О маленьких волшебниках и Петькиных друзьях

Глава двадцатая Пусть будет девчонкой

Ребят собралось целый двор. Убедить их в том, что Ксюшка всегда говорит правду, Петьке было нетрудно. Зато раскрыть глаза на Олега оказалось гораздо трудней. Тут одних слов было мало. Требовались факты.

— Олег, выйди, поговорим! — крикнул Петька, подойдя к раскрытому окну.

Но Олег не вышел. Двор настороженно молчал.

— Думаешь, не слышим, как ты топаешь? — вставил Мишка. — Я давно твои шаги через стенку выучил.

Шаги прекратились. Но Олег даже не показался в окошке.

Тогда Гришка ухватился за подоконник, подтянулся и заглянул в комнату. Комната была пуста, только на полу валялись Олеговы босоножки носами в разные стороны. Видно, Олег сбросил их, услышав Мишкины слова.

Гришка ловко перемахнул через подоконник и очутился в комнате. Он выбрал одну из босоножек и спрыгнул во двор к ребятам. На подошве красовалась заплатка, которая, по словам Мишки, была похожа на запятую, только большущую, а по словам Гришки — на щенячий хвост, только малюсенький. Гришка показал её всем, а потом вдавил подошву в землю рядом с бандитским следом на клумбе. Отпечатки оказались совершенно одинаковыми. Это было убедительно.

Двор возмущённо загудел.

— Эх ты, Олег, враль несчастный, — крикнул кто-то из ребят.

— Не Маслов ты, а Маргаринов! — поддержал другой голос.

— Малгалин не хочу, он не вкусный, — картаво произнёс мальчуган в полосатых трусах и сморщил рожицу.

Гришка опять вспрыгнул на подоконник и швырнул босоножку в комнату. Она плюхнулась на пол, повернулась носом к раскрытому окну и посмотрела на Гришку своей блестящей застёжкой. Может быть, ей захотелось убежать от своего хозяина?

И вдруг Гришке показалось, что кто-то всхлипывает в ванной. Но, возможно, это просто капало из крана.

В это время Петька увидел Ксюшку. Она успела переодеться. Платье было узкое, и поэтому шла она не размашистым, мальчишеским шагом, а какой-то незнакомой походкой. И от этой необычной походки появилось в ней что-то новое. Красивое. Даже то, что она прихрамывала, очень шло к ней сейчас. Петька и раньше видел её в этом платье, но только теперь разглядел, какое оно весёлое. Оказывается, всё платье в окошках. Вокруг них голубое, а в самих окошках — оранжевое, будто внутри свет горит.

Ребята во дворе шумели, выкрикивали всякие обидные для Олега слова. А мальчуган в полосатых трусах размахнулся и даже швырнул мяч, но он не долетел до дома. Будь во дворе камни, несдобровать бы Олеговым стёклам.

Лицо у Ксюшки треугольное, веснушчатое, но Петьке казалось: будь оно другим — и глядеть бы в него не стоило.

«Ну зачем ей становиться мальчишкой? — подумал Петька. — Пусть будет девчонкой. На всю жизнь».

Отчего Петька так подумал, они сам не знал.

Ксюшка остановилась поодаль и ничего не спрашивала. Ребята, увидев её, постепенно смолкли.

— Слыхала, Олег фамилию переменил, — крикнул Мишка, — он теперь не Маслов, а Маргаринов.

Она улыбнулась и подошла к ребятам.

Во дворе появились обе Петькины бабушки. У маминой мамы было вконец расстроенное лицо, и она, как ни странно, казалась от этого моложе.

— Успокойся, доченька. Всякое бывает, — говорила ей папина мама. — Хочешь, я тебе на ужин манной каши сварю?

Ребята окружили бабушек. Мамина мама посмотрела на всех совершенно убитым взглядом, тихо сказала: «Срезалась», и уголки губ её предательски дрогнули.

Общий вздох ужаса замер в воздухе.

— Тройка, — добавила она и вытащила из кармана носовой платок.

Все облегчённо вздохнули и зашевелились.

— Не расстраивайтесь, Зоя Иванна! Тройка — чепуха! Пересдадите!

Но каждый из ребят понимал, что для бабушки тройка равносильна колу, потому что она никогда кроме пятёрок ничего не получала.

Бабушка горько улыбнулась, спрятала платок в сумку, потом оглядела всех и сказала:

— Сейчас устроим собрание. Я вижу, вы уже собрались. Меня ждёте?

— Нет, — чистосердечно сказал Мишка, — не ждём.

Бабушка в упор посмотрела на Петьку.

— Сами выяснили? Узнали, кто поломал цветы?

— Да, — твёрдо ответил Петька.

Бабушка не спросила, кто это. Может быть, она давно догадывалась о виновнике? Сразу повеселев, повернулась ко второй бабушке.

— Тебе не кажется, что у нашего внука появляется своя голова на плечах?

Папина мама кивнула.

— А как же! Давно пора, — и заторопилась в дом: у неё были свои хозяйственные заботы.

А мамина мама неожиданно разбежалась да как даст ногой по мячу, который лежал на асфальте.

Раздался очень знакомый всем ребятам звон, от которого всегда хотелось бежать врассыпную и вспоминалась прокуренная комната домоуправления. На тротуар посыпались стёкла. Во дворе стало тихо, как бывает на стадионе перед одиннадцатиметровым штрафным ударом. Потом Гришка деловито и серьёзно сказал:

— Не бойтесь, Зоя Иванна, вину мы возьмём на себя.

И тут Ксюшка разразилась смехом. Ребята возмущённо посмотрели на неё, потом — туда, куда она показывала. Дружный хохот потряс двор.

Бабушка даже растерялась. Ребята прямо хватались за животы, а Гришка упал на лавочку и от смеха дрыгал своими циркульными ногами.

Бабушка хотела было обидеться, но, посмотрев туда, куда указывали ребята, чуть не зарыдала от хохота и обхватила руками дерево. Воробьи стаей слетели с крыши, уселись на Олегов подоконник и недоумённо глядели на хохочущих людей.

Оказывается, учёная бабушка выбила стекло в своей собственной комнате.

Когда, наконец, бабушка смогла говорить, она шёпотом попросила ребят:

— Не проговоритесь, пожалуйста, обо мне моей дочке, Петиной маме. А то она опять скажет, что это — непедагогично!