Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна

Надо принять во внимание,

Что Иисус не бывал в Иерусалиме ранее

(Не зря же спрашивали его учеников:

«Кто сей? Кто он таков?»).

Иисус свои «словеса живые»

Нёс в Иерусалим впервые.

Что он не видел Храма от самого материнского молока,

Про это говорят евангелисты Матфей, Марк и Лука;

Об этой священноиудейской «вышке»

Иисус знал лишь понаслышке:

Знал он, что святыней Иудеи

Владеют саддукеи, —

То бишь священство родовитое,

Оченно ядовитое, —

Что Иерусалимский «божий дом»

Стал саддукейским осиным гнездом.

Бороться с такою силой, —

Спаси господи и помилуй!..

Потому-то, путешественник невольный,

И намечал Иисус путь окольный:

Лез в минуту критическую

В Самарию еретическую;

Но как самарийский народ был неумолим,

То пришлось идти в Иерусалим…

Шёл Иисус путём-дорогою,

Объятый большой тревогою,

Не переставая апостолам петь,

Что ему предстоит «претерпеть»;

Что саддукеи — народ нахальный;

Что идёт он, пророк опальный,

На праздник пасхальный,

Несмотря на полное своё нежелание,

Яко агнец на заклание!

Но такова человечья природа, —

Накануне неудачного «входа»

Вдруг надежда в Христе закопошилась,

Что его участь ещё не решилась:

«Сем-ко в Иерусалим торжественно въеду, —

Не побежит ли народ по моему следу!?» —

И до чего же всё вышло обидно:

Как это видно

Даже из евангельских врак,

Не побежал за ним ни один дурак!..

Такой встречей смертельно обиженный,

Перед учениками униженный,

Иисус, чтоб привлечь внимание к своей особе,

Ринулся в неукротимой злобе

В Иерусалимский Храм

И устроил там полный тарарам:

Повёл себя, согласно протокольной справке,

Просто как слон в посудной лавке! —

Дядя Семён, Иван, Яков и Андрей

Стояли испуганно у дверей;

Зато Иуда, как тигр, метался,

За что ни попало хватался

И вопил, вцепившись в какого-то верзилу:

«Господи, яви свою силу!

Обнаружь, чего ещё не обнаруживал!» —

Словом, крепко Христа подзуживал,

Хотя нужды в том не было особой:

Охваченный злобой,

Иисус по торжищу гонял

Ошарашенных торговцев и менял,

Крича: «Вон, мерзавцы, отсюда!

Не оскверняйте дом моего отца!»…

Зазвенела разбитая посуда,

Разлетелась по полу маца;

Загремели столы опрокинутые,

Ларьки сдвинутые,

Раскрытые сундуки, рундуки;

Замычали жертвенные быки,

Заблеяли бараны,

Разлетелись голуби кто куда…

«Берегите карманы!

Беда!» —

Воры крупные с воришками мелкими

Занялись воровскими проделками.

Богомольцы истошно орали:

«Караул, обокрали!

Держи! Лови! Стражу зови!» —

Но Иисус в погромном раже

Стал кричать прибежавшей страже:

«Взяточники! Мошенники!»

Прибежали на шум первосвященники, —

От испуга на них не было лица:

Под ногами посуда и маца,

И деньги серебром и бумажками,

Вокруг — ларьки вверх тормашками.

Архиереи пришли в озверение —

Истинное столпотворение!

Не дай бог, пронюхают римские власти,

Что тут разыгрались такие страсти,

Ведь они же оцепят войсками Храм:

Ужас и срам!

Испорченный праздник без дохода;

А всё — из-за галилейского сумасброда!

«Ну ладно, обожди!» —

Скрипели зубами саддукейские вожди;

Но пока — с величайшей деликатностью,

С наигранной такой приятностью —

Стали они Иисуса охаживать,

Из Храма его выпроваживать:

«Успокойся, родной!

Не будет тут лавочки ни одной:

Не скандаль, ради святой недели! —

И как это мы не доглядели?..»