«Хоть бы Олег скорее пришёл», — уныло думал Петька.
Но вдруг он упёрся спиной в забор, будто захотел втиснуть себя в доски. Забор затрещал и стал крениться: вот-вот упадёт на землю.
Прямо перед Петькиным лицом бесшумно выросла чёрная пёсья морда. Злая. Клыкастая. Огромная. Петька почему-то вспомнил маму, но у него пропал голос и сразу заболел живот. Он ужасно боялся взрослых собак всю свою сознательную жизнь. Когда-то в далёкие дошкольные годы его укусила большая собака. Но самое страшное было то, что после Петьке делали уколы. От бешенства. Много. Огромной иголкой. И с тех пор при виде большой собаки у него начинал болеть живот. Так и сейчас.
Петьке казалось, что собачья морда занимает небо и землю.
Всё! Последние секунды жизни. Петька зажмурился.
За забором в саду что-то гулко падало на дно пустого ведра.
«Яблоки собирают, — мелькнуло в сознании. — Бух — анис, бух — антоновка. Бух-бух-бух… А может быть, груши?»
Петька встрепенулся и открыл глаза.
Морда по-прежнему глядела на него.
«Глаза у неё карие, — с удивлением заметил Петька. — На веках ресницы. Как и у людей. А уши — одно вверх, другое опущено, как у моей меховой шапки».
Вот морда опустила второе ухо и проговорила:
— Разве ты не помнишь меня?
— К-как н-не помню? — переспросил Петька с собачьим акцентом.
— Конечно, не помнишь: я сильно изменился с тех пор.
— С каких пор?
— С детства.
Петька не понимал.
— Вспомни, ведь ты отнял меня у ребят.
— Так разве это был ты?
Забор облегчённо вздохнул вместе с Петькой и выпрямился. Несколько лет назад Петька спас малюсенького щенка, которому мальчишки хотели отрубить хвост. Пришлось отчаянно подраться. Если б тогда не подоспел Мишка, неизвестно, что с Петькой было бы. Пока шла драка, щенок убежал, поджимая свой спасённый хвост.
— Какой он стал у тебя! Пушистый, большой! — залюбовался Петька, но погладить собаку всё-таки побоялся.
— Дело не в том, какой он, — добродушно продолжал пёс, — главное, что он есть. Ты спас мне улыбку.
— Улыбку? — недоверчиво переспросил Петька.
— Ну, конечно. Мы же улыбаемся хвостом.
— Как так?
— Вот смотри.
Лохматый хвост завилял, и Петька увидел, что пёс действительно улыбается.
— Спасибо тебе, друг, — преданно сказала собака и лизнула Петькину руку, — тебе здорово тогда из-за меня досталось.
— Не стоит! — небрежно бросил Петька и без опаски погладил пса.
Шерсть была пыльной и от этого шершавой.
— А как тебя зовут?
Пёс сразу перестал улыбаться и шумно вздохнул.
— Ковердайл.
— Ка-ак?
— Ковердайл, — чётко повторил пёс.
— Интересно!
— А что тут интересного? Мой бывший хозяин в книжке это имя вычитал. Но та собака была колли — шотландская овчарка. А я-то русский. Дворняга.
Петьке показалось, что на пёсьи глаза навернулись слёзы.
— Есть такие замечательные имена — Шарик! Бобик! Полкан! — продолжал пёс. — Моего отца звали Барбосом. О таком прекрасном имени можно только… скулить.
— А почему хозяин бывший? — заинтересовался Петька.
Собака молча отвернулась.
— У тебя теперь нет хозяина?
— Нет.
— Он умер?
— Жив, жив, — отрывисто тявкнул пёс. — Он предал меня. Продал.
— Предал или продал?
— Это одно и то же, — пёс снова повернулся к Петьке. — Я его сколько раз из беды выручал. А он меня… чужому человеку… за деньги… Тот хотел меня на цепь посадить, плёткой грозился. Но я верёвку перегрыз и сбежал.
Тут чуткие собачьи уши поднялись, потом опустились и снова резко поднялись. Пёс замер, насторожился.
Петька перестал дышать: он хотел услышать то, что слышит пёс. Но было удивительно тихо.
И вдруг тот исчез так же бесшумно и внезапно, как появился. Удивлённый Петька позвал собаку.
— Койведарл, Корейдаль…
Имя было громоздкое, неудобное, еле поворачивалось во рту.
— Корвелдай, Койдеврал, Ковердайл, тьфу!
Петьке сразу стало легче, будто наконец выплюнулось это многоугольное слово. И тут он вспомнил, что отец у пса был Барбос, значит, его можно звать Барбосычем. Зовут же Степанычем Петькиного дядю.
— Барбосыч, Барбосыч! — позвал он.
Никто не отозвался.
Почему же он так неожиданно сбежал? Может быть, услышал чьи-то шаги? Чьи?
Бурьян зашевелился, и Петька увидел перед собой закадычного друга — Олега Маслова.