Я не знала, с какой стороны обнять сестру. Казалось, что она вынашивала тройню, настолько огромным был ее живот. Причем все трое были девочки, отнявшие у матери всю красоту.
Инари сильно подурнела за те годы, что я ее не видела. Я запомнила ее тринадцатилетней расцветающей красавицей, которая собирала взгляд каждого, мимо кого проходила. Когда-то я мечтала вырасти и быть на нее похожей. Но теперь, глядя на появившийся у нее второй подбородок, потолстевшие руки, острый нос и расщелины между зубами, я поняла, что люблю себя такой, какая я есть. Пусть я бледная, тощая, шея у меня гусиная, а размер ноги, как у мамы, предельно допустимый для женщины, и для деревенских парней я не привлекательнее доски, зато через пять лет не превращусь в бабищу, замученную бытом.
— Тебя в Школе не кормили, что ли? — посмеялась она надо мной, и подружки ее поддержали.
— Ничего, откормим!
— Сейчас жениха нагадаем, сама отъестся для свадьбы!
В гадание я особо не верила. Себе Инари тоже как-то красавца-молодца предсказала, а Алаис в свои двадцать шесть уже обзавелся пузом и начал лысеть. Вот и весь красавец. Но отказать сестре — это снова навлечь на себя гнев отца. Он и так до сих пор был в бешенстве после вчерашнего.
По дороге на реку мы заскочили домой. Мама собрала нам пледы и шали, чтобы не замерзли, и приготовила семь положенных красных свечей. Заодно я заглянула к Тиму. Унылый и обиженный, он даже не взглянул на меня, и тогда я осмелилась взять его с собой.
Инари взвизгнула и заскочила на крыльцо, когда я вывела льва во двор, а ее подружки выбежали за калитку.
— Не кричите, — попросила я. — Это Тим. Мой друг. Он совершенно спокоен. Видите же, он на поводке, и у него намордник.
Тим мотнул головой, отгоняя надоедливую муху, и забавно чихнул.
Инари смягчилась только после того, как мама убедила ее, что лев не опасен.
— Я чуть не родила! — ругнулась сестра, вразвалку выходя со двора. — Следи за своим котом. Будет мешать, порчу наведу, — пригрозила она.
Я потрепала у Тима за ухом и улыбнулась:
— Она шутит.
Наш путь освещала растущая луна своей холодной яркостью и пара факелов, которые прихватили девушки. До реки мы шли по знакомой протоптанной дорожке, где было невозможно заблудиться. Почти все время слушали причитания Инари по поводу беременности. Чем больше она рассказывала о рвоте, недержании и растяжках, тем меньше я хотела замуж и рожать. Это же насколько сильно надо полюбить, чтобы пойти на подобные жертвы?
Выйдя на пологий берег, мы остановились, залюбовавшись отражением звезд на безмятежной водной глади. Этот пейзаж был таким волшебным, что мы почувствовали себя в каком-то особенном мире. Даже Тим перестал фыркать.
Расстелив пледы, подруги Инари расставили свечи на семи углах старой любовной карты, зажгли каждую в порядке очереди и раскинули кристаллы, пока моя сестра, обратив лик к луне, бормотала заклинание, настраиваясь на правильную волну. Все, кроме меня, находили в этом ритуале что-то таинственное и привлекательное. Я же сильнее беспокоилась о Тиме, развалившемся под деревом.
— Чувствуете особую связь? — заулыбалась Инари, подсаживаясь к нам. — Давайте возьмемся за руки… Летней ночью на реке собрались девицы. Погадать там при луне на любовь сестрицы. Воды льются из ручья, как густы чернила. Кто ж подходит ей в мужья, ведьма запросила. Тишина и ветерок, листья и водица. А зажжем-ка костерок, пусть горит зарница. Имена нам не нужны, только указанье. И сердца обнажены, с кем ей ждать свиданье?
Мы все дружно посмотрели на кристаллы. Ничего особенного я не увидела, но Инари была сосредоточенна, словно у нее открылся третий глаз.
— Вижу, что судьба уже свела вас, — заговорила она низким монотонным голосом. — На нем печать стоит и цепи держат…
— Что за ересь? — поморщился кто-то из девушек.
— Какая печать? — спросила другая.
— Цепи? Лагерник, что ль? — усмехнулась третья.
Инари вдруг отняла взгляд от кристаллов и посмотрела на меня.
— Не веришь ты, видимо, раз мне карта несуразицу показывает.
Я пожала плечами. Никого из тюремных я знать не знала. Что за печать? Какие цепи?
— Эх, ясно все! — Девушки задули свечи и сменили тему: — Давайте хоть искупаемся. Вода — молоко парное!
Раздевшись до сорочек, они со смехом и визгом попрыгали в воду, а мы с Инари так и остались на берегу.
— Стейша, я топор над вами видела. Это дурной знак, — произнесла она вполголоса. — Символ опасности и смерти.
— Инари, я охотница. Это нормальный знак. А вот что про жениха несла, точно ересь. Не бери в голову, — отмахнулась я и встала. — Пойду напою Тима, а то душно ему в наморднике.
Под обеспокоенным взглядом сестры я поманила льва за собой и отвела подальше от заводи, где могла спокойно освободить его, чтобы полакал воды.
Это же надо было вообще согласиться на глупое гадание? Инари ни одной подруге еще не предсказала правду. Постоянно мелет чепуху, а наивные девушки начинают выискивать в ней смысл, совпадения. Я не из таких. Печати, цепи и топоры пусть при себе оставит. А то так можно докопаться до того, что я в оборотня влюблюсь!
Лучше бы я осталась дома и почитала старые дневники…
Мы спустились к реке промеж густых зарослей, и Тим глухо рыкнул, посмотрев прямо перед собой.
Я присела, обняла льва за шею и пригляделась. В реке кто-то был. Купался подальше от девиц, бросив одежду на противоположном берегу.
Сильнее прижавшись к Тиму, я затаила дыхание и дождалась, пока этот кто-то повернется к нам лицом…