Няня для дочки миллионера

Глава 2

Я прихожу в школу в плохом настроении. Чутьё подсказывает, что ничем хорошим этот день не закончится.

— Вика, тебя Анатолий Павлович к себе вызывает, — полушёпотом сообщает Алла, учительница биологии. Мы с ней хорошо ладим, можно сказать, что она — моя единственная подруга в школе. С остальными коллегами мы общаемся только на рабочие темы, так уж сложилось.

— Это не подождёт? — бросаю взгляд на часы. До первого урока осталось десять минут.

— Нет, Палыч говорит, дело срочное. Он нервный какой-то с утра. Даже не знаю, что за муха его укусила.

Алла смотрит на меня с сочувствием. Она понимает, что это плохой знак. Я работаю здесь чуть больше года, со своими обязанностями справляюсь, на рожон не лезу, ни с кем не конфликтую, чтобы не потерять хорошую должность. Это не простая общеобразовательная школа, а частное заведение. Я получаю достойную зарплату, в других местах мне ничего подобного не светит.

Внутри всё сжимается от тревоги, когда я захожу в кабинет директора. Анатолий Павлович угрюмо и долго меня рассматривает, отчего я совсем теряюсь. Сажусь в кресло, руки на коленях складываю, застываю в ожидании приговора. Нутром чую, что ничего хорошего мне не светит. Директор тяжело вздыхает, нарушая звенящую тишину.

— Мне жаль это говорить, но ты уволена.

— За что? — вскидываю голову. Я ожидала выговор или штраф, но никак не увольнение. Это несправедливо!

— Сама знаешь, — кривится Анатолий Павлович. — Я ничем не могу тебе помочь.

— Это из-за Владимира Громова?

— Да.

— Я признаю, что поступила опрометчиво, но это больше не повторится! Ксюша плакала, я всего лишь хотела успокоить расстроенную девочку.

— Твои мотивы не важны, Виктория, — вздыхает Анатолий Павлович. — Я не могу поступить иначе. Громов спонсирует нашу школу. Он ясно дал понять: или ты увольняешься, или он переводит свою дочь в другое учебное заведение, тем самым лишая нас огромной суммы. Мне жаль…

— Но я ничего плохого не сделала, — говорю, заранее понимая, что всё бесполезно. Богатые люди всегда топтали бедных. Стоит перейти дорогу таким, как Громов, и твоя карьера в один миг будет разрушена.

— Понимаю, — кивает Анатолий Павлович, его лицо бледнеет. — Но и ты меня пойми: нужно быть сумасшедшим, чтобы отказаться от финансовой помощи Громова.

— Я подвела Евгения Леонидовича, — вздыхаю, остро чувствуя свою вину.

Полтора года назад я писала у него дипломную работу. Перед защитой Евгений Леонидович спросил о моих планах на будущее. Я тогда не работала и каждый день ждала, что Паша сделает мне предложение. Вот выйду замуж — потом об официальном трудоустройстве задумаюсь. Я озвучила свои планы Евгению Леонидовичу. Он головой разочарованно покачал и сообщил, что в одну частную школу требуется учитель английского языка. Я, немного подумав, согласилась. Не могла больше сидеть дома и ждать у моря погоды.

— Ничего подобного, — сердится директор. Они с Евгением Леонидовичем старые друзья. — Ты никого не подвела.

— Угу, — усмехаюсь грустно. — Спасибо вам за доброту и понимание, Анатолий Павлович.

— Не нужно, — отмахивается он.

— Я должна отрабатывать две недели? — спрашиваю с надеждой. Я не готова так быстро распрощаться со школой и учениками.

— Нет, — отводит взгляд директор. — Ты свободна.

— А как же уроки? У меня сейчас девятый класс…

— У них будет классный час вместо английского, — откашливается Анатолий Павлович. — Мы уже ищем тебе замену… Всё, иди, Виктория, не трави душу.

Он отворачивается, делает вид, что очень занят проверкой каких-то бумажек. Я поднимаюсь и выхожу из кабинета директора. Звенит звонок. По привычке дёргаюсь, боясь, что опоздаю на занятие. Но всё осталось в прошлом. Моя жизнь изменилась за несколько часов. Разве так бывает? Что я скажу Паше? Евгению Леонидовичу? Родителям? Я всех подвела.

— Виктория Андреевна! — слышу знакомый детский голос. Ко мне подбегает взволнованная Ксюша. — С вами всё хорошо?

— Терпимо, — отвечаю я. Не хватало ещё ребёнка загрузить своими проблемами. — Лучше скажи, как твои дела?

— Тётя Рита до сих пор болеет, — вздыхает девочка. — Поэтому в школу меня папа привёз. Он сегодня в хорошем настроении. И он больше на вас не сердится. Честно-честно, он сам сказал!

— Это хорошо, — улыбаюсь я, не желая расстраивать Ксюшу. — Извини, мне надо идти.

— Мне тоже. До встречи, Виктория Андреевна, — и она бежит по коридору, смешно подпрыгивая и размахивая небольшим портфелем.

Удивительно, что у такой обаятельной умной малышки оказались такие неприятные родители. Я собираюсь вернуться в учительскую и собрать личные вещи, но от внезапной догадки замираю на секунду, а затем мчусь на выход. Если Ксюшу привозил её отец, велика вероятность, что он всё ещё здесь.

Вылетаю на улицу, бегу в сторону парковки. Владимир как раз подходит к чёрной машине. Терять мне больше нечего, поэтому я выкрикиваю его имя. Громов медленно оборачивается. На его лице мелькает удивление, а затем непроницаемая холодная маска вновь сковывает красивые черты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что тебе надо? — недовольно спрашивает он.

— Хоть капельку уважения — это во-первых, — на эмоциях бросаю я. — А во-вторых, в глаза вам посмотреть захотелось. Что, гордитесь собой, да? Уволить девушку только за то, что она проявила внимание к вашей дочери, — это настоящий мужской поступок, не так ли? Впору друзьям об этом рассказывать. Смотрите, какой я классный — одним взмахом руки чужие жизни разрушаю.

— Всё сказала? — спокойно уточняет Владимир. Ни один мускул не дрогнул на его лице, будто он вообще меня не слушал.

— Нет, не всё. Ксюшу вы тоже будете в подобном ключе воспитывать? Да? Хороший же вы ей пример показываете. Не проявляй человечность, не помогай ближним, не твори добро — иначе от тебя избавятся на следующий же день! Уволят в разгар учебного года.

Владимир смотрит куда-то за мою спину, и его лицо оживает: в глазах мелькает замешательство, брови взлетают вверх. Он делает шаг вперёд.

— Папочка, это правда? — тонким голоском спрашивает Ксюша. Она недоверчиво смотрит на Владимира, затем на меня. В её чистом взгляде столько надежды, она ждёт, что мы опровергнем её догадку, скажем, что она неправильно всё поняла.

— Ты должна быть на уроке, — хмурится Владимир, пытаясь скрыть растерянность.

— Я забыла форму в машине. У нас физкультура сегодня, — бормочет Ксюша. — Так это правда? Ты уволил Викторию Андреевну?

— Нет. Её уволил директор школы.

— Но ведь по твоей просьбе, да?

— Дела взрослых тебя не касаются, — складывает руки на груди Владимир.

Ксюша мотает головой, всхлипывает и кричит:

— Ты всегда так делаешь! Прогоняешь хороших людей!

— Ксюш… — Владимир делает ещё один шаг ей навстречу, но девочка вскидывает руку, словно хочет остановить отца, а затем надрывно всхлипывает и бежит обратно в школу.

Владимир потерянно смотрит ей вслед, и я снова думаю о том, что на самом деле он очень любит Ксюшу, только выражать свои чувства не умеет. Этим страдают многие мужчины. Не научили их быть открытыми в своих эмоциях.

— Ну почему вы застыли, как памятник? Догоните Ксюшу, она в вас нуждается, — говорю я, подавив внутренний протест. На Громова мне плевать, а вот его дочь мне почему-то в самое сердце проникла. Искренняя очень девочка, добрая.

— Мне твои советы не нужны, — с пренебрежением бросает Владимир. Взгляд его по-прежнему направлен в сторону школы.

— А зря. К умным людям не грех прислушаться, — пожимаю я плечами.

Как жаль, что Громов такой упрямый самодур. Но злиться больше не могу. Надломленность в его взгляде обескураживает. Всё же ничто человеческое ему не чуждо. Вздохнув, я понимаю, что делать мне здесь больше нечего. Разворачиваюсь, иду в школу, но перед тем, как открыть двери, бросаю взгляд на парковку. Владимир садится в машину. За Ксюшей он так и не пошёл.

— Уволили? Тебя? — мама хватается за сердце, смотрит на меня с недоумением и толикой разочарования. — Но за что?

— Я перешла дорогу одному богатому человеку, — уклончиво отвечаю ей.

Развивать эту тему совсем не хочется, потому что мама моё поведение не одобрит. Она живёт по принципу: не высовывайся, не спорь, не нарушай правила, не показывай свой характер, иначе тебя обязательно кто-нибудь обидит. Я её взгляды на мир не разделяю, хотя во многом она права. Не пойди я вопреки правилам, осталась бы на хорошей высокооплачиваемой работе. Но что сделано, того не вернуть. Надо о будущем думать.

— Разве я тебя этому учила? — неодобрительно качает головой мама.

— О сделанном я не жалею, — взмахиваю рукой. — Ничего страшного не случилось. Найду новую работу, ещё лучше предыдущей. А деньги у меня есть, не зря ведь на чёрный день откладывала.

— А Паша что? Он знает о твоём увольнении?

— Ещё нет.

О том, что он тоже лишился работы, я решаю пока не говорить. Хватит с мамы потрясений.

— Был бы он путёвым мужиком, тебе бы и работать не пришлось, — поджимает губы мама. Снова заводит свою шарманку. — А то бармен он, видите ли. Да раньше таких профессий не было!

— Мам…

— Ну что ты мамкаешь? — распаляется она. — Когда замуж тебя твой Паша позовёт? Сколько лет вы уже вместе?

— Восемь, — нехотя отвечаю я. Мама вновь поднимает болезненную тему. Я давно хочу, чтобы от меня отстали родственники, которые при каждом удобном случае спрашивают о свадьбе и детях. И на животик так выразительно поглядывают, мол, когда ты уже созреешь. Это ранит… Я и сама мечтаю о браке и полноценной семье, но Паша хочет для начала на ноги встать, денег хороших подзаработать, а потом уже в загс идти.

— Восемь? Я думала, что семь, — мама наливает себе чай, вынимает пакетик и кладёт его на блюдечко. Никак не отучу её от этой глупой привычки — использовать один чайный пакетик по два-три раза.

— Давай не будем, — прошу я. Сейчас снова начнётся: все твои подружки уже замуж выскочили, а ты одна в девках сидишь. Хотя мне всего лишь двадцать шесть, успею в загсе побывать.

— А почему это не будем? — возмущается мама. — У Пашки твоего совести нет. Ты ему и жрать готовишь, и стираешь его одежду, и рубашки гладишь, и вообще ты у меня умница и красавица, да любой бы мужик от такой девушки не отказался! А Павел нос воротит, все твои старания как данность воспринимает. Нельзя так, милая. Вообще до свадьбы лучше с мужчиной не жить, я тебя предупреждала. Они привыкают к хорошему и не понимают, зачем им жениться, если за ними ухаживают и без штампа в паспорте.

Да-да, мама у меня противоречивая натура. С одной стороны она говорит, что нужно быть тише воды, ниже травы, когда дело касается начальства или так называемых богачей, а с другой — она считает нас, женщин, сильным полом. А мужчин — неразумными детьми, которых следует воспитывать и вообще держать в железных рукавицах. На этой почве мы часто ссоримся. Паша главный в наших отношениях, именно он распоряжается семейным бюджетом и принимает важные решения. Мне такая модель ближе. Да и мама всю жизнь придерживалась таких же взглядов, но когда отца сократили — она изменилась. Перестала его уважать, помыкает им, даже оскорбляет иногда. А папа смиренно терпит. Кажется, после увольнения ему на всё плевать.

— Мам, мы с Пашей сами разберёмся, когда в загс идти, — говорю я раздражённым тоном.

— Да ничего вы не разберётесь! Слушай меня, как надо делать, — переходит мама на заговорщический шёпот. — Перестань предохраняться. Ребёночек вам нужен. Тогда Паша сразу тебя замуж позовёт, вот увидишь.

Мне становится физически плохо от её совета. К горлу подкатывает тошнота, а перед глазами двоится. Мама не знает, какую боль мне причиняют её необдуманные слова. Если бы я могла забеременеть… Я мотаю головой, запрещая себе вспоминать то ужасное утро.

— Нет, мам, по залёту я замуж выходить не собираюсь, — через силу говорю я. — Мне пора идти. Папу точно не стоит ждать?

— Он на своих гаражах сейчас, с друзьями по несчастью.

Она имеет в виду его коллег по работе, которых тоже несправедливо уволили. Под мамины разглагольствования я иду в коридор, обуваюсь и, обняв её на прощание, выбегаю на улицу. Серые тучи возвещают о скором дожде. Родители живут за городом, поэтому домой я добираюсь полтора часа.

Захожу в супермаркет, чтобы купить свежих овощей. Мысли заняты обдумыванием сытного обеда, так что я не сразу замечаю чёрный седан у подъезда. И только знакомый голос выводит меня из некоего подобия транса.

— Где Ксюша? — сразу спрашивает Владимир.

Я замираю и таращусь на него в немом удивлении. Почему он здесь? Что случилось с его дочкой?

— Не знаю. Я только вернулась от родителей…

— Не ври мне! — повышает голос Владимир. Возмутиться я не успеваю, потому что вовремя замечаю — он не в себе. Зрачки расширены, лицо бледное, челюсти плотно сжаты, движения нервные, резкие. Он напуган. Мне становится не по себе.

— Я не вру. Я и правда не знаю, что с Ксюшей. Она сбежала?

— Да, — кивает Громов. Кажется, что он теряет последнюю надежду, и его плечи опускаются. — Ты говорила с ней после того, как я уехал?

— Нет.

Я действительно хотела найти Ксюшу и успокоить девочку, но ни в коридоре, ни в туалете её не было. Я заглянула в класс, где проходил урок математики. Ксюша сидела за партой, подперев подбородок ладонью, и слушала учителя. Подозвать её к себе я не рискнула, побоялась, что Владимир ещё что-нибудь придумает. Например, подговорит директора написать мне плохое рекомендательное письмо. Вряд ли, конечно, но нарываться не стоит. Я выучила урок.

— Она сбежала со школы. Я обратился в полицию, её уже ищут.

— И вы подумали, что я забрала к себе чужого ребёнка? — возмущённо спрашиваю Владимира.

— Я перебирал любые варианты. Кто ж тебя знает, — кривится он.

— Как видите, я ни при чём.

Владимир ничего не отвечает. Идёт к своей машине, дверь открывает. Не задумываясь, я бегу к нему и прошу:

— Я могу позвонить вам вечером, узнать, что с Ксюшей?

Он только брови удивлённо приподнимает, а затем, не сказав ни слова, садится в машину и уезжает! Другого я в принципе не ожидала, но попробовать стоило. Ксюша мне не безразлична. Бедный ребёнок. Вопрос только, куда делась её мать? Почему о Ксюше переживает один Владимир? Развод — это, конечно, болезненная процедура, но дочка-то при чём?

Я какое-то время смотрю вслед уехавшей машине, а потом заставляю себя достать ключи из кармана и открыть дверь подъезда. Пашка сидит у компьютера, играет в танчики. Даже не встречает меня, только кивает, когда я захожу в комнату и переодеваюсь.

Иду на кухню, готовлю мясо по-французски, а у самой сердце не на месте. Нашлась Ксюша или нет? Куда она вообще могла пойти? Маленький семилетний ребёнок в огромном городе — от одной мысли об этом ледяные мурашки бегут по спине.

— А ты чего такая смурная? — спрашивает Пашка, уминая сытный обед.

— Да так, ученица одна со школы сбежала. Найти никак не могут.

— Разве у вас там нет охраны?

— Есть, конечно, но они тоже люди. Да и через чёрный ход можно уйти. Или окно. Старшеклассники вечно этим пользуются и прогуливают уроки физкультуры.

— Да уж, а ещё элитная школа называется, — хмыкает Паша.

Вымыв посуду и закинув стирку, я достаю телефон. Пару недель назад я пыталась связаться с Владимиром, чтобы обсудить с ним состояние Ксюши. Тогда он на мои звонки не ответил.

Кладу мобильный на стол. Ещё слишком рано.

— Паш, мне нужно тебе кое-что рассказать, — вздыхаю я, заламывая руки. — Меня уволили.

Вкратце описываю ситуацию. У меня голос дрожит, так паршиво я себя давно не чувствовала. Оказывается, я успела привыкнуть к работе, без неё будет сложно. И не только в финансовом плане.

— Громов этот, конечно, паскуда редкостная, — говорит Пашка сквозь стиснутые зубы. — Ненавижу таких всесильных царьков. Попробовали бы они в реальном мире пожить, сразу бы гонор поубавился.

— Паш, к чему ты это?

— Да так, просто, — он крепко сжимает мою руку. — Ничего страшного, Викусь, ты у меня умница, быстро новую работу найдёшь. А эта якобы элитная школа мне никогда не нравилась, правила в ней какие-то глупые. С детства роботов воспитывают. Ну куда это годится?

Я только киваю. Паша не силён в поддержке, но он хотя бы пытается меня успокоить.

Когда за окном начинает темнеть, я хватаю молчащий телефон и набираю номер Владимира. Очень надеюсь, что он возьмёт трубку.

Долгие гудки, после которых раздаётся сухое:

— Да, слушаю.

— Это Виктория, учительница… то есть бывшая учительница Ксюши. Я предупреждала, что позвоню...

— Пап, кто там? — доносится из трубки. Облегчённо выдыхаю. Нашлась.

— С Ксюшей всё в порядке. Больше мне не звоните!

Подхожу к окну и улыбаюсь чему-то. Ксюшу нашли, это самое главное. Надеюсь, эта ситуация заставит Владимира задуматься о том, правильно ли он воспитывает дочь. Как там сказала малышка? Отец прогоняет всех, кто ей дорог. Может, это касается и матери Ксюши? Он выгнал её из дома?

Останавливаю себя. Это не моё дело. Да и Ксюша больше не моя ученица. Нужно искать работу, а не о чужих детях думать.