Новые небеса

Власти над ними у Кельма не было. Но они и сами подчинялись. Мотив, который привел их в группу, оказался сильным. То, что они узнали позже -- еще больше укрепило решимость.

Виорт Льен, Энди Кай, Луарвег Лус.

Кельм состоял в прямом контакте лишь с тремя мальчишками. Группа делилась на два круга. В первый принимали всех желающих, но не давали никакой информации, о Кельме те ничего не знали. После проверки и испытаний, когда выяснялось, что намерения новичка серьезны, он поступал во второй круг. Сейчас этот круг, внутренний, самый близкий, состоял вот из этих трех пацанов.

Впрочем, какие пацаны? В Дейтросе 18-19 лет -- взрослый человек, никому даже в голову не придет назвать его ребенком.

- Тилл прав, я считаю, - говорил Виорт, - надо что-то делать. Они же понимают, что у нас не падает СЭП, а должен падать.

- Все просто, - сказал Кельм, - вам надо уходить из интерната. Постепенно демонстрировать падение результатов.

- А как их демонстрировать-то? - спросил Энди, младший из всех и на вид еще моложе своих 17 лет, веснушчатый пацан, - типа, работать вполсилы? Создавать какие-нибудь слабые маки, не выкладываться?

- Да, конечно, - кивнул Кельм, - вы сами разберетесь, не дураки же.

- Предположим, мы разберемся, - заговорил Луарвег своим глубоким баритоном. Он выражался очень невнятно, к тому же постоянно запинался и повторял слова. Низкий мужской голос противоречил мальчишеской неуверенности в себе, - разберемся... будем делать вид, что не умеем... не умеем маки делать. Делать. Но ведь психи нас на тестах опре... определят!

- Вот именно, - подхватил Энди, который напряженно прислушивался, как и все, чтобы разобрать речь Луара, - они будут определять СЭП, а он высокий.

- Тесты можно подделать. Я объясню, как, - ответил Кельм, - в них нет ничего магического. Мы с вами пройдемся по тестам, и я объясню каждый момент. Но вот еще что важно: Энди я попросил бы пока остаться в интернате и ничего не делать. Надо подобрать еще хотя бы одного для связи, из основной группы. Если вы уйдете...

- Ладно, я останусь, конечно! - согласился Энди.

- А что нам делать после интерната? - вдруг спросил Виорт, - в Холидув, ты говорил?

- Не обязательно, - Кельм поднял свой бокал и отхлебнул крэйса, - я думаю, вам стоит закончить классическую школу и выбрать какую-то выгодную профессию. Ваше творчество не стоит слишком афишировать. Можно, конечно, и в Холидув, или в игровую индустрию, - он кивнул Луарвегу, который писал весьма талантливые сценарии компьютерных игр, - только там быстро психологи поймут, какой у вас СЭП, и вы окажетесь опять в лиаре. Ребята, поймите, вы -- опасны. Вы умеете делать оружие, так, как здесь никто не умеет. Почти как гэйны. Каждый из вас уже мог бы в одиночку противостоять гэйну, даже обученному. По крайней мере, гэйну вашего возраста или младше. Поймите, каждый из вас -- атомная бомба, стратегическое оружие. Вам не позволят жить просто так, если вы не будете этого скрывать.

- Я хочу быть программистом... мистом... вообще, - сказал Луар. Ребята заспорили, куда лучше идти учиться и кем работать. Кельм с интересом наблюдал за ними. Плечи его покойно тонули в мягком кресле, в руке -- высокий бокал. На несколько метров вокруг никого не было, Кельм контролировал окружение, да и проверил столик сканером, видеокамер вокруг тоже не видно, слежки нет.

Дети, думал он, сущие дети. Слишком сильный риск. Командование два года назад разрешило ему это предприятие. Сочли важным. Настолько важным, что можно даже поставить под угрозу разведывательную деятельность Кельма. Но если из-за этого все провалится -- он себе не простит.

А провалиться может. Первая серьезная обработка в атрайде... Только не попадайте в атрайд, всегда говорил им. Только не туда. Если жить спокойно, социализированно, демонстрировать лояльность, к тому же небедному человеку, а все они после интерната не будут бедными -- атрайда легко избежать. Если не избегут -- имя Кельма у них там, скорее всего, вытянут.

Его беспокоил Луарвег. Все подростки "Контингента А" немного не в себе по здешним меркам. Но Луар, длинный и нескладный, с птичьим носом-клювом, тощий, длиннорукий, был уже где-то на грани психической болезни. Он писал романы, повести, но особенно любил -- сценарии компьютерных игр. В детстве все время состоял на учете в детском атрайде, у него развилась почти болезненная зависимость и неспособность сопротивляться психологам. За талант его взяли в лиар -- это неизбежно для такого подростка в Дарайе. Но слишком уж он не от мира сего...

Энди, Ви... сущие дети. Хрустят орешками, спорят. Уже перешли на какой-то сериал и рассуждают о его героях. Господи, как можно им доверять... Это же дети, пацаны. Школьники. Им еще учиться по два-три года.

Вдруг словно током дернуло -- свежая рана, воспоминание: заклеенное лицо, темные, мутные от боли и усталости глаза. "Уйди, гнида". Тот ведь еще моложе. Может, такой, как Энди. Странно, почему-то совсем не возникло мысли "мальчишка, ребенок".

Какой ребенок? Гэйн, боец, взрослый человек. И Кельму тогда, в первый раз, было восемнадцать. Представить, например, Ви на его месте тогда... или Луара. Непредставимо, невозможно. Они не хуже, но ведь их же никогда не учили в квенсене, они же выросли здесь...

- Ладно, - сказал Кельм, - давайте обсудим, как вести себя во время тестов.

- Этого не было, - Кельм провел пальцами по твердому плоскому животу Ивик, по еще свежему безобразному шраму, - это новое. И это -- он погладил плечо

- Да. И вот здесь, - она показала на бедре, - это я тебе рассказывала. Это от взрыва. Одиннадцать осколков.

Он прижал ее к себе и стал целовать.

- Ничего, - прошептала она будто виновато, - это потом будет не очень заметно... просто свежее.

- Неважно, - сказал он.

Ивик приподнялась на локте. Завела руку за его спину, нащупала шрам на пояснице.

- У тебя тоже есть новые... вот здесь. И здесь.

- Было больше, но уже зажило. Это когда брали в плен.

Ивик вздрогнула.

- Вангалы, они же не могут иначе, - объяснил Кельм.

- Я понимаю.

Кельм откинулся назад, на подушки.

- На самом деле, если вдуматься, фантастика -- вот уже пять лет ни разу никто в меня не стрелял. Ни разу не били. Даже в Медиане не отбивался. Так не бывает.

- Зато уж если провал, достанется сразу за все эти годы, - сказала Ивик.

- Это да.

- Я тебя так люблю.

Он плотнее прижал ее к себе. Двигаться не хотелось. Хотелось просто лежать вот так, рядом. А почему бы и нет? - подумал он. Можно отвезти Ивик с утра на работу, вот и все.

- Останься у меня сегодня, - попросил он, - я тебя отвезу на работу.

Она засмеялась.

- Есть остаться у вас, стаффин.

- Солнышко мое, - пробормотал он. Повернул голову, вдохнул запах ее волос.

Его и сейчас не оставляла мысль о новом жучке. Не следовало сегодня с ребятами встречаться... Но с ними тоже надо решать, и тоже в целях безопасности. Что же это значит -- почему вдруг слежка?

- Кельм, - спросила озабоченно Ивик, - так что с пленным-то теперь?

- А-а. Ну я передал свой план. Но план сырой, конечно, надо дорабатывать. Я торопился. Лучше подать такой, чем совсем никакого. В общих чертах все нетрудно: его надо только забрать ко мне в лиар, а там он может умереть -- якобы, или бежать. Так же Гелан спас меня в свое время. Но беда в том, что это опять же ставит под угрозу мою работу, а в нее много вложено. Это место тоже нельзя терять. А такие ситуации у нас уже были.

- Тебе уже удавалось кого-то спасти?

Кельм некоторое время молчал, потом сказал негромко и будто через силу.

- Нет. Они, как правило, не разрешают. Это слишком... я ведь не для того здесь. Но бывают случаи. Полтора года назад была женщина. Мне удалось ее вытащить. Но на втором этапе, уже когда она была здесь, возникли подозрения, под меня начали копать. А Ренис снова забрали в атрайд, и там она то ли покончила с собой, то ли умерла... может, от болевого шока, - выговорил он сквозь зубы, - короче, знаешь, как это бывает. Потом был еще один гэйн, но мне не дали разрешения... из-за этой истории. Через три месяца его признали безнадежным, видно взялись слишком резво и быстро довели до необратимых изменений тела и психики. Потом скормили гнускам.

- О Господи, - вздрогнула Ивик.

- Потом был Холен, о нем ты знаешь. Потом еще двое, один из них согласился на сотрудничество, но его увезли в другой лиар, не к нам. И женщина, она довольно быстро умерла. И до того, еще до Ренис... словом, все время так. На самом деле почти никогда не спасают.. Прежде чем Гелан меня вытащил, я там тоже провел 5 месяцев... уже был никакой. Все типично. Я теперь очень хорошо понимаю Гелана, - с горечью высказал он.

Ивик стала молча целовать его. Потом, когда они отлепились друг от друга, сказала.

- Значит, с Эрмином тоже все сложно на самом деле.

- Да, очень. Но я надеюсь, что дадут разрешение. Сейчас обстановка в общем-то позволяет, спокойная. Я думал, зачем это нужно психологам, чтобы я на него посмотрел... может, конечно, хотели ему продемонстрировать -- вот есть дейтрины, которые согласились и работают на нас. Но по некоторым признакам подозреваю, что и я должен был его увидеть.

- О Господи, - пробормотала Ивик, - так страшно подумать, что пока мы тут... он там, в атрайде.

- Не пугайся, - Кельм сжал ее плечи, - все сейчас не так плохо. По крайней мере два месяца -- на первый этап. Это еще ничего. По-настоящему за него возьмутся позже. Так у них всегда.

- Все равно, Кель... ему столько лет, сколько моим детям. Он ранен, избит, наверняка без обезболивания, может, ему не дают есть и спать...

- Он гэйн. Все мы знали, на что идем. Наша главная задача... то есть не наша, а моя, конечно. Добиться освобождения еще до того, как его переведут в корпус Ри. Не бери в голову, хорошая моя. Это наша жизнь. Привыкай. Это Дарайя.

Он повернулся, прижался к ней, вцепился. Ивик стала гладить его, и это было похоже на отчаяние, и на поиск спасения, будто он искал в ней -- убежища, будто в нее пытался спрятаться от ужаса, в котором жил все это время... И чувствуя на себе горячую тяжесть, втискиваясь в него преданно всем телом, Ивик горьким ослепительным прозрением осознала, какая малость, какая пошлая насмешка для него весь этот шикарный дом, авто, все подаренное Дарайей благополучие -- для него, вынужденного пять лет уже ходить по краю самого дикого из кошмаров и балансировать на этом краю, и видеть сорвавшихся в пропасть.

Телевизор у Хэлы не выключался никогда. Ивик так и не озаботилась покупкой этого рупора цивилизации, к местной сети легко подключиться через эйтрон и посмотреть основные телепрограммы. В Дейтросе вообще нет телевидения как такового -- никто не видел в этом смысла; вся информация идет через компьютерную сеть, фильмы, документальные передачи -- все лежит в свободном доступе. Включай, выбирай и смотри, что хочется, а не то, что предлагают мудрые составители программ.

Но телевизор -- это любопытно. Ивик знала этот феномен по Триме, там телевидение еще более независимо от сети; дарайское же обладало многими возможностями сети.

У Хэлы был недорогой, старый монитор -- но красивый, плоско-вогнутый, полутораметровый. Ивик загляделась. Шла передача по поводу Дней Демократии. Этот праздник отмечался в Дарайе уже лет восемьдесят -- в честь свержения диктатуры Готана.

Готаном в Дарайе пугали детей. Это было ругательное слово. Готан установил тоталитарную власть. Знак его партии -- Национальной Белой партии -- золотой косой крест на белом фоне -- был запрещен, хотя хулиганы то и дело рисовали его на стенах; и существовали полулегальные Белые Рыцари, наследники идей Готана. Официально же диктатора проклинали. По крайней мере, в Дни Демократии.

Хотя если вдуматься, именно Готан создал Дарайю такой, какая она есть.

Демократически избранный президентом Гоара, самого мощного и технически развитого тогда государства Дарайи, он через несколько лет начал мировую войну. Еще пять лет победоносных маршей -- народы слабо сопротивлялись победителю, а непокорную Савайскую Империю дотла выжгли атомными бомбами -- и Дарайя обрела единое правительство. Разумеется, тоталитарное и антидемократическое. Именно тогда изменился облик Дарайи, до тех пор пестрого, многоликого и неоднозначного мира. Генная инженерия, отбраковка-стерилизация всех, кто либо по состоянию здоровья, либо по степени пигментированности не являл собой образец истинного дарайца -- высокого могучего богатыря-блондина. Либо уничтожение, либо поголовная стерилизация "неполноценных" народов. Следующее поколение дарайцев уже все сплошь -- высокие, идеально здоровые блондины со светлыми глазами и светлой кожей.

При Готане построили Колыбели Покоя; при нем установился известный порядок вещей; при нем была окончательно запрещено христианство как вражеская, дейтрийская идеология.

При Готане началось активное наступление на Дейтрос и Триму, и был применен Темпоральный винт.

Потом уже нашелся молодой офицер, возглавивший переворот, лично застреливший Готана. Национальный герой Дарайи, Герой Демократии, генерал Стауфен. Он и сам погиб во время переворота, но в результате к власти пришло первое демократическое правительство.

Готана и Белую партию объявили вне закона, запретили. Были распущены тюрьмы и лагеря -- уже через несколько лет повсюду остались одни лишь атрайды, где преступников не наказывали -- такой была изначальная идея -- а помогали им вернуться к здоровой общественной жизни. Наступила свобода слова, свобода выборов, свобода всего, чего угодно... Кроме, разве что, христианства, которое так и осталось дейтрийской вражеской идеологией.

- В эти дни, - надрывался на экране молодой дарайский политик, - мы все должны задуматься о том, как важна демократия! Тоталитарные режимы -- будь то режим Готана или режим Дейтроса, по сути, это одно и то же -- ведут наступление на наши права и свободы! Мы не должны забывать, что хотя эти режимы и враждовали между собой, это была всего лишь грызня двух хищников, по сути они -- одно и то же. Готана давно уже нет, а вот Дейтрос, к сожалению, остался! Но наши доблестные герои в Медиане ведут борьбу за свободу Дарайи, и мы можем чувствовать себя в безопасности! А теперь -- реклама!

Монитор вспыхнул блестящими радугами, загремел победный марш, из туманной дымки возник силуэт дарайского офицера в старинной форме, Ивик с удивлением узнала национального Героя Демократии, Стауфена.

Актер, играющий великого покойника, сжимал в руке, словно скипетр, длинный бокал с могучей шапкой пены над желтой жидкостью.

Где-то на периферии затрещали очереди, мощный одиночный выстрел, судя по звуку, из гранатомета -- и бокал в руке разлетелся, жидкость всплеснула красивым нереальным фонтаном. Стауфен лишь улыбнулся и выше поднял сверкающий обломок стекла.

- Крэйс "Золотой орел"! Живите вечно! - произнес замогильный голос за кадром. Ивик захохотала. Бедный Стауфен!

- Чего хохочешь? - вяло спросила соседка, входя в комнату.

- Да смешно по телеку... Надо себе тоже купить, что ли...

- Купи. Можно подержанный взять, я поспрашиваю, может, кто продает... Так вот, смотри.

Хэла бросила на диван тряпки. Ивик подошла, неуверенно порылась. Все это была ненужная одежда, которую Хэле отдавали какие-то знакомые -- но ей самой не подошло. Ивик тоже даром не нужно это барахло, но Хэла прямо-таки горела желанием "одеть ее прилично". Прилично в ее представлении -- это в длинные тяжелые бежевые брюки и старушечью куртку до колен. Ивик посмотрела в зеркало -- так она выглядит на все сорок. Нет, на сорок -- это как минимум.

- Теплые! На работу ходить, - уговаривала Хэла.

- Спасибо, - согласилась Ивик, - но куртка у меня есть, хорошая.

- Ну возьми хоть штаны...

- Спасибо, ты так обо мне заботишься.

- Да ладно!

- У тебя-то как дела?

- Не знаю, как! На работе, боюсь, сокращать будут...

- Ну есть же пособие, - сказала Ивик утешительно.

- Да знаешь, не хочется туда. В атрайд придется ходить, задолбают проверками. А найду ли что-то другое -- неизвестно. Вон сколько наших сидят... Тебе еще повезло. А у вас там нету мест больше?

- Нет. Но я буду иметь в виду, - пообещала Ивик. Присела на краешек дивана. Гостиная Хэлы была совершенно похожа на каталог, причем какой-нибудь дешевый, вроде "Источника", которым Ивик с Даной упивались в детстве. Изящно драпированные бархатные шторы, бархатные чехлы мягкой мебели, все в синих оттенках, синий же ковролин и поверх -- голубоватый пушистый ковер с узорами, черная стенка с множеством зеркал, в которых отражались хрусталь, безделушки, посуда, художественно расставленные на полках. Люстра из сотен крошечных стеклянных колокольчиков.

И мирно бормочущий телевизор.

- Почему ты телек никогда не выключаешь?

- Да как-то веселее с ним.

- Слушай, Хэла... а тебе бы не хотелось вернуться в Дейтрос?

Женщина пожала плечами.

- А нас туда, думаешь, пустят?

- Да не в том дело. Я в принципе. Вот ты здесь уже восемь лет. Здесь лучше?

Темные глаза Хэлы слегка потускнели. Соседка замялась, плечи ее дрогнули. Потом распрямились.

- В общем, да, лучше... В Дейтросе разве у меня было бы все вот это, - она повела рукой, - там же знаешь как в распределителях - нищета. И дети... - она умолкла, но потом решительно закончила, - все равно как-то устроены.

Две дочери Хэлы были замужем, а в Дарайе замужняя женщина с детьми чаще всего не работает. "Устроена" - и все. У Малина, живущего пока здесь, одна перспектива -- в сиббы, вслед за отцом. И только старший сын действительно выбился в люди -- стал инженером.

- Мы в прошлом году в отпуск ездили на Лутану, - поделилась Хэла.

- В Дейтросе же все тоже ездят в отпуска... на море...

- Ну там же не такие курорты, как здесь! И вообще, знаешь, это у тебя хандра просто. Я тебя понимаю. Ты одна, никого нет... Родня вся там осталась, друзей здесь еще нет, мужика тоже... надо тебе завести кого-нибудь! Здесь же не строго, как в Дейтросе.

Ивик улыбнулась и смущенно потупилась. Хэла прищурилась, как разведчик.

- Что, уже есть кто-то?

- Да вроде, знаешь... представляешь, гуляла на рынке и встретила. Он тоже наш. Мой старый знакомый. Давно уже здесь.

- Ну ты даешь! И еще хандришь. Ну и как у тебя с ним? А он кто?

- С ним -- очень хорошо...

- Съезжаться-то будете?

- Нет... не знаю пока. Но он хороший. Он был гэйном, - рассказала Ивик. Даже такую чушь про Кельма нести -- и то было приятно, - попал в плен, ну и... в общем, теперь работает здесь.

Хэла присвистнула.

- Ну-у! Если гэйном был -- то это ты хорошо подцепила. Денег наверняка куры не клюют.

- Да вроде он не бедный...

- Да уж конечно! Используй его на всю катушку, вот, что я тебе скажу. Ну красавица! А ты еще говоришь, одежды тебе не надо! Да такого парня надо беречь, как зеницу ока! Слушай, тебе в парикмахерскую бы сходить! Это дорого, но у нас на третьем этаже одна баба есть, вот так стрижет, и всего за десятку!

- Ой, Хэла...

Их прервал затяжной звонок в дверь. Соседка помрачнела.

- Мой гад явился! - она поплелась открывать. Из прихожей раздался жизнерадостный пьяный баритон Вайша. Пользуясь случаем, Ивик быстренько распрощалась и скользнула к себе.

Она раскрыла эйтрон. В кои-то веки есть немного времени. Ивик рассчитывала, что на Дарайе расписание будет не таким напряженным, будет оставаться больше времени на творчество. Но - тоже некогда, время надо выкраивать. То работа, то связь, то рутинные операции, а то -- Кельм... правда, вчера они вдвоем в кабинете, усевшись рядышком на диван, работали -- Кельм два года назад начал писать большой мистический роман. Судя по отрывкам, получится гениально.

В углу монитора висело сообщение от Кельма.

Он редко прямо выражал чувства -- Ивик, впрочем, тоже. Выражение чувств Кельма заключалось в том, что он писал записки и сообщения, то на мобилку, то на эйтрон. О чем-нибудь. Ни о чем. Контрольные.

"У меня все в порядке. Изменений нет. У тебя как? Узнай, когда у тебя отпуск, я тоже возьму, и мы съездим в замок Кейвора, тебе обязательно надо увидеть".

Самого Кельма в сети не было. Ивик нежно улыбнулась и стала писать ответ.

Потом прочла стихи Келиан.

Девочка вчера занесла книгу про золотоискателей, взяла другую. Призналась, что пишет стихи. Ивик заинтересовалась, и Келиан это понравилось. Похоже, Ивик успела занять в ее судьбе особое место. До сих пор никому не было интересно, что там Кели читает, и тем более, что пишет.

Стихи оказались неожиданно интересными. Необычными.

В час ранний*,

Исчезну в звенящей мгле,

Я странник,

Я не прикован к земле,

Не поздно,

Взгляд бросить,

И в даль уйти,

Путь, звезды,

И ветра тень на пути,

В час ранний,

Покину предел Земли,

Я странник,

И ждут меня корабли...

*Александр Зимбовский

Для четырнадцати лет не так уж плохо. Жаль, что Кели практически обречена -- ее Огонь погаснет. Как это и происходит со всеми взрослыми дарайцами.

Но ведь вот Кельм создал маленькую группу ребят, которым объясняет, как именно сохранить Огонь. Но это трудно, очень, очень трудно... И не дело Ивик -- думать об этом. И Кельму вообще-то не следовало. Ему нужно было заниматься своей работой, важной и серьезной, ради которой его внедрили. А он замахнулся на большее.

Ивик вздохнула, открыла файл с собственным рассказом и начала с того места, где пришлось прерваться.

"Деревья стояли немые, словно почетный караул, и он шел по аллее сквозь этот безмолвный суровый ряд часовых, возвращаясь в день, с которого все началось..."

Ивик впервые работала сегодня одна. Ответственность за всю вечернюю смену, да еще с живыми -- не так-то просто. В вечернюю смену, правда, народу бывает немного.

Клиентка была обеспеченной. Сама оплачивала эвтаназию, а немалое состояние, как Ивик переписала из завещания в документацию, оставила двоим своим взрослым детям и часть пожертвовала на нужды детей Лей-Вея, колонии Дарайи. Дети Лей-Вея почему-то умирали с голоду. Это странно, ведь дарайцы постоянно жертвовали что-нибудь этим детям!

Клиентка не была и тяжело больна. И такой уж старой не была тоже -- ей стукнуло всего 62 года. Ивик участливо спросила.

- Вы приняли сознательное решение?

- Да, абсолютно. Понимаете, - поделилась клиентка, - я не хочу жить. Не хочу стареть, с каждым годом превращаться в развалину.

- У вас есть средства...

- Я не хочу тянуть еще тридцать, сорок лет -- чего ради? Я просыпаюсь каждое утро, смотрю в окно и думаю -- зачем? Я никому не нужна.

Ивик стиснула левую руку в кулак под столом. Жизнь. Ценность любой жизни. Как может быть человек никому не нужен? И ведь у нее есть все, абсолютно все, о чем только можно мечтать.

Но уже ничего не хочется...

Это же просто депрессия.

Персонал Колыбели не должен никого отговаривать. Но кое-что все же не запрещено.

- Простите... это не мое дело, но... вы обращались в атрайд?

Это же депрессия, самая обычная депрессия. Она лечится. Но богатых не таскают в атрайд на профилактические обследования. Богатые -- свободны.

- А что мне там делать? Я здорова. У меня есть свой врач и психоаналитик. Но ведь, девушка, мне уже 62 года!

- Продолжительность жизни в Дарайе...

- Я знаю. Но что это за жизнь? Я не хочу быть старухой. Понимаете -- не хочу. Это мое право.

Ивик напряглась. Может быть, есть слова, которые заставят ее передумать? Может быть, что-нибудь получится? Ивик никогда не умела убеждать. Понимать, сочувствовать -- да. И она понимала пожилую дарайку. Но повлиять -- это не к ней. Как, шендак, вообще влияют на людей? Ивик не знала.

- Может быть, есть кто-то... какие-нибудь люди, которым вы нужны?

- Нет. Я никому не нужна. С детьми я не виделась уже почти год. Они знают, что я здорова, что все хорошо -- и не беспокоятся. Я тоже не беспокоюсь за них. Муж умер. Кому я нужна?

- Может быть, можно найти... вы завещали деньги детям Лей-Вея...

- Ну не ехать же мне в Лей-Вей!

- Да, но... не знаю. Можно собаку завести.

- Нет, животных я не люблю. И вообще, - в голосе дамы появились истерические нотки, - неужели это так трудно? Я всего лишь хочу осуществить свое человеческое право. Я считала, что не должна в этом оправдываться.

- Извините, - Ивик встала, - пройдемте со мной.

(Неужели людей никогда, никогда нельзя ни к чему принуждать? Неужели свобода должна быть абсолютной? Даже жить, просто жить -- нельзя принуждать? Даже если человек объективно здоров, богат и у него есть все, чтобы быть счастливым?)

- Вам поставят успокоительную инъекцию. Для расслабления.

А наверное, стоило поуговаривать еще. Рискуя рабочим местом. Стоило клиентке надавить -- и ты тут же перепугалась и на все согласилась.

Лита, медсестра, приветливо кивнула Ивик. Надела браслет на руку дамы, стала вводить раствор. Ивик ощущала себя убийцей. Она, в 14 лет уничтожившая первого своего врага. Она, всю жизнь проведшая на войне -- впервые чувствовала, что нарушает заповедь, что действительно -- убивает, что совершает страшное и недозволенное, и что душа ее после этого уже никогда не будет такой, как прежде.

Она проводила даму в "гроб", помогла удобно устроиться у экрана.

В двух соседних кабинках "созрели" двое клиентов. Мониторы на стене ровно горели красными огнями -- человек внутри безнадежно мертв. Ивик принялась за работу. Это была супружеская пара сиббов, достигших возраста шестидесяти лет. Более типичный случай. Пособие уже не платят, так как официально они теперь считаются негодными для рынка труда. Перестали платить. А идти на улицу -- невозможно, они уже и нездоровы оба, долго не протянут, лучше уж комфортная и быстрая смерть в Колыбели.

Сначала жена, полная, с одутловатым добрым лицом. Переложить на каталку в три приема -- тело еще мягкое. Снять одежду. Накрыть простыней. Одежду -- в синий мешок. Бирку на руку. Отпечатки пальцев для последнего контроля.

Проверить, не идет ли кто по коридору. Пусто. Быстро с каталкой на "мертвую половину". Открывается люк в двери. Ивик нажимает рычаг, и носилки с телом быстро съезжают в отверстие. Зеленая лампочка - "принято". На той стороне сегодня опять дежурит Тайс. С ней надо поосторожнее -- главное, чтобы все мелочи были соблюдены.

Теперь все то же самое нужно проделать с мертвым мужчиной.

- Представляешь, - поделилась Ивик, переодеваясь, - сегодня клиентка -- богатая, как я не знаю кто. Миллионерша. Пол-состояния завещала детям Лей-Вея. Здоровая, нормальная, 62 года. Просто не хочет жить. Вот как так?

- Да уж, - согласилась Санна, - но знаешь, это не редко. Думаешь, у нас тут одни сиббы? Ни фига. Ну не миллионеры, но состоятельные люди бывают. И здоровые. Депрессия -- болезнь века...

- Почему же они не лечатся?

- А кто их знает? - Санна застегнула черный жилет, - мне бы такие деньги, уж я бы не щелкала клювом...

- Это точно, - согласилась Ивик. Дверь отъехала в сторону ,и вошла Тайс -- как всегда, безупречно причесанная, подтянутая. Ивик посмотрела на нее с опаской. После недавней совместной смены Тайс потребовала, чтобы новенькая явилась к Види, и предъявила при начальнице записи прегрешений Ивик: на простыне оказалось два пятна ("Как ты могла не видеть?! Пятна были огромные!"), бирка на трупе висела косо, а с другого трупа не были до конца стерты следы рвоты ("Почему я должна возиться с твоей грязью?!")

Ивик пообещала исправиться. Но неизвестно, вдруг Тайс обнаружила какие-нибудь новые прорехи в ее деятельности!

Воистину счастье, что Тайс не родилась в Дейтросе и не работает в Версе...

Но сегодня, по-видимому, судьба в образе Тайс была милостива к дейтрийской разведчице.

У Тайс родилась другая идея. Девушка устремилась к Ивик и Санне.

- Девочки, мы говорили с другими по поводу Лайны. Я считаю, в последнее время она работает недопустимо небрежно! Подумайте, она постоянно забывает занести в документацию то возраст, то причину смерти... И грязь разводит! Вечно после нее неубрано. Уже все жалуются. Как вы думаете?

- Да, - неуверенно поддержала Санна, - вообще-то я тоже замечала.

Ивик прикусила губу. Тайс продолжала горячо говорить что-то. Молчания Ивик она не заметила, и получилось, что Ивик как бы на ее стороне.

Лайне уже за пятьдесят. Если выгонят -- ни одна другая Колыбель ее не возьмет. Несмотря на опыт и квалификацию. А до шестидесяти -- не так далеко. Может быть, ее возьмут к себе дети и будут кормить... хотя это не принято, и чувствовать себя она будет не лучшим образом. Ладно бы молодую выживали, а то Лайну, у которой двадцать лет стажа.

И бред же, почему это она плохо работает? Проколы бывают у всех, в том числе, у самой Тайс.

Но возразить Тайс -- просто самоубийство. Все равно, что начальству возражать. С начальством девушка на короткой ноге. Сама быстро окажешься на месте Лайны.

Ивик попрощалась с коллегами и, погруженная в мрачные мысли, доплелась до метро.

Вот ведь знаешь, что ты дейтра, агент, и что вся эта мышиная возня тебя в принципе не интересует. Досадно, конечно, если выгонят с работы, будут нарекания отдела обеспечения -- тебе обеспечили рабочее место, а ты подводишь. Но это мелочи, это не фатально.

Но ведь только сегодня почти что своими руками убивала людей. Живых людей, нонкомбатантов, безобидных, которых жаль. И не ради Дейтроса, и не ради идей каких-нибудь. Просто -- потому что за это деньги плОтют.

Господи, неужели ей не могли подобрать какое-нибудь более приличное место работы? Продавщицей, сиделкой, уборщицей...

Она была бы довольна, счастлива, как вот Хэла, и философски относилась бы к существованию Колыбелей. Все там будем, и лучше уж так, чем в муках.

Ивик прошла пешком остановку, чтобы заложить для Кельма тайник -- тюбик губной помады с встроенной карточкой, под одним из кирпичиков каменной клумбы на бульваре. На карте -- шифровка, полученная сегодняшним сеансом связи, который Ивик провела до работы.

Может быть, завтра они смогут встретиться. Или послезавтра. Тогда станет легче. Тогда точно, наверняка станет легче.

Кельм прочитал шифровку прямо при ней. Вставил в свой эйтрон, предварительно выйдя из сети -- и читал. Ивик наблюдала за его лицом. Когда Кельм рядом -- все хорошо. Нет никаких проблем, никаких переживаний. Любовь моя, пока мы вдвоем -- ни боли, ни смерти нет...

А женщина, которая вместе с Эрмином попала в плен, умерла. Дарайцам не удалось ее спасти, раны слишком тяжелые. Ее звали Кара, сказал Кельм. Может быть, так для нее и лучше.

Кельм хмурился, глаза его, как всегда, блестели, шрамы выделялись чуть резче, похожие на морщинки. Поднял голову, посмотрел на Ивик.

- Знаешь что? Они там с ума посходили!

- А что такое? Что с Эрмином?

- Про Эрмина -- молчок. Как и следовало ожидать. Они мне новое задание выслали. Не понимаю, за кого они меня держат? Иногда мне кажется, они думают, что я какой-то дух всемогущий. Или серый кардинал при местном правительстве...

- А что они тебе поручили? Или это мне нельзя?

- Думаю, можно. В общем, на этот раз нужна информация. И не какая-нибудь, а о дельш-излучателе...

- Э-э-э... погоди... я не знаю, что это такое.

- Не знаешь. Правильно. В Дейтросе разработка этого излучателя ведется пока еще тайно. Он не вышел из стадии эксперимента, не стопроцентно доказана его безвредность для живых организмов. Но Хессет тайно разрешил эксперименты. Видишь ли, это такая вещь, которая может реально перевернуть мир. И думаю, обязательно перевернет. Ты же знаешь, что такое дельш-излучение?

- Конечно. При переходе в Медиану тело подвергается... я помню.

- Так вот, оно еще воздействует на облачное тело, повышая его подвижность. Эти лучи уже получают искусственно, и уже создан экспериментальный излучатель. Если под поле этого излучателя поместить землянина, триманца - можно добиться того, что триманец сможет ходить в Медиану.

- Вот это да! - вырвалось у Ивик.

- Я сам об этом знаю случайно. Было у нас одно дело, связанное с этим. А вот теперь, говорят, есть слухи, что в Дарайе тоже разрабатывается такой излучатель. Научный прогресс идет параллельно. Может быть, они у нас сперли идею. А может быть, сами открыли. Я должен выяснить, ведутся ли такие работы, и на каком они этапе. Но откуда, скажи на милость? Я всего лишь пленный дейтрин, консультант рядового лиара. Меня на выстрел не подпускают к перспективной технике...

- Они, наверное, не только тебе дали такой запрос...

- Наверное. И наверное, я сам виноват. Высовывался не в меру. Помнишь историю с микроатаками?

- Да, конечно!

- Так вот, так вышло, что я об этом узнал и сообщил в Дейтрос. Наши разработали защиту до того, как эти роботы впервые были применены...

- О Боже! Кель!

Ивик смотрела на него расширенными глазами. Ничего себе! Вот так общаешься с легендарным великим человеком, даже спишь с ним -- и ничего не подозреваешь.

В Дарайе разработали саморазмножающихся роботов микроскопических размеров (повсюду подбираются к нанотехнологиям, но пока они остаются недостижимой мечтой, однако и более крупные роботы могут применяться в военных целях). Их легко пронести на себе через Медиану, попав в Дейтрос, они могли бы произвести серьезные разрушения, да что там - уничтожить весь мир.

К счастью, обычный электромагнитный импульс выбивал этих роботов надежно. Теперь любое подразделение гэйнов и гэйн-велар снабжалось соответствующими генераторами. Правда, вылетала и собственная электроника, но это меньшее зло.

Образцы роботов были доставлены из Дарайи, на них проведены эксперименты. Дейтрос в очередной раз спасен от гибели.

Оказывается, информацию о новом оружии, его образцы -- все это достал не кто иной, как Кельмин иль Таэр. Будущий великий разведчик -- потому что разведчики становятся великими, лишь прекратив свою деятельность.

- Ну ты даешь... - только и выговорила Ивик. Кельм слегка самодовольно улыбнулся.

- У меня просто есть связи. Я об этом побеспокоился. Сейчас, правда, задача поставлена более сложная, придется подумать.

Ивик обняла его.

- Я же говорила, что ты герой. И таких, как ты, не бывает.

- Да перестань, Ивик. Я просто хорошо работаю. Это вот таких, как ты -- не бывает.

Очередной раз мир сдвинулся с оси. Ивик опять перестала понимать мир, и теперь уже оставалось лишь покорно ждать, когда понимание вернется само по себе.

"Клячу истории загоним", писал один поэт из России. Историю можно было сравнить уже не с рысаком -- со стратосферной ракетой, и самое интересное -- что ты находишься внутри этой ракеты. Ты уже давно перестал бояться. Но и любопытства уже нет, ты просто ждешь -- грохнется, не грохнется...

К чему приведет выход триманцев в Медиану? Ивик так и так взвешивала эту возможность и понимала, что для Дейтроса здесь -- в основном плюсы.

- Ведь это будет хорошо, как ты считаешь? - спросила она Кельма. Только лично с ним и поговоришь по-человечески. Через сеть нельзя -- любой разговор могут отследить.

А сейчас они в порядке исключения сидели в квартирке Ивик. Кельм обшарил все стены сканером, на всякий случай -- Ивик и сама регулярно чистила квартиру и предпринимала обычные меры предосторожности. Они пили чай на кухне, за маленьким столом, покрытым клеенкой из супермаркета.

- Насколько мне известно, Хессет долго заседал по этому поводу. Наконец решили допустить исследования. Плюсы для Дейтроса очевидны. Снимается миссия защиты Тримы. Мы можем сконцентрироваться на себе, обороне собственных границ. Даже если триманцы вступят в военный союз с Дарайей, отбиться мы сумеем. Триманская церковь сама разберется, на ней Святой Дух. Если, конечно, триманцы смогут вступить в игру как полноправные участники. Технически они достаточно развиты, и думаю, быстро подтянут уровень до дарайского и нашего. Короче говоря, Дейтрос сбросит с себя тяжелую ношу. Естественно, это хорошо, это плюс. Мы будем строить новую жизнь, обороняться, расти. Поэтому излучатель разрабатывают. Насколько мне известно, он планируется как всепланетный. То есть установят на полюсах Земли, запустят, и через сутки триманцы откроют для себя Медиану. Разъяснительная работа также будет проведена. Вероятно, до запуска излучателей выберут референтную группу, объяснят все ей...

- Да, с одной стороны хорошо, - согласилась Ивик, - с другой... для Дейтроса это неизвестно чем кончится.

- Почему? - удивился Кельм, - что же тут может быть плохого?

- Ну посуди сам. Все это время мы жили с идеей защиты Тримы. Простая, в общем-то, идея, незамысловатая. Но все дело в том, что человеческое общество не выживает, если цель и смысл его существования заключаются лишь в самом этом существовании. Должен быть сверхсмысл, сверхцель, то, ради чего выживание можно отодвинуть на второй план, даже выживание всего общества. И кроме этого, должны быть понятные каждому пути достижения этой цели. Например, если поставить целью достижение Царствия Небесного, то вряд ли общество примет такую цель -- непонятно, как именно его достигать, особенно в массовом порядке.

- Угу, это понятно. Причем для Дарайи такая сверхцель -- защита от Дейтроса. От готанизма и тоталитаризма! Дейтрос и готанизм -- это одно и то же, ты же знаешь. Эта перманентная война необходима Дарайе. Она никогда не кончится.

- А для Дейтроса такой сверхцелью была защита Тримы. Трима дороже всего. Даже жизни всего Дейтроса, как мы это уже однажды доказали. Дейтрос -- это наше тело, а Трима -- душа. Ради спасения души нашего народа сам знаешь, на что мы были готовы.

- Понимаю. Ты хочешь сказать, что если не станет этой сверхцели, если мы не должны будем защищать беспомощную Триму, то...

- Нет, конечно, сверхцели придумать можно! Но - придумать. Мы с тобой оба работали в России, в бывшем Советском Союзе. Ты понимаешь, что там произошло? Общество потеряло сверхцель. В 60е годы. Причем сверхцель как бы существовала. Она была. Ее формулировали, например, фантасты. Построение коммунизма... в общем-то, мы тоже мечтаем о светлом будущем. Но народ уже не воспринимал эту цель всерьез.

- Да, действительно, это так, - согласился Кельм. Аккуратно перевернул свою чашечку, - но я никогда не понимал -- почему. Я считал это следствием информационной атаки извне.

- Информационные атаки не страшны обществу, у которого есть реальная сверхцель. Смотри, как нас всегда атаковали... И ничего. Я думаю, знаешь почему у них не получилось с коммунизмом? Кстати, чайку еще хочешь?

- Не откажусь. Ты здорово завариваешь.

Ивик покраснела от удовольствия. Она обожала, когда Кельм хвалил ее хозяйственные способности. По правде говоря, это случалось нечасто. Она взяла заварочный чайник, принялась наливать. У нее дома Кельм позволял ухаживать за собой, как гость, и это было приятно.

- Так вот, почему с коммунизмом не вышло... Да потому что их коммунизм... если почитать Стругацких и Ефремова -- ты же читал, да? Это наиболее талантливые творцы, описавшие мир будущего. Так вот, их коммунизм свелся все к тому же выживанию, росту и материальному благополучию собственного мира -- только в мировом и космическом масштабе. В одной из книг, в сатирической книге, Стругацкие описывают модель идеального потребителя, существо, обладающее всеми возможными в мире потребностями. Помнишь?

- Ага... кадавр заграбастал все материальные предметы, до которых смог дотянуться, а потом свернул пространство и закуклил на себя время...

- Ему они противопоставили мыслящего и чувствующего человека. Но ведь

человечество будущего в их исполнении -- такой же кадавр.

- Интересно! А в чем, например, могла бы заключаться их сверхцель?

- А сверхцель не может быть вечной, на все времена. Она и должна меняться. Советские фантасты исходили из того, что коммунизм уже почти наступил, и все, что осталось решить -- это что делать, когда совсем уже станет скучно. Между тем на Земле -- войны, голод, нищета, неравенство... А они будто не видят этого, не понимают, что вот это -- и есть сверхцель. На сегодняшний день. Освободить человечество. Как его освободить, как сделать, чтобы на Земле каждый ребенок питался досыта и ходить в школу... А они решают проблемы послезавтрашнего невозможного бытия.

- Хе, Ивик, так если бы они начали решать современные проблемы всерьез -- началась бы большая война

- Тоже верно. Мы вот тоже не хотим войны... но куда деваться?

Ивик снова наполнила чашки. С Кельмом интересно разговаривать -- он все понимает с полуслова. Он неизмеримо умнее ее во всех вещах, касающихся практической жизни, логических задач, сообразительности. Но когда начинаешь рассуждать о таких вот вещах -- общество там, история, философия разная -- Ивик чувствовала себя с Кельмом на равных. И это опять же не вызывало никаких комплексов ни у кого. Какая вообще разница, кто умнее, сильнее, больше знает? Мы что -- на соревнованиях или устраиваемся на работу в дарайскую фирму?

Главное, что нам хорошо вместе, подумала Ивик.

- Есть опасность, - сказала она, - Дарайя тогда начнет информационное наступление, они уже не такие идиоты -- и многих из нас просто купят. Докажут превосходство собственного образа жизни. Ведь они реально богаче. Посмотри на наших эмигрантов. Вон на моих соседей. Их купили -- за стенку, ковер и некоторые удобства на морском курорте, которого нет на курортах Дейтроса. Они не будут больше нас убивать, Готана уже нет -- они нас купят.

- Меня же не купили. Тебя тоже. Если бы это было так просто, они могли бы любого пленного из наших просто купить. А посмотри, что они делают с пленными.

- Потому что у нас есть то, что не продается, что они ни за какую цену не могут купить -- Огонь. А если брать остальных, не гэйнов... Они не понимают, что такое Огонь, и зачем вообще все это. Соображения в стиле "не хочу предавать своих" отходят на второй план, потому что они ведь продаются ради своих детей, своей семьи. Это в первую очередь свои, а потом уж -- весь народ.

Ивик помолчала.

- А во-вторых, общество, единственная цель которого -- защита своей идентичности -- останавливается в развитии. Ведь если важно защищать свою идентичность, так же важно и сохранять ее абсолютно неизменной.

- Что-то в этом роде произошло и с Дейтросом. Сама по себе христианская религия консервативна.

- Но и она меняется. Она сильно меняется, и на самом деле очень разная. В каждый исторический момент присутствуют самые разные течения, и они не только не умирают со временем -- но наоборот, разветвляются и множатся. В том-то и дело, что христианство за две тысячи лет отнюдь не стояло на месте. Оно способно к развитию, к изменению. Это косвенно доказывает, что за ним -- истина.

- Знаешь что? - задумчиво сказал Кельм, - на следующей декаде я познакомлю тебя с одним человеком. Сейчас конспиративные условия позволяют.

Ивик улыбнулась, не зная, что сказать на это.

- Кстати, о Дне Возрождения... Это ведь на самом деле Рождество. До Готана был довольно распространенный праздник. У нас в шемате Дарайи принято в этот день отмечать Рождество. Нам разрешили. Сама понимаешь, путаница с календарем в разных мирах... Нам даже присылают с Дейтроса поздравления к этому дню.

- Вот это да! Не знала... надо придумать тебе какой-нибудь подарок!

- Ну это не проблема. Кстати, о подарках. Раз мы официально встречаемся, то я могу тебе и официально помочь, правда? Ты же не получаешь пособий. И если вдруг по каким-то причинам проверят твой счет, все чисто, я имею право делать тебе подарки.

- Съезжаться нам, конечно, нет смысла, - тихо сказала Ивик. Кельм кивнул.

- Да. Ты понимаешь, что это невыгодно. Увеличивается риск для обоих. И нам нужна твоя квартира. Так вот, о чем я... давай тебе какую-нибудь мебель подберем приличную? Раз уж ты в Дарайе, пользуйся моментом. А то -- ну что ты с таким барахлом живешь? И насчет машины надо бы подумать. Даже, пожалуй, начнем с машины -- она тебе и по работе не помешает.

- А что такое этот твой Огонь? - раздался голос Илейн. Эрмин с трудом повернул голову.

- Как ты различаешь -- вот это настоящий творец, а это -- нет?

- Выйдем в Медиану, померяемся... - хрипло сказал он.

- В Медиане -- понятно, а здесь? Можешь определить, что настоящее, а что -- нет?

Эрмин был плотно прикручен ремнями к креслу. Два дня назад он пытался бежать, убил охранника, теперь его не оставляли свободным и без присмотра ни на минуту. Тихо и надсадно ныл бок, раскалывалась голова. Уже привычная боль, обыкновенная. Все эти разговоры врезались в мозг, как раскаленный нож. И снова очень хотелось пить.

Илейн повернулась, щелкнула чем-то, зазвучала веселенькая мелодия. Вроде бы переложение одного из старых дарайских композиторов, древних, из Южно-Савайской школы -- Лаира или Осселя. Переложение слишком эстрадное, с резкими перепадами, со сглаженными оттенками -- но однако, играли профессионально.

- Ты музыкант. Хороший музыкант. Можешь понять - это настоящее или нет? Есть в этом Огонь?

Эрмин послушал. Музыка не облегчала боли, а наоборот, ввинчивалась в виски раскаленным железом. Он скривился.

- Давай будем честными. Тебе не нравится?

- Нет. Выключите.

Музыка утихла. Эрмин облегченно вздохнул.

- Но если откровенно -- ты поставишь диагноз? Настоящее или нет? Есть Огонь -- или нет?

- Не знаю. Нет.

- Нет. Хорошо. Теперь это.

Карамельно-сладенькая мелодия колыбельной. Тоже дарайской, тоже древней. Эрмин даже глаза закрыл. Кто его знает, есть ли в этом Огонь, но мелодия оказалась приятной, звуки падали на воспаленный мозг освежающей капелью.

- А здесь?

- Здесь, наверное, есть, - сказал он, - не знаю.

- Итак, в первом -- нет Огня, во втором отрывке -- есть. Между тем, первый отрывок исполнял дейтрийский оркестр, "Литургия" из Шари-Пала, настоящие матерые гэйны. А второй -- песенка из Холидувского фильма для детей.

Эрмин открыл глаза.

- Вы использовали старую музыку.

- А это неважно. Самое главное -- ты, гэйн, профессиональный музыкант, не можешь определить, лишено произведение Огня или нет. Ты не можешь провести оценку...

- Я же говорю -- выйдем в Медиану и там будет видно, кто творец. А кто нет.

- Медианные образы действительно бывают более и менее сильными. Но при чем здесь художественная одаренность?

- При том, что все гэйны могут творить... а не гэйны -- нет.

- Это всего лишь дейтрийская идеология. Связь творчества и создания виртуального оружия есть, но она непрямая и сложная. Дарайя -- свободный мир, и мы не заставляем всех умеющих творить -- производить оружие...

- Ну да, только пленных вы заставляете...

- Да нет, видишь ли, я хочу тебе помочь. В этом цель любого атрайда: помочь человеку социализироваться, избавиться от комплексов и жить полноценно и счастливо. Ну а работа... твоя работа в качестве творца оружия докажет, что ты действительно отбросил идеологические шоры.

- Зря стараетесь, - буркнул пленный, - я предпочту жить с идеологическими шорами. Пусть недолго.

- Ваша пропаганда логически не выдерживает никакой критики. В Дарайе нет творцов -- это смеху подобно! У нас в месяц выходит больше фильмов, чем в Дейтросе -- за несколько лет. Прилавки завалены книгами. На каждом углу -- оркестры и музыкальные группы.

- Барахло все это. Это и компьютер так сделает.

- Хорошо. Хотя ты только что доказал, что никакой разницы между барахлом и истинным творчеством в твоем понимании -- нет, во всяком случае, ты эту разницу определить не можешь. Но ты же не будешь отрицать, что наука Дарайи даже несколько превосходит дейтрийскую? Во всяком случае, отставания нет... следовательно, с научным творчеством у нас все в порядке.

- Это другое. Там совсем другая природа. Ученые в Медиане ничего не могут.

- Да? А я вот сомневаюсь. Я сама ученый, психолог, и неоднократно испытывала взлеты вдохновения.

Его начало трясти от холода. Озноб, что ли? Или действительно холодно здесь? Эрмин прикрыл веки -- под ними словно песок перекатывался. Сколько он уже не спит? Сутки, как минимум. Какой мерзкий, противный высокий голос, как он ввинчивается в ушной лабиринт, в самую сердцевину мозга, как волнами расходится от него боль...

- Проснись, - струйка холодной воды потекла по лицу. Он высунул язык, стараясь поймать воду.

- Отвяжитесь, - сказал он, - буду я тут с вами дискуссии вести. Ремни отвяжите, тогда поговорим. И пить дайте. И одеяло.

Интересно, почему он все еще обращается к тетке на "вы"? Из внушенного, как она объясняла, в Дейтросе комплекса почтения к старшим?

Кара умерла, сказала тетка... Каре, можно сказать, повезло. У нее остались четверо детей, но все равно -- повезло.

- Убейте меня, - сказал он равнодушно, - за вину перед вашим государством. Я же виноват, правда? Я враг. Неужели вы рассчитываете, что я буду убивать своих? Что я предам Дейтрос?

- Это нелепо, - мягко сказала тетка, - мы ведь не в игры играем, дорогой. Это реальная жизнь. Дейтрос! Ты должен осознать, что дейтрины уже много лет мучаются и страдают сами из-за этой идеологии. Ты должен помочь нам освободить остальных, раз уж тебя так беспокоит их судьба. Предательство, верность, клятвы... все это слова. Да, кстати, поговори на эту тему с Тиллом, он как раз здесь...

Прошло какое-то время, Эрмин пытался заснуть, но охранник бил его по щекам, отчего тело дергалось, и ребра вспыхивали новой болью. Но все же теперь лучше, утешал он себя. Болит уже меньше. Теперь синяки заживают. Правда -- что будет дальше? Тетка говорила о переводе в другой корпус. Говорила, что есть методы воздействия, которые не в состоянии выдержать ни один человек. Чепуха. Эрмин слышал про Кельмина иль Таэра, который, рассказывают, выдержал все эти их операции и был спасен из плена. И говорят, многие умирают, но не сдаются. Значит, выдержать в принципе как-то можно. В принципе. Только не тогда, когда это касается тебя самого. Эрмин знал про себя, что никакой особенной силы воли у него нет. Даже эта незначительная вроде боль -- и то уже кажется запредельной. Кажется, так тяжело терпеть... А если она усилится в десять раз... да хоть в два...

Послышался шорох открываемой двери. Эрмин скосил глаза и повернул голову, насколько позволял ремень на шее. Сморщился, как от кислого, и в лобную кость ударила новая волна боли.

Эта проклятая сволочь... как его... Тилл. В люминисцентном освещении лицо дейтрина казалось очень бледным. И рядом -- лицо психологини, умело наложенный макияж.

- Привет, Эрмин, - произнес предатель. Юноша дернулся.

- Объясните, Тилл -- ведь вот у вас тоже были такие идеи, нельзя предавать своих. Вы же были хорошим, правильным гэйном. Патриотом. Но впоследствии изменили свою точку зрения.

- Я считаю, что патриотизм заключается в том, чтобы приносить пользу своим соотечественникам, - с умным видом пояснил предатель, - дейтрины страдают от антидемократического правительства, религиозного фундаментализма, и наибольшая польза, которую им можно принести -- освободить их... Дарайя -- свободное, демократическое государство, высокий уровень потребления для всех, гуманизм.

Эрмин едва сдерживался, чтобы не застонать.

- Вы все время балаболите про гуманизм, - он не смотрел на предателя, обращаясь исключительно к Илейн, - а что вы делаете со мной? Это -- ваш гуманизм? И еще этим вашим... другим корпусом стращаете...

- Не спорю, тебе нелегко приходится. Но Эрмин, разве тебе когда-нибудь было легко? В Дейтросе тебя не мучили всю жизнь? В квенсене? Тебя никогда не били, не угрожали, не сажали под арест? Ты не знал холода, недоедания? Ты вообще -- хорошо жил в Дейтросе?

Гэйн молчал. В глазах что-то мелькало. Какие-то воспоминания. Психолог, вероятно, попала в яблочко.

- Путь к высшему часто проходит через страдания, через преодоление себя, - тихо сказал Тилл. Как-то очень просто сказал, хорошо. Хотя и сволочь...

- Да, я не спорю, для того, чтобы переубедить тебя, мы применяем не совсем гуманные методы, - подхватила Илейн, - но к сожалению, твоя сложившаяся психическая структура уже не может быть перестроена мягкими способами.

- Вы ее и жесткими не перестроите, - буркнул Эрмин. Почему-то присутствие Тилла вызывало желание бороться и ненавидеть.

- Ты стал слишком самоуверенным, - констатировала Илейн. И сделала какой-то знак охраннику. Тот приблизился к пленному и стал просовывать под ремни маленькие проводочки. Эрмин сжал зубы. С ним это уже делали. Это так -- мелочи, объясняла Илейн. Простая демонстрация. Она запустила прибор. Эрмина мгновенно скрутила судорога, он терпел, обливаясь слезами, несколько секунд, а потом закричал...

- Тилл, - Илейн внимательно на него смотрела, - теперь попробуйте вы. Возьмите вот здесь.

...Он все-таки мальчишка. Такой же, как Ви и Луар. Пацан. Наверное, эта округлость подбородка, эти складочки у рта у него -- с раннего детства. Он был малышом, и сидел на коленях у какой-то дейтрийской женщины, мама кормила его кашей, и он широко и доверчиво открывал ротик... Кельм рванул рычаг. Держал, пока Илейн не сделала ему знак -- отпустить. Крик затих. Свежая ссадина у рта открылась, текли слюни, смешанные с кровью. Багровое от напряжения лицо залито слезами. Даже ненависти нет в помутневших от боли глазах. Тоска, бесконечная усталость.

- Будет еще хуже, - сказал Кельм, хорошо контролируя голос, - я советую тебе подумать. Не все, к сожалению, герои, и не все гиганты. А психика и тело у тебя -- не казенные.

Илейн не сводила глаз с Кельма, тщательно изучая его мимику.

Ивик открыла дверь. Келиан стояла на пороге.

- Заходи, - она едва удержалась, чтобы не потрепать девчонку по голове. Как будто Миа вернулась. Хотя Миари совсем не похожа на эту дарайскую девочку, белобрысую, грязноватую, с наглым надменным взглядом.

- Можно к вам? Не помешаю?

- Нет, конечно. Я рада. Знаешь, я почитала твои стихи... заходи на кухню.

Келиан не отказалась от угощения и с жадностью пожирала хлопья с молоком. Ивик поставила воду и начала чистить овощи.

- Сейчас нормальный ужин сделаем. Ты дома не ела, что ли?

- Предки пьяные, жратвы вообще нет. Ниче, что я вас объедаю?

- Да брось ты, прямо уж объела! Так вот, стихи мне понравились. Особенно про солнце в кармане.

- Теть Ивенна, я вообще с вами посоветоваться хотела... тут у нас такие дела...

- А что такое? - Ивик подсела за стол.

- Прикиньте, сегодня меня к психу вызвали, - Кели сделала паузу на жевание.

- Тебя часто вызывают, разве не так?

- И представляете... меня столько тестов заставляли проходить, я уж чувствовала, что дело неладно. И короче, псих мне и говорит, что меня выбрали... и предлагают мне работу в лиаре, в центре этих... виртуальных вооружений...

Ивик задумалась. В принципе, а что удивительного? Кели же очевидный "контингент А". Талантливых подростков здесь выявляют хоть и несколько позже, чем в Дейтросе -- но так же тщательно. Ни одного не пропустят. И делают предложение, от которого нельзя отказаться. Даже непонятно, почему Кели так нервничает.

- Не знаю вот -- соглашаться, нет...

- Почему же нет? - удивилась Ивик, - соглашайся. Для тебя-то это наверняка будет лучше. Там очень хорошо платят. Мне столько и не снилось. Интернат, своя комната, все удобства. Свой собственный компьютер, у тебя ведь нет своего?

- Да-а, это, конечно, классно... - протянула Кели.

- С учебой не напрягают. Хочешь -- учись, хочешь нет. Всего четыре часа в день надо отработать на виртуальных тренажерах и в Медиане. В Медиану будешь ходить, сколько душе угодно!

Пожалуй, мельком подумала Ивик, для Кели хватило бы одной регулярной кормежки и разрешения ходить в Медиану. Но ведь талантливыми оказываются и подростки из богатых благополучных семей. Чтобы их купить, надо постараться -- потому и условия такие создают, и оплата.

- И вообще не надо о будущем беспокоиться. Ты чего, Кели? Соглашайся, конечно.

- А вы откуда все это так хорошо знаете?

- У меня друг есть, - улыбнулась Ивик, - старый знакомый по Дейтросу. Он был гэйном, попал в плен... и теперь работает в лиаре. Консультирует как раз ребят таких, как ты.

Кели отложила ложку.

- Теть Ивенна... вы извините... вы добрая и все такое... я не хочу вас обидеть. Но... вам это не влом, то, что этот ваш друг... и я, если туда пойду... мы же оружие будем делать. Чтобы убивать ваших же.

Ивик перестала улыбаться. Внимательно посмотрела в лицо девочки, с синеватой полупрозрачной кожей, с пятнами грязи на носу и подбородке и блестящими гвоздиками пирсинга на скуле.

Вот ведь и не ожидаешь, что у ребенка такие сложные социальные размышления. Хотя Кели много читает.

- Все это непростой вопрос, - сказала Ивик, - но ведь с точки зрения дейтрийской идеологии мы все предатели. У нас война. Я эмигрировала во вражескую страну. Как это еще назвать? И потом... знаешь, я сейчас не готова ответить на твой вопрос. Позже... постараюсь. Подумаю. Но что касается тебя самой, по-моему, никаких сомнений быть не может. Ты не дейтра, ты -- дарайка. Ты будешь работать для собственной страны... как герои этого сериала, как его... "Невидимая война".

В кармашке заверещал и забился мобильник. Ивик поправила наушник, нажала кнопку.

- Да?

- Ивик, ты... - голос Кельма казался приглушенным. Если о звуке можно сказать "бледный", то это был именно такой звук, - ты свободна сейчас?

- Да, у меня весь вечер свободен.

- Ты извини. Сегодня нам бы не надо встречаться. Но... ты мне очень нужна. Можно, я заеду к тебе?

Ивик встревожилась.

- Да, конечно, Кель. У меня тут соседка, но это ничего. Ты подъезжай, я жду.

Он снова спрятался в нее, вцепился. Жадно ласкал, зацеловывал лицо, шею, руки. Они сидели на стареньком ее диване. Ивик тихонько отвечала на ласки, но она уже поняла, что Кельма в таких ситуациях мало интересовал ее ответ, ему хотелось ласкать, целовать, тискать ее, как куклу. И она просто позволяла себя тискать. Это было прекрасно, но ее мучила тревога, потому что очевидно, все было не так. Очевидно, что-то случилось. Наконец он сделал паузу, ткнулся лицом в ее плечо, и тогда, гладя его по волосам, Ивик тихо спросила:

- Что случилось?

- Ничего нового, - прошептал Кельм, - ничего. Все как было.

- Но я же вижу. Тебе плохо. Не хочешь рассказывать -- не надо... Но если хочешь...

- Ивик, я видел сегодня Эрмина.

- Его еще не перевели... туда?

- Нет. Пока нет. Но и этого, знаешь, хватает. Ты была права... ты права... Ивик. Мне иногда кажется, что я больше не выдержу.

- Любовь моя, - прошептала Ивик.

- Что ты из меня сделала, Ивик? Я же выдерживал -- без тебя. Уже были такие ситуации. Я же все делал правильно. И сейчас тоже. Но вот есть возможность ткнуться в тебя и поныть... ты делаешь меня слабым.

- Ничего, - Ивик погладила его, - ничего, это пройдет. Потерпи, радость моя, это пройдет.

Кельм расслабился под ее руками, от ее слов. Голова неподвижно лежала на ее груди. Кольцо рук было крепким и горячим.

- Они теперь, вроде бы, не режут, - сказал он, - но принцип тот же. Вводят канюлю до нервного узла...

- Не надо. Не думай об этом.

- Может, не надо ждать этого разрешения. Все равно его не дадут, наверное.

- Я завтра схожу на связь. Я буду два раза в день ходить.

- Не надо. А если тебя поймают и - туда?

- Ну что ты, сомневаешься в моем профессионализме? Они меня не возьмут.

- Все попавшие в атрайд были професионалами.

- А с нами этого не случится. С нами ничего подобного не случится.

- Господи, как я их ненавижу, - выдохнул Кельм, - ты даже представить себе не можешь, как я ненавижу их... я их ненавидел с молодости. И сейчас, каждую минуту, каждый час... смотрю на них, мило улыбаюсь, разговариваю... и хочется даже не то, что убить -- разорвать на клочки.

Ивик подумала. Вот у нее совсем не было ненависти к дарайцам. За что их ненавидеть? В бою иногда вспыхивало что-то такое. Но это в бою, и к вражеским солдатам. А за что ненавидеть Санну, Лайну? Даже Тайс. Клиентов. Соседей. За что их ненавидеть? Их жаль...

Но Кельм вынужден общаться с вангалами и офицерами, с психологами атрайда, со всей этой швалью... наверное, Ивик не смогла бы и этих ненавидеть. Но ведь ее никогда не резали по живому скальпелем. Ей не приходилось смотреть, как мучают других.

- Как же ты можешь? - спросила она, - столько лет... и никогда, никогда не показать им, как ты их...

- Мимикрия. Знаешь, это даже интересно. Чем больше ненавидишь гада, тем шире улыбаешься и радушнее общаешься с ним. Чем больше хочется убить, тем мягче ковром стелешься, и думаешь -- с радостью думаешь: подожди, гадина, настанет твой час.

Ивик вспомнила Тайс, начальницу...

- Наверное, это правильно, - сказала она, - надо этому учиться. Я умею, конечно, владеть собой, но чувства... они мешают.

Tertia

За пять лет Кельм так оброс связями -- нужными, постоянными, случайными, мимолетными -- что все знакомства уже с трудом умещались в памяти. А записей он не вел. Телефоны, адреса, имена, чем этот человек может быть полезен -- все в голове.

Вот и сейчас он, сосредоточившись, перебрал в памяти адресную книжку и выбрал того единственного человека, который мог бы хоть как-то приблизить его к решению задачи о дельш-излучателе.

Кельм был с ним шапочно знаком по горнолыжному клубу. Это был биофизик, и насколько Кельм понимал, занят он был как раз исследованиями облачного тела человека. Какими бы засекреченными ни были излучатели, он не мог об этом совсем ничего не знать. Конечно, если такие исследования вообще ведутся.

Звали биофизика Шейс иль Велир.

Кроме перевербованных гэйнов, еще две категории дейтрийских эмигрантов имели хорошие шансы устроиться в дарайском обществе. Это идеологи, публицисты, которых брали работать в информационные противодейтрийские центры или просто в дарайские СМИ -- рассказывать ужасы о Дейтросе. И вторая категория -- ученые.

С научными способностями, талантом, воображением и любознательностью дело обстоит не так просто, как с одаренностью художественной. Дарайцы не были лишены научной жилки, среди них рождались изредка гении, и было много просто хороших добросовестных исследователей.

Природа научного таланта иная, нежели СЭП или Огонь. Ученый, каким бы ярким

воображением и логикой он ни обладал, в Медиане ничего серьезного, энергетически сильного произвести не может. Но дейтрийские ученые-эмигранты в Дарайе ценились. Их принимали на работу, платили, как своим -- и кстати, получали от них важные сведения о развитии дейтрийской науки и техники.

Вот так и Шейс иль Велир сумел неплохо устроиться в Маанском Исследовательском центре Медианы. Из Дейтроса он ускользнул вместе с семьей -- женой и двумя детьми. Они теперь жили на его иждивении, в особняке, пользуясь всеми благами дарайской цивилизации.

Найти иль Велира было нетрудно, оказывается, недавно он даже по телевидению выступал - Кельм нашел и пересмотрел передачу. Известен и адрес, место работы.

В обычное время Кельм не колеблясь позвонил бы ему. Сейчас он опасался прямого и постоянного прослушивания. Честно говоря, вообще непонятно, что происходит - но уже два раза Кельм замечал за собой наружку, и часто вылавливал дополнительные жучки, в том числе, и дома. Дома он нейтрализовал микрофоны без зазрения совести, с одежды убирал через некоторое время, на работе - оставлял как есть, на наружку не обращал внимания - все равно он не совершает ничего подозрительного.

Непонятно лишь, почему за ним следят. Кажется, он давно перестал вызывать подозрения. Что-то случилось? Кельм не знал и пока не видел никакой возможности это выяснить.

Однако даже если это опасно и неудобно сейчас, задание следовало выполнять.

Горные лыжи были выгодны сразу по трем причинам. Во-первых, таким спортом не занимается абы кто. Заоблачно высокие клубные взносы, лыжи, экипировка, регулярные выезды на курорты... Горнолыжный клуб "Экей" посещала вся городская элита.

Во-вторых, форму все равно поддерживать надо, и такое хобби как нельзя лучше подходит для этого - по крайней мере, каждому ясно, для чего Кельму нужны тренажеры в подвале, зачем он ежедневно бегает кроссы. Горнолыжник, спортсмен, здоровый образ жизни...

В-третьих, Кельму просто нравилось кататься на лыжах.

Сейчас он нервничал. В последние две недели посещал клуб через день, но иль Велира так и не видел. Неужели все-таки придется связываться с ним другим способом? Это теперь опасно.

Кельм неторопливо размялся и пошел к лыжной стойке. Его красно-белые "Керсы" смотрелись отлично, не зря же угрохал на них половину месячного оклада. Кельм стянул перчатку, провел пальцем по липкой базе, задумчиво взглянул на снег. Может быть, и не попал в мазь. Неприятно, когда лыжи идут плохо, а "Керсы" на мокром снегу вообще не идеальны. Ну да ладно, посмотрим. Кельм надел перчатку и подхватил лыжи. Поздоровался с ладным красавцем в черной шапочке, идущим с трассы - второй вице-президент Маана, Ла Нейл. За вице-президентом торопились две женщины в бежевых незаметных лыжных костюмчиках, каждый - стоимостью в хороший автомобиль, женщины хохотали над чем-то, не замечая Кельма, приветливо им кивающего. Кельм миновал компанию молодых людей-яппи, ноги как палки воткнуты в крепления - очевидно, бывают здесь довольно редко и больше с карьерными целями, а может, корпоративный выезд. На детском склоне пестро мельтешили ребятишки с мамами или нянями, раздавался мощный визг. Кельм улыбнулся. А вот еще знакомые - две психологини из Южного атрайда, топчутся около учебных трасс. Психологини преувеличенно живо ответили на приветствие. Кельм наконец подошел к гоночным трассам повышенной сложности - двое-трое спортсменов озабоченно разминались в сторонке, основная толпа осталась позади.

На стартовой линии никого не было. Кельм надел лыжи, шлем, надвинул на лоб очки. Взглянул на электронное табло - по трассе кто-то спускался. Надо подождать. Он сделал несколько глубоких вздохов.

Снег сверкал вокруг, слепил - миллиардами кристалликов, холодный воздух обжигал горло, холмы торжественными дворцами вздымались в синее небо. Надо взять с собой Ивик, подумал он. Почему бы и нет? Поучить ее кататься. Она моя подруга, все официально. Надо ей это показать. Он почти забыл о цели посещения клуба, знакомый, привычный восторг, смешанный с легким страхом, ледяным холодом заполнил грудь. Уже пора, трасса свободна.

Пошел! - велел он себе, толкнулся палками. Разгонный шаг, раз, два, три - вошел в стойку, выпрямив спину параллельно линии лыж. Скорость нарастала.

Все перестало существовать, кроме скорости. Он пролетел по узкому коридору меж сугробов, совершил вираж направо вниз, прошел по диагонали - и только тут наконец вдохнул, сознательно вспомнив о кислороде, прошел спад - взлетел и промчался по воздуху метров десять, снова поворот и диагональ...

Он все-таки попал в мазь, лыжи шли гладко, четко входили в повороты - как все "Керсы", и полет вниз был наслаждением, был безоблачным счастьем...

Он влетел в ворота и финишировал по широкой дуге, обдав искрящимся снегом взвизгнувшую стайку девушек. Тут же повернулся к девицам, широко улыбаясь, помахал рукой. Здесь не имело значения то, что он дейтрин, дринская рожа - за его спуском наверняка наблюдали, и это было красиво.

Но и нечего торчать здесь дольше. Не обращая более ни на кого внимания, он двинулся к подъемнику.

Едва спрыгнув на утоптанный снег, Кельм напрягся - впереди маячила затянутая в желтый костюм, кажется, знакомая спина. Неужели в этот раз ему повезло? Кельм рванулся вперед, сразу забыв о катании.

Спокойно. Встреча должна быть естественной. Кельм хотел после спусков посидеть в клубе часика три, подождать до темноты - вдруг иль Велир все же сегодня появится. Но вот же он, вот, собственной персоной, и ждать не надо... Натягивает шлем, как и Кельм, касается рукой скользкой прохладной поверхности лыж, размышляя о мази.

Кельм вразвалочку - после трассы ноги плоховато слушались - подошел к биофизику.

- Иль Велир?

Тот вздрогнул, обернулся. Кельм широко, радушно улыбался.

- Давненько мы с вами не виделись! Редко бываете - дела?

- Да, семья, работа, - пробормотал иль Велир. Похоже, он узнал Кельма, но очень смутно.

- Вы меня еще помните? Я иль Кэр. Работаю в лиаре.

- А-а... отвык я от этого "иль".

- Можно и без этого, - согласился Кельм, - здесь у них так принято. Я смотрю, у вас лыжи новые? Ну-ка, можно взглянуть?

- Купил на той декаде, - сообщил иль Велир. Протянул правую лыжу Кельму. Лыжа была на вид обычная гоночная универсальная - с довольно широкой талией, сэндвич в глянцевой сине-голубой рубашке,. Кельм аккуратно покрутил лыжу в руках, попробовал на скручивание и на прогиб.

- Что за фирма - а-а, вижу, Аплер. У них неровная продукция, но эти неплохие, я вижу. Я бы взял. Жесткие. Но не каждый справится. В поворот нормально входят?

- Я справляюсь, хотя, конечно, требует усилий, - поделился иль Велир, - по правде сказать, до них у меня было сущее барахло...

- На снаряжение лучше, я считаю, потратиться, - сказал Кельм, - а вы сейчас на трассу?

- Да, еще разок хотел...

- Слушайте, а я хотел с вами как раз побеседовать... время есть немного?

- Найдется, - ответил биофизик, с любопытством глядя на него.

- Тогда подходите в клуб, я столик займу. Договорились? Вы здесь один? Ну и отлично... Посидим, поболтаем, - перешел Кельм на дейтрийский, что означало новый уровень взаимного доверия.

- Хорошо, я не против. Ну до встречи! - биофизик подхватил лыжи. Кельм поглядел ему вслед.

В общем-то тоже собирался еще покататься, но до того ли теперь?

- Вы меня прямо заинтриговали, - сказал иль Велир, - а что, у вас дело какое-нибудь, или просто так, поболтать?

Кельм не зря потратил время - он выбрал удобный столик, в углу и на возвышении, и успел незаметно его проверить. Хотя - камеры и жучки в "Экее"? Хозяева жизни, которые здесь бывают, такого не потерпели бы. И все же, учитывая усиленную слежку в последнее время, да и просто по привычке, Кельм был осторожным.

Народу в кафе было немного, далеко не час пик. Двое лыжников потягивали крэйс за одним из центральных столиков, их обрабатывала полуодетая вангали. У самого выхода мамаша кормила обедом двух юных отпрысков. И по соседству компания золотой молодежи. Ничего подозрительного.

Кельм заказал себе малоградусный крэйс, мясную закуску. Начал потихоньку есть. Для стороннего наблюдателя все выглядело так, будто иль Велир заметил его и присоединился совершенно случайно.

. Биофизик и выглядел не лучшим образом, мешки под глазами, обвисшее лицо. Моложе Кельма, а выглядит старше лет на двадцать. Заказал шницели и двадцатиградусный крэйс.

- В сущности, - сказал Кельм, - просто пообщаться. Вы же знаете, как к нам относятся... идеологию Готана отвергли, но все равно - темноволосый чужак-дейтрин воспринимается соответственно.

Иль Велир оживился. Похоже, Кельм попал в нужную точку.

-- Да! - подхватил он, - В душе, такое впечатление, они как были, так и остались готанистами. Белые рыцари! Отношение совершенно другое. Вот мы вроде бы и ведем обычный дарайский образ жизни. Я работаю. Вела сидит с детьми, хозяйничает. Дочь пошла в классическую... она там единственная дейтра, конечно. И все равно -- соседи косятся... вроде бы и вежливо общаются, но... - биофизик махнул рукой.

-- Вот и у меня те же проблемы, - посетовал разведчик, - но что тут сделаешь? А ты, я видел, недавно на телевидении побывал?

Он непринужденно перешел на "ты", и биофизик, уже уговоривший бокал крэйса, воспринял это естественно.

- Было дело.

- Я смотрел "Вечернюю беседу". Неплохо - считай, миллионная аудитория.

- А, - иль Велир махнул рукой, - там бабки неплохие. У меня же дом, кредит выплачивать надо! Знаешь, вроде зарплата и ничего, - поделился он, - но как-то все почти в банк уходит. Жена на еде экономит, бегает ищет, где дешевле. Отгрохали домину, теперь маемся. Но с другой стороны, детям ведь это. И они получат дом по наследству, уже заживут как люди...

- Да, жилье здесь -- это все. А я снимаю...

- Ну ты одинокий, тебе кому оставлять. Слушай, а чего не женишься?

- Да ну их, баб этих.

- Может, ты и прав, - иль Велир отлил себе крэйса в бокал.

- А что, за передачу правда хорошо платят?

- Угу. Подзаработал немного. Полчаса потрепаться в камеру -- и получаешь, как за месяц в лаборатории. Обычное бла-бла-бла... дейтрийский фундаментализм... тоталитаризм... про тяжелое детство, про милитаристское воспитание.

- Я слышал, ага.

- Понимаешь, как бы информация из первых рук. Я свидетель.

Кельм кивал. В той передаче участвовали -- дарайский офицер (не вангал, разумеется), две светских дамочки -- журналистка и общественная деятельница, обе ни сном ни духом про Дейтрос, руководительница интеграционного центра для эмигрантов (она сетовала на плохую приспособляемость дейтринов к здешнему обществу), и "свидетель" - то есть иль Велир. Образец идеального эмигранта: нашел прекрасную работу, интегрировался, сделал карьеру, образован по-дарайски, не беден, прилагает все усилия, чтобы заслужить признание и одобрение со стороны коренных дарайцев.

Свято верит в демократию и рассказывает леденящие душу ужасы о Дейтросе.

- Мне вот не предлагали, - сказал Кельм, - видно, я не очень-то подхожу для таких шоу.

- Ты в военной области работаешь, у вас все засекречено.

- А у вас нет? Тоже ведь стратегическая наука.

- У меня-то что секретить? Воздействие облачного тела на вилочковую железу. Механизмов никто не знает, и при нашей жизни, видно, никто и не узнает, аминь.

- У тебя -- нет, но ведь знаешь какие вещи бывают? Например, я слышал, разрабатывают излучатель, который расшатывает подвижность облачного тела. Не знаю уж, зачем -- разве что, для триманцев. Не слышал такого?

Иль Велир молчал. Кельм сидел расслабленно, бросив руку на спинку стула.

- Пару лет назад, - сказал иль Велир, - встретил я на симпозиуме одного дядечку. Вот он нес такую ересь, да. Было дело. Он не сам этим занимается, но вроде, кто-то занимается. Хотя по-моему, шарлатанство это все.

- Почему же, интересно! Что за дядечка-то?

- Дядечка колоритный, - биофизик хихикнул, - на гнома похож. Весь такой заросший, борода до бровей, длинные волосы развеваются. Дедуля, совершенно седой. Звали его... погоди... Ларт, а по фамилии то ли Каба, то ли Кейба.

- А сам он, значит, в другой области работает?

- Да почем я знаю!

- Давай еще выпьем, - предложил Кельм. Скосил глаза на соседний столик. Компания приличной молодежи -- старшеклассники из классической или студенты, раз здесь - не из бедных семей. Парни в спортивном, а девушки все как в форме в черных кожаных платьях на бретельках, плечи полностью открыты и овальная громадная дыра, обнажающая живот, по моде покрытый сложным узором с точками пирсинга, едва ли не до лобка. Смеются, тянут крэйс или молоко -- какое там молоко, с хайсом, конечно. Высокий белобрысый губошлеп обнимает за плечи девушку-змею, обтянутую черным. Она заливисто, неестественно хохочет, обнажая мелкие белые зубки.

- А черт его знает на самом деле, - пробормотал иль Велир, - ты вон на девок пялишься. А у меня дочь этого возраста. У них своя жизнь. Тоталитаризм, демократия... да пошло бы оно все к черту в задницу...

- А чего из Дейтроса свалил?

- А ты чего?

- Я в плен попал. А там, знаешь, сильно выбирать не приходится.

- Ты в плен. А у меня семья -- как заложники. Брат раньше сбежал, потом весточки передавал, давайте, мол, валите к нам... А сына тогда в квенсен забрали. Я подумал, да и тоже... Ну чего мы там не видели? Блок -- одна комната, а нас четверо было, сына -- в армию, а ведь война, убили бы, горячей воды вечно нет, кухня общая...

- По телевизору ты все больше про демократию и свободу распространялся...

- Да это абстракция все. А правда -- вот она. Там я, образованный человек, ученый, биофизик, и жена, между прочим, программист -- мы жили в скотских условиях, никакой разницы: что мы, что доярки с фермы. А здесь -- приличный дом, бассейн, нормальный квартал, в отпуск ездим по высшему классу... разве сравнить?

- Ну да, условий не создают в Дейтросе, это верно. Тут ты прав, - согласился Кельм.

- И обрати внимание, люди ведь не отсюда туда бегут. А наоборот, из Дейтроса -- сюда. И еще и не пускают, знаешь, как мы бежали? Я еле достал пропуск в Медиану, и то с патрулем разборки были. В Дейтросе мы заперты, как в тюрьме. Это что, случайно?

- Люди всегда выбирают, где получше и поудобнее, - пожал плечами Кельм, - это им свойственно. Как животным. Те тоже ведь ищут место, где охотничьи угодья, вода, все удобства... Если, предположим, человек поставит в лесу кормушку, олени к ней и будут жаться...а откуда кормушка взялась, зачем, почему, и чем за это придется платить, олени не думают. Как правило...

- А мне правда без разницы... и потом, что ни говори, но дело не только в кормушке. Здесь свобода. Живешь, как хочешь.

- Кое-что и здесь запрещено. Например, христианство.

- Запрещено только то, что мешает жить обществу. А так... в Дейтросе даже профессию нельзя выбирать...

- Твоя дочь уже выбрала? - спросил Кельм, чтобы перевести тему.

- Не знает еще. Думает. Тут ведь как, она бы хотела литературоведением заниматься, но это только если преподавать где-то, а так -- где она рабочее место найдет? А в общем, способности есть, в школе лучшая по гуманитарной части... Наверное, пойдет на психолога. Уж психолог точно везде найдет работу. Правда, поступить трудно, конкуренция большая... Но у нее неплохие баллы.

- Поступит, - сказал Кельм, - а хорошее знание дейтрийского -- это плюс. Для психолога. Будет работать с эмигрантами... их в атрайде полно. Давай выпьем за будущее твоих детей?

Кельму потребовалось полчаса, чтобы найти дядечку-чудака, пожилого биофизика. Не так уж много людей заняты исследованиями облачного тела, несколько сот из них обладают хоть каким-то именем и весом. Звали биофизика Ларт Киба, других похожих вариантов не нашлось. Да и внешность соответствовала описанию иль Велира: забавный старичок с развевающимися мягкими совершенно серебряными волосами, бакенбардами и бородой. Как гном. Кибе уже сравнялось семьдесят пять. Эвтаназия ему не грозила -- обеспечил себе старость, своевременно и щедро платя в пенсионный фонд.

Киба был широко известен в узких кругах. Возможно, даже гениален. Но больших открытий не совершил, так как круг его научных интересов оказался слишком уж широк. Энциклопедист. Всю жизнь порхал от одной темы к другой. И сравнительные характеристики облачных тел его интересовали, и взаимодействие с иммунной системой, а потом он вообще перекинулся на исследования гнусков. По крайней мере, этому была посвящена значительная часть его работ. Кельм ознакомился с ними в общем виде.

Живых гнусков исследовать сложно. Эти полуразумные гигантские приматы, плод генетических экспериментов, не поддавались ни дрессировке, ни укрощению, ни разумному воспитанию, словом -- были абсолютно неуправляемы. Единственный способ как-то управлять поведением гнуска -- не животным, не человеческим -- это убить его. Однако не всех животин истребили, жили они на небольшом архипелаге в Южном океане и вполне успешно размножались. Иногда их даже пытались использовать в военных целях. В Медиане они абсолютно беспомощны, как любое животное; на Тверди -- почти неуязвимые монстры-убийцы; в Дейтросе в свое время они производили колоссальные разрушения. Беда лишь в том, что остановить их можно лишь одним образом -- просто уничтожить.

Но и уничтожить их не просто. Сверхъестественная подвижность, укрепленный костяк, поразительная способность к регенерации.

Использовали гнусков еще с одной целью, об этом Кельм знал совершенно случайно, из личного опыта -- а население Дарайи не знало ничего. Смертной казни в самом гуманном и демократическом из миров не существовало. Но если все-таки очень нужно было кого-нибудь казнить, его официально отправляли в ссылку. На остров гнусков, Тои Ла. Продолжительность жизни ссыльного не превышала получаса.

Гнуски интересны как раз с этологической точки зрения. Их поведение нарушает все рамки зоопсихологии. Они ведут себя -- как разумные. Но и человеческая психология с ними пасует. Гнуск ведет себя как психопат, как маньяк -- по отношению ко всему живому. Но ведь при этом они питаются, размножаются, живут в стаях. Умеют пользоваться предметами.

Киба занимался ими с точки зрения биофизики облачного тела, но заезжал и в зоопсихологическую область.

Видимо, облачное тело гнусков в итоге навело его на определенные идеи, и Киба перешел к самой модной и в то же время традиционной для дарайской науки теме -- свойства облачного тела творцов, связь облачного тела, его подвижности и сродства к Медиане -- и способности к творчеству.

На эту тему он написал ровно одну работу, промерив медианные параметры у нескольких сотен дарайских офицеров, простых граждан, и у пары десятков пленных гэйнов.

В принципе, в ней не было ничего нового, все это делалось и до Кибы; выводы он сформулировал осторожно и не очень уверенно.

Эта работа была написана около двух лет назад, и с тех пор старик не только ничего не делал, но и что интересно, о нем в сети не было никаких упоминаний.

Что ж, пожилой ученый имеет право уйти на покой. Может быть, в конце концов, стали сдавать умственные способности. Может быть, пропал интерес к работе. Но Киба за всю жизнь cоздал себе имя, его приглашали хотя бы в качестве свадебного генерала на симпозиумы и почетные заседания, на телевидение -- с умным видом вещать что-нибудь идеологически правильное. Что гнуски -- не плод преступления, а милые обезьянки, которые сами по себе возникли. Что демократия не в сто, а в тысячу раз лучше дейтрийского и готанского тоталитаризма, а эти последние два вида тоталитаризма суть одно и то же, аминь. Что дейтрины ничем таким принципиально от дарайцев не отличаются, а их лучшие результаты в Медиане -- изолированное расовое свойство...

Два года назад старик вещать перестал.

Вероятно, развивается деменция. Или какое-нибудь еще старческое заболевание. Он мог бояться смерти и оплатить уход.

Кельм, приняв меры предосторожности, позвонил в научный центр, в котором все еще числился пожилой ученый. Представился корреспондентом журнала "Образ" (корочки внештатника у него и в самом деле имелись -- на всякий случай). Сообщил о желании написать серию очерков о выдающихся ученых современности. Спросил о местонахождении Кибы и возможности взять интервью.

Ему ответили -- неожиданно -- сразу. Кельм уже рассчитывал, что придется ехать в институт, долго и утомительно беседовать со всеми подряд. Но девушка на телефоне была доверчивой и исполнительной. Прямо как Ивик. Она ответила:

- Видите ли, сейчас это вряд ли возможно. Мэрфел* Киба болен, у него сложное психосоциальное расстройство. Сейчас он находится на лечении в атрайде.

*"мэр"- приставка, означающая высокое научное звание.

С явки, которую Кельм использовал для анонимного звонка в институт, а затем - в атрайд и еще кое-кому, разведчик сразу поехал на работу.

Он вел машину автоматически, почти не глядя в сумеречное пространство перед собой. В городе уже темнело, как всегда в это время года, а сеть разноцветных огней к Дню Возрождения еще не вспыхнула. Кельм миновал старинный центр (всего этого - вековых зданий, мостовых, соборов - Дейтрос лишен навсегда), вылетел на изогнувшийся упругой дугой виадук, потом нырнул в туннель (а такое в Дейтросе еще не скоро построят, не хватает средств). "Лендира" медленно ползла по ноздреватому черному покрытию, в строю таких же прозрачно-глянцевых авто, под призрачным сиянием подземных светильников. Туннель кончилось, и Кельм заметил, что за те несколько минут, пока он пересекал жилые тивелы, небо еще потемнело. Он снова вышел на виадук, который впадал уже непосредственно в шоссе, ведущее к лиару - комплекс располагался на отшибе от городских кварталов. Хоть иллюминация ко Дню Возрождения еще не зажглась, мириады огней внизу ослепляли - страшно взглянуть, город казался растеленным ковром световых гирлянд, гроздья сияющих башен-небоскребов вздымались в небо, ковер света причудливо изгибался, образовывал несколько этажей и снова уплощался, доходил до самого горизонта во все стороны, куда ни взгляни. Ивик бы восхищалась, наверное, подумал Кельм, ощутив знакомую теплоту внутри. Всегда так - когда думал о ней.

И снова - о Кибе. Достать его из атрайда будет непросто, но других вариантов Кельм не видел. Непросто - но все-таки можно. Ради такой цели, пожалуй, стоит рискнуть.

Вот только эта непонятная слежка в последнее время.

И Эрмин. Что теперь делать с ним? Вытаскивать сразу двоих? Кельм сомневался, что такой вариант пройдет. Поэтому - лучше не думать.

Киба находился, как уже удалось выяснить, в Южном атрайде, на другом конце города. Кельм стал размышлять об этом, и подъезжая к воротам лиара, уже знал в общих чертах, кого и как задействует в операции. Гнусно, что самому надо держаться от всего этого подальше. Эта слежка... Чем бы она ни была вызвана - надо быть осторожным.

Очень осторожным сейчас.

Кельм машинально помахал карточкой перед сканером, въехал в открывшуюся щель ворот, сразу свернул к парковке. Поставить машину удалось под крышей, очень удобно, Кельм не любил парковаться под открытым небом, машине это на пользу не идет; он тщательно запер дверцу, боковым зрением отмечая безлюдие в гараже, ровные ряды машин, и чью-то маячащую у лифтов фигуру. Неважно. Кельм подхватил кейс с ноутбуком, двинулся к лифту, на ходу готовя радушную улыбку. Мужчина курил, стряхивая пепел прямо вниз, сквозь отверствия решетки на железную широкую лестницу. Кельм кивнул, здороваясь ("добрый вечер") и вдруг приостановился. Он знал этого офицера, и простая вежливость требовала обмена двумя-тремя репликами.

- Здравствуйте, Кэр, - произнес дараец, - так поздно на работу?

- Были дела в городе, - пояснил он, - задержался на перерыве. А вы что-то тоже сегодня поздновато... Вьеро? Я не ошибаюсь?

- Нет, это я и есть, - ответил офицер, - и кстати, пользуясь случаем, хочу еще раз поблагодарить.

- Ну что вы, какие пустяки, совершенно не за что...

Дараец загасил сигарету и сделал шаг назад, подальше от лифтов. Кельм невольно последовал за ним.

Несколько декад тому назад ему случилось выручить Кийна Вьеро, простого армейского офицера, вир-гарта. Кельм тренировал группу вангалов, коими командовал как раз Вьеро. Обычно генетически измененные солдаты в мирном состоянии добродушны и незлобивы, но случилось так, что меж ними возникла драка, и один вангал был необратимо покалечен. Отправлен в результате в Колыбель. Вьеро грозило разжалование, а может быть, даже увольнение, но Кельм написал докладную о том, что драка случилась в то время, когда вир-гарт совершенно законно на занятиях отсутствовал. Сам Кельм никоим образом не мог нести ответственность за поведение вангалов. Собственно, и быть свидетелем невиновности Вьеро его никто не обязывал и даже не просил. Сам Вьеро, как и многие дарайцы, даже не подумал о дейтрине, о том, что тот может быть свидетелем защиты. Но вот Кельм это сделал, сам не зная толком, почему. И как видно, офицер это не забыл - да такое ведь и не забудешь.

- Кэр, - заговорил снова Вьеро, - услуга за услугу... Я хотел вам кое-что сказать. Не знаю, пригодится ли это...

Кельм напрягся. Вьеро щелкнул зажигалкой, поджигая новую сигарету. Он был северянин - и по фамилии, и по внешности: невысокий для дарайца, круглолицый, с крупными голубыми глазами.

- Я вас ждал здесь специально. Понимаете, завтра я ухожу со своей частью в экспедицию. То есть неизвестно, когда теперь... а вам это может быть интересно.

- Да, я слушаю.

- Я случайно узнал вот что. Из штаба поступило сообщение. Словом, аналитики просчитали, что все оружие, произведенное в нашем Лиаре, оказывается неэффективным. Все наши маки... они не работают вообще.

Кельм смотрел на дарайца не отрываясь.

- Вы уже кому-нибудь об этом сказали? - спросил он.

- Нет. Только вам. Я, конечно, убежден, что вы не имеете к этому никакого отношения. Но ведь вы дейтрин, и понимаете, что...

- Да. Спасибо. Я вас очень прошу... не советую вам говорить это еще кому-либо. Ведь вы понимаете, о чем идет речь? В нашем лиаре работает дейтрийский шпион. Я не единственный у нас дейтрин, есть и другие, шпион, безусловно, среди них - и он не должен ничего знать. Мне вы можете доверять, спасибо большое. Жаль, конечно, что мне не доверяет начальство. Но ведь это естественно, моя принадлежность к дейтрийской расе... - Кельм пожал плечами, - словом, спасибо вам большое.

- Не за что, - ответил Вьеро, - я надеюсь, что мы с вами еще увидимся. Когда я вернусь.

- Конечно, - энергично ответил Кельм, - желаю вам уцелеть, Вьеро ! Уверен, что мы еще встретимся.

Ивик начала ходить на курсы вождения машины. Управление не слишком отличалось от триманского, поэтому приходилось слегка тормозить себя, не особенно демонстрируя навыки. Кельм обещал купить ей собственное авто.

И то -- чтобы добраться до дома, требовалось порой часа два. В тивеле не было станции метро, добираться приходилось на автобусе издалека, а он ходит раз в час. Ну ладно -- я, думала Ивик. Молодая, здоровая одинокая гэйна. А как ездят пожилые люди? Матери с маленькими детьми? В Дейтросе, положим, тоже с транспортом плохо -- но там ведь обычно все, что нужно -- прямо возле дома. И работает человек всегда рядом. Все иначе организовано.

Ивик и сама рассчитывала с первой же получки взять машину в кредит. Но зарплата несколько разочаровала ее. Ивик раньше никогда не получала деньги за работу, это оказалось забавно. И немного печально -- сумма, вроде бы, и немаленькая, 700 донов. Но тут же 400 с лишком пришлось отдать за квартиру, а оставшегося только и хватит на питание и может быть, стиральный порошок с зубной пастой. Кредит на машину - это еще сотня в месяц, самое меньшее. Ивик поинтересовалась, какое же пособие получают сиббы -- оказалось, тоже около 700. Выходит, что она работает за те же деньги, за которые можно сидеть дома и ничего не делать. И все ее необразованные коллеги -- за те же деньги. Но это "сидение дома" - постоянный контроль и атрайды. Это унижение и страх. И потом, у работающих есть надежда на лучшее. Например, Санна мечтает пойти учиться на медсестру. Медсестра в той же Колыбели получает больше тысячи в месяц. Уже и кредит можно взять...

Не все, правда, могут пойти учиться -- большинство коллег Ивик закончили всего лишь интеграционную школу, и профессиональное образование им даже не светило.

У Ивик все это в голове не укладывалось. Как же так -- ведь Дарайя -- общество всеобщего благополучия. Они же учили.

Да, в каком-то смысле даже у последнего сибба уровень жизни выше, чем у образованного работающего дейтрина.

Но ведь они несчастны. Опустившиеся люди, без будущего, без надежды, униженные, выброшенные...

И чем измеряется уровень жизни? Кусок хлеба и крыша над головой? Но ведь есть еще и другие вещи -- дать образование детям, учиться самому, читать, ходить в театр, иметь хобби, ездить в отпуск. Все это есть у якобы нищих дейтринов, живущих, действительно, в тесноте и не в таком уж продуктовом изобилии. И этого нет у сиббов, и у малозарабатывающих дарайцев. Так у кого уровень жизни выше?

Издалека легко думать, что "они сами во всем виноваты", кто же их заставляет быть несчастными и тем более -- опускаться. Но здесь, среди них -- понимаешь, что все это неизбежно.

Треть общества -- никому не нужна. И сколько еще таких, как Ивик или Хэла, с зарплатой не выше пособия или чуть выше?

Машины с прозрачным верхом, особняки, россыпи барахла в магазинах -- все то, чем их соблазняла Дарайя -- оказывается, далеко не для всех, хорошо, если хотя бы для половины населения. Да и для той -- очень ограниченно.

Ивик вспоминала Дейтрос с его полупустыми распределителями, ситцевыми выцветшими платьями, залатанной обувью у большинства. Хуже? Да, очевидно, что хуже. Да, это аргумент для таких, как Хэла. Но ведь эти люди в убогонькой простой одежде -- они же счастливы. Они строят, работают, несут ответственность, совершают открытия, растят детей, растут духовно, и они -- всегда вместе, всегда рядом со своими. Они нужны, они важны и интересны друг другу.

И не всегда же в Дейтросе будет так, как сейчас. Становится все лучше и лучше. И появятся в распределителях горы барахла, и витрины, наполненные едой, и новенькие эйтроны для каждого... Главное только не делать все это барахло -- сверхцелью. Стремиться к большему -- тогда и меньшее придет. Ищите прежде всего Царства Божия и славы его, а все остальное приложится вам.

С урока ее забрал Кельм и повез к себе домой. В машине рассказал о новостях.

-- Что теперь делать? - спросила Ивик, - вообще встречаться нельзя?

-- Почему же, нам-то можно. Наоборот, резкое прекращение нашей связи вызвало бы подозрения... Делаем все, как раньше. Никаких лишних движений.

Ивик беспомощно взглянула на него. Кельм был, как обычно, веселым и деловым.

-- Не волнуйся, ласточка. Разберемся. Ситуация штатная.

-- Они подозревают, наверное, тебя или Холена?

-- Не только. У нас работают еще трое дейтринов. Преподавательница физкультуры, программист и один из шоферов. Последний, конечно, вряд ли, а вот другие тоже имеют доступ к компьютерам, макам... особенно программист. Так что под подозрением несколько человек. Это под основным - но ведь и дараец может быть завербованным агентом, то есть круг подозреваемых на самом деле для них шире. Я так мыслю.

Машина зарулила в подземный гараж Кельма. Дейтрины поднялись наверх.

-- Посидим немного. Пока время есть.

Они выпили кофе. Сели на диван -- Кельм усадил Ивик на колени. Он любил ее так держать и прижимать к себе.

-- Знаешь, я так удивился тому, что ты здесь... Когда я вербовался сюда, думал, что уже никогда тебя не увижу. Ты так относилась к своему мужу, что я думал, не сможешь оставить его так надолго. А ведь сюда уходят почти насовсем.

-- Кельм, ты прости меня... за тогда.

-- За что? - удивился он, - я тебя прекрасно понимаю. Если бы ты поступила иначе, это была бы не ты. Он твой муж. Ты не могла предать. Не могла причинить боль.

-- В конечном итоге, - выговорила Ивик, - все это было зря.

Она попыталась усмехнуться.

-- Я была неправа. Оказывается. Потом все оказалось гораздо проще. Видишь ли, он не может ждать так долго. По две недели, иногда больше. Не может терпеть одиночество. У него появилась своя жизнь. Другая. В общем - личная жизнь, помимо меня.

-- Понимаю.

Она прикусила язык. Теперь Кельм оказывается в дурацком положении. Его выбрали только потому, что там -- отвергли.

- Я всегда тебя любила. Помнишь? Еще до того, как... и никогда не переставала любить. Ты был моим счастьем. Я знаю, что тебе тогда было очень больно. Это.. меня саму как ножом. Но тогда мне казалось, что надо вот так. Надо быть верным, держать слово. Это важнее.

- Я согласен с тобой.

Он не обиделся, нет. Он прижал к себе ее голову, стал гладить.

- У нас с тобой все могло сложиться иначе. Если бы я встретил тебя в твои семнадцать. Мы поженились бы в Дейтросе. Жили бы вместе... может, вместе -- на Триму. Никто бы нас никогда не разлучил... А вышло вот так.

Ивик подумала, что скорее всего, встреться они тогда -- ни Кельм не обратил бы на нее внимания, ни она даже не решилась бы влюбиться в такого парня.

- Если хочешь, я рожу от тебя ребенка, - сказала она. И испугалась -- значит, придется возвращаться, жить там без него. Не говоря уже, что явственно внебрачный ребенок, косые взгляды... Но это ладно.

- У меня не может быть детей, - просто сказал Кельм, - я обследовался. Когда они резали... в паху, понимаешь, там все так перепутано. Нервы, сосуды, семенные канатики. Оба канатика перерезали.

Кельма нервно передернуло, видно, воспоминание боли все еще жило в нем. Ивик поцеловала его.

- В принципе, можно восстановить, говорят. Но... знаешь, так, как сейчас у нас все... лучше без ребенка.

- Я не понимаю, почему это грех, - сказала Ивик, - вот знаешь, теперь совсем не понимаю. Мы вот рассуждаем о сверхцели, о христианстве... а сами? Какие мы христиане... грешим и даже не собираемся каяться.

- Ну... - Кельм задумался, - если рассуждать логически, в разных церквах относятся к этому по-разному. Например, представь, что мы православные. Среди православных, конечно, кто в лес, кто по дрова, но вполне найдутся священники, которые скажут, что у нас истинный брак, и даже повенчали бы нас. Ведь у них измена в браке является поводом к разводу. Марк тебе изменил, как я понимаю? Значит, ты абсолютно не обязана с ним оставаться. То есть формально все правильно. У нас с тобой стабильные ответственные отношения, любовь, готовность быть вместе до конца -- значит, брак.

Ивик задумалась.

- Или представь, что мы католики. У них все построже будет, но по сути... католик бы тебе сказал, что надо просто подать на диспенсацию, то есть чтобы их папа признал, что ваш брак с Марком был недействительным... И признали бы вполне. Ведь он изменял, опять же... Правда, это сейчас бы признали, лет 100 назад -- ни за что. Короче говоря, католики бы нас поругали, но только за то, что мы не оформили все официально: ты не подавала на диспенсацию, мы не обвенчались, прежде чем ложиться в постель вместе.

- Нет, Кель, - строго сказала Ивик, - все это неверно. Мы не католики и не православные. В принципе, да, наша церковь считает, что у тех тоже благодать. Но разве ты не помнишь, что подчиняться следует дисциплине той церкви, в которой ты находишься. Это как с армией. Представь, если каждый гэйн начнет в своих действиях рассуждать, что бы ему приказал генерал триманской армии... американской, российской. А наша церковь считает брак -- вечным.

- Так многие и лицемерят в итоге. Врут. Изменяют и живут, как будто ничего такого нет.

- Это от человеческой слабости. А брак -- вечный. И это, Кель, правильно. Брак -- это обет. От обета ничто, никогда не может освободить. Предположим, ты поклялся, а жена или наоборот муж -- нарушил клятву. Но ты-то клялся не ему, а Богу. Значит, должен соблюдать верность. Даже если он ушел, бросил тебя -- ты должен молиться и ждать, пока он вернется. До смерти. Даже если бьет, издевается... Это обет! Ты что, не понимаешь, какую силу имеют произнесенные слова? Присяга! Обет гэйна -- его что, можно нарушить, если тебе очень больно и плохо? Или если тебя, например, кто-нибудь оклеветал и забрали в Верс? Или командир идиот? Вообще разве существуют какие-то причины, позволяющие нарушить обет гэйна? Вот так же и с брачным обещанием...

Она умолкла.

- Ну ты фундаменталистка, - пробормотал Кельм. Ивик хихикнула.

- И еще готанистка и тоталитаристка! А если серьезно -- я согласна с дейтрийской церковью. Или клятва навсегда, или это никакая не клятва. И мы совершаем грех. Это правда. И жуть в том, что мне это уже все равно... Наверное, у меня недостаточно веры, или я не знаю, что.

- Ты знаешь, - задумчиво сказал Кельм, - я никогда никого так не любил, как тебя. Ты для меня... просто все. Абсолютно все. Я не могу представить, чтобы когда-то стало не так. Чувства - могут пройти, да. Но ты-то не пройдешь, ты будешь всегда. Но я не могу найти в себе силы... и не чувствую, что это правильно -- в чем-то тебе клясться... Не знаю,понимаешь ли ты это.

- Да, - ответила Ивик, - и я чувствую то же самое. Я панически боюсь каких-то обещаний. Ужас охватывает. Я не хочу венчаться с тобой. Не хочу, чтобы - пока смерть не разлучит нас. При том, что точно знаю и понимаю -- что так оно и будет. Может быть, для нас просто обесценились слова?

- Наверное, обесценились. Мы уже произносили эти клятвы, и потом выяснилось, что они ничего не стоят.

- Но ведь это, то, что мы говорим, уже точно против канонов любой церкви. Триманской, дейтрийской... любой.

- Значит, мы с тобой -- грешники, - спокойно заключил Кельм и снова притянул ее к себе, - кстати, пока не забыл. У меня есть еще одно поручение для тебя. Придется тебе познакомиться с одним человеком.

Один человек жил в тивеле Кул-Лойс -- таком же нищем, как тивел, где жила Ивик. И здесь тоже встречались эмигранты из Дейтроса.

Многоэтажка была длинной, как колбаса. В некоторых окнах уже вспыхнули огоньки, по поводу близящегося Дня Возрождения. Как и в Дейтросе, здесь было принято к соответствующему дню украшать дома мишурой, гирляндами, ветвями и огнями. Огоньки горели в кромешной тьме. В подъезде, куда вошла Ивик, вспыхнул свет, озаряя грязные, исписанные граффити стены. Среди надписей Ивик обнаружила косой крест в круге -- запретный знак Готана. Под ним было написано: "Дейтры -- вон!"

Замызганный лифт поднял ее на шестой этаж. Ивик позвонила в одну из дверей.

Человек, открывший дверь, был молод. И даже не сразу поймешь, что это вообще дейтрин -- волосы длинные и выкрашены по здешней молодежной моде, в пшеничный цвет с ядовито-красными и зелеными прядями. Колечки пирсинга на скуле. И одет во что-то драное и пестрое. Только потом уже замечаешь характерные расовые черты -- узкое длинное лицо, скулы, глаза... Глаза сразу приковывали внимание -- большие, темные, проницательные. Казалось, человек смотрит прямо на тебя и очень хорошо все видит и понимает.

- Здравствуйте, - сказала Ивик, - если вы - Кир иль Ресан, то я хотела вам передать привет от дяди Льена.

- Давненько мы не виделись с дядей, - дейтрин правильно ответил на пароль, - ну заходите, раз такое дело. Дейри!

Ивик шагнула через порог. Скользнула взглядом по обшарпанной, голой, но чистой прихожей.

- Отец Кир, - робко сказала она. Этот человек меньше всего походил на хойта. Но ведь Кельм сказал...

- Просто Кир, - поправил ее неформал, - а тебя как называть?

- Ивенна, - она пожала протянутую руку, - Тилл сказал, что вы... глава миссии нашей здесь, в Дарайе.

- Круто, - дейтрин покрутил головой, - глава миссии! Я прям сразу вырос в собственных глазах! К такой главе бы еще туловище, конечно... Да ты заходи. У меня никого сейчас нет. Чайку выпьем...

Ивик первый раз видела в Дарайе такую квартиру. Ничего похожего на обычный дарайский мещанский уют. Голый старый линолеум, лампочка под потолком без абажура. Мебель обшарпанная, явно со свалки.

Кухня, правда, обычная встроенная -- видно, досталась от хозяев квартиры. Отец Кир притащил разнокалиберные чашки, чайник, печенье. И правда, не поворачивался язык называть его "отцом"...

Ивик выложила на стол флешку.

- Это вот... для вас, - пояснила она, - и еще я должна передать, что Ви и Луарвег готовы. Они выходят из интернета, и Тилл рассчитывает дальше на вашу опеку. Они... подготовлены также к крещению. Когда и как?

Кир разлил по чашкам крепкий золотистый чай.

- Ты с сахаром пьешь, нет? А я с сахаром. Тиллу передай, что я очень рад, я их беру, и... - он бросил взгляд на стенной календарь с довольно пошлыми цветочками-вензелями, - пусть приходят через три декады, шестого числа, где-то вечером. Я буду сидеть и их ждать. Запомнишь?

- Запомню. Шестого числа.

- Ивенна... Ивик?

- Ага.

- Ты давно здесь?

- Не очень. Два месяца.

- Ну и как тебе?

Ивик поморщилась. Хойта вздохнул.

- Вот и мне как-то тоже не очень.

- Я не думала, что в Дарайе существуют наши миссии, - осторожно сказала Ивик. Кир хмыкнул.

- Это не очень официально. По личной инициативе. Хотя благословение у меня вроде как имеется.

- Вы здорово рискуете.

- Вы тоже, - пожал плечами хойта. Ивик удивилась.

- Но это наша работа. Для нас это нормально.

Хойта с интересом взглянул на нее.

- То есть для вас, гэйнов, рисковать собой - это нормально. А для слуг Христовых - нормально сидеть в хорошо защищенном монастыре? Нелогично, ты не находишь?

- Не знаю, - сказала Ивик, - но ведь это всегда так

- Понимаю, о чем ты. Да. Слушай, Ивик, - сказал он вдруг, - ты извини, что я спрашиваю. Но - ты ведь и есть та женщина, которую Тилл... понимаешь, мы с ним друзья. Близкие. Он говорил мне о тебе. Еще до того, как ты появилась здесь.

- Да, - Ивик угрюмо блеснула на хойта глазами. Тот неожиданно улыбнулся.

- Я рад за Кельма, - сказал он. Ивик поперхнулась.

- Вы знаете его имя?

- Я же сказал, мы друзья.

Ивик уткнулась в свою чашку. Что теперь - каяться, рассказывать об отношениях с Кельмом, о своих сомнениях? Ей вдруг стало тоскливо. Как все это надоело, давно уже...

- А вы давно здесь? - спросила она.

- Восемь лет. Слушай, давай уже на ты?

- Не знаю. Мне неловко. Вы ведь священник.

- Господи, девочка, - сказал он с непонятной жалостью, - тебя же просто зашибло всем этим... перестань. Я такой же, как ты. Хорошо?

- Хорошо, - пробормотала Ивик. В горле отчего-то защемило. Кир протянул руку и неожиданно погладил ее запястье, слегка сжал ее пальцы в горсти, как сжимают пойманную птичку.

- Ты хорошая, Ивик. Скоро, кстати, Рождество... приходите в гости? Отдельно от всех, конечно.

- Не знаю, - сказала Ивик, - у Кельма неприятности. Он... вряд ли сейчас сможет к вам... к тебе.

- Что, серьезно?

- Да не очень. Я... извини, уже не имею права говорить. Там на флешке он, наверное, сообщает то, что считает нужным.

- Тогда приходи одна, хорошо? Я для тебя одной отслужу, если хочешь.

- Не знаю. Если получится, - Ивик допила свой чай, звякнула чашкой о блюдце. Новая мысль обожгла ее, - но ведь мне нельзя причащаться.

- Это еще почему?

- Я это... грех, в общем, у нас. Вы же понимаете.

- Ну мы можем рискнуть, - Кир улыбнулся, - я бы тебя причастил, почему нет?

Берет на себя ответственность? Вообще странный очень хойта. Ненормальный. Ивик вдруг ощутила неясную, жадную тоску по Причастию, знакомую, наверное, только тем, кто привык к этому с детства. Или просто очень давно. Ну и пусть ненормальный. И пусть это как бы не будет считаться...

- Я приду, - негромко сказала она. Неожиданно звякнула трель звонка. Кир поднялся.

- Посиди тут на кухне, хорошо? Тебе не надо высовываться, сама понимаешь.

Он притворил за собой кухонную дверь. Ивик оперлась головой о ладони, закрыла глаза.

Из комнаты доносился негромкий разговор. Там были, судя по голосам, две женщины. Ивик почти ничего не разбирала, лишь обрывки фраз.

- ...она не работает. В атрайде...

- ... а вы думаете...

- ... мы же тоже люди...

- ... если хотите, прямо завтра. Не вопрос...

Ивик размышляла. Кир, может быть, и мужественный человек, миссионер, но священник он явно неправильный. Хулиган с пирсингом и разноцветными волосами... И вообще. Не имеет никакого отношения к Церкви, к которой Ивик привыкла с младенчества. Странный человек.

В комнате негромкий глуховатый голос отца Кира читал Евангелие. Слышно было плохо, но Ивик хорошо знала текст и понимала целиком.

"Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень... "

Ивик бесшумно подползла к двери, чуть приоткрывшейся. Осторожно, как на занятиях по диверсионной подготовке, выглянула.

Посетительницы были под стать священнику. Обе -- коротко стриженные. В молодежной среде почему-то считалось модным для девушек -- стричься коротко, а парням, наоборот, отращивать патлы. Эти были стрижены, у одной волосы чуть длиннее и покрашены в радугу, у другой -- совсем ежик, на руках и на шее -- ворох разноцветных цепочек, кожаные мини-юбки, рваные леггинсы под ними. Одна из девушек развязно взяла вторую под руку, и у Ивик возникли некоторые подозрения насчет характера их отношений... Она неслышно вернулась за стол.

Отец Кир выпроводил гостей, затем выпустил Ивик из кухни.

И в комнате мебель у него была разнокалиберная, явно подержанная. Хойта, напевая что-то под нос, раскладывал на столе бусины -- похоже, собирался делать какую-то феньку. Вряд ли четки -- опасно это здесь... Ивик подошла ближе.

- Что это вы... ты делаешь?

- Подарок.

Ивик следила за ловкими пальцами хойта. Кир искоса взглянул на нее, хмыкнул. Ивик собралась с духом.

- Извини... можно спросить? Ты какой-то не такой, как остальные священники...

- Спрашивай, - пожал плечами Кир.

- Я вот не исповедовалась давно...

- А что -- хочешь? - он посмотрел искоса.

- Да нет... Я не хочу. Вообще не хочу. Ты знаешь... я люблю Кельма. И это уже давно.

- Да я знаю, - рассеянно сказал хойта, - Кельм рассказывал.

- Ну это... это же грех?

Кир испустил глубокий протяжный вздох. Повернулся к ней.

- Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? - спросил он как-то ласково, - Что об этом думает Бог? Я не знаю. Что написано в книжках, в канонправе? Это ты и сама в курсе.

- Не знаю... как мне жить с этим?

- А почему я-то должен это знать?

- Так ты же священник... - удивилась Ивик, - ты и должен знать...

- Знаешь, Ивик, - проникновенно сказал Кир, - ты взрослый человек. Мало того, ты очень хороший человек.

- Почему хороший? - поразилась она.

- А какой же еще? Ты гэйна. Разведчица. Сколько лет уже...пятнадцать, не меньше? Подумай сама, сколько лет ты живешь ради Дейтроса. Сколько тебе пришлось пережить. Пришлось ведь? У тебя дети есть, уже большие, так? Семья. Ты вырастила детей. И почему ты думаешь, что я должен что-то знать лучше, чем ты?

- Но ты же должен разбираться в отношениях с Богом... ты священник, - растерянно пролепетала Ивик.

- Ни хрена я в этих отношениях не понимаю, Ивик. Честно. То есть понимаю, конечно, они у меня есть. Свои. А у тебя свои. Знаешь, это ведь так принято считать, что священники - как бы специалисты по общению с Богом. Остальные вот не доросли. А это неправда, ерунда это. Бог общается с каждым.

- А вы тогда зачем же нужны? - спросила Ивик.

- А мы специалисты по передаче и сохранению Благой вести, - без запинки ответил Кир.

- А как же вот... служба, причастие...

- Ну и что? Приходи, мне приятно будет. Я хоть что-нибудь хорошее для тебя сделаю. Если получится, приходите с Кельмом.

- Не понимаю, - упрямо сказала Ивик, - мы же грешим. Мы же... неправильно поступаем.

- Если бы все поступали п равильно, Ивик, - он хмыкнул, - уже бы давно настало Второе Пришествие...

Она постояла растерянно.

- Я, наверное, уже пойду?

- Да, наверное, пора тебе, - согласился он.

Ивик пошла к двери, растерянная и не знающая, как воспринимать все это. Отец Кир окликнул ее.

- Ивик!

- Да? - она обернулась.

- Ты того... береги себя, ладно? Осторожнее.

У Ивик снова защипало в гортани. Кир подошел к ним и неожиданно крепко обнял.

- Ох, Ивик ты Ивик, - он выпустил ее, отступил на шаг, - досталось же тебе, малышка. Не бойся. Да ты и так не боишься ничего, ты герой. Но ты и меня не бойся. Нас не бойся. Ты же хорошая, правда. Очень хорошая. И все у тебя будет хорошо. Дейри.

- Гэлор, - пробормотала Ивик.

Ивик работала в мертвой половине. Здесь было легче. Трупы -- они и есть трупы. За смену прошло двенадцать клиентов, на каждого -- по двадцать минут. В промежутках -- документация и уборка, уборка и документация. Двенадцать убитых. Одна, что удивительно, совсем молодая девушка. Бывали и молодые, Ивик не удивлялась. Чаще неизлечимая болезнь, лечение не оплачивается страховой кассой или же просто не хотят долго тянуть. Встречалась, хоть и редко, депрессия. Или просто нежелание жить по каким-то причинам. Ивик все это пугало до оледенения, и лучше было об этом просто не думать.