Чужой

Шкловский Евгений Александрович родился в 1954 году в Москве. Закончил филфак МГУ. Прозаик, критик. Автор нескольких книг прозы. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве. o:p/

o:p /o:p

o:p /o:p

o:p /o:p

Все уже знали, что у него есть человек. o:p/

Что за человек? o:p/

А вот просто человек — и все. Из ближнего зарубежья. Из бывших наших. Вроде как таджик. Ильяс — имя. Приехал недавно, работу не найти, ну и растерялся. В одно место ткнулся — денег не заплатили, в другое — условия кошмарные и полулегально, — не захотел. o:p/

Встретились же случайно на улице, несколько минут шел рядом, наклонив голову, но как бы вполоборота. Потом наконец отважился — попросил денег. Смущаясь и отводя глаза. Не нагло. Н. и спросил: а что умеешь? Тот даже не удивился: ну, разное. А конкретней? Строгать, пилить, электрика чуток, все понемножку. И не то чтобы Н. нужен был работник, нет, просто лицо приглянулось. Потерянное такое лицо. Ну и привел домой, накормил-напоил, оставил ночевать, а потом и дело нашлось — квартиру приводить в порядок. Денег почти не платил, разве что на карманные расходы, но еду покупал. Ильяс, между прочим, ее и стряпал, так что к возвращению Н. всегда был ужин. Понятно, не как в ресторане, но есть можно. При бывшей жене и такого не было. o:p/

o:p /o:p

Надо сказать, питались они с Ильясом по-студенчески: всякие дешевые «дошираки», макароны с сосисками, яйца, пельмени, овсянка…. Ну и, ясное дело, чай. o:p/

Ильяс чай (зеленый) пил часто, заваривая в небольшом фарфоровом чайнике, который привез с собой, в завтрак пил, в обед, в ужин, в промежутках между ними. Наливал в пиалу и потом отхлебывал вдумчиво, мелкими глотками. Вроде как чайную церемонию устраивал, сам того, впрочем, не ведая. Просто в его семье так заведено: чай до, чай после, чай в промежутке. o:p/

В отличие от него, Н. довольствовался черным, в пакетиках на ниточках (возни меньше), да и не в таких количествах. Однако и ему перепадало из заветного красного чайника. o:p/

Питались они, как правило, молча, лишь иногда на Н. нападала словоохотливость, и он начинал расспрашивать Ильяса о его поселке, о семье и прочем. Отвечал Ильяс немногословно, но за то время, пока он жил у Н., кое-что удалось узнать. В семье шестеро детей (Ильяс старший), хлопковая повинность, бедность… o:p/

Собственно, ничего особенного. o:p/

o:p /o:p

После развода Н. уже несколько лет жил один. С женой расстались в общем-то мирно, но все равно обида. Он, впрочем, и теперь готов был помогать. Семейная жизнь не заладилась, но человек в принципе добрый. Добрый, но трудный. Есть такие люди — добрые, но трудные. Спорщик невыносимый. Если что не по его, все мозги проест. o:p/

Между прочим, Ильяс не первый у него. Был еще человечек, алкаш, из старой его конторы, которого он тоже приютил. Гриша. Русский. Этот Гриша года два у него гужевался, все полы перестелил, баньку построил на даче, теперь фактически принадлежащей бывшей жене. Н. его от спиртного отваживал, к наркологу водил, но Гриша все равно срывался. Слава богу, тихий был, даже когда выпьет. Но ради выпивки на все был готов, а хуже всего — потом ничего не помнил. Что Н. ему помог — это точно. o:p/

o:p /o:p

А теперь вот Ильяс. Именно он с некоторых пор часто брал трубку вместо Н., речь с сильным акцентом, однако понять можно. o:p/

Трудно сказать, как они жили вместе, о чем разговаривали. По телефону Ильяс бывал немногословен. «Нет его, — говорил он. — Скоро будет». И осторожно клал трубку. o:p/

Работал Ильяс медленно, но делал все очень тщательно. Каждую плитку в ванне, каждую деталь подгонял так, чтобы все было супер. В отличие от Н., который всегда куда-то летел и все равно не успевал, он никуда не торопился, подолгу мог сидеть на корточках, чем-нибудь занимаясь или даже ничего не делая, еще любил взобраться с ногами на широкий подоконник и, устроившись там, глазеть на улицу. Совсем как кот сибирской породы Василий, когда-то полуживым котенком подобранный Н. на лестничной клетке. o:p/

Так хозяин нередко и заставал обоих, иногда даже с распахнутым окном, что, впрочем, с учетом первого, правда довольно высокого, этажа было не особенно страшно. Кот, в молодости любивший прогуляться на воле, спрыгивал отсюда на улицу и потом возвращался, как порядочный, через подъезднyю дверь. o:p/

Над ним Ильяс тоже взял шефство, так что пожилой седомордый Василий, поначалу отнесшийся к нему настороженно, если не сказать враждебно, стал проявлять не только лояльность, но даже и симпатию, причем не меньшую, чем к Н. Да и не удивительно: Ильяс его баловал — то рыбки купит, то какие-нибудь особые кошачьи деликатесы, щеткой специальной чесал его каждый божий день. Дошло до того, что кот стал ходить за ним хвостиком. Куда Ильяс, туда и Василий. Ляжет или сядет неподалеку и вроде как дремлет, хотя зеленый глаз нет-нет и блеснет сквозь томный прищур. Следил за Ильясом, готовый тут же вскочить и двинуться вслед. o:p/

Торопиться Ильясу действительно некуда, из дома он выходил редко и ненадолго, поскольку побаивался полиции, опасался, что заберут в отделение, а потом вышлют на родину. Разве что в ближайший магазин мороженого купить, до коего он оказался большой охотник. Себе — мороженого, Василию — котлетку или еще что-нибудь. У него и в темных, чуть раскосых глазах читалась неспешность — долгий такой с поволокой взгляд, что-то пространственное там, в глубине, азиатское. o:p/

o:p /o:p

Некоторые полагали, что за странностью Н. с его неожиданными жильцами, которым он давал кров в своей жутко захламленной квартире, за этой странностью кроется банальный прагматизм: люди, которых он пригревал, делали то, к чему он никак не мог принудить себя самого, в том числе и побороть царящий в его жилье хаос. Ну не умел человек ничего толком в плане быта. Ни о себе позаботиться, ни об окружающем пространстве. o:p/

Отчасти, возможно, так и было, что вовсе, впрочем, не отменяло доброту. o:p/

Медленно, но жилье его все-таки начинало приобретать человеческий вид, какой-никакой ремонт, вот уже и в нормальной кухне можно посидеть, выпить чаю из больших старомодных чашек, водки из граненых стопок. o:p/

Когда кто-нибудь заглядывал к Н. в гости, Ильяс скрывался и его не было ни видно ни слышно. Не то чтобы он прятался, вряд ли, скорей проявлял деликатность, то есть не хотел мешать и тем более навязываться. Но если Н. просил его заварить чаю, то он делал это не просто с удовольствием, а действительно превращал в настоящий ритуал: специально подогревал заварочный фарфоровый чайник еще до того, как всыпать туда горстку чайных листьев, ополаскивал чашки горячей водой, в общем, старался… o:p/

Нет, заискиванья в нем не наблюдалось, делал он все это скромно, почти застенчиво, но вместе с тем вполне независимо. Иногда это даже озадачивало Н. Как и долгий внимательный взгляд, который Н. иногда вдруг ловил на себе, будто Ильяс что-то пытался в нем рассмотреть. В такие минуты становилось как-то беспокойно и неуютно. o:p/

o:p /o:p

Н., впрочем, не только эксплуатировал Ильяса, но и, если угодно, вел себя по отношению к нему как старший товарищ. Однажды даже повел его на выставку фотографий фресок Дионисия, устроенную в храме Христа Спасителя. Вместе они бродили по залу, рассматривали лики святых, старинные удивительные краски, еще более усиленные фотохудожником. o:p/

У Ильяса, как потом рассказывал Н., был вид растерявшегося ребенка, настолько он был впечатлен. В его жизни такого, оказывается, еще не было, хотя не раз приходилось видеть степные рассветы и закаты, небо над степью, то голубое, то бирюзовое, то багровое, а ночами густо усыпанное звездами. Но что так может рисовать художник, а фотограф делать такие замечательные снимки, — поразило его до глубины души. o:p/

— Когда-нибудь непременно туда поеду, — сказал Ильяс, едва они вышли из зала. o:p/

— Куда это? — поинтересовался Н. o:p/

— Ну, туда… o:p/

o:p /o:p

Еще Н. предлагал Ильяса знакомым (все-таки возможность подзаработать для парня), которым нужно было что-то сделать по ремонту. Он договаривался, давал Ильясу адрес, объяснял как проехать и найти. А иногда и сам сопровожал его, чтобы тот ненароком не заплутал. Ильяс, хотя и побаивался полиции, тем не менее не отказывался, да и понятно было, что над ним не каждый день будут шефствовать, что в какой-то момент придется выгребать самому. o:p/

— Как же ты отважился? — поинтересовался однажды Н., имея в виду его приезд в Москву. o:p/

Тот пожал плечами: o:p/

— Как? Собрал вещи и поехал. o:p/

— Так просто? А здесь? o:p/

— Тебя вот встретил, — сказал Ильяс. o:p/

— А если бы не встретил? — спросил Н. o:p/

— Не знаю. — Ильяс задумался. — Как-нибудь. Может, кого из знакомых нашел. o:p/

У него действительно имелась пара номеров мобильников земляков, которые вроде бы давно работали в Москве, правда, связаться с ними до сих пор почему-то не удавалось. o:p/

o:p /o:p

Когда делать было нечего, Ильяс либо сидел на подоконнике, либо скрестив ноги на паркете, реже лежал на кушетке с книжкой. Книги он брал с полки как-то странно, не выбирая, просто протягивал руку и вытаскивал что попадет. o:p/

Н. потом спрашивал: o:p/

— Ну как тебе? o:p/

Ильяс щурил и без того узкие глаза и потом неуверенно отвечал: o:p/

— Что-то не верится. Вроде похоже, а все равно. Но вообще интересно… o:p/

Выходит, и впрямь читал. o:p/

Зимой по утрам на него нападала жажда деятельности, в самые снегопады он накидывал легкую куртку и выходил с утра пораньше, еще затемно, во двор на помощь местному дворнику. Дворник, молдаванин, инициативу Ильяса поначалу не оценил и с нешуточной угрозой в голосе посоветовал не лезть. Однако во время очередного снежного Армагеддона Ильяс оказался кстати, и дворник мнение свое переменил, а потом и вовсе проникся к нему. o:p/

В ту зиму случались обильные снегопады, Москву заметало по уши, сугробы громоздились едва не с человеческий рост, так что помощь была нелишней. Тем более что работал Ильяс с азартом. В разговоры с молдаванином он не втягивался, на вопросы отвечал кратко: да… нет… не был… не состоял… А когда тот спросил однажды, не хочет ли он получить место дворника, Ильяс пожал плечами и отрицательно покачал головой. o:p/

— Ну, это ты зря, — почти обиделся вдруг молдаванин. — Деньги небольшие, но стабильные. И для здоровья неплохо. К тому же местечко в общаге могут выделить, все-таки жилье. Подумай! Могу похлопотать за тебя… o:p/

Когда Ильяс сообщил про это предложение Н., тот поморщился: o:p/

— Ты губу-то не раскатывай. Может, он только проверяет, не хочешь ли ты его подсидеть. Место дворника дефицитное, за него люди деньги платят, чтобы их наняли. Да и на руки немного выходит, поскольку работодатели себе часть забирают. А будешь права качать — уволят. Нет, не заработаешь там. Тебе бы в бригаду ремонтников или строителей надо, ты рукастый. o:p/

o:p /o:p

Однажды в квартире Н., помимо Ильяса, появляется женщина. Она не молода, но вполне еще привлекательна. Теперь она прибирает квартиру, готовит еду, ждет возвращения Н. У нее свой комплект ключей, и ночует она тоже здесь. Иногда они ужинают втроем, но обычно Ильяс мнется, отводит глаза и отказывается — видно, что ему неловко. Но и Н. с его новой подругой тоже неловко, особенно подруге, которая иногда ловит на себе украдчивый взгляд Ильяса. o:p/

Как-то с улыбкой Джоконды она сообщает об этом Н., произнося слова с томной растяжкой, и тот догадывается, что ей, не исключено, даже нравится этот взгляд. Впрочем, Н. пока не считает нужным что-то менять, к тому же Ильяс еще не закончил ремонт комнаты. Улыбка Джоконды на Н. действует, но не так, как, вероятно, хотелось подруге. o:p/

Ночью она иногда просыпается и, лежа с открытыми глазами, прислушивается к покашливанию за стеной или легкому скрипу кушетки, на которой спит Ильяс. «Вот уж не думала, что снова буду жить в общежитии, как в студенческие годы», — шепчет она сонному Н., касаясь влажными губами мочки его уха. И даже сквозь сон на Н. обрушивается лавина ее прошлого, про которое ему вообще-то мало что известно, а теперь вот оказывается, что студенткой подруга жила в общежитии и было это в городе Перми. o:p/

Впрочем, Н. уже не в том возрасте, чтобы ревновать к ее прошлому, но и совсем остаться равнодушным не может, поскольку нравы в общежитиях известны. o:p/

o:p /o:p

Ильяс тоже часто ворочается и вздыхает, похоже, и его сон беспокоен, несмотря на вполне сносные условия нынешнего проживания. Женщина не то что нравится ему, просто он или что-то в нем откликается на ее присутствие, пусть даже за стенкой (кстати, довольно тонкой). Что-то ему мерещится в полудреме молодого сильного организма, какие-то видения проплывают, и это тревожит не только его, но и дремлющего рядом кота Василия. Когда женщины не было, все было намного проще. o:p/

Работает Ильяс, как и прежде, неторопливо, комната, которую он занимает и ремонтирует, почти готова: обои наклеены, потолок побелен, розетки поставлены. Временами ему приходится отрываться от работы, если кому-то из знакомых Н. требуется срочная помощь. Н. по-прежнему отпускает его, но женщине это не нравится, она недовольна, что работа в квартире стопорится, а Ильяс где-то в отсутствии и возвращается, бывает, довольно поздно. o:p/

Тот и вправду не торопится назад, для этого свои причины: встречаться лишний раз с женщиной ему не хочется. Или, наоборот, хочется, но все равно в тягость, поскольку это имеет отношение и к Н. o:p/

o:p /o:p

Однажды Ильяс не приходит ночевать. Не приходит и кот сибирского происхождения Василий, для которого спрыгнуть с высоты их окна — пара пустяков. Они не приходят одну ночь, и вторую, и третью. Это ли не повод для тревоги: полиция, хулиганы, мало ли что? А может, ностальгия замучила и рванул обратно на родину? Ну тогда бы хоть сообщил… Главное, впрочем, чтобы не случилось чего худого. Москва — джунгли... Ильяса жаль не меньше, чем кота, хотя, понятно, раньше или позже равно пришлось бы расстаться. Да и подруга ворчит. Пусть и в соседней комнате, а все равно — посторонний. Чужой… o:p/

Загрузка...