Глава десятая А Ксюшка в это время…

А Ксюшка в это время набрала в рот воды да как прыснет над столом. И вдруг в воздухе повисла — радуга. Повисела, повисела и опала вместе с водяной пыльцой. А в окно бьёт солнце. Ксюшка прыснула ещё. И снова радуга встала. Прямо в кухне. Только любоваться ею было некогда. Ксюшка не просто так водой прыскала, она платье своё мочила. Пересохло оно на балконе.

Утюг плавно скользил по красной поверхности и деловито шипел, когда наплывал на тёмные островки от водяных брызг. После шипенья за ним оставалась такая гладкая полоса, что по ней хотелось проехать на коньках.

Ксюшка гладила, стоя на одной ноге. Вторую, с разбитой коленкой, она поджала, будто собираясь играть в классики. Коленка нестерпимо болела. Казалось, в ней кто-то сидит, дырки просверливает, и от этой сверлящей боли нога накаляется, как утюг.

В маминой аптечке, кроме валидола и глазных капель, ничего не было. Чем же её полечить, эту невозможную коленку? И спросить не у кого. Все на работе. И петь громко нельзя: соседка ругается.

Вот если бы лечь и не шевелить ногой… Но в комнате очень громко и требовательно тикает будильник. Чем меньше остаётся времени, тем слышнее его голос. Так бывает с будильником всегда, если Ксюшка опаздывает в детсад за сестрёнкой.

Платье ещё не остыло, когда Ксюшка надела его.

Больнее всего коленке было на лестнице. Ступеньки будто подросли за нынешний день. Пришлось съехать по-мальчишески на перилах.

По асфальту идти было легче. Он ровный, потому что новый. Но скоро пустырь начнётся, там камни да ямы. Но ничего, зато песни петь можно. Громко.

Ксюшка прибавила шаг.

Загрузка...