Нюргун Боотур Стремительный

Издревле

Истоки берет —

Далеко

Олонхо течет!

При запеве родившееся дитя

Бегает, кувыркаясь, теперь…

Взвыл Уот Усуму,

Ускользнуть не успел.

Халбас-Хара

Хлестнул, улетел…

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне

Юрюнг Уолан удалой

С молодою своей женой,

С поезжанами и родней

Приехал в долину Кыладыкы,

Где простерлась его земля —

О восьми окоемах ширь,

О семи ободьях простор,

Где неистово взлетают пески,

Голосистые задувают ветра…

Под сенью древних дерев,

У синей опушки лесной,

На восточной блистающей стороне,

Где спускается с высоты,

Одаряя щедро своих детей,

Жизнедарящая Иэйэхсит,

Снял Юрюнг Уолан с седла

Светлоликую Туйаарыму Куо,

Прекрасную подругу свою,

И, за руку взяв ее,

Сердечную хвалу вознося

Покровительнице своей,

Могучей матери Айыысыт,

Благодарностью и добром помянув

Благодатную Аан Алахчын,

По тропинке, устланной

Свежей травой —

Восьмиветвистою осокой,

К солнцу лицом обратясь,

Тихой поступью

Супругу свою

По кругу три раза обвел

Вокруг резного столба

Коновязи большой,

Украшенного семью

Пучками жертвенных

Конских грив.

Тут, с отгонных лугов, с берегов

Девяти многоводных рек,

Из урочищ восьми ручьев

Пригнали белый ржущий поток,

Пригнали черный мычащий поток,

Чтоб на славу устроить пир.

Ввел жену Юрюнг Уолан,

Обвив ей руки свежей травой,

В просторный серебряный дом

Под кровлею золотой,

А там домочадцы его

Перед пылающим очагом

Поднесли им высокий чорон,

Пенящийся кумысом.

Вкруг очага Юрюнг Уолан

Обвел молодую жену,

Достойную подругу свою,

Любовно ее усадил

На почетном ороне своем,

На покрове из шкур

Чернобурых лис.

Повалили без счета

Молодых кобылиц,

Зарезали тучных коров,

Поставили котлы на огонь,

Угощенье обильное для гостей

Приготовили, начали пир…

Гости досыта

Угощались там

Жирною едою мясной,

Крепким густым кумысом

Прохладили горло свое,

Взбодрили усталый дух,

Восемь дней пировали подряд…

…После праздника, на девятый день,

Ветер западный налетел,

Внезапно снег повалил,

Белая закипела пурга,

Град загремел,

Ураган зашумел…

Из клубящихся облаков,

Из летящей мути и мглы,

Выдохнув из пасти огонь,

Вылетел огненный змей

И, девятирядную стену жилья

Развалив ударом хвоста,

Ясноликую Туйаарыму Куо

За девятисаженную косу схватив,

Поднял на воздух,

Умчал в высоту,

Кричащую громко унес

В вихрящийся темный провал

Бесноватых южных небес.

Услыхав чей-то грозный рев,

Услыхав пронзительный жалобный крик

Пропавшей своей жены,

Бедняга Юрюнг Уолан

Поглядел растерянно по сторонам,

На ноги проворно вскочил,

Выбежал на широкий двор,

Всю долину Кыладыкы

Вдоль и поперек обежал;

Ища Туйаарыму Куо,

Кричал, призывал ее —

Ответа не услыхал…

Так он сразу все потерял!

Восьмигранную землю-мать

За девять суток обрыскал он —

Ни следа нигде не нашел.

Сокрушился могучий дух,

Помрачился разум его.

Горько плача,

Громко крича,

Обезумевший Юрюнг Уолан

Куда глаза глядят убежал,

Пропал неведомо где…

Уот Усуму Тонг Дуурай

Добычу свою — Туйаарыму Куо

По воздуху унося,

Оставляя огненный след,

Все небо, как молния, пересек

И опустился за край земли

На черной, другой стороне

Ненасытно алчных

Южных небес,

На восточном сумрачном берегу

Моря Энгсэли-Кулахай,

На северной стороне

Колдовского поля Хонгкурутта,

Где обитали абаасы,

Лопотавшие, как стая гагар,

На неведомом языке.

Посреди колдовского поля того

Вертелся железный дом;

Кубарем, ни на чем не держась,

В сумраке, лязгая и грохоча,

Вверх подпорками, крышей вниз,

Черное кружилось жилье.

Топнул ногой Уот Усуму, —

Тут же, повинуясь ему,

Перестал вертеться железный дом,

Твердо на лапы встал.

На крыше дома

Открылась дыра.

Через ту дыру

Уот Усуму

Пленницу в дом втащил;

Бросил на железный орон

Подстилку, сшитую кое-как

Из облезлых, содранных с падали шкур

Эти шкуры, снятые с лошадей,

Околевших от шатуна,

Висели в прежние времена

На жертвенных деревах,

Проклинаемые людьми…

Проворно Уот Усуму

С подстилки руками смахнул,

Ладонями раздавил

Нечисть разную —

Вшей и блох,

Как лягушки, попрыгавших по углам,

Разбежавшихся, как жуки.

От нетерпенья дрожа,

Стал Уот Усуму принуждать

Прекрасную Туйаарыму Куо

Лечь на железный орон,

Ложе с ним разделить.

Опомнись, хозяин-тойон!

Одумайся, что затеял ты!

Обезумел ты вовсе, видать,

С беременной хочешь спать?

Благородный твой род

Тебя проклянет,

Отпрыски священных небес

Отрекутся навек от тебя,

Брезговать будут тобой,

Коль прикоснешься ты

К телу нечистому моему!

Обитатели высоких небес

Проклятьями так очернят

Твой лучезарный лик,

Что противно будет смотреть на тебя!

А когда священное тело мое

От бремени очистится, наконец,

Тогда не будет греха,

Тогда не будет помех

Нам с тобою

Ложе делить…

А теперь меня касаться нельзя!

Три дня, не больше, пройдет —

Наступят муки мои,

Откроется утроба моя.

Призывая сильную Айыысыт,

Буду я стонать и кричать;

Призывая защитницу Иэйэхсит,

От натуги всем надрываясь нутром,

Разламываясь в костях,

Дитя я стану рожать…

Ты хозяином добрым будь,

Ты поди — мне пищу добудь,

Убоину свежую принеси,

Горячим мясом меня накорми,

Голодом не умори!

Год меня целый корми

Горячей пищей мясной!

А иначе — солнечные племена,

Узнав, что меня ты держишь в нужде,

Серым псам на забаву

Бросят тебя,

Пестрым псам

На посмешище отдадут! —

Так, лукавой речью своей

Обманывая врага,

Приказывала она —

Прекрасная дочь айыы.

Угрюмо слушал

Уот Усуму,

В сторону отвернувшись лицом.

Хлопнув по колену себя,

Прикрывая зубастый рот,

Надумал, вымолвил, наконец.

Вот напасть какая!

Вот так беда!

Наконец-то я

Залучил тебя,

А прикасаться к тебе не могу…

Покамест не опростаешься ты,

Сторожить я должен тебя!

Да еще удастся ли мне

Дожить до заветного дня?

По следам моим рыщет враг,

Он — того и гляди — налетит,

Толстое темя мое разобьет…

Чем буду тебя кормить?

Червивую падаль — пищу мою

Чистая женщина — ты

Пожалуй, в рот не возьмешь.

Мясо свежее нужно тебе,

А у нас его негде взять.

Только у Куохтуйа Хотун —

У матери достойной моей —

На отгуле кобыла припасена

С красною полосой на спине,

Прожорливая, как целый табун,

Бьющая копытами наповал,

Не дающаяся никому,

Не объезженная никем.

Мать моя кобылу добром не отдаст, —

Мне придется ее украсть

И зарезать, и освежевать для тебя.

Как проведает Куохтуйа Хотун,

Кто заветную кобылу украл,

То навек она проклянет меня

Огненным проклятьем своим… —

Так Уот Усуму говорил,

А втайне раздумывал он:

«Такую женщину взяв,

Такую красавицу раздобыв,

Подожду — пускай рожает она…

Девочку, мальчика ли родит,

Я ребеночка украду,

Заживо — с косточками — сожру!»

Тут Уот Усуму

Посинел, почернел,

Превратился в дым

И пропал.

У прекрасной Туйаарымы Куо —

Два ли, три

Миновало дня —

Кровь от боли к щекам прилила,

По обоим пахам ее

Будто огонь побежал,

Схватки первые начались,

Судороги охватили ее…

Извиваться в муках стала она,

Задыхаться стала она,

Громко, сквозь слезы, звать

Добрую Айыысыт,

Со стоном на помощь

Звать начала

Сострадательную Иэйэхсит.

Аай-аайбын! Ыай-ыайбын!

Я — отпрыск небесных айыы —

В страшной неволе обречена

В тяжких мученьях рожать

Первенца моего

С перевернутою судьбой!

Видно, проклято в утробе моей

Еще неродившееся дитя,

Если пропасть ему суждено

В пасти изверга Уот Усуму!

За что такая обида мне?

Слышите ли меня!

Защитница рожениц молодых,

Добрая Иэйэхсит,

Ласково ко мне повернись!

Ты, всесильная Айыысыт,

Тихо ко мне сойди,

Жалостливо на меня погляди!

Счастье наворожившая мне,

Нагадавшая высокий удел

Дитяти бедному моему,

Добрая Айыысыт,

Светлая Иэйэхсит,

Защитите первенца моего

От пасти абаасы!

Придите!

Примите дитя

В нежные ладони свои!

Скройте его,

Спрячьте его,

Унесите отсюда его!

Пусть я лучше умру в родах,

Не увидев дитя свое,

Лишь бы не попало оно

Невидимке лютому в пасть!

К вашей силе

Взываю теперь.

Я сама — творенье айыы,

О помощи вас

Умоляю теперь!

Уруй-айхал!

Усун-туску! —

Так навзрыд пропела она,

Так отчаянно прозвенел в тишине

Словно серебряный бубенец,

Слабеющий голос ее.

Этой песни горестной

Вестник-дух

Далеко, высоко взлетел

И, в бубенчик серебряный превратясь,

Жалобно пропел, прозвенел

Над ухом доброй Иэйэхсит,

Над самою головой

Сильной Айыысыт.

Вздрогнула Иэйэхсит,

Встрепенулась Айыысыт,

Воспрянула, говоря:

— Как жалобно бубенчик поет,

Как отчаянно умоляя, звучит!

Да неужто допустим мы,

Чтоб незыблемую судьбу

Потомка солнечной ветви айыы,

Первенца уранхай-саха

Опрокинул абаасы! —

Встала могучая Айыысыт,

Бросила на священный очаг

Желтого масла кусок.

Только вспыхнул

Синий огонь в очаге,

Она превратилась в дым

И взлетела, клубясь, в высоту;

Прилетела в короткий срок

На дальний пагубный край

Западной стороны,

Что лежит у крайней черты

Восьмигранной средней земли,

Где под крутым обрывом кипит

Соленого моря пасть,

Где подземное море шумит,

Где свирепое море

Прибоем гремит,

Где лютые вьюги ревут…

Там — в разрывах

Толщи земной

Ледяные сверкают швы,

А кругом без края и без конца

Красные залегают пески…

А дальше зеленые травы блестят,

Разрывая белой глины пласты,

Острая осока растет.

А дальше — до облаков

Громоздятся балки

Каменных гор,

Подымаются до желтых небес

Подпоры железных гор,

Высятся до белых небес

Укрепы

Несокрушимых гор…

Торчит

На краю земли

Хитро сколоченный дом,

О тридцати хоромах жилье

Одинокой старухи-абаасы

Тимир Дьэгэликээн…

Увидела Айыысыт,

Что бабка Дьэгэликээн,

Ноги тощие протянув

Поперек хребта полосатой горы,

Валяется возле жилья своего —

От голода еле жива;

Что уже изгрызла она

Набедренники свои,

Сшитые из облезлых шкур

Околевших от язвы коров,

Что заразные проглотила она

Кожаные рукавицы свои,

Что, давясь, дожевывает она

Рваную шапку свою

Из кожи дохлых телят…

Окликнула бабку Айыысыт,

Из облака дымного своего

Голос ей подала.

Алаатанг! Улаатанг!

Что с тобой?

С голодухи, что ль

У старухи мудрой такой

Не осталось толку в башке?

Чем валяться,

Вытянувшись поперек

Выступа этой славной горы,

Похожей на девятилетка-быка

С белым брюхом,

С пятном на лбу,

Выставившего копья-рога,

Вздыбленного тяжело,

Грозного в пору случки своей;

Чем валяться без дела,

Штаны грызя —

Сшитые из заразных шкур,

Да от голода околевать,

Поглядела бы ты поскорей,

Что делается сейчас

По другую сторону вихревых,

Бесноватых южных небес!

Силою семидесяти семи

Хитростей колдовских,

Силою восьмидесяти восьми

Всяческих уловок своих,

Девяноста и девяти

Чародейных плутней своих,

С помощью ста двадцати

Способов коварных своих,

Увидала бы ты,

Услыхала бы ты,

Как в железном доме Уот Усуму

Похищенная воровски —

Прекрасная Туйаарыма Куо,

Выпрастывая утробу свою,

Криком кричит сейчас,

Рожает богатыря…

Уот-Усуму

Притаился, ждет;

Только она родит,

Тут же он младенца сожрет!

Если бы выкрала ты дитя

И три дня, три ночи подряд,

В трех колыбелях железных твоих

Раскачивая широко,

Баюкала бы его,

Он вырос бы за три дня,

Вышел бы из него богатырь,

Великий охотник и зверолов!

Он стрелял бы озерных птиц,

Позвоночники бы ломал

Рогатым лесным зверям;

Горы дичи он бы тебе приносил,

Досыта кормил бы тебя,

Счастливо бы ты жила…

Коли спросишь —

Кто с тобой говорит,

Я отвечу —

Я вестница духа слов,

Рожденная в западной стороне,

Посланная к тебе,

По имени Чыыбыстаан Куо! —

Так, настоящее имя скрыв,

Звенящим голосом Айыысыт

Пропела песню свою.

Добрую эту весть услыхав,

Бедная старуха-абаасы

Будет ли на месте сидеть?

Выронила из рук

Недогрызенную шапку свою

Старуха Тимир Дьэгэликээн,

Хлопнула по бедрам себя,

На корточки поднялась,

Завертелась на месте волчком;

И кубарем покатясь,

В коршуна превратилась она —

В Кюлюгюр Хардааччы.

Вытянула, изогнув,

Трехсаженную шею свою,

Круглые выпучила глаза,

Как медные два котла;

Железные перья

Дыбом подняв,

Колючие ощетинив шипы,

Черным кованым клювом своим

Пронзительно клекоча,

К небу пасмурному,

Где неслись на ветру

Клочковатые облака,

Крыльями взлохмаченными взмахнув,

Растопырясь, как земляная гора,

Тяжело взлетела она

И в завихряющийся провал

Ревущего южного неба влетев,

Опустилась на поле колдовском

У края долины Хонгкурутта,

У обрывистых берегов

Моря Энгсэли-Кулахай,

У логова Уот Усуму,

У железного дома его;

Просунула голову в дверь,

Разинула черный клюв,

Всей пустой утробой рыча,

Медным щелкая языком,

Раскатисто клекоча.

Прекрасная Туйаарыма Куо,

От страха отчаянно закричав,

Понатужилась,

Напряглась;

И вдруг из утробы ее

Выскочил мальчик

В длинных кудрях,

Рассыпавшихся по плечам;

Как жеребенок дрожа,

Отряхнулся, на ноги стал

И проворно сам побежал

Прямо к старухе Дьэгэликээн.

Увидал ребенка

Уот Усуму.

Погнался было за ним,

Да впопыхах

Запнулся, упал.

Видя, что младенца, схватив,

Огромный коршун унес,

Так Уот Усуму завопил,

Что полнеба

Треснуло, загремев

От страшного крика его.

Стой, мерзавка!

Вот я тебя ухвачу,

Глотку твою разорву,

Шею тебе сверну,

Покажу тебе,

Как воровать

Из-под носу у меня

Лакомые куски!..

Брюхо я тебе распорю! —

Вскочил Уот Усуму,

За старухою погнался…

А старуха, взлетев

На выступ горы,

Заклинанье пробормотав,

Пробуравила сквозную дыру,

Прорыла своим колдовством

Восемь подземных

Глубоких ходов,

Пробила сквозь толщу земли

Семь проходов в семи местах

И опустилась, гремя,

На крыльях железных своих

В преисподнюю —

В глубокую падь,

Где ядовитый клубится пар

Над озером Улахан-Кудулу,

Где на черных сучьях дерев,

Челюсти ощеря, торчат

Черепа убитых богатырей,

Головы женщин висят,

Косы длинные уронив,

Где вороны в чаще кричат,

Где медведи бродят, рычат,

Где на ветках кровь запеклась…

Старуха Дьэгэликээн,

Взъерошенные крылья свои

С грохотом распластав,

В глубокое опустилась жерло

Огненной, дымной горы,

Где скрипели три

Колыбели ее,

Дверцами трясучими дребезжа…

Только что хотела она

В колыбель дитя уложить,

Подлетела добрая Айыысыт

И, младенца вырвав у ней,

В ладони крепкие взяв,

В солнечный мир

Его унесла —

На крутой загривок Средней земли,

Где ничто не грозило ему,

Где ничья не ступала нога.

Там — в глиняном домике,

В теплом гнезде

Уложила младенца спать…

Спал малыш,

Вырастал во сне;

Проснулся, есть захотел.

Вышел из дому,

Огляделся вокруг;

Выломал сук,

Согнул себе лук,

Стал озерную птицу стрелять,

Стал охотой дичь добывать.

Счета времени он не знал,

Сколько прожил — не ведал о том…

А подросши,

Раздумывать начал он:

— Кто я?

Откуда я?

Если бы я сверху пришел —

С облачных белых небес —

Был бы сверху на мне

На три пальца снег…

Если бы я снизу пришел —

Из подземной пропасти ледяной —

Был бы снизу лед

На шесть пальцев на мне…

Если бы на привольной земле —

В Среднем мире родился я,

Не был бы я одинок, —

Был бы лысеющий

Отец у меня,

Была бы седеющая

Мать у меня!

На обильных пастбищах

Дальних стран,

В травянистых долинах

Иных земель

Тоже, наверно,

Люди живут,

Похожие на меня,

Бегающие на двух ногах,

Двухглазые,

С открытым лицом!

Должен я

Других людей отыскать,

Должен я обо всем

У них расспросить…

Может быть, расскажут они —

Кто отец мой,

Кто мать моя?

Может быть, укажут они —

Где племя мое живет?

Сколько я вокруг ни гляжу,

Здесь один только я брожу…

А кругом — у зверей, у птиц —

Рождаются, что ни год,

Звереныши и птенцы;

Матерью рождены,

Вырастают в родном гнезде,

Играя, бегают по полям,

Стаями кружатся в высоте…

Или я один на земле

Иначе сотворен? —

Молвив эти слова,

Одинокий малыш

Прямо на восток побежал,

Нагишом, как был,

Босиком полетел…

Он приход весны

По дождям узнавал,

Он приход зимы

По снегам узнавал.

По степям и холмам пробежав,

Пробираясь через лесной бурелом,

По кочкам прыгая через топь,

По болотам черным пройдя,

До холодной тундры дошел;

Долго ль странствовал —

Того и не знал…

До такого места

Добрался он,

Где восточного неба

Крапчатый край

Перистые облака опускал

К поднятому краю земли,

Где земля и небо сошлись,

Прошитые швом двойным,

Где на привольном мысу —

У слиянья трех говорливых рек,

Кипенем клокоча,

Изобилье белое разлилось,

Где, золотом на солнце горя,

Изобилье желтое поднялось,

Где узлом сплетались

Девять дорог,

Где, сбегая с гор

На привольный простор,

Пересекались восемь дорог.

Оглядясь, увидал малыш —

На необозримом просторе том,

На равнине широкой той,

На поле золотом —

Величавый, красный

Глиняный холм;

А на глиняном, высоком холме

Девять могучих елей росли;

А на елях этих густых,

На вековых крестовинах их

Красовалось девять

Сверкающих гнезд.

Остановился малыш,

Присмотрелся и разглядел,

Что в сверкающих этих

Гнездах сидят,

Глядя ласково на него,

Девять прекрасных

Небесных сестер —

Девять девушек рода айыы.

Обрадовался одинокий малыш,

Что живых людей повстречал,

Трижды он поклонился им

И такое слово сказал.

Кэр-буу! Кэр-буу!

Качающиеся на высоких ветвях,

Красующиеся в гнездах своих

Прекрасные дочери Кюн Айыы,

Прилетевшие с крутого хребта

Блестящих белых небес

Дочери доброго божества,

Тетушки, сестрицы мои!

Вы, наверно, знаете,

Кто я такой?

Кто отец мой, кто моя мать?

Вы скажите — как их зовут,

Укажите — где их найти!

Если бы я сверху сошел,

На плечах моих — кажется мне —

На три пальца снег бы лежал…

Если бы я снизу пришел,

На шесть пальцев был бы

Лед подо мной…

Сколько я ни помню себя,

Я всегда на свете один…

Сколько я вокруг ни гляжу,

Вижу — каждая птица

И каждый зверь

Родятся не сами собой,

Родятся от матери и отца,

Неужель только я один

По-иному как-нибудь сотворен?

Если были отец и мать у меня —

Назовите их имена! —

Так дочерей айыы

Одинокое умоляло дитя.

Тогда-то

Девять небесных сестер

На девяти своих

Чародейных ковшах погадав,

Одинокому малышу

На счастье поворожив,

Так отвечали ему.

Уруй-айхал!

Уруй-туску!

Радуйся, наш дорогой!

Парой чутких своих ушей

Внимательно слушай нас:

Отроду хранимый рукой небес —

Отпрыск ты рода айыы!

С поводьями солнечными за спиной

Твой отец — с высоты небес

Посланный в Средний мир,

Прославленный в трех мирах,

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне

Юрюнг Уолан-богатырь!

А породили отца твоего

Живущие на хребте

Трехъярусных белых небес

Бессмертно блаженные в роде айыы

Родичи самого

Юрюнг Аар Тойона, творца

Всего, что живет на земле,

Айынга Сиэр Тойон

И Айыы Нуоралдьын Хотун.

Вот он — корень твой по отцу!

Ты достойной матерью был рожден,

Прекраснейшей на земле,

Белоликой

Туйаарымой Куо,

Которая родилась

От Саха Саарын Тойона-отца

И от Сабыйа Баай Хотун,

Прародителей сорока племен

Людей уранхай-саха!

Твою несчастную мать

Из дому отца твоего

Украл адьарай

Уот Усуму,

Похитил ее, унес

На черное небо свое.

Там и родился ты —

На самой круче

Буйных небес…

Спасла в ту пору тебя,

Из пасти Уот Усуму

Вырвала, говорят,

Силою хитрости и волшебства

Добрая Айыысыт

И в Средний мир

Унесла тебя,

В заповедный безлюдный край,

Где бы ты напасти не знал,

В безопасности подрастал…

А тебя самого зовут:

Последыш корня айыы,

Последний в роду саха

Родившийся поздно сын,

С единственным жеребенком-конем —

Ого Тулайах,

Эр Соготох,

Эриэдэл Бэргэн…

Когда адьарай

Уот Усуму

Похитил твою

Несчастную мать —

Прекрасную Туйаарыму Куо,

По ее горячим следам спеша,

По ее остывшим следам летя,

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Неукротимо свирепый в бою,

Чье имя в трех великих мирах

Страшатся произносить,

Старший брат отца твоего,

Прославленный твой дядя-тойон,

За обиду мстя,

Обитель айыы —

Блестящие небеса раскачал,

Бедствие великое учинил…

Слыхали мы,

Что судили его,

Надумав

Беду прекратить,

Грозные владыки судьбы

И посадили его верхом

На огневое Халбас-Хара,

Вихревое, погибельное вервие…

А что с ним стало —

Неведомо нам.

Твой отец несчастный

Юрюнг Уолан,

От горя сойдя с ума,

Восемь лет, не помня себя,

Бродит неведомо где,

Кружит по средней земле! —

Так, вылетев из говорящих уст

Девяти небесных сестер,

Бубенчиками эти слова

Прозвенели над головой малыша…

Выросший сиротой,

Вышедший в дальний путь

Поискать подобных себе,

Дальше устремился малыш,

В южную сторону побежал;

Словно птенчик, выпавший из гнезда,

Перепархивая с бугра на бугор,

Нагой и босой —

Стрелой полетел…

Долго ли он пробыл в пути —

Толком не заметил и сам.

Трижды выпадали снега,

Трижды наступала зима,

Трижды частые шли дожди,

Трижды зеленела весна…

Видно, три зимы,

Три лета прошло.

А пока в безлюдном краю

Пробивал он дорогу свою,

Никого в пути не встречал…

Только на третий год

Высоко над его головой

Журавлиный послышался крик,

Крылья прошумели, гремя.

Прямиком, вприпрыжку

Бежавший малыш

Приостановился на миг,

Пристально на небо поглядел;

И кружащуюся в высоте,

Прямо над головой, увидал

Прекрасную птицу-стерх.

Вытянув красные лапки свои,

Сверкая белым пером,

Открывая граненый клюв,

Человеческим голосом малышу

Пропела песню она.

Кэр-буу! Кэр-буу!

Видит ли кто-нибудь?

Слышит ли кто-нибудь?

Вот оно — выбиваясь из сил,

Одинокое, больное дитя,

Выросшее сиротой,

С рожденья родителей потеряв,

Ищет их,

Бежит — не зная куда!

По всему видать,

Повстречался мне

Последним в роду саха

Родившийся на земле

С единственным жеребенком-конем

Эр Соготох —

Дитя Сирота,

Эриэдэл Бэргэн!

Вот он бежит,

Рассекая беду

Продолговатым носом своим,

Торопится, одолевая нужду

Костлявым телом своим…

Вы, бесчисленным

Конным скотом

Обогатившие род саха,

Кюн Дьэсегей Тойон,

Кюрё Дьэсегей Хотун!

Не настала ли вам пора

С высоты небесных лугов пригнать,

Опустить на землю, отдать

Одинокому малышу

Подросшего его скакуна,

Одарить оружьем его,

Наделить одеждой его?

Если будет он босиком,

Нагишом ходить по земле,

Не нальются

Мускулы рук его,

Не окрепнут

Мускулы ног его.

На просторах мира,

На гиблых местах

Обессилев, он упадет;

В Верхнем мире,

Крутым путем проходя,

Ненароком сорвется он;

В пропасть черную —

В Нижний мир

Упадет, разобьется он!

Как безоружный,

Пеший, нагой,

Подросши, осилит он

Девятиизвилистый путь?

Как перевалит он

Перевалы заоблачных гор?

Съест его

Болотная мошкара,

Воронье расклюет его!

Послушай меня,

Последний в роду,

Покинутый на земле,

Эр Соготох —

Дитя Сирота,

Эриэдэл Бэргэн!

Западной стороною пройди,

Там найдешь

Отца твоего,

Одинокого — в дремучей тайге…

Бедного отца твоего

Ты возьми с собой,

Домой риведи!

А потом без страха ступай

На темные кручи

Тревожных небес,

По сыпучей горной тропе,

По текучей теснине той,

По дороге бед Кээхтийэ-Хаан,

Где медные кукушки торчат,

Непроезжий путь стерегут…

С заоблачной крутизны

Область горя откроется перед тобой;

На черном поле Хонгкурутта,

Близ моря Энгсэли-Кулахай,

Где невидимки-абаасы,

Как гагары, болтают, кричат

На неведомом языке,

Увидишь ты

Вертящийся дом…

Бедное, дорогое дитя

Добросердечных людей,

Тот железный вертящийся дом

Ты словом останови!

Там томится в плену

Туйаарыма Куо,

Твоя несчастная мать.

Ты выведи оттуда ее,

Вынеси в солнечный мир,

В отчий свой дом верни!

Как найдешь отца своего,

Как вернешь домой свою мать,

Ты защитника средней земли

Отыщи Нюргуна-богатыря,

Родича прославленного своего.

Грозного недруга победив,

На небесном летающем вервие

Над бездною усидев,

Имя свое

Высоко подняв,

Среди бранного поля он,

Пробуравив толщу земли

На девять саженей,

Надолго уснул, говорят…

Как бы он крепко ни спал,

Растолкай его, разбуди.

Если даже при смерти он,

В горло ты влей ему

Горсть арагас-илгэ —

Желтого сока земли,

Животворного сгустка сил;

И скажи ему,

Чтобы он —

Ради громкого имени моего,

Ради недосягаемой славы моей

В Среднем мире меня отыскал,

В мой высокий дом заглянул,

В обиталище девственное залетел,

В гости нагрянул бы, наконец,

К прекрасной Кыыс Нюргун,

Скачущей по бранным полям

На Красно-чалом коне!

Пока не пересекала я

Путей широких его,

Пока не переступала я

Путей далеких его,

Пускай он сам

Поскачет скорей

По горячим моим следам,

По холодным моим следам! —

Пропев такие слова,

Прекрасная птица-стерх,

Крыльями широко взмахнув,

Курлыкая звонко,

Скрылась вдали.

Выросший сиротой малыш,

Выслушав речь ее,

Вымолвил про себя:

— Значит, мне суждено

Человеком стать,

Если мудреную речь

Прекрасной девицы такой,

Прославленной в трех мирах,

Кажется, понял я,

Каменным теменем уразумел…

Дивную весть

Поведала мне

Небесная птица-стерх,

Чудесная эта хотун:

Повидаться хочет она

С прославленным дядей моим;

Потягаться, видать,

Пожелала в бою

С величайшим богатырем —

Исполином Нюргуном самим…

Богатырка она,

Бой-девка, видать! —

Так Эр Соготох

Сам себе говорил;

Страшно он был удивлен,

Сильно малыш заробел…

Сбросив Нюргун Боотура

В пропасть со своей крутизны,

Дух дороги бед

Кээхтийэ-Хаан,

Где медные кукушки торчат,

Грозная хозяйка горы

Уот Холуонньай сама,

Звеня брякунцами,

Взлетела ввысь;

И там, на высоком хребте

Трехслойных

Молочно-белых небес,

В виде медного идола

Дьэс Эмэгэт

Молча опустилась она…

Подумал, взглянув на нее

Одун Хаан-властелин,

Принял решенье

И повелел,

Чтоб Айыы Умсуур Удаган —

Заклинательница восьми небес,

Защитница девяти небес,

Послала немедля

Подвластных ей

Пятерых небесных сестер —

Помочь Нюргуну в беде…

— Чтобы он на средней земле

Богатырем-человеком стал,

Широкий в будущем путь

Пророчили мы ему!

Чтобы он защитником стал

Племен уранхай-саха,

Прочный, высокий удел

Прочили мы ему!

Подведем ли мы,

Покинем ли мы

Порожденное нами дитя?

В трудную пору его

Тревожного появления на свет

Непосильные испытания послав,

Мы благословили его,

Чтоб над высью

Враждебных небес

Рогатиной он взлетел,

Не пятился ни перед кем…

А что будет с ним,

То знает одна

Незыблемая судьба! —

Так владыки суровые

Трех миров —

Великий Одун Биис,

Чынгыс Хаан

И Дьылга Тойон

Решенье произнесли…

Заклинательница

Девяти небес,

Врачевательница

Восьми небес —

Айыы Умсуур Удаган,

Великих владык

Велению вняв,

Тут же, немедля

В полет подняла

Небесных белых сестер…

Ринулись удаганки небес,

Подымая вихрь,

Порождая шум,

Рассекая крыльями

Синюю мглу,

Разрывая перистые облака;

Стаей куропаток

Вниз понеслись…

На белое облако опустясь,

Как на белую шкуру коня,

Распластанную в высоте,

Взмахнули шаманки небес

Шелковыми кистями одежд,

Свисающими до пят;

Бубенцами серебряными звеня,

Брякунцами бронзовыми гремя,

Колотушками из прозрачного камня

С конскую ногу выличиной

Ударили дружно они

В буланые бубны свои,

Круглые, как озера в тайге…

Речи волшебные говоря,

Вещие напевая слова,

Действующие на восемь лет,

Сбывающиеся за девять лет —

Начали заклинать.

Дочь Солнца

Кюэгелдьин Удаган,

Дочь Месяца

Ыйбалдьын Удаган,

Дочь Желтой Звезды

Айбалдьын Удаган,

Дочь звезды Чолбон

Нуолур Удаган,

Дочь Полярной Звезды

Сэймэлдьин Удаган

И шестая с ними сама

Айыы Умсуур Удаган,

С шумом слетев

На крутой перевал

Дороги бед

Кээхтийэ-Хаан,

Раскрыли темные чрева туч,

Приказали силой заклятий своих

Теплому пролиться дождю…

От гремящего, проливного дождя

Согрелся воздух высот,

На три года установилась жара;

Ураганный ветер утих,

Грохот обвалов смолк,

Прояснился воздух окрест;

Стала вся дорога

Сестрам видна,

Будто из глаза вдруг

Вынули соринку они.

И увидели удаганки небес

На великой дороге той

Лежащего среди острых скал

Чудовищного орла,

В землю вонзившего глубоко

Восемь железных когтей.

Было три головы у него;

Словно связки мечей,

Издающие звон,

Торчали перья

Железных крыл,

Отливающие синим огнем…

Белые девы небес

Оробели, увидев орла;

Встревоженно лепеча,

Взлетели выше они,

Взметнулись на гребень горы.

Чтобы зло не пристало к ним,

Чтобы зловещая тень не легла

На светлые их тела,

Громко начали

Они заклинать,

Колотушками каменными принялись

В ревущие бубны свои ударять

И потом,

Покой обретя,

Злое и темное отогнав,

Запели они

Заветную песнь.

Доом-эни-доом!!!

Доом-эни-доом!!!

Громко о бубен стучи,

Грозно вещай,

Колотушка моя!

Громче, бубен тугой, взывай,

Неистово грохочи!

Не напрасно летели мы,

Огненно-красной одеждой шумя,

Бряцающими бубенцами звеня,

С блистающей высоты!

Силою власти

Вечных небес,

Силою грозных

Священных небес,

Наши песни

На землю радость несли,

Наши речи

Излечивали от ран!

Мы властны

Разрубленное срастить,

Мы властны

Разрушенное обновить…

Песенной силой

Заклятий своих

Мы освобождаем тебя

От гибельных черных чар,

Вызволяем тебя

Из-под власти зла!

Чистотою небес

Очищаем тебя,

Сбрасываем с тебя

Всякую немочь,

Всякую грязь!

Воспрянь, вставай!

Преград не знай

Впереди себя!

Препон не знай

Позади себя!

Доом-эни-доом!!!

Доом-эни-доом!!!

Убитых в бою

Подымали мы,

Умерших давно

Оживляли мы!

Пусть шевельнутся

Ресницы твои,

Пусть блеснут

Зеницы твои!

Если вовсе не дышишь ты,

Пусть раздуются легкие у тебя,

Воздухом наполняясь легко!

Если ты уснул,

Встрепенись, проснись!

Если умер —

К жизни вернись!

Если в обмороке —

Очнись, подымись!

Доом-эни-доом!!!

Доом-эни-доом!!!

Равных силой

Не знавший досель,

Равного ты нашел,

Достойного врага повстречал…

Хоть по силе ты и могуч,

Но, привычный к солнцу средней земли,

Нежным телом

Не выдержишь ты

Верхнего мира

Ветров ледяных,

Смертной стужи

Подземных бездн…

Твой неуемный враг

Девяносто и девятью

Коварствами околдует тебя,

Восемьюдесятью восемью

Обманами обойдет,

Семьюдесятью семью

Чарами отравит тебя…

Поэтому должен ты,

Питомец наш дорогой,

Младший братец.

Милый сынок,

Полететь на западный край земли,

Где неба ровдужный край

Над Нижним миром повис,

Где, над пропастью громоздясь,

Высятся восемь

Гор ледяных.

У подножия этих гор

Плещется в темноте,

Грузной грохочет шугой

Озеро мертвой воды…

Сотворенный волей

Владык айыы,

Благословляемый силой небес,

Ты смелее в мертвую воду ныряй, —

Ты не утонешь в ней!

Закаленного мертвой водой —

Никакая стрела

Тебя не пронзит,

Никто огнеглазый

Не сглазит тебя!

Исполина Уот Усуму,

Наконец, одолеешь ты,

Избавишь

Мир от него!

Толстая слава твоя

Высоко тогда возрастет,

Доброе имя твое

Далеко тогда прогремит! —

Так пропели

Над богатырем

Белые удаганки небес;

Трижды обрызгали

Сверху они

Нюргуна-богатыря

Животворной белой

Влагой небес,

Обрызгали шестикратно его

Желтой благодатью земли…

Глухо, раскатисто заклекотав,

Крыльями зашевелил,

Ожил исполинский орел,

Радостно произнес:

— Ласковые сестрицы мои,

Вечно буду я помнить вас!

Без помощи не оставьте меня

И в будущие года! —

Распахнул широкие крылья орел,

Как гора, огромный,

Грузно взлетел…

Полетел падучей звездой,

За тучами грохоча,

Подымая воющий вихрь,

Над великой средней землей,

На далекий западный

Край земли…

Долго он летел;

Поплыла под ним

Бессолнечная сторона,

Где всегда лютует зима,

Где гудит, бушует метель,

Где леденящие дуют ветра,

Где седой клубится туман…

За гребнем

Восьми полосатых гор,

За хребтом

Девяти синеющих гор,

За горбом семи

Угрюмых вершин,

Над обрывистой крутизной

Опустился Нюргун Боотур —

Орлиные крылья сложил.

Огромное бурлило внизу

Озеро мертвой воды,

Дымясь в непроглядной тьме…

Глыбу каменную

Отвалив от скалы,

Бросил ее Нюргун Боотур

В кипящую глубину.

Закрутился водоворот,

Глыбу каменную

В песок перетер.

Видя это,

Нюргун Боотур

Несказанно был удивлен,

Молвил он такие слова.

Аар-дьаалы!

Аарт-татай!

Ах, дорогие сестрицы мои,

Оказывается — вот куда

Спровадили вы меня!

Славное место здесь…

Знать, на гибель я

Залетел сюда!

Как величественно внизу

Грозно пенится и бурлит

Пучина страшная

Мертвой воды…

Если я

В эту воду нырну,

Нежный выкормыш

Матери средней земли,

Вынырну ли живым?

Коль в водовороте

Мертвой воды

Сокрушится мой

Могучий костяк,

Разорвутся жилы мои,

Истребится сила моя,

Добудете ли из пропасти вы,

Добрые удаганки небес,

Хоть осколок кости моей,

Хоть кожи моей лоскут?

Но если я

Прилетел сюда —

Отступать не по нраву мне,

Пятиться не по мне.

Я встречал испытания пострашней,

И сейчас — пусть будет,

Что суждено! —

Перевернувшись вниз головой,

Обернулся он на лету

Железной рыбой с тройным хребтом,

Пестрой рыбой

Подземных морей —

С острым рылом,

В колючей броне;

Рыбой в мертвую воду

Ринулся он.

А когда поднялась волна,

Яростно закипев,

Из погибельной глубины

Вылетела рыба стрелой

И врезалась, как острога,

Рогатиной железной впилась

В растрескавшееся темя скалы.

И воскликнул Нюргун Боотур:

— Видно, это правда, что я

Высшей силою сотворен!

В мертвой воде не пропал,

Вырвался невредим!

Я бросился в гибельный водоворот,

Где в прежние времена

Закалялись великие богатыри,

Которым равных на свете нет.

Если вынырнул я живой

Из водоворота мертвой воды,

Не разрубит меч,

Не пронзит стрела

Толстую кожу мою,

Твердое тело мое!

Пора пришла — рассчитаться мне

С проклятым Уот Усуму,

Спесь с него сбить,

Воровскую лапу его

Пятипалую укоротить! —

Огромным орлом

Нюргун Боотур

С нелюдимой кручи взлетел,

В сумрачной высоте

Пронесся над озером мертвой воды,

Над которым пар ядовитый вставал,

Где во тьме водопад грохотал,

Падая в бездонный провал,

Где, восемью кругами кипя,

Водоворот бушевал,

Где, девятью кругами кипя,

Пенилась, клокотала смерть…

Долго летел

Нюргун Боотур,

Достиг, наконец,

Другой стороны

Обуянных буйством

Нижних небес,

Обиталища абаасы.

Там опустился Нюргун Боотур,

На ноги твердо стал

В богатырском виде своем

На черном поле Хонгкурутта,

В чародейном темном краю,

На грохочущем берегу

Бушующего прибоем всегда

Моря Энгсэли-Кулахай,

Где нечистые невидимки живут,

Гагарьим говором лопоча,

Голосами чаек крича…

Там очутился Нюргун Боотур

И прямо перед собой

Увидал Уот Усуму…

Удивился абаасы,

Увидев богатыря;

Исказилось его лицо,

Корявое — в трещинах и буграх,

Как обрывистый берег реки…

Прямо в единственный глаз

Плюнул ему Нюргун Боотур,

Молвил такие слова.

Посмотрите, богатыри!

Привелось мне снова

Встретить его!

Вот он — непойманный вор,

Вот он — неуличенный плут!

Новорожденного малыша —

Несмышленыша догонял,

Сожрать его, видно, хотел,

Да на счастье — догнать не успел,

На гладком месте упал!

Ты теперь

Девяноста и девятью

Хитростями, злодей,

Не пересилишь меня,

Восемьюдесятью восемью

Обманами не обманешь меня,

Семьюдесятью семью

Плутнями не проведешь!

По горячим твоим

Следам я пришел!

Навзничь тебя повалю,

Брюхо твое распорю!

По холодным твоим

Следам я пришел!

Крепко заарканю тебя!

Плутовством прославился ты,

Воровством возвеличился ты…

Все награбленное тобой

Я заставлю тебя вернуть,

Пожранное тобой

Выдавлю из утробы твоей!

Ты такого гостя

К себе заманил,

Который ни с чем не уйдет!

Страшный путник

Нагрянул к тебе,

Грозный ночлежник пришел

В логовище твое!..

Подлый вор,

Кровавая пасть!

Пока еще я

Не прикончил тебя,

Прекрасную

Туйаарыму Куо

Поставь невредимую передо мной! —

Затрясся от гнева,

Зеленым огнем

Вспыхивая, Уот Усуму;

Ногами в заржавленных торбасах

Затопал в ярости он,

Руками длинными замахал,

Заикаясь, плюясь, закричал…

Ый-ай… Ыарт-татай!

Ыр-ар… Алаатыгар!

Буйа-буйа, буйакам!

А-а, буян! Разбойник!

Злой озорник!

Ты вольно гулять привык

По широкой средней земле,

Убивать и грабить привык

В Нижнем мире,

В бедственной глубине,

Никем не обузданный до сих пор,

Неуемный бродяга — шатун!

За девками весь свой век,

По снегу, по росе,

Впустую гоняешься ты,

Пустая твоя голова!

Хоть ростом велик —

А вовсе дурак!

Хоть в плечах широк —

А скулишь, как пес!

Хоть прикидываешься орлом, —

А дрожишь, как голый птенец!

Ты добычу мою —

Туйаарыму Куо

Требуешь у меня,

Смеешь приказывать мне —

Отдай, мол, ее,

Поставь предо мной!

Так я и послушал тебя,

Так за нею и побежал…

Как расхрабрился ты,

Коли сам решился

К нам залететь, —

Обезумел вовсе, видать?

Уж не думаешь ли, щенок,

Что выпущу я тебя

Живым из пасти своей?

Уж не думаешь ли,

Что удастся тебе

Чем-нибудь поживиться здесь?

Наконец-то попал

Ты в лапы мои…

Я грудную клетку твою разорву,

Выпью горячую кровь твою,

Мимо глотки ни капли не уроню,

Черное мясо твое сожру,

Кости твои сокрушу!

После не жалуйся ты,

Что внезапно я

Напал на тебя!

Предупредил я,

Теперь — берегись… —

Налетел Уот Усуму

На Нюргуна-богатыря,

Громовыми голосами крича,

Оглушительным рыком рыча,

Начали биться они…

Закружилась над головами их,

Завизжала Илбис Кыыса,

Заголосил, завыл

Свирепый Осол Уола…

Суматоха великая поднялась,

Чудовищный переполох…

Колдовскую долину Хонгкурутта,

Каменную твердыню ее

В щебень истоптали они.

От тяжкого топота их

Верхний мир

Тревожно плескаться стал,

Словно белое молоко

В посудине берестяной;

Нижний мир,

Как кумыс в турсуке,

Взбуровился, грузно плещась;

Средний глинисто-каменный мир

Всей непомерной толщей своей,

Всей незыблемой ширью своей,

Как трясина, качаться пошел…

Всесветная

Наступила беда,

Несчастья несметные начались.

Проклятия, вопли, плач

Прокатывались по трем мирам;

Отовсюду страшный слышался рев;

Затрещали укрепы

Вселенной всей,

Зашатались опоры миров…

Сидящая на хребте

Зловещих нижних небес

Свирепая Куохтуйа Хотун,

От грохота богатырской борьбы,

От великой тряски мира всего,

Тошноты унять не могла,

Рвоты удержать не могла.

За сердце хватаясь, она

Заметалась в логове страшном своем,

Задыхаясь, жаловаться начала:

«Ох, сердце болит…

Ох, шею свело…

Темя ломит,

Затылок трещит!

Ой, как страшно дерутся они!

Теплое ложе мое,

Прощай!

Покой, тишина — прощай!»

Так, падая,

Подымаясь, мечась,

Плакала, голосила она.

В гневе просыпающийся ото сна,

Возвеличивающийся на темном хребте

Западных ненасытных небес,

Улуу Суорун Тойон

Почуял спросонья в груди —

Под самой глоткой своей —

Жгучую, нестерпимую боль.

Почувствовал в середине спины

Мучительную жестокую боль,

Почуял, будто ему

По темени кто-то бьет…

Это гул и дрожь

Земли и небес

От грузного топота ног

Дерущихся богатырей

Причинили ему жестокую боль,

Нагнали ему болезнь.

То встанет, то ляжет он,

Стараясь перетерпеть…

Но чем дальше, тем пуще

Драка идет,

Тем хуже чудовищному старику.

Ревмя он ревет,

Невтерпеж ему…

Дух перехватывает у него,

Хрипит несчастный старик.

Вылезли у него из орбит

Налитые кровью белки.

Всем нутром содрогаясь,

Улуу Суорун

Горестно икая, мыча,

Громко начал взывать.

Ыа… Ыа… Ыар-татай!!!

Аа… Аа… Алаатыгар!!!

Оглушил меня

Топот тяжелых ног,

Пропади она пропадом,

Силища их!

Будто по темени моему,

Бухают ногами они…

Трещит затылочный мой позвонок,

Спину ломит,

Сердце щемит…

Посохи огневые мои,

Вертящиеся жезлы —

Опора мощи моей —

Вырвались из рук у меня,

Впились в утробу мою…

Абытай-халахай!

Задыхаюсь я!

Срок мой последний настал,

Рухнуло солнце мое!

Я наказывал — не пускать

Бродягу и вора

Уот Усуму

В Средний мир

Умыкать жену.

Прежде, чем накрепко я уснул,

Это настрого я наказал

Тебе — супруге моей…

Ты, видать, нарушила мой запрет,

Ты, видать, подговорила его

Напасть и девку украсть!

Напасть я терплю по вине твоей!

А много ли он приданого взял?

Сколько выкупа тебе притащил?

Честью ли тебя угостил?

Чем до тошноты окормил?

Из-за жадности попавших в беду

По своей вине дураков,

Из-за алчности, ненасытимой ничем,

Бедствие терпящих глупцов,

До гибели вы меня довели…

В три погибели согнуло меня!

Но пока не вылетел из меня

Выдох последний мой,

Самовольную семейку мою

Сам я угомоню!

Жилы я у вас перерву,

В живых не оставлю ни одного…

Посмотрю, как вы будете околевать,

Прежде чем околею сам!

А пока не поздно еще,

Прежде, чем я слово скажу,

Прежде, чем дух я переведу,

Проклятого выродка твоего,

Противящегося воле моей,

Грабителя Уот Усуму

Скрути

И прочь убери;

И пускай он пропадом пропадет!

Скачущий

На Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Нагрянувший сам сюда

На безумствующие небеса,

С пустыми руками от нас не уйдет.

Опустошит он наше гнездо,

Опрокинет он наш очаг,

Затопчет огонь, хохоча,

По ветру развеет золу…

Пусть бы три грозных богатыря,

Три стража смерти пришли,

С края света сюда прилетев,

И неукротимых этих бойцов

Скрутили бы арканом своим

И розняли бы, наконец,

Ожил бы я тогда! —

Такие слова сказал

Улуу Суорун Тойон,

Так он, охая, простонал;

И посохи огненные свои

С трудом руками поймав,

Грузно старец налег

Всей грудью на них,

Исступленно вертя в высоте

Сверкающие острия…

Еланью владеющая ледяной

На крутизне бесноватых высот,

Сидящая с закоптелым лицом

На кровавом ложе своем,

Та, которую не перехитрить

Заклинающим по три дня подряд

Восьмидесяти восьми

Черным шаманам и колдунам,

Простирающая, как тучу, обман,

Не смиряющаяся ни перед кем,

Грозная Куохтуйа Хотун,

Увидав, что владыка ее, супруг,

Улуу Суорун Тойон,

Всем туловищем огромным своим

Содрогаясь,

Вот-вот умрет,

Завопила,

Руками всплеснув.

Страха не знавшая никогда,

Устрашилась даже она;

Решила в уме своем,

Что, мол, пусть виновник беды

Пропадает сам за свою вину,

Погибает сам

За свои грехи…

Всполошилась старуха,

Беснуясь, мечась,

В отчаяньи зычно крича,

Умолять, взывать начала.

Исиллигим-тасыллыгым!!!

Ой, мука мне!

Ой, беда!

Боль такая в утробе моей,

Будто вспарывают железным рожном

Вздувающиеся почки мои…

Трясется без удержу голова,

Судорога шею свела…

Сердце щемит,

Дыханье теснит…

Ох, жарко!

Ох, больно мне!

Вы, сидящие наверху

Трехъярусных, лучезарных небес,

Творящие справедливый суд —

Престарелый Юрюнг Аар Тойон.

Мощный Одун Биис,

Грозный Чынгыс Хаан,

Властный Дьылга Тойон!

Трех стражей смерти

Велите позвать,

Прикажите им

Растащить, унять

Двух исполинов-богатырей,

Ведущих великий бой!

Усмирите вражду,

Уберите их!

Защитите нас!

Нет сил терпеть,

Хоть всем умереть…

Девять высоких небес,

Как вода в посуде берестяной,

Вот-вот — расплескиваться начнут…

Бедствие такое пришло,

Что качается преисподняя вся,

Каменные устои трещат…

Такая драка пошла,

Что всей толщей своей дрожит

Средний незыблемый мир!

Если миром они

Не хотят разойтись,

Драку не хотят прекратить,

Надо их верхом посадить

На вертящийся вихрем

Небесный канат

Смертоносный Халбас-Хара, —

И пусть один из них пропадет,

А другой невредим уйдет!

Убогий старик

Улуу Тойон,

Недавно — могучий

Владыка высот,

За тучами дремавший весь век,

От грохота драки,

От топота ног

Оглох, тяжело занемог…

Пускай мое слово,

Моя мольба,

Медной пластиной звеня,

Великие, до вас долетит!

Взгляните на нас,

Защитите нас!

Ой, жарко… ой, больно мне! —

Так причитала, вопя,

Страшная старуха абаасы…

— Угу!.. Бегу!.. —

Откуда-то позади

Кто-то вымолвил:

— Разумею! Лечу! —

И размером с дородного малыша,

Вскормленного в богатырской семье,

Медная пластина

Возникла, кружась,

И на вершину белых небес

Полетела, блестя и звеня…

Источающие добро,

Посылающие прохладу и зной,

Седовласый Юрюнг Аар Тойон,

Властный Чынгыс Хаан,

Суровый Дьылга Тойон

И грозный Одун Биис,

Друг против друга сев,

Друг другу упершись в лоб,

Думать стали,

Держали совет,

Как вражде конец положить,

Как дерущихся растащить:

— Из враждующих двух миров

Равные ратоборцы сошлись,

Достойные друг друга бойцы,

И не разойдутся они,

Пока друг другу не разобьют

Крепкие шейные позвонки.

Если теперь их

Силой разнять,

В будущем не перестанут они

Друг другу дорогу перебегать,

Драку вновь и вновь затевать.

Из-за этой

Непримиримой вражды

Невозможно будет

Жить на земле,

В трех мирах разруха пойдет…

И придется нам

Посадить верхом

Обоих богатырей

На погибельный, вихревой

Небесный Халбас-Хара,

На огненный волшебный канат,

Натянутый высоко над землей…

И пусть один из богатырей,

Тот, который виною обременен,

Сгинет бесследно,

Совсем пропадет

Со всей своею враждой,

А другой пускай

Остается в живых,

Торжествуя над павшим врагом!

Надо нам

На помощь теперь

Трех Стражей Смерти позвать, —

Пусть они

Огневой петлей

Дерущихся захлестнут,

Растащат их и уймут! —

Так рассудили между собой,

Утвердили волю свою

Верховные владыки судьбы;

Так Одун Биис повелел,

Так Чынгыс Хаан утвердил,

Так Дьылга Тойон приказал…

Кликнули проворно они

Гонца высоких небес,

Крылатого Кюн Эрбийэ

С блестящим копьем в руках;

И велели ему

Немедля лететь

За крайнюю грань

Закатных небес —

Трех Стражей Смерти призвать.

Рассекая молнией высоту,

Громом раскатистым грохоча,

По тучам огненный след чертя,

Могучий Кюн Эрбийэ полетел

Под нижним ярусом ледяным

Западных желтых небес,

Над простором бушующего всегда

Моря Муус-Кудулу.

Огромной падающей звездой

С оглушительным треском летя,

Ослепительно-ярко блестя,

Полыхая белым огнем,

Всполошив растревоженный

Нижний мир,

Оглушив мятущийся

Средний мир,

Заставив вопить, орать

Обезумевший Верхний мир,

Примчался небесный гонец

На крайнюю грань земли

К последнему пределу тому,

Где земля и небо связаны швом,

Где ночь и день

Различить нельзя,

Где не брезжит солнечный свет;

В сумеречную страну

Прилетел, сверкая,

Кюн Эрбийэ…

Там, куда не доходят вовек

Мира Верхнего голоса,

Куда не дохнет никогда

Нижнего мира дух ледяной,

Куда отголосок не долетит

Бедственной средней земли,

За безбрежным простором морским,

За бескрайней пустыней глухой,

На самом краю

Закатных небес

Возникла в сумрачной высоте

Мелькающая, огромная тень,

Послышался грохот и гул

Наопрокидь от начала времен

Вертящейся Железной горы,

Не опирающейся ни на что,

Ни на небе, ни на земле.

За десять переходов дневных

Стужей повеяло от нее,

За девять переходов дневных

Гром от горы долетел,

За восемь переходов дневных

Сквозняком ледяным понесло…

Гора, к которой

Прикован был

Буйный нравом

Кулут Туйгун удалой;

Гора, где намертво связан был

Храбрый духом

Хаан Сабыдал-богатырь,

Гора, к которой был пригвожден

Трехлетний Эркэн Боотур,

Грозивший время остановить, —

Такая перед небесным гонцом

В клубящихся облаках

Вихрем вертящаяся вознеслась

Чудовищная гора…

Три Стража Смерти

Стояли там

На пути к Железной горе,

Размахивая широко

Огненным арканом своим,

Так, что белая пуночка бы не смогла

Гору перелететь.

С трех сторон

Простирая в длинных руках

Огненные мечи,

Три исполина-богатыря

Всякого, кто приблизится к ним,

Изрубили бы на куски,

Всякого смельчака,

Захотевшего пробиться к горе,

Вмиг бы истребили они…

Услыхав громовые голоса

Трех исполинов-богатырей,

Не знавший трепета никогда,

Невольно от ужаса задрожал

Кюн Эрбийэ,

Приближаясь к ним…

Гулкие окрики богатырей

Раскатывались, грохоча,

Под сумрачным сводом небес…

Аарт-татай!!! Алаатыгар!!!

Древних заклятий

Путы на нас

Не разомкнутся никак.

Мы бессменно стоим и стоим

С незапамятных тех времен,

Как великая утихла вражда,

Сотрясавшая над необъятной землей

Гулко-широкую высь.

С той поры никаких вестей

Не дошло оттуда до нас…

Не подуло ли сквозняком

С бесноватых бурных небес,

Не повеяло ли опять

Смертной стужею

Из подземных бездн,

Не дохнуло ли прежней враждой

От несчастной средней земли?

Если бы Нижний мир

Заплескался вновь,

Как вода в турсуке,

Развлеклись бы немного мы!

Если бы Верхний мир,

Всеми ярусами плещась,

Взбултыхался вновь,

Как кумыс в мешке,

Мы, в праздности вечной здесь

Томящиеся мощью своей,

Позабавились бы, поглядев!

Если бы Средний мир

Всей непомерной толщей своей

Закачался бы, затрещав,

То всем своим глубоким нутром

Посвободней вздохнули бы мы! —

Так, перекликаясь между собой,

Замелькали в летящей мгле

Огромные тени богатырей,

Скучающих на краю земли…

У могучего Кюн Эрбийэ,

Величайшего исполина небес,

Нежданно, негаданно для себя

Попавшего в гиблые эти места,

Прежде не испытанный им

В сердце родился страх.

Дрожь свою

Он едва унял;

С расстоянья

Трех дней пути,

Блестящим размахивая копьем,

Стражей Смерти

Окликнул он,

Звонким голосом им пропел.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Видите ли меня?

Слышите ли меня?

Как Одун Хаан

Великий велел,

Как Чынгыс Хаан пожелал,

Как могучий

Дьылга Тойон приказал,

Прибыл я к вам —

Небесный гонец,

Кюн Эрбийэ-богатырь —

Волю владык объявить!

Нижний бедственный мир,

Как вода в туеске

Расплескивается, говорят;

Девять ярусов

Блестящих небес

Плещутся, как вода в турсуке,

Три опорные балки их

Качаются и трещат;

Средний несчастный мир

Колеблется всею толщей своей,

Вспучивается, дрожит,

Рвутся восемь ободьев его…

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Величайший средней земли богатырь,

Нескончаемый бой ведет

С таким же отчаянным удальцом,

Сошедшим с вихрастых круч

Южных бесноватых небес.

От не утихающей брани их,

От неслыханной драки их,

От страшного топота

Грузных ног

Бессчетные бедствия произошли

В трех великих мирах…

А все началось с того,

А все стряслось от того,

Что неуемный разбойник и вор,

Неба южного исполин,

Змея огненного, как коня,

Объездивший богатырь,

Уот Усуму Тонг Дуурай,

Прекрасную Туйаарыму Куо

Умыкнул, унес воровски

У племени айыы-аймага.

Поэтому владыки судьбы

Повелели всем вам троим

Поскорее лететь за мной

И дерущихся богатырей,

Заарканив крепко и усмирив,

Посадить верхом

На канат вихревой,

На небесный Халбас-Хара

Над бездною Энгсэли-Кулахай,

Над бешеным водоворотом ее,

Где открывает алчную пасть

Страшная дочь бесноватых небес

Ытык Иэрэгэй Удаган;

И пусть утонет один из них,

А другой останется жив! —

Так выговорил духом одним

Богатырь — небесный гонец.

Три исполина-богатыря,

Три Стража Смерти,

Услышав его,

Всей утробой гулкой своей

Широко, свободно вздохнув,

Испустили радостный вопль;

И по колдовской стороне

Западных буйных небес,

По взвихренной стороне

Клубящихся южных небес,

По горловине

Грозных пространств —

Все трое,

Вслед за гонцом,

С грохотом понеслись…

Не задерживаясь ни на миг,

Не мешкая на пути.

Быстро пересекли они

Необъятную, необозримую даль

И очутились в той стороне,

Где простирается широко

Колдовское поле Хонгкурутта,

Где вечно бушуя, стонет прибой

Моря Энгсэли-Кулахай.

Три Стража Смерти,

На облаке став,

С вихревого свода небес

Крюками своих багров

С треском сорвали

Три балки стальных;

Тут же их растянули в струну,

Скрутили проворно

Аркан колдовской,

Вихрем вертящийся, огневой,

Небесный Халбас-Хара —

И над вздымающимся, кипя,

Морем Энгсэли-Кулахай

Крепко натянули его,

К двум небесным горам

Концы пригвоздив.

Чародейный Халбас-Хара,

Кровью рдея,

Вихрем крутясь,

Синим пламенем вспыхивая в высоте,

Угрожающе заблестел,

Красным загораясь огнем,

Грозно светиться стал,

Вытянулся, страшно шипя,

На расстоянье трех дней пути

Яростно мечась в высоту.

То напрягался,

Туго дрожа,

То растягивался,

Тяжко хлеща.

Не промедлив часа, потом

Не внемлющих уговорам добра,

Не приемлющих мира между собой,

Не помнящих ни о чем,

Кроме неуемной вражды,

Не смыслящих ничего,

Кроме лютой драки своей,

Ввергших в бедствие

Средний мир,

Потрясающих Нижний мир,

Колеблющих Верхний мир,

Двух исполинов-богатырей

Арканами огненными запетлив,

Три Стража Смерти.

Грозно крича,

Растаскивать, разнимать принялись;

Заметались бешено

Все впятером,

Замелькали,

Затопали, суетясь…

Три Стража Смерти

Три дня подряд,

В три глотки зычно вопя,

Напрягая всю свою мощь,

Еле розняли, выбиваясь из сил,

Двух дерущихся богатырей,

С трудом растащили их.

Тут защитник средней земли

Непомерно дюжий Нюргун Боотур,

Трижды во все горло взревев

На трех великанов с края земли,

Напрягши всю свою мощь,

Верхнюю силу их перегнул,

Нижнюю силу перетянул

И на девять перегонов дневных

Протащил троих за собой,

На противника своего устремясь;

Три Стража Смерти тогда,

В три голоса загремев,

Молвили слово ему.

Аарт-татай! Алаатыгар!

Оказывается, и в роду айыы

Рождаются богатыри!

Однако, детина,

Хоть ты и силен,

Постой

И выслушай нас!

Из-за того, что ты

Всей непомерной силою мышц

И не рвущихся сухожилий своих

Три великих мира

Начал трясти,

По приказу верхних владык

Прибыли мы сюда.

Коротко говоря,

Три Стража Смерти —

Вот кто мы!

Толку нет от долгих речей,

Только если вы не хотите сейчас

По-мирному разойтись,

Попробуем вас

Посадить верхом

На крутящийся над бездной, как вихрь,

Небесный Халбас-Хара.

Кто высидит на вервии огневом,

Кто вытерпит испытание огнем,

Тот и станет торжествовать.

А кто не выдержит,

Кто упадет,

Тот и гибель свою найдет.

Халбас-Хара вихревой,

Полоснув огнем на лету,

Пополам его рассечет…

Никакая кровная

Ваша родня,

Никакая крепкая связь

Не сумеет вас защитить!

Мы ветру дохнуть

На вас не дадим,

Духам неба

Путь преградим!

Ну вы, чудовища-драчуны,

Поскорей объявите нам

Последнюю волю свою! —

Так раскатисто грянули голоса

Трех Стражей края земли.

Удивились дерущиеся богатыри,

Ударили по бедрам себя;

Дух прерывисто переводя,

Испуганно озирались они…

Не признающийся в воровстве,

Хоть за руку его ухвати,

Отпирающийся от явной вины

Ста очевидцам наперекор,

Прожорливый хищник,

Увертливый вор,

В девяноста и девяти

Уловках не уличен,

В восьмидесяти восьми

Обманах не обличен,

Проворный в плутнях Уот Усуму

Пятиться, изгибаться стал;

Потрескавшиеся губы кривя,

Скаля зубастую пасть,

Дитятей обиженным без вины

Прикидываться пошел;

Рожу черную

Жалобно исказив,

Семисаженный синий язык

Высунув, облизнулся он;

Начал оправдываться, хитрить,

Тихим голосом

Вкрадчиво говорить.

Вот — напраслина на меня!

Вот беда на голову мне!

Вольно гулявший

По средней земле,

От дому отбившийся своего

Непутевый бродяга,

Злой озорник,

Отъявленный грабитель и вор,

Силой отнять

Решив у меня

Светильник зеницы моей,

Десну моих крепких зубов,

Супругу мою

Туйаарыму Куо,

Начал меня было одолевать,

Насмерть нещадно бить,

Да к счастью, могучие, вы пришли,

Защитили душу мою…

С ложа супружеского моего,

Возлежавшую рядом со мной,

Обещанную судьбой

Достойную супругу мою

Дерзко украв у меня,

Брату он ее подарил;

А тот осквернил,

Обрюхатил ее!

После обиды такой,

Преследуя всюду меня,

В доме моем на меня он напал,

Бить и мучить начал меня…

Ямы из-под столба не нашлось —

Негде было спрятаться мне;

Берестяной бадьи не нашлось,

Ступы худой не нашлось —

Негде было укрыться мне…

Поневоле драться пришлось,

Отстаивать жизнь свою,

Защищать дыхание свое!

Коль отступится он от моей жены,

То зачем еще драться мне?

Ничего хуже драки нет,

Никогда я в драку не лез! —

Промолвив это, абаасы

В сторону взгляд отвел,

Голову покорно склонил,

Будто не было преступления на нем,

Будто без вины пострадал…

Богатырь уранхай-саха,

Слыша такую ложь,

На мгновение онемел…

Закипела в нем

Свирепая кровь,

Загудела в висках

Горячая кровь,

Словно туча, он потемнел.

Слетали с лица его

Серного огня языки,

Искры, как из кремня,

Сыпались из-под ресниц…

Вниз его правый глаз

Судорогой повело,

Левый глаз его

Оттянуло под бровь…

Как упругого дерева ствол,

Выпрямилась хребтина его,

Как скрученного дерева ствол,

Всем туловищем напружился он.

Грозным сделался облик его;

Как разящее лезвие

Рогатины боевой,

Смертоносно взгляд его заблестел.

Как огромная земляная гора,

Стал он вспучиваться,

Расти на глазах…

Не страшащийся ничего,

Не кривящий душой никогда,

Стражам Смерти Нюргун Боотур

Сказал такие слова.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Каково бесстыдство его!

Какова его черная ложь?!

Как над вами смеется он!

Чем оставить навек в плену

У выродка абаасы

Чистую дочь айыы,

Пусть лучше погибну я,

Посаженный вами верхом

На огненный, вихревой,

Небесный Халбас-Хара!

Пусть один из нас пропадет,

Пусть другой живет,

Как решит судьба!

Я его почти одолел,

Я бы скоро его ничком повалил,

Я бы спесь-то с него посбил,

Близко было мое торжество…

Да, к великой досаде моей,

Вы пришли —

Помешали мне!

Если справедливости суждено

На судилище у вас победить,

Испытанье выдержу я,

Так ли, этак ли —

Одолею его…

Я за правду

Вышел на бой,

Не дали вы мне победить,

Силой остановили меня.

Я от этого сына абаасы

Миром не отстану вовек!

Вот последнее слово мое,

Вот мой нерушимый обет. —

Молвив это, Нюргун Боотур

Так рванулся в петле огневой,

Что три Стража Смерти,

Державших его,

Зашатались, едва устояв на ногах.

Три Стража Смерти в ответ

В три глотки, словно гром, грохоча,

Завопили во всю свою мочь:

— Наши мысли ты угадал,

Правильное слово сказал!

Говорящий умно

Богатырь-удалец

Родился, видать, на земле…

Да и впрямь, —

Так долго борясь,

Так упорно дерясь

За правду свою, —

Не добившись победы,

Бой прекратить

Любому досадно, поди!.. —

И, рассудивши между собой,

Трое богатырей

Изрекли решенье свое.

Алаатыгар! Алаата!

Ты — рода айыы

Отважный сын,

Солнечных, добросердечных племен

Доблестное дитя!

Если сам ты решил,

Что за правду свою

К последнему испытанью готов,

Если ты не боишься сесть

На вертящийся вихрем

Халбас-Хара,

То первый ты и садись!

Много слов — претит,

Мало слов — добро.

Нашему благословенью внимай:

Если нет на тебе вины,

Наше доброе слово

Пойдет тебе впрок!

И кто бы ни проклял тебя,

В испытаньи ты победишь…

В бездонной выращенная глубине,

Грозная владычица-дух

Бушующего всегда

Моря Энгсэли-Кулахай,

Ты — свирепая дочь бесноватых небес,

Ытык Иэрэгэй Удаган!

Из бездонной пасти своей,

Из ядовитой глотки своей

Высунь длинный свой,

На ящерицу похожий язык!

Челюсти зубастые распахни,

Шире пасть свою разевай!

Алчущий свой пищевод

К тучному куску приготовь!

Прожорливую утробу свою,

Ненасытный желудок свой,

Бездонную глотку свою,

Как подземный темный провал,

Для кровавой жертвы открой!

По заклятию древних лет,

По обету былых времен,

Осуждена ты была

Всякого заживо пожирать,

Кто бы в пасть твою ни попал,

Даже родичей кровных своих…

Пища готова —

Пасть разевай!

Жирный кус бросаем —

Хватай, глотай!

Думая о сытном куске,

Чмокая неистово, приседай!

Думая о кровавом куске,

Запрокинув голову, ожидай!

Что зубами ухватишь —

Не упусти!

Что заглотишь —

Не возвращай! —

Так три свирепых богатыря

Заклинанье пропели свое…

Увидав, что настал

Испытанья час,

Что нельзя отсрочить его,

Устрашился невольно

Нюргун Боотур…

Некогда было ему размышлять,

Некуда было укрыться ему.

Гибель солнца,

Месяца смерть

Вплотную надвинулись, подошли,

На душу ужас нагнав…

Даже ему пришлось

Последнее слово свое,

Прощальное слово сказать…

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Кровные вы мои,

Солнечные племена!

Изобилием полная золотым

Изначальная мать-земля!

На долгие времена,

Навсегда расстаемся мы!

Надеюсь я,

Что Одун Хаан

Не обрек на гибель мою судьбу,

Предначертанную на небесном столбе,

На восьмигранном прозрачном столбе.

Крепко надеюсь я,

Что Чынгыс Хаан

И Дьылга Тойон

Справедливо будут судить.

Поэтому без трепета я

Взлечу и сяду сейчас

На проклятый Халбас-Хара,

Испытанье огнем и кровью приму

С крепкой верой,

С твердой душой…

Заклинаю вас, владыки айыы!

Если погибну я,

Вы одну

Не бросайте — в муках, в плену —

Беспомощную, слабую дочь

Племени уранхай-саха,

Прекрасную лучезарным лицом,

Несчастную Туйаарыму Куо!

По холодным ее следам,

По горячим ее следам,

Найдите и защитите ее,

В Средний мир воротите ее!

Словом добра

Заклинаю вас!

Враждебно не думайте обо мне,

Не готовьте зла впереди!

Чтобы до неба слава моя возросла,

Чтобы правое дело

Горой поднялось,

Иду — куда посылаете вы! —

Перекувыркнулся Нюргун Боотур

И обернулся в единый миг

Огромным соколом

В белом пере,

С бубенчиком на хвосте…

Стрелою сокол

К тучам взлетел,

Пал на аркан огневой,

Когтями в него вцепясь;

Сел на летающий, вихревой,

Небесный Халбас-Хара.

Зашипел зловеще

Халбас-Хара,

Красною кровью

Ярко зардел,

Синим огнем блеснул,

Стремительно вверх и вниз

Со свистом качаться стал,

Высоко к завихряющейся стороне

Южного неба

Грозно взлетел…

У бедного сокола

В белом пере,

С бубенчиком на хвосте,

Огневые круги

Поплыли в глазах,

Оглушительный звон

Поднялся в ушах;

Кожу лап

Ему обожгло,

Стало мясо на лапах гореть,

Белые сухожилья его

Обнажались на крепких ногах…

А огненное вервие

Туго натянулось, дрожа,

Снова взлетело вверх;

И резко, с визгом

Метнулось вниз,

Чтобы сокола сбросить

В бурлящую пасть

Моря Энгсэли-Кулахай…

У бедного сокола

В белом пере,

С бубенчиком на хвосте,

Медные расплавились коготки,

Каплями огненными стекли.

Остатками обгорелых лап

Опершись

О жгучее вервие,

Высоко над бездной

Сокол взлетел,

Каменным нёбом своим

Трижды звонко проклекотал,

Трижды радостно прокричал,

О великом своем торжестве,

О победе славной своей.

Скрученный из трех колдовских

Смертных опор

Черных небес,

Огненно-синий канат

Туго напрягся

Со звоном стальным

И, визжа, взлетел в высоту…

Снизу сокола

Хлестнул на лету

И отсек ему кончик хвоста

С бубенчиком золотым.

В пасть клокочущую

Бубенчик упал.

Алчные челюсти

Духа глубин

Впустую ляскнули, упустив

Близкую добычу свою,

Только синий, семисаженный язык

В водовороте мелькнул

И пропал…

Защищенный силой айыы

Солнечного племени сын,

Высоко над бездной взлетев,

Упал на темя горы;

На девять сажен

Землю пробив,

До бедер в камне увяз.

Там лежал он,

Едва дыша,

В человеческом виде своем,

Ударом об землю оглушен,

Еле-еле ресницами шевеля.

Тяжело гудело

Темя его,

Горело его лицо;

Из трещин кожи

Брызгала кровь,

Звон не смолкал в ушах;

Ныли все суставы его,

Но был он жив, невредим.

Три исполина богатыря,

Три Стража Смерти, как гром,

Из трех могучих глоток своих

Испустили радостный крик:

— Чист он, сын небесных айыы,

Ни в чем не повинен, видать!

Этот парень

На всей земле

Равного себе не найдет…

А как только отдышится он,

Да как с духом опять соберется он,

Да если опустится он

В пропасть, в подземный мир,

Где племя гнездится

Ап-Салбаныкы,

Да если без робости он

Потягаться силой решит

С чародеем Алып Хара,

Да если его в бою победит,

То навеки в трех великих мирах

Утвердит он доброе имя свое!

Подымется выше каменных гор

Толстая слава его! —

Так Три Стража,

Между собой рассудив,

Нюргун Боотура кругом оправдав,

Обратились грозно

К Уот Усуму,

Молвили сурово ему:

— Теперь твой черед

Садиться верхом

На Халбас-Хара вихревой,

Очищать себя от грехов! —

Самый отчаянный удалец

В племени абаасы,

Обманщик и клеветник,

Не боящийся ничего,

Хоть и пойманный в воровстве,

Умеющий отпереться всегда,

Самый матерый в злобном роду

Адьараев-богатырей,

Самый лютый среди врагов

Солнечного рода айыы,

Видя, что час испытанья настал,

Попятился невольно назад,

Всем огромным телом своим задрожал

Судорожно у него

Дюжая изогнулась спина;

Как от простуды, заныли вдруг

Толстые кости его…

Мороз от страха

По коже подрал,

Дух его в расстройство пришел,

Ужас его охватил,

Когда со свистом над ним пронеслось

Вихревое увертливое вервие

Огненного Халбас-Хара,

Когда вскипело грозной волной

Бескрайнее перед ним

Море Энгсэли-Кулахай.

Величественно вздымалось, гремя,

Ненасытное лоно его;

Высокой волной взлетал

Кипящий бурный прибой,

Играя вспышками синих огней,

Алея кровавой пеной своей…

Неистово ломится в берега,

Неустанно о скалы бьет,

Яростно крушит крутизну,

Прыжками могучими высоко

Взлетает над береговою грядой

Море Энгсэли-Кулахай…

Нераскаянный вор и злодей,

Всеми проклятый негодяй,

Даже злобной своей родней

Изгнанный Уот Усуму

От ужаса изменился лицом,

Так вспотел, что испарина от него

Облаком поднялась…

Опечалился он, головой поник,

Тяжко начал

Трудно вздыхать,

Начал как перед смертью икать;

Широко разинул

Черную пасть,

Завопил,

Разразился мольбой.

Аарт-татай! Вот оно!

Посмотрите-ка, богатыри!

Буйа-буйа-буйакам!

Буйа-буйа-дайакам!

Видите или не видите вы,

Какая мучительная предстоит

Тяжкая участь мне?

Я, обиженный родом айыы,

С чистой совестью,

Неповинный ни в чем,

Должен очиститься от греха,

От неведомой мне вины.

Только за то, что оговорен,

Что оклеветан я,

Должен муки великие перенести,

На гибель должен пойти,

Кровью заплатить за вину,

Хоть не знаю вины на себе!

Медногрудую птичку мою,

Златогрудую синичку мою,

Солнцеликую подругу мою,

Бедненькую Туйаарыму Куо

Я в трехлетнем возрасте увидал,

В пятилетнем облюбовал,

В десятилетнем решил,

Что в жены ее возьму…

А непутевый бродяга и вор,

Неуемный злой озорник,

Каких до сей поры не видал

Средний серо-пятнистый мир,

Где солнце пляшущее поутру,

На востоке взлетая, встает,

Где деревья падают сами собой,

Где мелеют потоки вод,

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Великий разбойник,

Отъявленный лжец

Перед тремя мирами меня

Бесстыдно оклеветал,

Бесчестно оговорил!

Я не искал поединка с ним,

Я убегал от него…

А когда он меня ограбить решил,

А когда он меня убить захотел,

Защищал я дом свой от грабежа,

Защищал от гибели

Душу свою…

Нет на мне никакой вины!

Так пускай решает участь мою

Владыка судьбы Одун,

А добром я врагу не отдам,

На глазах своих

Не хочу потерять

Среброгрудого

Жаворонка моего,

Медногрудого

Птенчика моего,

Дорогую супругу мою…

Ты, прославленная сестрица моя,

Уот Кутаалай Удаган,

Бряцающая полыми бубенцами

На дырявом бубне своем,

Заносящая высоко

Щербатую колотушку свою,

Могучим владеющая колдовством,

Не ведомым никому,

Чуткие уши насторожи,

Слушай меня!

Страшная наступила пора,

Надвинулся грозный час!

Вот-вот оборвется мое

Сверкающее кюнгэсэ,

Погибнет солнце мое!

С неожиданной стороны

Налетела беда на меня!..

Где бы ты ни была,

Немедля явись!

Если ты далеко —

Будь близко сейчас!

Дочь бесноватых небес,

Бушующей бездны

Владычица-дух,

Ытык Иэрэгэй Удаган!

Коль сорвусь я с каната

Халбас-Хара,

Ты зубами мимо хвати,

Вервие вихревое

Ты придержи,

Попытайся меня спасти!

Вспомни кровное наше родство!..

В последний мой день,

В погибельный день —

Хоть ты меня пожалей! —

Так тревожно,

Истошно вопя,

Заклинал Уот Усуму…

Через голову перекувыркнулся он,

Черным вороном обернулся он —

Стервятником о трех головах;

Грузно взлетел, как копна,

Тяжело, неуклюже взлетел

К удушливым облакам

Черного свода небес

И, каркая громко, сел

На крутящийся вихрем

Халбас-Хара,

Когтями в него вцепясь.

Грозно летящий аркан вихревой,

Свежею кровью шипя,

Пламенем красным зардел,

Брызнул синим огнем…

С пронзительным звуком — «сырр»,

Будто в кузнице плеснули водой

На раскаленный железный брус,

Резко Халбас-Хара зашипел;

Раскачиваясь широко,

Извиваясь, с запада на восток

С визгом понесся он;

Молнией в высоте полоснув,

С севера на юг улетел

И пропал вдали —

В непроглядной тьме,

Где пасмурные кручи встают

Обратной глухой стороны

Бесновато-буйных небес.

И опять прилетел,

Крутясь, как вихрь,

Небесный Халбас-Хара…

У ворона Уот Усуму

Страшно зашумело в ушах;

Градом сыпались

Искры из глаз у него,

Помутились мысли его;

Горло сдавило ему,

Сперло дыханье в груди;

Ослабели, изнемогли

Верхние силы его,

Изнурились

Нижние силы его,

Обгорели когти

На лапах кривых,

Обуглилось мясо его,

Истлели мускулы на ногах,

Сухожилья остались одни…

Хрипло черный ворон дышал,

Три головы

Бессильно склонив…

Три исполина-богатыря,

Три Стража Смерти

Крикнули враз,

Грянули, как трехраскатистый гром:

— Сбывается! Вот оно —

Стариковское слово-то каково!

Роковым оказалось оно —

Наше слово, сказанное не зря,

Вещим оказалось оно!

У этого богатыря,

Что змея огненного оседлал,

Видно, и впрямь

Вина велика!

Видно, грехи Уот Усуму

Выросли выше глаз его!..

Вздеты они теперь

На безобманный безмен,

До последнего взвешены золотника!

Видно, уж близок час,

Когда Халбас-Хара огневой

Сбросит его

И перешибет,

Как черноголовник-траву! —

Так возглас богатырей прозвучал,

Заглушая шум пучины морской.

Огненный чародейный аркан,

Черный Халбас-Хара

То натягивался, звеня,

То растягивался, крутясь…

Вот он засвистел, загудел,

С бешеной вихревой быстротой

Вращаясь, ринулся вниз,

Неуследимо взлетел в высоту;

И тут же —

От южного неба тьмы,

От проклятых ущелий его,

С бесноватой кручи его,

Со зловещим визгом

Стрелы боевой,

Перенесся Халбас-Хара

Под ущербный гибельный склон

Северных колдовских небес,

Подхватил потерявшего цепкость свою,

Вовсе лишенного сил

Ворона о трех головах,

У которого уж давно

Солнце почернело в глазах;

И туго напрягшись вдруг,

Над бушующей пастью вод

Моря Энгсэли-Кулахай

Ворона рассек пополам,

Посередине его перешиб,

Словно корневище быты,

И сбросил его с высоты

В кипение, в толкотню

Беспредельной зыби морской.

Только брызнула красная кровь,

Только пух полетел, кружась…

Как сорвавшийся с крутизны

Падает обломок скалы,

Так несчастный ворон

Камнем упал, —

Стремглав, словно тень мелькнув, —

Канул в кипящий водоворот,

В распахнутую глубину.

Рожденная вихревой высотой,

Взращенная в древние времена

Владычица-дух

Бездонных глубин

Грозно бушующего всегда

Моря Энгсэли-Кулахай,

Среди чародеек-абаасы

Отменная Иэрэгэй Удаган,

Прославленная обжорством своим,

Пасть раскрыв,

Запрокинув лицо,

Высунув семисаженный язык,

Ворона падающего —

На лету

Подхватила — и проглотила вмиг;

Только хряпнули зубы ее,

Только гукнула глотка ее.

Племени верхних абаасы

Старшая колдунья-сестра

Уот Кутаалай Удаган, —

Та, которую звал с мольбой,

Предчувствуя гибель свою,

Отчаявшийся Уот Усуму,

Величайший воитель южных небес,

Чей отец — горделивый Улуу Тойон,

В гневе просыпающийся ото сна, —

Та, которую звал Уот Усуму,

Перед тем как взлететь и сесть

На черный Халбас-Хара,

Оказалась первой из всех

Ударяющих в бубен тугой,

Власть имеющих заклинать,

Звенящих в кружении колдовском

Железом подвесок своих,

Могущих силою чар

Гибнущего из бездны спасти.

Когда отголоски последней мольбы

Обреченного Уот Усуму —

Жгучая боль изреченных слов,

Слезы высказанных речей,

Превратись в пронзительный звон

Медного колокольца?

В дребезг бубенчиков и шаргунцов,

В неведомую даль понеслись —

И до логова долетев

Уот Кутаалай Удаган,

Опустились, тревожно звеня,

Прямо над ее головой,

Над хрустальной макушкой ее, —

Страшная колдунья абаасы

Тут же, стремительно подхватив

Девяносто девять обманов своих,

Восемьдесят восемь

Чар колдовских,

Отправилась в дальний путь,

Полетела, свистя и гремя…

И когда богатырь Уот Усуму,

Чья удача рухнула навсегда,

Из цепких лап упустив

Наотмашь бьющий аркан

Вихревого Халбас-Хара,

Сорвался и вниз головой полетел

В свирепо ревущую пасть

Моря Энгсэли-Кулахай, —

Уот Кутаалай Удаган,

Облако, словно коня, оседлав,

Пролетала мимо него;

Гибнущего не успев подхватить,

Вдохнула она в себя,

Втянула она, как вихрь,

В темную горловину свою

Предприимчивую душу его,

Дух превращений его;

И умчалась на дальний край

Черного поля Хонгкурутта,

Где слышна невидимок одних

Гагарья крикливая болтовня

Да бродячая песня их…

Уот Кутаалай Удаган

Влетела в свое жилье,

Где, воя, метался огонь;

Как ветер, влетела она

В содрогающийся железный дом,

Вертящийся, не держась ни на чем,

Построенный девять веков назад

На зыбком темени вод,

На толстой броне ледяной,

На щите из несокрушимого льда,

Над стонущим прибоем морским…

Уот Кутаалай Удаган

Выдохнула из себя

Душу Уот Усуму,

Бережно уложила ее

В железную колыбель,

Чьи бока — из кровавых убийств,

Чьи ободья — из черных злодейств;

Повесила колыбель на конец

Средней матицы головной,

Чтоб оживить Уот Усуму,

Чтоб непрерывной силой его

Неумирающей одарить;

Чтобы вырастить из него

Адьарая-богатыря,

Пожирающего людей,

Истребляющего без следа

Всякого, в ком горячая кровь,

Кто дыханием наделен.

Страшная колдунья-абаасы,

Чудовищная

Уот Кутаалай

С грохотом принялась

Железную колыбель качать,

Бормотать пошла, заклинать.

Исилликпин-тасыллыкпын!

Иэдээникпин-куудааныкпын!

Душу малютки

Уот Усуму

Духом своим

Похитила я!

Буду холить ее,

Баюкать ее…

Люлька железная,

Лязгай, дрожи,

Радость, удачу

Наворожи!

Темя волосом

Густым прикрывай…

Телом дюжее

Дитя, вырастай…

Бай-баабай!

Медная люлька,

Лязгай, греми!

Сильную душу

К жизни верни!

Иэгэлим-куогалым!

Исилим-тасылым!

Перед рассветом,

Душа, оживи,

Выдь на медведя,

Сломи, разорви!

К вечеру стань

Илбиса лютей,

Кровью людей

Землю залей!

Силою за ночь,

Как был, укрепись,

На смерть с Нюргун Боотуром

Схватись…

Гни ему спину,

Ломай, изнуряй,

Землю костями его

Устилай!

Руки омой

В его черной крови,

Жилу в утробе его

Разорви!

Вырастай на гибель врагам,

Недругам на беду!

Преследующих тебя

Бесследно уничтожай!

Тягающихся с тобой

Глубоко в землю зарой,

Беспечного обмани,

Встречного убивай! —

Выросший сиротой

Юноша Ого Тулайах,

Богатырь одинокий

Эр Соготох,

Прекрасный Эриэдэл Бэргэн,

Странствуя в Среднем мире, обрел

Поздно-рожденного своего

Обещанного коня;

Нашел отца своего

Юрюнг Уолана-богатыря

В глубокой печали, в тоске —

Сидящего перед священным огнем

Вместе с младшей его сестрой,

Заботливой Айталыын Куо

В изобильном теплом дому.

Юноша Ого Тулайах

Восемь дней отдыхал,

Набирался сил

В отрадном отчем гнезде.

У отца благословение испросив,

Дорожным запасом суму набив,

Взял он в руки заветный меч

Из окованного медью ребра,

Взял он лук тугой

И полный колчан,

Сел на молодого коня

И двинулся в путь

Из плена спасать

Несчастную мать свою —

Прекрасную Туйаарыму Куо.

Вихрем он полетел,

Восемь перевалов перевалил,

Девятиизвилистый путь миновал.

Привольные аласы, луга

Оставил он за спиной.

По кустарникам поскакал,

По сумрачной тундре глухой.

Светлые просторы айыы,

Владенья добросердечных людей,

Синее небо,

Солнечный мир,

Голубея, синея,

За краем земли,

Остались вдали, позади.

Девять чубарых гор

Всадник преодолел.

Рысью гоня

По распадкам крутым,

Восемь ветвистых гор

Юноша миновал.

Задыхаясь, поднялся он

На перевал Кээхтийэ-Хаан,

Где обвалы повисли

На кручах скал,

Где кукованьем вечным своим

Кукушка медная в высоте

Оглашает немой простор.

Среднего мира предел

Смело он перевалил;

По каменной крутизне

Переступать заставляя коня,

Опустился в сумрачную глубину,

Очутился за краем небес.

По темным просторам он

Вскачь бегуна погнал.

Так резво конь полетел,

Что вихрь от него отставал;

Дождь со снегом

По следу хлестал,

Гром за спиной грохотал,

Молниями позади блистал;

Снеговой буран

За ним бушевал.

Всадник скакал, не слыхал…

Там, за гранью

Темных метельных небес,

За девять суток пути

Долетает прибоя шум.

За восемь суток пути

Слышен грохот морских валов.

За семь суток пути

Ледяные брызги летят

Вечно шумящего,

Вечно кипящего

Моря Энгсэли-Кулахай.

Бедный юноша Ого Тулайах,

Богатырь одинокий Эр Соготох

Берега морского достиг.

По взморью поехал он,

Увидал просторный железный дом,

Заклепанный глухо

Со всех сторон, —

Ни окошка, ни двери в нем…

Спрыгнул с коня Ого Тулайах,

Вскарабкался на железный дом,

На крыше отверстие увидал,

Как прорубь темный

Просторный лаз.

Железная лестница там вилась,

Уходя в глубину жилья.

По ржавым ступеням ее,

Похожим на уступы хрящей

Глотки исполина-быка,

Проворно вниз он сбежал

В просторный железный дом —

И диво нежданное увидал:

Горделиво, прямо сидела там

Невиданная нигде,

Ни на небе, ни на земле,

Не являвшаяся и в мыслях ему,

Женщина неслыханной красоты;

Величественна, стройна,

Как белая птица-стерх,

Гордую шею как лебедь подняв,

Белолицая Туйаарыма Куо,

Прекрасная мать его

Возникла там

Перед сыном своим.

Обрадовался Ого Тулайах,

Сердцем возликовал,

Что женщиною такой

Когда-то он был рожден.

До земли поклонился он

Трем ее

Темным теням;

Сдерживая волненье с трудом,

Приветствовал он ее,

Проговорил, пропел…

Слышите ли меня,

Видите ли меня,

Добросердечные богатыри

Солнечного рода айыы?

Вот она — найденная мной

Ваша любимая дочь,

Белолицая Туйаарыма Куо,

Прекрасная мать моя!

Трижды кланяюсь я

Трем твоим темным теням!

Если хочешь увериться ты,

Что я — твой потерянный сын —

Отыскал тебя,

Пришел за тобой,

То узнай приметы мои:

Дед мой — Саха Саарын Тойон,

Моя бабка —

Сабыйа Баай Хотун,

Мать моя,

У которой был отнят я,

Ты сама — Туйаарыма Куо.

Отец мой,

Найденный мной —

Летающий высоко над землей

На Мотыльково-белом коне,

Богатырь Юрюнг Уолан.

А сам я —

Возросший в нужде и беде,

Заброшенный в детстве на край земли,

Ого Тулайах —

Дитя Сирота,

Богатырь одинокий — Эр Соготох,

Эриэдэл Бэргэн.

Я — твой сын,

Рожденный тобой!

Я просторы Среднего мира прошел,

Горы высокие перевалил,

По остывшим твоим следам

Отыскивая тебя;

По теплым твоим следам

Поспешал, торопился я

И нашел тебя, увидал тебя…

Я пришел из плена тебя спасти,

Домой тебя увезти! —

Во весь рост поднялась

Перед сыном своим

Прекрасная мать его;

К первенцу своему подошла,

Крепко его обняла.

Трижды поцеловала его

В верхнюю губу,

Шестикратно обнюхала у него

Нижнюю губу

И такие сказала слова:

— В лицо ли тебе взгляну,

Вправо ли, влево ли поверну,

Ты — словно Юрюнг Уолан.

Твой нос, твои губы — как у него,

И рост, и осанка —

Как у него,

И глаза и брови —

Как у него!..

Покровительница матерей молодых —

Владычица Иэйэхсит,

Благодарность моя тебе!

Защитница жен пожилых

Светлая Айыысыт,

Слава, слава тебе! —

Так радостно восклицала она,

Исстрадавшаяся в плену,

Безмерно счастливая мать.

Из железного дома в единый миг

Выбежали они;

И, спеша, устремились туда,

Где едва дыша — Нюргун Боотур,

Упавший на темя горы,

На девять сажен

В землю уйдя,

Лежал — тяжело оглушен,

В память не приходя.

Девять дней и ночей подряд

Мать и сын

Откапывали его.

А выкопали —

Ни поднять не могли,

Ни на пядь подвинуть его не могли.

Медным своим мечом

Челюсти дяди-богатыря —

Стиснутые зубы его

Ого Тулайах

Не мог разомкнуть.

Устыдился невольно он,

Матери смущенно сказал:

— Удивительно мне,

Непостижно мне, —

Какие рождаются богатыри

У племени могучих айыы!..

Если этого исполина поднять,

Да против солнца поставить его —

Он и солнце загородит!

Против месяца поставить его,

Он и месяц загородит!

Вижу — нет ему в трех мирах

Равного богатыря.

Вот почему —

Где я ни бывал —

На всех дорогах земных

Прославляли его одного.

На всех перевалах крутых

Восхваляли его одного!.. —

Так говорил Ого Тулайах,

Удивленный видом богатыря,

Восхищенный величьем его.

И молвила Туйаарыма Куо…

О мой сын!

В этом мире, где слышат нас,

Поосторожнее будь,

Похвал непомерных не произноси,

Громко не говори…

Как подымется родич великий твой,

Как огненным оком в упор

Глянет из-под бровей —

Укоротится твой век!

Если гневным граненым глазом он

Искоса на тебя поглядит —

Мало тебе останется жить! —

Так открыла тайну

Мудрая мать

Сыну милому своему,

Предостерегающе подмигнув.

Прекрасная Туйаарыма Куо

Опустилась на оба колена вдруг,

Наклонилась над богатырем.

Золотыми большими кистями рук

Золотые груди свои,

Налитые тягостным молоком,

Выпростала из одежд,

Вытащила наружу их

И Нюргун Боотуру в рот

Вложила оба соска,

Заклинание произнося:

«Войну кончай!

Жену найди!

По нраву себе

Подругу возьми,

Женись,

Дитя породи!

С доброй женой

В теплом жилье

Счастливо, мирно жить

Благословляю тебя!»

А как молвила это она,

Приоткрылся рот

У Нюргуна вдруг.

Пальцами на груди нажав,

Прекрасная Туйаарыма Куо

Брызнула струями молока

Прямо в горло богатырю.

Зашевелился замерший рот,

Задвигались, ожив,

Запекшиеся губы его;

С бульканьем принялась глотать

Взбухающая гортань

Жизнедарящий сок…

Осторожно Ого Тулайах,

Из дорожной сумы достав

Припасенную дома в путь

Желтую благодать,

Округлый сгусток ее

Нюргуну засунул в рот;

Растаяла в глотке богатыря

Желтая благодать.

Нюргун ее проглотил,

Очнулся.

Вздохнул глубоко

Родичей увидал,

Молвил: «Кровные, дорогие мои!

Не бросили меня на снегу,

Отыскали меня, спасли!»

На племянника поглядел, сказал:

«Вижу: по росе ледяной

Не напрасно побегал ты, —

Ума и сил накопил!»

Поднялся Нюргун Боотур.

Тут все трое на радостях обнялись,

Троекратно поцеловали они

Верхнюю друг у друга губу,

Шестикратно обнюхивали они

Нижнюю друг у друга губу.

И тогда, познавший нужду и беду

Юноша Ого Тулайах

Долго молчавшие губы свои

Радостно разомкнул,

Сказал такие слова…

Внимайте речи моей,

Выслушайте меня!

Поведаю вам,

Что видел я;

То передам,

Что слышал я.

Когда я спешил, летел,

Так что ветер в ушах гудел,

Закружилась однажды вдруг надо мной

В виде белого журавля

Скачущая по бранным полям

На Красно-буланом коне

Воинственная Кыыс Нюргун,

Прекрасная дочь айыы.

Мне прокричала она,

Мне наказала она

Тебе передать,

Нюргун Боотур,

Что давно собиралась она

Путь широкий твой протоптать,

Путь твой длинный перебежать.

Тебе сказать велела она:

«Пусть, мол, Нюргун Боотур,

Почитая высокое имя мое,

Добрую славу мою,

Не устрашится в мой дом заглянуть,

Под крепкие матицы

Кровли моей!..»

А еще говорила она,

Что на поле боевом,

Над морем Энгсэли-Кулахай,

На девять сажен в землю уйдя,

Оглушенный, замертво ты лежишь…

Отыскать она велела тебя,

Беспробудно-спящего разбудить,

Благодатью желтой

К жизни вернуть…

Я не знаю —

Впрямь ли я видел ее,

Или наважденье явилось мне —

Пролетающей тучи обман,

Проходящего облака волшебство.. —

Так прекрасный отрок

Ого Тулайах,

Хоть бессвязно о виденном рассказал,

Но высказал самую суть.

Выслушал Нюргун Боотур,

Сурово нахмурился он,

Голову угрюмо склонил;

Возвышаясь, словно гора,

Нависая тучею грозовой,

Такое слово сказал.

Для того я был порожден,

Для того я на землю

Послан был,

Чтобы от гибели защитить

Потомков рода айыы,

Добросердечных людей

С жалостливой душой,

С поводьями за спиной.

Вот зачем на свет

Появился я!

Никогда не обидел я

Никого из детей айыы,

Нет на мне никакой вины.

Никому не дам я топтать

Широкую дорогу мою!

Никому не дам я перебегать

Длинную дорогу мою!

Воительницу, грозящую мне,

По остывшим ее следам,

По горячим ее следам

Непременно я отыщу,

Узнаю, что нужно

Ей от меня…

Девушка ведь она,

А как обидны ее слова,

Как язвительны насмешки ее.

Если не пропаду,

Я ее становье найду,

В дымоход ее загляну,

В дом ее высокий войду…

А ты, племянник мой дорогой,

Познавший беду и нужду.

Поздно-рожденный

Ого Тулайах,

Эр Соготох удалой,

Эриэдэл Бэргэн!

Ты теперь достойную мать свою —

Прекрасную Туйаарыму Куо

С переносицей золотой

На коня своего посади,

Поскорее домой доставь

К дорогому отцу твоему,

К священному очагу.

Пусть в мире и счастье живет,

Пусть полновластно правит она

Изобильным домом своим,

Чтобы множились ваши стада,

Чтоб не рушилась городьба!

А потом садись на коня,

В Нижний мир скачи, поспешай.

Прославилась в мире том

Прекрасная дева одна,

Не выходившая до сих пор

Из-под отчей кровли своей.

Зовут ее Хаачылаан Куо.

Она — невеста твоя,

Обещанная судьбой.

Отец ее — Баай Хаарахаан Тойон,

Мать ее — Баай Кюскэм Хотун,

Славная их семья —

Смелые их сыновья —

Старые наши друзья.

Ты на девушке этой женись,

В Средний мир ее привези!

Один из последних богатырей

Нижних абаасы —

Толстопузый Тимир Дыыбырдан

Вышел, буйствует, — говорят;

Собирается, говорят,

Умыкнуть невесту твою.

Поспешай, обгони его!

Расстаться нам

Настала пора.

Слышу я — далеко

За морской лукой —

Дикий зловещий вой.

Это пестует душу

Уот Усуму,

Колыбельную песню над ним поет,

Колдует, к жизни хочет вернуть

Лютого врага моего

Страшная ведьма абаасы,

Злая Уот Кутаалай.

Должен я

Уничтожить их,

Корень наших бед истребить! —

Так сказал Нюргун Боотур,

В дорогу родичей благословил,

Обнял племянника своего…

Тут грянулся об землю он,

Обернулся в единый миг

Трехголовым

Черно-пестрым орлом.

Железные перья

На крыльях его,

Как рогатины и мечи.

Широкими крыльями он взмахнул,

Шумно взмыл в высоту;

Полетел туда,

Где на кромке льда

Стоял железный вертящийся дом

Лютой ведьмы

Уот Кутаалай.

Налетел черно-пестрый орел

На логово абаасы,

Девять коновязей-столбов

С насаженными на них

Черепами шаманов

Древних времен

Ударом крыла повалил;

Священную коновязь у дверей,

Где висели челюсти девяти

Удаганок давних времен,

По двору разметал.

Как гора он с неба упал,

Так что трещиной

На девять сажен вглубь

Раскололся двор ледяной…

«Басах-тасах!

Бабат-татат!

Ох, беда!

Отлетели, видать,

Головы девяти журавлей!

Чужое в дверях,

Лихое в глазах!» —

Взметнулась Уот Кутаалай,

Удалая абаасы,

Колдовать она принялась,

Заклятия бормотать.

Четыре железных

Собаки ее

Выбежали, злобно рыча,

Кинулись на орла.

Но черно-пестрый орел,

Тремя головами взмахнув,

Трех собак за шеи схватил,

Задушил,

Швырнул за три дня пути;

Ударом клюва

Четвертого пса

Замертво уложил…

«Куда вы Цыц, проклятые псы!

Кураадай! Хараадай!

Тимирдээй! Тиниктэй!

Жирную добычу мою

Не смейте рвать,

Вот я вас!»

Так, запоздало

На псов крича,

Ожерельями костяными бренча,

Подвесками костяными стуча,

Неистовая абаасы

Выскочила из жилья своего,

Черно-пестрого увидала орла;

Высунув семисаженный язык,

Быстро-быстро она

Заклинать начала.

Алаатанг! Улаатанг!

Девять суток я в рот

Ничего не брала,

Девять суток

Утроба моя пуста…

Сама ко мне на обед

Жилистая прибежала еда,

Мясистая прилетела жратва!

Мой черный бог

Меня не забыл,

Нечистый дух

Мне пищу послал!

Эй, вприпляску,

Скорей прибеги сюда,

Доска, на которой

Мясо рублю!

Эй, вприскочку

Бегом ко мне,

Топоры и ножи мои!

Прикатись проворно сюда,

Дырявая

В девяти местах,

Худая в семи местах,

Кровавая сковородка моя!

Эй, скорей

Прилетай сюда,

Острый мой

Железный рожон! —

Так провизжала она,

Причмокивая, свистя,

Щелкая языком.

Приплясывая,

Прибежала сама

Залитая кровью доска,

На которой мясо рубить;

Прискакали,

Звякая и стуча,

Все в крови —

Топоры и ножи;

Прилетел

Изогнутый в трех местах,

Железный, острый рожон;

Прикатилась,

Подпрыгивая и крутясь,

Дырявая в девяти местах,

Худая в семи местах

Кровавая сковорода…

Эй ты, вспученный зад,

Изогнутый клюв,

Лихая тетка-хотун!

Хоть и жилист я

И костист,

Да и жирен я,

И мясист…

И зачем трудиться тебе —

На кровавой своей доске

Разрубать меня на куски?

Навзничь я

Лягу перед тобой,

А ты мой живот распори,

Толстый жир брюшной

Разрывай,

Нутряное сало

Глотай! —

Тут черно-пестрый орел,

Крыльями взмахнув,

Кованым клювом своим

У чудовищной бабы-абаасы

Шею с головою отсек,

Вздел ее

На железный кол,

Торчавший среди двора;

Железный дом колдовской

Опрокинул ударом ноги,

Железную колыбель,

Где лягушонок лежал

С дитятю дородного величиной,

Как сухую бересту,

Он раздавил,

Пинком ноги

В обломки разнес;

Все логово абаасы

На три дневных

Перегона вокруг,

Растоптав, разбросал,

Огонь потушил…

Тут защитник средней земли,

Нюргун Боотур-исполин,

Снова став

Собою самим,

Человеком-богатырем

Ростом в огромную ель,

Друга единственного своего —

Удачливого скакуна

Раскатистым зовом

Кликнул к себе.

Тут же резвый конь прибежал,

И с победным криком

Нюргун Боотур,

Как весенний глухарь, взлетел

На сверкающее седло…

Отомкнем уста,

Что молчали весь день,

Откроем рот,

Что молчал всю ночь,

Скажем, споем о том,

Как скачущий

На Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур

Собрался в дальний поход.

«Одержимая жаждой битв

Отчаянно храбрая девка-бой,

Сидящая на крови

Убитых ею врагов,

Скачущая по бранным полям

На Красно-чалом коне,

Прекрасная Кыыс-Нюргун

Задумала, говорят,

Преследовать всюду меня

По моим широким следам,

Чтобы, толстую кожу мою разрубив,

Суставы мои сокрушив,

Надеть мне на шею ярмо,

Уши у меня оторвать,

Сделать меня рабом…

Пока не треснули у меня

Крепкие шейные позвонки,

Доблестного племени сын —

С дороги своей не сойду,

Добром не отъеду я.

Чтоб не обесславилось имя мое,

Я — прославленного племени сын,

Собрался, тронулся в путь,

Обратно не поверну…»

Так, задумав думу свою,

Не раздумывая в пути,

Избранник средней земли

Прославленный Нюргун Боотур

Поехал жену добывать…

Тридцать дней и ночей подряд

Волю давая коню

Споро ногами перебирать,

Копытами грохотать,

Девять ревущих смерчей закрутив

Бешеной скачкой своей,

Обрушивая с высоты

Буйный ливень,

Летящий снег,

Тучами до белых небес

Черную пыль клубя,

Песчаную подымая метель,

Каменную взметая пургу,

Заставляя молнии полоскать

Заставляя по следу греметь

Четырехраскатистый гром,

Прямиком летел Нюргун Боотур…

Над вершинами кучевых облаков

Слышался крик его;

Над хребтинами

Грозовых облаков

Раздавался голос его.

Разрывая грудью коня

Черные облака,

Взбаламучивая

Белые облака,

Как проносящийся ураган,

С треском валя

Деревья в тайге,

Голосящие вслед ему,

Хрипящие позади,

Миновал он великий путь,

Пересек необъятный простор

И увидел окраины

Чуждой земли,

На светлое лоно вступил

Неведомой стороны.

Страна Томоон-Имээн

Привольная открылась ему,

Страна Кимээн-Имээн

Засияла в его глазах,

Страна Хамаан-Имээн

Раскинулась широко.

Не знающая ни зимы, ни снегов,

Покрытая, будто шелком цветным,

Бегущей волнами травой,

Ветрам открытая степь,

С бескрайней далью такой,

Что невидимы очертанья ее —

Даже быстрая птица-стерх

Семь дней и ночей подряд

Крыльями в полете свистя,

Эту ширь не перелетит;

Такой безбрежный простор,

Что даже птица-журавль,

Восемь дней и ночей летя,

Не достигнет предела его,

Не опустится на крайнем мысу, —

Вот такая диво-страна,

Сверкающая, в ярком цвету,

Простерлась у ног его…

Будто поставленные на пиру

Круговые кубки для кумыса?

О семи резных поясах,

Грядами заоблачными громоздясь,

Утесы вдали поднялись;

Будто выставленные вокруг

Кумысные кубки на славном пиру,

Узорные — о девяти поясах,

Горы столовые поднялись,

Окружив голубой простор.

Словно жертвенные хвосты

Зарезанных для пира коней,

Словно конская грива, густы,

Темнеют леса окрест —

Крупная густая тайга;

Будто рослые люди-богатыри,

На празднике веселясь,

Приплясывая, стоят

Могучие дерева…

Золотой сверкающей

Почвой лучась,

Серебряным белым

Лоном блестя,

С турухтанами — от синих озер

Не улетающими никогда,

Со стаями голубей,

Не умолкающими никогда,

С кукушками, звонко окрест

Кукующими всегда,

С журавлями белыми в синеве,

Со стадами уток и лебедей,

Не улетающими никогда,

Со стаями синих синиц,

С порхающим множеством

Пестрых птиц,

Изобильная в совершенстве своем,

Лучшая на земле,

Утвердилась и расцвела

Благодатная эта страна,

Средоточье мира всего…

В прекрасной этой стране,

Посреди лучезарной равнины ее,

На блистающем пупе ее,

На возвышенном затылке ее,

На вздувшемся загривке ее,

На высоком лоне ее,

На вздымающейся груди,

Макушку под облака занося,

Восьмиветвистое возросло

Священное древо

Аар-Лууп…

На развильи восьми

Могучих ветвей

Просторное скрыто в тени

Узорчатое гнездо

Величиною со стог сенной,

Вышиною в семь саженей.

Тяжело свисая с ветвей,

В изобильи на дереве том

Золотые шишки растут

С кумысные кубки величиной;

Серебряные листья на нем,

Широкие, как чепраки,

Покачиваясь, шумят…

С верхних ветвей его

Каплет белая, как молоко,

Небесная благодать;

С нижних ветвей его,

Сквозь трещины толстой коры,

Просачиваясь, течет

Желтая благодать…

От этих капель и струй

Вкруг дерева у толстых корней

Возникло на белом солончаке

Девять молочных озер…

Думал сперва

Нюргун Боотур,

Что громадные становья людей,

Населяющих этот край,

За день пути

Заблестят перед ним;

Что прекрасный их главный дом

С длинным дымом,

Стелющимся вдали

Маревом голубым,

С искрами, взлетающими высоко

Из широкого дымохода его,

Радугой переливаясь, блестя,

Покажется, наконец, вдалеке;

Думал, что дома этого дверь

Трудно будет ему открыть,

Семь дней и ночей

Налегая плечом,

Напрягая все силы свои;

Думал, что крепкий

Дверной засов

Девять суток придется ему

Через силу отодвигать…

А поехав дальше,

Он увидал

Средь зеленой равнины той

Огромный курган ледяной,

Сверкающий вдалеке

За девять суток пути.

У огромного кургана того,

У диковинного ледяного жилья

Ни окон не было, ни дверей;

Только на макушке его

Широкий зиял проем.

Каменная лестница там

В глубину кургана вела.

По этой лестнице вниз,

Грузной поступью грохоча

По каменным ступеням ее,

Сбежал Нюргун Боотур,

Видит — дома нет никого,

Никто не встретил,

Никто не спросил —

Кто, мол, явился к нам?

Домочадцами скудный дом,

Просторный жилой покой

Открылся богатырю.

У правой стены жилья,

Широкого, как поляна-алас,

Девять выпуклых оронов стоят —

Девять высоких лож,

Словно мысы возвышенных берегов…

Грузно сел Нюргун Боотур

На почетный первый орон,

На покров из медвежьих шкур

И внимательно огляделся вокруг.

На каменном блестящем полу

Круглый проем зиял,

Железная лестница там

Низвергалась куда-то вниз…

У задней стены жилья

Восемь роскошных лож

В покрывалах из пестрых мехов

Высились чередой.

В левой стене жилья

Виднелась открытая широко

В опочивальню ведущая дверь

В подвесках и брякунцах.

Одержимая жаждой битв,

Скачущая по бранным полям

На Красно-чалом коне,

С волшебной плетью-копьем,

Прекрасная Кыыс Нюргун

Беспечно, крепко спала

В темной опочивальне своей.

Кто осмелится коснуться ее?

Кто насильно иль воровски

Посягнет на нее,

Когда она спит?

Шестислойную кованую броню

Бросила она у дверей,

Трехслойный серебряный свой доспех

Кинула небрежно в ногах,

Рогатую шапку свою

Из огнистого речного бобра —

С маковкой, алеющей, как огонь,

С чеканной серебряной тусахтой,

Сверкающей надо лбом,

Положила возле себя;

Пышные навески свои,

Сшитые из камчатских лис,

Бросила сбоку она;

Меч ее —

Под левым плечом,

Боевое копье —

Под правым плечом.

Девушка невиданной красоты

Мирно спала

На ложе своем.

Красным отблеском

Заходящего дня

Горел румянец ее;

Белым отблеском

Восходящего дня

Светилось ее лицо.

Словно выложенные в ряд

Шерстинки блестящие из хребта

Отборного соболя-одинца,

Блестели, сквозя,

Ресницы ее.

Словно выложенные в ряд

Огнистые волоски

Черного морского бобра,

Выгнулись

Длинные брови ее.

Как брусники осенней сок,

Губы у ней красны.

Ёкнет сердце в любом,

Кто увидит ее,

Затоскует,

Займется огнем.

Такая —

Невиданная дотоль,

Сверкающая, как день,

Непомерною красотой,

Отменно прекрасная

Дева-краса

Покоилась в боковухе своей,

Сияя, блестя в тени.

Подобная стреле боевой,

С виду резвая и во сне,

Богатырского склада,

Во всем

Соразмерна,

Станом тонка,

В поясу она

В три обхвата была.

Были примерно

Обхватов в пять

Выпуклые бедра ее.

Будто выточены целиком

Из лиственничных стволов

Могучие руки ее…

Вот такая

Сверкающая красотой —

Телом огромна,

Видом грозна,

Беспечно дверь распахнув,

Красавица в боковухе спала,

Раскатистым храпом

Во сне храпя.

«Если, пока она спит,

Лягу с нею по-воровски,

Силой попробую

Сладить с ней,

Разгневается она,

Не даст потом согласия мне;

Поднимет переполох,

По-доброму не поедет со мной,

В мой дом женой не войдет…

Долго пробыл в пути,

Давно я не спал;

Лягу пока, посплю,

Пока не проснется она!»

На большом ороне

Нюргун Боотур

Навзничь раскинулся и захрапел,

Будто кузнечный мех зашумел

Над горном великого кузнеца…

От могучего храпа его

Ходуном заходило жилье

Воинственной Кыыс Нюргун;

Вспучиваться пошел потолок,

Грузно приподыматься стал;

Толстый каменный пол

Тяжело прогибаться стал…

Долго ль спал,

Того он не знал;

Проснулся и видит —

Хозяйка сама

Стоит перед очагом,

Глядит на него и ждет,

Когда-де проснется он —

Дорогое дитя айыы

С поводьями за спиной,

Исполин великий средней земли,

Защитник племен уранхай-саха.

Стоит хозяйка и ждет,

Как перед боем, надев

Шестислойную кованую броню,

Плотно поверх нее натянув

Серебряный трехслойный доспех;

Кушаком боевым

Опоясан стан,

На бедрах кольчуга блестит.

Вверх острием держа

Грозное боевое копье,

Левой рукой она

Опирается на него.

Вниз острием держа

Огромный свой черный меч,

Вспыхивающий красным огнем,

Правой рукой на него опершись,

Надменно грозна лицом,

Сурово ждала она.

Удивился Нюргун Боотур,

С нею себя сравнив:

Великанша ростом — она

Пальца на три, примерно,

Повыше его,

Пальцев на пять

Пошире его.

Не ведавший страха перед врагом

Неистовый исполин

Опасливо глядел на нее,

Оторопел,

Оробел,

Слова не мог сказать.

Такое не снилось

Ему и во сне, —

Невероятной казалась ему

Яркая красота ее.

Дивной была для него

Воинственная внешность ее.

Тонко улыбнувшись ему,

Темные ресницы подняв,

Круглыми глазами в упор

Трехлучистыми поглядев,

Губы красные приоткрыв,

Зубы ровные обнажив,

Голосом звучным она

Молвила такие слова.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Кажется, повстречала я,

Кого не чаяла повстречать,

Кажется, увидала я,

Кого не чаяла увидать…

Доброй славой моей привлечен,

Именем высоким моим,

Славный отпрыск

Рода айыы

С поводьями на заплечьях своих,

Исполин могучий

Племен айыы

С чембурами солнечными за спиной,

Скачущий

На Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Восемь перевалов перевалив,

Прибыл, что ли, сюда?

Властелин далекой страны,

Здравствуй, когда ты здесь!

Дальнего аласа тойон,

Слава тебе, коль ты сам пришел!

Скажи теперь,

С чем приехал ты?

Уж не думал ли ты, что я

Побреду по далеким путям твоим,

Что преследовать буду тебя

По широким путям твоим?

Разомкни уста,

Что молчали всю ночь,

Открой свой рот,

Что молчал весь день, —

О цели прибытия своего

Ты, приезжий,

Немедля поведай мне! —

Так вопрошала она

Гостя грозного своего.

Бросающийся из беды в беду,

Великий воин земли,

Защитник племен уранхай-саха

Цель своего приезда открыл,

Такое слово сказал.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Кюрэ Дьагыл Уорда Могола дитя,

Кюсэнгэ Дьагыл Кус Хангыл

Прекрасная дочь,

Хаан Дьаргыстая-богатыря,

Скачущего на Вихре-коне,

Прославленная сестра,

Летающая по бранным полям

На Красно-чалом своем скакуне,

С волшебной плетью-копьем,

Прекрасная Кыыс Нюргун!

Имени твоему —

Айхал!

Громкой славе твоей —

Уруй!

Сверстница дорогая моя,

Добрая соседка моя!

Слух дошел до меня:

Наказала ты,

Чтобы я поспешил сюда

Поклониться имени твоему,

Поклониться славе твоей.

Вот поэтому прибыл я,

Вот поэтому тут и сижу…

По-доброму проводишь меня —

По-доброму и уйду.

По зову далекому твоему

Прискакал я гостем сюда!

Потому что сама вспоминала ты

Славное имя мое,

Спешил я, летел к тебе!

Постель из камысов

Постыла мне,

Опротивел мне

Одинокий орон…

Чтобы с милой подругой

Рядом лежать,

Желанную

В объятьях держать,

Достойную в жены взять —

Вот зачем я прибыл сюда…

Будешь ли женою моей?

Согласна иль нет —

Отвечай, да скорей!

Не было между нами вражды,

Незачем биться нам…

Коль не согласна пойти за меня,

То и не о чем говорить.

Человек дорожный —

Поеду я

По делам неотложным своим!

Весь свой век проводя в пути,

Быстро все я решать люблю! —

Так о цели прибытия своего

Прямо поведал он…

Удалью прославленная своей

Прекрасная Кыыс Нюргун

Передернулась от обиды такой,

Гневно отвечала ему.

Приезжавших свататься

Прежде ко мне

По темени била я наповал,

Говорившим, бывало, мне,

Что гожусь я ложе с ними делить,

Я проламывала виски!

Тем, кто осмеливался меня

Равною себе называть,

Достойной быть хозяйкой-женой,

Откручивала голову я!

Все они, с которыми я

Билась, потехи ради дразня:

«Попробуйте-ка, женитесь на мне!» —

Все прославленные богатыри,

Которых я помню по именам:

Ардьаман Дьардьамана сын —

Бохсоголлой Боотур

И взращенный в годы вражды

Эсэх Харбыыр Юс Кюлюк,

Разбойник ночной

Тимир Дьигистэй,

И могучий дух-властелин

Ледовитого моря Муус-Кудулу,

Уот Усутаакы удалой,

И объездивший, как коня,

Змея огненного

Уот Усуму,

Все бесследно пропали они,

Ты один их

На поединках побил.

О подвигах твоих услыхав,

Вызвала я тебя,

Чтобы гостем моим ты был;

Думая, что равен ты мне,

Богатырь из дальней страны,

Что достоин ты будешь меня,

Племени достойного сын,

Захотела я сразиться с тобой,

Померяться силой с тобой!

Попробуем-ка, могучий мой гость,

Испытаем друг друга в борьбе,

Поспорим силою рук

На открытом холодным ветрам

Просторном поле моем,

Вымощенном глыбами валунов!

Если навзничь я тебя повалю,

Спиной тебя к земле придавлю,

Тогда уж — не обессудь…

Покамест тебя

Вылететь в дверь

Не заставила я

Затылком вперед,

Разумей, где дорога твоя,

Загодя уходи!

Если равен ты силой мне,

Будет особый у нас разговор;

Если ты пересилишь меня,

Тоже будет особый

Тогда разговор! —

Тут хозяйка,

Проворно дверь распахнув,

Вихрем выскочила

На широкий двор,

На звонкое надворье свое.

И на привольном поле они,

На поверхности из каменных глыб

С брюховину коровью величиной,

Поперек поясниц схватясь,

Громко вскрикивая, принялись

Друг друга крутить, бросать,

Словно иву гибкую, гнуть.

Три дня и три ночи

Боролись они.

Зычные крики их донеслись

До гребня верхних небес;

В Нижнем мире слышался

Топот их;

Всей непомерной толщей своей

Дрогнул Средний мир…

Поле каменное

Истоптали они,

До колен

Изрыли его,

По самые бедра

Вязли в нем.

Так свирепо топтались они,

Что метелью щебень

Взлетал из-под ног,

Буря брякотливых камней

Бешено грохотала вокруг…

Удалью прославленная своей

Прекрасная Кыыс Нюргун

Достойного ратоборца, видать,

Встретила, наконец.

Так и этак пробуя нападать,

Натуживаясь, пыталась она

Противника на воздух поднять

И бросить через себя,

Да и с места сдвинуть его не могла;

Рывком пыталась она

Через бедро его повалить,

Да не дрогнули суставы его,

Даже не шелохнулся он.

Рассердилась Кыыс Нюргун,

Досада ее взяла.

Все свои силы собрав,

Девяносто девять

Вихрей взметнув,

Обретя все семьдесят семь

Неистовых уверток своих,

Восемьдесят восемь

Ухваток своих,

Заставив вопить, орать

Встревоженный Верхний мир,

Всколыхнув по хребтине

Средний мир,

Взбудоражив до днища

Подземный мир,

Свирепо вздыбясь,

Как пороз-бык,

Яростно налетела она

На могучего богатыря,

Чтобы опрокинуть его,

Чтобы об земь ударить его.

Да не упал Нюргун Боотур,

Твердо на ногах устоял.

Тут он по-медвежьи взревел,

По-львиному зарычал,

Вихрем черную пыль взметя,

Крепко Кыыс Нюргун обхватил,

Вскинул в воздух

И об земь ударил ее.

На девять вытянутых сэлэ

По полю покатилась она,

По-журавлиному заковыляв,

И встала, надвое расчеркнув,

С треском пополам расколов

Кончиками пальцев левой руки

Огромный камень-валун.

Прославленная в боях,

Прекрасная Кыыс Нюргун,

Разъяренная неудачей своей,

Распаленная борьбой,

Белый пот

Смахнула со лба

Тыльной стороною руки,

Вздохнула отрывисто, тяжело,

Взглянула дерзко и озорно,

Повернулась, полами взмахнув,

К Нюргуну в упор подошла,

Будто бросится вот-вот на него,

И говорить, укорять начала.

Смотрите, богатыри!

Глядите — вот он каков!

Племя нечистых

Привыкший бить,

Род адьараев

Привыкший громить,

Из-за непомерной силы своей

Не ужившийся на отцовском дворе,

Из-за нрава шалого своего

Не усидевший на месте одном,

Кроваворукий

Черный злодей,

Да разве уважишь ты

Громкое имя мое,

Добрую славу мою!

Только что собралась было я

Отправиться в преисподний мир

Покарать чародея

Алып Хара,

Брата из плена спасти —

Хаан Дьаргыстая-богатыря,

Да некстати ты подоспел,

Обесславил имя мое,

Расплескал удачу мою,

Опрокинул счастье мое!

Вот досада мне,

Вот беда, так беда!

Не о чем толковать…

Разве не сможет

Такой удалец

Девушку уломать,

Женщину слабую одолеть?!

А ну-ка, попробуй,

Меня укроти,

Омой меня кровью моей!

Поглядим — что возьмешь с меня,

Как насильно с собой

Увезешь меня! —

Тут неистово Кыыс Нюргун

Со свистом пустила в него

Грозное боевое копье

И размахнулась

Огромным мечом.

Исполин

Нюргун Боотур,

Ее копье

Своим отразив,

На лету в обломки разбил,

Выбил своим мечом

Меч у нее из рук

И заветное слово

Без гнева сказал.

Ну, добро!

Ну, добро, добро!

Не успели встретиться мы,

И что это вдруг с тобой?

Добрая подруга моя,

Сверстница дорогая моя,

Опамятуйся, постой!

Непонятны мне поступки твои,

Странно гостя встречаешь ты.

Не учили меня обижать

Светлых детей айыы,

Не велели мне притеснять

Родичей далеких своих…

Так забудь вражду,

Усмири свой гнев,

Злобу свою

Прочь прогони!

Думал я —

Если дам побороть себя,

Ты с презреньем прогонишь меня;

Думал — если я упаду,

Ты меня осмеешь,

За меня не пойдешь, —

Поэтому и не упал.

Ровней тебе почитая себя,

Думая,

Что достоин тебя,

Я приехал миром к тебе;

Быть моею женою тебя прошу!

Драться я с тобой не хочу!

Грех великий бы я совершил,

Отягчился бы непомерной виной,

Если бы разгромил, растоптал

Желтую благодать.

Отчины изначальной твоей,

Которую благословляет сама

Великая Иэйэхсит,

Где милость являет сама

Светлая Айыысыт…

Неколебимый дай мне ответ,

Живо скажи —

Согласна иль нет?

Молвив это,

Нюргун Боотур

Протянул ей обе руки,

Десять пальцев подал своих…

Отпрянула Кыыс Нюргун:

— Это ты ли хвастаешь передо мной,

Что мог бы,

Владенья мои растоптав,

Великолепие разгромив

Отчины изначальной моей,

Безнаказанно прочь уйти?

Чем за такого злодея, как ты,

Замуж выйти мне ни с того, ни с сего,

Лучше броситься в воду или в огонь…

Вот тебе

Мой твердый ответ! —

Молвив такие слова,

Удалью прославленная своей

Прекрасная Кыыс Нюргун

По макушке бить принялась,

По темени колотить

Исполина средней земли.

Разразилась

Неслыханная беда,

Сумятица поднялась…

Вспучилась под ногами у них

Истоптанная земля;

Бешеный вихрь

Взлетел, заревел,

Черной тучей

Пыль поднялась…

Ветер западный налетел,

Дождь со снегом

Хлынул, шумя, с высоты,

Буря начала бушевать…

Восходящий месяц

Померк,

Солнечный луч

Пробиться не мог,

Непроглядная на землю

Пала тьма.

Вот налетел,

Завыл, заревел,

Свирепый Осол Уола;

Неистовую песню свою

Затянула Илбис Кыыса,

Заливисто хохоча…

Тридцать дней и ночей они,

Тяжело сшибаясь, дрались;

Тридцать дней и ночей подряд

Не стихала

Неслыханная кутерьма,

Песчаную завируху клубя,

Бешеный подымая буран,

Несущий по воздуху над землей

Камни с теленка величиной,

Вспыхивая синим огнем,

Полыхая красным огнем.

Наконец, Нюргун Боотур

Понемногу сердиться стал;

Неукротимую Кыыс Нюргун

Он крутить пошел,

Словно иву гнуть,

По буграм

Заставляя ее

По-журавлиному ковылять,

Спотыкаясь по буеракам и рвам,

Об землю опираться рукой,

По оврагам

На четвереньки вставать…

Наконец, он противницу ухватил,

Бьющуюся из рук, приподняв,

О могучее ударил бедро;

И бросил ничком ее

С силой такой,

Что выбила яму она в земле

Сажен на девять в глубину

Широкой спиной своей.

До неба черная пыль

Взлетела из-под нее.

С победным криком

Нюргун Боотур

Навалился, было, на нее.

Но вдруг неуемная

Кыыс Нюргун

С грохотом разорвалась,

Превратилась в неосязаемый дым,

Полетела по ветру вдаль

И пропала в северной стороне.

Эй ты, нойон-богдо!

Хоть со слабой девушкой сладил ты,

Хоть бедняжку-женщину повалил,

Поглядим, как догонишь ее!

Покуда не разорвешь

Становую жилу мою,

Я не дам подняться тебе

На высокое лоно свое!

Под землю я уйду,

К исполину Алып Хара,

За спину его западу.

Посмотрю я там, посмеюсь,

Как вытащищь ты оттуда меня,

Как в жены меня возьмешь! —

Так, замирая, вдали

Голос ее прозвучал.

Стремительный Нюргун Боотур,

Как с поляны взлетающий

Черный косач,

Махом одним вскочил

На сверкающее седло;

Как орел на заболоченную скалу,

Сел на коня своего

И на север погнал, поскакал,

Разрывая серый туман.

До вершины белых небес

Доносился окрик его;

Отгулом в подземной тьме

Отзывался топот коня,

Заклубились белые облака,

Завертелись черные облака,

Взбаламученные

Полетом его.

Дождь со снегом шумел

По его следам,

Вихрь свистящий

Всадника сопровождал,

Грозовые тучи

Летели за ним,

Били молнии с высоты,

Гром раскатами грохотал…

Над просторами нелюдимых равнин

Развевался хвост

Вороного коня,

Над окраинами срединной земли

Распластывалась грива его,

Над гладью синих озер

Мелькала челка его.

Ретивым скоком

Летел скакун,

Девятиизлучистый

Путь пробил;

О восьми отрогах

Крутой перевал,

Распахнутый широко,

Рассекая копытом скалу,

Рассыпая искры огня,

Стремительно конь миновал…

Удалился Нюргун

От земли айыы,

Опустился в пределы абаасы,

Где скудная поросль ползла

По тундрам среди болот,

Где разная нечисть, киша,

Убегала с дороги его,

Приседая, скакала по сторонам,

Растопыристо прыгала из-под копыт…

Красно-ржавые горы вдали,

Расступаясь, мимо прошли,

Дымно-огненные холмы,

Полыхая, мимо прошли.

Все дальше всадник спешил;

Достиг он сумрачных мест,

Где травы ревут,

Хлеща по ногам,

Где деревья, хрипя,

Тянулись к нему,

Сучьями норовя ухватить.

По ущелью,

Где ошалело летел

Кроваво-черный поток,

Мимо горных зловещих круч,

Пред которыми

Девять шаманов седых,

Неистово вверх и вниз мечась,

Заклинали девять суток подряд;

Мимо осыпей крутизны,

Где восемь шаманок

Вопя, голося,

Восемь суток подряд

Заклинали, буйно кружась;

Мимо сопок,

Где семь разъяренных псов,

Лаяли, злобно мечась, —

Опускался все ниже

Нюргун Боотур

В сумрачный Нижний мир;

По встревоженной темной стране

Мчался он, летел прямиком.

Конь Вороной,

Счастливый скакун,

Друг и советчик его,

Вдруг остановился

На всем скаку,

Замер на крутизне,

На самом краю жерла?

Алчного зева

Подземных бездн.

Огляделся Нюргун Боотур —

В черном густом дыму перед ним

Смоляное море горит,

Затапливая жерло

Пропасти Ап-Салбаныкы,

Не пропускающее никого,

Чье дыханье — белый туман,

Не пропускающее никого,

Чье дыханье —

Волшебно-черный туман,

Не дающее никому —

Ни людям, ни абаасы —

Берега другого достичь.

Синим переливаясь огнем,

Красным пламенем

Вспыхивая широко,

Тяжело вздуваясь, течет

Смоляной кипящий поток.

Бушуя, взлетает огонь

С бурного лона его,

Вихрями рея ввысь,

Полымя полощет над ним,

Проносятся вихри искр…

Мечутся на крутом берегу,

Беснуются, все круша,

Две дочери духа зла,

Воют закатисто голоса

Невидимок,

Оберегающих путь.

Алаатанг! Улаатанг!

Абытай-халахай!

Кровожадные сестры, сюда, сюда!

Пришел ходящий на двух ногах,

Глядящий перед собой,

Человек уранхай-саха…

Молочное дыхание его

До сердца проняло нас,

В нос ударил нам

Дух его земляной…

Налетайте, оборотни, на него,

Раскрывайте пасти свои!

Скоро мы перебрасываться начнем

Толстым жиром его брюшным,

Мясом его

Глотки набьем…

Когда уранхайские молодцы,

Разбухшие телом

От белых яств,

Выросшие на пище мясной,

На густой похлебке тар-юэрэ,

Попадали в ловушку к нам,

Падали вниз головой

В матушку огневую Смолу,

Наши ложки кровавые

Сами на пир

Прилетали, стуча-бренча.

Сами прибегали торчмя

Ржавые наши рожны…

Будем толстые кости

Глодать, смоктать,

Тук нутряной

Хватать, глотать!

Стук-бряк, стук-бряк,

Судьба-ворожба! —

А по берегу смоляного потока

Громоздились, словно плавник,

Длинные кости богатырей,

Плыли, шугой шелестя,

Короткие кости богатырей…

Бедренные кости

Погибших шаманов

Подпрыгивали,

Друг о друга стуча;

Черепа погибших шаманов

Подкатывались,

Бубнами грохоча.

Вот на том проклятом

Крутом берегу

Задержался Нюргун Боотур.

Преданный друг его —

Вороной скакун,

Шумно фыркнув

Парой гремучих ноздрей,

Горячо, протяжно заржав,

Человеческим голосом заговорил,

Уранхайской речью сказал.

Анньаса! Анньаса!

В небесах назначенный мне,

Судьбой мне посланный друг,

Дорогой хозяин-тойон!

К задушевным речам

Коня своего

Прислушайся ты сейчас

Парой чутких своих ушей!

Через околдованную черту

Провала Ап-Салбаныкы,

Через балку трех

Преисподних бездн,

Какой дорогой,

С какой стороны

Ты хочешь перескочить,

Надеешься перелететь?

Бывало, сестра твоя —

Айыы Умсуур Удаган,

Превратясь в огонь,

Пробегала вмиг

По волнам смоляным

На берег другой;

Оборотни-абаасы

Восьминогими кошками, я слыхал,

По морю горящей смолы

Перебегали не раз;

Расплавлялись на этом пути

Медные когти их…

Если б сумел обернуться ты

Длинным железным копьем

И, вытягиваясь без конца,

Уперся бы острием

О далекий берег другой

И выбрался бы на него,

Наша громкая слава тогда

Еще выше бы поднялась! —

Такие слова

Богатырский конь

Громко сказал-проржал.

Только успел

Это вымолвить конь,

Мигом слетел

Богатырь-исполин

С крутого его хребта,

Скакуна своего повернул

В сторону средней земли,

Хлопнул по крутому бедру

И послал в пределы айыы.

Перекувыркнулся Нюргун Боотур,

Обернулся звонким

Стальным копьем

Длиною в три дня пути,

Перекинулся через поток смоляной,

Звякнув, брякнув,

Уткнулся в берег другой…

Очутясь на том берегу,

Превратился Нюргун в пчелу

Величиною с мешок

Из шкуры оленьей ноги,

В котором скупая старуха подчас

Прячет пожитки свои;

Загудел Нюргун Боотур,

Залетел в глубокий провал,

К подземному логовищу тому

О тридцати просторных норах,

Где Алып Хара обитал,

Аат Могойдоон-исполин…

Словно прорубь на крыше жилья,

Глубокий зиял проем;

На край его сел Нюргун Боотур,

В логовище заглянул.

Обладатель восьмидесяти восьми

Хитростей колдовских,

Оборотень,

Матерый главарь

Злобных адьарайских племен,

Огромный Алып Хара восседал

Посреди жилья своего…

Несравнимый ни с чем

В безобразьи своем,

О трех, словно щупальцы, головах,

О шести долбежках-ногах,

О шести крутящихся вихрем руках,

Ржавчиной корявой покрыт,

Железный сплошь человек

Важно сидел, развалясь.

На восьми подпорках сиденье его,

Чтоб не подломилось под ним;

На семи укрепах сиденье его,

Чтоб не развалилось под ним;

Вот на крепком стуле каком

Восседал Аат Могойдоон.

Две ручищи его —

Два чомпо-топора,

Две ручищи его —

Два меча боевых,

Две ручищи —

С когтями на пальцах кривых;

Две ноги у него —

Два железных багра,

Две ноги —

С копытами вместо ступни,

Две ноги —

Для опоры ему.

Нижнего мира богатыри —

Матерые главари,

Верхнего мира богатыри —

Отборные удальцы,

Как по горло объевшиеся глухари,

Гордо выпятив груди свои,

Расселись вокруг него.

Шумный, крикливый спор,

Осуждение, брань, хула

Были в разгаре у них…

Дух-владыка провала

Ап-Салбаныкы,

Алып Хара

Аат Могойдоон,

Повелитель верхних и нижних племен,

Восседая внушительно во главе

Буйного сборища абаасы,

Гнева не сдерживая своего,

Поминутно рявкал на них;

А когда он рявкал на них,

От страха у богатырей

Пища, проглоченная вчера,

Изверглась из глоток, свистя и гремя;

С перепугу у богатырей

Пища, проглоченная позавчера,

Вылетала за день пути

Из ровдужных могучих задов.

Аа, черные плуты,

Кровавые рты!

Если тресну любого из вас,

Разорвется печень в утробе его…

Так не раздражайте меня,

Старейшину своего!

Только правду одну

Говорите мне!

Чертовы дети,

Слышали вы?

Проклятые, поняли вы —

Так орал Аат Могойдоон.

Головами понятливо закивав,

Угодливо отвечали они:

— Поняли, поняли все!

Только спрашивай,

Правду расскажем тебе!

Если хоть на слово

Мы соврем,

Пусть тогда у любого из нас

Лопнет единственный глаз,

Пусть семисаженные языки

Пересохнут в глотках у нас,

У корня перегниют! —

Так адьараи-богатыри

Клялись главарю своему.

Ты отвечай сперва,

Обитающий на широком хребте,

Словно черного дятла перо

Блистающих черных небес,

Кэкэ Суоруна сын,

Детина свирепых высот

Юс Кюлюк Бэкийэ Суорун!

В прославленном роде твоем,

В племени материнском твоем,

В потомстве, что породил

Косоглазый Кылар Бэргэн,

Появился ли богатырь,

Чьей мощи не одолеть,

Чьей силы не побороть?

Повелитель мой,

Великий тойон!

О чем вопрошаешь ты?

После того, как родился ты,

Вскормился и в силу вошел,

Кто еще появиться мог?

Кто сильный родиться мог?

Извелась порода богатырей!

Не осталось в нашем роду никого,

Кроме только меня одного! —

Так отвечал Бэкийэ Суорун,

Хлопнув по колену себя,

Выпятив горбатую грудь,

В сторону отворотясь…

Алып Хара-богатырь,

Аат Могойдоон удалой

Удивленно взглянул на него,

Ухмыльнулся, оскалив клыки,

И зычно захохотал.

А-ай, досада!

А-ай, какая беда!

От женщины прекрасной такой,

От матери достойной такой,

От Харанга Нюэрэлдьин самой,

Уродился такой урод!

Выродился, видать,

Ваш знаменитый род…

А ведь как о себе говорит, —

Никого не осталось, кроме него,

Только он один знаменит!

Ну а ты,

Буор Мангалая сын,

Рожденный с ярмом на шее своей,

Последыш в бесценном роду

Кривобоких выродков-сыновей,

Чудовищных потаскух-дочерей,

Старого Арсан Дуолая

И старой Ала Буурай,

Ты, горластый силач

Мэнгюрюр Бёгё!

В воровато прожорливой вашей семье

Родился ли исполин,

Появился ли богатырь,

Чью силу не одолеть?

Не слыхал ли ты,

Не узнал ли ты?

Повелитель ты мой, тойон!

Странно слышать мне

Твой вопрос!..

Удальцы у нас извелись,

Молодцы у нас

Никуда не годны…

Такая настала пора,

Что могут нас притеснять

Подсолнечные племена,

Что могут нас обижать

Потомки рода айыы.

Худо нам!

Не осталось у нас

Из богатырей никого,

Кроме только меня одного! —

Могучий Алып Хара,

Аат Могойдоон-исполин

Удивленно взглянул,

Откачнулся слегка,

Крякнул, хмыкнул,

Прикрывши рот,

Повернулся к нему спиной,

Хлопнул по колену себя.

Ай, досада!

Ай, какая беда!

От женщины прекрасной такой,

От матери достойной такой,

От самой Мунаах Суналыкы,

Не давшей узнать никому

Предела мощи своей,

К вырожденью рода, видать,

Уродился ты, несчастный урод!

И врет еще…

Будто он — богатырь,

Будто кроме него

И нет никого!

Ну а вы что скажете мне, —

Ты — Кырбыйа Боотур,

Проклятого неба сын,

Ты — Хаан Чабыргай,

Бурно-студеного неба сын,

Ты — Эсэх Суодуйа,

Кровавого неба сын!

Ну-ка вы, отвечайте живей:

Появился ли где-нибудь в трех мирах

Подлинно исполин-богатырь?

О том не слыхали вы?

В Верхнем мире

Не народился никто,

В Нижнем мире

Не появился никто;

Только в Среднем мире, слыхать,

На бескрайней ровной земле,

Скачущий

На Вороном коне

Стремительный Нюргун Боотур

Славен стал

В недавние времена! —

Так ответили главарю своему

Трое богатырей.

Алып Хара,

Аат Могойдоон,

Раздосадованный,

Отвернулся от них,

Хлопнул по колену себя,

Злобно захохотал.

Ах вы, нечисть,

Ах вы, червивая дрянь,

Тоже думают меня удивить,

То да се болтают, сидят!

Кто же в трех мирах не слыхал

О Нюргуне-богатыре?

Кому вы рассказываете о нем?

Ничего, видать, не узнали вы,

Ничего не слыхали вы…

Ну так слушайте,

Что я расскажу:

Кто отец ее —

Не ведаю я,

Кто мать ее —

Тоже не знаю я;

Но есть у ней старший брат —

Черный злодей,

Хаан Дьаргыстай;

А звать ее самое —

Прекрасная Кыыс Нюргун.

Отважная девка-бой,

Знается только со мной она,

Лишь со мной выходит на бой;

Раз в три года

По тридцать суток подряд

Дракой с нею

Тешимся мы…

Даже такого, как я,

Дюжего богатыря

Заставляет она порой

Упираться в землю рукой,

Зарываться по уши в грязь!.. —

Так рассказывал

Аат Могойдоон,

Гордо поглядывая на гостей…

Исполины-абаасы,

Дивным рассказом изумлены,

Хлопнули по коленям себя;

И отвернулись прочь от него,

Головами в сомнении покачав…

Девка, говоришь?

Ну и ну!..

Да пропади она!

Баба! Ну и дела!

Да провались она!

Да и кто поверит тебе,

Что девка с ног сбивает тебя,

Что баба одолевает тебя —

Так отвечали ему,

Ухмыляясь, богатыри.

Да если я перед вами вру —

Пускай щербатый бубен Хоро

Опрокинет меня ничком!

Пускай неистовый Дьэс Чуонах

Опрокинет навзничь меня!

Правду, правду я говорю! —

Так сидел и клялся

Аат Могойдоон.

Только он это сказал,

Тут же,

Звеня и гремя, с высоты

Прилетело сверкающее копье

И в черную землю

Торчком впилось

Среди логова абаасы.

Раскатился грохот и гром,

Разлетелось дымом копье,

И в собственном виде своем

Прекрасная Кыыс Нюргун

Предстала

Сборищу удалых

Адьараев-богатырей.

Словно крупные

Русские жемчуга,

Градом слезы из глаз ее

Падали, говорят,

По каменным плитам катясь…

Отчаянные удальцы,

Удалые абаасы

Всполошились, увидя ее,

Повалились навзничь, вопя:

— Басах-тасах!

Бабат-татат!

Горе нам!

Отломились, видать,

Головы девяти журавлей! —

Сильно перепугались они,

По логову заметались они.

Разбежались, попрятались, кто куда…

Смотри, смотри на меня!

Настал последний мой день!

Солнечных айыы богатырь

С поводьями за спиной

Гонит меня, теснит!

Племени айыы исполин

С чембурами на плечах

Налетел, обидел меня,

Опрокинул доброе имя мое,

Растоптал высокую славу мою,

Толстую кожу мою разорвал,

Пролил мою черную кровь,

Свернул мою шею,

Скрутил мой нос!

Где укрыться мне от него?

Я бы спряталась

В яму из-под столба,

В ступу забилась бы я…

В трех мирах не вижу я никого,

Кто бы мне

Защитою толстой был,

Кроме тебя одного,

Алып Хара,

Аат Могойдоон,

Властелин провала

Ап-Салбаныкы!

Укрой, огради меня,

Защити дыханье мое!

Нюргун Боотур ты не давай

Подмять меня под себя!

Если ты не сумеешь

Меня защитить,

Обесславится имя твое,

Полетит повсюду молва,

Что, мол, бедняга Алып Хара,

Перед исполином средней земли

От страха всеми костьми задрожав,

Без боя женщину уступил,

Прибежавшую защиты искать…

Где тогда

Ты скроешься от стыда?

Пестрые псы

Тебя засмеют,

Серые псы

Облают тебя! —

Так вот бойко проговорила она,

Проворно молвила слово свое…

Алып Хара,

Аат Могойдоон,

Чудовище-адьарай

Расхохотался в ответ.

Покуда три мои головы

Не слетели с могучих плеч,

Покуда шесть моих

Рук и ног

Не оторвались еще

От железного туловища моего,

Я тебя —

Медногрудую пташку мою,

Златогрудого жаворонка моего,

Никакому Нюргуну не уступлю,

Из виду не упущу! —

Молвив это,

Алып Хара

Шестью ручищами

Обнял ее,

Шестью ножищами обхватил;

Тремя головами

С трех сторон

Нюхать начал с присвистом,

Целовать

Прекрасную Кыыс Нюргун.

Гневом объят

С головы до пят,

Смотрел Нюргун Боотур,

Как в обиталище абаасы

Влетела Кыыс Нюргун,

Защиты прося у врага.

Голову приподняв,

Огляделся Нюргун Боотур,

Увидал болотную черную топь,

Полыхающую огнем.

В черной трясине той,

В засасывающей тине густой

Завязнув по самую грудь,

Тонул богатырь

Хаан Дьаргыстай.

Скрученный по рукам и ногам,

Запутавшись в девяноста петлях

Аркана волшебного Ап-Чарай,

То всплывая,

То погружаясь опять,

Отрывисто он запел…

Парой чутких своих ушей

Вслушиваясь, Нюргун Боотур

Голос его уловил,

Горькую жалобу различил.

Посмотри, посмотри на меня,

Прославленный сын айыы

С поводьями за спиной,

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур!

Я слыхал,

Что волей владык судьбы

Племена айыы

Послан ты защитить,

От гибели оградить

Людей айыы-аймага…

Ты один лишь

Можешь меня

Из трясины этой спасти…

Поспеши, Нюргун Боотур!

Широкая прежде —

Спина моя

Суживаться начала,

Зоркие зеницы мои

Застилает смертная мгла.

Видно, пора пришла

Оборваться моему кюсэнгэ,

Солнцу моему

Кануть во тьму…

Гнева священного твоего

Не стоит девчонка,

Чья мысль коротка,

На ноги мочащееся дитя…

Гибнущему

Помоги!

Тонущего спаси!

Расстающегося с душой

Не бросай в беде,

Выручай! —

Так, увязая

В топи огневой,

Задыхаясь, о помощи умолял

Богатырь Хаан Дьаргыстай.

«Если сына айыы

Покину в беде,

Грех великий приму на себя,

Обесславлю имя свое…

Если я пришел,

Неужель отступлю?

От гибнущего

Неужель отвернусь?

Во имя чего

Юноша смелый

И конь его

Навстречу смерти летят,

Жизнью не дорожат?!

Где не пропадала

Одна голова?

Пусть решает участь мою

Незыблемая судьба!» —

Так подумал Нюргун Боотур

И такие молвил слова.

Посмотри-ка ты, посмотри,

Прославленный сын айыы

С поводьями солнечными за спиной,

Богатырь Хаан Дьаргыстай!

Одержимая жаждой битв,

Скачущая по бранным полям

На Красно-буланом коне,

Прекрасная Кыыс Нюргун,

Удалая сестра твоя —

По воле своей залетела сама

В логово абаасы,

Убежища просит она

У Алып Хара,

Врага твоего…

Прежде я хотел

Жениться на ней,

А теперь мне

Мерзко глядеть на нее.

Но и все же

Я сам — потомок айыы,

Видя тебя в беде,

Неужто мимо пройду?

Видя гибнущего,

Неужель не спасу?

Как стрела боевая,

В полет устремлюсь,

Как рогатина,

К тебе я метнусь.

А как только я

На куски рассеку

Роковой аркан Ап-Чарай,

Ты со всею силою соберись,

Из горящей топи взметнись,

Руками, ногами взмахни,

Вырваться попробуй

Сильным рывком,

Выпрыгнуть могучим прыжком!

Собери всю ухватку и ловкость свою,

Смотри — не сгуби себя!

Заклинательница

Девяти небес,

Врачевательница

Восьми небес,

Айыы Умсуур Удаган,

Дорогая, старшая

Наша сестра!

Если ты наверху,

Опустись!

Если ты внизу,

Подымись!

В трясину подземную брошусь я,

В тину огненную окунусь,

В бездну черную погружусь,

Откуда не возвращался никто…

Покровительница моя,

Айыы Умсуур Удаган,

На помощь сюда явись!

Брось мне волшебную плеть

О восьми хвостах,

Чтобы восемь ее хвостов

Превратились в восемь мечей,

Чтоб ударом одним

На восемь частей

Сумел я рассечь

Аркан Ап-Чарай,

Чтобы в крошево его превратил!

В подвиге меня поддержи,

В полете силу пошли!

Дай мне удачу!

Уруй-айхал! —

Так воскликнул Нюргун Боотур

И, в белого сокола превратясь,

Взлетел на кручу скалы,

Изготовясь броситься

В черную топь.

Старшая могучая его сестра,

Айыы Умсуур Удаган

Услыхала его призыв;

Обернувшись чудовищной —

В пегом пере —

Огромной птицею Бар Дьагыл,

Прилетела, крыльями грозно шумя,

Села с треском —

Грузная, как гора,

На вершины мерзлые девяти

Древних елей в густом снегу,

Бросила брату

Волшебную плеть —

Звенящую, о восьми хвостах;

Выдохнула густой туман,

Оделась облаком белой мглы,

Чтобы никто ее видеть не мог;

Взгляд ее немигающих глаз,

В две огненные полосы превратясь,

В две сверкающие вожжи?

Протянулся к Нюргуну-богатырю,

Захлестнулся под крыльями у него,

Как поводья тугие, окреп…

Светлых айыы

Прославленный сын,

Стремительно ринулся,

Крылья сложив,

В крутящуюся черную топь,

Где тонет даже

Паук водяной;

Врезался

В гибельную глубину,

Ударом небесной плети рассек

Неразрывный аркан Ап-Чарай,

На куски его разрубил,

В крошево искрошил.

С треском лопнул волшебный аркан;

Вздыбилась бездонная зыбь,

Вспучилась черная топь,

Выбросила из себя

Пленника своего,

Тут освобожденный от пут

Хаан Дьаргыстай-богатырь,

Одним прыжком очутясь

На каменном берегу,

С криком свой меч обнажил

И бросился на Алып Хара,

Как кобыла с мерином, с ним

Крутиться, играть пошел.

Огненная преисподняя топь

Взвыла,

Выдохнула кровавую муть,

Захлестывая с головой

Нюргун Боотура-богатыря;

Концами обрубленными Ап-Чарай

Заарканил ноги его.

Вырвался Нюргун Боотур,

Держась на поводьях тугих

Старшей своей сестры,

По аркану волшебному еще раз

Небесной плетью хлестнул,

Восемь петель его рассек;

И взлетел на берег крутой,

Твердо стал на мерзлой земле.

Чудовище Алып Хара,

Аат Могойдоон-исполин,

Не подпуская к себе

Хаан Дьаргыстая-богатыря,

Шестью ручищами колотя,

Отпихивался от него,

Шестью ногами

Лягался, пинал,

Подножки ставил ему…

Да неужто Нюргун Боотур

На месте будет стоять,

Не бросится помогать

Светлому сыну айыы

С поводьями за спиной?

Главарю адьарайских сил

Аат Могойдону-богатырю

Напрочь Нюргун

Отсек, изловчась,

Одну извивающуюся башку.

У исполина подземной тьмы

Две могучих руки,

Две дюжих ноги

Повисли,

Бессильно поволоклись,

Словно ровдужные ремни…

Тут оба сына айыы,

Оба славных богатыря,

Накинулись на Алып Хара;

За срок, в который могли бы вскипеть

Три чана,

Один за другим,

С чудовищем абаасы

Справились еле-еле они…

Три его смоляных головы,

От огромного тулова отрубив,

На три жертвенных заостренных столба

На дне жерла?

Подземной страны

Насадили богатыри.

Мигая глазами,

Пасти кривя,

Дергались головы на столбах,

Соскочить норовили, да не могли…

Руки, ноги чудовища отрубив,

Туловище врага растоптав,

Труп его бросили богатыри

В огненную подземную топь.

Просторное логовище его,

О тридцати глубоких норах,

Со смехом разрушили богатыри,

Растоптали в пыль, хохоча,

Развеяли, как туман на ветру,

Радуясь, как на кумысном пиру

Солнца и Месяца по весне.

Говоря: — Одолели мы

Страшного недруга своего!

Наше счастье нам помогло! —

Двое богатырей айыы

Радостно обнялись,

Верхнюю друг у друга губу

Троекратно поцеловали они,

Так что по три ложки крови у них

Выступило на нежных губах;

Нижнюю друг у друга губу

Обнюхали шестикратно они,

Так что крови по шесть черпаков

Выступило на нежных губах.

Покамест, как брата брат обретя,

Радовались друг другу они,

Вдруг, отколь не возьмись,

Полы заткнув за кушак,

Угрожая копьем,

Сверкая мечом,

Вихрем налетела на них

Одержимая жаждой битв,

Скачущая по бранным полям

На Красно-буланом коне,

Прекрасная Кыыс Нюргун.

С лица ее

Будто слетел огонь,

Вырывалось пламя из глаз.

Казалось, будто великий кузнец,

Раскаленную добела

Железную полосу из огня

Бросив на наковальню свою,

Начал яростно

Молотом бить,

И вихрем искры летят

Из-под молота у него, —

Так вот ненавистью,

Что ничем не смирить,

Пламенела Кыыс Нюргун.

Кажется — хоть убьешь ее,

Не отступится от вражды,

Хоть разрубишь толстую кожу ее

И прольешь ее черную кровь,

Не остынет злоба

В сердце ее.

Грозно, в упор смотри

Нюргун Боотур в глаза,

Гневно закричала она.

Посмотрите-ка на него!

Вот он —

Бродяга и озорник,

Не ужившийся в доме своем!

Вот он — непутевый глупец,

Не прижившийся на месте своем!

Мало было тебе уронить

Высокое имя мое,

Мало было тебе очернить

Мое блистающее лицо,

Ты славу мою

Поносишь теперь?

Прежде ты жениться

Хотел на мне,

А теперь тебе

Мерзко глядеть на меня?

А теперь ты

Брезгуешь мной?

Не дитя я,

Чтоб ты надо мной

Посмеяться мог,

Не девчонка, чтоб ты от меня

С презрением отвернуться мог!

Я сейчас

Могучим ударом своим

Девять толстых ребер твоих перебью,

Не дав тебе

Ни на пядь отступить!

Я толстую кожу твою разрублю,

Черную кровь твою

Лужею разолью,

Длинные кости твои сокрушу!

Опозорю

Громкое имя твое,

Опрокину

Зычную славу твою,

Убегать заставлю тебя!

С дюжей твоей спины

Толстую кожу сдеру,

Переломаю кости твои,

Уши твои оторву,

Превращу тебя

В раба своего,

Грязь велю

Убирать за собой!

Чем женою стать

Такого, как ты,

Лучше пусть разорвется

Кожа моя,

Прольется

Черная кровь моя,

Сокрушатся

Длинные кости мои!

Чем такого презренного

Мужем назвать,

Чем позволить взбираться ему

На высокое лоно свое,

Лучше мне

Навеки проклятой быть,

Лучше девкою век прожить,

Радости материнской не знать,

Дома обильного не заводить,

Крепких сыновей не растить,

Загоны просторные для скота

Городьбою не обносить!..

Кто бы ни встречался с тобой,

Того ты в яму валил,

Кто бы ни дрался с тобой,

Ты всех убивал, —

Такая молва о тебе!

Я не отступлю от тебя,

Пока не разрубишь ты

Толстую кожу мою,

Покамест грудою плавника

Не рухнут кости мои! —

С криком Кыыс Нюргун

Размахнулась длинным

Мечом-пальмой,

Ударить по голове норовя,

Темя Нюргуну рассечь.

Проворно Нюргун Боотур

В сторону отскочил,

Примерно на девять саженей.

Одержимая жаждой битв

Отважная Кыыс Нюргун

Обрушила страшный удар

На черный камень-валун.

Загрохотал, загремел,

Раскололся камень-валун,

Молнии, засверкав,

Брызнули из-под меча,

Загремело гулкое дно

Пропасти Ап-Салбаныкы…

Летающий на Вихре-коне

Хаан Дьаргыстай удалой

Громко вскрикнул,

Крепко схватил сестру

За обе руки ее.

Вспыхнув гневом,

Грозно глазами блестя,

Он заговорил горячо,

Слово твердое произнес;

Веско, как старший брат,

Образумливать начал он

Обезумевшую от гнева сестру.

Стой ты, девка!

Опомнись, уймись!

Это я говорю —

Твой старший брат!

Прославленного племени сын,

Силой и доблестью

Равный нам,

Только он достоин

Быть мужем твоим,

Только он подходит тебе!

Если не его,

То кого же еще

Выберешь ты в мужья?

Он меня от гибели спас!..

Покуда мир не порушен у нас,

Покуда худом не стало добро,

Замуж за него выходи!

В гнев меня не вводи!

Пускай ты не в меру телом могуч,

Пустая у тебя голова!

Распирает силища плечи твои,

А разумом ты — глупец!

Гневом своим

Пугаешь меня?

Старшинством попрекаешь меня?

Замуж идти

Заставляешь меня?

Я надеялась, я ждала,

Что если на волю вырвется брат,

Он поддержкою будет мне,

Если навзничь я упаду,

На ноги поднимет меня…

Чтоб тебя из огненной топи спасти,

Я околдовала врага,

Восемьюдесятью восемью

Чарами глаза отвела

Чудовищу Алып Хара,

Аат Могойдоону-богатырю.

Вот почему без помех

Непутевый этот бродяга сумел

Разрубить колдовской

Аркан Ап-Чарай.

Он победу присвоил себе

И пуще прославил имя свое,

И возвеличил славу свою!

Не досадно ли это мне?

Старшим братом моим,

Иль кем хочешь будь,

Гневись или не гневись на меня,

Посмотрю еще, как сладит со мной

Пожелавший жениться на мне.

Если нужен будет мне муж,

Сама я мужа найду;

Это дело — мое, не твое.

Прочь отойди! Не мешай,

Старший мой брат-тойон! —

Так запальчиво крикнула Кыыс Нюргун

И яростно начала

Удары свирепые наносить

Нюргун Боотуру-богатырю…

Успевая едва-едва

Увертываться от ударов ее,

Вспылил наконец

Нюргун Боотур.

Золотыми опилками он

Ощетинился, засверкал,

Железными опилками побагровел,

Медными опилками позеленел.

Как в степи табун лошадей,

Шарахнувшись, кидается вскачь,

Все топча на своем пути,

Так кровавый сгусток гнева его

Яростно вздулся в нем…

Как раскатывается гром

По тучам из края в край,

Бешеный, неукротимый гнев

Раскатился по жилам его…

Вздыбясь, как боевое копье,

Страшен видом,

Темен лицом,

— Не такое я видел — и жив! —

Воскликнул Нюргун Боотур

И ринулся на Кыыс Нюргун.

С треском брызнул

Камень-дресвяк

У дерущихся

Из-под грузных ног.

Черный западный ветер взвыл,

Мокрый снег

Полетел, зашумел,

Днище бездны Ап-Салбаныкы

Закачалось, расплескиваться начало

Как вода в посудине берестяной.

Погибельная подземная топь

Полыхнула тусклым огнем,

Перехлестываясь через край;

Покачнулось,

Сдвинулось лоно ее…

Взвыл, заревел

Осол Уола;

Налетела, неистово хохоча,

Завизжала Илбис Кыыса;

Девять вихрей

Взметнулись, кружа…

Топот, грохот,

И гул, и гром —

Не молкнущие

Ни ночью, ни днем…

Тревога великая поднялась,

Суматоха, переполох…

Взбудоражился воплями

Верхний мир,

Дрогнул ревом

Средний мир,

Всполошился

Подземный мир.

Над бедственным лоном

Средней земли

Вихрем красный песок взлетел,

Мглой багровой в небе повис;

С трехъярусных

Необъятных небес

Градом иглистый лед

С грохотом низвергаться стал,

В Нижнем мире

Промерзшая толща земли,

Растрескавшись,

Разлетаться пошла…

Под бурею на полях

Телята начали умирать,

Коровы начали околевать,

Не стало защиты им…

Стали кони падать

В отгонных лугах,

Стали звери гибнуть в лесах,

Всюду рушиться жизнь начала…

Будущего потомства судьба

Опрокинулась,

Гибель пришла,

Нагрянула роковая беда…

Крики женщин слышались на земле;

Беременные в половине поры,

Корчась, падали на орон,

Выкидывали недоношенный плод…

А великанша и богатырь

Не помня, кроме вражды, ни о чем,

Тридцать дней и ночей подряд

Грозный поединок вели…

Властелин подземных глубин

Исполин Арсан Дуолай,

Прародитель свирепых абаасы,

Населяющих Нижний мир,

Древний старец

Луогайар Луо Хаан

Глухо, тяжело простонал

В логове дремучем своем.

Ай, беда! Ай, какая жуть!

Ох, больно… Ох, тяжко мне…

Грузный топот тяжелых пят

Сотрясает толщу земли!

Через каменное темя мое

Топот ног

Проникает в мозг,

Отдается болью в висках,

Отдается гулко в спине,

Перехватывает дыханье мое!

Мутит и тошнит меня!

Отчаянные головы средней земли,

Буйные чада айыы

Опять будоражат мир,

Рушат лоно

Трех преисподних бездн!

Было мало им разгромить

Силу адьарайских племен?!

Наших лучших богатырей

В битвах перебили они,

Сокрушили длинные кости их,

Разбросали грудами, как плавник,

По буграм подземных морей!..

Сына любимого моего,

Исполина Уот Усутаакы

Убили они…

Я плачу о нем…

Ох, слезищи — слезы мои!

Рожденного в бранный век

Эсэх Харбыыра-богатыря

Тоже погубили они…

Сгинул мой дорогой сынок!

Горюю о нем, скорблю,

Утешиться не могу…

Светоч ока зрящего моего,

Десну моих крепких зубов,

Сына третьего моего,

Исполина Алып Хара

Безжалостно истребили они!

Отрубили шесть его рук,

Отрубили шесть его ног,

Отсекли три его головы,

Насадили на три шеста!

И качаются, как живые, они

На жертвенных кровавых шестах…

Ох, беда!

Ох, горе мое!

Эти исполины айыы —

Убийцы моих детей

Пусть дадут мне покой,

Пусть уйдут скорей!

Пусть великий Юрюнг Аар Тойон

Милость нам явит свою,

Могучих потомков рода айыы

Отсюда перенесет

На дальний край

Владений своих!

Но если пройдет три дня,

А эти двое

Останутся здесь

Нескончаемый бой продолжать,

Пусть не обижается на меня

Белый владыка небес:

Лопнет тогда терпенье мое!

Я проклятием страшным

Их прокляну!

Скачущего на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

И одержимую жаждой битв

Прекрасную Кыыс Нюргун

Двум илбисам я прикажу

В спины меж лопатками поразить

Двумя рогатинами атара

И бросить их вниз головой

В огненную бездонную топь! —

Так вопил, угрожал

Арсан Дуолай.

Прародитель верхних абаасы,

Восседающий на хребте

Завихряющихся южных небес,

В гневе просыпающийся ото сна

Вспыльчиво грозный Улуу Тойон

Вскинулся на ложе своем,

Встревоженно заговорил.

Ыарт-татай! Алаатыгар!

Опять тревого, опять беда!..

Ох, когда ж, когда ж

Посветлеет в глазах?

Грохот боя,

Топот тяжелых ног

Сквозь толстые подошвы мои

Прожигает меня огнем,

Отдается колотьем

В хребте спинном…

В пояснице такая резь,

Будто внутри у меня

Вздеваются на острый рожон

Вздувающиеся почки мои!

Эй, сыновья,

Эй, дочки мои,

Поживей взгляните

С облачных круч —

Крутится ли внизу

Мой колдовской аркан?

Вихрится ль над землей

Огненный посох мой?

Для этих озорников

Час расплаты, видать, настал…

Через край переполнилась, вижу я,

Чаша их непомерной вины!

Недостаточно было им

Недругов своих растоптать,

Собственную судьбу

Растаптывают они,

Вселенную разрушить хотят!

Он ведь должен был

Жениться на ней;

А гляди-ка —

Тешится дракой вовсю

С предназначенной подругой своей…

Есть ли что на свете святей,

Чем жениться по воле судьбы!

А он ее лупит, гневом дыша.

Да и девка тоже, видать, хороша!

Вместо того, чтобы замуж идти

За суженого своего,

Тумаками она встречает его,

Пинками угощает его!

Если их разнять, помирить,

Миром не уймутся они.

Если буйных таких поженить,

Норовом не сойдутся они…

Если их теперь не унять,

Всем нам несдобровать.

Этих чудовищ придется нам

Страшным заклятьем заклясть,

На месте окаменить

И к незыблемому черному дну

Бездны Ап-Салбаныкы

Трижды заклиненной острогой

Наглухо пригвоздить,

Чтоб три века с места они

Сдвинуться не могли.

Толково, по-моему, слово мое,

Другого исхода нет! —

Так великий Улуу Тойон,

Выдохнув облако огненной мглы,

Вымолвил решенье свое…

А старейшины-мудрецы

Племен уранхай-саха,

Угнездившихся на широкой груди

Обильной бедами средней земли,

В напастях испытанные старики,

Зашептались между собой:

— За что такое несчастье нам?

За какие наши грехи!

Средний мир всей толщей своей

Трескается, дрожит…

Теперь того и гляди —

Рухнут кровли наших домов,

Потухнет огонь в очагах…

Где пристанище мы найдем?

Все погибнем,

Все пропадем…

Исполины-богатыри,

На которых надеялись мы,

Что в беде придут, защитят,

Сами нам беду принесли,

Опрокинули судьбы

Наших детей!

Неуемной своей враждой,

Непомерной тяжестью ног своих

Трех миров опоры поколебав,

Рушат они

Наши дома,

Губят наши бесчисленные стада…

Опрокинули наш удел,

Будто ударом хвоста,

Прихотью злобной своей,

Одержимая жаждой битв,

Скачущая по бранным полям

На Красно-буланом коне

Прекрасная Кыыс Нюргун!

Да неужто

И впрямь она

Думает одолеть

Величайшего в мире богатыря,

Который бросил вниз головой

В огненный водоворот

Эсэх Харбыыра-абаасы,

Великана подземных бездн,

Не знавшего равных себе!

Неужель забыла она,

Что могучий дух-властелин

Ледяного моря Муус-Кудулу

Уот Усутаакы

Нюргуном был побежден?

Неужель не помнит она,

Что им в поединке убит

Ардьаман-Дьардьамана сын,

Удалой Сортол-богатырь,

Бохсоголлой Боотур?

Неужель в своем безумьи она

Надеется одолеть

Нюргуна-богатыря,

Который в недавние дни победил

Уот Усуму самого,

В испытании роковом

Усидев на вервии огневом,

На небесном Халбас-Хара?

Неужель в гордыне своей

Думает она обломать

Исполина, который спас,

Из трясины вытащил огневой

Хаан Дьаргыстая-богатыря?

А ведь сам Хаан Дьаргыстай

Силой невиданной наделен!

На блистающем высоком хребте

Трехъярусных белых небес,

Перед чертогом владыки айыы

Поставлен в древние времена

Восьмигранный прозрачный

Каменный столб;

Тяжесть его равна

Четверти веса

Мира всего.

Бывало, Хаан Дьаргыстай

Этот огромный каменный столб,

Приподняв сперва на бедро,

А потом — на грудь,

А потом — на плечо,

Трижды его обносил

Вокруг серебряного жилья

Юрюнг Аар Тойона,

Владыки небес!

Вот какого богатыря

Из трясины огненной спас

Исполин Нюргун Боотур…

Если б смог Нюргун

Ей шею скрутить,

Если б лютость ее

Сумел укротить,

Если б позабыла вражду,

Очеловечилась бы она,

Добросердечной стала женой,

Вечный бы мир настал на земле,

Не о чем бы стало тужить! —

Так старейшины уранхайских племен

Говорили между собой…

На вздымающейся груди,

На крутом высоком хребте

Трехъярусных

Беломолочных небес,

В белой сияющей седине,

Нежным зноем дыша,

В высокой шапке из трех соболей

Престарелый Юрюнг Аар Тойон

С белкаменного своего

Сиденья сверкающего поднялся,

Поддерживаемый с трех сторон

Тремя служителями айыы,

Медленно ступая

По медным полам,

Из серебряного дворца своего,

Из-под кровли его золотой,

Дверь повелев распахнуть,

Вышел на звонко утоптанный двор,

Окруженный белыми восемью

Удаганками высоких небес,

Сопровождаемый девятью

Богатырями небес;

И, опершись на медный костыль,

На звонкий сверкающий посох свой,

В раздумье недолгий срок простоял

И, выпрямившись, произнес

Заветное слово свое.

В Нижнем бедственном мире,

Как я слыхал,

Трещит, колеблется жизнь

Тридцати шести адьарайских племен…

Стонет старый Арсан Дуолай,

Охает старуха Ала Буурай.

На обильной бедами средней земле

Увядать пошел

Благодатный цвет,

Опрокидываться начала

Счастливая будущая судьба

Тридцати пяти отважных племен

Рода солнечного

Уранхай-саха.

Разладилась,

Гибнет жизнь

Тридцати девяти племен

Верхних абаасы,

Что расплодили Улуу Тойон

И старуха его

Куохтуйа Хотун,

Угнездившиеся на другой стороне

Бесноватых южных небес…

Уйма верхних абаасы

Убита в прежних боях;

Уйма нижних абаасы

В битвах истреблена…

Теперь бы вот мирно жить!

Да нежданная случилась беда:

Два сильнейших чада средней земли,

Друг у друга

Славу отнять норовя,

Драку затеяли между собой,

Страшный поединок ведут…

Одержимая жаждой битв

Прекрасная Кыыс Нюргун,

Ради пущей славы своей

Небывалый затеяла бой

С другом, предназначенным ей

Матерью Айыысыт,

За которого замуж выйти должна

По воле владык судьбы.

Из-за распри их

В трех мирах

Может вспыхнуть опять

Огневая брань…

Как Одун Хаан повелел,

Как Чынгыс Хаан утвердил,

Как Дьылга Тойон приказал,

Вы, шесть удаганок айыы,

Поспешите, летите,

Пролейте кровь

Одержимой жаждою битв

Прекрасной Кыыс Нюргун.

Восемьдесят восемь

Уловок ее,

Девяносто девять

Чар колдовских

Сожгите в огне костра,

Очистите кровь ее,

Обновите состав ее

И благословите на долгую жизнь,

И устройте ее судьбу,

Чтоб человеком стала она,

Чтобы счастье свое нашла! —

Так Юрюнг Аар Тойон повелел,

Трижды над головой приподняв

Высокую шапку свою

Из трех огузчатых соболей,

Украшенную пером.

В глубокой утробе

Нижнего мира,

В желудке подземной тьмы,

В провале Ап-Салбаныкы,

Где, вздуваясь, ухала

Черная топь,

Полыхающая синим огнем,

На каменном своде

Нижнего неба,

Мутном, как недоваренная уха,

Щербатый месяц померк,

Почернел, перестал светить…

Тусклое солнце

Нижнего мира

Позеленело, как медь,

Перестало брезжить светом своим.

Борющихся детей айыы

Обступила плотная тьма,

Окружил непроглядный мрак.

За три дня пути пред собой

Не видели они ничего;

За шесть дней пути

Не слышали они ничего;

На девять дней пути

Бушевала буря вокруг,

Поднятая великой борьбой…

Кулаками бились они;

И когда тяжелый кулак,

Как кувалда великого кузнеца,

Ударял, гремя

О железный доспех,

Пламя синее

Полыхало во тьме,

Искры сыпались

В непроглядный мрак…

У одержимой жаждою битв,

Скачущей по бранным полям

На Красно-буланом коне,

Прекрасной Кыыс Нюргун

Запальчивость улеглась,

Пыл боевой иссяк;

И она в потемках густых

Увертываться начала,

Сквозь зубы плевать,

Словами дразнить…

Смотрите, богатыри!

Видите иль не видите вы,

Каков у меня жених?!

Приехав свататься за меня,

Преследуя всюду меня,

На поле колдовском

В пропасти Ап-Салбаныкы

Силою норовя разорвать

Толстую кожу мою,

Пролить мою черную кровь,

Пытаясь ничком меня повалить

И накрепко обуздать,

Измучился бедняга, видать,

Выбился горемыка из сил!

На вершине горы золотой,

Где, рождаясь, солнце-тойон

Играет, словно дитя поутру,

На светлом лоне

Священной горы,

Где, рождаясь, луна-хотун

Нежится ввечеру,

Черным потоком я выпущу кровь

Из твоей широкой спины,

Расплещу, смеясь, хохоча,

Разбрызжу ее на пиру

Солнца и Луны молодой;

Длинные кости твои сокрушу,

Челюсть твою с языком

Вырву для ворожбы,

Опрокину

Высокое имя твое,

Распластаю славу твою!

Если там не удастся мне победить,

Все равно не стану твоей женой!

Посмотрю, как женишься ты на мне,

Как ничком повалишь меня,

Как ты обуздаешь меня

На вертящейся горе ледяной

Над кипящей бездной

Уот-Кудулу!

Коль и там не удастся мне победить,

Коль не удастся мне усидеть

На вервии огневом,

На Халбас-Хара вихревом,

То едва ли ты, удалец,

Отважно нырнув на дно

Моря Энгсэли-Кулахай,

Вытащив из глубины

Растерзанное тело мое,

К жизни его вернешь!

Всей могучею силой чар

Белых удаганок айыы

Ты едва ль меня оживишь

И своей женой назовешь,

Сделаешь хозяйкой-хотун

В изобильном доме своем! —

Так — вызовом боевым

Прозвенели ее слова;

И тут же

Тяжелые раздались

Удары ее кулаков,

Дюжих ног

Загремели пинки…

С новой силой

Вспыхнула схватка опять,

Страшная кутерьма началась

В гулкой подземной тьме…

Под тяжестью их исполинских ног

Знаменитые каменные хребты

На лоне Ап-Салбаныкы

Провалились,

Под землю ушли,

Оврагами залегли;

Где кручи стояли —

Ручьи потекли,

Овражистые места

Встопорщились гребнями скал,

Низинные гибельные места

Вздыбились рядами холмов,

Горами столовыми вознеслись…

В эту пору

На недостижимом хребте

Трехъярусных белых небес

Загремели неистово

Шесть колдовских

Колотушек

В руках шести

Белых удаганок-сестер;

Заревели огромные бубны их,

Раскатился грохот и гром

Над простором средней земли,

Три подземных бездны потряс,

Неумолчно гудя,

Устремился вниз.

Увешанный космами жертвенных грив,

Украшенный пышно, пестро,

Белый перевал Сиэги,

По которому ходит сама

Почитаемая Айыысыт,

Перистые облака отогнав,

Раскинулся над землей.

Дочь Солнца

Кюэгелдьин Удаган,

Дочь Месяца

Ыйбалдьын Удаган,

Дочь звезды Арагас

Айбалдьын Удаган,

Дочь звезды Чолбон

Нуолур Удаган,

Дочь звезды Юргэл

Сэймэлдьин Удаган,

Дочь Сулуса-звезды

Ирбэлдьин Удаган,

Теплый воздух

Неся с собой,

Стаей куропаток

Вниз понеслись;

Белое облако

У них под ногами,

Черное облако — над головами.

Шелковые кисти одежд

Свисают у них до пят,

Серебряные длинные брякунцы,

Словно камышинки

Великих озер,

Позванивают за плечами у них.

Словно круглые озера в тайге,

Огромные бубны их,

Подвесками бронзовыми бренча,

Бубенчиками звеня,

Стозвучно ревут, гремят;

Каменные колотушки их,

С конскую ногу величиной,

Оглушительно грохоча,

В буланые бубны стучат…

Белые удаганки небес,

Плавно с высоты опустясь

На перевал Сиэги,

Ровным гулом бубнов своих,

Чародейной силою слов

На средней земле

Уняли бушующий вихрь,

Разогнали клубящиеся облака…

Тут же

Черный западный ветер утих,

Дождь со снегом

Хлестать перестал,

Вихри неистовые улеглись…

Над захлопывающимся ртом

Пропасти Ап-Салбаныкы,

Над провалом глотки ее,

На вздыбленных девяти мысах,

У подножья восьми

Полосатых скал

Белые удаганки небес

Медный поставили арангас,

Девять костров зажгли.

Дочь звезды Арагас

Затянула песнь,

Дочь звезды Юргэл

Кружиться пошла,

Дочь Сулуса

Длинные косы свои

Причесывать начала;

Дочь Луны,

Ладони чашкой сложив,

Протянула руки свои;

Дочь прекрасной звезды Чолбон

Звонко причмокивать принялась;

Дочь Солнца

Кюэгелдьин Удаган,

Вскинув бубен

С озеро величиной,

Дробно в тягую кожу стуча

Каменной колотушкой своей,

Девять раз поклонясь

Девяти кострам,

На колени став

Посреди огней,

Заклинанья петь начала,

Славословить, благословлять…

Доом-эрэ-доом!

Долгую песнь запоем,

Доброе изречем,

Благословленье произнесем…

Удача и слава!

Уруй-айхал!

Кюлюм-мичик…

Кюэгэл-нусхал…

Удача и слава!

Уруй-айхал!

Доом-эрэ-доом!

Доом-эрэ-доом!

Разрубаю

Узел вражды,

Разрываю корень беды!

Счастье зову,

Славу, добро!

Удача и слава!

Уруй-айхал!

Кюлюм-мичик…

Кюэгэл-нусхал…

Удача и слава!

Уруй-айхал!

Доом-эрэ-доом!

Доом-эрэ-доом!

Чтоб тебе

Человеком стать,

Чтобы доброй женщиной быть,

Чтобы счастье тебе добыть,

Тело твое

Огнем обмету!

Черную кровь

Очищу твою! —

Удача и слава!

Уруй-айхал!

Кюлюм-мичик…

Кюэгэл-нусхал…

Удача и слава!

Уруй-айхал!

Доом-эрэ-доом!

Доом-эрэ-доом!

Летающая по бранным полям

На Красно-буланом коне,

Прекрасная Кыыс Нюргун!

Как Одун Хаан предопределил,

Как Чынгыс Хаан повелел,

Как Дьылга Тойон приказал,

Прилетели мы за тобой,

Властно заклинаем тебя,

Грозно приказываем тебе:

Пусть расширится

Твоя голова!

Пусть мгновенно сузится

Длинный твой хвост!

Не успеешь дохнуть,

Мы втянем тебя,

Не успеешь моргнуть,

Проворно лети!

Уруй-туску!

Уруй-айхал!

Уруй-туску!

Уруй-айхал!

Чуо-чуо-чууп…

Чуо-чуо-чууп! —

Так воскликнув,

Шесть небесных сестер

Чуть откинулись

Головами назад

И втянули с силой

Воздух в себя…

У прекрасной Кыыс Нюргун

Голова закружилась вдруг,

Зашумело у ней в ушах;

Взметнулись полы ее,

Мелькнули пятки ее,

Сгинула, улетела она…

Ринулся Нюргун Боотур

На противницу удалую свою,

Опрокинуть ее хотел,

Смять, придавить к земле,

Сразу окончить брань;

Но лишь воздух он обхватил,

Обнял черную пустоту;

И сам в потемках упал,

Сажен на девять

Выбил яму в земле

Грузным паденьем своим.

Гневно поднялся он,

Крикнул: — Не уйдешь от меня! —

Обернулся птицею Эксэкю,

Огромной, о трех головах,

С перьями, как стальные мечи,

С грозным клекотом взлетел в высоту,

Крыльями грохоча,

Полетел на огни

Девяти костров,

На голос шести

Небесных сестер.

Услыхала его полет

Айыы Умсуур Удаган,

Метнула она в высоту

Свой аркан о шести петлях,

Захлестнула птицу о трех головах

И бросила ее на лету

На хребет восьми

Острозубых скал.

Раскатился грохот

В подземной тьме,

Брызнул из камня огонь;

И стремительный Нюргун Боотур

В собственном виде своем

Предстал перед старшей сестрой,

Погрузнув до бедер

В мерзлой земле…

Айыы Умсуур Удаган,

Старшая Нюргун Боотур сестра

Крикнула, увидев его:

— О, дитя дорогое мое,

Младший брат мой!

Уйми свой гнев,

Ярость свою укроти!

Посмотри, как сестры твои

Устраивают для тебя

Невалкую будущую судьбу,

Неколебимое счастье твое! —

И увидел Нюргун Боотур:

Дочь звезды Чолбон

Нуолур Удаган,

Девятирогим железным рожном

Кромсая тело Кыыс Нюргун,

Недвижно лежавшее на земле,

Рассекает толстую кожу ее,

Выпуская черную кровь ее

На огонь девяти костров.

Прекрасной Кыыс Нюргун

Порочная злая кровь

Копошащимся множеством

Красных червей

Падала в костёрный огонь…

Могучие мышцы ее,

Словно толстые змеи, клубясь,

Сыпались из-под рожна.

Дочь Юргэл Тойона затем

Рогатиною стальной

Вскрыла клетку грудную

Кыыс Нюргун,

Пронзила могучее сердце ее;

Ящерица, свистя,

Выскочила из него.

Дочь Сулус Тойона-звезды

Сверкающей острогой

Ящерицу пронзив,

Швырнула ее в огонь…

Дочь звезды Арагас,

Заклинанья творя,

Кости белые

Кыыс Нюргун

Сложила на медный лабаз,

Установленный посреди огней

Девяти высоких костров;

Дочь Месяца

Ыйбалдьын Удаган,

Ладонями по костям поводя?

Силой небес

Освятила их;

Дочь Солнца

Кюэгелдьин Удаган

Желтый сок животворный влила

В уста застывшие Кыыс Нюргун,

Серебряные кости ее

Белой благодатью небес

Щедро окропила она;

А потом живою водой,

Оживляющей мертвых,

Очищающей все,

Дарующей силу и мощь —

Наполнила сердце Кыыс Нюргун,

Обрызгала суставы ее,

Оросила лицо ее.

Где было мясо на стройных костях —

Мясо новое наросло,

Где прежде кожа была —

Кожа новая наросла,

Кровь живая

По жилам пошла…

Женщиной невиданной красоты

Сделалась Кыыс Нюргун;

Блистая дивною красотой,

Как живая, лежала она;

Хоть и прежде красива была,

Лучше стала,

Чем прежде была…

Шесть небесных белых сестер,

Ложе ее окружив,

Благословенье произнесли,

Освященья пропели песнь.

Доом-эрэ-доом…

Доом-эрэ-доом…

Властные врачевать,

Мощные оживлять,

Волею вечных сил

Будим тебя

От смертного сна…

Уруй-уруй!

Уруй-уруй!

Доом-эрэ-доом…

Доом-эрэ-доом…

Властные дыхание возвращать,

Приказываем тебе —

Всею грудью вздохни,

Всеми жилками встрепенись,

Всеми суставами шевельнись!

Благо да будет тебе!

Благословляем тебя…

Айхал-айхал!

Айхал-айхал!

Доом-эрэ-доом…

Доом-эрэ-доом…

Пусть по жилам кровь побежит!

Пусть дрогнут ресницы твои,

Пусть откроются зеницы твои!

В бубны гремим,

Будим тебя

Властью своей,

Словом своим!

Кюлюм-мичик!

Кюэгэл-нусхал! —

Только пропели заклятье свое

Белые удаганки небес,

Прекрасная Кыыс Нюргун

Молвив: — Как я крепко спала! —

Поднялась на ложе своем.

Возликовали богатыри

Славного рода айыы,

Громко возгласили: — Уруй! —

Крепко на радостях обнялись,

Трижды поцеловались они.

У прекрасной девы

Кыыс Нюргун

В сердце вражда

Улеглась, видать,

Буйная одержимость прошла,

Страсти к бою

Как будто и не было в ней.

Невиданной на земле красотой

Дивно заблистала она,

Словно ласковый летний день,

Улыбкою засияла она.

Величава, как лебедь,

Как стерх стройна,

Словно солнце полдня светла,

Словно полный месяц ясна,

Родичам славным своим

Ласково улыбнулась она.

Старшая их сестра

Айыы Умсуур Удаган,

Когда настала пора

Ей и сестрам ее улететь,

Оставляя богатырей на земле,

Молвила им

Слово свое.

Устроили мы ваш удел —

Уранхаями быть

На средней земле,

Счастье дали вам

Стать людьми-саха!

Пусть добром ваш дом одарит

Добрая Иэйэхсит!

Пусть потомством вас одарит

Богиня Хоронг Айыы!

Пусть ваших детей судьба

Высокая возрастет!

Пусть множится в загородках у вас

Бесчисленный коровий приплод!

Поддерживая огонь в очагах,

В мире живя, утешаться вам,

Радоваться всегда

В изобильных ваших домах!

Будьте, как древо в росту,

Десять веков подряд,

Вырастайте вширь, в высоту

Девять веков подряд,

Стойте, не увядая, в цвету

Восемь веков подряд!

Скачущий на Вороном коне

Стремительный Нюргун Боотур,

Смотри, не забудь мой наказ:

Не огорчай, не смущай никогда

Добрую подругу свою,

Одаренную благодатью живой

Богини Хоронг Айыы,

Косо на нее не гляди,

Не вспоминай никогда,

Что она сражалась с тобой.

Добро, если муж и жена

Дружно, в любви живут,

Тогда лишь Иэйэхсит

Всегда у них будет гостить,

Тогда лишь Айыысыт

Всегда их будет хранить…

Пусть небесная стужа

На вас не дохнет!

Пусть подземный сквозняк

Не продует вас!

Пусть ваша рука

Не встретит помех,

Пусть ваша нога

Не споткнется нигде!

Долгий век вам!

Уруй-айхал!

Скачущий на Вихре-коне

Хаан Дьаргыстай-богатырь,

Дорогое мое дитя!

По воле матери Иэйэхсит

Предназначена стать

Женою твоей,

Подругой твоею быть,

Достойной хозяйкой-хотун

Прекрасная Айталыын Куо,

Красавица с восьмисаженной косой!

Ты на ней женись,

Приехав домой…

Предназначенную подругу твою,

Кроткую Айталыын Куо,

Не обижай ничем, никогда!

А не то отвернется прочь от тебя

Могучая Айыысыт

И опрокинется счастье твое;

Благословенье Иэйэхсит

Рухнет и вспять пойдет…

Без хозяина сиротой

Останется твой изобильный дом,

Ненадежна будет судьба

Порожденных тобою детей…

На десять долгих веков

Теперь породнимся мы,

На девять веков

Мы с вами друзья,

На восемь веков

Мы одна семья…

Будет так, как я говорю!

Да сбудется, вещее слово мое,

Да свершится благословенье мое!

Долгий век вам!

Уруй-айхал! —

Трижды поцеловав

Родичей младших своих,

Айыы Умсуур

И сестры ее —

Обитательницы небес

Улетели в светлую высь;

А посланные жить на земле

Исполины-богатыри

Зычным криком

Призвав, приманив

Крылатых коней своих,

Не задерживаясь ни на час,

Из пропасти поднялись

И тронулись не спеша

В сторону средней земли.

Как издревле идущее говорит

Великое олонхо,

Многоцветным сложенное языком

Поколений былых уранхай-саха,

Претерпевших много невзгод

На обильной бедами

Средней земле,

Под склоном северных вихревых

Клочковато-облачных, белых небес,

Над провалом трех преисподних бездн;

Как сказание древнее говорит, —

Родившийся поздно

В мире земном,

С единственным жеребенком-конем,

Выросший сиротой

Одинокий Эр Соготох,

Эриэдэл Бэргэн

Мать и отца своих отыскал,

Вернул их в покинутый дом родной…

Напутствие матери получив

И благословенье отца,

Священному очагу поклонясь,

Расстался он с домом своим,

Двинулся в дальний путь,

Стал дорогу свою пробивать

По восьми перевалам крутым,

Протаптывать по далеким холмам

Девятиизлучистый путь.

Он края мира достиг,

Где кончались аласы айыы;

Луга зеленеющие миновал,

В пределы тундры вступил.

Сумрачные открылись ему

Дали адьарайской земли…

Вниз по берегу речки

Поехал он;

Между обрывистых круч,

Между утесистых гор,

По глубоким балкам

Долго плутал —

И в такое место попал,

Где отвесная каменная гора

Преградила дорогу ему.

Видит — ни объехать эту скалу,

Ни выбраться из теснины нельзя.

В том ущелье валялись

Груды костей

Погибших богатырей…

И понял Эр Соготох,

Что пути ему нет

Ни вперед, ни назад,

Что вокруг ни просвета нет,

Что заехал он в западню,

Что в ловушке с конем застрял…

Эр Соготох-богатырь

Взял тугой свой

Лук роговой,

Чью основу ковал

Кузнец Таканаан,

Чьи рога выгибал

Кузнец Баканаан,

Чью хватку крепил

Кэнэгэ,

Тетиву изготовил

Аалыс Луо,

А пристреливал

Кылахсын…

Из колчана вынул Эр Соготох

Медную кованую стрелу

Величиной с боевое копье;

И правое колено склонив,

Слово сказал,

Заклятье пропел.

Кэр-бу! Кэр-бу!

Корня солнечного айыы

Поздно рожденный сын,

С поводьями за спиной,

Благословляю тебя —

Великого духа горы,

Колено склонив,

Заклинаю тебя!

На грани средней земли,

Укрепленной балками

Каменных гор,

Окруженной уступами

Глиняных гор,

Великий хозяин-дух

Заоблачной крутизны,

Преградившей дорогу мне,

Стройный станом,

Светлый лицом

Старший мой брат-тойон,

Лочурдаан-богатырь!

Ласково на меня взгляни,

Приветливо улыбнись,

Гору на двое развали,

Восемь перевалов

Открой передо мной,

Девять путей

Для меня пробей!

Я, рожденный поздно

В мире земном,

Выросший сиротой

Одинокий Эр Соготох,

Эриэдэл Бэргэн

Умоляю тебя,

Заклинаю тебя,

Поклоняюсь трем твоим черным теням! —

Молвив это, Эр Соготох

Трижды поклонился горе

И стрелу из лука пустил;

Загремели пальцы его,

Загудела жильная тетива,

Полетела воющая стрела…

Медная кованая стрела,

С копье боевое величиной,

Расколола кручу горы,

Распахнула все перевалы ее.

Дрогнул Средний мир,

Отозвался подземный мир,

Откликнулись гулкие небеса…

Медная пролетела стрела

Над морем бушующим Лэбийэ,

Чей гремящий слышен прибой

За восемь дней пути;

Воя, пролетела стрела

Над западным краем

Моря Араат,

Плещущего, как утка-турпан,

Хлопающего, как взлетающий гусь…

В огненное море

Упала стрела,

Ударила в глубокое дно;

Пламя белое в высоту

Взлетело из глубины,

Как огромный медный котел,

Небо темное озарив…

Прискакал на берег

Эр Соготох,

Проворно с коня сошел,

Правое колено склонил,

Трижды приподнял над головой

Трехрогую шапку свою

И слово сказал,

Заклятье пропел.

Кэр-бу! Кэр-бу!

Взываю к тебе,

Владычица огненной глубины!

Я, поздно рожденный сын

Юрюнг Уолана-богатыря

И великанши Туйаарымы Куо,

Выросший сиротой,

Одинокий Эр Соготох,

Эриэдэл Бэргэн

Склоняю перед тобой

Сгибающуюся шею свою,

Преклоняю перед тобой

Гибкое в суставе

Колено свое!

Если не вовсе оглохла ты,

Откупори для меня

Тугие уши свои!

Если не вовсе ослепла ты,

Приветливо на меня погляди!

Не позволявшая никому

Берега другого достичь,

Дух-владычица

Огнемутного моря

Уот Усуутума,

Изрыгающая огонь,

Упрямством прославленная своим!

Если спросишь ты у меня,

Чем за помощь я заплачу,

То знай:

Подарками у меня

Руки полны до локтей,

Полную охапку тебе

Всякого добра я принес…