Новый Свет, Инк. Создание Америки английскими торговцами-авантюристами

@importknig

Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".

Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.

Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.

Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig

Саймон Таргетт «Новый Свет, Инк. Создание Америки английскими торговцами-авантюристами»

Оглавление

Приквел к «Пилигримам»

Часть I. До Америки 1551-1574

Глава 1. Остывает и приходит в упадок

Глава 2. Приманка Катая

Глава 3. Загадка

Глава 4. Новая и странная навигация

Глава 5. Неуловимое царство

Часть II. Предприятие 1574-1604

Глава 6. Последний великий вызов эпохи

Глава 7. Предполагаемый пролив

Глава 8. Трезор Труве

Глава 9. Иландская империя

Глава 10. Новый Альбион

Глава 11. В рай по морю

Глава 12. Западная посадка

Глава 13. Основные навигации

Глава 14. Старый Восток и новый Запад

Часть II. Содружество 1604-1621

Глава 15. Две Виргинии

Глава 16. Общественная плантация

Глава 17. Первая колония

Глава 18. Кол в землю

Глава 19. Весомое путешествие

Забытые основатели

Хронология

Клемент Адамс (ок. 1519-1587) был писателем, гравером и преподавателем. Один из аколитов Уильяма Сесила, получивших образование в Кембридже, Адамс был нанят, чтобы помочь Себастьяну Каботу выгравировать обновленную версию его карты 1544 года, содержащую новые детали Северо-Западного прохода. Эта карта была широко размножена и позже повешена на стену дворца Уайтхолл, а Адамс был вознагражден должностью школьного учителя приспешников короля - молодых друзей Эдуарда VI. Впоследствии он написал рассказ о первом путешествии "Мистерии", взяв интервью у Ричарда Ченслера.

Мэтью Бейкер (ок. 1530-1613 гг.) - королевский корабельный мастер, спроектировавший и построивший "Габриэль", первое судно Фробишера. Он также спроектировал флагманский корабль Эдварда Фентона для неудачного плавания к Островам пряностей в 1582 году. Он составил первый английский трактат по проектированию кораблей - "Фрагменты старинного английского кораблестроения", который позже собрал Сэмюэл Пепис, морской администратор и дневниковый писатель.

Джордж Барн (ок. 1500-1558) был одним из двух "главных исполнителей" - настоящих архитекторов Мистерии. Член Габердашеров, он был лордом-мэром Лондона в 1552-1553 годах. Его сын, тоже Джордж Барн (ум. 1593), стал губернатором Московитской компании, ведущим инвестором в заморские предприятия (хотя и отказался от поддержки Фробишера), а позже пошел по стопам отца, став лорд-мэром Лондона.

Джордж Бест (ок. 1555-1584) был писателем и морским капитаном. Сын Роберта Беста, переводчика из компании "Московия", Бест получил образование в Итоне. Он служил капитаном во второй экспедиции Фробишера. Его хроника трех плаваний Фробишера стала классическим отчетом о первом подробном исследовании Нового Света в Англии. Он погиб на дуэли с пэром королевства.

Уильям Бонде (ум. 1576) был купцом и гражданским администратором. Член Почетного общества галантерейщиков, он стал шерифом Лондона в 1567 году и был достаточно богат, чтобы купить Кросби-Холл, один из самых престижных особняков города. Там ведущие купцы, участвовавшие в первом плавании Фробишера на Катай, встретились, чтобы спланировать экспедицию.

Стивен Боро (1525-1584) - морской капитан и администратор флота. Он служил мастером на корабле Ричарда Ченслера во время первого путешествия мистерий в Катай. В 1555 году он стал одним из самых молодых членов Общества, которое впоследствии стало известно как Маскарадная компания. Он совершил первопроходческое плавание в Белом море вдоль Северо-восточного прохода в Катай, но был среди тех, кто скептически относился к планам Фробишера по поиску Северо-западного прохода. Его брат, Уильям Боро (1536-1598), напротив, принимал активное участие в организации плаваний Фробишера.

Уильям Брэдфорд (1590-1657) был одним из Отцов-пилигримов и основателем Плимутской колонии. Его рассказ об истории сепаратистов "О Плимутской плантации" был утерян после его смерти и появился только в середине XIX века, когда его публикация в издательстве Little, Brown возродила интерес к мифу об основании Америки.

Джон Бреретон (ок. 1571-1619) был священнослужителем и писателем. Он сопровождал Бартоломью Госнольда в его путешествии в Новый Свет. Его рассказ "Краткая и правдивая история открытия северной части Виргинии" стал первым опубликованным отчетом о путешествии в Новую Англию (если не считать отчета Джованни да Верраццано о его плавании в 1524 году, опубликованного на итальянском языке в 1556 году).

Себастьян Кабот (ок. 1482-1557) был исследователем, мореплавателем и морским администратором. Он сопровождал своего отца, Джона Кабота (ок. 1451-1498 гг.), в успешном плавании в Новый Свет в 1497 году. Позже он утверждал, что открыл вход в Северо-Западный проход во время плавания в 1508-1509 годах. Он служил испанцам в качестве майора-лоцмана, а затем перешел на сторону Англии, где стал губернатором Мистерии (позднее - Маскотской компании) и руководил первыми плаваниями в поисках прохода в Катай.

Уильям Сесил (1520-1598) сначала был правой рукой Джона Дадли, а затем стал многолетним советником Елизаветы I. Он стал лордом Бергли и был связан со многими крупными зарубежными предприятиями, сначала как ведущий инвестор в "Мистери", а затем как видный придворный, участвовавший в плаваниях Фробишера. Его сын Роберт Сесил (1563-1612) стал графом Солсбери, служил советником Якова I и продолжал поддерживать заморские авантюры своего отца.

Ричард Ченселлор (ум. 1556) был лоцманом-майором в первом мистерийном путешествии в Катай в 1553 году. В ходе этого визита он добился торговых прав, добравшись до Москвы и познакомившись с Иваном IV, царем, позже известным как "Грозный". Во время второго визита он укрепил торговые связи между Англией и Россией. Но он утонул в море на обратном пути, когда сопровождал первого русского посла в Англии. Один из его сыновей, Николай Канцлер, был каюром в нескольких плаваниях, в том числе в плаваниях Фробишера.

Хамфри Коул (ум. 1591) был изготовителем навигационных приборов. Он разработал приборы, использовавшиеся в плаваниях Фробишера.

Томас Дейл (ум. 1619 г.) был солдатом и колониальным лидером. Он прибыл в Джеймстаун в 1611 году и ввел строгое военное право, которое было закреплено в Законах Божественных, Моральных и Марциальных. Он руководил расширением колонии за пределы Джеймстауна, основав город Хенрико, названный в честь сына Якова I принца Генри. Он также ввел меры, которые открыли путь к созданию частных плантаций в Виргинии. В 1616 году он вернулся в Англию и привез Покахонтас в Лондон. Позже он служил в Ост-Индской компании и умер в Индии.

Джон Ди (1527-1609) - математик, космограф и астролог. Еще подростком он стал членом Тринити-колледжа в Кембридже и был нанят, чтобы помочь Ричарду Ченселлору и Мартину Фробишеру подготовиться к путешествию через неизведанные воды в Катай. Будучи любимым астрологом Елизаветы I, он утвердил дату ее коронации. Также он обосновал ее право на земли в Новом Свете, придумав фразу "Британская империя". Хамфри Гилберт передал ему право на все земли к северу от современной границы США и Канады. Однако он никогда не пытался претендовать на эти земли.

Фрэнсис Дрейк (1540-1596) был исследователем. Первый английский капитан, совершивший кругосветное плавание, он заключил торговую сделку с королем Тернате на Островах пряностей, предъявил права на северо-западное побережье Америки, которое назвал Новым Альбионом, и захватил клад испанских сокровищ, превративший его в одного из самых богатых людей в Англии. Его выдающийся успех принес ему испанское прозвище "Эль Драк" и послужил катализатором нового всплеска интереса к колониальной деятельности.

Лайонел Дакетт (1511-1587) был купцом. Он был членом Worshipful Company of Mercers, управляющим Московитской компании и Королевской шахтерской компании, а в 1572 году стал лорд-мэром Лондона. Деловой партнер Томаса Грешема, он был одним из первых сторонников плавания Фробишера в Катай, идя вразрез с мнением других руководителей Мусковитской компании.

Джон Дадли (1504-1553) был солдатом и придворным. Он стал графом Уориком (1547) и герцогом Нортумберлендом (1551). В качестве лорда-президента с 1549 года он был фактическим королем и оказывал лондонским купцам поддержку, необходимую им для поиска новых рынков. Двое из его сыновей, Амброз Дадли (ок. 1530-1590), ставший графом Уориком, и Роберт Дадли (ок. 1533-1588), ставший графом Лестером и фаворитом Елизаветы I, были видными инвесторами в заморские предприятия. Жена Амброза, Анна, графиня Уорик (ок. 1548-1604), была сторонницей плаваний Фробишера, и в ее честь были названы остров и море.

Ричард Иден (ок. 1520-1576) был переводчиком. Получив образование в Кембридже, где он учился у Томаса Смита, он стал секретарем Уильяма Сесила и составил досье для первого путешествия Мистери в Катай в 1553 году. Вслед за этим он составил расширенное досье для второго путешествия в 1555 году. При этом он ввел в английский язык несколько новых слов, в том числе "Китай" и "колония".

Елизавета I (1533-1603) была самой долгоправящей королевой до Виктории в XIX веке. Она руководила рядом заморских предприятий, которые привели к созданию первой Британской империи, а ее прозвище - Королева-Дева - запомнилось в названии старейшего американского штата: Вирджиния. Не желая вкладывать деньги в иностранные предприятия, она поощряла колониальное развитие, передавая государственные монополии ведущим авантюристам, таким как Уолтер Ралег.

Мартин Фробишер (ок. 1535-1594) - пират и капер, ставший первопроходцем в мореплавании и совершивший три эпических плавания в поисках Северо-Западного прохода в 1570-х годах. Он оставил свой след в ландшафте - в его честь назван залив Фробишер. Позднее он получил рыцарское звание, отличившись при защите Англии во время сражения с испанской Армадой.

Уильям Гаррард (ок. 1510-1571) был одним из двух "главных исполнителей" Мистерии (наряду с Джорджем Барном). Галантерейщик, он стал лордом-мэром Лондона в 1555-56 годах и губернатором Московитской компании. Его дочь вышла замуж за сына Джорджа Барна, Джорджа.

Томас Гейтс (ум. 1622 г.) был солдатом и колониальным лидером. Один из восьми человек, названных в Виргинской хартии, он был среди поселенцев, потерпевших кораблекрушение у берегов Бермудских островов. Позже он прибыл в Джеймстаун, переживший ужасную зиму, и принял решение покинуть колонию, но вернулся назад, встретив подкрепление в виде новых колонистов, прибывших с другой стороны. Он проработал губернатором до 1614 года.

Хамфри Гилберт (1537-1583) был придворным, колонистом и авантюристом. Он учился в Итоне и Оксфорде, служил Елизавете, когда она была еще принцессой, а затем стал солдатом в армии. Он участвовал в неудачной кампании по отвоеванию Кале и пытался основать колонии в Ирландии, где получил дурную славу (и рыцарское звание) за жестокий способ подавления восстания. Его лучше всего помнят как автора "Рассуждения об открытии нового прохода в Катайю" и лидера, претендовавшего на Ньюфаундленд для Елизаветы I. Его сын, Рэли Гилберт, был одним из лидеров недолговечной колонии Попхэм.

Фердинандо Горджес (1568-1647) был солдатом и колониальным инвестором. Капитан Плимутского форта, сменивший на этом посту Фрэнсиса Дрейка, Горджес увлекся Новым Светом, когда принимал у себя индейцев, захваченных Джорджем Уэймутом в 1605 году. Он был одним из инициаторов создания колонии Попхэм, а позже возглавил Совет Новой Англии, который выдал пилигримам грамоту. Ему была пожалована провинция Мэн, но он так и не осуществил свою мечту посетить Новый Свет.

Бартоломью Госнольд (ум. 1607 г.) - юрист и колониальный лидер. Родственник Томаса Смайта, он возглавил экспедицию в Виргинию в 1602 году и дал название островам Кейп-Код и Мартас-Винъярд. Он вернулся с экзотическим деревом - сассафрасом, которое, как считалось, обладает магическими лечебными свойствами. В 1606 году он был одним из руководителей первого плавания Лондонской компании, которое привело к основанию Джеймстауна. Он умер через несколько месяцев после прибытия в Новый Свет.

Ричард Гренвилл (1542-1591) - флотоводец и колониальный инвестор. Родственник Хамфри Гилберта и Уолтера Ралега, он вместе с первым участвовал в колониальных проектах в Ирландии и Южной Америке. Когда эти проекты не увенчались успехом, он работал с Ралегом над колонией Роанок, командуя флотом, сопровождавшим поселенцев в 1585 году.

Томас Грешем (1518-1579) был ведущим торговцем тканями и финансовым советником трех монархов. Он был одним из основателей Московитской компании и видным сторонником плаваний Фробишера. Он построил Королевскую биржу, первую биржу в Англии, которая положила начало возвышению Лондона как мирового финансового центра.

Ричард Хаклюйт (ок. 1552-1616 гг.) был священнослужителем и колониальным публицистом. Еще школьником он познакомился с прелестями космографии благодаря своему двоюродному брату, тоже Ричарду Хаклюйту (ум. 1591). После Оксфорда он написал ряд работ в поддержку колонизации Нового Света - прежде всего "Главные навигации и путешествия", которые впервые появились в 1589 году, а затем были переизданы в расширенном варианте в 1598-1600 годах. Он был одним из восьми человек, внесенных в первую Виргинскую хартию, которая привела к основанию Джеймстауна.

Томас Хэрриот (ок. 1560-1621 гг.) был математиком, ученым и колонистом. Нанятый Уолтером Ралегом, он изучил основы алгонкинского языка и в 1585 году отправился в первое английское колониальное плавание в Роанок. Там он составил заметки о еде, товарах и людях, которые позже опубликовал под названием "Краткий и правдивый отчет о новообретенной земле Виргинии". Вернувшись в Англию в 1586 году, он поселился в ирландских поместьях Рэлея и впоследствии завоевал признание как математик и звездочет, став пионером в использовании телескопов.

Кристофер Хаттон (ок. 1540-1591) был придворным и одним из фаворитов Елизаветы I. С 1570-х годов, когда он был капитаном телохранителей королевы и усердным членом тайного совета, он пользовался большим влиянием в заморских авантюрах. Он поддерживал Джорджа Беста, летописца Фробишера, Джона Ди, который посвятил Хаттону свой труд о Британской империи, и Фрэнсиса Дрейка, который переименовал свой флагманский корабль из "Пеликана" в "Золотой вереск" - отличительный признак герба Хаттона.

Яков I (1566-1625) был сыном ненавистной кузины Елизаветы I, Марии Королевы Шотландской. Он стал преемником Елизаветы в 1603 году и под руководством Роберта Сесила поддерживал колониальную деятельность. В его честь была названа первая прочная английская колония и река, на которой она располагалась: Джеймстаун и река Джеймс. Его старший сын, принц Генри (1594-1612), до своей безвременной смерти в возрасте восемнадцати лет был энтузиастом колониальной деятельности в Виргинии.

Роберт Джонсон (род. 1586-1626 гг.) был купцом, колониальным инвестором и промоутером. Член Попечительской компании бакалейщиков, он был верным сторонником Томаса Смайта на посту заместителя казначея Виргинской компании. Он написал несколько известных памфлетов, призывающих людей вкладывать деньги в Джеймстаунскую колонию - в частности, "Новую Британию", опубликованную в 1609 году. В 1617 году он стал олдерменом Лондона, но проиграл Эдвину Сэндису в борьбе за пост казначея Виргинской компании, сменив Смайта.

Эндрю Джадд (ок. 1492-1558) был лордом-мэром Лондона в 1551 году, когда в столице Англии разразился суконный кризис. Позже он был мэром Стейпа в Кале, служа в тот год, когда этот порт был захвачен французами после более чем двух веков владения Англией. Он был одним из старших купцов, ответственных за основание Мистерии.

Майкл Лок (1532-1620) был сыном сэра Уильяма Лока, "королевского купца" во времена Генриха VIII. Он был агентом компании Muscovy и ведущим купцом, участвовавшим в плаваниях Фробишера в 1570-х годах. Он потерял свое семейное состояние и несколько раз попадал в тюрьму для должников. Но он оставался влиятельным человеком, составив карту мира, которая была переиздана Хаклюйтом в 1582 году. Позже он служил купцом-резидентом Левантийской компании в Алеппо.

Кристофер Ньюпорт (1561-1617) был морским капитаном и капером. Он получил известность в ходе морской войны с Испанией в 1590-х годах, став капитаном корабля, захватившего богатый груз на судне "Мадре де Диос" в 1592 году. В 1606 году он возглавил первое плавание Лондонской компании в Виргинию, а впоследствии совершил несколько рейсов за пополнением запасов. Позже он служил Ост-Индской компании, а умер на индонезийском острове Ява.

Филипп II (1527-1598) был испанским королем и, когда он также носил титул короля Португалии, самым могущественным человеком в мире, владевшим двумя глобальными империями. Когда он был принцем, в его честь были названы Филиппины, а когда в 1556 году он стал преемником своего отца, он уже был королем Англии, женившись на Марии I (1516-1558). Когда она умерла в 1558 году, он попытался остаться королем Англии, предложив жениться на Елизавете. Но этого так и не произошло, и оба монарха стали врагами, причем Елизавета поддерживала попытки создать базы в Новом Свете, откуда можно было бы совершать набеги на сокровищницу Испании. Филипп запустил свою Армаду, чтобы свергнуть ее. Его смерть в 1598 году стала сигналом к окончанию долгой морской войны между Англией и Испанией.

Джон Попхэм (ок. 1531-1607 гг.) был высокопоставленным судьей и колониальным инвестором. Будучи лордом-главным судьей, Попхэм председательствовал на самых известных судебных процессах, в том числе на процессах над Уолтером Ралегом и людьми, стоявшими за Пороховым заговором. Он заинтересовался Новым Светом после того, как принял у себя двух индейцев, захваченных Джорджем Уэймутом. Вместе с Фердинандом Горджесом он возглавил Плимутскую компанию и спонсировал плавание, которое привело к основанию колонии Попхэм, или Сагадахок, в штате Мэн его племянником Джорджем Попхэмом (1550-1608).

Уолтер Ралег (1554-1618) - придворный, колониальный инвестор и писатель. Он дал название Виргинии и организовал первую английскую колонию в Новом Свете: Роанок. Позднее он отправился на поиски Эль-Дорадо и совершил несколько плаваний в поисках так называемых "потерянных колонистов" из Роанока. Будучи большим фаворитом Елизаветы I, он был презираем Яковом I, который заточил его в лондонский Тауэр, где он написал свою знаменитую "Историю мира". Он был казнен в 1618 году.

Джон Рольф (1585-1622) был колонистом и табачным предпринимателем. Он был среди колонистов, потерпевших кораблекрушение у берегов Бермудских островов. Там умерли его жена и новорожденный ребенок, и он поселился в Джеймстауне, женившись на Покахонтас (ок. 1596-1618), которая родилась в Матоаке и взяла имя Ребекка Рольф. Этот брак ознаменовал окончание первой англо-поухатанской войны. Он стал пионером в выращивании табака в Джеймстауне - достижение, которое позволило уязвимой колонии встать на надежную экономическую основу.

Эдвин Сэндис (1561-1629) был парламентарием и колониальным лидером. В начале своей карьеры он был близок к Томасу Смайту, и ему было поручено составить вторую Виргинскую хартию в 1609 году. Вместе со Смайтом он участвовал в создании законодательного органа в Джеймстауне - Палаты бургезов. Но эти крепкие друзья стали закоренелыми врагами, и в 1619 году Сэндис устроил корпоративный переворот, захватив контроль над Виргинской компанией и сместив Смайта с поста казначея и фактического руководителя.

Йонас Шютц (1521-1592) был металлургом. Известный также под именем Кристофер, он жил в Англии в 1560-х годах, находясь во временном отпуске у своего хозяина, герцога Саксонского. Он стал одним из двух патентообладателей недавно созданной Компании минеральных и аккумуляторных заводов. В 1577 году к нему обратились с просьбой провести анализ черного камня, привезенного Фробишером. Во время второго плавания его отправили наблюдать за добычей сотен тонн черной руды, которая оказалась бесполезной.

Генри Сидни (1529-1586) - придворный и администратор. Близкий друг детства Эдуарда VI и зять Джона Дадли, женившись на Мэри Дадли (ок. 1530-1586), которая разделяла интерес отца и мужа к заморским предприятиям, Сидни был одним из основателей Мистерии и стал заместителем лейтенанта Елизаветы, или вице-королем, в Ирландии. Мария поддерживала плавания Фробишера, а ее сын Филипп Сидни (1554-1586) был одним из главных сторонников колониального предприятия Хамфри Гилберта в 1583 году.

Джон Смит (1580-1631) был солдатом, колонистом и летописцем. После войны в Восточной Европе он помог основать Джеймстаун в 1607 году. Он возглавлял исследовательские походы во внутренние районы страны и, попав в плен к некоторым племенам паухатанов, был, как он утверждал, спасен от жестокой смерти молодой индейской принцессой: Покахонтас. Он стал президентом Джеймстауна и позже написал несколько рассказов о своем пребывании в Виргинии. Блестящий публицист, он дал название Новой Англии.

Томас Смит (1513-1577) - профессор Кембриджского университета, ставший придворным. Он стал государственным секретарем при Эдуарде VI и Елизавете I, а также послом в Париже. Вместе со своим сыном он пытался основать английскую колонию на полуострове Ардс в Ирландии - но безуспешно. Но неизменную славу он снискал как автор величайшего социально-экономического трактата XVI века: Discourse of the Common Weal of This Realm of England.

Томас Смайт (1558-1625) был купцом, гражданским администратором и послом. Он служил губернатором нескольких торговых компаний, в том числе Виргинской компании, Маскотской компании и Ост-Индской компании. Кроме того, он стал шерифом Лондона и, после того как Яков I возвел его в рыцарское достоинство, послом в России. Его отец, также Томас Смайт (1522-1591), был одним из ведущих инвесторов в Мистерии и широко известен как "Клиент" Смайт, поскольку был главным сборщиком таможенных налогов в Лондонском порту. Дедом Смайта был сэр Эндрю Джадд.

Джордж Сомерс (1554-1610) - капер и колониальный лидер. Адмирал экспедиции, попавшей в ураган у берегов Бермудских островов, он заметил землю и вывел пассажиров своего корабля Sea Venture, севшего на мель, в безопасное место. Через девять месяцев поселенцы отправились в Джеймстаун, но Сомерс вернулся на Бермуды и умер там. В течение многих лет Бермудские острова назывались островами Сомерса в его честь.

Уильям Стрэчи (1572-1621) был колониальным администратором и писателем. В 1609 году он отправился в злополучное путешествие в Джеймстаун, когда его корабль "Си Венчур" потерпел крушение у берегов Бермудских островов. Добравшись до Джеймстауна на самодельном судне, он служил секретарем колонии и, опираясь на свое образование, полученное в Кембридже и Грейс-Инне, помогал Томасу Дейлу кодифицировать правила колонии. Он также написал рассказ об атлантическом шторме, который, как многие считают, послужил Шекспиру источником вдохновения для его последней пьесы "Буря".

Фрэнсис Уолсингем (ок. 1532-1590) был администратором и послом. Будучи ярым протестантом, он покинул Англию во время правления Марии I, вернулся только после воцарения Елизаветы I и впоследствии стал послом в Париже и государственным секретарем. Будучи энтузиастом, вкладывавшим деньги в "Маскулинную компанию", плавания Фробишера и кругосветное плавание Дрейка, он был одним из самых важных покровителей новосветских авантюр.

Джордж Уэймут (род. 1587-1611 гг.) был морским капитаном. В 1602 году он возглавил неудачную экспедицию в поисках Северо-Западного прохода, а три года спустя отправился в плавание для исследования Виргинии. Заранее он подарил Якову I "Jewell of Artes", практическое руководство по созданию поселения в Новом Свете. Он вернулся с пятью индейцами, которых отправили жить к Горджесу и Попхэму. Джеймс Розье (1573-1609), молодой выпускник Кембриджа и один из членов экипажа, написал отчет об экспедиции.

Томас Уэст (1577-1618) был аристократом и колониальным губернатором. Третий барон де Ла Варр, он стал лордом-губернатором и генерал-капитаном Джеймстауна в 1610 году, вложив в это предприятие пятьсот фунтов стерлингов. Он прибыл с большим энтузиазмом, став первым дворянином, возглавившим американскую колонию. Но пробыл он здесь всего десять месяцев, большую часть которых провел на борту своего корабля. В 1618 году он снова отправился в Джеймстаун, но умер в пути.

Томас Уэстон (умер ок. 1647 г.) был купцом. Член Worshipful Company of Ironmongers, он был преуспевающим торговцем тканями, когда обратился к группе сепаратистов, которые хотели покинуть Голландию и основать свое собственное поселение в Новом Свете. Он нашел и предоставил два корабля, включая "Мэйфлауэр", но был безжалостным переговорщиком, заставив верующих, которых позже назовут пилигримами, заключить карательное соглашение. Через год он отказался от сделки. К 1628 году он перебрался в Виргинию, где приобрел плантацию и стал членом палаты бургезов. В 1540-х годах он вернулся в Англию, где и умер.

Джон Уайт (1577-1593 гг.) был художником и колонистом. Впервые он получил известность в 1577 году, когда нарисовал инуитов, привезенных Мартином Фробишером. Затем, в 1585 году, он был нанят Ралегом для написания картин о Роаноке и его жителях, создав более двухсот акварелей. В 1587 году он стал губернатором второй колонии Роанок, где его дочь родила Вирджинию, первого английского ребенка, родившегося на американской земле. Но после того как он покинул Роанок за припасами, он больше никогда не видел свою внучку, и она вошла в американскую легенду как одна из "потерянных колонистов". В 1590 году Уайт вернулся еще раз, но так и не смог установить с ними контакт.

Хью Уиллоуби (ум. 1554) был солдатом. Он возглавил первую экспедицию в поисках Катая в 1553 году, хотя у него не было никакого соответствующего опыта плавания. Он и его команда замерзли насмерть в ледяных путях Арктики, заблудившись в Северном море и рискнув зимовку в реке, впадающей в Баренцево море на северном побережье России.

Эдвард Мария Вингфилд (1550-1619 гг.) был солдатом и колонистом. Один из восьми человек, указанных в оригинальной хартии Виргинии, он стал первым лидером Джеймстауна, будучи избранным президентом Совета Виргинии.

Уильям Винтер (ок. 1525-1589 гг.) был военно-морским администратором и колониальным инвестором. Уставной член Масковитской компании, он участвовал в колониальных планах Гилберта в Ирландии и был видным членом комиссии, созданной для надзора за плаваниями Фробишера.

Джон Йорк (ум. 1569 г.) был купцом, чья семья была давно связана с Кале. Он занял видное место в монетном дворе лондонского Тауэра, а затем стал шерифом Лондона и близким другом Джона Дадли. Он воспитал своего своенравного племянника, Мартина Фробишера, и направил его на путь морской жизни.

Приквел к «Пилигримам»

6 мая 1621 года корабль "Мэйфлауэр" вернулся в Англию из зарождающейся американской колонии Нью-Плимут. За восемь месяцев, прошедших с тех пор, как маленький корабль покинул английские берега, семьдесят инвесторов, финансировавших это путешествие, - в основном лондонские купцы - не получили ни единой весточки о судьбе своего предприятия. Теперь, когда хозяин корабля Кристофер Джонс ставил "Мэйфлауэр" на стоянку в Ротерхите, старинном месте причала в двух милях вниз по Темзе от Лондона, превратившемся в скопище верфей, матросских домиков и купеческих складов, финансисты с нетерпением ждали новостей о том, что их волновало больше всего: какой товар корабль привез из Нового Света. Возможно, на нем были дубовые бревна для кораблестроения и производства бочек. Возможно, кедр, который очень ценился при изготовлении изысканной столовой мебели. Возможно, там были большие связки сассафраса, дико популярного растения, из которого можно было приготовить средства от сифилиса, малярии, недержания мочи и простуды. Лучше всего, и уж точно выгоднее всего, было бы купить бобровые шкурки для изготовления шляп, ставших модными у аристократов и богатых купцов. Такие товары быстро находили рынок сбыта не только в Англии, но и в континентальной Европе, и, возможно, даже в Азии, где их можно было обменять на сказочные товары, которых так жаждали англичане: Китайские шелка, бархат и лен, драгоценные камни и металлы, специи, лекарства, изысканные вина и экзотические продукты питания, а также турецкие ковры.

Но нет. На борту "Мэйфлауэра" не было ни товаров, ни товаров, ничего пригодного для продажи, ничего ценного. Вместо этого в трюме грохотали камни, загруженные в качестве балласта, чтобы заменить вес 102 поселенцев, оставшихся на далеком берегу.

Разочаровавшись и не желая бросать хорошие деньги на ветер, большинство инвесторов в конце концов продали "Мэйфлауэр" и умыли руки перед поселенцами Нового Плимута, людьми, которые позже назвали себя "пилигримами". Однако четыре столетия спустя ситуация изменилась. Коммерческие организаторы плавания на "Мэйфлауэре" давно забыты, в то время как поселенцы Плимута закрепились в качестве истинных основателей, создателей Америки. Действительно, в Оксфордском словаре английского языка, этом великом хранилище английского языка, отцы-пилигримы определяются как "основатели Соединенных Штатов".1

Но на самом деле история создания Америки начинается в Англии в середине 1500-х годов - за семьдесят лет до того, как корабль "Мэйфлауэр" отправился в путь, чтобы преодолеть западные шторма и пересечь Атлантику. В то время Англия была маленьким королевством на окраине Европы, относительно незначительным участником мировых событий. Островное королевство столкнулось с огромным количеством социальных, торговых и политических проблем: растущая безработица, неурожаи, увеличивающаяся пропасть между богатыми и бедными и кризис лидерства. После смерти своего отца, короля-тирана Генриха VIII, страну номинально возглавил подросток Эдуард VI. Но реальная власть находилась в руках кабалы амбициозных дворян. В воздухе витало предчувствие восстания, возможно, даже революции. А чтобы наглядно продемонстрировать шаткое здоровье страны, впервые за четверть века вернулась вирулентная болезнь , известная как "потливая болезнь", разрушая жизни и опустошая общины. Как говорится, утром можно было танцевать, а к полудню умереть. Всего за несколько дней в Лондоне погибло около тысячи человек.2

Обстановка на всей территории страны стала настолько ужасной, что над космополитичной столицей королевства и его бесчисленными сельскими поселениями нависла страшная угроза: Сможет ли Англия выжить?

Словно в ответ на этот экзистенциальный вопрос, в течение трех поколений появилось целое созвездие замечательных людей, часто связанных семейными узами, которые искали решения проблем Англии. Среди них были придворные, интеллектуалы, ученые, писатели, художники и буканьеры. И, прежде всего, среди них были одни из самых процветающих купцов Англии. Хотя эти предприниматели редко сами отправлялись за границу, они руководили неустанным потоком коммерческих предприятий, направленных на открытие, изучение, развитие и заселение. По-разному смелые, одержимые, жаждущие золота и славы, движимые убедительными идеями о социальном улучшении и коммерческой выгоде, они организовывали, продвигали и поддерживали сотни предприятий, одно за другим, пока многочисленные нити неудач не начали сшиваться в ткань успеха.

В ходе этого процесса они разработали многие из тех элементов, которые сформировали Америку, когда она превратилась в страну, которую мы знаем сегодня. Они создали новые корпоративные и политические институты, пригодные для работы в Новом Свете, приняли новые подходы к лидерству и социальной организации, применили новейшие технологии и передовой опыт. Они научились привлекать финансирование, разделять риски и распределять капитал в предприятиях с непредсказуемыми результатами. И что особенно важно, они научились преодолевать, казалось бы, непреодолимые трудности, принимать неудачи и извлекать из них уроки, а также лелеять то качество, которое американцы считают своим: упорство. В книге "Новый мир, Инк." мы рассказываем их историю - приквел к "Пилигримам". И, поскольку их действия помогли создать современный мир, это и наша история.

Часть

I

. До Америки 1551-1574

Глава 1. Остывает и приходит в упадок

История начинается с овец.

К середине шестнадцатого века в Англии насчитывалось 11 миллионов овец, что превышало численность людей примерно в четыре раза к одному.1 Они паслись повсюду - как на крошечных участках земли, арендуемых крестьянами, так и в огромных поместьях дворян, епископов и аббатов. Их повсеместное распространение объяснялось одним фактором: вековой важностью шерсти для английской экономики.

Выносливые английские овцы издавна процветали в холодном северном климате, пасясь на земле, которая, по словам одного современника, была "настолько плодородной, что если на ночь положить на нее палочку или жезл, к утру она будет покрыта травой, выросшей за ночь". В таких условиях они выращивали золотое руно из тонких, плотных волокон, которые после стрижки, чесания, набивки, укладки и сушки можно было прясть в удивительно теплую и устойчивую к непогоде ткань.

Уже в двенадцатом веке английская шерсть экспортировалась в Низкие страны, которые в то время были эпицентром европейской суконной промышленности, и тамошние текстильщики считали ее лучшей в Европе. В 1343 году король Эдуард III предоставил группе купцов монополию на торговлю сырой шерстью с текстильными торговцами из Низких стран, что изменило подход к ведению бизнеса. В обмен на королевскую монополию король взимал экспортную пошлину, которая покрывала значительную часть королевского бюджета. Кроме того, вскоре после этого он установил официальный рынок для торговли шерстью, известный как "штапель", в портовом городе Кале на северном побережье Франции, который он недавно захватил в качестве военного трофея. Там купцы, объединенные в Компанию штапеля и известные просто как штаплеры, вели свою торговую деятельность с иностранными купцами. В течение некоторого времени монополия Стэплеров обеспечивала им наибольшее процветание за счет величайшего природного ресурса Англии.

Но в торговле ничто не стоит на месте: в течение следующих пятидесяти лет торговля сырой шерстью неуклонно сокращалась по мере роста популярности тканого сукна - в значительной степени потому, что экспортная пошлина на тканое сукно была ниже, чем на сырую шерсть. Теперь торговцы сукном последовали прецеденту, созданному Стейплерами. В 1407 году они основали Компанию торговцев-авантюристов и получили королевскую монополию на экспорт тканого сукна в Европу.

Купцы-авантюристы закупали ткани у региональных поставщиков, которые доставляли их в лондонский Блэквелл-холл, перестроенный средневековый особняк, стоявший рядом с Гилдхоллом в самом центре торгового района Лондона. Большая часть ткани была незаконченной - окрашиванием и другими видами обработки занимались текстильщики на зарубежных рынках. Классическим английским изделием была широкая ткань - полотно длиной в тридцать ярдов, сшитое из шестидесяти ворсинок. Обычно ее ткали в Восточной Англии, а также в графствах Вест-Кантри - Глостершире, Уилтшире и Сомерсете. Она была популярна в странах Северной Европы с прохладным климатом. Другая ткань, керси, - более мелкая и дешевая, сотканная из коротковорсовой шерсти, с меньшим количеством набивки, более легкая и выпускаемая в более узких размерах, - была популярна в странах с более теплым климатом на юге.

Английские ткани были популярны и за пределами Низких стран. Венеция, Флоренция, Лукка и другие города-республики Итальянского полуострова охотно покупали английское сукно. Испанские торговцы также охотно покупали его и переправляли через Атлантику в свои колонии в Вест-Индии и других частях Нового Света. Тем временем купцы из Рагузы (ныне Дубровник) на Адриатическом побережье распространяли английское сукно по всей Османской империи, простиравшейся от Средиземного до Каспийского моря, включая территории, известные нам сегодня как Турция, Сирия, Иран, Ирак и Аравийский полуостров.

К середине 1500-х годов почти каждый житель Англии был связан с доминирующей отраслью промышленности, получал от нее выгоду или испытывал на себе ее влияние. Выступая перед парламентом, сэр Эдвард Кок, один из самых известных судей Англии, позже заметил, что если "разделить наши родные товары на десять частей... девять из них происходят из спины овцы".

Многие ведущие семьи Англии построили свои средства к существованию, состояния, поместья и, в конечном счете, наследство на торговле тканями. Один преуспевающий купец выгравировал в окне своего дома хвалебную надпись:

Я славлю Бога и всегда буду...

Овца заплатила за все!

Среди самых успешных семей были Грешемы, которые родом из Норфолка, расположенного на суровом побережье Северного моря, и которые сначала процветали как поставщики шляп из камвольной ткани, названной в честь местной деревни Ворстед. Затем, в первой половине 1500-х годов, три брата Грешэм - Уильям, Ричард и Джон - стали видными членами Worshipful Company of Mercers, самой влиятельной гильдии купцов. Они специализировались на импорте текстиля: льна, фустиана и, прежде всего, шелка.

Со временем братья Грешэм приобрели известность по всей Европе - они торговали с Низшими странами, Испанией и Левантом - и стали оказывать необычайное влияние на коммерческую судьбу Лондона и, собственно, всей Англии.* В разное время они служили мастерами или надзирателями Мерсеров. Кроме того, Уильям стал губернатором - главным управляющим Авантюристов-купцов, а Ричард и Джон - лорд-мэром Лондона. Должность мэра была вершиной достижений для любого лондонского купца. Как отмечал один из современников, "ни в одном городе Европы нет чиновника, который мог бы сравниться по порту и облику с лорд-мэром Лондона". Оба брата были посвящены в рыцари за свою службу на посту мэра.

Успеху Грешемов, основанному на их несомненной деловой хватке, во многом способствовало растущее господство Лондона как коммерческой столицы Англии. В первые годы XVI века с Лондоном по коммерческому значению соперничали несколько "аутпортов" - торговых центров на южном, юго-западном и северо-восточном побережьях Англии, включая Бристоль, Халл, Ньюкасл, Плимут и Саутгемптон. Но по мере роста экспорта сукна относительная близость Лондона и легкий доступ к Антверпену, основному или главному торговому центру Англии, давали городу и его купцам, включая Грешей, преимущество перед аутпортами.

Антверпен был величайшим антрепотом Северной Европы - центром торговли товарами со всего мира. Расположенный вблизи устья реки Шельды, которая берет начало во Франции и течет через территорию современной Бельгии в Северное море, Антверпен имел идеальное местоположение, чтобы служить коммерческой магистралью для транспортировки и торговли товарами по всей Европе. Как писал один историк XIX века, "нередко в Шельде можно было увидеть две или три тысячи судов, груженных товарами со всех концов света".10 Здесь немецкие купцы торговали товарами из Германии. Здесь немецкие купцы торговали серебром и медью из шахт Центральной Европы, венецианские купцы выставляли шелка из Леванта и других стран, а португальские купцы, быстро вытеснившие венецианцев в качестве перевозчиков предметов роскоши с Востока, выставляли свои пряности. Грешамы и другие амбициозные английские купцы привозили на рынок Антверпена свои незаконченные ткани, обменивая их на предметы роскоши, которые ценили самые богатые жители Англии.

Космополитический мегаполис с населением около 100 000 человек, включая Уильяма Грешема, проживавшего в английской общине, представлял собой плавильный котел культур и говор языков. По словам одного из наблюдателей, в Антверпене нередко можно было встретить "даму, которая могла разговаривать на пяти, шести или даже семи разных языках". Благодаря большому количеству купцов, ведущих дела, и огромному количеству денег, втекающих и вытекающих из города, Антверпен вскоре стал финансовой столицей Европы и ее самым богатым городом. Императоры и короли съезжались со всего континента, чтобы получить займы и списать долги. Купцы, у которых было много денег, становились банкирами. Среди них лидировали немцы, такие как Фуггеры, которые использовали свои сети торговцев-факторов с капиталом для инвестиций и предлагали различные финансовые механизмы, такие как векселя, для управления и ведения счетов. Некоторые английские купцы - в частности, Грешемы - тоже стали банкирами.

В 1540-х годах, когда торговля Лондона с Антверпеном процветала, Томас Грешем, сын Ричарда, стал лидером нового поколения. На портрете, датированном 1544 годом, когда ему было двадцать шесть лет, он недавно женился и был принят в Почетную компанию мерсеров, Томас позирует в черном пальто без украшений с белым воротником и рукавами, его лицо отличают царственный нос, ясные глаза и скромная бородка рыжего цвета. Он производит впечатление человека одновременно уравновешенного и решительного, готового провести свою жизнь, как до него Грешамы, в служении короне и стране.

Но даже когда Грешемы процветали, становилось ясно, что не все извлекают выгоду из торгового бума Англии. Те, кому хватило прозорливости вникнуть в суть дела, увидели, что, напротив, Англия стояла на пороге великого кризиса: торговля сукном шла на спад, английское присутствие в Антверпене было под угрозой, корона погрязла в долгах, люди были бездомными и безработными, города были разорены, а болезни свирепствовали.

Одним из самых проницательных аналитиков английской ситуации был совсем не тот человек, что Грешамы, - придворный, бывший профессор Кембриджа, человек, не имевший коммерческих интересов: блестящий интеллектуал сэр Томас Смит.

ЛЕТОМ 1549 года Смит, один из двух государственных секретарей Англии и член Тайного совета короля Эдуарда - по сути, кабинета главных министров и ближайших советников - покинул Лондон и тяготы придворной жизни. Он отправился в Итонский колледж, где занимал должность проректора - должность, которая приносила ему дополнительное жалованье и давала преимущество прекрасной загородной резиденции. Итон был и остается одной из величайших средних школ Англии. Он расположен примерно в двадцати милях к западу от Лондона, на берегу Темзы и в пределах видимости от Виндзорского замка, самой могущественной из королевских резиденций.

Смит был глубоко обеспокоен тем, что он называл "жалким сословием, нашим содружеством". Он усердно пытался объяснить свои доводы и привести доводы в пользу реформ Эдварду Сеймуру, который был дядей короля-мальчика Эдуарда VI и обладал огромной государственной властью в качестве регента с величественным титулом лорда-протектора. Но Смит был проигнорирован Сеймуром и, чувствуя себя оскорбленным, удалился от двора, чтобы провести некоторое время в Итоне. В течение долгих летних месяцев Смит пытался выплеснуть разочарование, излагая свои мысли в письменном виде. Получившаяся в результате работа "Рассуждение об общем благосостоянии Англии" (A Discourse of the Commonweal of This Realm of England) сегодня считается одним из самых мощных социальных и экономических трактатов XVI века.

Как и семья Грешем, семья Смит была связана с суконной промышленностью. Однако они были не торговцами сукном, а фермерами, занимавшимися разведением овец, и жили в Уолдене в графстве Эссекс, в пятидесяти милях к северо-востоку от Лондона. Но Томасу не суждено было пойти по стопам отца. Проявив первые успехи в учебе, он в тринадцать лет получил место в Квинс-колледже в Кембридже. Поначалу он испытывал финансовые трудности и был близок к тому, чтобы бросить учебу. Однако в конце концов он упорствовал, добился успехов и к тридцати годам стал не только первым профессором гражданского права (Regius Professor of Civil Law), но и вице-канцлером университета. Но этого ему, похоже, было недостаточно. В феврале 1547 года, в возрасте тридцати трех лет, Смит отказался от университетской карьеры и принял приглашение поступить на службу к Сеймуру. Чуть больше года спустя он был назначен государственным секретарем. Это был метеоритный взлет.

В "Рассуждениях" Смита проявилось его глубокое понимание бедствий Англии и настоятельное желание их преодолеть. Книга написана в форме диалога - популярного в то время литературного приема, в котором муженек (фермер), рыцарь, купец, укупорщик (ремесленник) и, что особенно важно, врач, который явно говорит от имени Смита, ведут продолжительный спор о том, что же не устраивает Англию. Смит начинает с перечисления многочисленных бед Англии, самой тревожной из которых, по мнению доктора, является проблема неравенства богатства. Хотя богатые землевладельцы с их большими стадами овец и успешные торговцы тканями, такие как семья Грешемов, получали большие прибыли, не все в Англии процветали в эпоху бума.

"Нищета царит повсюду, - заявил Смит.

Одной из основных причин проблемы, писал он, была инфляция. Действительно, за первые четыре десятилетия XVI века цены выросли на 50 %, и они продолжали расти, особенно на товары, которые были дефицитными в королевстве и часто импортировались - в частности, шелк, вино, специи, бумага и стекло всех видов. "Каждый человек огорчен" ростом цен, писал он.

Смит возложил вину за инфляцию на Генриха VIII, который безрассудно тратил деньги на внешние войны и экстравагантный образ жизни и вверг корону в долги. Когда Генрих уже не мог собрать достаточное количество денег за счет налогов, займов и продажи монастырских земель, он прибег к финансовому сутяжничеству: валютным манипуляциям. Для этого нужно было обесценить монету, уменьшив количество серебра в каждой монете. Хотя корона могла тратить меньше серебра, стоимость монет упала, а цены взлетели еще выше. Это стало катастрофой для всех. В своем "Рассуждении" Смит призвал положить конец этому злоупотреблению.

Кроме того, Смит выделил еще один фактор, который он считал пагубным для королевства: практика "огораживания земель". Открытые земли Англии - остров представлял собой сельское лоскутное одеяло из обширных полей и манориальных владений - долгое время выполняли двойную функцию. Как правило, пахотные земли обрабатывались одним владельцем или арендатором, но после сбора урожая или в межсезонье они были доступны всем и обычно использовались для выпаса овец.

Для землевладельцев, стремившихся избавиться от пагубных последствий инфляции, соблазном было превратить часть или все свои пахотные земли в пастбища для выпаса исключительно собственного скота. Для этого нужно было огородить поля деревянными заборами, рядами камней и насыпями земли или живыми изгородями и тем самым вывести их из общего пользования. Такое огораживание имело экономический смысл для землевладельцев. Шерсть для производства тканей пользовалась большим спросом, а затраты на выпас овец были значительно меньше, чем на выращивание зерна или кукурузы. Томас Туссер, старый фермер из Итона в Норфолке, подсчитал, что огораживание сделало землю в три раза более прибыльной, чем когда она была доступна для всех. Но последствия для местных сообществ могли быть катастрофическими. Смит отмечал, что участок земли, на котором когда-то работали одна-две сотни человек, после огораживания будет служить только владельцу и нескольким пастухам. Без работы - или даже без земли для выращивания пищи или выпаса небольших стад - целые деревни были заброшены.

Практика огораживания была не нова. В XIV веке Англия, как и большая часть Европы, была опустошена Черной смертью - эпидемией бубонной чумы, уничтожившей почти половину населения. Поскольку для обработки земли не хватало рабочих рук, землевладельцы были вынуждены огораживать свои владения и превращать их в пастбища для овец и других животных.

Конечно, некоторые недобросовестные землевладельцы воспользовались этим - даже когда население снова начало расти - и в течение многих лет корона пыталась пресечь наиболее вопиющие злоупотребления: в 1489 и 1515 годах были приняты два парламентских акта, призванные ограничить или регламентировать практику огораживания земель, но они не имели большого эффекта. В 1540-х годах, когда эта практика приобрела новый размах, Тайный совет во главе с Эдвардом Сеймуром предпринял еще одну попытку решить проблему, издав королевскую прокламацию, осуждавшую "незаконное превращение пахотных земель в пастбища". Была создана комиссия по "исправлению последствий огораживаний", которой было поручено провести расследование в отношении тех, кто нарушил или нарушает уже действующие законы против огораживаний.

Но вмешательство государства не принесло успеха раньше, и, как писал Смит в "Рассуждениях", не было причин думать, что оно сработает сейчас, особенно если учесть, что в основе недавней практики лежала алчность землевладельцев, и это вряд ли изменится. Поэтому, если не удастся найти способ решить проблему, король и его двор могли столкнуться с нарастающими социальными волнениями. Неудивительно, писал Смит, что, поскольку "голод - горькая вещь", обедневшее большинство "ропщет на тех, у кого много".

Его наблюдение оказалось прозорливым. Когда он писал эти слова, страна стояла на пороге восстания. Примерно в 150 милях от него, в родном графстве Норфолк семьи Грешем и чуть севернее родного графства Эссекс, где жил сам Смит, люди готовились сделать гораздо больше, чем просто выразить свое недовольство.

В первую неделю июля 1549 года толпа жителей собралась в местной часовне деревни Уаймондхэм, чтобы принять участие в празднике, состоявшем из "процессий и интерлюдий". Эмоции были высоки, потому что любимое здание планировалось снести в рамках начатого его отцом, Генрихом VIII, процесса ликвидации церковной собственности - эвфемизма для разгрома и разграбления - при Эдуарде. В 1534 году король провозгласил себя верховным главой церкви Англии, отделившись от Папы Римского и католической церкви в Риме, и вскоре приступил к лишению древних монастырей их сокровищ, земель и влияния. В период с 1538 по 1540 год более двухсот монастырских зданий, в которых проживало более 8000 монахов, монахинь и каноников (священнослужителей или клерков), были подавлены, их богатства конфискованы короной, а имущество продано, чтобы выручить деньги.

Прихожане Уаймондхэма очень хотели спасти часовню, но их способность сделать это вопреки указу короля казалась сомнительной, если не невозможной. Пока длился праздник, группа горожан объединилась и отправилась в соседний Морли, где начала "валить" заборы, возведенные тамошними землевладельцами. Эти заборы и огражденные ими овцы были символом благосклонности к богачам, которые пасли овец и чьи интересы ставили выше интересов большинства местного и более многочисленного населения.

Снятие ограждений в Морли не смогло полностью унять гнев жителей Уаймондхэма, и это вызвало недовольство других. Один из них, крупный землевладелец по имени сэр Джон Флауэрдью - юрист, чей сын был близким другом Томаса Грешема и жил в соседней деревне Хетерсетт, - был разгневан тем, что некоторые из его оград были убраны. Желая отомстить, он предложил деньги любому, кто согласился бы пошалить с заборами другого местного землевладельца, человека по имени Роберт Кетт.

Группа из примерно шести человек приняла предложение Флауэрдью. Однако вряд ли они видели в Кетте врага: он был местным жителем, ярым сторонником церкви и кожевником по профессии. Хотя он и рос в достатке, владея имуществом на сумму около 670 фунтов стерлингов, он не был грандиозной фигурой. Поэтому, прежде чем разобрать свои участки, мужчины обратились к Кетту с просьбой вернуть землю в общественное пользование. Они уверяли его, что говорят не только от своего имени или от имени Флауэрдью, но и ради "блага всего общества".

Кетт не пытался отгонять их или защищать свои вольеры. Он даже не стал отстаивать свое право иметь их. Вместо этого он заявил о своем сочувствии протестующим, показав, что "глубоко чувствует их собственное несчастье". По его словам, "дворяне и джентри" обладают "столь чрезмерной властью, столь великой скупостью и столь неслыханной жестокостью", что их необходимо сдерживать.

Чтобы убедить протестующих, Кетт отправился с ними на свое поле, помог снять свои ограждения, а затем принял участие в снятии ограждений на полях других землевладельцев графства. Таким образом, он быстро стал лидером повстанцев. По мере того как распространялась молва об акции, горстка уймондхэмцев превратилась в водораздел протестующих, которые сначала струйкой, а затем каскадом потекли по полям, пастбищам и лесам Норфолка, разрушая изгороди и грабя деревни, пока не собрались в огромную, бушующую толпу - по оценкам, в пиковый момент она достигла 20 000 человек - на Маусхолд-Хит, открытой местности на окраине Норвича, столицы графства Норфолк.

Оттуда, где они разбили лагерь и создали нечто вроде штаб-квартиры, повстанцы Кетта распространили свою деятельность на большую часть Норфолка. За несколько дней небольшой протест в Уаймондхэме превратился в длительное сочетание бунта, крестового похода, похода и бунта. Повстанцы захватили контроль над Норвичем и стали рыскать по сельской местности в поисках еды, зарезав и съев 20 000 овец. Они захватили представителей местного дворянства - тех немногих, кто не успел покинуть свои поместья, - и держали их в заложниках в лесах.

Хотя огораживания были осязаемым символом бедственного положения повстанцев и легкой мишенью для их гнева и агрессии, Кетт и его люди знали, что одно их устранение не восстановит ту Англию, которую они когда-то знали. Поэтому в своем лесном убежище в Маусхолд Хит они составили петицию из двадцати двух жалоб, которые должны были представить королю Эдуарду. Это был целый список жалоб. В одной из них напрямую затрагивался вопрос огораживания земель, в других - высокие и растущие цены, а также непомерная и нерегулируемая арендная плата, в третьих - пересмотр прав на рыбную ловлю, большая стандартизация мер и весов, используемых в торговле, и сомнение в обязанностях священников.

Повстанцы дали понять, что, несмотря на свои обиды, они верные сторонники короля, и их единственная цель - добиться справедливости и, опять же, "освободить содружество". Но Эдуард Сеймур, регент короля-мальчика, увидел в действиях Кетта серьезную угрозу суверенитету короля и миру в стране. Он приказал Уильяму Парру, маркизу Нортгемптона, возглавить королевские войска против мятежников. Как ни странно, люди Кетта отразили атаку.

Был собран второй королевский отряд. На этот раз Сеймур, не желая рисковать, передал командование своему давнему другу и союзнику в Тайном совете, щеголеватому сорокапятилетнему Джону Дадли, графу Уорику. Дадли был типичным представителем еще одного класса, оказавшегося в кризисной ситуации в Англии. Не купец, как Грешем, и не интеллектуал, как Смит, Дадли был аристократом и человеком действия, завоевавшим прекрасную репутацию, в частности, как турнирный шутер. Отец Джона, Эдмунд, был близким советником Генриха VII, но был казнен по сфабрикованному обвинению в государственной измене, когда на трон взошел Генрих VIII. Без отца Джон был отправлен на воспитание в семью одного из любимых солдат короля, и его быстро отметили, и он получил рыцарское звание в возрасте девятнадцати лет, отличившись на поле боя против Франции. Сеймур был посвящен в рыцари примерно в то же время, и они стали товарищами по оружию. В течение следующих двадцати лет Дадли стал одним из самых твердых сторонников Генриха и получал в дар земли и должности. В 1543 году он вошел в состав Тайного совета в качестве лорда-адмирала, ответственного за военно-морскую деятельность Англии. После смерти Генриха Эдуард пожаловал ему графство Уорик, и за время своего правления мальчик-король стал считать графа своим наставником и даже отцом.

Призванный действовать после маловероятной победы Кетта, Дадли собрал гораздо более крупные силы, чем те, что были у Уильяма Парра. С шестью тысячами пеших воинов и пятнадцатью сотнями конницы, включая четырнадцать сотен наемных солдат из Германии и Италии, он поскакал в сторону Норвича. Приблизившись к лагерю Кетта, он остановился на ночь в доме Томаса Грешема, чье родовое поместье Интвуд-Холл находилось всего в трех милях к югу от Норвича.

На следующее утро Дадли отправился в бой с повстанцами из Маусхолда. Но прежде чем выпустить свои войска, он отправил двух эмиссаров в лагерь повстанцев, чтобы убедить Кетта сдаться и предложить ему снисхождение, если он это сделает. Это было заметное проявление сострадания, которое, казалось бы, не свойственно полководцу, посланному подавить восстание, которое он расценил как мятеж. Однако его усилия не увенчались успехом. Кетт не доверял Дадли и его обещаниям и отказался отступить.

Учитывая непреклонный ответ Кетта, Дадли не оставалось ничего другого, как отдать приказ об атаке королевских войск. Результатом стала массовая резня. Разрозненная армия Кетта не шла ни в какое сравнение с наемными солдатами Дадли. За один августовский день около тридцати пяти сотен мятежников были убиты в местечке под названием Дейл Дуссина. Кетт, видя, что дело проиграно, бежал. Когда его последователи увидели, что он покидает поле боя, они тоже пали духом и в конце концов сдались.

На следующее утро большинство лидеров были схвачены и повешены. В последующие недели Дадли председательствовал на судебных заседаниях, после чего многие другие мятежники из Маусхолда были казнены, причем некоторые из них в жуткой форме: "сначала им отрезают интимные части тела, затем живьем вытаскивают кишки и бросают в огонь, потом отрубают голову, а тело четвертуют: голову насаживают на шест и закрепляют на вершинах городских башен, остальные части тела разбрасывают по нескольким местам и выставляют на всеобщее обозрение". В конце концов, сам Кетт был схвачен, судим, признан виновным и повешен в цепях на вершине Норвичского замка.

Наказание мятежников не удовлетворило некоторых местных дворян, которые требовали еще больших мер. Дадли возразил: "Даже в наказании должна соблюдаться мера". Неужели, говорил он, здесь нет места "смиренному прошению" или даже "помилованию и милосердию?". Его явное сочувствие может быть показательным, но он должен был знать о потенциальной опасности, которую восстание Кетта представляло для королевства. Восстания происходили по всей стране - в соседнем Саффолке, а также в Корнуолле и Девоне. Мотивы были самыми разными и накладывались друг на друга: овец и огораживания, налоги и субсидии, новые религиозные требования, законы о бродяжничестве и государственной измене. Но в их основе лежало непреходящее и растущее отвращение к скупости дворянства и джентри, тех 2 %, которые управляли 98 % йоменов и крестьян, ремесленников и подмастерьев.

Восстание Кетта потрясло Англию до основания. Некоторые опасались, что в стране может начаться гражданская война. В лихорадочной атмосфере при дворе Сеймур начал терять доверие Тайного совета, и Дадли, герой дня, стал самым влиятельным королевским советником. Ему помогло то, что он не успел полностью распустить свои боевые силы, и уже через пару месяцев после подавления восстания Кетта он устроил государственный переворот, арестовав Сеймура, став фактическим регентом и приняв титул лорда-президента.

В новой роли перед Дадли стояла задача восстановить доверие к правлению Эдуарда, спасти Англию от экономического бедствия и устранить пагубные социальные противоречия, которые стали проявляться в результате огораживания земель. Его работа стала неизмеримо сложнее после резкого и, казалось, катастрофического падения спроса на ткани из континентальной Европы. В 1550 году, когда он сменил Сеймура, торговля сукном была оживленной, а общий объем экспорта составлял 132 767 сукон, как называли отрезки ткани. Но в 1551 году этот показатель снизился до 112 710 полотен, а в следующем году упал до 84 968. В то время, когда монархия уже была сильно погрязла в долгах, падение спроса, казалось, исключало всякую надежду на то, что королевские займы можно будет выплатить за счет таможенных поступлений от торговли сукном. Как заметил один купец несколько лет спустя, экономика Англии "остывала и приходила в упадок".

Ситуацию усугубило еще одно событие. В 1549 году, когда Смит писал свои "Рассуждения", Антверпен рухнул как центр европейской торговли пряностями. В течение пятидесяти лет португальские купцы использовали фламандский порт в качестве основного, обменивая там пряности на немецкое серебро. Но теперь король Португалии Жуан III решил, что, поскольку в Лиссабон поступает достаточно серебра из испанских серебряных рудников в Америке, ему не нужно торговать в Антверпене. В результате такого перелома английские купцы оказались под двойным ударом: упадок их экспортного бизнеса по продаже тканей и потеря их импортного бизнеса по продаже пряностей и связанных с ними предметов роскоши из Азии.

Чтобы помочь разобраться в этом сложном кризисе, Дадли обратился за советом к нескольким друзьям и соратникам. Среди них был торговец Томас Грешем, а также несколько ученых, многие из которых были связаны с Кембриджским университетом, в том числе Томас Смит, Ричард Иден, Клемент Адамс, Джон Ди и Ральф Робинсон, большинству из которых было около двадцати - тридцати лет. Но даже с этой талантливой группой советников сомнительно, что Дадли добился бы значительного прогресса без активного участия и влияния гениального государственного администратора Уильяма Сесила, правой руки Дадли и, официально, государственного секретаря.

Как Грешем и Смит, Сесил также вырос среди достопримечательностей и звуков, связанных с овцами, шерстью и сукном. Он родился в 1520 году, сын мелкого королевского слуги и местного землевладельца, и вырос в Стэмфорде, рыночном городе в Линкольншире, одном из центров суконной промышленности: уже в XIII веке купцы из Венеции и Лукки приезжали в Стэмфорд, чтобы купить алое и алебарду, ткань с богатой фактурой. После посещения местных школ Сесил поступил в колледж Святого Иоанна в Кембридже, основанный прабабушкой Эдуарда VI. Там с четырнадцати лет его обучали Томас Смит и Джон Чек, известный ученый-грековед. Юный Сесил был одним из первых, кто стал приверженцем "нового обучения", введенного в Кембридже ученым эпохи Возрождения Дезидерием Эразмом. Он пропагандировал греческий язык как способ доступа к заново открытым трудам таких философов, как Пифагор, Платон, Птолемей и Евклид, и, как следствие, к новым предметам, таким как астрономия, арифметика и космология.

В возрасте девятнадцати лет Сесил поступил в Грейс-Инн, самый величественный из четырех судебных иннов, расположенный за старой римской стеной Лондона. Сегодня Грейс-Инн - одно из профессиональных объединений, где барристеры имеют свои палаты и выступают в качестве адвокатов в близлежащих судах. Но во времена Сесила это была своего рода школа для молодых аристократов, которые должны были достаточно хорошо разбираться в юридических документах, чтобы управлять своими поместьями, или для будущих королевских администраторов, которые будут заниматься ведением сводов законов. Там, в атмосфере, сильно отличающейся от замкнутого мира Кембриджа, Сесил смог наладить контакты с ведущими деятелями двора и торговли.

Вскоре вслед за Смитом он поступил на королевскую службу, почти наверняка благодаря добрым услугам Джона Чика, на сестре которого он женился и который покинул Кембридж, чтобы стать воспитателем Эдуарда VI. Сначала он служил Эдуарду Сеймуру и ненадолго попал в тюрьму, когда Дадли сделал шаг к власти. Однако в отличие от Смита, который потерял свое место при дворе, Сесил, проявив удивительную политическую ловкость, которая станет его визитной карточкой, сумел выбраться из лондонского Тауэра и быстро занял прежнее место Смита в качестве государственного секретаря.

Теперь, когда Сесил размышлял над тем, как лучше всего проконсультировать Дадли и разрешить кризис в Англии, он вполне мог задуматься над идеями своего бывшего наставника. Хотя Томас Смит не опубликовал свои "Рассуждения" летом 1549 года, он поделился ими с Сесилом. Зная, насколько взрывоопасны его взгляды, он убеждал Сесила не распространять трактат. Оставьте его "между нами двумя", - умолял он.

Тем не менее, Сесил вполне мог продвигать некоторые из рекомендаций Смита. И, как оказалось, в этом созвездии купцов, интеллектуалов, придворных и государственных чиновников были и те, кто разделял точку зрения Смита, в частности тридцатитрехлетний бизнесмен Томас Грешем. Его пригласили выступить перед королем и Тайным советом, чтобы он высказал свое мнение о наиболее эффективном способе - с "наименьшими затратами", - которым его величество мог бы "избавиться от долгов". Как он позже вспоминал, он убедительно доказывал, что необходима программа реформ.

Эта программа, включавшая в себя переоценку монет, которую Дадли вскоре ввел в действие, включала в себя инициативу по предоставлению английским купцам большего контроля над английским экспортом путем уменьшения влияния могущественных немецких купцов, проживавших в то время в Лондоне. С 1470-х годов купцы из Любека, Данцига и других балтийских городов, образовавших торговую конфедерацию, известную как Ганзейский союз, пользовались значительными торговыми привилегиями в Англии благодаря своей полезности в снабжении королевского флота древесиной, пенькой и другими предметами первой необходимости. К концу 1540-х годов на их долю приходилось около 35 процентов экспорта сукна из Англии. Это, по мнению Грешема, стало ключевой причиной суконного кризиса, "главной причиной гибели" королевства. Грешем призвал Дадли "свергнуть Стилиард", анклав на берегу Темзы, где располагалась штаб-квартира ганзейских купцов, и Дадли именно так и поступил. В феврале 1552 года привилегии иностранных купцов были отменены, и в результате английским купцам удалось захватить большую долю торговли тканями в стране.

С помощью этих мер Дадли удалось устранить некоторые причины экономического кризиса в Англии. Однако многие политические, интеллектуальные и деловые лидеры Англии были уверены, что необходимо сделать что-то большее - и что-то другое, - чтобы не допустить повторного упадка Англии. По словам Клемента Адамса, одного из протеже Сесила, получившего образование в Кембридже, многие люди "считали", что на "товары и изделия Англии" нет достаточного спроса со стороны жителей ближайших стран.

Ситуацию нужно было исправлять. Но как?

Глава 2. Приманка Катая

В темные месяцы конца 1551 года, когда экономическое положение Англии ухудшилось, несколько "серьезных" жителей Лондона - слово, означающее их серьезность, хотя, возможно, и настроение, - собрались вместе, чтобы обсудить пути исправления того, что они называли "бедой" упадка Англии.

"Великим продолжателем" этого начинания - его вдохновителем, главным архитектором и организатором группы - был аристократ и победитель в Дьюсин-Дейле Джон Дадли, носивший теперь титул герцога Нортумберлендского. Вместе с Дадли в качестве руководителей, или "главных исполнителей", как охарактеризовал их современный летописец Джон Стоу, работали два видных купца: Джордж Барн и Уильям Гаррард. Оба они были членами Попечительской компании галантерейщиков. О Барне, которому было около пятидесяти, говорили как о кандидате на пост лорд-мэра, которого он вскоре добился. Уильям Гаррард, на десять лет моложе, был охарактеризован Стоу как "серьезный, трезвый, мудрый и благоразумный гражданин, равный лучшим и не уступающий никому из нашего времени". Еще одним ключевым участником дискуссий был Стоу. Другим ключевым участником дискуссий был сэр Эндрю Джадд, член "Покорной компании скорняков". Ему скоро исполнится шестьдесят лет, и он только что покинул свой изнурительный пост лорд-мэра, в течение которого ему пришлось решать ряд серьезных проблем, включая спад экспорта сукна, рост цен и потогонную болезнь.

Уильям Сесил мог присутствовать или не присутствовать на дискуссиях членов группы, которые назывались "посиделками", но он почти наверняка был ответственен за то, что принес на рассмотрение группы своевременный интеллектуальный анализ: первый английский перевод книги "Утопия" сэра Томаса Мора. Небольшой том, впервые опубликованный тридцатью пятью годами ранее, был написан на латыни и является произведением блестящей литературной выдумки. Новая английская версия была переведена Ральфом Робинсоном, который посвятил ее Сесилу, одному из своих старых школьных друзей. Разрешив связать свое имя с этим литературным начинанием, Сесил, похоже, поддержал идею о том, что для спасения Англии необходимы свежие мысли и радикально новые подходы.

В "Утопии" рассказывается о вымышленном путешественнике Рафаэле Гифлодее, который в течение пяти лет жил на воображаемом острове под названием Утопия - неологизм Мора, объединяющий греческие слова "нет" и "место". Хотя Гифлодей - вымышленный персонаж, Мор дает ему правдоподобную, реальную предысторию: он утверждает, что путешествовал вместе с Америго Веспуччи, флорентийским исследователем, который проплыл вдоль побережья Бразилии и Южной Америки на рубеже XVI века.

Рафаэлю есть что сказать о плачевном состоянии дел в Англии. Он изображает ее как антиутопическое место: в ней господствует паразитический дворянский класс, который "живет праздной жизнью" и полагается на то, что "другие нажили своим трудом", это страна, страдающая от роста цен, переполненная овцами и загубленная практикой огораживания земель. "Ваши овцы, которые раньше были такими слабыми и прирученными... - говорит Рафаэль, - теперь, как я слышал, стали такими большими пожирателями и такими дикими, что пожирают и поглощают самих людей". Он продолжает: "Они поглощают, уничтожают и пожирают целые поля, дома и города".

Далее Мор через рассказ Рафаэля описывает страну, где эти социальные и политические проблемы были решены: идеальное место, называемое Утопией. По сути, это новая Англия. Мор был первым англичанином, который, по крайней мере, в печатном виде представил себе огромный потенциал Нового Света для переустройства общества.

Видение Мора, впервые опубликованное в 1516 году, возможно, даже было достаточно убедительным, чтобы вдохновить Англию на самую первую попытку заморской колонизации. Инициативу организовал и возглавил его шурин, Джон Растелл, юрист, писатель и печатник. В 1517 году Растелл вместе с сорока солдатами отправился в плавание, чтобы основать торговый пост и военный лагерь где-нибудь в "новообретенных землях", как обычно называли Новый Свет в Англии. Растелл добрался не дальше Ирландии, прежде чем его команда взбунтовалась, но он написал пьесу об этой экспедиции под названием "Новая интерлюдия" и посетовал на упущенную возможность. "О, как было бы здорово", - писал он, - если бы "англичане" первыми "вступили во владение" и построили "первое здание и жилище" в Новом Свете.

Публикация английского перевода "Утопии" в 1551 году, по-видимому, должна была оказать аналогичное катализирующее воздействие на могильщиков, размышлявших о путях выхода из кризиса в Англии. Чтобы обеспечить долгосрочное будущее суконной промышленности, возможно, им придется искать новые рынки и новых покупателей за пределами привычных европейских центров. Если так, то следующий вопрос - где? Где они смогут найти новые рынки и новых покупателей?

Идеальным местом, как они решили, будет Катай.

Для лондонских торговцев слово "Катай", которое происходит от "Хитай" - земли хитанцев, господствовавших на севере Китая в X веке, - было сокращением от "чудесный": торговая утопия. Другие части Азии тоже были привлекательны: перец поставлялся с юго-западного побережья Индии, гвоздика и мускатный орех - с горстки индонезийских "островов специй". Но именно Катай, мечтательный и далекий, внушал наибольший трепет.

Почти триста лет назад венецианский купец Марко Поло совершил путешествие в Катай. Он провел более двадцати лет при дворе его правителя, хана Хубилая, а затем привез свои рассказы о великолепии королевства. В своих "Путешествиях" Поло сообщает, что территории Великого хана переполнены пряностями, серебром и шелком. Один огромный город, известный как Куинсай, или "Небесный город", простирался на сто миль, содержал 12 000 мостов и включал в себя озеро шириной в тридцать миль, посреди которого стояли два королевских дворца. Для многих венецианцев рассказы Поло вряд ли были правдоподобны. Действительно, огромное количество людей и мест, которые он описывал, не позволяло в это поверить - до такой степени, что его стали называть Марко "Миллионером" Поло.

Однако многое из того, что он рассказал о Китае, было достоверным, и к 1500-м годам информация, собранная Поло, была принята на веру, как будто ничего не изменилось и "великий хан" по-прежнему правил страной. Но Кублай-хан был уже давно мертв. К власти пришла новая династия - Мин. На какое-то время под их руководством китайская культура расцвела. В начале XV века евнух-адмирал Чжэн Хэ совершил ряд замечательных открытий, отправив свою флотилию гигантских океанских кораблей-сокровищ длиной в четыреста футов, с девятью мачтами, почти сотней вспомогательных судов и командой из 28 000 моряков к Персидскому заливу и восточному побережью Африки. Но эти экспедиции были внезапно прекращены в 1430-х годах, когда Китай обратился внутрь страны, избегая внешнего мира. Однако он оставался самой богатой страной на земле, оказывая необычайное притяжение на мировую экономику. К 1500 году на Китай приходилось 25 процентов мирового производства товаров и услуг. На Англию, напротив, приходилось всего 1,1 процента.

В XV веке запутанная сеть торговых путей соединяла Катай с Европой, протянувшись на пять тысяч миль через океаны, горы, степи и пустыни. По этим маршрутам, которые немецкий исследователь барон фон Рихтофен в 1870-х годах назвал "Шелковым путем", на кораблях, верблюдах и лошадях перевозились всевозможные предметы роскоши. К тому времени, когда они попадали в Европу, их цена могла вырасти на 1000 процентов, поскольку через них проходило множество посредников - фабрикантов, торговцев, государственных чиновников, - которые взимали плату, требовали свою долю, забирали процент, вводили налоги и пошлины и требовали взятки.

На протяжении веков именно венецианцы были основными импортерами китайских, индийских и других азиатских товаров в Европу, получая их от арабских купцов, которые контролировали их транспортировку на ключевые рынки восточного Средиземноморья - в Александрию в Египте и Алеппо на территории современной Сирии. Это был очень прибыльный бизнес, не в последнюю очередь потому, что венецианцы обладали эффективной монополией. Отчасти именно для того, чтобы разрушить венецианскую власть над торговлей пряностями, португальцы предприняли ряд плаваний в поисках более быстрого и дешевого торгового пути на Восток. В 1498 году, после почти столетних исследований, португальский мореплаватель Васко да Гама обогнул южную оконечность Африки - мыс Доброй Надежды, вышел в Индийский океан и достиг Каликута, расположенного на Малабарском побережье Индии. Этот порт был великим торговым центром Востока, сказочной империей, не уступающей Венеции и Антверпену, куда приезжали торговать индийские, арабские и китайские купцы.

Английская правящая элита уже давно была страстной поклонницей экзотических товаров с Востока, и ее аппетиты начали расширяться в двенадцатом веке, когда солдаты-крестоносцы вернулись домой из Святой земли со всевозможными предметами роскоши. Большинство экзотических товаров, родом из тропических стран, были редкостью. В частности, специи - слова имеют общую этимологию - были особенными, потому что лишь немногие из них, за исключением шафрана, можно было вырастить дома. Эти потусторонние приправы использовались не только для сохранения и улучшения вкуса пищи, но и для того, чтобы отгонять болезни, пробуждать сексуальное желание и вызывать богов. Их дефицитность придавала статус тем, кто их покупал и использовал, и на протяжении нескольких веков их могли позволить себе только монархи, дворяне и епископы.

Однако английские купцы не пытались сравниться с португальцами и испанцами, ведя прямую торговлю со странами Востока. Действительно, только во время кризиса начала 1550-х годов англичане поняли, что им необходимо начать поиск новых рынков за пределами Европы. Проблема заключалась в том, что Англия не обладала таким опытом океанской торговли, как ее торговые конкуренты. К счастью, Джон Дадли, служивший последним лордом-адмиралом при Генрихе VIII, знал человека, который мог бы помочь, если бы только его можно было уговорить вернуться в Англию.

Этим человеком был Себастьян Кабот, величайший знаток мореплавания во всей Европе.

Имя Кабот было почти незнакомо англичанам. Оно напоминало о тех временах, когда Англия делала первые шаги к Новому Свету. В 1497 году отец Себастьяна, венецианец по имени Джованни или Зуан Кабота, позже англизированный как Джон Кабот, стал инициатором путешествия в Новый Свет для англичан. Король Генрих VII выдал ему патент - королевский документ, определяющий права и разрешения на открытия, - "на поиск, открытие и исследование любых островов, стран, областей или провинций... которые до этого времени были неизвестны всем христианам".14

То, что Генрих спонсировал путешествие Кабота, было не просто смелой инициативой - это был выдающийся акт неповиновения господствующим силам того времени: не только королям Испании и Португалии, но и Папе Александру VI, главе католической церкви. После того как в 1492 году Христофор Колумб впервые предъявил Испании претензии на земли в Вест-Индии, португальцы выразили протест. В ходе переговоров, проходивших под наблюдением Папы, испанца, они пришли к соглашению, которое было ратифицировано Тордесильясским договором, названным так в честь деревни на севере Испании, где проходили переговоры. Они провели воображаемую линию через меридиан в середине Атлантического океана, разделив мир примерно пополам. Испания получила права на все нехристианские территории, которые были открыты или могут быть открыты к западу от этой линии, а Португалия - к востоку от нее. По сути, Испания и Португалия разделили между собой неизведанный мир с одобрения Папы Римского, которого христиане считали представителем Бога на земле.

Поддержка Генрихом плавания Джона Кабота была рискованной не только из-за возможной реакции Папы, Испании и Португалии, но и потому, что Кабот не был испытан. Хотя у него был богатый опыт мореплавания в Средиземноморье - как следует из его имени, которое означает "каботажный", - он не имел опыта океанских плаваний. Но венецианец был целеустремлен и убедителен и явно хотел рискнуть, а Бристоль, где он жил, имел растущую репутацию столицы мореплавания. Это был процветающий порт, разбогатевший благодаря рыболовству, а также прямой торговле с Бордо, Лиссабоном, Севильей и атлантическими островами: Азорскими, Мадейрой и Канарскими. Но легенда также гласит, что бристольские моряки имели тягу к освоению Атлантики. Один бристолец якобы плавал в поисках иллюзорного места, известного как остров Бразил или Высокий Бразил (не путать с Бразилией в Южной Америке), а два купца, как говорят, были "первооткрывателями новонайденных земель" - возможно, миф, но часть местных преданий.

Именно из этого динамичного английского порта в мае 1497 года отплыл Джон Кабот на трехмачтовой каравелле "Мэтью" под флагом Генриха VII. Себастьян Кабот утверждал, что он, тогда еще подросток, был на борту корабля в составе команды своего отца, состоявшей из восемнадцати человек. В июне они причалили к берегу, сошли на берег и обнаружили место для костра, палку, "вырезанную и раскрашенную бразильской краской", и тропу в лесу - все это говорило о том, что место было или есть обитаемым. Кабот и его люди установили крест, подняли знамя Генриха VII и штандарт Святого Марка Венецианского и вступили во владение этим местом от имени английского короля. Кабот назвал это место Prima Tierra Vista, или "Первая открытая земля". Где именно находилась эта земля, никто точно не знает. Одни говорят, что это Ньюфаундленд, другие - Новая Шотландия.

Когда Кэбот вернулся в Бристоль, его встретили с бурным восторгом, и он стал чем-то вроде знаменитости. "Он ходит одетый в шелк, - писал Лоренцо Паскуалиго, венецианский купец, живший в Лондоне, - и англичане бегают за ним как сумасшедшие". Кабот вполне мог заявить, что он достиг сказочного Катая. Паскуалиго сообщил, что "венецианец... который отправился на небольшом корабле из Бристоля на поиски новых островов", утверждает, что "открыл материк в 700 лигах отсюда, который является страной Великого Хана". Генрих VII был настолько восхищен, что наградил Кабота королевской пенсией и внушительным титулом: Великий адмирал.

Однако знаменитость не продлилась долго. В следующем году Кабот отправился в очередное плавание во главе флотилии из пяти кораблей, снова заручившись поддержкой Генриха и некоторых бристольских купцов. На это предприятие возлагались большие надежды. По словам посла герцога Миланского, планировалось "создать колонию", и, как он объяснил, "с помощью этого они надеются сделать Лондон более важным рынком пряностей, чем Александрия". Но Джон Кабот и его корабль так и не вернулись.

Существует предположение, что Себастьян отправился в это второе плавание, вернувшись в Англию на одном из кораблей, которые все же добрались до дома. Как бы то ни было, после смерти отца молодой венецианец унаследовал грамоту, выданную Генрихом VII, и через несколько лет, когда ему было уже за двадцать, отправился в путешествие через северную Атлантику. Отправившись в путь в 1508 году, Кабот увидел, как ему показалось, водный канал вокруг северного побережья Америки. По его мнению, это был путь в Катай - то, что стало известно как Северо-Западный проход. Вероятно, он достиг того места, которое сейчас называется Гудзоновым проливом, более чем за сто лет до его одноименного первооткрывателя Генри Гудзона. Позже Кабот рассказал, что он продолжил бы путь через пролив к Катаю, как он предполагал, если бы его команда не пригрозила мятежом и не убедила его вернуться в Англию. Когда Кабот вернулся домой, он обнаружил, что Генрих VII умер, а новый король, Генрих VIII, как сообщали венецианцы, "мало заботился о подобном предприятии" в Новом Свете.

В течение следующих трех лет после путешествия Кабот работал в Англии картографом. Затем, в 1512 году, он получил королевское разрешение отправиться в Испанию и работать на короля Фердинанда, тестя Генриха VIII. Похоже, его заманили туда перспективы "плавания в Индию и на остров Бакаллаос".* что означает Ньюфаундленд. Это долгожданное путешествие так и не состоялось, но Кабот, очевидно, произвел впечатление на испанский двор. В 1518 г. он получил выгодную должность лоцмана-майора в La Casa de la Contratación - Доме торговли - официальном органе, ответственном за управление практическими, политическими и экономическими вопросами, связанными с растущей испанской империей в Новом Свете. Лоцман-майор был, по сути, старшим навигатором страны - должность, созданная в 1508 году и впервые занятая Америго Веспуччи. В обязанности Кабота входило постоянное обновление "Падрона Реаль", главной карты морей мира, составленной Каса.

Даже выполняя свои официальные обязанности, Кабот сохранял интерес к поиску северного прохода на Восток. В 1519 году к Каботу - хотя теперь он был испанским чиновником - обратился английский кардинал Томас Вулси, влиятельный советник Генриха VIII, с просьбой возглавить "путешествие с целью открытия" на "новооткрытый остров" ради "чести" Генриха и "для общего богатства его королевства". Неизвестно, чем был вызван внезапный интерес Генриха к Новому Свету, но он пообещал предоставить корабли для этого предприятия, если купцы оплатят поставки и зарплату морякам. В обмен на их поддержку Генрих обещал предоставить монополию на торговлю на десять лет и пятнадцатимесячное освобождение от уплаты таможенных пошлин.

Купцы рассмотрели это предложение. Три брата Грешэм - Уильям, Ричард и Джон - согласились вложить деньги, как и другие члены Мерсеров и некоторые бристольские купцы. Однако большинство лондонских купцов не были убеждены. Особенно сомневались члены Worshipful Company of Drapers, влиятельной гильдии торговцев тканями, утверждавшие, что нет смысла рисковать жизнями людей и товарами ради "исключительного доверия одного человека", а именно Себастьяна Кабота. Они ставили под сомнение его опыт и сомневались в его утверждениях, полагая, что он просто повторяет то, что "слышал от своего отца и других людей в прошлые времена". Хотя Генрих пытался сохранить миссию, в конце концов, в 1521 году она распалась.

Потеряв надежду, Кабот, которому уже подходило к сорока, продолжил работу в Испании в качестве лоцмана-майора "Ла Каса". Затем, в 1524 году, появилась еще одна возможность, на этот раз благодаря Карлу V, правителю Испанской империи. Консорциум купцов, включая Роберта Торна, английского торговца из Севильи, чей отец спонсировал Джона Кэбота, согласился финансировать путешествие на Восток с Себастьяном во главе. Карл поручил Каботу наполнить его корабли "всем золотом, серебром, жемчугом, драгоценными камнями, лекарствами и пряностями", которые можно было найти в "восточном Китае, Таршише, Офире, Японии, на островах Молуккских и других землях и островах".

В апреле 1526 года флот Кабота отправился через Атлантику. Ему было поручено пройти через Магелланов пролив, названный так в честь португальского дворянина Фердинанда Магеллана, который пятью годами ранее открыл проход вокруг южной оконечности Южной Америки, совершив первое кругосветное путешествие. Но Каботу не удалось достичь пролива, и когда он вернулся в Испанию, его арестовали, судили, осудили и приговорили к ссылке в Оран, торговый город на северном побережье Африки, ныне Алжир, контролируемый испанцами.

Однако в конце концов он был оправдан и восстановлен в должности майора-пилота.

Насколько много ДЖОН ДАДЛИ знал о деталях этого бурного эпизода из прошлого Себастьяна Кабота в Испании, неизвестно, но он считал, что, какими бы ни были его недостатки, венецианец был человеком с исключительным опытом, знаниями и упорством.

Не было никаких гарантий, что Кэбот решит вернуться в Англию. Он построил свою жизнь в Испании, и, несмотря на пятно на его репутации, Карл V по-прежнему высоко ценил его. Но на работе все было не так радужно. В Ла-Касе Кабот оказался втянутым в политическую игру, поскольку между сторонниками практических и теоретических аспектов навигации разгорелся ожесточенный спор. Кэбот был практиком и с подозрением относился к академическим теоретикам, но он проигрывал дебаты, а вместе с ними и свой авторитет лидера "Ла Каса".

В свои шестьдесят с лишним лет он мог бы продолжать жить, довольствуясь достойной пенсией. Но в 1547 году умерла его любимая жена-испанка, и внезапно у него не осталось родственных связей, которые могли бы удержать его в Испании. Вскоре он попросил шестимесячный отпуск от своих обязанностей в Ла-Касе, заявив, что намерен посетить Брюссель, где ему необходимо заняться некоторыми деловыми вопросами. Именно тогда Дадли, зная, что Кэботу грозит неопределенное будущее и он собирается покинуть Испанию, воспользовался своим шансом. Он и его коллеги по тайному совету выделили сто фунтов "на перевозку одного Кабота, лоцмана, чтобы он вышел из Испанской империи, чтобы служить и жить в Англии". К следующему году Кабот был в Англии, и его наградой стало вознаграждение в размере 166 фунтов стерлингов.

Карл был в ярости из-за отъезда Кабота. В апреле 1549 года он поручил своему послу потребовать возвращения Кабота, позже объяснив, что венецианец "должен четко понимать, что мы нуждаемся в его услугах и требуем права на них". Но Кабот успешно уклонился от этих требований, вскоре доказав, что Чарльз был прав, когда сердился. После прибытия в Англию Кабот участвовал в планировании более чем одного смелого зарубежного проекта, вероятно, по указанию Дадли. Одним из них было нападение на Перу, источник серебряных богатств Испании, но оно не осуществилось. Второй - путешествие в Катай, которое рассматривали английские купцы. Как отметил посол Испании, "жители Лондона высоко ценят услуги капитана и считают, что он владеет секретами английской навигации".

Возможно, Кабот действительно привез в Англию секрет, вложенный в карту мира, которую он привез с собой из Испании. Впервые он создал карту мира в 1544 году, чтобы продемонстрировать свои обширные знания о землях и океанах. Как и многие карты того времени, она сочетала картографию, основанную на подробной информации, собранной у мореплавателей и купцов, с причудливыми иллюстрациями и маргинальными легендами, содержащими большие фрагменты текста. Здесь были рисунки кораблей, странных и удивительных людей, животных, зданий, а также легенды, описывающие чудовищ с огромными ушами, птиц, способных поднять быка, и похоронные обычаи жителей Бенгалии.

Кроме того, на карте была представлена информация, в которую Кабот на самом деле не верил. Через весь северный регион Земли были нанесены латинские слова Mare congelatum per totum, означающие "все море замерзло" и, следовательно, предположительно непроходимо. Однако Кабот верил, что море вполне судоходно и что вдоль северного побережья Америки существует некий северный проход. Он был не одинок в этом мнении. В 1507 году немецкий картограф Мартин Вальдзеемюллер опубликовал атлас с совершенно новым изображением мира под названием "Универсальная космография в традициях Птоломея и Америки" (Universalis cosmographia secundum Ptholomaei traditionem et Americi Vespucii alioru[m]que lustrationes), известная просто как "Космография". Опираясь на труды Америго Веспуччи, который придумал фразу "Новый Свет", Вальдзеемюллер отверг освященные взгляды древних космографов, которые считали, что мир состоит из трех континентов: Европы, Африки и Азии. Он добавил четвертый континент: узкий, клочковатый остров, окруженный водой на западной окраине мира. Он дал этому континенту название, утверждая, что, поскольку "четвертая часть", добавленная к Европе, Азии и Африке, была "открыта Америго Веспуччи", "нет причин, по которым кто-то должен справедливо возражать против того, чтобы назвать эту часть... Америкой, в честь Америго, ее первооткрывателя, человека великих способностей".

Но карта Северной Америки Вальдземюллера была в значительной степени вдохновлена догадками, в то время как вера Кабота в северный проход была основана на путешествии, которое он начал в 1508 году, когда он заявил, что нашел вход в морской путь. В первые дни своего пребывания в Испании он пытался вызвать интерес, достаточный для организации еще одной экспедиции. Но ему это не удалось, и, несмотря на все его усилия сохранить свое открытие в тайне, другие подхватили его заявление. В 1537 году Гемма Фризиус, известный голландский космограф, служивший королевским картографом при испанском дворе, составил глобус, на котором был изображен открытый северный канал, идущий на запад, а затем на юго-запад к Тихому океану. Он назвал его проливом Трех братьев - что, возможно, относится к Каботу и двум его братьям, которые были указаны в оригинальном королевском патенте, выданном их отцу. Также, как бы подчеркивая это, он назвал южный берег "землей, найденной бриттами".

Примечательно, что Кабот не нанес этот северный проход на свою карту 1544 года. Но когда он приехал в Лондон в 1547 году, то принялся за обновление и пересмотр карты, работая с Клементом Адамсом, который был не только гравером, но и писателем. Переработанная версия (ныне утраченная) изображала северный проход и быстро стала одним из ключевых документов для Джона Дадли и нового смелого начинания лондонского купца, пытавшегося достичь Катая.

Глава 3. Загадка

Где-то в конце 1552 года группа купцов, придворных и интеллектуалов, посоветовавшись с Себастьяном Кэботом, разработала планы нового коммерческого предприятия и дала ему довольно славное название: "Мистерия, компания и братство купцов-авантюристов для открытия областей, владений, островов и неизвестных мест". Его цель заключалась в том, чтобы дать им возможность "сложить головы вместе", "высказать свои суждения" и "обеспечить все необходимое и выгодное" для этого предприятия.

Мистерия была едва ли не первой английской компанией. Многие средневековые лондонские гильдии - объединения купцов, которые объединялись для защиты и развития своего ремесла, - постепенно превратились в ливрейные компании. Они пользовались значительными привилегиями, дарованными короной, и, как следует из их названия, отличались, помимо прочего, парадной одеждой. Двенадцать самых богатых компаний, известных как "Великая двенадцатка" и возглавляемых Worshipful Company of Mercers, были одними из самых влиятельных в стране. Через свои системы ученичества они определяли, кто может стать их мастером. Они устанавливали стандарты качества: ювелиры, например, работали в зале, где ставили клеймо на золото, которое считали качественным, отсюда и термин "клеймо". Прежде всего, ливрейные компании предоставляли своим членам "свободу" города - другими словами, гражданство. Без этого звания ни один человек не имел права торговать в Лондоне. Любой, кто осмеливался бросить вызов системе, торгуя без одобрения компании, подвергался остракизму как "интервент".

Мистерия имела некоторые черты этих традиционных ливрейных компаний. Слово "мистерия" - от латинского ministerium и англо-норманнского mestier, означающего "искусство" или "призвание", - означало профессиональную группу, организацию профессионалов в определенной дисциплине или ремесле. Но уже в то время этот термин становился анахронизмом и затушевывал подлинно трансформационный характер новой компании. В отличие от "Великой двенадцатки", "Мистерия" не была так сосредоточена на одной, однородной группе. На самом деле она по-новому объединила два столпа правящей элиты Англии: купцов и придворных.

Чтобы понять, как две группы взаимодействуют в динамике торговли и суда, взгляните на географию Лондона. На карте, опубликованной в 1572 году, но отражающей Лондон 1550-х годов, изображено оживленное место, Темза, оживленная высокомачтовыми кораблями и гребными судами. На востоке находится Лондонский Сити, который лежит в тени Лондонского Тауэра. Он до сих пор окружен стеной, которую построили римляне, когда впервые выбрали Лондиниум в качестве места для переправы через реку. Это был торговый центр, и здесь властвовали купцы. На западе находится Вестминстер, который был собран вокруг территории средневекового аббатства, где проживал король и главенствовали придворные. Эти два района были связаны между собой длинной улицей Стрэнд, перед которой стояли прибрежные особняки знати.

Между Сити и Вестминстером, купцами и придворными, долгое время существовали тесные, симбиотические отношения - деловые люди пополняли королевскую казну в обмен на торговые привилегии. Но все изменилось после роспуска монастырей, когда они, будучи привилегированными бенефициарами короны, получили значительные богатства и собственность. Дадли, например, претендовал на Дарем-Хаус, особняк на Стрэнде, ранее принадлежавший епископам Дарема. Купцы также воспользовались преимуществами роспуска. Например, Мерсеры претендовали на великолепную церковь, особняк и прилегающие земли, принадлежавшие ордену Томаса Бекета, бывшего архиепископа Кентерберийского, прямо в центре Сити.

По мере того как купцы из Сити и придворные из Вестминстера росли в богатстве и пользовались королевской благосклонностью, они начали делить власть, и Мистерия стала одним из первых предприятий, в котором они работали вместе с новым единством цели. Но Мистерию также отличала ее корпоративная структура. Она была создана на основе того, что называют "революционно новой формой организации бизнеса" - возможно, первой в мире акционерной компании и уж точно первой в Англии. До этого времени английские торговые путешествия в Антверпен, Бордо, Лиссабон, Севилью и даже в восточное Средиземноморье финансировались отдельными купцами или небольшими синдикатами. Как правило, дела велись в кредит и по обмену, что требовало относительно небольшого первоначального капитала. Но предложенное Мистери путешествие в Катай обещало быть более капиталоемким и рискованным. Ни у одного купца или придворного не было ликвидных активов, чтобы финансировать его в одиночку, а учитывая плачевное состояние финансов Эдуарда VI, никто не мог рассчитывать на финансирование со стороны короны.

Именно для решения этой проблемы руководители Мистерии выбрали акционерную форму, которая позволила преодолеть эти трудности. Возможно, это было сделано по предложению Себастьяна Кабота, поскольку акционерный подход, как и многое другое в организации бизнеса, был заложен итальянскими купцами, а он был хорошо знаком с их деловой практикой. Итальянские купцы разработали фундаментальную идею компании, compagnia, которая происходит от соединения латинских слов cum и panis и означает "преломлять хлеб вместе". Она позволяла отдельным людям, обычно родственникам, объединяться для взаимной выгоды, посвящая свое время и деньги одному простому товариществу или семейной фирме.8 Акционерная форма позволила продвинуть идею компании на шаг вперед. Она обеспечивала структуру управления и имела бессрочный корпоративный статус, так что большое количество индивидуальных инвесторов - не только члены семьи и не все из них непосредственно участвовали в деятельности компании - могли объединить свои активы и разделить риск на длительный период времени. Это делало инвестиции весьма привлекательными для придворных, поскольку они могли вкладывать средства и потенциально получать прибыль, не ввязываясь в утомительное дело управления. Кроме того, инвесторы могли завещать или продать свои акции другим людям, в идеале по более высокой цене, чем они заплатили изначально.

Компания Mysterie предлагала членство в ней любому, кто готов был выложить двадцать пять фунтов, что, по сути, позволяло купить одну акцию. Хотя сегодня эта сумма может показаться небольшой, она была далеко не по карману большинству людей, составляя в два-три раза больше средней годовой зарплаты подмастерья. Однако для самых богатых горожан, которые могли потратить двадцать пять фунтов на костюм из хороших доспехов, цена акции была разумной и даже привлекательной. Где еще можно трансформировать такую сумму в столь грандиозное предприятие? В результате Мистерии удалось собрать в общей сложности шесть тысяч фунтов. Для сравнения: когда Генрих VII вложил деньги во второе путешествие Джона Кабота к новооткрытым землям, хотя и шестью десятилетиями ранее, он потратил всего пятьдесят фунтов. Имена инвесторов Mysterie утеряны для истории, но если каждый подписчик приобрел всего одну акцию, это означает, что 240 человек были достаточно взволнованы или убеждены, чтобы вложить значительную сумму в предприятие, которое легко могло закончиться полным проигрышем.

После создания организации и получения финансирования члены Mysterie - в частности, Джордж Барн, Уильям Гаррард и Эндрю Джадд - приступили к организации путешествия. Эти трое представляли собой грозную команду. Обладая огромным состоянием, они также обладали значительным административным опытом. Барн и Гаррард управляли Лондоном, будучи мэром и шерифом соответственно, а Джадд, будучи мэром Стейпла, контролировал экономику Кале. Томас Грешем, вероятно, также оставался влиятельным человеком, хотя к этому времени он был назначен королевским фактором, или купцом, ответственным за ведение дел короны в Антверпене.

Первой задачей организаторов Mysterie было заказать строительство флота из трех кораблей, специально предназначенных для длительного плавания в потенциально враждебных водах. Для этого они обратились к последним достижениям в области морского дизайна и строительства. Несомненно, в этом им помог Джон Дадли, который приобрел множество соответствующих знаний за годы своей службы лордом-адмиралом. Корабли были рассчитаны на большую компанию купцов и экипаж, на них было достаточно места для хранения восемнадцатимесячного запаса провизии и снаряжения, а также достаточно грузового пространства для хранения тканей и других экспортных товаров, а также товаров, которые они надеялись привезти домой.

Купцы тщательно подошли к подготовке, позаботившись о приобретении самых лучших материалов, включая "очень крепкие и хорошо пропитанные доски". Усердные корабельщики работали "с ежедневным трудом и величайшим мастерством", чтобы построить корабли "прочные и крепкие", способные выдержать трудности, которые, несомненно, их ожидали. Вместе они старались подготовиться ко всем возможным случаям. Например, купцы узнали, что корабли могут столкнуться с червями, известными как teredo navalis, которые могут прогрызть даже самый прочный дубовый настил. Чтобы предотвратить это, кораблестроители обшили кили тонкими листами свинца.

Когда корабли были построены, Мистерия приступила к важнейшей задаче - набору людей для руководства экспедицией, командования кораблями, а также в качестве членов экипажа и специалистов. В отличие от своих испанских конкурентов, купцы Мистерии не планировали строить крепости или завоевывать территории в дальних странах. Их целью было установление дружеских отношений с лидерами иностранных рынков или, по словам Эдуарда, "нерушимой и вечной лиги дружбы". Они хотели создать за границей меркантильные штаб-квартиры и способствовать развитию выгодных торговых отношений. Для этого капитан должен был сыграть решающую роль. В пути ему, возможно, придется иметь дело с враждебными людьми и иностранными армиями, а в конечном итоге он может оказаться вынужденным общаться со сказочным королем Катая, самим Великим Ханом. Поэтому в идеале капитан должен быть дипломатом, солдатом, штурманом и торговцем.

В Англии не было очевидного кандидата с таким набором способностей. Поэтому мистерии решили, что самым мудрым выбором для верховного главнокомандующего и адмирала флота будет джентльмен-солдат - человек с хорошей родословной, безупречным личным характером и исключительной жизненной силой. Соответственно, они назначили сэра Хью Уиллоуби, который был "хорошего рода" - из правильной семьи - и достаточно молод, вероятно, около тридцати лет. У него был военный опыт: его посвятили в рыцари на поле боя после того, как он отличился в сражении с шотландцами. Более того, он очень хотел получить эту должность. Как отметил Клемент Адамс, молодой рыцарь "убедительно просил", чтобы ему поручили командование плаванием.

Уиллоуби подходил по многим параметрам, но ему не хватало одной важной квалификации: морского опыта. Поэтому мистерии согласились назначить лоцмана-майора, или главного штурмана, для всего флота. Они выбрали молодого человека, которого, вероятно, одобрил Кабот: Ричард Ченселлор. В 1550 году Ченселлор принял участие в учебном плавании, организованном Каботом. Корабль "Ошер", финансируемый сэром Уильямом Ошером, придворным, близким к семье Дадли, отправился в Левант, на борту которого находилась группа талантливых молодых моряков, включая Ченселора, братьев Боро - Стивена и Уильяма, а также Мэтью Бейкера, начинающего кораблестроителя. Капитан, Роджер Боденхэм, позже сообщил, что все моряки на его корабле отличились и были готовы взять на себя ответственность за собственные суда и экспедиции.

Ченселлора красноречиво поддерживал аристократ Генри Сидни, зять Дадли и давний друг короля Эдуарда VI. В свои двадцать с небольшим лет Сидни, которого отличали глаза с капюшоном и тонкий рот, был прекрасным оратором и приводил убедительные доводы в пользу Ченселора, который воспитывался в его семье. "Вы знаете человека по отчетам, - сказал Сидни своим товарищам по Мистерии, - я - по опыту; вы - по словам, я - по делам; вы - по речам и компаниям, а я, ежедневно испытывая его жизнь, имею о нем полное и совершенное представление".

Но именно грозные знания Ченслера о морях, а не риторические изыски Сидни, в конечном итоге убедили несентиментальных купцов довериться ему. Они даже пришли к выводу, что "большие надежды на выполнение дела" почти полностью лежат на плечах молодого мореплавателя.

Как бы ни доверяли они Канцлеру, члены Мистерии хотели как можно лучше подготовить его к выполнению своих обязанностей. Для этого они отправили его на работу с выдающимся космографом эпохи, доктором Джоном Ди. Ему было всего двадцать пять лет, и он был хорошо известен Джону Дадли как воспитатель его детей. Ди было поручено помочь Ченселлору составить карты, которые понадобятся ему для плавания по незнакомым водам и прокладки маршрута в Катай.

Если кто и мог помочь Ченселлору в этом, так это Ди. Восхваляемый как блестящий эрудит, Ди был еще одним представителем поколения кембриджских ученых, получивших известность под покровительством Уильяма Сесила. Купеческий сын - его отец, валлиец, был Мерсером - Ди, по слухам, был "очень красивым мужчиной", "высоким и стройным", с "очень светлым и ясным цветом лица". Он преуспел в Кембридже, где учился в колледже Святого Иоанна, любимом колледже Сесила. Там, несомненно, в одежде, ставшей его фирменным знаком, - струящемся одеянии, "похожем на платье художника, со свисающими рукавами", - он выработал привычку к интенсивной учебе, которую сохранил на протяжении всей своей жизни. Обычно он работал по восемнадцать часов в день, прерываясь лишь на то, чтобы "позволить себе поесть и попить (и немного освежиться после) два часа каждый день" и "поспать четыре часа каждую ночь".

В 1546 году, будучи еще подростком, Ди был назначен стипендиатом Тринити-колледжа, недавно основанного Генрихом VIII. Официально он занимался изучением греческого языка, хотя математика была его истинным призванием и самой сильной стороной. В колледже, который впоследствии будет гордиться сэром Исааком Ньютоном среди своих профессоров, еще не было преподавателя математики. По словам современного биографа Джона Обри, "астролог, математик и фокусник считались одним и тем же".

В 1547 году Ди пересек Ла-Манш, чтобы изучать гражданское право в Лувенском университете, на территории современной Бельгии, после того как Кембридж лишился своего звездного профессора права в связи с переходом сэра Томаса Смита в суд. Однако во время учебы он увлекся космографией. Целью космографов было описание всеобъемлющих принципов формирования Вселенной, а не точных географических особенностей Земли или других планет. Ди занялся своим исследованием в период огромных перемен в понимании Вселенной. В 1543 году, за несколько лет до прибытия Ди на европейский материк, была опубликована книга под названием De Revolutionibus. Написанная Миколаем Коперником, безвестным польским священником, более известным как Коперник, ее еретическая на тот момент теория о том, что солнце, а не земля, занимает центр Вселенной, начала горячо обсуждаться в научных кругах.

В Лувене Ди познакомился с некоторыми ведущими учеными в области космографии. Он подружился с Геммой Фризиус - ученым, который включил информацию о путешествии Себастьяна Кабота по Северо-Западному проходу в один из своих глобусов, а также с учеником Фризиуса, Герардом Меркатором. Во время своего пребывания у них Ди скопировал их карты и получил в свое распоряжение пару глобусов Меркатора. Вернувшись в Англию в 1551 году, когда суконная промышленность пошла на спад, а страна погрузилась в экономический кризис, Ди вскоре стал репетитором не только детей Дадли, но и юного Эдуарда. Он получил эту работу, предложив новый способ преподавания математики, который требовал "измерения размеров Вселенной" - космографическое занятие, если таковое вообще существовало.

С Ричардом Ченселлором Ди не столько преподавал, сколько сотрудничал, хотя и называл молодого штурмана "несравненным" учеником. Вместе они решали особенно сложные проблемы плавания в северных широтах. Магнитное притяжение Северного полюса влияет на компас, затрудняя прокладку истинного курса. Кроме того, меридианы долготы сжимаются тем сильнее, чем ближе корабли к полюсу, поэтому, следуя по фиксированному компасу, моряк может сбиться с курса. Чтобы помочь своим исследованиям, Ди и Ченселлор обратились к глобусам Меркатора, которые Ди привез из Лувена. Кроме того, они использовали собственное изобретение Ди, которое он назвал "парадоксальным компасом", призванным помочь мореплавателям исправить продольное сжатие.

Во время своих консультаций Ди и Ченселлор, должно быть, сосредоточили свое внимание на различных возможных маршрутах в Катай. Вероятно, они могли обратиться к пересмотренной карте мира, составленной Каботом в 1549 году, на которой был обозначен Северо-Западный проход. Учитывая пожизненный интерес Кабота к этому маршруту, можно предположить, что Ди и Ченселлор проложили курс вдоль окраины Северной Америки. Однако к тому времени, когда эти два человека завершили свою работу, похоже, что "Мистерия" решила, что ее флот пойдет совсем другим путем - Северо-Восточным проходом. Инвесторам сообщили, что Уиллоуби и Ченселлор попытаются "проплыть в восточные районы у берегов Норвегии, Лаппии и Финмаркии, затем по узкому участку моря у берегов Грюланда, в замерзшее море, называемое Mare Congelatum, и так далее до Катая".

При всей своей увлеченности Катаем, мистерийские купцы имели очень мало практической информации о людях, землях и морях, расположенных к северо-востоку от Британских островов. Во многом это объяснялось тем, что купцы Ганзейского союза с балтийского побережья Германии держали под контролем торговлю на этих рынках - не зря Северное море тогда называли Mare Germanicus, или Немецким морем. Лишь после того, как в 1552 году Томас Грешем покусился на привилегии ганзейских купцов, что открыло морские пути для английского торгового сообщения, мистерийские купцы смогли задуматься о путешествиях на северо-восток и дальше.

Тем не менее, информации о Катае и морских путях на Восток было предостаточно. За первые пятьдесят лет XVI века португальцы собрали около шести тысяч документов, касающихся торговли на Востоке. Однако большая часть этих материалов не была опубликована, не распространялась или хранилась в тайне. Большая часть опубликованных работ, если они не находились в ведении правительств или торговых организаций, была либо слишком общей, чтобы быть полезной, либо устаревшей, либо недоступной на английском или латинском языках. В книге "Десятилетия Нового Света" Питера Мартира д'Анхиера, итальянского ученого при испанском дворе, излагалась история открытий Испании и Португалии, но впервые она была опубликована в 1516 году. Другой итальянец, Джованни Батиста Рамузио, живший в Венеции, опубликовал первый том "Навигаций и путешествий", сборник рассказов путешественников, в 1550 году, но он не был доступен английским читателям.