вторник 22 декабря, как и было описано в главе 1. «Онслоу» последовал за ними в 15.00, но быстро обогнал конвой и направился в Сейдис-фиорд, чтобы соединиться с остальными 4 эсминцами 17-й флотилии. Они должны были прибыть туда самостоятельно. В Сейдис-фиорд направлялись и «Акейтес» с «Бульдогом», которые вышли из Гринока в 9.00 накануне.
Зная, что недосыпание будет одним из самых опасных врагов, после того как эскорт встретит конвой в день Рождества, Шербрук намеревался прибыть в Сейдис-фиорд как можно раньше, чтобы его люди смогли хорошо отоспаться 23 декабря. Поэтому «Онслоу» мчался через Северный Минч со скоростью 25 узлов.
Однако ему не повезло. Барометр стремительно падал, и вскоре ветер усилился до 50 узлов, что означало сильную бурю. «Онслоу» с трудом двигался вперед, взрезая форштевнем высокие волны и зачерпывая полубаком тонны воды. Однако и Шербрук, и Вайатт постоянно следили за тем, чтобы держать наиболее безопасную скорость. В 5.00 на следующий день ветер усилился еще больше, превратившись в шторм. Плотные серые тучи, казалось, вот-вот сольются с волнами. Вскоре эсминцу стало по-настоящему тяжело. Он взлетал на гребень, и его нос падал вниз так стремительно, что корма вполне могла отломиться. Всем, кто находился в отсеках, казалось, что их посадили в стальную коробку, которую яростно трясет какой-то великан. Крайне неохотно Шербрук приказал снизить скорость. Наконец после нескольких экспериментов ему удалось установить, что корабль может держать скорость 20 узлов без риска выбить зубы экипажу.
Именно в такие часы требуются долгие годы опыта командиров и штурманов. Лишь они могут помочь избежать тяжелых повреждений корабля и постараться завершить переход вовремя. Максимальная возможная скорость корабля при сильной волне зависит от его размеров — в основном длины — по отношению к длине и высоте волны. Существует множество других факторов, которые тоже следует учитывать, например, угол между курсом корабля и направлением движения волны, форма и крутизна волны, ее скорость, осадка корабля. Но при этом далеко не всегда следует снижать скорость, чтобы избежать повреждений. Например, в самом начале шторма ветер поднимает крутые волны, которые идут вплотную друг за другом. В таком случае лучше всего двигаться на большой скорости, чтобы острый форштевень эсминца вспарывал волны, и корабль просто не успевал бы подниматься на гребни. В этом случае корабль будет окружен настоящим облаком брызг. Так как температура воздуха все-таки выше нуля, опасность обледенения не возникает.
Первый переход Шербрука в Сейдис-фиорд завершился благополучно, он сумел избежать встречи с самым сильным штормом. Хотя «Онслоу» пришлось бороться с ветрами от 48 до 55 узлов, «Бульдогу» и «Акейтесу» пришлось много хуже. Во вторник вечером, когда конвой и «Онслоу» вышли в море, эти эсминцы были вынуждены лечь в дрейф. Примерно через сутки, когда эсминцы уже должны были находиться в Сейдис-фиорде, командир «Бульдога» был вынужден радировать:
«Дрейфую в 8 милях от маяка Стокнесс по пеленгу 180 градусов вместе с «Акейтесом». Южный шторм силой 12».
Сила ветра 12 баллов является высшей точкой шкалы Бофорта. Эту шкалу создал в эпоху парусных судов (1808 год) адмирал сэр Френсис Бофорт. Она до сих пор используется для метеорологических наблюдений и прогнозов. Это означало, что ветер достиг силы урагана — более 65 узлов. Если говорить о давлении ветра, оно достигает 17 фунтов на кв. дюйм.
Довольно быстро «Бульдог» был настолько тяжело поврежден волнами, что уже не мог следовать в Исландию, когда погода улучшилась. Ему пришлось вернуться в Англию для ремонта. «Акейтесу» согнуло стеньгу, но все-таки он добрался до Сейдис-фиорда, где повреждения были исправлены.
Тем временем «Онслоу» прибыл туда в среду вечером. Возле входа в фиорд скорость ветра все еще достигала 40 узлов. Шербрук нашел «Ориби», «Обидиент», «Обдьюрейт» и «Оруэлл» стоящими на якоре. Они уже завершили заправку с танкеров.
Даже в лучшие времена Сейдис-фиорд считался не самой надежной якорной стоянкой. Это был типичный фиорд, окруженный крутыми скалами и бесплодными горами. Почти всюду, исключая самую голову фиорда, глубины слишком большие, чтобы корабли могли бросить якорь. Поэтому они стояли в самой узкой части фиорда, и там было, мягко говоря, тесновато. Вдобавок кораблям приходилось стоять в неприятной близости от берега.
Но это была еще самая незначительная из проблем. Внезапные сильные шквалы, нередко достигавшие ураганной силы, без всякого предупреждения проносились по фиорду. Рвались якорные цепи, сами якоря ползли по дну, корабли легко могли оказаться на берегу. Один из военных кораблей был выброшен из фиорда. Якорь так и волочился за ним по дну, не сумев удержать корабль. Эти шквалы порождались холодным воздухом, который застаивался в ледяных долинах. Если верховой ветер выдувал его оттуда, холодные массы обрушивались вниз, в фиорд. Первым предупреждением кораблям были стремительно летящие перистые облака. А затем ветер с силой молота обрушивался на корабли. Капитанам приходилось постоянно держать машины под парами и внимательно следить за якорями. Заправка с танкера превращалась в настоящий кошмар. Если такой шквал обрушивался в тот момент, когда эсминец стоял у борта танкера, швартовы и топливные шланги мгновенно рвались, а фиорд в этом месте был слишком узким, чтобы хоть как-то маневрировать.
В среду ночь выдалась как раз такой. Эсминцы были вынуждены отдать оба якоря и постоянно подрабатывать машинами, чтобы удержаться на месте. Ведь если якоря не удержат, то в опасности окажутся все корабли, находящиеся в фиорде. Поэтому все мысли о хорошем отдыхе перед выходом конвоя в море были беспощадно рассеяны.