Нюргун Боотур Стремительный

Конь побежден,

Кутерьма поднялась…

Ради невесты

Брань началась.

Колотушкам опять

По макушкам стучать,

Крови черной течь.

Загремела воплями даль,

Зазвенел воинственный меч.

Аарт-татай!

Ах, друзья мои!

Грому железных копыт

Грозно летящих коней

Дробным гулом отозвалась

Дрогнувшая толща земли;

Всколыхнулась

Великая тишина,

Всколебался срединный мир…

Хара-Мангастайа —

Небесный конь,

Чьи глаза, как звезды

В морозную рань,

Резвейший среди коней,

Резко, пронзительно-звонко заржав,

С места рванулся вскачь,

Словно дым на быстром ветру,

Словно черного дыма клок,

Промелькнул стремглав

И пропал из глаз…

А за ним, за ним —

Знаменитым конем —

Зазвенел, загудел

По твердой земле

Величавый топот

Гордых копыт;

И Суордаайы вороной

Могучим рывком взлетел,

Летучей стрелою взмыл,

Заклубился, как дым на ветру,

И в даль умчался

Визжащей стрелой.

А потом — по восточному склону небес,

По безумствующей высоте,

Где перистые облака

Переливаются и пестрят,

Словно тетерева молодого грудь,

По белеющему пути

Сиэги — Маган-Аартык —

Ураганом бешеным пронеслись

Длинные шеи коней,

Гривы распластанные и хвосты.

Только девять вихрей

За ними взвились.

Леденящие ливни,

Густые снега

Обрушились на землю с высоты;

Лютый, валящий с ног,

Черный ветер —

Западный Саапас

Зашумел, завыл,

Заревел…

Зловещие белые облака

Сгрудились с четырех сторон,

Взглыбились тяжело.

Черные облака,

Словно горные

Хребты, громоздясь,

Разрываясь,

Грозно сходясь,

Омрачая день, понеслись…

Четыре грома —

Один за другим —

Ударили, грохоча,

Засверкали молнии,

Трепеща.

Длинными столбами огня

Полыхало дыханье коней…

Непогода взыграла,

Угроза, беда;

Буря взвыла,

Будто от камня сата,

В трех мирах

Отголосками загрохотав.

Окруженную шумом

Прибойных волн,

Тонущую в облаках волшебства

Моря Сюнг

Ревущую пасть

По берегу обежав,

Учащая бешеный скок,

Миновали небесные скакуны;

Кипящее соленой водой,

Грозящее изначальной бедой,

Гнилое море

Кони небес

Оставили за собой,

На другом его берегу

Копытами простучав.

По широкой луке морской,

По круче береговой,

Над кипящей бездной Одун,

Над шумящей пучиной седой,

Петляя с южной ее стороны,

Резво пробежали они…

Студеное море-байгал,

Чей не изведан простор,

На чьи недоступные берега

Ничья не ступала нога,

По тучам, свистя и шумя,

Перелетели они…

Огромный срединный мир

По окраинным ободьям его,

По кругу великому обежав,

С грохотом вокруг облетев,

По выгонам

Старика Даадара,

Мимо конных его варков

Весело пронеслись

Небесные скакуны.

По угодьям Кэкэримээна —

Выше изгородей его —

Прямиком махнули они…

До продуваемого насквозь

Стужею ледяной

Северного подножья небес,

По мерзлой дороге

Куктуй Хотун,

По струящимся, тесным

Распадкам ее,

Через темную пасть ее,

Рысью они пронеслись,

Скоком насквозь прошли…

Тут — кому обгонять,

Пора настала, видать.

У Хара-Мангастайа-коня,

Чьи копыта звенят

В морозную рань,

Белой пеной

Обильный пот

Выступил на боках,

Отлетая клочьями на лету;

Впереди соперника

Грузно скача,

Путь ему загораживал он.

Рассердился Суордаайы,

Разгневался прославленный конь,

Нетерпеливо зафыркал он,

Красно-синим огнем дохнул,

Пламенем полыхнул,

Так что огненное дыханье его

Хара-Мангастайа-коня

Спину дюжую

Обожгло до костей,

До округлых почек прожгло.

Среднего мира богатыри,

Небесного скакуна

В беде такой увидав,

— Уруй! — закричали,

— Уруй-айхал!

Где ему тягаться

С нашим конем!

Выдохся он,

Не выдержит он! —

Но буйные головы абаасы,

Бурных небес удальцы

Разглядели коня своего

И заликовали, шумя,

И перекликаться пошли:

— Глядите-ка,

Молодец наш конек!

Держится пока впереди!

По владеньям отца

Адьарайских племен,

Владыки подземных бездн,

Грозного нравом

Арсан Дуолая,

Чьи заржавленные клыки,

Как железные сошники,

По синеющему аласу его,

Угрожающему бедой,

По заколдованным ворожбой

Луговинам, где властелин —

Луогайар Луо Хаан,

Невредимо промчав, пробежав

Через урочища

Черной семьи

Чародеев Салбаныкы,

Над огненной трясиною той,

Над нелюдимой страной

Лютых гибелей и смертей,

Над кровавой зыбью ее,

Словно две небесных звезды,

Кони бешено пронеслись.

Над шумящим,

Мрачно седым

Морем огненным Кудулу

Пролетели с шумом они…

Над угодьями рода

Хапса Буурай,

Чья с треском

Захлопывается западня,

Над владеньями рода

Нюкэн Буурай,

Что захлопывают

Со стуком глухим

Берестяную крышку свою,

Весело пролетев,

Урасу старухи

Ала Дыгый

Оставивши позади,

Усадьбу колдуньи

Ап Баадайдаан,

Где реют, клубясь, как дым,

Восемьдесят восемь ее

Неуловимых чар,

Оставивши в стороне,

По стойбищу Дюдэр-Даадара —

Коварного старика,

Обманув уловки его,

Миновав обманы его,

По выгонам рода ангааттар

Вихрем напрямик пробежав,

Над безбрежным Муус-Кудулу,

Над морем тем ледяным,

Над западной пастью его

Благородные скакуны,

Поднявшись в темную высь,

По воздуху полетев,

Вздыбили гривы

Густые свои…

А когда на другом берегу

Моря Муус-Кудулу

Застучали копыта коней,

Суордаайы вороной

Соперника стал обгонять,

Свирепо стал налегать,

Яростно напирать,

Тверже ступать,

Легче взлетать.

Клочьями пот на скаку

С боков его отлетал,

Досуха испарялся на нем.

Широко пластая по ветру хвост,

Глубоко, свободно дыша,

Все шире делая скок,

Все горячее летя,

Все веселей скача,

Не чувствуя устали

В сердце своем,

На выстрел из лука

За сутки пути,

На два выстрела

За двое суток пути

Вырвался он вперед…

А Хара-Мангастайа,

Небесный конь,

Чей скок далеко звенит

В звонкую морозную рань,

Обливаясь черным потом густым,

Содрогаясь гулким нутром,

Развесив уши,

Хвост опустив,

Донельзя устал,

Далеко отстал…

Потупились огненные глаза,

Померкли, как две звезды.

Где его красота,

Где гордая стать?

Взбухли легкие

В груди у него,

Укоротилось дыханье их;

Трудно он, учащенно дышал…

Буйные головы

Средней земли

Обрадовались, видя в беде

Вражеского коня,

Дружно закричали они:

— Уруй! Уруй-айхал!

Не правда ли Вот оно —

Неопрокидываемое никем,

Немеркнущее никогда,

Наше счастье могучее,

Наше Саргы

Начинает торжествовать! —

А Верхнего мира абаасы,

Свирепые богатыри,

Завидев такую беду,

Завистливо, злобно косясь,

Зашептались между собой —

Горе нам, братья! Позор!

Проспорили мы, видать!..

Прославленный наш скакун

На ристалище вдруг отстал,

Славу громкую уронил!

Видно, дышать ему тяжело

Воздухом этим сырым…

Вот как до Верхнего мира дойдет,

Как ветром неба

Его опахнет,

Как воздуха он родного вдохнет

Усталость его пройдет!

Завихряющийся обрыв

Южных беспокойных небес

С непроезжей их стороны обойдя,

Кивающий черепами кукушек

Перевал Кээхтийэ-Хаан,

Ледяную кручу перелетев,

Вскидывая гривы свои,

Стремительно кверху взмыв

По гребню буйных небес,

Ревущую круговерть,

Гибельный водоворот,

Кипень смерти —

Кровавую пасть

По краю бушующему обежав,

В сверкающей высоте

Весело, приплясывая, понеслись

Дивные скакуны.

По угодьям племени Хахсаат,

По белой гальке небес,

Похрустывая железом копыт,

По выгонам Кюнгэдэй Удаган,

Протаранив юрту ее,

Призрачное перепугав

Вертящееся племя ее,

Весело промчались они,

Звонко топоча в высоте,

Распластываясь на скаку.

Суордаайы вороной

Мощными взмахами пересекал

Синий простор высот,

Скакал далеко впереди.

Но Хара-Мангастайа,

Небесный конь,

Чьи копыта звенят

В морозную рань,

Очутясь в родной высоте,

В воздухе, где он рос,

Стал просторно, легко дышать;

Расширились легкие у него,

Удлинилось дыханье его,

Окрепли суставы его,

Слабость его прошла.

Тяжкое недомоганье свое,

Которым томился он

В Нижнем и Среднем мирах,

Небесный скакун избыл,

Стал он тверже

Копытами ударять,

Выше взлетать,

Шире скакать…

Сына бога мести —

Осол Уола,

Духа убийства и зла

Сумрачное жилье,

Страшные владенья его,

Распластываясь на скаку,

Кони стороной обошли.

Ураганных южных небес

Вихревую ревущую пасть,

Где беснующееся живет

Племя Мэнгийэ Чуонах,

Где под защитой чайки живет

Племя Куогай Чуонах,

Миновали проворные скакуны,

Обежали с другой стороны…

Коням бегущим наперерез

Выступил великий шаман

С безобразным длинным лицом

В половину роста его.

Из чертовой кожи

На нем доха?

Шаровары — из жертвенных шкур;

Голова его,

Словно медный котел;

Космы волос торчат,

Как непролазный лес,

Черная с проседью борода

Развевается на ветру…

В левой руке его

Бубен тугой

С круглое озеро величиной

От напряженья гудел.

Правой рукой

Шаман заносил

Волшебную колотушку свою.

Голосом зычным шаман

Говорить пошел, ворожить:

— Если небесному скакуну,

Хара-Мангастайа-коню,

Чьи копыта звенят

В морозную рань,

Соперника своего

В скачке обогнать суждено,

Пусть расширится грудь его,

Пусть окрепнет сила его!

Пусть теперь на счастье ему

Колотушка моя упадет

Кверху лицевой стороной! —

Тут подбросил он в высоту

Чародейную колотушку свою.

Выпала на счастье она

Кверху лицевой стороной.

Ободрился небесный конь,

Окрепли суставы его;

Твердость прежнюю обрели

Звонкие копыта коня.

В воздухе, привычном ему,

В ледяной родной высоте

Привольно он мог дышать,

Без устали мог скакать.

С новой силой

Вперед устремясь,

Соперника он догнал;

Яростно порываясь вперед,

Вплотную к нему подошел,

Вровень с ним

Теперь он скакал.

Там, где высится мыс

Уйусу-Хаан,

Где жертвенные шкуры висят,

Где желтеют ободранные черепа,

Где из крови квасят кумыс,

Вровень, вытянув шеи,

Храп о храп —

Вихрем бок о бок пронеслись

Богатырские скакуны.

Обиталище грозной

Илбис Кыыса,

Рукоплещущей,

Слыша предсмертный хрип,

Подставляющей свой черпак

Там, где льется горячая кровь,

Пляшущей, веселясь,

Когда закипает раздор,

Гнездо свирепой

Куо Холбонной

С правой его стороны

Резвые обошли скакуны.

Мимо юрты

Хаан Кулахай Хотун,

С левой ее стороны,

По урочищу племени Кээкэттэ —

Уродливых абаасы,

Чьи на затылке глаза,

Чьего языка не знает никто,

Чьей речи не понимает никто,

Мимо обители, где живет

Уоган Хаана семья,

У кого на макушке глаза,

Мимо, мимо,

Срезая простор напрямик,

Простучали копыта коней.

По восточному склону потом

Мимо стонущего всегда

Моря Энгсэли-Кулахай,

Словно две звезды, промелькнув,

Святилище Иэрэгэй Удаган —

Дочери движущихся небес,

С запада они обошли;

По северной стороне обежав

Долину старухи Конкурутты,

Прославленной сплетнями в трех мирах,

По усадьбе старухи

Ньахсаат Буурай,

Что бранью встретила их,

По двору, по загону ее

Прямо проскочили они;

Места где живет

Бэкийэ Суорун

С крикливым родом своим,

Чьи кривые клювы остры,

Где обитает

Суор Тойон,

Урочища рода его

Оставивши позади,

Мимо дома высокого, где живет

Грозный Улуу Тойон,

Просыпающийся с криком от сна,

Подымающийся в гневе своем,

Когда разбудят его,

Чьи брыкливые кони черны,

Чьи бесчисленные табуны,

С левой обойдя стороны;

Завихряющихся южных небес

Суровую крутизну,

Грозно вздымающуюся грудь,

Перевалы, крутые хребты,

Обливаясь потом,

Тяжко дыша,

Пробежали, прошли, наконец,

Измученные скакуны…

А когда пересекли они

Великую эту страну,

Стали кони

Сбавлять свой скок,

Заныли суставы их,

Томила усталость их.

А как выбежали на простор,

А как вышли они на хребет

Трехъярусных белых небес,

Курящихся дымкою голубой,

Тогда-то Суордаайы-Хара,

Черно-полосатый конь,

По ветру хвост распластав,

Все крепче копытами ударяя,

Все легче взлетая,

Все шире скача,

Почуял силу в себе,

Истому свою избыл.

В воздухе, привычном ему,

В стране, где родился он,

Расширились легкие у него,

Удлинилось дыхание его.

Хара-Мангастайа-коня,

Небесного скакуна,

На длину

Двух арканов волосяных

Он одним рывком обогнал.

Грозно играя, звеня

Громким железом копыт,

Он легко вперед уходил,

Далеко позади оставлял

Соперника своего.

Мимо сверкающего дворца,

Где на камне молочном сидит

Белый владыка небес,

Престарелый Юрюнг Аар Тойон

В высокой шапке из трех соболей,

Осененный лучистою сединой,

Чье дыханье — нежный зной,

Прямо по небу — на восток

Правили полет скакуны.

Страну Одун Бииса они

Стремительно всю прошли…

Чынгыс Хаана предел

Под копытами их прогудел.

По великим полям, где живет

Повелитель Дьылга Тойон,

Вихрем пролетели они.

Кюн Дьэсегея привольный край,

Где голубеют луга,

Где не веет стужей зима,

Где не белеют снега,

Резво миновали они.

Область шаманов айыы

Облаком под конями прошла…

Шаманок белых шатры

Забелели на склоне горы.

Разбужен громом копыт,

Сюнг Дьаасын Тойон

Молнией гневно блеснул,

В полнеба загрохотал.

Дочь Солнца —

Кюэгэлдин Удаган,

Взглянув на коней,

Улыбнулась им;

Дочь Месяца

Ыйбалдьын Удаган

Рукой помахала им,

Прокричала:

— Счастливый путь! —

Дочь Стожаров,

Прекрасная Дьэргэстэй

Прямо навстречу коням

Прянула со двора,

Подбросила высоко

Сверкающий бубен свой,

Бряцающий бубен свой

С круглое озеро величиной;

Туго на бубен тот натянул

Пестро-буланую шкуру коня

Сам Кэхэ Буурай Тойон,

Освятила бубен потом,

Одарила силой его

Славная Дьылбынса.

Стожаров прекрасная дочь

Всем, кто в руки свои берет

Шаманский бубен тугой,

Наставницей доброй была,

Подругой старшей была…

Лучшая среди всех,

Кто носит наряд огневой

С пестрою бахромой,

Первая среди всех,

Кто колотушкою колдовской

Ударяет в бубен тугой,

Красуясь одеждой своей,

Как сверкающею броней,

Повесив на плечи свои

Девять серебряных бубенцов,

Как затылки девяти жеребцов,

Восемь кованых брякунцов,

Как позвонки восьми жеребцов,

Начала она в бубен бить,

Начала она петь, ворожить,

Чтобы конь айыы победил,

Чтобы первым он прискакал.

А горячие скакуны,

Словно стрелы, к цели устремлены,

Дом Иэйэхсит,

Двор Айыысыт

С южной обежав стороны,

Подножье горы золотой,

Где рождается солнце-тойон,

Обогнули во весь опор,

Серебряную гору потом,

Где месяц рождается молодой,

Стремглав миновали они;

И по крутизне вихревой

Северного склона небес

Бурно в высоту понеслись…

Сумрачную страну,

Где живет орел

Хомпорун Тойон,

Где гнездится в неведомой высоте

Выводок свирепый его,

Бешеным скоком летя,

Оставили за собой.

По западным небесам проскакав,

Мимо аласа того,

Где Айыы Умсуур Удаган

Поставила своего

Медного жертвенного коня,

Приплясывая тропотой,

Резво они прошли…

И, наконец, миновав

Перевал Кээхтийэ-Хаан,

Молнией слетев с крутизны,

На просторах средней земли,

На широких ее полях

Снова очутились они.

Суордаайы вороной,

Копытами радостно топоча,

На расстоянье семи

Вытянутых веревок сэлэ,

К которым привязывают жеребят,

Соперника обогнав,

К хозяину своему подбежал,

Бурно зафыркал,

Звонко заржал.

Увидав победу коня своего,

«Уруй! — закричали, — уруй!» —

Уранхайские удальцы…

Правнуки рода айыы,

Радовались, ликовали они,

Восклицая: — Слава и честь!

Радость великая нам

На вечные времена!

Наша слава теперь

Высоко поднялась,

До нее рукой не достать!

Уруй! Уруй-айхал!

Где им спорить

С нами теперь?

Победили мы,

Победим и впредь!

Одолели их,

Одолеем и впредь! —

Так по долине Сайдылыкы

Крики радости раскатились, гремя,

Долетев до граней земли,

До восьми окоемов ее.

Хара-Мангастайа —

Небесный конь,

Чьи копыта звенят

В морозную рань,

Покидая долину Сайдылыкы,

Подымаясь над средней землей,

Пластаясь по ветру

Гривой густой,

Улетал стрелой в высоту…

Сокрушен пораженьем своим,

Тяжело, неровно дыша,

Крупные слезы роняя из глаз,

Буура Дохсуну-богатырю,

Сыну Сюнг Дьаасына —

Владыки громов,

Обиженно говорил,

Рассерженно, гневно ржал,

Улетая все дальше —

Прочь от земли…

Анньаса! Анньаса!

Оторванный от родной высоты,

От небесных привольных полей,

На землю тяжело опустясь,

Громкое имя свое,

Зычную славу свою

Поневоле я

Потерял, посрамил!

Неслыханное стряслось!

Невиданная беда!

На земле, чья тяга

Несносна мне,

Пищей чужой

Поперхнулся я!

От воздуха, непривычного мне,

Расперло брюшину мою,

Легкие сдавило в груди,

Укоротилось на всем скаку

Длинное дыханье мое…

Задыхаясь от сырости

Средней земли,

Изнемогая в подземной тьме,

Обливаясь потом густым,

Растерял я силы,

Духом упал…

На семь веревок волосяных

От соперника я отстал!

Побежден я здесь,

Посрамлен!

Нетерпима обида моя!

Эй, ты, Сюнг Дьаасына сын,

Ездящий на Громе-коне,

Бьющий молнией наповал,

Не побежденный никем исполин,

Неистовый Буура Дохсун!

Это ты сюда прилетел

Состязаться из-за жены!

Это ты заставил

Меня скакать!

Это ты один виноват,

Что померкла

Слава моя

И растоптано имя мое!

Кто ж меня защитит,

Кто за меня отомстит?

Не расплатишься ты вовек

За обиду мою,

За мой позор!

Впору тебе самому

Голову на плечах унести!..

Ах ты, Буура Дохсун,

Глупая голова!

Всадник Суордаайы-скакуна,

Суодалба-богатырь,

Обладатель восьмидесяти восьми

Хитростей колдовских,

Семидесяти семи

Страшных обманных чар,

Оборотень, меняющий вмиг

Девяносто девять личин —

Скоро он

Блестящий твой лоб омрачит,

Лицо твое разобьет!

Не за малым прибыл сюда,

Облик приняв чужой,

Грозный противник твой…

Сокрушит он кости твои,

Разорвет он

Толстую кожу твою,

Прольет он черную кровь твою!

А ты, на грани блестящих небес

Стоя рожденный конь,

Летающий громовой стрелой

Скакун Вороной!

Хоть в чужом обличье

Явился ты,

Хоть в обманном образе ты неказист,

Но тебя я сразу узнал!

Ведь мы когда-то

Вместе с тобой

Паслись, росли

На привольных лугах

Солнечных пределов айыы…

В табунах Дьэсегея,

Бога коней,

В косяке Кюрэ Дьэсегей Хотун —

От Большого Небесного Жеребца,

От прославленной Кобылицы Большой

Мы — близнецы — родились!

Мы выношены утробой одной,

Мы выкормлены одним молоком…

Так неужто

Ты не узнал меня?

Ты зачем огневым

Дыханьем своим

Спину мою

Спалил до костей,

На крестце могучем моем

Толстые мышцы прожег

До округлых

Почек моих?

Ты зачем

С коварством злобным таким

Пустил меня скакать впереди

И, напирая грудью потом,

Гнал меня,

Передышки мне не давал,

Обливаться потом заставил меня?

Перегон для меня

Непосилен был,

Пересохла жидкость

В суставах моих!

Обижен я на тебя!

Не увижусь больше с тобой!

Не прибегу

Скакать и играть

Рядом с тобой

На небесный луг,

А если еще на землю вернусь,

Пусть отломится

Вертлюжная кость

В могучем моем бедре,

Пусть в горделивой

Шее моей

Раскрошится затылочный позвонок! —

Так, негодуя,

Жалобно ржа,

Все дальше небесный конь улетал,

Все выше взвивался он

И скрылся певучей стрелой

В сверкающей синеве.

Тут хозяин Суордаайы-коня,

Суодалба-богатырь

Заулыбался хитро

Засмеялся, оскалив зубастый рот,

И пошел издеваться,

Словами язвить,

И пошел над гостями шутить.

Эй ты, Сюнг Дьаасына сын,

Прославленный Буура Дохсун!

Как привольно ты,

Развалясь, лежишь

На лабазе медном своем!..

Если ты не бегун,

Не прыгун,

Если ты не борец,

Так чего ты ждешь?

Есть в болоте лягушки у нас —

Хорошие против тебя прыгуны…

Скоро прыгать они начнут

По широкому лбу твоему.

Кукишем угостясь,

Улетела сваха твоя,

А теперь этот кукиш — тебе! —

Так издевался Суодалба

Над свирепым гостем средней земли.

Медленно темнея лицом,

Могучий Суодалба

Готовился бой начать.

Тут Буура Дохсун

Тучею поднялся

На лабазе медном своем;

Яростно топнул ногой,

Четырьмя ударами грома он

Раскатисто прогремел,

Молниями блеснул;

За низко летевшее над землей

Облако ухватясь,

Подыматься стремительно

Стал в высоту,

Грохоча, проклиная,

Крича на лету.

Алаата, удальцы!

Улетаю прочь навсегда!

Не пристало мне

Оскорбления сносить,

Дерзкие насмешки терпеть!

Смеяться никто

Не смел надо мной,

Пока не попал я сюда —

На игрища эти,

На званый пир!..

Все видели мой позор,

Невиданный до сих пор!

Был я гостем почетным,

И вот — оскорблен,

Опорочена честь моя.

Бога грома

Достойный сын,

Я на зов старейшин земных прилетел,

Я породниться хотел

С племенем уранхай-саха.

Этим людям великую честь

Собирался я оказать,

Дочь их старшую

В жены взять…

А они не почтили меня,

Они оскорбили меня,

Обидели слуг моих…

Я этого не прощу!

В грядущие времена,

В будущие года,

Никогда сюда не спущусь,

Беспокойной этой земли

Я ногой своей не коснусь!

Если здесь окажусь невзначай,

Пусть бедренный мой сустав

Переломится в вертлюге своем!

Если я лицо сюда поверну,

Если вновь на землю взгляну,

Пусть я шею себе свихну!

Мне и девка их не нужна,

Пусть провалится в пропасть она!

Зачем мне такая жена?

Да пусть пропадет она!

Лучше я не женюсь никогда!

Довольно позора с меня!

Довольно стыда! —

Так, рассказывают старики,

Голос его громыхал в высоте,

Сотрясая небесный свод,

Содрогая толщу земли,

Пока не умолк вдали…

Только утихли

Говор и шум,

Средней земли боец-богатырь,

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне,

Юноша Юрюнг Уолан,

Серебром доспехов блестя,

Из высокого дома невесты своей

Вышел на белый двор,

Радостно оглядел простор

Необъятной долины Сайдылыкы

И стремительно зашагал,

Так что загудела земля

От поступи богатырской его

С запада на восток;

Бегом взбежал

На вершину горы,

Что зовется

Айыы-Тайбыт,

А иначе —

Солнечною горой,

А иначе — Кюн-Туллуур.

Став на вершине славной горы,

Куда слетаются пировать

Добрые духи айыы,

Стал оглядываться Юрюнг Уолан,

Всматриваться в кругозор,

Вглядываться в синюю даль.

Множество богатырей

Вокруг него собралось,

Толпясь на вершине горы,

Карабкаясь по склонам крутым.

Были Верхнего мира там

Отборные молодцы,

Были Нижнего мира там

Первые удальцы,

Были Среднего мира там

Славные храбрецы.

Все — стрелки из лука были они —

Лучшие в трех мирах;

Все они смотрели туда,

Куда смотрел Юрюнг Уолан;

Напряженно вглядывались они —

Не появится ли вдали

Летающий над землей

Сверкающий золотой сыагай.

До одури вглядывались они

В блестящую синеву

И не видели ничего.

Так упорно вглядывались они,

Что рябило у них в глазах…

То и дело прицеливались они,

Хоть не знали — во что стрелять.

Многие стали средь них

Косоглазыми с этого дня,

Близорукими навсегда…

Но все больше и больше стрелков

Подымалось на темя горы,

Бесчисленное множество их

Теснилось по склонам горы.

Боевые луки в руках у одних,

Самострелы — в руках у других…

Стрелы, положенные на тетиву,

Поднялись, шевелясь, как лес…

Гудела толпа, шумела толпа.

Бэкийэ Суорун-адьарай

Выстрелил невпопад,

Думал, что попал в сыагай,

А неугомонный шутник,

Насмешник Суодалба,

В растрескавшуюся харю его

Огромной лягушкою запустил.

— Тьфу, гадость! —

Вопил адьарай, —

Здесь лягушки с неба летят! —

Захохотали кругом,

Хватаясь за животы,

Среднего мира богатыри,

Неугомонные шутники,

Неуемные озорники,

Издеваясь над ним,

Как над серым псом,

Потешаясь над ним,

Как над пестрым псом…

— Метко выстрелил! —

Гремели они, —

Славную невесту достал,

Красавицу раздобыл!

Видно, впрямь

Он разбил стрелой сыагай…

Давнее желанье его

Исполнилось, наконец —

На лягушке женится он!

Будет болото ложем ему,

Одеялом — болотная слизь.

Поцелуйся скорей

С лягушкой своей! —

Так издевались над ним,

Так хохотали вокруг.

А Бэкийэ Суорун-адьарай,

Оскалив зубастую пасть,

Выкликая угрозы в ответ,

Что будет он

По ночам приходить,

Людскую кровь проливать,

Из домов детей похищать,

Недоросточков убивать,

Топнул ногой

И в землю ушел,

Пропал без следа,

Как совсем не бывал.

Юноша-богатырь,

Юрюнг Уолан удалой,

Подняв сверкающий меч,

Говор толпы заглушил,

Слово такое сказал.

Буо-буо! Дьээ-буо!

Эй, громкоголосые вы,

Гордые тридцать девять племен

Тревожных буйных небес!

Эй, прославленные

Тридцать пять племен,

Населившие Средний мир!

Бедоносные

Тридцать шесть племен,

Владыки подземных бездн!

Люди лучшие

Адьарайских родов,

Выходцы из трех пропастей,

Знающие для защиты своей

Девяносто девять

Заклятий и чар!

И вы, исполины-богатыри,

Колдуны пролетающих туч,

Владыки восьмидесяти восьми

Великих заклятий и чар,

И вы, отборные богатыри

Бедственной средней земли,

Буйные головы, удальцы!

Слушайте все меня! —

Видеть совсем

Перестали, что ль,

Зоркие ваши глаза?

Обессилели вовсе, что ль,

Мышцы сильные ваших рук,

Иль надежные пять перстов

Вам перестали служить,

Или крепкие десять перстов

Перестали удачей дарить?

Так иль иначе —

С этой горы

Уходите все по добру!

Вы, женихи из Верхнего мира,

Улетайте на небеса!

Выходцы из Нижнего мира,

Проваливайтесь в пропасть свою!

Если спросите про меня —

Откуда, мол, он такой,

От какого корня возрос,

От какой пуповины рожден,

Чем перед нами гордится он,

Что так дерзко он говорит?

Я на это отвечу вам:

Мой отец — Айынга Сиэр Тойон,

Моя мать — Айыы Нуоралдьын Хотун,

Обитающие на хребте

Трехъярусных белых небес;

Моя прославленная сестра —

Айыы Умсуур Удаган,

Заклинательница

Девяти небес,

Волхвовательница

Восьми небес…

Мой прославленный

Средний брат —

Могучий Мюльдюн Бёгё,

Богатырь с незазубривающимся мечом.

Младшая сестрица моя —

Любимая богами айыы,

Небесный жаворонок золотой,

Прославленная Айталыын Куо,

Красавица с восьмисаженной косой…

Старший мой брат — исполин,

Летающий, как стрела,

На Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Величайший в трех мирах богатырь,

Недосягаемый в славе своей…

А сам я —

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне,

Богатырь Юрюнг Уолан,

В подлинном виде явился к вам,

Полный силы — я вам говорю:

Подите отсюда прочь!

Эй, выросший,

Набираясь ума,

На хребте бесноватых небес,

Закаленный на круче

Злобных небес,

Всадник Суордаайы-скакуна,

Суодалба Уол-богатырь!

Ты могучим словом своим наколдуй,

Чтобы над моей головой

Пуночка пролететь не могла!

Ты землю заговори,

Чтобы на далеких восьми

Гулких дорогах моих

Серая землеройка-мышь

Под моей ногой

Прошмыгнуть не могла!

Ты еще смотри, чтоб ничьи

Немигающие, огневые глаза

Не сглазили меня со спины!

Чтоб ничья воровская рука

Не протянулась — помехой мне!.. —

Такое слово сказав,

Золотое слово сказав,

Колдовское слово сказав,

Юноша Юрюнг Уолан

Огромный свой тул открыл,

Достал костяной свой лук,

Изогнутый, как излука реки,

Обогнувшая заливные луга,

Несгибаемый лук тугой,

Чья основа из дерева, что растет

В стране Тумоон-Имээн,

Из железного дерева, что растет

В стране Хамаан-Имээн,

Из кривого дерева, что растет

В стране Кимээн-Имээн.

Львиной кровью

Окрашен лук,

Орлиной желчью покрыт,

Склеены его

Костяные рога

Клеем железных рыб,

Клеем из пузыря

Пестрых подземных рыб,

Звонко гудящая тетива

Грозного лука того

Скручена из сухожилий спинных

Могучего лося-быка.

Из колчана глубокого своего

Достал Юрюнг Уолан

Огромную боевую стрелу,

Воющую, живую стрелу

С наконечником огневым

Из колючих звездных лучей,

С острием, что зовется — ырба,

Пронизывающим жертвы насквозь.

Ревущую боевую стрелу

Крепко схватив рукой,

Положил ее Юрюнг Уолан

На звонкую, жильную тетиву;

На правое колено припал,

Лук до отказа напряг,

Согнул его в полукруг

И, к небу подняв лицо,

Стал оружие заклинать,

Стал владык айыы призывать…

Адьараи-богатыри,

Прикрывая руками рты,

Презрительно косясь на него,

Хлопая по бедрам себя,

Посмеиваться пошли,

Перемигиваясь, говорить:

— Ну и притча!

Ну — чудеса!

Как своим корнем

Хвастался он —

А корень-то и у чирья есть!

Этот парень —

Что чирей величиной!

Такой малорослый он,

Что его и не разглядишь!

А ведь бахвалится как,

Болтовни у него

Непочатый край!

С виду вовсе крошечный он,

Его и в щепотку не заберешь,

А словом-то как солит,

Как языком горчит!

Нашему старшему богатырю

На пять глотков не хватит его,

Едва ли Уот Усуму

Раза два его

Зубами рванет…

Не с такими справлялся наш богатырь,

Не таким он головы открутил!

Ну а этот — вовсе птенец,

А какой на словах молодец…

Грозит, кричит,

Как чечетка трещит! —

Так посмеивались над ним

Великаны-абаасы.

Эй! Глядите вы все!

Я, из солнечного улуса айыы

Явившийся к вам

С поводьями за спиной,

С отзывчивым сердцем,

С доброй душой,

С помыслами — от беды защитить

Потомков рода айыы,

Призываю богиню свою,

Покровительницу

Эдьэн Иэйэхсит!

Прославляю светлую Айыысыт —

Помощи великой прошу —

Пусть придут ко мне,

Пусть помогут мне!

Принимаю жребий,

Выпавший мне,

Целюсь острым глазом моим,

Целюсь меткой моей стрелой

В сверкающий золотой сыагай,

Летающий над землей,

В котором живет душа

Прекрасной невесты моей,

Обещанной супруги моей!

Руки счастья крепкого моего,

Дайте удачу мне!

Ты, палец большой,

На тугой тетиве,

Победу мне принеси!

Уруй-айхал! —

Так, моление совершив,

Дитя айыы увидал,

Что из вихревой глубины,

Из бездонной пасти кривой

Южных ураганных небес

Вылетел золотой сыагай,

Яркою сверкая звездой,

И полетел, звеня и свистя,

Высоко над головой,

Стремительно несясь на восток.

Юноша Юрюнг Уолан,

Пристальных глаз не сводя

С высоко летящей цели своей,

Пустил стрелу с тетивы.

Зазвенела жильная тетива,

Друг о друга ударясь,

Пальцы его

Грянули, словно гром;

Пронзительно завыла стрела,

Запылала ярким огнем,

Запела, летя в высоту;

С треском наконечник стрелы

Ударился в золотой сыагай,

На четыре осколка

Его расколол.

Три осколка на землю понеслись,

Как три падучих звезды,

А четвертый осколок

К небу взлетел

В туманную синеву…

Среднего мира богатыри

Закричали: — Уруй-айхал!

Наша слава теперь

Высоко возрастет,

Наше имя теперь

Далеко прозвучит,

Наше счастье

Немеркнущее расцветет,

Наша удача

Вовек не умрет!

Прекрасная дочь айыы

Достанется сыну айыы,

Останется жить среди нас —

На солнечной нашей земле! —

Так ликующие голоса

Оглашали долину Сайдылыкы…

А юноша Юрюнг Уолан,

Руку правую протянув,

Ладонь широко раскрыв,

Ловко поймал,

На лету ухватил

Три падающих

Золотых куска,

Три осколка

Расколотого сыагая,

Словно три

Падучих звезды…

Так он ловко их подхватил,

Что трезвон полетел окрест…

А богатырь Уот Усуму,

Лютый хищник и людоед,

Отродье черных небес,

Закружился на месте, как вихрь;

Гремучая, в девять слоев,

Грузная кольчуга его

Синим огнем зажглась;

Густой железный волос его,

Проросший сквозь толстый шлем,

Дыбом на голове поднялся?

Трескучими искрами засверкал…

Огромные ноги его

В железных кованых торбасах

Проворно переступали, гремя…

Закрутился вихрем Уот Усуму,

Вытянулся в высоту

И превратился он

В восьминогого змея —

Алтан Садага…

Свистя, он к небу взлетел,

Длинным телом

В тучах мелькнул;

Сверкая, летевшую в высоте

Сыагая четвертую часть

Уот Усуму поймал,

На лету ее ухватил;

И большие круги чертя в высоте,

Проворно стал уходить

В простор счастливых небес.

Верхнего мира абаасы,

Буйные удальцы

Заплясали на радостях, гогоча,

Громовыми голосами крича:

— То-то оно и есть!

То ли увидим еще!

Такой детина, как наш старик —

Молодчина Уот Усуму

Не упустит удачи своей,

Не отпустит того, что ухватит он

Десятипалой хваткой своей,

Пятипалой хваткою воровской!

Высоко летает он,

Высоко хватает он,

С пустой рукой

Домой не уйдет!

Половину невесты

Выиграл он,

Половину другую

Сам украдет…

Эта девка —

Наша теперь! —

А другие абаасы

Говорили, толпясь позади:

— Нет, не гладко это

Пойдет для нас!

Если сын великой семьи

Исполин Нюргун Боотур

В логово к нам

Вломится сам,

Гость такой

Не за малым придет,

Кости у нас затрещат,

Кровь прольется,

Будет беда!..

Если не уходящий добром

Отпрыск небесных айыы,

Колебля землю

Грузной стопой,

В самом деле прибыл сюда,

Это значит — великая драка пойдет,

Сеча кровавая закипит,

Увечий не миновать…

Он еще у многих из нас

Вышибет единственный глаз,

Руку единственную оторвет,

Ногу единственную оторвет!..

Прочь, пока не поздно, уйдем —

В дупла деревьев,

В щели колод

Спрячемся поскорей.

Поглядим через дырку сучка —

Посмотрим, кто верх возьмет! —

Так сговорились они

И попрятались, кто куда.

Увидя, что атаман

Адьарайских верхних племен,

Отменный ловкач,

Отчаянный плут,

Сыагая осколок

Поймав на лету,

Удаляется от земли,

Всадник Суордаайы-коня —

Суодалба Уол-богатырь,

Громовый клич испустив,

Огромный свой лук схватил,

Тетиву тугую напряг,

Быстро положил на нее

Волшебную Малтаанай — стрелу

С широким медным концом

И, прицелясь, выстрелил вслед

Улетающему Уот Усуму;

Прямо в зад ему —

Прямо в щель

Прицелился Суодалба.

Зазвенела жильная тетива,

Загудел распрямившийся лук,

Загремели, спустив стрелу,

Каменные пальцы богатыря.

Завыла пронзительно на лету,

Молнией проносясь,

Малтаанай — стрела

С медным тупым концом,

Змея Садага догнала

И попала бы прямо в цель,

Если бы не увернулся змей.

Ударила воющая стрела

И, помимо воли стрелка,

Причинила увечье Уот Усуму.

Как секирой, плоским концом

Начисто отсекла стрела

Всю мужскую гордость его,

Которую впору таскать

Вьючной лошади на спине.

Взревел богатырь-адьарай,

Как зарезанный, завизжал,

Закрутился он в высоте…

Отсеченные медной стрелой

Части тела чудовищного своего

Подхватил, поймал на лету

И на четвереньки упал

На западной стороне

Долины Сайдылыкы.

Головой мотая,

Зычно вопя,

Начал он на рану плевать,

Начал сам себя врачевать;

Отсеченные части свои

К телу кое-как прирастил…

А потом Уот Усуму,

Черным лицом своим оборотясь

В сторону сына айыы,

Голосом громовым

Грозно проговорил,

Угрозу великую произнес…

Буйа-буйа-буйакам!

Буйа-дайа-дайакам!

Будет с меня! Довольно терпеть!

Ты, не встречавший равных себе

На просторах средней земли

Непутевый злой озорник,

Бестолковый темный глупец,

Какого — не то чтобы в знатном роду,

В богатом славном дому,

А на скотном дворе не найти,

Средь последних рабов-батраков,

Ты — скачущий на своем

Коне Вороном,

Стремительный Нюргун Боотур,

Недоносок, жалкий щенок!

Ты стрелять по мне,

Презренный, посмел?

Ты тягаться со мной решил?

Ты ровню себе нашел?

Обезумел ты,

Обнаглел!

За то, что увечье ты мне причинил,

За то, что бесчестье

Ты мне нанес,

Я тебя арканом скручу,

Я тебя ничком повалю,

Жаркой кровью твоей

Жажду свою утолю!

Если я тебя на спину не уложу,

Если не распорю

Дюжее брюхо твое,

Если мокрой от крови рукой

В черной утробе твоей

Становую жилу не разорву,

Пусть оплачет меня

Мэнгийэ Чуонах!

Пусть жестокая Куохтуйа Хотун

Огненным взглядом своим

Насмерть меня поразит,

Пусть грозная дочь ураганных небес

Древняя Иэрэгэй Удаган

Из бушующей глубины

Моря Энгсэли-Кулахай

Подымется — и взглядом своим

Через бедренный мой сустав

Молнией мне печень пронзит,

На месте меня убьет!

Если я многожильное сердце твое,

Трепещущее сердце твое

Не вырву из клетки твоей грудной

И, зубами железными разорвав,

Кусок за куском не пожру,

Пусть тогда хозяйка земли

Лютая Ньахсаат Буурай

В упор меня

Взглядом убьет!

А пока глядит

Мой единственный глаз,

Пока у меня крепка

Единственная рука,

Пока на бегу легка

Единственная нога,

Я не уступлю никому

Обещанную подругу мою,

Завещанную супругу мою,

Золотогрудую пташку мою!

Выспорил я ее,

Выиграл я ее —

И свою добычу возьму!

Пятипалая сила решит,

Десятипалая хватка решит,

Кто из нас ее в жены возьмет,

Кто ее в свой дом уведет…

Я восемь железных

Слитков возьму,

Семь железных

Слитков возьму,

Четыре железных круга возьму,

Три железных круга возьму,

Отдам небесному ковачу,

Увечье свое излечу…

А теперь я тебя проучу,

Берегись,

Беги иль дерись, —

Я оружье в руки беру. —

И тогда Нюргун Боотур —

Средней земли богатырь

Сбросил обличье Суодалбы

И во всем величье своем,

В собственном виде предстал.

Засверкали синим огнем

Грозные зеницы его.

Как гора огромный,

Высился он…

Страшно исказилось

Его лицо.

Словно горы глинистые, поднялись

Мышцы на могучих плечах,

Напряглись на груди и спине;

Жажда битвы вспыхнула в нем,

Запылала бранная страсть;

И подойдя к Уот Усуму,

Он плюнул ему в лицо

И сказал такие слова.

Смотрите, богатыри!

Вот он — вор —

Хоть и пойман и уличен,

А оправдываться горазд,

Ловок отпираться, злодей!

Черная харя,

Кровавая пасть,

Голень-ярмо,

Кривая нога!

Очень ты осмелел,

Чересчур обнаглел,

Лапу когтистую к нам протянул,

Ограбить нас захотел?

Навсегда я покончу с тобой,

Навзничь опрокину тебя,

Толстую кожу твою распорю,

Утробу твою разорву,

Мокрой от крови рукой

Вырву черную печень твою!

Я в огромное сердце твое

Рогатину боевую всажу,

Я заставлю тебя слово сказать,

Что ты и отцу своему не сказал,

Я о том заставлю тебя говорить,

О чем ты матери не говорил! —

Поднял Нюргун Боотур,

Грозно для удара занес

Острогу боевую

О трех остриях,

Прямо в грудь хотел

Врага поразить…

Но скачущий на сером коне

Кюн Дьирибинэ-богатырь,

За руки Нюргуна схватив,

Стал упрашивать

Боя не начинать,

Начал уговаривать, умолять

Славного богатыря

Праздник не омрачать…

Послушай меня, Нюргун Боотур!

Ты, посланный волей владык айыы

Племя людей земных защитить,

От бедствия оградить

Людей уранхай-саха

С поводьями за спиной,

Племя айыы-аймага

От нечисти охранить!

Ты, средней земли богатырь,

И ты, свирепых небес исполин!

На перевалах далеких дорог

Ваша зычная слава гремит,

На перекрестках дальних дорог

Громкие ваши звучат имена…

Вы оба — гости мои,

Вы оба — старшие братья мои!

Опомнитесь — я прошу,

Пока не поздно еще!

Парой чутких своих ушей

Выслушайте меня…

Мой достойный отец-тойон

С желтеющей сединой,

Моя благородная мать

С белеющей сединой,

Поклоняясь трем вашим темным теням,

Просят вас, умоляют вас

Брани кровавой не начинать.

Если здесь вы затеете бой,

Светлая долина Сайдылыкы

Не выдержит тяжести ваших ног,

Ярость ударов ее сокрушит!

Благословенной нашей земли

Желтую благодать,

Словно грязь, растопчете вы!..

Беда нагрянет,

Страданье придет,

Горе — что разумом не обнять,

Вот каков будет наш удел!

Если миром не можете разойтись,

Если спор не можете разрешить

Без оружия, без борьбы,

То не лучше ли будет вам

Удалиться в долину

Онолутта?

Там для боя — большой простор,

Там никто не будет мешать

Силой несогласье решать…

В той долине — под вихревым

Склоном ураганных небес

Летает и воет ваш старший брат,

Играет Осол Уола…

Больше там никто не живет.

На всей незыблемой нашей земле

Места лучшего вам не найти!

Там неистовая Илбис Кыыса

Летает, визжа и вопя,

Беснуясь, катается по траве…

Там не дрогнет толща земли,

Там никто помехой не станет вам,

Пока вы не кончите спор.

Или помиритесь теперь,

Или уходите туда!

Если, как равные, вы

Закончите спор добром,

Пусть будет ваша сила и мощь

Толстою защитой для нас! —

Так уговаривал их,

Так заветные речи им говорил

Кюн Дьирибинэ-богатырь…

Прославленный адьарай,

Оскалив кривые клыки,

Прикрывая лапой широкую пасть,

Хозяину отвечал.

Светлый ты шурин мой,

Святую правду ты говоришь!

Родину отстоять,

Родичей защитить

Золотогрудой птички моей,

Медногрудой синички моей,

Будущей супруги моей

Могу только я один!

Могучей броней я укрою вас!

Да неужто этот болван,

Дурачина этот большой,

Бродяга и озорник,

Непутевый этот шатун,

Опорою станет вам,

Обороной от всяких бед?

Кто первый затеял спор?

Кто первый оружие в руки взял?

Это он хотел

Меня застрелить,

Хотел мою грудь острогой пронзить!

Это он затеял вражду и спор!

В долину Онолутта,

Где один летает

Осол Уола,

Я сам его потащу,

Уж там за обиду взыщу!

Я его вызываю на бой,

А если он не пойдет за мной —

Вот ему! — адьарай сказал

И, задрав дымовой свой хвост,

Нюргуну зад показал;

И с громом и свистом

Взвился в высоту

И, как вихрь, улетел, пропал

За темной гранью земли.

Тут могучий Нюргун Боотур

Перекувыркнулся вниз головой

И обернулся у всех на виду

Соколом верховым

С колокольчиками на хвосте,

С ожерельем седого пера,

И к тучам взмыл,

И стрелой улетел,

Крыльями тугими звеня.

В племени светлом айыы-аймага,

В доблестном роде Ахтар Айыы

Прославленный отвагой своей,

Бесстрашием в трех мирах

Громкую пробудивший молву,

Лучший из лука стрелок,

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне

Юноша-богатырь —

Юрюнг Уолан удалой

Стремительно подбежал

К великому скакуну

Брата старшего своего.

Он достал из левого уха коня

Нечто, будто шерсти клубок,

Будто белый пуха комок.

Он в ладонях этот комок покатал,

Против солнца трижды взмахнул;

И тут же — отколь ни возьмись —

Младшая сестричка его,

Прекрасная Айталыын Куо

С восьмисаженной косой,

Блистающая красотой,

Смеясь, предстала пред ним.

Будто после долгого сна

Пробужденная, красовалась она

Прелестью несказанной своей…

После разлуки долгой такой,

Друг друга, как в прежние дни,

Невредимыми видя опять,

Обрадовались брат и сестра;

Крепко они обнялись,

Трижды друг друга поцеловав,

Так что каплями проступила кровь

У них на нежных губах;

И, окруженные шумной, большой

Дружной уранхайской семьей,

Беседуя о недавнем, пошли

К серебряному жилью

Прародителей рода саха.

А Нюргуна ретивый конь,

Прославленный скакун Вороной,

Освобожденный от ноши своей,

Тревожно, звонко заржал

И поскакал, полетел,

И как дым растаял в той стороне,

Где неба восточный склон

Перистыми облаками горит,

Как тетерева пестрая грудь.

Прародители трех племен,

Размножившихся на земле,

Прародители четырех племен,

Населяющих Средний мир —

Саха Саарын Тойон

И Сабыйа Баай Хотун

Велели готовить

Свадебный пир,

Приказали с почетом встречать

Жениха и его сестру;

Приказали кубок большой

С крепким кумысом выносить,

Шкуры по двору расстелить,

Сиденье почетное для гостей

Мехом драгоценным покрыть.

Восемь девушек —

Восемь лебедей,

Девять юношей —

Девять журавлей

Кумыс гостям поднесли,

Окружили радостно их,

С почетом в дом повели.

Элик Баатыр

К ним сам подбежал,

За руки ласково брал,

От коновязи до дверей провожал.

Алтан Хаакыр

На пороге встречал,

Дверь держал,

На орон почетный сажал…

А другие тою порой

С отгонных дальних лугов,

Как белый ржущий поток,

Косяк лошадей пригнав,

В правом углу большого двора

Лучших двухлетков

Пестрых мастей

Опрокидывали на ходу,

Оглушали обухом на скаку;

Отъевшихся на приволье степном

С жирными шеями кобылиц,

На выбор ловя,

Убивали они;

Необъезженных кобылиц,

Нагулявших мясо и толстый жир,

Свежевали проворно они,

Зажигали костры на дворе,

Поднимали котлы на огонь,

Начинали пищу варить.

Огурук Боотур

Аркан метал,

За гривы коней хватал.

Эбегей Боотур

Коней убивал,

Жилы боевые вскрывал,

Живо шкуры снимал, свежевал,

Туши пластал,

Мясо рубил.

Бусуган Боотур

Угощенье варил;

Ырбайбан Малахсын

Из глубоких котлов

Мясо жирное доставал,

Дымящиеся горы еды

На огромных блюдах

Гостям подносил.

Люди на лакомую еду

Весело налегли,

До пресыщенья утробы набив,

Толстым шейным жиром они

Перебрасываться пошли…

Там прославленные едоки

Огромные мяса куски,

Распластанные широко,

Словно конские потники,

Запихивали в зубастые рты,

Лишь трещали кости

У них на зубах…

Там обжоры и шутники

Проворно хватали с блюд

Самые большие куски;

Глыбы жирного мяса

Пихали в рот

С правого края губ,

Кости выплевывали изо рта

С левого края губ…

Сколько ни было там гостей,

Хоть и сильно проголодались они

В прежние беспокойные дни,

Все насытились на пиру,

Все наполнили утробу свою,

Изобильной жирной едой

Укрепили силы свои,

Утолили голод свой, наконец…

Богатырской снедью,

Крепким питьем

Утешались сердца гостей

С утра до вечерней зари.

Полными чоронами

Пили они

Крепкий густой кумыс,

В котором плавали масла куски

С яйцо турпана величиной.

Звенящий льдинками, пили они

Выдержанный кумыс,

Пенящийся пили они

Весенний свежий кумыс,

Освежили грудь,

Ободрили дух

Радующим сердце питьем…

Наконец, настал

Вожделенный час,

Наступил долгожданный срок

Среднего мира богатырю,

Счастливому сыну айыы

К невесте своей войти,

Наконец, распахнулась пред ним

Бряцающая серебром бубенцов,

Украшенная богатой резьбой

Дверь опочивальни ее,

Распахнулась пред ним, наконец,

Раскрылась завеса дверцы ее

И, блистающая лучезарным лицом,

Прекрасная Туйаарыма Куо,

С девятисаженной волнистой косой,

Глазами темными поводя,

Зубами в улыбке блестя,

Румянцем нежным горя,

Стройная, как белоснежный стерх,

Величавая, как лебедь весной,

Трижды поклонилась ему —

Другу, возлюбленному своему,

Супругу обещанному своему,

Летающему высоко над землей

На Мотыльково-белом коне

Юрюнг Уолану-богатырю…

…Трое суток длился

Свадебный пир.

Трое суток пробыл

Юрюнг Уолан

С молодой женою своей

В отцовском доме ее,

В материнском ее гнезде.

И к Саха Саарын Тойону придя,

Сабыйа Баай Хотун поклонясь,

Как рассказывают старики,

Удалой Юрюнг Уолан

Желанье свое открыл,

Заветное слово пропел.

Внимайте речи моей,

Ты — белеющая сединой

Матушка моя, госпожа!

Ты — в серебряной седине снеговой,

Величавый тесть мой, тойон!

Я давно ушел из родной страны,

Я давно покинул свой дом.

Тоска по долине родной,

Где сверкает желтая благодать,

Где россыпи золотые горят,

Все сильнее томит меня.

Там наш дом стоит,

Наш очаг горит…

Непреодолимо они

Тянут меня к себе.

Младшая сестричка моя,

Милая Айталыын Куо,

Красавица с восьмисаженной косой,

Истомилась,

Изныла она,

Странствуя повсюду со мной,

Вдали от страны родной!

Бесчисленные богатства мои,

Бегущие, как белый поток,

Моих коней табуны,

Брошенные без присмотра давно,

Без надзора хозяйского моего

Убавились наверняка…

В глухие верховья рек

Забредшие без пастуха

Стада круторогих моих коров,

Присмотра хозяйского лишены,

Уменьшились, может быть.

Хищник терзает их,

Вор угоняет их…

Нам загащиваться нельзя,

Здесь — иноплеменники мы.

Срок настал — вернуться

В родное гнездо,

Брошенный дом обжить,

В очаге погасшем

Зажечь огонь,

Загоны коровьи огородить.

Нам свой дом устроить пора,

Счастье прочное утвердить…

Дочь свою,

Что вы отдали в жены мне,

Светлую супругу мою,

С которою век мне жить,

Как стрелу, в полет оперив,

Как небесную радугу, нарядив,

Как олененочка разубрав,

Соберите в далекий путь

И с пожеланием счастливо жить,

И с напутствием добрым своим

Благословите ее

И отпустите со мной! —

В таких словах, говорят,

Поведал Юрюнг Уолан

Заветные мысли свои.

А тесть и теща —

Отец и мать

Ответили:

— Воля ваша теперь,

Мы неволить не будем вас,

Мы не задержим вас! —

И в дорогу детей собирать

Расторопно они взялись.

Вокруг поляны большой

В два ряда поставив желтый чэчир,

Украсив просторное тюсюльгэ,

Чтобы справить прощальный пир,

Бесчисленную, как кустарник густой,

Словно черный кустарник в долине речной,

Родню свою преданную собрав,

Весь свой род и племя созвав,

Окруженные девятью сыновьями,

Словно девятью журавлями,

Стройными восемью дочерями,

Словно белыми восемью лебедями,

Из дома серебряного своего

Престарелые вышли отец и мать,

Прародители рода саха —

В дорогу детей проводить,

Прощальный кубок им поднести,

Призвать на них

Благодать небес,

На счастье благословить.

Сабыйа Баай Хотун,

Прославленная праматерь племен,

Как матерая, снежная кобылица,

Поступью горделивой идя,

Как равнинная кобылица,

Голову красиво держа,

В ниспадающих на спину и на грудь,

Бряцающих серебром

Подвесках илин-кэлин-кэбисэр,

В накинутой на плечи, нараспах,

Летней шубе буктаах-сон,

Опушенной седым бобром,

В надетой чуть набекрень

Рогатой шапке из лап

Черных камчатских лис,

Праматерь племен саха

В правой руке несла

Ковш священный

Эбир-хамыйах;

В левой руке подымала она

Приготовленный для молений богам,

Для заклинаний небесных владык,

Для заздравного кругового питья,

Узором украшенный по краям

Кубок большой — ымыйа,

Терпким брызжущий кумысом

Из молока седых кобылиц,

Крепким играющим кумысом

Из молока гнедых кобылиц,

Шипящий пьяным густым кумысом

Из молока золотых кобылиц.

Славя солнце,

Славя луну,

Открывая кумысный пир,

Сабыйа Баай Хотун

Светлым владыкам айыы

Моление вознесла…

Радость и слава!

Мир и добро!

Радость и счастье!

Жизнь и любовь!

Да будет слава тебе,

Добрая Ахтар Айыысыт!

Крепкое счастье пошли

Детям, Кюрэ Дьэсегей!

Неисчерпную дай благодать,

Щедрая Иэйэхсит!

На радость, великие, вам

Украсили мы тюсюльгэ,

Изобильем кипящее золотым!

В три ряда березки в землю воткнув,

Желтым чэчиром огородив

Обширный этот алас,

Кумысный пир заварили мы!

У коновязи резной,

У священных ее столбов,

Где, по ветру развеваясь, висят

Жертвенные гривы коней,

Моленья горячие вознося,

Кубок сверкающий поднося,

Милости у неба прося,

Нашу доченьку дорогую,

Нашего жаворонка золотого

Отправляем в далекий путь!

Пусть повсюду

Сопровождает ее

Благословенье добрых айыы!

На солнечных поводьях тугих

Пусть поддерживает ее

Надежная их рука!

Пусть благословенье мое

Сопутствует всюду им,

Детям моим дорогим,

Надеждой в пути блестит,

В любой нужде защитит!

Доченька дорогая моя,

Добрая сердцем

Туйаарыма Куо!

Когда ты достигнешь страны,

Где жить тебе суждено,

Когда ты войдешь

В свой новый дом

И зажжешь в очаге

Священный огонь,

Пусть благодатная Иэйэхсит

Встретить тебя прилетит,

Пусть великая Айыысыт

Очаг твой благословит!

В изобильном доме своем

Миром наслаждайся всегда,

На счастливом своем тюсюльгэ

Радостью утешайся всегда!

Что ни год, дитя приноси,

Горя не знай,

Зыбку качай!

Крепких детей

На колени сажай,

С крепкой судьбой

Потомство рожай!

Пусть изобилье,

Счастье во всем

Станет уделом твоим

На восемь веков,

На девять веков!

Пусть уста твои

Не устанут вовек

Благодарить

Подаривших тебе

Мирную, безмятежную жизнь!

Пусть все добрые желанья твои

Превзойдет грядущая слава твоя!

Пусть многодетным

Будет твой дом,

Пусть бесчисленным будет

Потомство твое!

Да умножится твой материнский род,

Да усилится твой отцовский род,

Да прославится на девять веков!

Слава и счастье!

Мир и любовь!

Слава и сила!

Жизнь и добро!

Пусть Кюн Дьэсегей

Навстречу тебе

Сверкающий — побежит!

Пусть Кюрэ Дьэсегей

Навстречу тебе,

Как солнце, улыбкою заблестит!

Пусть густогривых

Твоих коней

Долина широкая не вместит!

Пусть размножится

Твой рогатый скот,

Пусть бесчислен будет

Его приплод!

С глубокое озеро величиной

Неисчерпаемое тюсюльгэ —

Радость вечную обрети!

Свой, поставленный в три ряда,

Золотой чэчир освяти!

Пусть богатство великое принесет

Светлосерая кобылица твоя,

Пусть благоденствием расцветет

Долгая жизнь твоя!

Пеной весеннего кумыса

Гнедых твоих кобылиц,

Игрой шипящего кумыса

Голубых твоих кобылиц,

Славу каждый день воздавай

Матери Айыысыт,

Всегда мольбу возноси

Благодатной Иэйэхсит!

Пусть кумысные твои турсуки,

Кожаная посуда твоя,

Из цельных шкур большие мехи

Будут всегда полны у тебя!

Пусть кубки о девяти обручах

Умножатся у тебя!

Пусть узорные резные ковши

Украшают твое жилье!

Пусть без счета будет любой

Деревянной, шитой, цветной

Посуды берестяной!

Восемь перевалов крутых,

Семь высоких горных хребтов

Одолевшего в далеком пути,

Изнуренного голодом и трудом,

Путника приветливо встреть,

Досыта накорми…

На извилинах девяти дорог

Изнуренного до потери сил,

Падающего — подними,

Бесприютного приведи в свой дом,

У очага своего обогрей!

И да будет за это слава тебе,

И да будет счастье тебе!

Летающий высоко над землей

Выше изгороди столбовой

На Мотыльково-белом коне,

Юрюнг Уолан, сынок дорогой!

Ту, которую мы берегли,

Как зеницу наших очей,

Как десну наших белых зубов,

Ту, которую звали мы

Золотогрудой птичкой своей,

Медногрудой синичкой своей,

Нашу доченьку взяв от нас,

Как только ее привезешь

В восьмикрайнюю долину свою,

На широком дворе своем,

На высоком холме,

Где стоит твой дом,

Ты, восьмиветвистой

Зеленой травой

Руки ее обвязав,

Навстречу солнцу ее проведи

Вокруг резного столба

Коновязи священной твоей,

Чтобы дух-хозяйка твоей земли

Не стала чуждаться вдруг

Нашей доченьки дорогой,

Чтобы как свою приняла ее,

Чтобы молвила про нее:

«Сэлэ с пучками жертвенных грив

Приумножить приехала у меня!»

На широком блестящем дворе,

Где ни пыли, ни грязи нет,

На просторном надворье твоем,

Не знающем ни снега, ни льда,

Ты из тонких березок поставь

Золотой чэчир в два ряда,

Дорогу свежей травой устелив,

На порог траву положив,

По траве введи ее в дом;

К бушующему огнем очагу,

К грозно гудящему камельку

Радостно ее подведи,

И скажи ей, чтобы она

Тремя пучками смолистых лучин

Аан Уххана — духа огня

Угостила из рук своих,

Приветствуя троекратно его!

Тогда лишь хозяин огня —

Дух очага твоего

Примет, как хозяйку свою,

Ненаглядную нашу дочь.

Поймет, что пришла она

Следить за добрым огнем,

Возносить высоко

Очажный дым…

Детушки золотые мои,

В день отъезда вашего я,

Широко раскрывая дорогу вам,

Благословляю вас!

Пусть восемь крутых дорог

Ровными будут для вас,

Пусть дорога белая — Сиэри

Раскинется широко!

Пусть девять трудных дорог

Легкими будут вам!

Пусть удача, слава-айхал,

В долину широкую величиной,

Сопутствует всюду вам!

Пусть победа, счастье, добро,

Словно степь огромная, шириной,

Везде окружает вас!

Пусть добрые предзнаменованья всегда

Сопровождают вас,

Пусть не будет препятствий

У вас впереди,

Пусть не будет помех позади!

Пусть будет удача вам,

Которую не утащит бык!

Пусть будет счастье у вас,

Которого не обскачет конь!

Уруй-айхал!

Уруй-туску! —

Совершив моленье свое,

Спев благословенье свое,

Сабыйа Баай Хотун

Светлой пеною кумыса

Обрызгала землю вокруг.

И когда широкий ковш хамыйах,

Подброшенный ею, упал

Стороной открытою вверх,

Так обрадовалось собранье гостей

Доброму знаку тому,

Что дрогнула степь кругом;

И дальние горы отозвались

Радостному крику толпы:

— Уруй-айхал! —

— Уруй-туску! —

Тут прощаться начали старики

С дочерью дорогой,

С долгожданным зятем своим.

Крепко обняли родители их,

Троекратно поцеловав,

Шестикратно облобызав.

Снаряженного в дальний путь,

Ладно обузданного,

Крепко оседланного,

Покрытого пестрым, цветным,

Словно облако перистое, дорогим

Узорчатым чепраком,

Словно красное облако, под седло

Бархатный положив кычым,

В уздечке из золотых лучей,

С поводьями из лунных лучей,

Под серебряным чеканным седлом

О семи подпругах тугих,

Крепко затянутых под животом,

С медными брякунцами на сбруе,

С кольцами серебряными на сбруе,

С колокольчиками на сбруе,

Звонкими, как напев

Матери Иэйэхсит,

Играющего на ходу,

Сверкающего белизной,

Подвели Туйаарыме Куо

Наследственного иноходца ее,

Стройного коня Туналы.

Под ноги, по земле

Пеструю раскинув кошму,

Проворная девка

Энньэ Кулут

Подошла к хозяйке своей молодой —

Помочь ей

Подняться в седло.

Парень Юктэл Кулут,

Поклонившись трижды хозяйке своей,

Наклонился, спину согнул,

Чтобы, на спину став ему,

Молодая хотун могла

На высокое подняться седло.

Опершись о руки служанки своей,

Проворной Энньэ Кулут,

На широкую спину став

Юктэл Кулута, слуги своего,

Ладно уселась

Туйаарыма Куо

На серебряное седло.

С обеих сторон

За поводья взяв

Стройного коня Туналы

С наездницей прекрасной в седле,

Вся семья проводила

Туйаарыму Куо

На расстоянье семи сэлэ,

Где предстояло им

Расставанье на долгий срок,

Где в сияньи утра лежал

Дальний путь ее — на восток.

Милая Туйаарыма Куо,

На белом коне своем,

Краше прежнего

Казалась теперь

Провожавшей ее родне…

Нарядная шубка ее,

Обложенная бобром,

Пышно распушась на ветру,

Ладно облегала

Плечи и стан,

Была ей к лицу, говорят.

Подвески узорного серебра,

Цепочки на шейном кольце,

Тонкие илин-кэлин-кебисэр

Переливались, ярко блестя,

Поигрывали на груди и спине,

Позванивали на ней.

Высокий бобровый верх

Рогатой шапки ее

Будто улыбался

Белому дню;

Круглая чеканная тусахта,

Укрепленная надо лбом,

Радостно на солнце блестя,

Озаряла ее лицо…

Чтобы любимую дочь

Не опечалить ничем, не смутить,

Чтобы зятя милого своего

Честью не обойти,

Чтобы по дальним дорогам их

Добрая молва пронеслась,

Чтобы по дальним землям о них

Громкая летела хвала,

С дочерью отправили старики

Старшего сына с женой.

Старшего сына-богатыря

Снарядили в дорогу они

Тюнгюром — дружкою быть,

А жену его снарядили они

Ходогой, поезжанкой быть.

Стали отец и мать

Приданое дочери выделять

И так спросили ее:

— Доченька наша

Туйаарыма Куо!

Отбирай, что по нраву тебе,

Забирай, что тебе по душе,

Нам для тебя

Ничего не жаль! —

Молвила Туйаарыма Куо:

— Много не надо мне.

Молодняк с собой я возьму,

Малых жеребят и телят! —

И она телячий намордник взяла,

Жеребячий колючий

Нарыльник взяла,

Да ковш хамыйах

С собой забрала.

Тут со всех зеленых долин

И со всех открытых полян

Побежали стада телят,

За намордником своим погнались;

Им вослед

Табуны жеребят,

Выбегая со всех сторон,

За нарыльником своим понеслись.

Вся посуда,

Какая тогда

В стойбище богатом была,

Запрыгала с полок,

Стуча и бренча,

Покатилась, прыгая и тарахтя,

Погналась за большим ковшом,

За хамыйахом главным своим…

Расплодившиеся без числа,

Раздобревшие на привольных лугах,

Стада молочных коров,

Отчаянно, громко мыча,

Набежали со всех сторон,

Кинулись опрометью вослед

Ревущим телятам своим.

Табуны степных кобылиц

Из отгонных дальних лугов

Поскакали, пронзительно ржа,

Жеребятам своим вослед.

Стоявшая на скотном дворе

В почетном летнем хлеву

Праматерь

Коровьих стад

Криворогая Ый-Ыдалыын,

Корова Толстуха-Луна,

Увидав, что все потомство ее

Уходит из мест родных,

Тяжело заметалась,

Тревожно мыча,

Выломала загородку в хлеву.

А прародитель коровьих стад

Старый бык

Тойон-Тойболуун,

Видя, что все подруги его

Уходят невесть куда,

Заметался, мыча,

Неуклюже топчась

У столба — на толстой цепи…

Кобылица Кюн-Кэдэлю,

Первая среди кобылиц,

Стоявшая в стойле почетном своем,

Заржала, затосковав,

Разломала жерди в стойле своем,

Убежала на волю, вослед

Уходящему табуну.

Разве может остаться один

Жеребец Хаан-Дьаралык?

Выскочил из летника он

И за кобылицей Кюн-Кэдэлю

Поскакал табуну вослед.

Все, не считанное никогда,

Не измеренное никем

Богатство несметное и добро,

Как будто себе говоря:

— От части своей

Отстать не хочу! —

Пошло, поплыло

Потоком сплошным

По следам Туйаарымы Куо…

Тут весь добрый люд,

Вся родня поднялась,

Говоря:

— Не терять же нам

Кровного добра своего —

Двинулась дружно вослед

Табунам и стадам своим…

Вся долина широкая Сайдылыкы

Опустела в короткий срок,

Будто и люди не жили здесь,

Будто и стада не паслись.

Разом осиротела страна,

Запустеньем повеяло над землей,

Будто нашествие вражьих сил

Опустошило ее,

Будто язва тут

Моровая прошла,

Только там и сям

Осталось торчать

Брошенное жилье.

В брошенном хотоне себе

Вырывшая нору,

На задворках, на скотном дворе

Прожившая всю свою жизнь

Старуха дремучая Симэхсин

Рассвирепела, жалея скот,

За которым смотрела она,

На ноги старая поднялась,

Подпрыгнула высоко,

Хлопая завязками торбасов,

Серьгами красной меди бренча;

Со дна хотона она

Огромную лопату взяла,

Тлеющего дымокура золу

Из окна кидать начала…

Пылью и пеплом вокруг

Землю заволокло,

Дым заклубился,

Черный, густой,

До неба тучею встал,

Солнечный свет затмил.

Старуха древняя Симэхсин

Тревогу великую подняла,

В ладони забила она,

По-собачьи завыла она,

Подпрыгивая высоко,

Так что завязки ее торбасов

По затылку хлестали ее,

Так что завязки ее шаровар

По щекам хлестали ее.

И кричала, и причитала она…

Ой, куда же вы?

Ой, беда моя.

Ох, жарко, ох, жутко мне!

Подгибаются колени мои,

Разрывается сердце мое…

Стряслась беда,

Пропали стада!..

Отец твой с ума сошел,

Дом поджег,

Все добро спалил, —

Удавился на матице головной,

На веревке волосяной!..

Матушка старушка твоя,

Как пропали ее табуны,

Как ушли кобылицы ее,

От горя с ума сошла,

Огнем урасу сожгла,

Повесилась на опорном столбе,

На ремне сыромятном висит!

Дыбом встали

Космы мои…

До смерти напугана я…

Доченька ты моя,

Дитятко Туйаарыма Куо,

Вернись поскорей,

Схорони

Доброго отца твоего!

Матушку похорони,

Вырастившую тебя,

А потом уезжай себе!

Дом твой родной,

Где выросла ты,

Потеряв хозяев своих,

Помертвел, поник, запустел…

Дорогое дитя мое,

Ласковая ты моя,

Хоть раз обернись,

На меня оглянись! —

Так причитая,

Громко крича,

Прыгая на месте одном,

Бедная старая Симэхсин

Деревянной лопатой своей

Бить принялась,

Колотить, ломать,

Загородку загона

Грузную дверь.

Услышала Туйаарыма Куо

Отчаянные крики ее.

Жалостью, состраданьем полна,

Тревогой, волненьем полна,

Не выдержала,

Обернулась она.

И едва обернулась она,

От черно-белой ревущей реки,

Мычащей, ржущей реки,

От пестрого,

Хлынувшего за ней

Потока коров и коней,

Трети две отделились вдруг

И пустились обратно вскачь,

На пастбища родные свои;

Радостно ржа и мыча,

Хлынули табуны и стада

На простор долины родной…

С той поры, говорят,

Примета пошла,

Что в чужие края

За мужем своим

Уходящая из дому дочь

Оглядываться не должна

На родной свой дом,

На родной алас,

Как бы ни рвалось от тоски

Сердце в ее груди,

Как бы ни была тяжела

Ей разлука с друзьями девичьих лет,

С матерью и отцом…

Юрюнг Уолан, Туйаарыма Куо,

Помех не встречая нигде,

Проехали девятидневный путь.

А на десятый день

Преградила дорогу им

Разлившаяся широко

С могучим теченьем река;

Пеною клокоча,

Каменьями грохоча,

Девять бурных речек

Впадали в нее…

Летающий высоко

На Мотыльково-белом коне

Юрюнг Уолан сказал:

— Прежде я не встречал,

Проезжая здесь,

Могучей этой реки!..

Откуда она взялась?

Это чертово колдовство,

Это — чары вражеских сил! —

Подъехав к реке,

Юрюнг Уолан,

Волшебным кнутом

О восьми хвостах

Взмахнув широко,

Хлестнул по воде

Со словами:

— Волей айыы,

Вражеского наважденья власть,

Убирайся прочь с моих глаз! —

И заметить никто не успел,

Как исчезла невесть куда

Широкая, в крутых берегах,

С могучим теченьем река, —

Во мгновенье ока

Пропала она…

Посуху коварную падь

Путники перешли,

Копыт лошадиных не замочив,

Стадо не напоив.

Долина пред ними легла

Величавая — во сто верст шириной,

В триста верст, примерно, длиной.

В той долине виднелся

За день пути

Прекрасный богатый дом

С кровлею золотой.

И подумал Юрюнг Уолан:

— Как проезжал я по этим местам,

Не встречал я здесь

Никакого жилья,

Дома этого не видал…

Это играют абаасы,

Адьараи колдуют здесь!..

А как подъехали поездом всем

Путешественники к золотому жилью,

Из дверей открытых

Навстречу им

Плавной поступью —

Горделивы, стройны —

Три девушки вышли

В одеждах цветных,

Три милых дочери

Рода айыы.

Кротко глядя в глаза гостей,

Радостно улыбаясь им,

Приветливо они поднесли

Брызжущий кумысом

Праздничный кубок айах,

Пригубить его прося.

Кэр-бу! Кэр-бу!

Кованый из золотого луча

Конский повод носящие на спине,

Доверчивые душой

Добросердечные дети айыы,

И ты — летающий высоко

На Мотыльковом коне,

Богатырь Юрюнг Уолан,

Мы преклоняем колени свои,

Поклоняясь

Трем твоим темным теням,

Приветствуем прибытие твое!

Докатилась до нас молва,

Что утвердилась удача твоя,

Что возвеличив счастье свое,

Которое коню не поднять,

Что возвысив славу свою,

Которую с места не сдвинуть быку,

Ты супругою взял за себя

Прекрасную Туйаарыму Куо,

Красавицу с волнистой косой

В девять маховых саженей,

И теперь увозишь ее

Домой — на свадебный пир…

Как об этом узнали мы,

Сердечно возликовали мы;

И с полным чороном

Встречаем тебя,

Радостно величаем тебя!

Прекрасный гость-богатырь,

Хоть у нас и проездом ты,

Прими этот кубок,

Пригубь глоток,

Просим, не отвергай

Добрый сердечный дар!

Первый ты этот кубок возьми,

Первый испей из него,

Уваженье нам окажи,

Угощенье наше — на счастье тебе!

Мы благословляем тебя

На долгую жизнь,

На добрую жизнь! —

Так три девушки, став пред ним,

Приветливые говорили слова…

Но прославленный богатырь,

Усмехаясь, ответил им:

— Кто же не знает вас?

Мог ли я вас позабыть —

Дочерей проклятых абаасы,

Погубивших в бездонной яме своей

Многих славных богатырей

В давние годы,

В давние дни! —

Ударив ногой,

Юрюнг Уолан

Выбил у них из рук,

Опрокинул кубок резной,

Пролил шипящий кумыс

И огневым, волшебным кнутом

О свистящих восьми хвостах

Трех красавиц

Прямо по головам

С размаху пошел хлестать.

Три девушки рода айыы

Шарахнулись от него

И бесследно исчезли вмиг,

Как будто и не было их.

Прекрасные дети средней земли

Двинулись дальше в путь,

Протаптывая широкий след

К пристанищу своему.

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стрелой летающем грозовой,

Стремительный Нюргун Боотур,

Рассекая гулко звеняющую ширь

Беспредельно белых небес,

Разрывая черные облака,

Увлекая вслед за собой

Белые облака,

Взвихривая дыма клочки,

Девять буйных

Обрушив смерчей,

Срывая с туч грозовых

Четырехраскатистый гром,

С высоты опускаться стал…

Оба исполина-врага —

Уот Усуму и Нюргун Боотур —

На расстоянии девяти

Верховых переходов дневных,

Обрушив град ледяной,

Опустились на землю там,

Где никогда не звучал

Приветливый голос,

Радостный зов

Богини Иэйэхсит,

Где дух убийства

Илбис Кыыса

Дикую пляску ведет,

Где богини Айыысыт

Благословение не звучит,

Где один кровожадный Осол Уола

Тешится буйной игрой…

Там исполины-богатыри

Через бурный поток

Реки Энкэли,

Через мглистый провал,

Где, бушуя, бежит

Подмывающий каменную крутизну

Ревущий поток

Куйгуур-Дьагыл,

На берег неведомый перешли…

Покинув неколебимый предел

Срединной твердой земли,

С темени крутого ее,

С берега золотого ее,

На окраину мира ступили они,

Где ненастье дышит всегда,

Где исчадье ветров ледяных

Протягивает свой кровавый черпак;

Где голода лютого дух,

Причмокивая, пищи прося,

Тянется с пустою своей

Чашкой берестяной…

В нелюдимой долине Онолутта,

На темени бранном ее,

На выпуклом загривке ее,

На каменной холке ее

Очутились богатыри,

Там остановились они.

А как там очутились они,

Сама старуха Онолутта,

Хозяйка-дух

Той суровой земли,

Высунула личину свою

Из черных каменных глыб.

Ржавой жижей

Слезы ее текли

По морщинам каменных щек,

Издавая протяжный, икающий звук,

Плакала, всхлипывая, она,

Тревожно ворочаясь в глубине

Темных своих трясин.

Долину бедственной той земли

Истоптали богатыри,

Словно творог, измяли дол,

Проваливаясь до колен,

Увязая до бедер

В черной земле,

Ноги вытаскивая с трудом,

До пояса утопая опять..

Найдя скалу опорой себе,

Начали бой они.

Взревел Осол Уола,

Взвыла Илбис Кыыса,

Летая над головами их,

Кликушествуя, хохоча…

Заговоренные духом вражды,

Закаленные в львиной крови,

Напоенные местью и злом,

Длинные мечи обнажив,

Начали рубиться они;

Сшибаясь со скрежетом грудь о грудь,

Начали поединок они.

Не могли друг друга бойцы

Ни мечами острыми поразить,

Ни рогатинами пронзить.

Не могли железом они разрубить

Кованые доспехи свои…

Отбросив рогатины и мечи,

Колотушки тяжелые взяв

В девяносто девять пудов,

По макушкам друг друга они,

По толстым шлемам стальным

С грохотом принялись ударять.

Вреда ратоборцам не причинив,

Расплющились колотушки их…

Оружье отбросили богатыри;

Зубами яростно скрежеща,

Кинулись друг на друга они.

Ухватывая поперек спины,

Железной хваткой давя,

Друг друга душили они,

Становые ломали хребты…

Тридцать воющих дней и ночей

Без передышки боролись они.

С воплем то один, то другой,

В сторону отскакивая, рывком

Пытался противника повалить…

От натуги зычно вопя,

Через силу пытались друг друга они

Перебросить через бедро.

Не осиливал ни тот, ни другой,

Сила не убывала у них,

Ярость не утихала у них.

Топотом тяжких ног

Толща земли потряслась.

Громовый стук

Их железных ног

Сквозь каменное

Толстое темя проник

В бедственный Нижний мир,

Где владыка подземных бездн,

Старик-исполин Арсан Дуолай

И свирепая старуха его,

Страшная Ала Буурай

Метались, места не находя,

Встревоженные гулом борьбы,

Ворочались в логове темном своем.

Плохо им было, невмоготу,

Охали старики,

Тошноту не в силах унять;

От грохота богатырских ног

Оглохли вовсе они.

Вопли разъяренных бойцов,

Громовые раскаты

Ударов их

Услышал спросонья

Улуу Тойон,

Услышала Куохтуйа Хотун,

Восседающие на круче небес.

Встревожились, всполошились они;

Толстые подошвы их ног

Пламенем обожгло,

В почках вздымающихся у них

Колотье жестокое началось;

Будто железным рожном.

Кололи утробу им.

Скорчились, за бока ухватясь,

Впали в обморок старики…

Великий, бранный

Средний мир

Всей непомерной толщей своей

Закачался и задрожал.

Леденящий ливень,

Летящий снег

Обрушились на просторы земли.

Ветер западный — Саапас,

Бешено гудя, налетел,

Черную завихрил метель;

Забушевал ураган,

Подымая до неба пыль,

Застилая солнечный свет,

Закручивая смерчом,

Подымая к тучам груды камней,

Вырывая деревья,

Ломая леса,

С грохотом над землей пронося

По воздуху глыбы скал…

Лютая разыгралась вражда,

Неслыханная настала беда

От великого боя того

Исполинов-богатырей…

Солнце, выглянув,

Повернуло вспять,

Месяц выглянул и пропал,

Непроглядная наступила тьма…

Тут владыки

Алчных небес —

Страшный Улуу Тойон

И свирепая Куохтуйа Хотун

В дохе из облезлых шкур

Безобразным своим сыновьям,

Одноглазым черным парням,

Вертящимся, кривобоким своим,

Крутящимся дочерям

Властно волю свою изрекли:

— Эй вы, дочери, сыновья,

Однорукий наш, одноглазый род!

Бегите живо на край

Погибельно-мутных небес,

Поглядите с обрыва вниз,

Нагнитесь по самые бедра свои,

Разведайте, что стряслось,

Что за бедствие произошло, —

Откуда грохот и шум

На коренной гористой земле,

На основной неказистой земле,

Почему всколебалась

Твердыня ее —

В бедственной бездне

Подземной тьмы

Прародитель рода абаасы,

Родившийся в облезлой дохе

Исполин Арсан Дуолай

И страшная старуха его —

Ала Буурай Хотун,

С деревянной колодкою на ногах

Появившаяся на свет,

Крикнули черным своим парням,

Кривоголовым своим сыновьям,

Приказали своим дочерям,

Прокаженным девкам своим:

— Эй вы, парни, девки,

Ступайте скорей,

Выкарабкайтесь наверх,

Высуньтесь из провалов глухих,

Выгляните из пропастей,

Разузнайте, разведайте все —

Что творится там наверху

На глинистой основной земле,

Отчего трясется

Вся толща ее?

Чьи тяжелые ноги там

Грохочут над нашею головой,

Чьи железные топают торбаса,

Колебля каменный свод,

Потрясая весь Нижний мир? —

Так вот, — рассказывали в старину, —

Встревоженные в твердыне своей,

Грозные владыки

Подземных бездн

Голосами громовыми в темноте

Приказывали отродьям своим…

А беда все больше росла.

Колебался бедственный Нижний мир,

Качались опоры его,

Трещали укрепы его;

Взбаламутилась бездна, словно вода

В берестяном ведре.

Средняя бедственная земля

Трещала, качалась, тряслась,

Раскалываться пошла

Трещинами во всю свою ширь…

Ревущая круча бурных небес

Расплескивалась, как вода в турсуке.

Гулко звенящее

Верхнее небо,

Всей блестящей ширью своей

Омрачилось,

Вскоробливаться пошло.

А над мрачной долиной Онолутта,

Из-под грузно топочущих ног

Дерущихся богатырей

Вихрем взлетали глыбы камней

С быка трехлетнего величиной.

Необъятное разумом

Бедствие шло,

Небывалое несчастье стряслось…

Женщины беременные до поры,

Упав на колени,

Стали рожать…

Коровы стельные на лугах

Выкидывали недоносков-телят,

Жеребые кобылицы в степях,

Табунившиеся на речных берегах,

Выкидывали жеребят…

Потомству людей,

Потомству зверей

Всеобщий конец грозил!..

Парни, девки

Верхних абаасы,

Нагнувшись с кручи

Буйных небес,

Ничего не могли разглядеть,

Камни в лица летели им,

Вышибали у них

Единственный глаз,

С воплем, визгом

Кинулись прочь они,

Полетели на гребень

Свирепых небес,

К прародителям страшным своим.

Парни, девки

Нижних абаасы,

Выглянувшие из провалов своих,

С визгом и воем

Бросились вниз,

Спрятались от града камней

В подземную пропасть

На темное дно.

В Верхнем мире — переполох,

Рев стоголосый: — Беда! —

В Нижнем мире — шум, беготня,

Суматоха, крик:

— Абытай-халахай! —

В Среднем мире —

Ужас и плач:

— Где укрыться?

— Куда бежать?

Всем конец, видать!..

Всем нам пропадать! —

Восседающий на хребте

Высоких белых небес

На лучисто-молочном камне своем,

Престарелый Юрюнг Аар Тойон,

В шапке из трех соболей,

Чье дыханье — нежный зной,

Услыхав небывалый переполох,

Стал Дыылга Тойона просить,

Чтобы тот приказал троим

Небесным богатырям

Дерущихся исполинов разнять,

Или обоих скорей прогнать

С глинистой средней земли;

Если мириться не захотят,

Обоих арканом скрутить

И насильно перенести

На склон Золотой горы,

Где солнце рождается поутру,

На серебряный гребень горы,

Где месяц рождается ввечеру, —

Там пускай продолжают бой!..

Эй, вы, трое

Верных небесных слуг

С копьями серебряными в руках!

Раскройте чуткие уши свои,

Слушайте веление мое:

На глинистой средней земле

Два исполина сошлись —

Непомерной силы богатыри.

Двое равных сошлись

Из разных сторон;

Друг друга достойные удальцы

Грудь о грудь схватились

В жестокой борьбе

Насмерть, не на живот…

Великаны вступили в бой,

И пока не рухнет один

И на грудь ему

Не наступит другой,

Не разойдутся миром они,

Не уймутся свирепые их сердца.

А если их не смирить —

Три железных опоры

Средней земли

Ударами ног расшатают они,

Проломят каменный свод,

В пропасть обрушат мир!

Намертво заарканьте их

Огненным арканом своим!

И если мириться не захотят,

Возьмите вы этих озорников,

Унесите на склон Золотой горы,

Откуда восходит солнце-тойон,

На серебряный склон

Священной горы,

Откуда восходит

Луна-хотун! —

Так Дьылга Тойон приказал,

Так он властным голосом повелел

Трем небесным богатырям,

Восседая важно

На ложе своем.

Услыхав приказ властелина судьбы,

Три служителя светлых небес

Не остались праздно сидеть.

Копьями серебряными взмахнув,

Словно три падучих звезды,

Ринулись на землю они;

С воздуха, на лету

Огненный метнули аркан,

Намертво захлестнули петлей

Обоих богатырей,

Так что те не могли ни вздохнуть,

Ни рукою пошевелить…

А три исполина —

Слуги небес

Скороговоркой отчетливой им

Отчеканили в неколебимых словах

Веское веленье свое,

Добрую волю свою.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Как повелел нам

Аар Тойон,

Защитник добросердечных людей,

Поддерживающий их

На поводьях струящихся золотых,

Как повелел нам, как приказал

Владыка рода айыы,

Как Чынгыс Хаан указал,

Как Дьылга Тойон утвердил,

Если вы — во мгновенье ока — сейчас

Не прекратите бой,

Не дадите клятву — кончить вражду

И по-мирному разойтись,

Если по-прежнему будете вы

Упорствовать в злобе своей,

То мы, огневым

Арканом своим

Намертво вас обоих скрутив,

Унесем отсюда за грань земли

На склон Золотой горы,

Из-за которой солнце встает,

На темя Святой горы,

Из-за которой месяц встает!

Отвечайте четко, да побыстрей

Всяким твердым словом своим:

Миром согласны

Вы разойтись? —

Так небесные слуги-богатыри

Голосами раскатистыми, как гром,

Прокричали им с высоты.

Бедовый сын

Бесноватых небес,

Обладатель восьмидесяти восьми

Хитростей колдовских,

Девяноста и девяти

Обманов и злобных чар,

Сеющий заразу вокруг себя,

Мечущий огненный мяч

Уот Усуму Тонг Дуурай —

Отчаянный удалец —

От злобы весь посинел,

Как медные опилки позеленел;

Мрачно оскалясь, кривясь

Вертящимся неуловимо своим

Призрачно-черным лицом,

Завыл, завопил,

Заревел в ответ.

Аар-дьаалы! Аарт-татай!

Ах, какие важные вы!

А когда ж перестанете вы

Племя мое

Гнать, утеснять?

Породы солнечной богатыри,

Привыкли издревле вы

Преследовать всюду нас!

Врасплох налетели вы.

Осмелились

Окрутить меня

Огневым арканом своим?

Я за правду с врагом дерусь,

Я заклятий не устрашусь,

Я проклятий ваших не побоюсь!

Скачущему высоко

На Вороном коне

Нюргун Боотуру-богатырю

Показалось мало ограбить меня,

Обокрасть, обездолить меня;

Он решил меня вовсе убить,

Утробу мою растерзать,

Становую жилу мою разорвать…

Я за жизнь свою в бой вступил,

Душу свою спасал,

Толстую кожу свою

Не дал ему распороть!

Хуже напасти

Я не знавал,

Вора опаснее — не встречал!

Если он добром возвратит

То, что он украл у меня,

Я бы миром отсюда ушел,

Я бы мир такой справедливым счел.

Все бы прошлые обиды забыл,

Из-за прочей мелочи с ним

Препираться бы я не стал…

Вы, священного неба богатыри,

Допросите-ка построже его,

Дурачину этого, озорника,

Нетерпимого и на скотном дворе,

А не то что в честном дому! —

Так, изворачиваясь и хитря,

Оправдывался адьарай.

Великий Средней земли исполин,

Посланный защитить

Племена уранхай-саха,

Стремительный Нюргун Боотур,

Слыша такую бесстыдную ложь,

Яростью запылал,

Страшно исказилось его лицо,

Левый глаз его,

Кверху скосясь,

Засверкал, как звезда

В морозную рань,

Правый глаз его,

Книзу скосясь,

Кровью ярою налился,

Яркою звездой засверкал,

Грозно обострилось его лицо,

Как восьмизубая острога…

При виде гнева богатыря,

Неистово рвущегося на бой,

Трое белых небесных слуг,

Трое исполинов-богатырей,

С копьями серебряными в руках,

Попятились от него.

Страх и ужас их охватил,

Дыбом волосы встали у них…

Так натужился Нюргун Боотур,

Так он дюжими плечами повел,

Что чуть не лопнул

Аркан огневой,

Туго стягивавший его.

Высвободил руку Нюргун Боотур,

Вырвал у небесных богатырей

Белые копья их,

О камень грянул,

В осколки разбил…

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

За что такая обида мне?

Почему во второй вы раз,

Налетая с белых небес,

Мне мешаете бой завершить?

Верхнюю силу его

Вот-вот бы я одолел,

А вы схватили меня!

Нижнюю силу его

Вот-вот бы я сокрушил,

А вы скрутили меня!

Не во время вы пришли…

Но если Одун Хаан приказал,

Придется бой отложить…

Но если Чынгыс Хаан повелел,

Придется себя смирить…

А ведь я знаком,

С Золотой горой,

Где восходит солнце-тойон…

А ведь я бывал

За Священной горой,

Где восходит

Луна-хотун…

Уносите меня туда,

Мне по силам эта беда!..

Заклинаю вас, братья-богатыри, —

Ни на слово не верьте ему,

Злобному выродку

Буйных небес!

Всем известна

Повадка его:

Уличат в воровстве —

Отпирается он,

Поймают его —

Отрекается он!

Он украл золотой кусок

Сыагая, подбитого

Меткой стрелой

Юрюнг Уолана-богатыря —

Брата младшего моего.

Наконец я этого вора поймал.

Выпущу ли его —

Живого из рук моих?

Пусть погибну я

За упрямство свое,

А злодея не отпущу! —

Так Нюргун Боотур говорил,

Так он дерзостно отвечал.

Лучезарные лица троих

Могучих небесных слуг,

Светлые, как солнечный луч,

Заливаться стали

Краской густой,

Гневный приняли

Ржавый цвет.

Кэр-буу! Кэр-буу!

Испытайте судьбу свою!

Улетайте прочь без следа!

Не успеет ваш полет проследить

Человеческий неповоротливый взгляд!

И пускай не знает никто —

Где вы делись,

Пропали куда!

Пусть в неведомой, бесконечной дали

Затеряетесь вы навсегда!

Не отыщете вы обратных следов,

Не воротитесь никогда!

На склон Золотой горы,

Где восходит

Солнце-тойон,

За гребень серебряный

Той горы,

Где восходит

Луна-хотун,

Улетайте отсюда быстрей,

Чем успеем слово сказать,

Чем успеем дух перевесть!

Чтоб один из вас

Врага повалил,

Чтоб коленом его

К земле придавил,

Заклинаем мы вас

Заклятием таким,

Тяжести которого не снесет

Глинистая земля…

Вместе связанных огненным вервием,

Подымаем вас!

В бескрайнюю даль

Мы кидаем вас!

Ты, владеющий

Вороным конем,

Стоя рожденным на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Хоть строптивость твоя

И противна нам,

Но ты — защитник средней земли —

Стойко держись,

Не шатайся, не гнись!

Пусть подымется удача твоя,

Пусть разрастается счастье твое

Выше плеч могучих твоих,

Пусть вырастет укрепа твоя

Выше колен железных твоих! —

Тут стремительно обоих бойцов

Подняли они в высоту,

Бросили, пустили в полет…

Головами вперед летели они,

Их следы застилала

Седая мгла.

Так летели они,

Что шумело в ушах…

За тучами над землей

Падучей звездой пролетев,

Очутились они

За горой Золотой,

Откуда солнце встает,

Где по утрам играет оно;

Очутились они за той

Серебряною горой,

Где рождается молодая луна,

Где нежится она ввечеру.

Ударились гулко ногами они

О серебряный гребень горы.

Распался на них

Аркан огневой.

Кулаками тяжкими ударять

По бокам друг друга они принялись,

Начали друг друга они

Поперек широкой спины

Дюжими руками хватать,

Гнуть друг друга,

Хребты ломать.

Вершину горы Золотой

Истоптали ногами богатыри,

Будто русло горной реки

Вытоптали по склону горы.

Серебряную гору они

Истоптали, изрыли всю,

Обвалы обрушивая с высоты,

В камне проваливаясь до колен,

Утопая в скале по бедро…

Буря страшная поднялась

За восточной гранью земли.

Девять вихрей

Ринулись сверху вниз,

Четырехраскатистый гром

Тяжко загрохотал,

Молнии засверкали, треща…

Ветер Саапас загудел,

Черные тучи нагнал,

Вздыбился ураган над землей,

Дождь со снегом

Обрушился с высоты.

Завопил, завыл

Осол Уола,

Остервенело крови прося,

Закружилась, яро визжа,

Неистовая Илбис Кыыса…

Тучи пыли

Закрыли солнечный свет,

Великая наступила беда,

Страшное несчастье стряслось…

Равные схватились борцы.

Не уступал ни тот, ни другой…

Бешено в схватке кружась,

Тяжкими ногами стуча,

Со стоном дыханье переводя,

То друг друга вверх подымая, они

Наземь ставили тяжело,

Так, что горы гремели окрест,

Как под молотом наковальня гремит…

Грохот от места боя летел,

Оглушительный гул и шум.

Солнце восходящее

Не взошло.

Месяц из-за края земли

Не выглянул, не блеснул.

Гром летел

По трем великим мирам.

Понемногу у богатырей

Стал свирепый задор утихать,

Стали силы ослабевать.

Утихли порывы буйные их,

Пыл неуемный угас…

Понемногу придя в себя,

Посмотрели друг на друга они —

Не пострадал ни один.

Кожа толстая их была

На телах могучих цела,

Кровь из ран нигде не текла…

Только черный пот

Ручьями бежал

По широким бокам бойцов…

Не знающему устали богатырю,

Сыну бесноватых небес,

Необычным почудилось это все,

Нежданным, негаданным для него.

С удивлением на Нюргуна косясь,

Отворачивая лицо,

Прикрывая лапою пасть,

Оскалился Уот Усуму,

Морщась, заговорил.

Аар-дьаалыбын!!!

Ыарт-татайбын!!!

А видать, по достоинству ты

Прославлен в роде своем!

Вот так невидаль, ну и ну!

Оказывается — ты один среди них

Достоин был схватиться со мной…

Нет границ восхищению моему,

Нет конца изумлению моему,

Нет предела — я говорю —

Удивлению моему!

На каких лугах,

На каких берегах,

Выкормленный чьим молоком,

Ты — чудовище — вырос и возмужал?

Из чьей утробы, таясь до поры,

Грозный — ты появился на свет?

Я думал сначала,

Что ты невзначай —

По случайности одолел,

А не силою повалил,

В огневое море поверг

Исполина подземных бездн,

Рожденного в древний воинственный век,

Кровожадного сына тьмы,

Эсэх Харбыыра-богатыря…

А когда еще я узнал

О другом, неслыханном деле твоем,

Что убил великого ты

Владыку моря Муус-Кудулу,

Огнереющего беспредельного моря

Исполина-богатыря,

Уот Усутаакы самого,

Проторившего свой широкий путь

Под западным краем небес,

Я решил, что ты одолел его

Обманом и колдовством…

Пропустил я мимо ушей,

Пустяком почел я молву о том,

Что в поединке ты победил,

Что ты ничком повалил

Не имевшего равных себе,

Выраставшего в дремучих лесах,

Возмужавшего на восьми хребтах

Свирепых Северных гор,

Легче ветра летавшего по снегам

На лыжах своих колдовских,

Пробегавшего тундру из края в край

На семи оленях своих

В облаке белой мглы,

Быстрее бурь снеговых,

Умевшего всем глаза отвести

Силой восьмидесяти восьми

Неуловимых чар,

Сына Ардьаман-Дьардьамана,

Самых страшных обманывавшего колдунов

Обаянием ускользающих чар,

Знаменитого Бохсоголлой Боотура —

Сортола-богатыря…

Ратоборца из дальней страны

Равного себе — я нашел!

Поединщика из чуждой страны

Подобного себе повстречал!

Незачем драться нам,

Неведомо чья возьмет…

Пока не поздно, миром с тобой

Покончим нашу вражду!

Блистающую лучезарным лицом

Красавицу Туйаарыму Куо

Мы с тобой

Разделим между собой,

Разрежем ее пополам,

И женимся оба на ней!

Верхнюю половину ее,

Лучшую почетную часть —

Ты, Нюргун, забирай себе!

А нижнюю половину ее —

С ногами и с пахом часть,

Так и быть — я себе возьму;

Эту часть

Никому я не уступлю!

В ту пору, когда она

Лет шести от роду была

Эту часть я облюбовал,

Эту часть назначил себе.

Но женщину, разрезанную пополам,

Нельзя женою назвать!

Половина женщины — не жена,

Плохо будет,

Печально с ней!

Я слыхал — под западным краем небес,

В славном племени

Верхних абаасы

Диво-женщина родилась.

Это — дочь ревущих высот —

Чудовище Кыймылыын,

Страшилище Куо Чамчалыын.

Мы похитим ее, а потом

Пополам по поясу рассечем,

К половинам нашей жены прирастим!

Каждому без обиды тогда

Будет жена целиком,

Баба с ногами и головой!

Уорда Могол Тойона-отца,

Кус Хангыл Хотун прославленный сын,

Хаан Дьаргыстай-исполин,

Страшный силою великан,

В поединке со мной схватясь,

Ничком не смог

Меня повалить,

Обуздать меня не сумел.

А неспроста ведь хвастался он,

Не напрасно он говорил,

Что если бы три опоры земли,

Три упорных твердыни ее

Были с крепкими дужками наверху,

Он, за дужки рукой ухватись,

Повернул бы Средний незыблемый мир,

Вверх бы дном поставил его!

Если я в ратоборстве с ним уцелел,

Если он — могучий — меня

На землю не повалил

И живот мой не распорол,

Ты и сам гордиться будешь потом,

Что с таким исполином, как я,

В поединке став наравне,

Жестокую брань добром завершил,

Женщину пополам поделил! —

Так вот, величаясь, хвалясь,

Уот Усуму говорил.

У защитника средней земли,

У великого богатыря

От обидных вражеских слов

Пробудился в сердце неистовый гнев,

Ярость клокотала в груди:

«А-а, вижу я —

Адьарайский сын

Выдохся наконец,

Изворачиваться пошел!

Внуки будут

Высмеивать имя мое,

Правнуки

Проклянут меня,

Как начнут рассказывать старики,

Что с врагом я делил пополам

Светлую дочь айыы!

Да лучше бы не родиться мне,

Да легче бы умереть,

Чем такое глумление терпеть…

Неужто я допущу,

Неужто я такое снесу,

Чтоб издевались потом надо мной,

Потешались потом надо мной,

Смеясь, как над серым псом,

Глумясь, как над пестрым псом!»

Вот каков он,

Блудливой тучи обман!

Вот оно каково,

Коварство твое!

Ты посмел предложить

Пополам разделить

Родную по крови мне,

Рожденную от корня айыы

Прекрасную дочь саха?

За бесчестье, что мне ты нанес

Постыдной речью своей,

За неискупимый твой грех,

За то, что ты подумать посмел

Заживо делить пополам

Лучезарную Туйаарыму Куо,

Брошу ничком я тебя,

Брюхо твое распорю,

Длинные кости твои раздроблю,

Короткие кости

В шугу искрошу,

Темя твое проломлю,

Толстую кожу твою разорву,

Тело твое растопчу,

Пролью твою черную кровь!

Вот и вся дележка тебе! —

Так сказав,

Он ткнул кулаком

Адьарая в сморщенный нос,

Так что голову тот

Откинул назад…

Три дня и три ночи они

Кружились в драке,

Насмерть схватясь,

Так друг друга гнули они,

Что трещали спины у них…

Горячей крови прося,

Гоготала, визжала

Илбис Кыыса;

Кровавой добычи прося,

Выл, вопил

Осол Уола,

Клича гибель,

Клювом кривым клекоча…

Из-под ног бойцов,

Из колдобин и ям

Мертвая проступила вода;

Ядовитые от нее

Испаренья поднялись,

Заклубились тучей густой.

Красный огонь

От камня-сата

Люто во тьме зардел.

Вихрь завыл,

Ураган зашумел…

Без устали исполин айыы

Усиливал натиск свой,

Удары ногой

Врагу наносил,

Кулаком по макушке глушил…

С бесноватого неба,

С бегущих туч

Тревожные крики неслись,

Из провалов подземных бездн

Проклятья летели ввысь.

А уже Нюргун Боотур

По буграм, по кручам и по камням

Спотыкаться заставил врага,

Средь глубоких рытвин и ям

На четвереньки его

Падать заставил он.

Трехслойная кованая броня,

Восьмислойная кольчуга абаасы

От ударов Нюргуна Боотура давно,

Лязгая и гремя,

Рассыпалась на куски.

Толстая кожа Уот Усуму

От затрещин богатыря

Треснула, разорвалась.

Черная кровь Уот Усуму

Забила из рваных ран,

Словно конский вздыбленный хвост,

Пенясь и клокоча…

Тут могучий Нюргун Боотур,

Громовый клич испустив,

Бросил ничком Уот Усуму —

Вниз лицом — на черный валун,

На торчащую глыбу скалы…

Придавив его ногою к земле,

Схватив свой нож боевой,

Выкованный из тридцати

Черных железных кругов,

Заколдованный на крови?

Насмерть Нюргун Боотур

Хотел поразить врага…

Но вдруг Уот Усуму,

Брошенный на камень лицом,

Придавленный к земле,

С грохотом разлетелся, как дым,

И превратился в единый миг

В змея огненного Садага..

Длинное тело его

Шумно взлетело ввысь

И пропало в клочьях густых

Низко бегущих туч…

Покуда Нюргун Боотур

Оглядывался вокруг,

Под нижним сводом глухим

Западных свирепых небес

Послышался, как отдаленный гром,

Голос Уот Усуму,

Отгулом раскатываясь далеко

Над Золотою горой,

Над Серебряною горой.

Буйа-буйа-буйака!

Буйа-буйа-дайака!

Подумать только —

Ничтожный червяк,

Позабавиться захотел,

По земле рекою пустил

Драгоценную кровь мою!..

Хоть без меры ты осмелел,

Недоросток презренный

Средней земли,

Ты теперь меня берегись!

Не вздумай перебегать

Широких путей моих,

Не вздумай бродить, плутать,

По длинным следам моим!

Обещанную от рожденья мне,

Блистающую, как солнце, лицом

Красавицу Туйаарыму Куо,

За девятисаженные косы ее

Крепко рукой ухватив,

Длинные косы ее

На руку намотав,

Я украл ее и унес!

Знай: она — добыча моя!

И не вздумай гнаться за мной,

Выслеживая горячий мой след,

Отыскивая остывший мой след!

Уж теперь тебе я не уступлю,

Уж теперь я тебя повалю,

Если встретимся раз еще…

Ух, как я поиграю с тобой,

Ух, как позабавлюсь я над тобой!

Продырявлю я толстое темя твое,

Раздеру грудную клетку твою

На черной равнине, на берегу

Моря Энгсэли-Кулахай,

На вспученной, колдовской

Долине старухи Хонгкурутты,

Чьей речи ты не поймешь,

Чьих слов не осмыслишь ты…

А ведь я — усердно,

На выбор тебе —

Половину женщины предлагал,

Почет хотел тебе оказать!

Почему ж отказался ты?

А теперь, собака, не честь,

А кровавый кукиш

Под нос тебе!

А ну, недоносок нойон-богдо!

Возьми, поймай!

Не догонишь меня!.. —

Оглушительно грохоча,

Отгулом раскатываясь вдали,

Поносные эти слова

Пролетели по трем мирам…

Исполин, защитник средней земли,

Среднего мира исполин,

В изумленьи услышав голос врага,

Ни мгновения не сидел,

Ни часа больше не ждал.

Через голову перевернувшись, Нюргун

В огромного превратился орла,

Могучего, о трех головах,

Солнце заслоняющего крылом,

Месяц закрывающего плечом,

С когтями, как восемь

Кос-горбуш,

Торчащими вкривь и вкось,

С клювами, словно три пешни,

Словно три тяжелых кайла…

Превратился Нюргун Боотур в орла

В чешуйчатом железном пере,

Похожем на черный лес

Широких длинных мечей,

С крыльями, гудящими на лету,

С длинным раздвоенным хвостом,

С перьями железными, как лезвия

Отточенных на битву мечей.

На орлиных крыльях

Нюргун Боотур

С громким клекотом полетел.

Так высоко он поднялся

Над широкой средней землей,

Что все было видно ему,

Что все было слышно ему…

От могучего полета его

Заклубились тучи,

Снег повалил,

Град загремел,

Буран зашумел,

Ветер завыл, закружил…

И вот услыхал он издалека,

Из-за бурного склона южных небес

Чей-то отчаянный крик.

Отчетливо Нюргун различил

Голос Туйаарымы Куо:

Словно песня жаворонка, прозвенел

Этот голос в его ушах

И умолк, и замер вдали…

Помогите мне!

Отнимите меня!

Ты, летающий высоко

На Мотыльково-белом коне,

Муж мой, Юрюнг Уолан,

На долгие годы прощай,

Навсегда, навеки прощай!

Ты — скачущий

На Вороном коне,

Стоя рожденном на грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Старший, могучий мой брат,

Где бы ни был ты —

Догоняй, спасай!

Улуу Тойона коварный сын —

Уот Усуму похитил меня!

Обесславился ты, Уот Усуму!

Опозорился ты навек!

Беременную — в последней поре —

Ты украл чужую жену…

Ах, какой ты лихой удалец!

Побоялся ты, парень, видать,

Что не удастся тебе

Девушку достойную взять?

До того ты с горя дошел,

Что похитил чужую жену,

Женщину беременную украл!

Люди лучшие трех великих миров

На смех подымут тебя!

Равные из далеких стран,

Прославленные богатыри,

На позор осудят тебя!

Пестрые псы

Облают тебя,

Серые псы

Растерзают тебя!

Не сжимай так грубо меня

Железной лапой своей!

Потише лети — задыхаюсь я!

Нет, мое дорогое дитя,

Нельзя мне медлить сейчас…

Гонится следом

Нюргун Боотур!..

Поскорей я должен

Спрятать тебя

В неприступном доме моем,

В крепости железной моей!

Если кто среди равных мне

Издеваться вздумает надо мной,

Темя толстое

Тому проломлю!

Кто смеяться вздумает надо мной,

У того я разрушу очаг,

Священный огонь

Затопчу, потушу!

Разве кто посмеет поднять на меня

Разящий огненный взгляд?

Наверно, таких

Не осталось в живых…

Ты со мной не страшись никого,

Ты со мной не стыдись ничего! —

Так тяжело громыхая вдали,

Свирепого адьарая слова

Смолкли за тучей глухой,

Стихли за темной горой.

Над чудовищной крутизной,

Кукушками медными

С двух сторон

Увешанной в древние времена,

Над непроезжей, крутой,

Страшным заклятием заклятой

Дорогой смертей Кээхтийэ-Хаан,

Над струящейся глоткой ее,

Над погибельной горловиной ее,

Над обрушенной тесниной ее

Все выше — могучими взмахами крыл —

Поднимался Нюргун Боотур.

Воздуха ледяного поток

Бешено летел с крутизны,

Обвалами грохоча,

Обломками скал стуча,

Все круша на своем пути,

Все грозя завалить, смести…

Трижды Нюргун прокричал,

По-орлиному клекоча;

Напрягая все силы свои,

Пытался бурю он одолеть,

Пытался перелететь

Неприступный гребень горы.

Но ледяной ураган

Бросал его вниз головой.

Были сильно помяты

В тяжкой борьбе

Два его могучих крыла;

Трудно было ему дышать.

До отказа раздулись в груди

Легкие исполина-орла,

Потемнело в его глазах.

Отчаиваясь высоту одолеть,

Как по чану медному, колотя,

По каменному нёбу стуча

Кованым языком,

Громко заклекотал орел;

И на середине пути,

На вершину скалы

Опустился он

Над грозною крутизной

Дороги Кээхтийэ-Хаан,

Где колдовские одни

Медные кукушки торчат…

Беспокойно крылами маша,

С трудом под бурей держась,

Так он заговорил,

Такое слово сказал.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

На кручу буйных небес

Подымающейся прямиком

Дороги смертей Кээхтийэ-Хаан

Лихая хозяйка-дух,

Старуха Уот Холуонньай Хотун!

Каждый выдох твой огневой,

Больше лиственницы вековой!

Эй ты, черная тень,

Кровавая пасть,

Хвост, как дым,

Постель, что метель!

Тянущаяся длинной губой,

Жаждущая крови живой,

Открой дорогу передо мной,

Грозная Холуонньай Хотун!

Я прежде в жертву тебе приносил

Полные охапки еды,

Приговаривая:

«Подходи и бери!»

Ты из рук моих пищу брала,

Ты со мной радушна была…

Если тяжести ног моих

Не выдержав, занемогала ты,

Я на помощь к тебе приходил,

Я обильно тебя кормил

Охотничьей добычей моей.

Если огненное сознанье твое

Не угасло еще совсем,

Вспомни помощь мою,

Помоги мне сама!

Подыми меня на высокую грань,

На третью вершину твою!

Разве это трудно тебе?

Но если вниз

Ты сбросишь меня,

Если путь не откроешь мне

На кручу буйных небес,

Тогда перестанешь ты получать

Щедрые подарки мои,

Богатую добычу пяти

Угловатых, длинных пальцев моих!

И тогда пересохнет глотка твоя,

Не освеженная кровью жертв,

Перестанет жадная пасть

Печенью наполняться сырой…

Двигающаяся глотка твоя

Высохнет добела…

Твой семисаженный язык

Пересохнет, окостенев,

И острым своим концом

В нёбо твое врастет;

И закатится солнце твое,

И наступит смертный твой час! —

Так орлиный клекот

Громово звучал,

Будто кто-то о медный чан

Колотушкой звонкой стучал…

Услыхав заклинанья его,

Заохали под землей

Чудовищная хозяйка горы

Уот Холуонньай Хотун.

Перехватило дух у нее,

Тяжести богатырских ног

Не выдержала она,

Рухнула, протяжно хрипя,

На крутящееся ложе свое,

Задыхаясь, икая, навзрыд

Лепетать, бормотать начала.

Алаатанг! Улаатанг!

Абытай-халахай!

Ох, болит!

Ох, палит нутро!..

С незапамятных пор

Не запомню я

Тягости непомерной такой.

Давящей душу мою!

Будто бранного мира всего

Бремя взвалено мне на грудь…

Мое сердце,

Мой мозг спинной

Ты своим ядовитым

Дыханьем спалил,

Око спины моей

Раздавил!

Легкие раздулись во мне,

Удушье томит!.. Задыхаюсь я!

Подбрюшина рвется моя,

Пришла моя смерть, видать!..

Эй, люди рода айыы

С поводьями на спине!

Эй, солнечные богатыри,

На чьем загривке небесный чембур!

Если вы дорожите жизнью его,

Если жалеете вы его,

Уберите отсюда,

Снимите с горы

Нюргун Боотура-богатыря!

Тяжести ног его

Вынести я не могу!

Только обильные жертвы его

Удерживали меня до сих пор…

Пройдет еще миг один,

И в пропасть его — в провал

Сброшу я с крутизны!

Ох, больно,

Ох, душно мне!.. —

Так, зубами железными скрежеща,

Корчась в подземелье своем,

Злобно прокричала она.