Нюргун Боотур Стремительный

Владеющий Вороным конем,

Стоя рожденным

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур

Великого кузнеца

Щедро вознаградил

За оружие и броню

И воротился домой.

Только трудно было богатырю

С братом, с сестрой

Праздно сидеть

Перед горящим огнем

Священного очага

В теплом гнезде обжитом.

Пить он и есть перестал,

Часто начал из дому выходить,

Прислушиваться,

Присматриваться —

Не дохнет ли бурею

Верхний мир,

Не пахнет ли стужею

Нижний мир.

Ходит он, бывало, и ждет —

Не блеснет ли молния в высоте,

Не громыхнет ли гром…

Ждет — не появится ли перед ним

Рожденный в годы вражды

Оборотень о трех тенях,

Невидимка — подземный вор,

Вертящийся против солнца вихрь,

Эсэх Харбыыр —

Тимир Дьигистэй?

Обуянный думой своей,

Стоял Нюргун Боотур,

К медному столбу прислонясь,

На котором сидел орел.

Три дня и три ночи Нюргун

У коновязи стоял,

На хмурый северный небосклон,

Как острие копья,

Пристальный взгляд устремив.

А сестра его

Айталыын Куо —

Красавица с восьмисаженной косой,

Ласковое дитя,

Жаворонок золотой,

Медногрудная синичка небес,

Отрада улуса айыы,

На брата старшего робко глядя,

Стала думать и горевать:

— Или плохо я мясо варю,

Или конские ребра у нас не жирны,

Иль не крепок выдержанный кумыс,

Что он не ест и не пьет,

Что дома он не сидит?

Почему он угрюм,

На что он сердит?

Что он места себе не найдет? —

Так думала Айталыын Куо,

Не ведая — чем ему угодить,

А сама робела спросить.

На исходе третьего дня

Богатырь Юрюнг Уолан,

Надев серебряный свой доспех,

Опираясь на свой сверкающий меч,

Что ковал кузнец Таканаан,

Закалял кузнец Кэкэнээн,

Выправлял кузнец Кэнэгэ,

Отточил кузнец Аалыс Луо,

Бранным красуясь

Убранством своим,

Прекраснейший юноша в роде айыы,

Брат Нюргуна-богатыря

Вышел из дому на широкий двор,

К брату старшему подошел,

Блистающий небесным огнем

Взгляд на него устремил

И такое слово

Молвил ему.

Если братом тебя называть,

Ты мне — старший брат,

Если отцом величать,

Ты мне — второй отец!

Если гневаешься —

Укроти свой гнев,

Погляди на нашу сестру:

Нашего ока зеница она,

Наших зубов десна…

Жаворонок звонкоголосый наш,

Пташечка золотогрудая наша,

Дитя Айталыын Куо,

Видя угрюмость твою,

От печали стала больна!

В трех мирах найдется ли кто-нибудь,

Кто осмелился бы

На таких, как мы,

Великих богатырей —

Не то что руку поднять,

Не то что оружьем грозить,

Кто осмелился бы перед нами стать,

Прямо нам в глаза посмотреть?

Отчего же встревожен ты,

А, быть может, предчувствуешь ты

Угрозу неведомую для нас?

Открой нам думы свои.

Третий день ты совсем не заходишь в дом,

Чуждаешься наших бесед,

Не садишься с нами за стол… —

Так он тихо, сердечно сказал

Прочувствованные слова.

Богатырь великий Нюргун Боотур

Не сдвинулся с места в ответ,

Взгляда, устремленного вдаль,

В сторону не отвел,

Лишь наклонился чуть-чуть головой

К брату младшему своему

И такое слово сказал.

Ничего ты не знаешь,

Милый мой брат…

Близится грозный час,

Когда враг налетит на нас,

Нагрянет со всех сторон!

Позавидует нашей удали он,

Позарится на наше гнездо,

За то, что посланы мы,

По воле вечных владык,

Охранять племена айыы,

Поддерживаемые с высоты

Поводьями солнечными за спиной.

За это возненавидят нас,

Налетят, нападут на нас

Верхнего мира абаасы,

Кровожадные, алчные богатыри,

Злые духи о трех остриях;

Из подземных бедовых бездн

Знаменитые адьараи придут,

Чудовища о шести остриях.

На вороном своем скакуне

По вершине мира я проезжал,

Громко я вызывал на бой

Всех ненавидящих нас,

С которыми спора не избежать!

Вызывал я врага,

Выкликал на брань.

Ведь окрепли руки мои,

Ведь могучи стали плечи мои,

Я могу великую битву принять,

Которой не миновать.

Сон приснился мне третьего дня:

Сеющая раздор

Свирепая Илбис Кыыса

И с нею — дух вражды,

Смерть несущий Осол Уола,

Пронзительно вопя и крича,

Кружились над головою моей;

Ликовали буйно они,

Подавали грозную весть:

— Чтобы славу громкую растоптать,

Имя высокое истребить

Нюргуна-богатыря,

Подымается из подземных бездн

Рожденный в погибельные времена

Ночной разбойник о трех тенях,

Исполин Эсэх Харбыыр,

Богатырь Тимир Дьигистэй!.. —

Так рассказывал сон Нюргун Боотур:

— После этого, с западной стороны

Поставленной на железных столбах

Твердыни средней земли,

Из-под желтого склона закатных небес

Прилетела на звучных крыльях своих

Белоснежная птица-стерх —

Красные ножки,

Граненый клюв,

Черная кайма на глазах;

Покружилась она над нашим жильем,

И, паря над моей головой,

Голосом звонким своим

Пропела такую песнь:

— Посланные судьбой

Постоять за народ айыы-аймага,

Погибающий в неравной борьбе

С племенами абаасы!

С доброй славой богатыри,

С высоким именем удальцы,

О помощи вас молю —

Опорою станьте мне,

Защитите светлую душу мою,

Продлите черную нить

Мучительной жизни моей!

Коль хотите знать,

Кто это поет,

Человеческим голосом говорит,

Я отвечу вам:

Я — слезинка, выплаканная бедой,

Я — стон, рожденный тоской,

Превращенная в птицу душа

Лучезарной

Туйаарымы Куо,

Чей отец — Саха Саарын Тойон,

Чья мать — Сабыйа Баай Хотун…

Похищенная давно,

Брошенная в подземную тьму,

Я раз в три года вольна

Превращаться в белого журавля

И, пролетев над средней землей,

Напоминать о себе,

О помощи взывать…

Да некому меня защитить,

Из плена освободить!

О, если бы мне хоть раз

На прекрасного юношу поглядеть,

Нареченного быть супругом моим,

Юрюнг Уолана-богатыря,

Обещанного мне

Божественным Дьэсегеем самим

И матерью Айыысыт!

Если бы мне хоть раз

Увидать его —

Жениха моего,

Летающего высоко

На Мотыльково-белом коне,

Счастливой бы себя я сочла,

Спокойно бы умерла! —

Так пропела мне птица-стерх

И пропала…

Проснулся я.

Недостойно тебя,

Дорогой мой брат,

Спокойно дома сидеть!

Опери себя,

Как стрела-кустук,

Наберись отваги и сил,

Попробуй пробить свой широкий путь

О девяти изгибах крутых,

Попробуй открыть дорогу свою

По восьми перевалам неведомых гор!

Коль настигнет беда в пути,

Коль наступит черный твой день,

Коль померкнет живое солнце твое,

Позови тогда

На помощь меня,

Назови высокое имя мое…

Будь я тогда на хребте небес —

Копьем разящих к тебе устремлюсь,

Будь я в Нижнем мире, в подземной тьме —

Рогатиной из-под земли подымусь.

Коль Эсэх Харбыыр нападет,

Кольцами меня обовьет,

Коль придется мне долго

Возиться с ним —

Ты терпи, держись,

Укрепись,

Я приду к тебе через год;

Через год не успею —

Три года жди;

Если я три года спустя не приду —

То не жди,

Сам решай, как быть! —

Так сказал Нюргун Боотур,

С места своего не сходя,

Взглядом не поведя.

Грозный видом, он неподвижно стоял,

То медно сверкающим багрецом,

То бледно синеющим серебром

Отливало его лицо.

Услыхав от Нюргуна такие слова,

Юрюнг Уолан-богатырь

Будет ли дома сидеть?

Стал готовиться он в поход,

Чтоб излучистый путь пробить,

Дорогу белую протоптать

По девяти поворотам крутым,

По восьми перевалам седым.

Жилья своего тяжелую дверь,

Которую семьдесят семь

Здоровенных парней-силачей,

Налегая семь суток,

Пыхтя и кряхтя,

Не сумели бы приоткрыть,

Рванул Юрюнг Уолан,

Распахнул непомерно грузную дверь

Так, что, ахнув, расхохоталась она…

Перешагнул высокий порог,

Вошел в просторный свой дом,

Снял с головы серебряный шлем,

Поднял полный чорон кумыса —

И, перед горящим огнем очага

Колено правое преклонив,

Поклонившись трижды огню,

Молящим голосом произнес

Прощальное заклятье свое…

Смотри, внемли!

Мой путь озари!

Отвагой мой дух одари.

Срок настал

Далеко уйти,

Державный путь проложить

По девяти поворотам крутым,

Дорогу белую протоптать

По восьми перевалам

Горным, глухим!

Срок настал надолго расстаться мне

С восьмиободной землей,

С прекрасной моей страной —

С праматерью золотой…

Великий хозяин, дух

Священного очага,

Хранитель жилья моего!

Жаркие угли — ложе твое,

Пламя — одеяло твое,

Играющий синий огонь —

Сверкающие глаза твои,

Старый, добрый Аан Уххан!

Угли тлеющие — подножье твое,

Алый жар — подголовье твое,

Седоголовый

Веселый, багровый

Старец-игрун

Бодьунгуй Боотур!

Рассыпающий искры во тьме,

Бросающийся четырьмя

Яростными столбами огня,

Старец Тенюл Бэгэ!

Могучий хранитель-дух

Дыма черного моего,

Грозный Хаан Чагаан,

Страшный Сата Буурай,

Свирепый лихач,

Трескучий смехач

Хатан Тэмиэрийэ,

Пылай, мой путь освещай!

На долгие годы — прощай!

Пусть не подует

В твою трубу

Холод враждебных небес,

Пусть из подполу

Не дохнет на тебя

Стужа подземных бездн,

Добрый хозяин-дух

Дома теплого моего,

Старец Дьэдэ Бахсыыла,

С серебряной плеткой в руке!

Охраняй мой дом,

Не давай обрасти

Высоким его углам

Толстыми сосульками льда!

Гляди, чтобы не ослабли нигде

Крепкие засовы дверей!

Пусть останется прочным,

Как было при мне,

Все, что здесь оставляю я!

Великая хозяйка-хотун

Долины Кыладыкы,

С лугами, зеленеющими весной,

С песками, взлетающими, хрустя,

С ветрами, поднимающими, свистя,

Вихри до облаков,

Священного древа душа

С горделиво закинутой головой,

В красивых серебряных волосах,

Создательница деревьев и трав,

Питательница силы моей,

Чьи огромные груди полны молока,

Как два кумысных больших турсука,

Защитница коновязи моей

О трех высоких столбах,

Светлоликая, в чьих руках

Махалка из свежих ветвей,

Чье подножье — широкое тюсюльгэ,

Где готовят кумысный пир,

Нарядная, в легкой дохе

Из драгоценных мехов

Аан Алахчын,

Манган Манхалыын!

Охраняй мой благословенный алас

От подземных враждебных сил,

Чтоб не осквернили они

Светлое надворье мое.

Благослови меня в путь!

На долгие годы прощай!

Добрый хозяин-дух

Скотных моих дворов,

Конных моих варков,

Направляющий на стада

Белый дым дымокуров моих,

Привязывающий моих

Разбегающихся жеребят,

Хатан Дьарылык Тойон,

И ты, хозяйка-хотун

Хотона коровьего моего,

Матушка Ньаадьы Ньанханы,

Присматривайте без меня

Сбивающихся в табуны,

Пасущихся на отгонном лугу

Однокопытных моих,

Чтобы не спотыкались они!

Охраняйте здесь без меня

Собирающихся в стада

Парнокопытных моих,

Чтоб не погибали они!

Резвый бегун,

Могучий прыгун,

Хозяин дремучих лесов,

Ростом выше елей больших,

Дюжий, широченный в плечах,

Щедрый Барыылаах,

Дедушка мой,

Баай Байанай!

Зорко охраняй без меня

Драгоценных зверей пушных,

Чтоб не пропадали они,

Сберегай быстроногих оленей лесных,

Чтоб не убегали они!

Щедрый дух-хозяин воды,

Вершу таскающий на плече,

У которой обруч большой —

В десять саженей шириной,

Дюжий старик Эдюгэт Боотур,

С баловницей дочкой своей

Зеленоволосой Мангы Куогай,

Пугающей стаи рыб,

Охраняй затоны мои,

Не давай мельчать и тощать

Сереброчешуйным стадам,

Не давай в числе убывать

Перепончатолапым твоим

Длинношейным, крылатым стадам!

Добрые духи деревьев и трав

Средней моей страны,

Ярко убранные цветами

Юноши Ньылахсыны,

Пестрыми сверкающими лепестками

Девушки Кырбадысын,

На долгие годы

Прощайте и вы,

Уруй-айхал,

Говорю! —

Так, поклонившись трижды огню,

Богатырь Юрюнг Уолан

Полный кумысом чорон

Выплеснул на священный очаг

В жаркую пасть огня.

Обрадовался угощенью огонь —

Шипящим паром клубясь,

Засмеялся трескучим смехом своим,

Пламенем синим взмахнул,

Красные искры взметнул.

Летающий над землей

На Мотыльково-белом коне

Юрюнг Уолан удалой

Тяжелую дверь

Широко распахнул,

К коновязи подошел,

От медного столба отвязал

Белого коня своего,

Друга вещего своего,

С которым теперь предстояло ему

Далекий путь протоптать

По восьми перевалам седым,

Дальнюю дорогу пробить

По девяти изгибам крутым.

Ведя в поводу коня,

Пошел Юрюнг Уолан

К славному кургану тому,

Где величаво росло

Подымавшее к небесам

Восемь толстых своих ветвей

Древо жизни — Аар-Лууп.

Треснуло древо могучим стволом,

Осыпая куски золотой коры,

Зашумело широкой листвой…

Белая, как куропатка зимой,

С откинутой назад головой,

С горделивым светлым челом,

Перед Юрюнг Уоланом сама

Появилась Аан Алахчын;

Из священного древа Аар-Лууп,

Из развилья могучих ветвей

По пояс высунулась она;

Трижды крикнув:

— На счастье тебе! —

Трижды бросила в высоту

Жребием гадальный черпак,

Пестрый черпак — хамыйах.

Трижды взлетал черпак в высоту,

Как тетеря-пеструха вертясь

В багровой небесной мгле,

Трижды падал на землю он

Вниз открытою стороной,

Угрожал приметой дурной.

Огорчилась добрая

Древа душа —

Аан Алахчын

Манган Манхалыын,

Блеснули слезы у ней на глазах.

Тихий звучный голос ее,

Как серебряный колокольчик, запел,

Зазвенел в тишине.

О-о! Дитя дорогое мое!

Горек жребий твой…

Бедами угрожает судьба

На неведомом, дальнем пути…

После долгих скитаний твоих,

После тягостных испытаний твоих,

Будешь ты

Погибать, пропадать…

Трижды жребий метала я,

Трижды опрокинулся он.

Но ты не страшись,

Душою крепись!

Трижды ты умрешь,

Трижды оживешь.

На далеком трудном пути

Доброй славою прогреми,

Одержи победу в бою,

Притеснителям отомсти!

Пусть удача сопровождает тебя,

Как чернопегий бык!

Из плена освободи

Светлоликую Туйаарыму Куо,

Ездящую на иноходце Гнедом

Прекрасную невесту твою,

Чей отец — Саха Саарын Тойон,

Чья мать — Сабыйа Баай Хотун,

Чей прославленный брат родной —

Скачущий на Серо-стальном коне

Кюн Дьирибинэ-богатырь!

В жены возьми Туйаарыму Куо,

Потомство сильное породи,

Просторный обильный дом утверди,

Великие табуны коней,

Тучные стада разведи!

Пусть изобилье в доме твоем

Не истощится за восемь веков,

Пусть удача и счастье твое

Не убудет за девять веков!

Пусть впереди на дальнем пути

Препятствий не будет тебе,

Пусть на обратном пути

Помех не будет тебе!

Пусть богиня Айыысыт

Везде охраняет тебя,

Пусть богиня Иэйэхсит

Громко прославляет тебя! —

Когда Аан Алахчын

Звучно произнесла

Напутственное благословенье свое,

Богатырь Юрюнг Уолан

Перед ней на колени пал,

У корней священного древа он

Поклонился трижды ей до земли.

Тут Аан Алахчын Хотун,

Драгоценную одежду свою приоткрыв,

Руками обеими обхватив

Похожую на кумысный бурдюк

Огромную левую грудь,

В которой кипел божественный сок,

Небесная благодать,

Влага, дарящая силу и жизнь,

Протянула ко рту богатыря

Большой золотой сосок.

Принялся он жадно пить и глотать

Белый божественный сок;

Так он жадно, с такою силой глотал,

Что побледнела Аан Алахчын,

Лицом побелела, как серебро;

Кровь отхлынула от ее ланит;

Оттолкнула она его,

Упершись рукою в лоб.

Отшатнулся Юрюнг Уолан

От сильного толчка,

Опомнился,

Вспомнил, что надо спешить,

Встал, осмотрелся он —

Священное древо Аар-Лууп

Стояло, как прежде, пред ним;

Тихо покачивались в высоте

Могучие ветви его,

Утренний луч играл

На серебряной широкой листве,

Шелестела, шумела без ветра она…

Дух могучий,

Хозяйка средней земли,

Защитница заповедной страны,

Аан Алахчын Хотун

Невидима стала ему;

Так и не понял он —

Наяву ли явилась она

Иль приснилась ему во сне?

К белому коню своему

Подошел он,

Прянул в седло

И поскакал, полетел,

Только ветер в ушах засвистел,

Только грянуло восемь громов,

Только девять вихрей взвилось,

Да ветвистые молнии, трепеща,

Брызнули из-под конских копыт.

На прощанье решил богатырь

Свой обширный алас обежать,

Всю объехать долину Кыладыкы

На крылатом своем коне…

Проскакав по равнине степной —

С песками, взлетающими на ветру,

С облаками, рдеющими под зарей,

С холмами, синеющими вдали,

С горами, обступающими кругозор,

С травяными лугами в цвету,

Чей беспределен простор,

Юрюнг Уолан-удалец,

Скачущий на Белом коне

Выше изгороди столбовой,

К дому приблизился своему,

Где ждали брат и сестра.

Трижды приподнял он

Трехслойный серебряный шлем

И, слегка придержав коня,

Заговорил, запел…

Кэр-буу! Кэр-буу!

Крепкий силою богатырь,

Посланный охранять

Добросердечных людей

Солнечного улуса айыы

С поводьями за спиной,

Предназначенный могучей судьбой

Защитить племена

Уранхай-саха

С чембуром солнечным на хребте,

С чуткой жалостливой душой,

Ты — скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур,

Старший брат мой родной!

Коль удача мне суждена —

Я через три года вернусь;

Если ж под ударом врагов

Спотыкаться начну,

Хвататься пойду

За дерево, за траву

И, поверженный,

Ничком упаду,

Поспешай тогда,

Выручай меня!

Грозно с высоты прилети

Трехгранною острогой,

Из-под земли взлети

Шестигранною острогой!

Трижды мне выпал

Жребий дурной…

Видно, сам указал

Одун Хаан —

Трижды мне умереть

И трижды ожить,

Прежде чем совершенным

Воином стать…

Да исполнится

Веленье судьбы!

Жребий брошен,

Мне отступленья нет…

Я пущу стрелу

В широкий торец

Матицы головной

Нашего серебряного жилья.

Если буду я жив, невредим,

То спустя девяносто дней

Пущенная мною стрела,

Торчащая в матице головной,

Пухом серебряным обрастет,

Каплями жира капать начнет.

Если я за этот срок пропаду,

Если вниз лицом упаду,

То спустя девяносто дней

Пересохнет моя стрела,

Переломится в середине своей,

Капли крови

Закапают с нее…

И тогда ищите меня

По моим остывшим следам,

Помогите мне, отыщите меня

По моим горячим следам.

Желтогрудая синица моя,

Жаворонок золотой

Жаркого летнего дня,

Айталыын Куо, сестрица моя,

Красавица с восьмисаженной косой!

Спокойно живи,

Тревоги не знай,

Сердце не сокрушай!

Если даже сверху буря дохнет,

Если стужей снизу пахнет,

Защита надежная у тебя —

Старший брат Нюргун Боотур.

Прощайте на долгие годы теперь,

Не забывайте меня! —

Брату старшему и сестре

Поклонился трижды Юрюнг Уолан,

Поднял проворно

Упругий лук,

Чья основа — железной березы ядро

Из страны Кимээн-Имээн,

Обмотанная берестой тугой

Из страны Томоон-Имээн,

Лук, чьи тугие рога

Склеены из роговых пластин

Кровью пестрых железных рыб,

Обтянуты жильной струной

Из львиного живота;

Медью этот лук оковал

Грозный кузнец Таканаан,

Выточил крутые рога

Оружейник небес

Аалыс Луо,

Жильную скручивал тетиву

Сильный Кэнэгэ.

Лучшую из колчана стрелу

Достал Юрюнг Уолан,

Прицелился на скаку,

Стрелу с тетивы пустил.

Упругая черная тетива

Щелкнула, будто гром прогремел;

Молнией полетела стрела,

Рассекая воздух, гудя,

Опереньем грозным свистя,

Ударила, как небесный орел,

И впилась торчком

В широкий торец

Кровельной матицы головной.

Ускакал Юрюнг Уолан,

Расстался с домом родным,

Растаяла пыль на следу.

Срок миновал —

Ни велик, ни мал.

С западной стороны

Внезапно ветер подул,

Тучи нагнал,

Завыл, засвистел,

Заклубил летящий песок…

С дикой северной стороны,

С великого перевала Куктуй

Леденящий, буйный вихрь налетел,

Буря черная поднялась,

Снеговая забушевала пурга…

Как взывающий к небу великий шаман,

Камлающий десять суток подряд,

В непрерывном круженьи своем

Длинные волосы разметав,

Яростно в бубен стуча,

Под бурей качался лес,

Ломающимися деревами треща…

Срывались обвалы в горах,

Содрогалась, гудела земля.

Силлиэмэ — долина ветров

Не помнила бури такой.

Ураган налетал,

Могущий сорвать

Голову с дюжих плеч

Болдонгоя — могучего колдуна,

Заклинателя древних времен…

Вся долина Кыладыкы

Скрылась в летящей пыли,

Забурлила — взболтанная, как вода

В берестяной бадье…

Пороша густо пошла,

По брюхо коню снега намела,

Град ледяной загремел,

Порывистая завыла пурга,

Скручивая коровьи рога…

Девять ярусов

Светлых небес

Заходили зыбью, словно вода

В круглой посудине берестяной.

Каменные закачались устои

Бедственных нижних бездн,

На продольных балках стальных

Проселись толстые потолки

Трех преисподних бездн…

Кони на пастбищах и лугах

Падая, сбивались в табун;

С жалобным ревом рогатый скот

Под бурей валился с ног…

Владеющий Вороным конем,

Стоя рожденным

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур

Воспрянул, видя разгул пурги,

Грозным духом возликовал;

Вспыхнула в нем горячая кровь,

Жаром гнева его обдала;

Железные мышцы его напряглись,

Звездой полярной

В морозную ночь

Левый глаз его засверкал

И, налившись кровью,

Скосился вниз;

Правый глаз,

Словно огненная звезда,

Стоящая в зените небес,

К правому скосился виску;

Словно темная туча покрыла лицо,

Видом он страшен стал.

Густые черные кудри его,

Рассыпанные по плечам,

Встали дыбом,

Как грива коня,

На темени поднялись.

Синим, серным огнем

Вспыхивало лицо у него,

Искрящийся трескучий огонь

Метали его глаза:

— Наконец-то дождался я!

Наконец-то

Нагрянули гости ко мне

Из адьарайских бездн…

Позарились, как видно, они

На зычную славу мою!

Бури такой

Я вовек не видал,

Непогоды такой

Вовек не знавал…

Наконец-то удача выпала мне,

Наконец-то удастся мне

Грудь о грудь столкнуться

С достойным врагом,

Померяться силой с ним,

Потешиться в поединке с ним,

Подмять его под себя! —

Так думал Нюргун Боотур,

Разминая плечи свои,

Распрямляя руки свои,

Напрягая крепкие мышцы свои,

Звонкие сухожилья свои…

Зашатался вдруг,

Задрожал

Крепкий, просторный

Серебряный дом;

Заклубилась пыль,

Закружился вихрь,

Треснул оглушительный гром,

Сотрясая кровлю жилья;

Раскатились четыре грома подряд

Прямо над головой.

Нечто черное с высоты,

Взлохмаченное, словно шкура медвежья,

С широкими лапами и головой,

Рухнуло на широком дворе,

Грузное, как скала,

И взорвалось,

Разлетелось в пыль…

Стремительный Нюргун Боотур,

Средней земли исполин,

Левым глазом искоса поглядел

И на западной стороне

Аласа прославленного своего,

Чей необозрим кругозор,

Увидал, когда рассеялась пыль:

Нижнего мира

Чудовищный зверь,

Восьминогий Кэй-Уорук

Вдруг появился пред ним —

И породил,

Изверг из себя

Нечто мерзостное,

Безобразную глыбу,

Шевелящуюся в оболочке тройной…

Тут же в воздух взвился

Кэй-Уорук

И умчался, в тучах мелькнул,

Быстрее падучей звезды

Скатился за край земли,

За грань полночных небес…

В изумленьи Нюргун Боотур

Глядел, что будет теперь.

Порожденье чудовища в этот миг

Трехслойную оболочку свою

С треском разорвало;

Мелькнул расплющенный шлем,

Подобный гнезду орла,

Заброшенному столетье назад;

Безобразное выглянуло лицо,

Выпученные глаза,

Пораженные, как будто бельмом;

Раскрылась черная пасть,

Железные блеснули клыки…

Рук чудовища не разглядел Нюргун,

Лишь взметнулись, как две лопаты больших,

Черные ладони его.

Три тени длинные пронеслись,

Изогнутая показалась спина,

Затрещал серебряный дом,

Прозвучал отчаянный, звонкий крик,

Огромная шарахнулась тень

И пропала в кромешной мгле…

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур

Услышал отчаянный вопль,

Смертельного ужаса полный крик

Сестры своей

Айталыын Куо.

Не успев дыхание перевести,

Проворно бросился он

Просторный осматривать дом, —

Обшарил все тридцать покоев его,

Сестры нигде не нашел…

Северное крыло

Серебряного жилья

Разрушено, снесено;

Зовет сестру —

Исчезла она,

Запустело место ее.

Ахнул Нюргун Боотур,

Ударил по бедрам себя,

В ужасе завопил:

— Беда мне!

Куда мне скакать?

Где мне сестру искать?

Сам я накликал горе свое!

Нагрянул к нам

Кровожадный вор,

Рожденный в мстительный век,

Разбойник о трех тенях,

Темной пропасти злобный дух —

Эсэх Харбыыр,

Тимир Дьигистэй!..

А — злодей,

Нашел на кого напасть!

Но я выслежу,

Я настигну тебя!

Повалю тебя в грязь лицом,

Обуздаю железной уздой,

Распорю утробу твою,

Становую жилу твою разорву!

Поскачу по твоим горячим следам,

Весь материнский твой род истреблю,

Отродье отчее искореню!

В преисподней тебя догоню,

Черные своды жилья твоего,

Чертово подземелье твое

Сокрушу, хохоча,

Потушу твой священный очаг,

По ветру пепел пущу! —

Вихрем Нюргун Боотур

Устремился к коню своему,

Прянул на крутое седло,

Подобное седловине горы,

И прямо на север погнал,

Как визжащая стрела, полетел,

Только ветер в ушах завыл…

Мчался конь падучей звездой,

Рассыпая искры огня,

Рассекая воздух густой.

От богатырского скока его

Закачался высокий небесный свод,

Задрожала толща земли,

Отгулом грянул подземный мир,

Расплескиваясь, как вода

В плетенке берестяной…

Скакал Нюргун Боотур,

Взвивался вихрь по следу его;

В отчаяньи, в гневе мчался он,

Без прощанья оставив дом

И родную землю свою.

В блистающей выси небес

Стоя рожденный конь Вороной —

Когда касался земли

Четверкой стальных копыт,

Градом взлетали за ним

Грузные глыбы камней,

Тучей летели за ним

Тысячи мелких камней.

Семисаженная грива коня

Распластывалась на лету,

Черный, волнистый хвост,

Словно длинная лодка

В быстрой реке,

Со свистом ныряя, летел;

Вспыхивали синим огнем

Вспененные бока скакуна…

Белый пар дыханья коня

Облаком клубился за ним

На расстояньи трех дней пути;

С грозными воплями

Слева летел

Свирепый Осол Уола,

Справа мчалась

Визжа, хохоча,

Воинственная Илбис Кыыса.

Конь прямиком,

Без дороги скакал;

Чаща лесная встречалась ему —

Чащобу ломал,

Как траву топтал…

Вот отдалились

Всадник и конь

От восьмиободной земли;

Солнечного улуса простор

Оставили позади,

Миновали поля, леса,

Сумрачную тундру прошли,

Проехали ледяной перевал

Великой Куктуй-Хотун,

Промчались по алчному зеву ее,

По черной утробе ее.

С громом, с молнией пролетели они

Грозный, студеный путь,

С бурей, с грозой пронеслись

По дороге лютых смертей;

Где отроги гор ревут и вопят,

Где людоеды-деревья стоят,

Простирая железные лапы свои.

Промчались всадник и конь

Над пропастью, где извилась, как змея,

Топь Уот-Чоохурутта,

Где жуки с теленка величиной;

Пронеслись над болотом Бадылытта,

Где жабы с корову величиной;

Над пыхтящей трясиной Тынгалытта,

Где огромные ящерицы кишат,

Волоча по тине хвосты

Величиною в столетнюю ель;

Пронеслись над туманной

Муналыкы,

Которой ни края нет, ни конца…

Миновали темную Чуоналыкы,

Неуемную Чугдаарыкы,

Догоняемые с левой руки

Духом кровавых битв,

Орущим, вопящим Осол Уола,

Провожаемые с правой руки

Визжащей дочерью духа войны,

Неистовой Илбис Кыыса…

Вот перед всадником и конем

Отверзлась бездонная пасть,

Стужей подземной дохнул

Темный зияющий зев,

Дорога, ведущая по крутизне

В безвыходный Нижний мир.

Это был провал

Куохтуй-Хотун,

Где чайки кричат,

Где гагары галдят.

Сторожкой поступью конь,

Ступая боком, спускаться стал

По кроваво-скользкой той крутизне —

Ступенчатой, словно горло быка.

Страшно было вниз поглядеть —

Там чернела бездонная глубина…

Это — горловина была,

Ведущая в Нижний мир;

Трупным духом дышала она,

Готовая поглотить

Все, что ни попало в нее.

Чем ниже спускался Нюргун Боотур,

Тем зорче разглядывал он

Туманом окутанную страну,

Странный, подземный мир,

Похожий на страшный сон.

Призраки реяли там,

Чары веяли там;

Гул откуда-то снизу летел,

Будто прибой шумел,

Будто ветер зловеще выл.

Валялись грудами на пути

Кости раздробленные богатырей,

Человеческие черепа

На дорогу выкатывались, как шары…

Человеческие остовы там,

Превращенные колдовством

В шаманские чучела,

Прыгали, позвонками скрипя,

Плясали, ребрами дребезжа.

Увидал под собой богатырь

Область подземную Кынкыйатту;

Оттуда стоны неслись,

Оттуда зловонье ползло,

Смрадный клубился дым…

Там небо — черный каменный свод,

Ущербный месяц на нем

Корчится, как немой,

Который силится заговорить

И не может ни слова сказать.

Рябое, щербатое солнце там

Судорожно искривилось, как рот

Глухонемого, который мычит,

А не может заговорить.

Тут Вороной богатырский конь

Звонкой пернатой стрелой,

Быстрой падучей звездой

За единый миг слетел с высоты

И твердо всеми копытами стал

На каменном берегу

Огнереющего, огнемутного моря —

Вечно бушующего Кудулу…

Ни обхода, ни брода нет у него,

Ни края нет, ни конца.

Стремительный Нюргун Боотур,

Средней земли исполин,

Очутясь на крутом морском берегу,

В отблеске мутно-огненных волн,

Зорко осмотрелся окрест

И невдалеке увидал

Ненавистного врага своего.

Порожденный в воинственный век,

Вскормленный кровью

Бесчисленных жертв,

Бесчестный вор Эсэх Харбыыр,

Исполин о трех огромных тенях,

Ночной разбойник Тимир Дьигистэй

Ехал на огненном змее верхом.

Змей трехголовый Кэй-Уорук

Быстро бежал на восьми ногах;

Сам же всадник невидим был —

Так вертелся, клубился он;

Только дребезжал, мельтешил —

Там, где быть должна его голова, —

Ржавый расплющенный шлем,

Схожий с гнездом орла,

Брошенным в давние времена,

Да мелькнула трижды

Черная пасть,

Да блеснули железною синевой

Кривые клыки его.

Ехал он, горланил, орал,

Эхом гулким подземный мир наполнял;

В горловине отгул гремел,

До неба долетал…

Хвастался безудержно он,

Радостно во все горло пел…

Буйа-буйа-буйакам!!!

Буйаката-буйака!!!

Дайа-дайа-дайакам!!!

Дайаката-дайака!!!

Эх ты, злобная мать моя,

Хохочущая пропасть моя,

Черная лютая Чёркёчёх!

Я с такой добычей еду к тебе,

Какой не видала ты;

Я награбил столько добра,

Что обрадуются три бездны мои;

Орать и плясать пойдут

Адьарайские племена!

Байанаю деревянному моему

Благодарностью воздаю!

Медному идолу моему

С глыбу навозную величиной

Славою воздаю!

Духу трех нюкэнов моих,

Содрогающихся от хохота пропастей,

Нечистому Тюктюйэ

Истово кланяюсь я,

Зычно возглашаю — уруй!

Вот какой я у вас молодец!

У владеющего Вороным конем,

Стоя рожденным

На грани небес,

У прославленного самого

Нюргун Боотура-богатыря

Любимую украл я сестру —

Красавицу Айталыын Куо

С восьмисаженной косой!

Уволок я сестричку его,

Которую он охранял,

Как зеницу ока берег,

Как десну своих белых зубов.

Здесь она — за пазухой у меня,

Здесь она — в объятьях моих!

Буду я теперь ее целовать,

Нюхать буду — нюхалочку мою,

Медногрудую птичку мою,

Златогрудую синичку мою!

Чарами ее окую,

Чистую душу ее превращу

В злобного духа тьмы…

Моей женою станет она,

Согреет она, наконец,

Ледяное, кровавое ложе мое…

Ох, как будет мне хорошо,

Ох, как я придумал хитро,

Хыы-ха-ха-хаа!!!

Хыы-ха-ха-хаа!!!

Эй ты — выращенный на дне

Погибельной Чёркёчёх,

В непроглядной тьме,

В смрадной глубине

Трех хохочущих пропастей,

Трехголовый змей

С раздвоённым хвостом,

Веселей беги, торопись

На своей восьмиветвистой ноге,

С дорогой добычей меня

Поскорее домой домчи!

Давным-давно,

Как дым, я взлетел

Из подземного логова моего,

Из твердыни темной моей

На простор синеющий —

В Средний мир…

Не бывал я дома давно,

Не опоздал ли я?

Покамест я объезжал

Просторы средней земли —

Горы и долины ее,

В пору долгих странствий моих,

Может быть, мой достойный отец,

Подземелий погибельных властелин,

Старец Арсан Дуолай —

Исполин в облезлой дохе,

Выдох последний свой испустил,

Околел — один, без меня…

Ведь опухоль в глотке была у него

Величиною с кулак.

Прародительница адьарайских племен,

Старуха Ала Буурай,

С деревянною колодкою на ногах,

Достойная мать моя

Издохла, поди, без меня!

Охала старушка давно,

Плохо было с печенью у нее,

Пища ей в тук не шла…

Ох, родители дорогие мои!

Жаль мне вас…

Как жить мне без вас?

А старший мой брат-зубодер,

Что железные зубы кует

И вместо сломанных продает

Всей несметной нашей родне, —

Тимир Долонунгса — чародей

Женился, поди, без меня,

Невесту знатную взял — по себе,

Да откладывает свадебный пир,

Пока не приеду я;

Видно, очень сердится он…

Тут сестрица еще

Есть у меня —

Быстроногая, вихря быстрей,

С плечами, железных ножниц острей,

Руки скрюченные, словно клещи…

Дымится длинный хвост у нее,

Клубится вокруг ее ног

Кружащийся вихрем подол,

В кровавой пене

Черная пасть,

Кособокая,

Девка-бой,

Ненасытная, с глоткой пустой,

Прославленная красотой

Шаманка Уот Кутаалай…

Давненько сватается за нее

Почтенный сосед-колдун,

Ытык Кыйбырдаан-богатырь,

С кривой воровской рукой,

С ненасытным оскаленным ртом,

Проворно ездящий, как на коне,

На двугорбом верблюде своем…

Ждут они, не дождутся меня,

Откладывают свадебный пир.

Догадываются ли они,

Что рядом я, что вернулся я?

Ох, горе мое!

Ох, радость моя! —

Так Эсэх Харбыыр

Во все горло орал,

Миру подземному он

Весть о себе подавал.

Услыхали зычный голос его

Жители подземной страны —

Адьараи-абаасы;

От радости рукоплескали они,

Орали, плясали они;

Через дымоходы железных жилищ

Слышен был их говор и шум;

И, вместе с невнятным говором их,

Ужасающее зловонье, клубясь,

Подымалось черным дымом из труб,

Трупным духом все наполняя окрест.

На хребте минувших давно

Бранных тревожных лет,

На вершине древних

Воинственных лет,

Когда у людей уранхай-саха

Сверхчуткая плоть была,

Издалека чувствующая врага,

Когда у солнцерождённых людей

Были провидящие глаза,

Могущие видеть

Грядущий день,

В те незапамятные времена

Повелел Дьэсегей — создатель коней,

Чтобы близ человека конь вырастал,

Чтобы другом он человеку стал…

Говорят — в те далекие времена

Со своим хозяином конь

Человеческим голосом говорил,

Мудрые советы дарил,

Дивно всаднику помогал,

Когда наступала нужда,

Когда постигала беда.

Когда опустились всадник и конь

В темный подземный мир,

Когда очутились на берегу

Моря огненного Кудулу,

Четырьмя ногами в скалу упершись,

Как столбами каменными утвердясь,

Отфыркался конь,

Заржал — и вдруг

Человеческой речью заговорил…

В изумленьи Нюргун Боотур

Слушал речь коня своего.

Анньаса! Анньаса!

Одна у нас дорога с тобой,

Друг, назначенный мне судьбой,

Всадник мой,

Повелитель-тойон,

Гордость высокой холки моей!

Трудное время пришло,

Наше солнце железное может упасть,

Кюнгэсэ блестящее — отлететь…

Если чудовищный исполин,

Тимир Дьигистэй-богатырь

Скроется в твердыне своей,

То без крови не обойдется борьба,

Бедствия страшные произойдут,

Последствия гибельные придут…

Смотри, осторожен будь,

Не кори, что не остерег тебя!

Крепче держись,

Придется нам

Через море перелететь.

Коль встретим врага на том берегу,

Пока не укрылся он,

Тогда будет равный бой

С противником, достойным тебя! —

Молвив это,

Конь полетел,

Свистя певучей стрелой,

Блестя падучей звездой…

В воздухе дугу описав,

Вора подземного обогнав,

С высоты опускался конь,

Только в ушах у богатыря

Будто птица-гоголь на быстром лету

Острыми крыльями просвистел,

Только щеки будто огнем обожгло,

Только будто гибкий тальник

По лицу листвою хлестал…

Словно стерлядь, взлетающая высоко,

Словно падающая звезда,

Пролетели всадник и конь

Над кроваво-дымным огнем

Грозного моря Уот-Кудулу,

Над которым не пролетал никто,

По которому не проплывал никто…

Яростно бушевали валы,

Огнемутной пеной плеща,

Высоко вздымались морские валы,

Захлестнуть пытались коня.

Каменный свод грохотал,

Из преисподней, с черного дна,

Из заколдованной глубины

Страшные проклятья неслись,

Пронзительный визг летел…

Море перелетевший конь

На твердую опустился скалу;

Трехголовому змею путь преградил

Удалой Нюргун Боотур.

В ужас пришел дракон,

Судорожно у него

Спутались, в кучу сплелись

Восемь когтистых ног,

Длинными шеями переплелись

Три огнедышащих головы,

А могучий Нюргун Боотур

Размахнулся жадным до крови мечом,

Снес одним ударом

Все три головы;

Прыгая, покатились они,

Лязгая челюстями, скрежеща.

Хлынула бурно черная кровь,

Рухнул замертво змей.

Рожденный в погибельный век,

Кровожадный разбойник о трех тенях,

Богатырь Тимир Дьигистэй

Сразу не понял,

Не разглядел,

Не разобрался — откуда беда.

Тяжело, с разбега

Обрушился он

С широкой змеиной спины,

На камни грохнулся животом;

Черная печень его сотряслась

В чреве могучем его;

Охнул он, простонал:

— Ох! Отлетели,

Оторвались

Девять журавлиных голов! —

Сел потом, ощупал свои бока.

В этот миг

Богатырь Нюргун

Выхватил из-под его ноги,

Из-под когтистой лапы его

Айталыын Куо — сестричку свою;

Покатал ее в ладонях своих,

Заклинанья произнеся,

В нечто маленькое ее превратил,

Как бы в комочек волосяной,

И всунул в ухо коня.

Тут коня повернул Нюргун

В сторону Средней земли и сказал:

— Добрый конь мой,

Посланный мне судьбой,

Когда позову тебя,

Где бы ты ни был,

Тут же вернись ко мне! —

Ласково, всей пятерней,

Хлопнул Нюргун коня

По крутой спине;

И умчался конь…

Порожденное в смутные времена

Чудовище поддонной тьмы,

Вор-невидимка,

Разбойник ночной,

Тимир Дьигистэй-исполин

Разглядел противника, наконец

Побагровел он,

Почернел;

Безобразное адьарая лицо

То краснело, как железная ржа,

То бледнело до синевы.

Из выпученных бельмастых глаз,

Выкаченных на черный лоб,

С треском сыпались

Искры огня.

Растопырились пальцы его,

Выпуская десять

Острых когтей,

Словно косы-горбуши, кривых…

А рук самих не видать,

Темного лица не видать,

Только чернела огромная пасть,

Как обрывистый глубокий овраг,

Кустарником обросший густым;

Синий, семисаженный язык,

Раздвоенный, как у змеи,

Обвивался вкруг шеи

Дюжей его,

Что была обвязана по кадыку

Ветхою шкурой льва.

Поднялся исполин,

Огромный, как тень,

Икая и бормоча,

Ударил по бедрам себя,

Разъял свою черную пасть,

Железные оскалил клыки,

Похожие на сошники,

Будто улыбнуться хотел;

Искривился весь,

Да как заорал,

Так что зычный голос его

Слышен стал за три дня пути;

Многоголосое эхо вдали

Оглушительно отозвалось,

Загремел, потрясся

Подземный мир,

Гоготанье в бездне пошло.

Уо, бабат!

Я тебе говорю!

Уо, тасат!

Я тебе скажу!

Ох, проклятье!

Ох ты, потеря моя!

Как же это я упустил из рук

Ненаглядную подругу мою,

Драгоценную добычу мою,

Красавицу крохотную мою,

Зеницу очей моих,

Десну железных зубов моих!

Как же я упустил из рук

Жаворонка моего!..

Аар-дьаалы!

Аарт-татай!

А, проклятый мой враг!

А какой огонь в глазах у него,

Как лучом, меня он

Взглядом прожег…

Нипочем ему было сюда прилететь!

Мечом блестит его верхняя часть,

Копьем в гранит уперлась

Нижняя богатырская часть!..

Но ты предо мною не заносись,

Недоносок, пестрый щенок!

Ты знаешь ли, кто пред тобой?

Я — ратоборец, достойный тебя!

За похищенную невесту мою

Жизнью заплатишь ты…

Я толстую кожу твою разорву,

Я ничком тебя повалю;

Не обижайся, смотри, на меня,

Когда я когтистую руку свою

По — локоть погружу

Вглубь твоей клетки грудной,

Становую жилу твою ухвачу…

Всю твою горячую кровь

Выпью, высосу из тебя,

Мимо ни капли не уроню!

Я дюжее тело твое разорву,

Длинные кости твои раздроблю,

Пасть твоим нежным мясом набью,

Всего тебя, до последней крохи,

Радостно съем, сожру.

Любит лакомства нёбо мое,

Любят крепкие зубы мои

Кости длинные грызть, глодать…

Мозг я выколочу из твоих костей,

Буду с ладони глотать!

Девяносто девять есть у меня

Неуловимых чар…

На перепутье восьми дорог,

На кресте девяти дорог

Колдовством опутаю я тебя!

Ты пришел, так знай —

Ты во власти моей,

Я с тобою сделаю, что захочу,

Я с тобою так поступлю,

Как всегда поступал с врагом.

Не говори, что не остерег,

В оба смотри теперь,

Бери оружье свое! —

От таких обидных, поносных слов

У Нюргуна-богатыря

Вскипела горячая кровь;

Как кренюжное дерево, он

Изогнулся дюжим телом своим;

Как древесина железных берез,

Жилы его напряглись…

Прекрасное Нюргуна лицо

Вспыхивало серным огнем,

Безобразным стало оно,

Исказилось от гнева оно.

Кверху скосился левый глаз,

Книзу скосился правый глаз;

Черные кудри его,

Падавшие до плеч,

Дыбом на темени поднялись,

Вихрем взвились,

Как хвост жеребца;

Искры потрескивали в волосах,

Вспыхивал синий огонь…

Исполин Нюргун Боотур

Перед адьараем предстал,

Блистая, как боевое копье —

Восьмигранное, о трех остриях.

Плюнул чудовищу он в лицо

И такие слова пропел.

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Видите вы,

Слышите вы,

Какие слова

Изрыгает он —

Это чудовище,

Этот вор,

Подлый разбойник ночной,

Исторгнутый из подземелий своих?

Ты нашел на кого нападать,

У кого добро воровать,

Кого безнаказанно оскорблять?!

Я узнал тебя,

Я догнал тебя,

Обрушился на голову твою…

Брюхо я тебе распорю,

Железной уздой обуздаю тебя,

Ничком тебя повалю,

Толстые кости

Твои сокрушу!

Черную кровь твою

Пусть пьет Осол Уола —

Свирепый дух войны,

Горячую кровь твою

Пусть пьет Илбис Кыыса —

Неистовая моя сестра!

Равные — из разных миров

Ратоборцы —

Здесь мы сошлись,

Из непримиримых

Враждебных стран

Встретились богатыри…

Пока тебя замертво не повалю,

Ни на пядь я не отступлю!

Ты накликал беду на себя,

Ты привел за собой

Такого врага,

С которым к согласию не придешь,

От которого не уйдешь!

Высокий жребий назначил мне

Одун Хаан-властелин.

Исполинская сила моя

Равна половине тяги земли;

Богатырская мощь моя

Равна половине мощи земли,

Великое богатство мое

Равно половине богатства земли!

Так неужто мне

Отступать пред тобой? —

Тут Нюргун Боотур взмахнул

Смертоносным мечом-пальмой

И с грозным криком

Нанес удар

Адьараю по голове,

По ржавому шлему его…

Прославленный абаасы

Увернулся —

Мимо удар скользнул,

Не причинил адьараю вреда…

И тут — отколь ни возьмись —

У отродья подземной тьмы

Появился в левой руке

Заколдованный меч

Хап-диэрэнкэй;

Со свистом обрушился меч

На темя Нюргуна-богатыря…

Средней земли исполин

Увернулся,

Из-под меча ускользнул,

Вражий удар его не задел,

Вреда не нанес ему…

Отбросили ратоборцы мечи.

Как две огромных скалы,

С оглушительным воплем

Сшиблись они,

Спину друг другу

Пытаясь сломать,

Становой хребет сокрушить…

Друг от друга

Вдруг отступали они,

Друг на друга опять

Налетали они;

Будто гром под землей грохотал,

Так друг друга в бока

Ударяли они

Кулаками величиною в стегно

Шестилетнего лесного быка;

Кулаками тяжелыми не могли

Друг другу кости они сокрушить,

Кожу толстую разорвать,

Черную кровь пролить…

Это была слепая вражда,

Дикая распря,

Жестокий бой,

Неслыханная беда…

Высоко над их головами кружа,

Раздора кровавого дух —

Осол Уола

Вопил, орал;

Хохотала, визжала,

Вторя ему,

Неистовая Илбис Кыыса;

Радовались брани они,

Ликовали, видя раздор…

Ногами грузными богатыри

Растоптали в подземной тьме

Восемь голых каменных гор;

Землю мерзлую,

Твердую, как гранит,

В месиво измяли они,

До колен в земле увязали они,

Прибрежную каменную гряду

Раздавили в сыпучий песок,

Обрушили скалы в прибой…

Из-под ног у богатырей,

Из-под растоптанной ими земли

Мертвая выступила вода,

Хлынула, Нижний мир залила;

Поединок вели они

По — пояс в мертвой воде…

В поднятой ими густой пыли

Щербатое солнце той страны,

Горбатый месяц той земли

Тусклым светом своим

Перестали светить,

Беспросветная наступила тьма.

Бедственный Нижний мир

Расплескался,

Словно вода

В посудине берестяной;

Глубочайшее древнее дно

Пропасти подземной тройной

Дрогнуло, сотряслось.

Средний солнечный мир

Заколебался толщей своей;

Небесный девятиярусный свод

Зыбью пошел, как вода

В большом деревянном ковше;

Незыблемые опоры земли —

Устои подземных глубин

Пошатнулись на основаньях своих…

Рожденный в бедственный век,

Кровожадный — о трех тенях —

Ночной разбойник

Тимир Дьигистэй,

Воинственный богатырь-адьарай

Выбивался из сил,

Задыхаться стал,

Черный воздух глотала

Широкая пасть,

Щелкали оскаленные клыки,

Мелькали огромные руки его,

Когтями хватая тьму.

Ни клочка не осталось на нем

От нарядных его одежд;

Шейную повязку из шкуры льва

Давно адьарай потерял;

Кафтан из шкур околевших быков

В клочья растрепался на нем;

Лохмотьями летела с него

Облезлая доха,

Кожаная рубаха его,

На которой огненный змей

Был красиво изображен,

Свалилась с широких плеч…

Тридцать дней и ночей подряд

Колотушками в девяносто пудов

Колотили друг друга они

По макушкам и по бокам,

Только звон да гул

Далеко летел.

Это была

Жестокая брань,

Это был

Небывалый бой

Девять вихрей, воя, взвились

От взмаха широкого

Их дубин;

Девять вихрей, клубясь в высоте,

Сбили подземные облака,

Загрохотала гроза…

Тридцать дней и ночей подряд

Не смолкали грохот и гул,

Грозная, тягостная топотня

Весь подземный мир потрясла,

В бездонную глубину

Тревогу великую принесла.

В отчаянье впали,

От сна пробудясь,

Величайшие колдуны,

Чародеи подземных бездн.

Прародитель абаасы,

Родившийся в облезлой дохе

Прославленный Арсан Дуолай,

Чья нижняя челюсть, как острога,

Клыки, как железные сошники, —

И достойная супруга его

С деревянной колодкою на ногах,

Старуха Ала Буурай —

Даже они

В твердыне своей,

Неприступной ни для кого,

Выносливые исполины тьмы,

Ожесточенные в злобе своей,

Закаленные лютой враждой,

Даже они перенесть не могли

Грузного топота над головой,

Грохота над собой…

Все нутро содрогалось у них,

Их злые, бешеные языки

Укоротились,

Втянулись в гортань,

Дара слова лишились они…

Как глухонемые, мыча,

Не в силах сердцебиенье унять,

Трясением в руках и ногах,

Кружением головы

Равновесия лишены,

Задыхаясь, валялись они

В пропасти под крышкой стальной…

Толща мира

Стонет, дрожит

Под пятами богатырей;

А у старухи и старика —

У прародителей абаасы —

Корчи жестокие начались,

От судорог им все жилы свело.

Взвыли, завопили они…

Топот наверху оглушает их,

В темени отдается, как гром;

От жестокой боли в висках

Глаза их выкатились из орбит,

Кровавая пена бьет изо рта,

Будто смерть заглянула сама

В глубокий их дымоход.

В стране адьараев настала беда,

Падеж напал на скот,

Коровы их и кобылы их

Выкидывали недоношенный плод.

Беременные женщины их

До времени стали рожать,

Выкидыши пошли…

Людей и скотину

Постигла беда,

Завтрашний день

Безнадежным стал.

И вот — прародитель абаасы,

Нижнего мира тойон,

Родившийся в облезлой дохе

Луогайар Луо Хаан,

Владыка трех преисподних бездн,

Исполин Арсан Дуолай

Последние силы собрал;

Судорогой стянутую свою

Широкую пасть

С трудом раскрыл,

Оскалив синие зубы свои,

Чинно, важно, по-стариковски хотел

Величавую речь начать;

Вначале пошевелил, повертел

Торчащим, как кол, языком

В пересохшей глотке своей,

И потом протяжно запел.

То не песнь была,

То был вой и вопль,

Глухой, болезненный стон…

Ох, тошно!

Ох, плохо мне!

Ох, как топают они наверху,

Ох, какие тяжелые ноги у них!

Трясется,

Крошится свод надо мной,

Трясется печень во мне,

Сердце стучит,

Затылок болит,

Вылезают глаза из орбит!

В те года,

Когда я моложе был,

Ух, как я донимал

Племена айыы,

Сам на них нападал, налетал,

По ночам выходил,

Похищал, убивал…

Да не ослабевала сила у них,

Не убывала мощь!

Когда был я молод, силен,

Горем не умудрен,

Ох, какие обиды я наносил

Солнцерожденным людям айыы,

Но крепкую их судьбу

Опрокинуть я не сумел,

Славу их не смог растоптать…

И вот, мы —

Нижние абаасы,

Рожденные в облезлой дохе,

С деревянными колодками на ногах,

Обреченные во тьме пребывать,

По девять суток не пить и не есть,

Копотью покрытые сверху —

Сажей — пяди в три толщиной,

Плесенью обросшие снизу —

Гнилью — пядей в семь толщиной,

Влачащие проклятую жизнь,

Спящие на льду,

Сидящие на крови?

Растерзанных нами жертв,

Совсем пропадаем теперь…

Вот какая

Наша судьба,

Вот какой у нас неуют!

Восемь суток подряд я сам

Уговаривал,

Угрожал, умолял

Детище лихое мое,

Сына отчаянного моего,

Рожденного в бранный век,

Чародея о трех тенях,

Разбойника, вора

Эсэх Харбыыра,

Любимого сынка, удальца…

Я стращал его,

Заклинал его

Щербатым солнцем,

Горбатой луной,

Жертвенной скотиной своей,

Чтобы в Средний мир,

К племенам айыы

Из подземелий не смел выходить.

Я тогда ему говорил,

Что небесные богатыри

Ударами по голове

Загонят в пропасть его…

Я тогда еще остерегал его,

Что в сияющей вышине

Верхнего мира

Нам на беду

Появился невиданный исполин,

Стремительный Нюргун Боотур,

Что от рождения он обучен

Чародейству трех великих миров,

Что Одун Хааном самим

От рожденья он одарен

Половиной мощи

Всей средней земли,

Половинной силы

Мира всего!

Ведь я говорил тогда

Чудовищу — сынку своему,

Что этот Нюргун-богатырь

Так велик и тяжел, что под ним

Прогибается толща средней земли,

Что он богатырь

О трех остриях,

Оборотень

О восьми лезвиях…

И вот, спустился он к нам —

Великие беды принес,

Разрушением Нижнему миру грозит…

Взываю к владыкам судьбы,

К повелителям высоких небес!

Пусть они

Трех небесных стражей пошлют,

Чтобы двух дерущихся богатырей

Связать и отправить туда,

Где нежится молодая луна

За серебряной священной горой,

Где играет солнце-дитя

За золотой горой…

Пусть Нюргун Боотур

И упрямый мой сын

Там продолжают бой,

Пусть дерутся, если хотят,

Далеко в стороне от нас!

Одержимые

Непримиримой враждой —

Не разойдутся миром они,

Покамест один из них

Противнику не распорет грудь,

Покамест не победит один,

Другой не будет убит…

Если отсюда их не убрать,

Если лютую драку их не прервать,

Растопчут они

Подземный мир,

Опоры вселенной всей

Сокрушат,

Обрушат каменный свод,

Да так, что за три столетья потом

Каменных опор не поднять,

Сводов обрушенных не сомкнуть.

Истребится наш

Материнский род,

Пропадет наш

Отеческий род…

Ох, тошно,

Ох, больно мне!

Ходуном под их ногами пошел

Каменный купол

Твердыни моей…

Гром от их ударов такой,

Что все трясется вокруг меня…

Содрогается утроба моя,

Ноет в брюхе,

Ломит в висках!..

Неужели срок наступил,

Неужель оторвется и упадет

Железное солнце мое —

Так степенный старик

Стонал и вопил…

Слыша заклятья его,

Шаманы подземных бездн,

Шаманки черные трех пропастей

Подымались из бездонных глубин,

Глядели на битву богатырей.

Острые осколки камней,

Вылетая из-под богатырских ног,

Ударяли прямо в глаза,

Ослепляли шаманов абаасы…

С воплем падали навзничь они,

Страшными голосами они

Выкликали заклятья свои:

— Через год в эту пору

Уйметесь вы,

Лопнут ваши злые глаза,

Будете вы тогда

Глазницами пустыми смотреть,

Словно дырами в столбах городьбы!

Пусть языки отсохнут у вас,

Пусть шеи свернутся у вас,

Пусть оцепенеет дыханье в груди! —

Так заклинали они

Заклятьями трех пропастей

Дерущихся богатырей,

Прогоняли их

В Верхний мир…

Исполин айыы

Нюргун Боотур

Адьараю могучему, наконец,

Глубокие раны нанес;

На восьмые сутки борьбы —

Открытые раны нанес;

На девятые сутки борьбы —

Сквозные раны нанес;

Словно проруби в толстом льду,

Страшные раны зияли насквозь

В теле адьарая-богатыря.

На десятые сутки,

Казалось, настал

Исход поединка их.

Туго Нюргун Боотур

Туловище адьарая сдавил,

Как железом полосовым, оковал

Тяжеленную тушу врага;

Оторвал чудовище от земли,

Перекинул через бедро

И о камни грянул его.

А оборотень-адьарай,

Превратись в три тени, пропал;

На три стороны разлетелись, как дым,

Три черных тени абаасы,

И с новой силою, невредим,

Налетел Эсэх Харбыыр

На Нюргуна-богатыря…

С утроенным пылом они,

С учетверенной силой они

Сшиблись, как две огромных скалы,

С громом, с треском,

В искрах огня…

Вдруг, схватившихся намертво, их

Сила некая подняла,

По воздуху понесла,

Только ветер завыл в ушах.

И хоть быстро летели они,

Но не прекращали борьбу.

Крепко, поперек поясниц

Дюжими руками схватясь,

Плевали друг другу в лицо…

Долго ли летели они —

Не у кого спросить.

Сила, которая их несла,

Опустила на землю их

На серебряном склоне горы святой,

Где месяц рождается молодой,

На седловине горы золотой,

Откуда солнце встает.

С новой яростью

Ратоборцы взялись

Друг другу хребты ломать,

С десятикратной силой взялись

Друг другу ребра давить,

Так что хрустели мышцы у них,

Так что звенели жилы у них,

Так что трещали суставы их.

Видя, что свирепеет борьба,

Видя, что лютеет вражда —

Смерть пришла,

Бушевать начала…

Расплескались воды

Рек и озер,

Вздулись темные воды

Морских глубин,

Затапливая берега.

Седловину священных гор,

Где рождается солнце-тойон,

Растоптали как творог, богатыри,

Сравняли с темной землей.

Огорчилось солнце-тойон,

Отвратилось от мира совсем

Светлой своей стороной,

Повернулось к миру оно

Черной своей стороной;

И на четверо суток

По всей земле

Беспросветная тьма легла.

А бедняжка луна-хотун,

О серебряной жалея горе,

Светлое скрыла лицо,

Совсем затмилась она…

Девятиярусные небеса

От яростной битвы богатырей

Расплескивались, подобно воде

В круглом деревянном ведре.

Бедственный Нижний мир

Переливаться стал через край,

Как опрокинутая лохань.

Средний, серо-пятнистый мир

Всей огромной толщей своей

Содрогнулся и затрещал…

Налетела, завыла пурга,

Черная буря пыль понесла,

Зашумела, загрохотала гроза;

Беременные женщины на земле

До времени стали рожать,

Недозрелый выкидывать плод;

Кобылицы жеребые на лугах

Недоношенных выкинули жеребят…

Коровы стельные, жалко мыча,

Выкинули телят…

Великий урон настал,

Повсеместное несчастье пришло.

Где б ни горел священный огонь,

Где б ни жила семья,

Всюду громкий слышался плач,

Всюду в дверь стучалась беда…

Было не у кого защиты просить,

Было неоткуда

Помощи ждать…

Обезумев, вопя, голося,

От кровожадности трепеща,

Грозные илбисы неслись.

Лютые духи войны;

Хохотали, визжали

Дочери их;

Чмокая ненасытным ртом,

Губы вытягивали свои,

Крови просили они…

Ужас настал,

Беда без границ.

Верхний мир

Колебался, гремел;

Средний мир,

Шатаясь толщей своей,

Трещинами разрываться пошел…

Нижний бедственный мир,

Рухнуть готовый, дрожал;

А если бы обрушился он,

Распалась бы вселенная вся

Вопли и стенанья неслись

Отовсюду, из трех миров:

— Разрушается мир!

Прекратите бой!

Уберите их,

Отправьте их

Далеко, за предел земли! —

Эти вопли,

Общие эти мольбы

Были услышаны наконец

Дьылга Тойоном самим,

Чынгыс Хааном самим.

И, рассудив, решили они —

Великие владыки судьбы —

И непреложную волю свою

Утвердили

И так изрекли…

Кэр-бу! Кэр-бу! Кэр-бу!!!

Твердыня белых

Гремящих небес,

Реющая во мгле голубой,

Колеблется и дрожит!

Горные, заоблачные хребты,

Просторы степных равнин

Устойчивой средней земли,

С восходяще-взлетающим солнцем своим,

Где деревья падают, умирая,

Где зеленеют луга, расцветая,

Этот незыблемый прежде мир

Содрогается всею толщей своей,

Прогибается хребтиной своей…

Бедственный Нижний мир,

Ввергнутый во тьму,

Еле держится на восьми

Шатающихся опорах своих,

Переливается через край,

Как опрокинутая лохань…

Теперь и жизнь и судьба

Трех племен

В трех великих мирах

Разбушевалась, как океан,

Расплескивается, как вода…

Достойные друг друга, видать,

Ратоборцы из двух

Враждебных миров

На единоборство сошлись,

Не одолевает

Ни тот, ни другой.

Несоизмерима, видать,

Сила этих богатырей

С твердыней трех

Сопредельных миров.

Примирить их надо!

Пускай

Добром разойдутся они!

А если мириться не захотят,

Силой их надо перенести

Через море огненное Кудулу,

Над бушующей бездной его,

На остров,

Скрепленный тремя

Перехватами

Из нерушимого сплава,

На остров, заваленный льдом,

То подымающийся из волн,

То опускающийся в глубину —

Остров горя,

Крови и слез…

Этот остров

Вращается среди волн

На неколебимой оси;

Он зовется

Огнеполосой горой

Шаманки

Уот Кюкюрюйдээн,

Владычицы черных чар

Злобствующей глубины…

Этот остров заклят навек,

Это — мира край и конец.

Неведомо, где опора его,

Неведома связь и укрепа его,

Сам по себе вращается он…

Вот на этот остров скорей

Отправьте обоих богатырей! —

Так сказал престарелый Дьылга Тойон

Голосом зычным своим

Трем служителям —

Исполинам небес…

Не успел он слово сказать —

Три служителя

В тот же миг,

Серебром доспехов блестя,

Полетели быстрее падучих звезд

С высоты небес на восток.

Примчались на грань

Сопредельных миров,

Где серебряная сверкает гора,

Где золотая блистает гора,

Где рождается солнце-тойон,

Где рождается молодая луна.

Там увидали они

Дерущихся богатырей.

Прославленный адьарай,

Исполин Эсэх Харбыыр,

Как в чародействе своем

Ни ухищрялся он —

Был изранен тяжко, избит;

По разорванной коже богатыря

Черная кровь текла…

Но не угасала ярость его,

Не убывала сила его.

То в три тени вдруг

Превращался он,

В три стороны разлетаясь,

То опять, как туча, сгущаясь,

Как воющий вихрь крутясь,

На противника нападал.

И вот Нюргун Боотур,

Защитник средней земли,

Среднюю темную тень ухватил,

Чудовище-адьарая поймал,

Поперек поясницы сдавил,

Как железом полосовым,

И, перекинув через бедро,

Об землю ударил его,

Так что пыль и песок

Столбом поднялись,

Так что задрожала гора,

Так что треснуло бедро у врага,

Переломилась толстая кость.

Хрипло дышал адьарай,

Отнялась от удара того

Половина тела его;

Тяжело подымались его бока,

Он дышал, как огромный мех

Кузнеца Куэттээни.

Скачущий на Вороном коне,

Стоя рожденном

На грани небес,

Стремительный Нюргун Боотур —

Увидев, что победил,

Выхватил свой широкий нож,

Выкованный из девяти

Стальных и железных глыб,

И вонзил его в горло врагу,

Под черный его кадык,

В яремную ямку его.

Рожденный в древние времена

Исполин кровожадный

Подземных бездн

На три части, гремя,

Разлетелся вдруг

И опять явился,

Как прежде был,

Только выросла втрое сила его.

На Нюргуна бросился адьарай.

И снова сшиблись они,

Как две огромных скалы.

Тут огненный небесный аркан

Шеи богатырям захлестнул;

Опомниться не успели они,

Как затянулась на них

Неразрывная огненная петля…

Рухнули навзничь они,

Яростно сопротивляясь, мечась,

Как две щуки,

Попавшие в сеть;

Бились, вырваться не могли

Из огненной волшебной петли.

Три служителя

Грозной судьбы —

Три исполина-богатыря

Едва удержали в руках

Натянутый туго аркан,

Напрягая все силы свои;

Чуть не надорвались посланцы небес,

Чуть не треснули от натуги они,

Как три переполненных турсука.

Дерущихся скрутив, наконец,

Заговорили втроем,

Громовыми голосами они

Промолвили слово свое.

Опомнитесь! Прекратите бой,

Пока не поздно еще!

По огненному приговору судьбы

Велено вам

Немедленно разойтись!

По веленью пославших нас,

По определенью судьбы,

Мы должны вас перенести

Через море, на гибельную скалу,

На остров, откуда исхода нет!

Как Чынгыс Хаан повелел,

Как Дьылга Тойон утвердил,

Как Одун Биис приказал —

Владыки трех миров —

Мы вам говорим теперь:

Или помиритесь добром,

Или мы вас насильно перенесем,

Отправим за край земли.

Отвечайте нам,

Как решили вы! —

Сын коварный абаасы,

Исполин подземных глубин,

Будто улыбнуться хотел,

Оскалил железные зубы свои;

Искривилась, сморщилась рожа его,

Словно яма, зияла

Бездонная пасть.

Голосом раскатистым, словно гром,

Начал жаловаться исполин

Трем небесным богатырям.

Плакал он, зычно ревел;

От громкого рева его

Потрясся подземный мир,

От громовых воплей его

Содрогнулся срединный мир,

В Верхнем мире отгул загрохотал…

Аарт-татай!

Аа, братцы мои!

Слыхали, видали вы?

Какая досада мне,

Какая обида мне!

Он сам налетел,

Напал на меня,

Отнял жену у меня,

Похитил подругу мою,

Посланную судьбой,

Вырвал зеницу он

Ока ясного моего,

Сокрушил десну моих крепких зубов!

Звонкогрудую пташку мою,

Златогрудого жаворонка моего

Хитростью выкрал он!

И этого еще мало ему —

Он до смерти хочет убить меня,

Толстые кости мои сокрушить,

Грудную клетку мою растерзать,

Становую жилу мою разорвать…

Взгляните, как он изранил меня,

Как он окровавил меня!

Я — жизни своей не враг,

Он бьет меня —

Защищаюсь я…

Заступитесь хоть вы за меня,

Спасите душу мою!

Да спросите вы у него:

Вернет он мне жену

Или нет? —

Так вот, корчась,

Кривясь лицом,

Сутяжничал адьарай.

Тогда защитник средней земли,

Исполин Нюргун Боотур

Поднялся и гневно в ответ

Произнес такие слова…

Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу!

Посмотрите-ка на него!

Послушайте-ка его!

Как изворачивается он,

Какую ложь изрыгает он!

Пойманный мною вор —

Он же обвиняет меня,

Разбойник, обидчик злой —

Обиженным прикинулся он,

Будто я ограбил его!

Неужели сами не видите вы

Его бессовестной лжи?

Так пусть я ничком упаду,

Если перед ним виноват,

Пусть он ничком упадет,

Если он предо мной виноват…

Я послан могучей судьбой,

Поселен на средней земле,

Чтобы защитить от врагов,

Чтобы от гибели оберечь

Солнцерожденные племена

Людей уранхай-саха.

Неколебима судьба моя,

Неистощима сила моя,

Неуязвимо тело мое,

Мощь не иссякнет моя,

Жребий высокий мой

Вовеки не упадет!

С ним я буду биться до той поры,

Пока победу не одержу

Или не буду сам побежден,

Пока не повергну насмерть врага

Или он не повергнет меня! —

Так говорил Нюргун Боотур.

Страшным огнем у него

Ясные полыхнули глаза;

Грозен был вид его,

Как у рогатины боевой.

Так небесным служителям он отвечал,

Так он перед ними стоял —

Видно было, не покорится он

Даже посланцам небес.

У трех небесных богатырей

Твердые смутились сердца,

Дыбом волосы у них поднялись,

Устрашились невольно они.

Уговаривать они принялись

Нюргуна-богатыря,

Упрашивать, умолять…

Дьээ-буо! Дьээ-буо! Дьээ-буо!

Дело твое, дело твое…

Но, дитя, какие слова

Ужасные ты говоришь!

Трудно нам слушать тебя…

С кем ты споришь? Подумай сам!

И зачем ты затеял

Такую вражду,

Такую непримиримую месть

С разбойниками подземных бездн?

Сам ты их на бой вызывал!

Пусть бы сидели они

В заплесневелых подземельях своих…

Ведь от начала времен

Прокляты навеки они!

Не лучше ль тебе с врагом

По-доброму расстаться теперь,

Прочь от него уйти?

Кто отправлялся за край земли

На остров тот ледяной,

Кружащийся среди пучины морской,

Тот не возвращался живым —

Гибель там свою находил.

Да сбудется все,

Как велит судьба,

Да будет так!..

Что поделаешь, дорогое дитя?

Пусть не опрокинется жребий твой,

Пусть удача тебя осенит,

Пусть великое счастье к тебе придет,

Пусть недосягаемым будет твое

Высокое торжество,

Пусть молва о тебе загремит,

Пусть не молкнет зычная слава твоя,

Мы желаем победы тебе!

Как решил великий

Одун Хаан,

Не ошибающийся никогда,

Не спотыкающийся никогда

В предопределеньи своем,

Пусть расширится твоя голова,

Пусть будет стремителен твой полет,

Чтоб никто не увидел следа твоего,

Чтоб не сглазил тебя никто!..

Летите быстрее падучей звезды,

Мчитесь оба теперь прямиком!

А там —

Будь что будет с вами потом! —

Так небесные богатыри

Заклинание произнесли —

И, как двойную стрелу с тетивы,

Богатырей послали в полет…

Свистя, как стрелы,

Хвостатой звездой

К закату летели они;

По кипучим, взвихренным облакам,

По тучам

Падучей звездой,

Скрученные петлей огневой,

Над пустынею снеговой,

Над пучиною ледяной

Моря Муус-Кюнкюйэ,

Над ревущей пургой

Они пронеслись;

Над пропастью,

Проклятой навсегда —

Древней Ап-Баадайдаан,

Над логовом старика

Даадар-Дуудэра — ловца,

Забрасывающего далеко

Свой смертоносный аркан,

На вертящийся остров

Примчались они,

Опустились на ледяной курган

Удаганки Уот Кюкюрюйдээн.

Легче пуха гагары,

Легче пера,

Два огромных богатыря

Опустились на остров гибельный тот —

На скользкое темя его,

Окованное сверкающим льдом…

Лед будто ворванью был облит.

На макушке скалы островной,

На трясущемся кургане крутом

Трудно было

Не шевелясь, устоять,

Да не трудно было с него соскользнуть

И обрушиться с крутизны

В бушующий под ногами прибой

Моря огненного Кудулу.

Сажен на десять в высоту

Взлетали гребни кипящих волн.

Вредоносный, удушливый пар

Серным облаком

Над морем вставал,

Пламенем лицо обжигал.

Брызги огненные, шипя,

Взлетали над бездной…

Красный огонь

Клокотал в ее глубине.

Над бушующим простором ее

Никакая птица не пролетит…

Порожденный в погибельные времена,

Кровожадный разбойник

О трех тенях,

Мира подземного исполин,

Свирепый боец

Эсэх Харбыыр

Удушливый воздух вдохнул глубоко,

Выдохнул черный дым,

Выдохнул тучу горящих искр;

Перехваченным голосом,

Густо сипя,

Начал он говорить, ворожить…

В речи его

Ропот звучал,

Жалобы,

Угроза, мольба…

Буйа — буйа — буйакам!!!

Буйаката — дайакам!!!

А-а, буян,

Обуянный злобой слепой!

Вот ты какой, удалец

Айыы Хаана

Хваленых племен!

Это вы-то —

Светлый, могучий род?

Это вы-то — избранный род,

С поводьями на хребте?

Это вас-то держит

Сила небес?

Ой, лопну от смеха!

Ой, умру!

Да много ли знаешь ты?

Да много ли понимаешь ты?

Это ты и есть — богатырь

Племен уранхай-саха?

Это ты-то

Защита их?

Ах ты — недоносок,

Нойон-богдо!

Ах ты — молокосос!

Как сперва расхвастался ты!

Расплата здесь тебя ждет!

Негде здесь шевельнуться нам,

Некуда ногою ступить;

Нам обоим

Исхода нет…

Кто виновен,

Кто невиновен из нас —

Некому разбирать!

Негде тут двоим устоять…

Я или ты —

Один из нас

В пучину сейчас полетит!

Пожрет одного из нас,

Поглотит бездонная пасть —

Клокочущая глубина

Моря огненного Кудулу…

О, великое божество,

О, хозяйка-дух

Огнемутных пучин,

Порожденная в начале времен

В бездонной глубине,

Удаганка могучая,

Бабка моя

Уот Кюкюрюйдээн!

Взываю к тебе,

Заклинаю тебя!

Выплыви из глубины,

Вынырни из волны,

Из бездны смерти взлети,

В беде меня защити,

Жребий мой падающий подхвати!

Ты спали своим огненным языком

Исполина средней земли

Нюргуна-богатыря!

Не могу я сам

Управиться с ним…

Опрокинуть его помоги

В море огненное —

В бездонную пасть!

И ты, великая ворожея

Трех преисподних моих,

Заклинательница подземных бездн,

С тройным дыханьем змея,

С шестизмеиной душой!

Ты — убивающая врага

Тысячей неуловимых чар —

Ытык Хахайдаан, сестрица моя,

Хлопающая в ладони во тьме

Бедственных, подземных глубин!

Поторопись,

Поскорей прилети!

Последний мой час настает…

Боюсь — угаснет,

Прервется вот-вот

Густое дыханье мое,

Черное дыханье мое!

Стань теперь защитою мне,

Встань за моей спиной,

Как непролазный железный лес!

Ты клялась

Быть опорой моей,

Если я — счастливый —

В беду попаду,

Неспотыкающийся —

Споткнусь! —

Не успел он заклятье произнести,

Не успел дыханье перевести,

Как на северной стороне

Распахнулся темный провал,

Словно зияющее жерло

Чудовищной дымоходной трубы…

Оттуда вылетела, свистя,

Трехголовая,

С раздвоенным хвостом,

Которым играл безумный илбис,

Взвилась на крыльях железных своих,

Перьями коваными звеня —

Острыми, как лезвия?

Копий отточенных боевых,

С хищно изогнутыми когтями

На медных лапах кривых,

Взмыла птица огромная

Эксэкю…

Медленно опустилась она

На вершину ближней горы,

Где шесть железных деревьев росло;

На корявые их суки?

На ржавые их верхи

Села птица,

Простерлась,

Как черный костер,

Устремила огненные глаза —

Молнией бьющий взгляд

В спину могучего богатыря,

Сына небесных айыы,

Чтобы смертоносным лучом

Дюжее тело его пронзить,

Душу его поразить.

Темный разбойник о трех тенях,

Эсэх Харбыыр,

Потешаясь, захохотал,

На радостях завопил:

— А ну-ка, ты —

Детина, взгляни!

Вот она сама —

Ытык Хахайдаан,

Прилетела сюда

Защитить меня,

Тут конец тебе!

Ну, а где защита твоя,

Где знаменитое племя твое,

Кто покровитель твой?

Видно, защита твоя —

Одни только слезы твои,

Не так ли? Эх ты, удалец! —

Так издевался над богатырем,

Так смеялся над ним адьарай —

Гоготал,

От смеха икал,

Хохотом глотку чесал.

Сыну солнечного улуса айыы

Не до смеха было теперь…

Горько было видеть ему

Торжество врага своего.

Всем простором земным

Он прежде владел,

А теперь стало тесно ему,

Он глубоко — всей грудью вздохнул,

Взгляд горящий

Ввысь устремил;

Слезы брызнули у него из глаз,

Стиснул зубы он,

Страшное заклятие произнес,

Горячую посылая мольбу

К старшей своей сестре,

Прославленной удаганке небес,

Прекрасной Айыы Умсуур,

У которой мощь,

У которой власть —

Заклинания петь

Восьми небесам,

Ворожить девяти небесам…

Слушай, смотри!

Слушай, смотри!

Солнечный мой улус,

Светлый мой род айыы!

Наступил погибельный срок,

Сила темная угрожает мне

Лицо мое загрязнить,

Позором славу покрыть…

Нет простора мне,

Нет опоры мне…

Мощь иссякает моя,

Дрогнул мой бестрепетный дух…

Грозный срок наступил!

Кровавый вор-адьарай

Коварством верх надо мною берет,

Обманом губит меня…

Оборвется здесь, упадет

В бездну огненной глубины

Железное солнце мое!

Заклинательница восьми небес,

Врачевательница девяти небес,

Дорогая сестра моя,

Удаганка Айыы Умсуур!

Одним отцом мы с тобой,

Матерью одной рождены,

Заклинаю — вспомни меня!

Если ты далеко,

Будь близко теперь!

Поспешай, лети,

Защити

Светлую душу мою,

Стань опорой моей в беде!

И ты, великая мощью своей,

Колдунья, хозяйка-дух

Моря огненного Кудулу,

Бессмертная владычица бездн

Уот Кюкюрюйдээн!

Ты не гляди на меня

Убийственным взглядом своим,

Пасти своей жерло

Не распахивай предо мной!

Я преследовал по горячим следам

Злого обидчика своего,

Рожденного в бранный век

Оборотня о трех тенях,

Эсэх Харбыыра-богатыря,

Вышедшего на разбой

Из преисподней зловонной своей,

Укравшего нашу сестру —

Красавицу Айталыын Куо

С восьмисаженной косой!

Я первый обиду ему не нанес,

Нет вины на мне!

Я его не ограбил, не обокрал,

Нет греха на мне!

Пусть в бездонной

Пасти твоей пропадет,

Пусть в огненной пучине сгорит

Тот, кто несет

Вину на себе,

Тот, кого черный грех тяготит! —

Не успел Нюргун Боотур

Заклинанье произнести,

Не успел дыханье перевести,

Блеснула молния,

Грянул гром;

Такой раскатился треск,

Будто раскалывалась гора…

Дрогнула на опорах своих

Заколдованная страна,

Всплеснула волны свои высоко

Моря огненного глубина…

В разрыве туч,

С высоты небес

Брызнул ослепительный свет;

Словно падающая звезда,

Рассыпая искристый след,

Рассекая воздух острым крылом,

Опустился небесный орел —

Бар Дьагыл,

С серебряным

Восьмиветвистым хвостом,

Подобным восьми полосам

Раскинутого широко

Монгольского большого шатра;

Летел небесный орел

На огромных, серебряных крыльях своих,

Подобных берестяным полосам

Со стены большой урасы;

Белые звенящие перья орла

Блестели, как боевые мечи.

С головой, как кумысный чан,

Молнии глазами меча,

Выпустив блестящие когти свои,

Как десять кос-горбуш,

Опустился с шумом орел

На темя крутой скалы,

На девять лиственниц вековых,

Сел на верхушки их,

Когтями их под себя подмяв;

Сел, похожий на белый костер,

И устремил свои

Немигающие глаза

На оборотня подземных глубин,

Исполина о трех тенях —

Эсэх Харбыыра-богатыря.

Адьарая сын

Искривился черным лицом,

Распялил широкую пасть,

Оскалил кривые клыки,

Из-под ладони взглянул

На серебряного орла

И, хохоча, промычал:

— Ча-а-чаа!

Что за чудо явилось тут?

Что за птичка порхает тут?

Какая женщина-госпожа

Примчалась ко мне сама! —

А кругом клокотал, бушевал

Огнереющего моря простор,

Подымались мутные волны ввысь,

Открывалась черная глубина,

Готовая поглотить

Того, кто в нее упадет…

Не серебряный небесный орел,

А звенящая серебром

Колдовских подвесок своих,

Сверкающая драгоценным шитьем,

В одежде с шелковой бахромой,

С мерцающим на груди

Золотым эмэгэтом своим,

Солнцем железным блестя,

Бубенчиками звеня,

Заклинательница восьми небес,

Врачевательница девяти небес,

Удаганка Айыы Умсуур,

Голосом звенящим своим

Запела заветную песнь,

Заклятие говорить начала…

Слушай, смотри!

Слушай, смотри!

Душу твою укреплю,

Силу удесятерю!

Это я заклинаю,

Это я обладаю

Непобедимыми чарами слов…

Удаганским тайнам обучена я

Могучей старшей моей сестрой —

Айыысыт Хаан…

Одежду, сверкающую огнем,

Тревожно взывающий бубен мой

С таежное озеро величиной,

С брякунцами на крестовине своей,

С бубенцами серебряными кругом,

Бубен мой, украшенный конским хвостом

И орлиною головой,

Мне вручили братья мои,

Солнцерожденные богатыри…

Красное, как огонь,

Священное одеянье мое,

Драгоценное облаченье мое,

Сверкающее,

Мелькающее,

В кружении вихревом,

С плавно качающимся кюнгэсэ,

Где солнце горит,

Где луна блестит,

На меня надели

Сестры мои,

Белые удаганки небес…

Весело скачет мой пегий конь;

Белым облаком в высоте

Белокаменная блестит

Двурогая шапка моя;

Непрерывно, гулко гремит

Бубен четырехугольный мой,

В гулкую кожу сама собой

Бьет колотушка моя…

Заклинательница небес,

Заклинаю я!

Дар, который мне

Дал для тебя

Грозный, бессмертный

Уот Дьэсегей,

Сгусток силы,

Солнечный желтый сок,

Заключенный

В утиное яйцо,

Кину я тебе!

Ты его налету

Поймай,

Проглоти,

Не пропусти мимо рта!

И тогда мы с тобой

Устоим, победим,

Дорогое мое дитя! —

Пропев заклинанье, она

Бросила богатырю,

Будто утки-гоголя яйцо,

Желтый небесный сок,

Сгусток силы,

Солнечную благодать,

Прямо в рот Нюргуну

Попасть норовя…

Богатырь айыы

Ртом поймал налету

Божественный дар сестры,

Проглотил —

И в теле своем ощутил

Десятикратную мощь.

Новой силой наполнились

Мышцы его,

Усталости как не бывало в них;

Окрепшие сухожилья его

Напряглись, как струны, звеня,

Выступили на шее крутой

Желваки затылочных мышц;

Будто синего огня языки

Слетали с его лица…

Огневым лучом

Засверкали глаза,

Окреп утомленный дух,

Прежняя твердость вернулась к нему;

Воспламенилась в его груди

Воинственная душа;

Увеличился ростом он,

Расширился грозно в плечах…

Устрашилась шаманка подземной тьмы,

Закружилась она,

Завыла она,

Затянула дикую песню свою,

Заклинать,

Колдовать начала…

Алаатанг-улаатанг!

Аа, какая напасть,

Аа, какая беда стряслась…

Исиллик, тасыллык!

Испепели, спали!

Ястребом налети,

Истреби!

Эчийэ-эминэ,

Туомуй-туомуй!

Эх ты, черная прорва моя,

Эх, горе мое!

Это я тебе принесла,

Для тебя припасла,

С трудом добыла

С преисподнего дна

Черной крови

Ком колдовской

Величиной с копну!..

Алаатанг-улаатанг!

А ну-ка, дитя дорогое мое,

Крови ком

Я брошу тебе,

Шире пасть разевай,

Хватай и глотай…

А не удастся поймать,

Страшного не миновать,

Пеняй тогда на себя,

Не упрекай меня!

Тут взмахнула рукой,

Метнула она

Сгусток крови,

Черный зловонный ком.

Адьарай разинул широкую пасть,

Брошенное поймал,

Проглотил,

Силу новую ощутил;

Бельмастые гляделки его

Блеснули серным огнем,

Ростом увеличился он,

Раздался в дюжих плечах,

Выдохнул клубящийся дым

И окрепшим голосом заговорил:

— А ну, парнишка-нойон,

Кто первый из нас начнет? —

Так спросил он,

Распялив широкую пасть,

Оскалив железные зубы свои…

Нюргун Боотур

Ответил ему:

— Ты первый привык нападать,

Грабить и воровать,

И теперь ты первый начни! —

Тут, рожденный в воинственный век,

Эсэх Харбыыр-исполин,

Трижды рявкнув,

Как разъяренный медведь,

Поддел Нюргуна,

Словно крюком,

Меж ног

Железной лапой своей,

Приподнял богатыря

И бросил его головою вниз…

Полетел исполин айыы

В море, в гремящий прибой,

В кипящую глубину;

Вверх ногами летел он,

Вниз головой…

Но мгновенно

Айыы Умсуур —

Великая чародейка небес

Огромный подставила бубен свой;

В бубен упал Нюргун Боотур,

Остался он невредим,

Напрасно расторглась под ним

Кипящая круговерть

Огненной глубины.

Сомкнулась водная пасть,

Вздулась голодной волной,

Отхлынула тяжело…

Грозный воитель

Нюргун Боотур

Грузной поступью поднялся

На сверкающий ледяной курган,

Адьарая-богатыря

Поперек поясницы схватил,

Поднял в воздух

И бросил вниз головой

Прямо в разъятую пасть —

В бушующий водоворот глубины…

Ахнула Ытык Хахайдаан,

Ударила ладонь о ладонь,

Подставила бубен свой

С подземное озеро величиной,

Чтобы подхватить налету

Падающего богатыря.

А не тут-то было!

Айыы Умсуур

Дохнула жарким дыханьем своим,

Продула дыханием огневым,

Прожгла она в бубне дыру.

Порожденный в воинственный век,

Богатырь подземной страны

Сквозь прожженный бубен сестры своей

Пролетел

И рухнул в водоворот,

В кипящую глубину,

Сомкнувшуюся над его головой…

Великий воин средней земли,

Увидев гибель врага,

Воскликнул:

— Уруй! Уруй!

Слава и торжество! —

Тут обернулся Нюргун

Белым кречетом — и взлетел

С ледяной вершины

Кургана того;

Над гибельным островом поднялся,

Прочь от пасти

Бушующей глубины…

Вместе с сестрой своей,

Пронзительно крылами шумя,

Подымался все выше он

Над бедственным ледяным путем

К пределам средней земли.

Колдунья подземных бездн,

Дух преисподней —

Ытык Хахайдаан,

Ударяя в ладони свои,

Отчаянно вопя и визжа,

Ринулась в огненную глубину,

Рыбой смерти оборотясь…

Долго ныряла она,

Хоть крупицу кости,

Хоть кожи лоскут

Потонувшего богатыря

Пытаясь в море найти.

Да ничего не нашла…

Из пучины вынырнула она

И великий плач начала…

О ужас, о страх, о беда!

О горе мое, о потеря моя!

Рожденный в воинственный век,

Кровожадный разбойник о трех тенях

Эсэх Харбыыр удалой

Доворовался, погиб,

Довоевался, пропал!

Видно, час расплаты настал,

Видно, повстречался ему

Ратоборец, достойный его…

В огненном море он утонул,

Сгорел, навеки пропал…

Пусть погибельный Нижний мир,

Пусть три глубоких бездны его

Плесенью толстою зарастут,

Затянулся ледяною корой,

Застынут на девять веков!

Ты, хозяйка моря огня,

Темная сила

Бездонных глубин,

Уот Кюкюрюйдээн,

Исчезни и пропади,

В бездне своей захлебнись!

Если я сама отныне хоть раз

В сторону рода айыы погляжу,

Если косо на них взгляну —

Пусть я шею себе свихну!

Каюсь я,

Казнюсь, да поздно теперь…

Широких людских путей

Больше не пересеку,

Поперек дороги не встану у них!

Тут взвилась,

Улетела она,

Скрылась, мелькнув, как тень,

В северной стороне.

А Нюргун Боотур

И Айыы Умсуур

Миновали восьмиизвилистый путь,

Из бездны бедственной поднялись,

Достигли средней земли;

Тут остановились они…

Заклинательница восьми небес,

Врачевательница девяти небес,

Айыы Умсуур Удаган,

Огневыми глазами блестя,

Выкормышу своему,

Младшему брату — богатырю

Молвила такие слова…

Гляди и внемли!

Как зеница ока ты для меня,

Как десна моих белых зубов,

Трудно мне расстаться с тобой!

Взлелеянное мною дитя,

Великим ты вырос богатырем,

Горжусь, любуюсь тобой!

На зов твой примчалась я,

Бросила место свое

В ту пору, когда —

По воле владык

Трехъярусных белых небес —

Поставлена была охранять

Восьмигранный, прозрачный

Кристальный столб —

Твердыню опорную

Трех миров.

Я поставлена там была

Заклинаньями охранять

Незыблемость опоры миров,

Чтоб не шаталась она,

Чтоб не колебалась она

От качанья подземных глубин,

От грохота непрерывной борьбы…

Это священное место свое

Самовольно бросила я

Для того, чтоб тебя спасти.

Боюсь, на меня за вину мою

Будет гневаться древний Одун Хаан,

Будет под стражей меня держать…

Но если опять,

Дорогое дитя,

В беду попадешь,

Ты меня призови.

Как бы я ни была далеко,

Я услышу и прилечу!

Чем бы я ни была занята,

Все оставлю — примчусь, появлюсь

Быстрее падучей звезды!

Укрою тебя

От любой беды!

Я — такая:

Где появляюсь я —

Неспроста мой приход,

Не зря!

Широк мой шаг,

Глубок мой след,

Высок мой лёт,

Расстояний нет для меня.

Расстанемся, мне пора…

Ступай вперед,

Не бойся преград,

Не знай никаких помех!

Долгий век живи,

Беды не страшись…

Три долгих века живи!

Будь невредим!

Надолго прощай! —

Трижды Айыы Умсуур

Поцеловала его,

Брата младшего своего,

А потом — Нюргун разглядеть не успел,

Как превратилась она

В стерха, белого журавля,

С красными ножками,

С клювом граненым,

С темными дужками на глазах…

Звонким голосом прокричав,

Шумно птица-стерх поднялась,

В высоту стрелой понеслась

И растаяла облачком снеговым

В блистающей синеве.

Племен айыы-аймага

Прославленный богатырь,

Неколебимой земли

Неутомимый боец,

Ко рту приставив ладони свои,

Начал кликать коня,

На четыре стороны зов послал

Голосом зычным своим…

Эгей! Эгегей!

Как повелел тебе

Великий Уот Дьэсегей —

Посланный мне служить,

Посланный мне помощником быть,

На крыльях меня носить,

В блистающей высоте

Высоких белых небес,

Стоя рожденный мой

Конь Вороной!

Ко мне! Ко мне!

Победа за мной,

Повержен злодей!

Высоко взлетел

Удачливый жребий мой!

Уруй-айхал!..

Как бы ни был ты далеко —

Прискачи,

Примчись, прилети!

Срок наступил

Дорогу пробить,

Девятиизвилистый путь

Пустынею протоптать!

Не успел он эти слова сказать,

Не умолкли еще вдали

Отголоски зычные

Зова его,

А с восточной, солнечной стороны,

Где блестела утренняя заря,

Сквозь перистые облака,

Подобные пестрине

На груди тетерки лесной,

Показался летящий пернатой стрелой

Крылатый конь вороной…

Сверкающей падучей звездой,

Рассекая с громом

Воздух густой,

Стремительно конь прилетел,

Серебром четырех копыт

Ударился о скалу

Так, что брызнули молнии

Из-под копыт,

Так, что с грохотом

Раскололся гранит…

Резво конь к хозяину подбежал,

Весело, ретиво заржал,

И замер, стал перед ним

Носом к носу,

Лицом к лицу…

Ласково огладил Нюргун

Шею трепетную коня,

Гриву пышную потрепал,

Другу радуясь своему,

В морду поцеловал…

Отгулялся на воле конь,

На три пальца жиром

Покрылся он,

Округлились могучие мышцы его,

Засверкала гладкая шерсть;

Раздувались радостно ноздри коня,

Нетерпеливо переступали

Резвые ноги его.

Тут Нюргун достал из уха коня

Комочек волосяной,

Обернувшийся вмиг перед ним

Красавицей Айталыын Куо,

Милой его сестрой.

Радовался Нюргун Боотур,

Любовался сестрой своей;

Еще краше стала она…

На юных ее щеках

Вечерняя играла заря,

На белом открытом лбу

Блестела утренняя заря;

Черные брови ее —

Камчатские соболя —

В линию вытянуты одну;

На пушистых ее щеках

Румянец вспыхивал огневой,

Напоминающий двух

Огненно-красных лис.

Из-под ее тенистых ресниц

Яркие сверкали глаза,

Робкий, сердечный,

Сладостный взгляд;

Очертанья стройного тела ее

Сквозь дорогую одежду видны,

Сквозь нежное тело

Кости ее

Брезжущий излучают свет,

Видно, как переливается мозг

Сквозь тонкие кости ее —

Так светла, прозрачна она.

Невиданная на земле,

Совершенна ее красота…

О, как поступь ее легка!

О, как радость ее полна!

Счастливая — к брату она подошла,

Низко поклонилась ему,

А брат-богатырь

Несказанно рад,

Что она жива и цела, —

Обхватил руками лицо сестры,

Крепко поцеловал.

И сказал Нюргун Боотур,

Защитник средней земли:

— Я забить, завалить хочу

Проклятый этот провал,

Дорогу в подземный мир,

Чтоб не вырывались оттуда к нам,

Не исторгались уже никогда

Погибель, смерть и беда!

Этот ужасов полный провал,

Этот путь Муус-Кюнкюйэ.

Бездонную эту дыру

Я на девять веков заткну,

Наглухо завалю! —

Молвив это,

Нюргун Боотур

Отколол от ближней горы,

Отвалил огромный утес

И бросил его

В бездонный провал,

В зияющее жерло,

Где спуск был в подземный мир;

Он с такою силой бросил утес,

Что грохот из пропасти долго летел,

Как дальнего грома отгул…

Только грохот в бездне утих,

Только раскатистый отзвук умолк,

Дух дороги бедственной той,

Прятавшийся в кустах,

Черный, чалый

Ворон взлетел;

С пронзительным карканьем он,

Трижды круг в высоте очертив,

Человеческой речью проговорил —

Прокричал такие слова.

Алаатанг-улаатанг, богатырь!

Опрокинул ты гору в провал,

Адьараев древний путь заградил,

Ты дорогу в подземный мир завалил,

Ты великий грех совершил…

Этим путем испокон веков

Три племени трех великих миров

Опускаться могли, подыматься могли.

Пусть верхний широкий путь

Не пропустит душу твою,

Не примет трех твоих темных теней!

Пусть нижний страшный путь

Никогда не пропустит тебя!

Жертвой несчастья стань

На девяти поворотах дорог!

Попадай в беду, пропадай

На восьми перекрестках дорог! —

Такое проклятие прокричав,

Все пути зловеще закляв,

Черный, чалый ворон,

Как тень, улетел,

Скрылся на северной стороне

Хмуро нависших небес.

Услышав заклятье его,

Ничего не сказал Нюргун Боотур,

Только вдруг усталость почувствовал он,

Внезапно спать захотел;

Дрему не в силах преодолеть,

Прямо на землю он прилег

И сразу крепко заснул.

Так беспамятно он заснул,

Так он громко во сне храпел,

Что отгул раскатывался вдалеке,

Откликался эхом стократ

По чащобам темных лесов,

По ущельям горных хребтов…

Как мехи кузнеца Куэттээни,

Подымались его бока,

Раздувались ноздри его.

От могучего дыханья его

Шумела степная трава,

Шелестела густая листва,

Раскачивались дерева.

Так в пустыне бедственной той

Тридцать суток проспал Нюргун…

Налетели белые облака,

Навалились черные облака,

Повалил, закружился снег,

Закипел свирепый буран,

Стало холодно на земле…

Ночь прошла,

Пурга улеглась,

Солнце выглянуло,

Блеснув на снегу,

Засвистела пташка в кустах…

Семь оленей пегих в упряжке одной

Вылетели из чащи лесной,

Испугались, шарахнулись вбок

И остановились, дрожа…

Тут на длинных нартах своих

Показался старый тунгус — Сортол,

Выронил он из рук

Погоняльную палку свою.

Пытался палку достать,

Да не мог дотянуться рукой…

Плачущим голосом стал

Жалобно он причитать…

Аарт-татай! А, приятель-сосед!

Ох, старость моя…

Ох, усталость моя!

Что хуже и тяжелей

Долгих дорожных мук,

Боли обмороженных рук?

Я — самый убогий,

Бедный тунгус —

Измучен, простыл до костей,

Изголодавшийся и больной

Еду — еле живой…

Стремительный Нюргун Боотур,

Если бы он не спал,

Пожалел бы меня, старика,

Уж он-то помог бы мне.

Сестрица моя, Айталыын Куо!

Пожалуйста, палку мою подыми!

Нечем без палки мне погонять

Упрямых зверей моих,

Упряжных оленей моих! —

Так Сортол сказал

И кланяться стал,

Лбом о свое колено бия,

Косицей седой тряся…

Красавица Айталыын Куо

Сжалилась над стариком,

Нагнулась, хотела поднять

Погоняльный олений шест,

В этом миг ударило что-то ее,

Потемнело у ней в глазах.

Как опомнилась Айталыын Куо,

Видит она, что лежит

На нартах,

В ногах у тунгуса того;

С гиком гнал упряжку тунгус,

Белым облаком окружен;

Семь быстроногих оленей его,

Словно призраки, не касаясь земли,

Летели, дыша огнем…

Ай, красавица с восьмисаженной косой,

Айталыын Куо, подруга моя!

Как простодушно поверила ты,

Что от голода мог ослабеть,

Что мог до костей простыть

Ардьаман-Дьардьамана сын,

Отважный тунгус-богатырь,

Бохсоголлой Боотур удалой!

Какое сокровище я украл,

Какую редкую дичь поймал!

Хорошо, что будет в жилище моем

Достойная хозяйка-хотун,

Подруга — милая для меня! —

Так говоря, тунгус миновал

Девять перевалов крутых,

Восемь диких горных кряжей…