Новый Мир ( № 1 2008)

Последние герои

Мурсалова Марина Станиславовна родилась в 1982 году. Закончила Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковалась в региональной прессе, альманахе “Алконост” и в Сети. Лауреат премии “Дебют” (2006). Живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.

* *

  *

Научи на воде лежать,

Все равно мне в беде не жить.

Я хочу на ветру дрожать,

Я хочу на ветру кружить.

Да, как лист; я хочу, как лист —

Пожелтели мои края —

И меня бы сносило вниз,

Волокла бы меня струя.

Научи, что вода прочна,

Если лечь на нее ничком

И за мутью не видеть дна,

По теченью сползать молчком.

Прятать зубы, свистеть в губу

(Шел бы дождь и дробь выбивал),

И уйти, как вода, в трубу,

И залечь под Сущевский вал.

* *

  *

Хорошо по городу идти

В первый день, когда уже не праздник:

Ни блевотины, ни конфетти,

Тишина — не город, а заказник.

Видимо, сегодня поутру

Выпустили добрую машину,

Чтоб она сгребла всю мишуру

И отмыла каждую витрину.

Солнце светит. В тысячах зеркал

Дольний мир заснежен и размножен.

Ты кого-то в городе искал —

Значит, ты не очень безнадежен.

Если можешь вспомнить что-нибудь

Между Рождеством и Новым годом —

Ты не безнадежен, не забудь,

Ты еще проснешься с ледоходом.

Солнце понеслось во весь опор.

Что, уже действительно второе?

Как мы продержались до сих пор?

Мы с тобой последние герои.

Мы с тобою выиграли бой,

Мы с тобой не отдали ворота.

Жалко, я не знаю, что с тобой.

Вообще не знаю, где ты, кто ты.

* *

  *

Конечно, и дача не лишней

Была б; четверть часа ходьбы

От станции, сосны и вишни,

И водятся даже грибы.

Овражек, заросший бурьяном

(Но можно ходить босиком),

И супчик гороховый с пряным,

Холодным гвоздичным душком.

А дети и хор на концерте?

А столики по именам?

И прочие радости смерти —

Увы, недоступные нам.

* *

  *

Я гений.

Кто из нас не гений,

Хотя бы так, наедине

С самим собою, при луне,

Когда неведомых растений

Блуждают тени по стене —

Сквозь ветку проникает ветка —

И чай остыл; и спит соседка,

Ногою дрыгая во сне.

Вот час, когда я все могу —

Когда я все могу, бедняжка,

Но отчего дышать мне тяжко,

Как будто я во сне бегу?

* *

  *

На любой случайной пьянке

В каждом скверном городке,

На далеком полустанке,

На неведомой реке —

Есть всегда один, который

Меньше многих пьет вина.

Встанет он, зайдет за штору

И застынет у окна.

Если постоять немножко —

Эта тьма уже не тьма:

Серебристая дорожка,

Деревенские дома.

Терпеливо, терпеливо

Человек глядит во тьму.

День прошедший, миг счастливый

Больно вспоминать ему.

А зачем он вспоминает,

Если больно вспоминать?

Этого никто не знает.

Кто же может это знать.

* *

  *

Нестерпимый мой попутчик

В зябком поезде ночном,

На полу огромной кучей

Он лежит, забывшись сном.

Он лежит вонючей грудой,

Серой грудой без лица.

Каждый шаг его отсюда

Я-то вижу до конца.

Там, где желтый снег соленый

У собачьего пруда, —

Там он ляжет, безымённый,

Как река или звезда.

Ляжет он, раскинув руки,

На спину или живот,

Странные услышит звуки,

Удивится и умрет.

Он бы сам не звал судьбою

Свой случайный, смутный путь.

И когда над ним с трубою

Наклонится кто-нибудь,

То, свое услышав имя

В длинном перечне имен,

Головы он не поднимет,

Словно это не о нем.

Звезды вспыхнут и погаснут,

Солнце выгнется в дугу,

Будет он лежать, безгласный,

Безымённый, на снегу.

* *

  *

С. К.

Всякий брошенный дом достается природе:

Крысам в подполе, серым кротам в огороде,

И жучкам в почерневшей, трухлявой доске,

И светящимся дивным грибам в уголке.

Там усталые птицы перо оправляют,

И собаки роскошные свадьбы справляют,

И все выше ползет по крыльцу мурава,

И под крышей кричит, пролетая, сова.

Вы же видите сами, что вам остается:

Только лампочка под потолком не сдается,

Как прозрачная груша на ветке гнилой,

Как живое присутствие славы былой.

Впрочем, вы не меня вопрошайте об этом:

Я сама стала влагой, и сушью, и светом,

Я сама превратилась и в землю, и в зной,

И малина победно трубит надо мной.

* *

  *

Смерть? Чего я не видела в ней?

С молодой и восторженной Валей

Мы гуляли меж серых камней

И на них имена узнавали.

Там река моя Сетунь текла;

У кладбища в любую погоду

Синий селезень кутал крыла

В тепловатую мертвую воду.

И пускай там, где эти места,

Граду каменну быть и железну,

Я, кормившая уток с моста,

Никогда не умру, не исчезну.