Новый антиСуворов

Глава 7 ЗАЧЕМ СТАЛИН УНИЧТОЖИЛ СВОЙ ИНСТРУМЕНТ АГРЕССИИ

В своих трудах В. Суворов сделал массу удивительных открытий не только в области истории и техники, но и в области стратегии. Вот одно из таких открытий: «Для выявления ударных армий мы используем элементарное сравнение ударной мощи советских армий с германскими танковыми группами и с советскими предвоенными стандартами, определяющими, что такое ударная армия. Элемент, который превращает обычную армию в ударную, — это механизированный корпус новой организации (выделено мной. — В.В.), в котором по штату положено иметь 1031 танк. Включи один такой корпус в обычную армию, и она по своей ударной мощи сравняется или превзойдет любую германскую танковую группу». («Ледокол». Гл. 16.)

Мы, как всегда, примем на веру откровения маститого британского историка, но обратим внимание на слова «новой организации». Раз имеется новая организация, значит, была и старая. Владимир Богданович не вдается в подробности и не объясняет, чем они отличаются друг от друга, и вообще, зачем понадобилось ломать одну организацию и создавать другую. Попробуем разобраться с этим самостоятельно.

На 31 августа 1939 года в Красной Армии было четыре танковых корпуса. В состав каждого из них входили две танковые и одна мотострелковая бригада. В то время в РККА имелись танковые бригады четырех типов: легкотанковая бригада — 278 танков БТ, танковая бригада — 267 Т-26; тяжелотанковая бригада — 136 Т-28, 37 БТ, 10 огнеметных; бригада Т-35–94 Т-35, 44 БТ и 10 огнеметных. В состав танковых корпусов входили именно легкотанковые бригады, то есть вооруженные танками БТ.

Тут нужно сказать, что бригада, говоря упрощенно, это что-то такое больше полка, но меньше дивизии. Например, полк обычно состоит из трех батальонов, а дивизия — из трех полков. Но если по каким-то причинам нужно иметь соединение из четырех батальонов, или из двух полков, создается бригада. В первом случае бригада будет состоять из батальонов (типа «полк-переросток»), а во втором — из полков («дивизия-недомерок»).

Наши танковые бригады накануне войны выглядели именно как «полки-переростки», поскольку имели в своем составе только батальоны. Однако если по примеру Владимира Богдановича и его последователей считать одни танки, получится, что эти «полки-переростки» были сильнее полноценных немецких танковых дивизий лета 41-го, а наши танковые корпуса значительно превосходили немецкие по всем показателям.

Как всегда, припадаем к нашему неисчерпаемому источнику:

«Блицкриг — это тайная концентрация танковой мощи на узких участках фронта и внезапный стремительный удар в глубину. Высшей организационной единицей германских танковых войск в июне 1941 года была танковая группа. Во всей германской армии было четыре такие группы.

Каждая танковая группа состояла из корпусов, а корпуса — из дивизий. Но мы уже установили, что танковые дивизии Гитлера были неполноценными. Кроме танковых дивизий, в составе танковых групп были моторизованные дивизии. Их можно охарактеризовать одним штрихом: во всех германских моторизованных дивизиях, вместе взятых, количество танков — 0.

Чтобы добавить ударной мощи танковым группам, в их состав, помимо так называемых танковых и моторизованных дивизий, которые и так были перенасыщены пехотой, включили еще… и пехотные дивизии. В водку, уже разбавленную водой без всякой меры, добавили еще ведро водички. Для крепости.

В 1-й танковой группе 14 дивизий, в том числе семь пехотных.

Во 2-й танковой группе 13 дивизий, в том числе одна кавалерийская и четыре пехотные.

В 3-й танковой группе 11 дивизий, в том числе четыре пехотные.

В 4-й танковой группе восемь дивизий, в том числе две пехотные.

Каждая немецкая пехотная дивизия — это 16 859 человек и 6358 лошадей, запряженных в телеги. Пехотные дивизии объединялись в корпуса, а каждый корпус имел свои собственные гужевые обозы, помимо тех, что были в составе дивизий.

Получилось, что инструмент блицкрига — танковые группы, а это громоздкие образования, и их основным составом является пехота. Танковая группа — это 150–250 тысяч человек, 15–45 тысяч лошадей в обозах, 10–20 тысяч автомашин очень низкой проходимости… и 600–1000 устаревших танков». («Самоубийство». Гл.19.)

Наш танковый корпус образца 1939 года по штату имел 560 танков и 12 710 человек личного состава. Причем входившая в его состав пехота была полностью моторизована, так что никаких лошадей, никаких гужевых обозов в составе танкового корпуса не было. Если следовать логике Владимира Богдановича, получается, что два наших танковых корпуса образца 1939 года по силе были равны любой немецкой танковой группе образца 1941-го, а по подвижности значительно превосходили ее (ничего подобного нашим БТ немцы не имели).

То есть уже в 39-м году Сталин имел прекрасные инструменты блицкрига. Правда, инструментов этих у него было всего четыре, но в то время больше и не требовалось, потому как, если верить В. Суворову, единственной задачей наших танковых войск в 1939 году мог быть «удар в спину Польши».

1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу. Немецкие танковые корпуса, которые были значительно слабее советских, прекрасно проявили себя в этой войне. По сути, они явились главным инструментом победы немцев.

17 сентября 1939 года «в спину Польши ударил Сталин». Его основным орудием были 15-й и 25-й танковые корпуса РККА. Об их эффективности говорит хотя бы то, что для выхода на демаркационную линию (установленную пактом Молотова — Риббентропа) им понадобилось всего несколько дней. О том, как именно действовали наши танкисты, мы поговорим несколько позже, пока же отметим, что «инструмент блицкрига» проверку выдержал. Значит, в преддверии «освободительного похода в Европу» нужно в срочном порядке формировать новые танковые корпуса по тем же штатам. Впрочем, если в ходе Польской кампании выяснились какие-то недостатки в организации танковых корпусов, можно было ее усовершенствовать. Например, переформировать бригады в дивизии, добавив соответствующее число танков. Легко подсчитать, что в этом случае наш один танковый корпус стал бы равен немецкой танковой группе. Как известно, танков БТ было произведено бодее восьми тысяч штук. То есть к лету 41-го РККА могла бы иметь восемь таких усовершенствованных ТК или шестнадцать не усовершенствованных.

Вместо этого в конце все того же 1939 года Сталин принимает решение РАСФОРМИРОВАТЬ ВСЕ ТАНКОВЫЕ КОРПУСА РККА!

Вместо танковых корпусов создавались отдельные танковые бригады и дивизии РГК (Резерва Главного Командования). Конечно, количество танков в Красной Армии при этом не уменьшалось, но инструмент приобретал совсем другой вид. Давайте еще раз вспомним, что нам поведал Владимир Богданович: «Блицкриг — это тайная концентрация танковой мощи на узких участках фронта и внезапный стремительный удар в глубину». Выдвинутый на нужный участок танковый корпус как раз и создавал такую концентрацию. Ну а если одного корпуса было мало, можно было двинуть два, а то и три корпуса, объединив их в танковую армию (аналог немецкой танковой группы).

Однако после расформирования танковых корпусов задача концентрации сил значительно усложнилась. Ведь, как нам поведал В. Суворов: «Мало иметь танки. Надо создать мощные танковые соединения». («Самоубийство». Гл. 19.) То есть выдвинув к границе определенное количество танковых бригад и дивизий, мы можем собрать то же количество танков, что и выдвинув два-три танковых корпуса. Однако корпуса могут сразу же действовать, как единое целое, отдельные же бригады и дивизии нужно сначала как-то сорганизовать между собой.

Обычно такие отдельные (т. е. не входящие в состав корпусов) части придаются корпусам или армиям. Но в той организации, которую имела РККА с конца 39-го, танковые части могли придаваться только общевойсковым армиям (придавать их пехотным корпусам было бы нелогично, потому как при этом теряется та самая концентрация танковой мощи).

Опять читаем 19-ю главу «Самоубийства»:

«О каком блицкриге речь, если командующий танковой группой двинул танки вперед, в оперативную глубину, а позади пылит пехота и скрипят осями телеги пехотных обозов? И командующий танковой группой, тот же Гот или Клейст, вынужден одновременно управлять и «подвижными» соединениями, и пехотой, которая просто не способна все время бежать за танками».

В нашем случае картина получается еще более удручающая. Ведь у немцев танковые дивизии были собраны в корпуса, поэтому «Гот или Клейст» должны были управлять всего двумя подвижными соединениями, нашему же командующему общевойсковой армией пришлось бы самолично управлять шестью, а то и десятью танковыми бригадами и дивизиями.

Стало быть, для упрощения управления пришлось бы собрать эти соединения вместе, назначить над ними начальника и т. д. То есть, по сути, на лету создавать те самые танковые корпуса, которые почему-то были расформированы в конце 1939 года. Если считать, что Сталин планомерно готовился к «освободительному походу», ситуация выглядит весьма странной. Если же предположить, что в это время он почему-то задумал от кого-то обороняться, ничего странного нет.

Читаем В. Суворова:

«Но самое интересное произошло через несколько дней: 27-й механизированный корпус был расформирован в пути. В оборонительной войне такие чисто наступательные формирования просто не нужны (выделено мной. — В.В.)». («Ледокол». Гл. 27.)

Пусть вас не смущает, что речь в приведенной цитате идет не о танковом, а о механизированном корпусе. Вот что пишет В. Суворов по этому поводу: «Ее главный ударный механизм теперь называется не танковым корпусом, а механизированным. Это чтобы лидеры сопредельного дружественного государства не беспокоились». («Ледокол». Гл. 17.)

Стало быть, расформирование танковых корпусов означало изменение концепции будущей войны. Проще говоря, вместо освободительного похода — оборонительная война.

Впрочем, танковые корпуса в РККА отсутствовали недолго, уже в июне 1940 года было принято решение воссоздать танковые корпуса и даже увеличить их количество. Но это были совсем другие корпуса! Посмотрим на их штаты: при общей численности танков 1031 штука они должны были иметь 126 KB, 420 Т-34, 152 ОТ-26 и ОТ-133, 17 Т-40 (или Т-37) и всего лишь 316 БТ! О каком инструменте агрессии может идти речь, если как минимум половина танков в нем чисто оборонительные?

Мне возразят, что тяжелые и средние танки должны были взломать оборону противника, а уж потом вперед пошли бы танки БТ. Но В. Суворов в «Самоубийстве» написал такие бессмертные строки:

«По теории — немедленно в момент взлома обороны в «чистый» прорыв надо вводить мощные танковые соединения, которым надлежит вырваться на оперативный простор. Но тут — суровая действительность. Помимо огня противника, минных полей и проволочных заграждений наступающей пехоте мешает снег. Пехота в нем утопает. Оборона противника прорвана частично. Проще говоря: лед проломан достаточно глубоко, и до воды пока не добрались, и неясно, сколько его еще надо долбить. В данном случае «чистый» прорыв обеспечить не удалось — слишком медленно продвигается в снегу первый наступающий эшелон.

В этой обстановке командующий Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин принимает решение вводить в сражение эшелон развития успеха — 1, 4 и 26-й танковые корпуса… хотя успеха еще нет. Решение командующего фронтом означает, что танковые корпуса вводятся в сражение ДО того, как для такого хода созданы условия. Решение означает, что танковые корпуса будут делать работу, для которой они не предназначены (выделено мной. — В.В.). Решение означает, что танковые корпуса понесут тяжелые потери еще до того, как начнут выполнять свою собственную задачу». («Самоубийство». Гл. 6.)

Понимаете, в чем тут суть? Танк сам по себе не очень-то приспособлен для прорыва обороны противника, его обязательно должны поддерживать пехота и артиллерия. Поэтому обычно оборону проламывают пехотные части, желательно при поддержке танковых подразделений, входящих в состав этих частей или приданных им. А уж потом в прорыв входят танковые корпуса, вырываются на оперативный простор и делают там свое дело.

По такой схеме действовали немцы во время Польской и Французской кампаний. Только танков у них было мало (и танки были легкими и устаревшими, как доказал это Владимир Богданович), поэтому все они были сосредоточены в танковых корпусах, а пехоте с артиллерией приходилось взламывать оборону самостоятельно. Другое дело Красная Армия. Танков в ней было больше, чем во всех армиях всего мира, вместе взятых, поэтому можно было использовать их и для поддержки пехоты.

До зимы 1939 года организация танковых войск была правильная, наступательная. Кроме танковых корпусов имелись отдельные механизированные бригады и танковые полки, а в составе пехотных полков имелись танковые батальоны. Так что оборону должна была прорывать пехота при поддержке легких Т-26 и средних Т-28. Потом в «чистый» прорыв вводились танковые корпуса, на вооружении которых были исключительно танки БТ, ну а далее см. «Ледокол».

А механизированный корпус образца 40–41-х годов для таких наступательных операций совсем не подходил. Еще раз вспомним слова В. Суворова: «И командующий танковой группой, тот же Гот или Клейст, вынужден одновременно управлять и «подвижными» соединениями, ипехотой, которая просто не способна все время бежать за танками». В нашем случае картина получается похожая.

Предположим, мы вводим мехкорпус в «чистый прорыв». Танки БТ, сбросив гусеницы, тут же устремляются в глубь Германии, остальная масса танков, имея вдвое и втрое меньшую скорость, остается далеко позади. То есть четверть, в лучшем случае треть корпуса рванула вперед, а большая его часть топчется у границ. И командованию корпусом приходится одновременно управлять БТ, унесшимися черт-те куда, и прочими тихоходами, «пылящими» далеко позади.

Какой в этом смысл? И где должен находиться командир корпуса, впереди, на лихом коне, или позади, на обозной телеге?

Впрочем, прежде чем БТ рванут вперед по автострадам, командованию корпуса придется проделать немалую оргштатную реорганизацию. Дело в том, что мешанина из наступательных и оборонительных танков существовала не только на уровне корпуса, но и на уровнях дивизий и полков. В них имелись роты и батальоны тяжелых, средних и легких танков. Так что пришлось бы выделить из полков батальоны и роты, вооруженные только БТ, потом собрать их в какие-то новые соединения, а только после этого приступить к выполнению главной задачи.

В принципе, задача вполне выполнимая, в ходе боевых действий частенько приходится собирать вместе подразделения потрепанных в боях частей, назначать над ними нового командира и т. д. Или вообще наскоро формировать какие-то группы, никакими уставами не предусмотренные. Но все это вынужденные меры, а в нашем случае ничто не заставляло советских военачальников действовать таким не самым лучшим образом. Если заранее известно, каким образом предстоит действовать танкам БТ, то почему бы заранее не создать для них нужную организацию?

Но и это еще не все. Как я уже писал, последний танк-агрессор БТ-7М был снят с производства в начале 1940 года, и тогда же было прекращено производство запчастей к нему. Это потому, что в составе механизированных корпусов их предполагалось заменить танками Т-34. Таким образом, где-то к середине 1942 года советские механизированные корпуса должны были утратить последние остатки своей агрессивности. Если верить Владимиру Богдановичу, что на это время Сталин первоначально планировал освободительный поход в Европу, поведение его выглядит совсем странным.

Казалось бы, готовя агрессию, Сталин должен был создавать чисто наступательные танковые корпуса, исключительно из одних БТ, может быть, добавив к ним немножко средних и тяжелых танков, так, на всякий случай. Львиная же доля Т-34 и KB должна была передаваться в пехотные полки и дивизии или же собираться в специальных отдельных танковых бригадах прорыва. Но Сталин поступает обратным образом: танковые корпуса засоряются ненужными им в агрессивной войне тихоходами, а пехотным частям передаются Т-28, Т-26, а то и БТ.

Так что в том виде, какой имели механизированные корпуса в июне 1941 года, для той войны, которую, по словам Владимира Богдановича, готовил Сталин, они абсолютно не годились. А вот если он готовился к какой-то другой войне?

Давайте задумаемся, а нельзя ли чисто теоретически использовать механизированные корпуса в оборонительной войне?

Как известно, нападающий имеет перед обороняющимся одно большое преимущество — он точно знает, где будет наносить удар, и может заранее сосредоточить там все нужные силы. Обороняющемуся же приходится только гадать, где именно развернутся основные события предстоящего сражения. Поэтому ему приходится прикрывать все возможные направления вражеского прорыва. Но «прикрыть все» одинаково надежно невозможно по причине нехватки сил. Поэтому желательно иметь подвижный резерв, который располагается так, чтобы можно было оперативно перебросить его на угрожаемый участок, после того как выяснится направление неприятельского главного удара. Как вы понимаете, механизированные соединения, включающие в себя танки, артиллерию и пехоту, как нельзя лучше подходят для роли такого подвижного резерва.

Их можно использовать для встречного удара по пытающимся прорвать оборону неприятельским войскам. Или, если противнику все же удастся пробить брешь в нашей обороне и он начнет вводить в прорыв свои танковые соединения, нанести фланговый удар и отрезать их от тылов. Наконец, при благоприятном стечении обстоятельств танковые корпуса можно использовать для организации контрнаступления с решительными целями.

Впрочем, я не буду подробно расписывать, как можно использовать танковые части в оборонительной войне. Тому, кто заинтересуется этим вопросом, достаточно прочитать одно из многочисленных исследований по истории танковых войск (причем и кремлевские фальсификаторы, и честные историки пишут примерно одно и то же). Но возникает вопрос: если механизированные корпуса были предназначены для обороны, то почему действия их в начале войны не имели успеха? Да по одной простой причине — корпуса эти оказались недостаточно механизированными.

Львиную долю автотранспорта МК должны были получать из народного хозяйства после объявления мобилизации. Но объявлена она была после немецкого нападения, так что на 22 июня автомашин и тракторов в механизированных корпусах было катастрофически мало. В результате мотопехота, входившая в состав корпусов, превратилась в обычную пехоту. Причем поскольку числилась она все же мотопехотой, то не имела ни лошадей, ни телег, так что бойцам приходилось тащить все необходимое для боя на своих плечах. Поэтому даже в тех случаях, когда танковым частям удавалось остановить неприятеля или перерезать его линии снабжения, закрепить успех они не могли, потому как пехота «не способна все время бежать за танками».

Более того, после того как оправившийся от неожиданности противник начинал контратаковать наши танковые части, они часто даже не могли отойти назад, потому как малочисленный автотранспорт не успевал подвезти горючее.

Почему В. Суворов умолчал об этой истории с расформированием и воссозданием танковых (механизированных) корпусов, вполне понятно. Даже если не вдаваться в детали и считать, что танковый корпус 1939 года отличается от механизированного корпуса 1941 года только названием и количеством танков, полугодовой перерыв в существовании крупных танковых соединений ломает версию Владимира Богдановича о том, что все это время Сталин планомерно готовился к агрессии.

Можно, конечно, предположить, что сначала Сталин готовил агрессию, потом передумал и стал готовиться к обороне, а потом опять передумал и снова стал готовить агрессию. Но и это как-то «подмывает показания свидетеля», а точнее, версию В. Суворова. Кроме того, я только что показал, что механизированные корпуса лучше подходили для обороны, чем для нападения. Или я вас не убедил?

Хорошо, давайте посмотрим, как действуют советские механизированные корпуса в той войне, о которой нам поведал Владимир Богданович в тридцать третьей главе «Ледокола».

«3-я советская армия наносит внезапный удар на Сувалки. Ей навстречу идет 8-я армия из Прибалтики. С первых минут тут развернулись кровопролитные сражения с огромными потерями советских войск. Но у них преимущество: советские войска имеют новейший танк KB, броню которого не пробивают германские противотанковые пушки… 8, 11 и 3-я советские армии увязли в затяжных кровопролитных боях со сверхмощной германской группировкой в Восточной Пруссии». («Ледокол». Гл. 33.) Теперь вспомним, что, согласно В. Суворову, все эти армии были «ударными», т. е. имели в своем составе «механизированный корпус новой организации». Вот цитата: «…На 21 июня 1941 года ВСЕ советские армии на германской и румынской границах, а также 23-я армия на финской границе вполне подходили под стандарты ударных армий, хотя, повторяю, этого названия формально не носили. Перечисляю их с севера на юг: 23-я, 8-я, 11-я, 3-я (выделено мной. — В.В.), 10-я, 4-я, 5-я, 6-я, 26-я, 12-я, 18-я, 9-я». («Ледокол»., Ід. 16.) Если эти армии «увязли в затяжных кровопролитных боях», значит, там же увязли и входящие в их состав механизированные корпуса. А почему? Потому, что они делают «работу, для которой они не предназначены».

Поясняю: если советские механизированные корпуса образца 1941 года были предназначены для агрессии, наступления на оперативную глубину, они должны были вводиться в «чистый прорыв», выходить на оперативный простор и рваться вперед. Но, как тут нам рассказывает В. Суворов, они почему-то заняты проламыванием сильной обороны противника. Более того, и это у них получается плохо: «10-я советская армия не сумела выйти к Балтийскому морю. Она понесла чудовищные потери, 3-я и 8-я советские армии полностью уничтожены, а их тяжелые танки KB истреблены германскими зенитными пушками. 5, 6 и 26-я советские армии потеряли сотни тысяч солдат и остановлены на подступах к Кракову и Люблину. В этот момент советское командование вводит в сражение Второй стратегический эшелон (выделено мной. — В.В.)». («Ледокол». Гл. 33.) Как видите, оборона противника еще не прорвана, а восемь механизированных корпусов (6-я и 10-я армии имели по два мехкорпуса) уже прекратили свое существование. И только потому, что В. Суворов заставил их выполнять несвойственные им задачи. Владимир Богданович ничего не сообщает, как действовали бы механизированные корпуса остальных пяти армий, сосредоточившихся на немецкой границе. Но, надо думать, судьба их была бы не намного лучше. Стало быть, в самом начале войны четырнадцать мехкорпусов из двадцати накрылись медным тазом.

Теперь, зачем я выделил упоминание о Втором стратегическом эшелоне. Дело в том, что там как раз и место «агрессивным» механизированным корпусам. Если верить Владимиру Богдановичу, Второй стратегический эшелон был предназначен для развития успеха. Первый стратегический эшелон прорывает оборону противника, уничтожает максимально возможное количество его живой силы и техники, после чего в дело вступает Второй эшелон. Он доламывает оборону (если она еще где-нибудь сохранилась), а пбтом выходит на оперативный простор и довершает освобождение Европы. Для этой работы лучше всего подходят подвижные соединения, то есть механизированные корпуса.

Впрочем, еще лучше БТ чувствовали бы себя в третьем стратегическом эшелоне. Вспомним, что гусеницы им нужны только для того, чтобы преодолеть Польшу. То есть приступить к выполнению своей основной задачи они могут тогда, когда пехота и танки других типов проложат им дорогу к границам Германии. Так что пока шли все те грандиозные сражения, о которых повествует нам Владимир Богданович в 33-й главе «Ледокола», БТ могли вообще отдыхать. И только когда пришла бы пора «Висло-Одерской операции на огромную глубину», наступила бы их пора.

Тут стоит вспомнить, что танковый, а уж тем более механизированный корпус — это далеко не одни танки. Механизированный корпус 1941 года по штату на 1031 танк должен был иметь около 36 тысяч человек. Кроме того, в его составе было 172 артиллерийских орудия и 186 минометов. Главное качество мехкорпуса — подвижность, поэтому в нем все, что «не танки», должно иметь возможность передвигаться с той же скоростью, что и танки (а лучше с большей). Если корпус вводится в «чистый прорыв» и уходит вперед, отрываясь от остальной армии, необходимо, чтобы все его части и подразделения могли двигаться непосредственно за танками. Если корпус перебрасывается из глубины нашей обороны для ликвидации прорыва неприятеля, без этого тоже не обойтись. Поэтому вся артиллерия в мехкорпусах на механической тяге, вся пехота и вспомогательные подразделения посажены на грузовики.

Но зачем нужна такая подвижность, когда корпусу приходится прорывать оборону неприятеля? В этом случае можно заранее скрытно подвезти всю необходимую артиллерию (и лучше на лошадях, потому как они не тарахтят, как трактора), пехота может, не торопясь, подойти к назначенным рубежам на своих двоих (опять же это предпочтительнее по соображениям скрытности). И только в последний момент, можно даже после начала артподготовки, к месту прорыва подходят танки. И вовсе не обязательно, чтобы эти танки были объединены в корпуса. Вполне подойдут отдельные дивизии, бригады, а то и полки. Все равно при прорыве обороны танковые части придаются пехотным.

Опять прибегну к образному сравнению. Механизированный корпус — это острый нож. Его можно загнать в незащищенное брюхо (или спину) неприятеля, можно им отсечь его руку, тянущуюся к твоему горлу. Но вот пробить дыру в неприятельской броне ножом не просто. И даже если пробьешь, нож сломается или затупится, так что для того, чтобы использовать его по назначению, придется его заново наточить, а то и перековать.

Однако Владимир Богданович предлагает именно такой вариант: сначала привести свой нож в плачевное состояние, а потом использовать его по прямому назначению:

«Еще лучший вариант: использовать подавляющее большинство механизированных корпусов в первом внезапном ударе, чтобы он получился необычайно мощным, после этого ввести в бой Второй стратегический эшелон и передать его облегченным армиям все танки, которые уцелеют после первых операций». («Ледокол». Гл. 26.)

Задумаемся, какие танки уцелеют после первых операций? Понятно, что оборону противника будут прорывать тяжелые танки KB при поддержке средних Т-34. Пригодятся и огнеметные танки ОТ-26 и ОТ-133. А танки БТ, главное предназначение которых «на гусеницах добраться до автострад, а там, сбросив гусеницы, превратиться в короля скорости», использовать для прорыва даже слабенькой обороны неприятеля просто глупо. Значит, они будут стоять где-то в тылу и ждать. Естественно, они и уцелеют, когда все остальные танки будут уничтожены или повреждены. Что же получается: треть танков механизированных корпусов в сражении не участвуют, а после того, как эти корпуса несут тяжелые потери, эти, не участвовавшие в бою, танки собирают, создают новые корпуса и придают их армиям Второго стратегического эшблона. Где логика?

Если советское командование хотело использовать для прорыва немецкой обороны как можно больше танков, нужно было собрать все KB и Т-34 в составе танковых дивизий и бригад, придать эти дивизии и бригады пехотным частям. А все танки БТ свести в танковые корпуса старой организации и придать эти корпуса армиям второго эшелона.

Ладно, будем считать, что командованию РККА почему-то очень хотелось иметь в первом эшелоне механизированные корпуса (просто наши генералы были зачарованы магией этих слов, «механизированный корпус»). Но в этом случае нужно было создавать два типа таких корпусов. Один — для прорыва обороны, вооруженный KB и Т-34, другой — с танками БТ для развития успеха и глубоких операций.

Еще одна цитата: «На обочинах дорог груды гусеничных лент, уже покрытых легким налетом ржавчины; целые дивизии и корпуса, вооруженные быстроходными танками, вступая на германские дороги, сбросили гусеницы перед стремительным рывком вперед». («Ледокол». Гл. 33.) На 21 июня 1941 года корпусов и даже дивизий, вооруженных только быстроходными танками, в Красной Армии не было. Не могли они появиться и к 6 июля. Но, если бы наше командование действовало по плану, приписываемому ему В. Суворовым, такие корпуса и дивизии вполне могли появиться в августе. Если какой-то механизированный корпус потерял все свои танки KB и Т-34, он и превратился бы в корпус, вооруженный БТ. Ну а если какой-то корпус потерял только половину KB и Т-34 или даже сохранил их все, из него выделялась бы отдельная дивизия БТ, которая и уходила вперед. Опять спрошу: где же тут логика? Зачем создавать корпуса, в которых сначала действует одна часть, а потом другая?

Знатоки истории танковых войск могут мне возразить, что механизированных корпусов, оснащенных полностью по штатной организации, в РККА на 21 июня 1941 года не было. Причем более всего ощущался недостаток танков KB и Т-34, которые заменялись Т-28, Т-35 и БТ. Так что в некоторых корпусах БТ было более половины. Но давайте вспомним, что на эту тему говорит Владимир Богданович:

«Не все ударные армии были полностью укомплектованы танками. Это правда. Но чтобы полностью оценить намерения Сталина, нужно принимать в расчет не только то, что он совершил, но и то, что ему не позволили совершить. Германское вторжение застало Советский Союз в процессе создания небывалого количества ударных армий. Были созданы каркасы этих чудовищных механизмов, и шел процесс достройки, доводки, отлаживания. Не все армии удалось довести до планируемого уровня, но работа велась. И Гитлер сорвал ее, имея достаточно благоразумия для того, чтобы не ожидать, когда все эти механизмы агрессии будут достроены и отлажены». («Ледокол». Гл. 16.)

Из этого можно сделать вывод, что к 6 июля 1941 года (дате начала советской агрессии, по В. Суворову) все танковые корпуса «ударных армий» должны были быть укомплектованы танками по штату. Я, правда, не знаю, откуда могли взяться недостающие танки, но Владимиру Богдановичу виднее.

Теперь посмотрим, как объясняют причины расформирования танковых и создание механизированных корпусов кремлевские фальсификаторы.

В ходе Польской кампании вермахта выяснилось не только то, что танковые корпуса прекрасно подходят для глубоких прорывов и охватов, но и то, что для противодействия этим прорывам и охватам лучше всего подходят подвижные, желательно танковые соединения.

У поляков танков почти не было, поэтому им приходилось использовать кавалерию. Естественно, польские кавалеристы не бросались на танки с пиками и саблями, как это любят изображать некоторые «историки», а проводили рейды по тылам наступающих танковых групп, стараясь отрезать их от источников снабжения. В тех редких случаях, когда это удавалось, наступление немецких танковых колонн тут же приостанавливалось.

Советское командование сделало из этого вывод, что для борьбы с немецкими танковыми группами лучше всего подходят отдельные танковые бригады и дивизии. Их можно рассредоточить по всему фронту, так что где бы ни наметился прорыв, неподалеку окажутся несколько подвижных соединений, которые этот прорыв быстренько ликвидируют.

Однако после завершения Французской кампании вермахта стало ясно, что бригад и дивизий для борьбы с немецкими танковыми клиньями маловато будет.

Накануне кампании во французской армии танков было больше, чем в немецкой. Но французские танки были собраны в бригады, которые придавались пехотным частям. Имелось всего три танковых дивизии, но они были разбросаны по разным частям фронта, так что собрать их в единый кулак было невозможно. Эти разрозненные дивизии сумели оказать некоторое сопротивление немцам. Особенно отличилась вновь созданная 11 мая 4-я бронетанковая дивизия под командованием полковника де Голля. 28 мая эта дивизия под Абвилем сумела остановить и даже серьезно потеснить немцев. Но переломить ход войны французы не смогли.

Проанализировав опыт французов, советское командование пришло к выводу, что для противодействия крупным бронетанковым соединениям неприятеля нужны не отдельные бригады и дивизии, а столь же крупные танковые соединения. То есть корпуса. Вот они-то и были созданы в 1940 году.

Версия небезупречная, можно кое к чему и придраться. Однако в ней нет логических противоречий, если предположить, что Сталин все время готовился обороняться, примерно так он и должен был действовать. А вот в теорию В. Суворова история эта никак не укладывается. Даже если предположить, что механизированный корпус 41-го года лучше подходил для агрессии, чем танковый 39-го, то гораздо проще и логичнее было не расформировывать старые корпуса, а перевести их на новый штат.