О носах и замка́х

Часть II. Глава 5. Ночные дела.

Глава 5. Ночные дела.

Что можно сказать о кабаре «Три Чулка»? Как минимум, то, что чулок здесь было намного больше трех. Ну, и еще то, что «Три Чулка» – единственное работающее кабаре в Саквояжном районе.

Когда-то в Тремпл-Толл сверкало огнями и гудело ночами напролет огромное, занимающее полквартала, кабаре «Тутти-Бланш». Оно и сейчас там, на Бремроук: холодный мрачный дом, окна его заколочены, связка ключей от всех его дверей покоится в желудке одного из канализационных сомов, а ветер треплет афиши с именами, о которых никто сейчас и не вспомнит. Его обходят стороной, поскольку оно несет в себе нечто дурное, вызывает озноб одним своим видом.

Что касается «Трех Чулок» на улице Граббс, то его дела шли не в пример лучше, и отбоя от посетителей здесь не было. Еще бы, кто в здравом уме откажется полюбоваться на красоток, послушать вульгарные куплеты со сцены и поупражняться в убийстве комаров при помощи ладоней, образно выражаясь естественно.

«Три Чулка» – это ночное заведение, открывающее свои двери в десять часов вечера. Первый номер на его сцене начинался за час до полуночи: обычно это что-то легкое, не сильно горячительное – вроде аперитива перед несколькими часами запоздалого ужина, состоящего сплошь из… перчинок.

Место это пользуется успехом у людей, которых в Тремпл-Толл называли «цепочниками» – теми, у кого хватало денег на цепочку к жилетным часам, – но по правде, чтобы попасть туда, нужно было иметь значительно больше денег, и речь не только лишь о цене за входной билет. Поэтому всяческому отребью без гроша в кармане, а иногда и без самих карманов, внутри были не слишком-то рады.

Помимо кусающихся цен, за препроваживанием незваных гостей прочь следили и несколько громил, коротко стриженных обладателей шишковатых голов и огромных кулаков. Эти господа всегда пребывали в дурном расположении духа и чувством юмора не отличались. Очевидно, они даже языка не знали, поскольку ни в чем убедить их было практически невозможно. Господа громилы равнодушно стояли и зыркали на вас своими глубоко посаженными мелкими глазками, пока вы устраивали у входа свой моноспектакль: «Но это было предсмертное желание моей бедной матушки! Она так хотела, чтобы я попал внутрь!», или «Вы знаете, я страдаю жуткой болезнью, и доктор прописал мне посещение кабаре…».

Отбоя не было также от многочисленных якобы родственников, которые то и дело просились передать что-то для девочек – их всякий раз выбрасывали в канаву или проволакивали мордой по лужам. Самых настырных отводили к черному входу кабаре в Панталонном переулке, где им преподавали короткий, но емкий курс манер. И тем не менее, поток лезущих во все щели все прибывал. Их было столько, что они могли бы даже открыть свой профсоюз, борющийся против жестокого обращения с невинными родственниками певиц и танцовщиц. К слову, у самих упомянутых певиц и танцовщиц своего профсоюза так и не было…

Ночью кабаре «Три Чулка» было видно издалека, благодаря пурпурным фонарям над его главным входом. Этот мягкий липкий свет приманивал к себе, словно мотыльков, джентльменов разных мастей, которые и подумать не могли, что на деле им действительно стоит поостеречься дабы уберечь крылышки.

Темные переулки и закоулки поблизости от здания кабаре кишмя кишели личностями несколько иного толка. Господа с кровожадными улыбками поджидали любого, кто ближе к утру будет идти из «Трех Чулок» в одиночку и навеселе, либо же будет выставлен вон за дурное поведение. Они, эти душевные личности, были готовы предоставить мистеру Неудачнику свои услуги – проводить до ближайшей подворотни, облегчить его карманы, а если будет дергаться, то и оставить на память пару отметин на жирном брюхе или тонкой шейке. Некоторые из местных бандитов работали вместе с девочками из кабаре. Те, бывало, даже шутливо передавали весточку через глупеньких пьяненьких джентльменов своим «кузенам»: вот ты кокетливо приобнимаешь восторженного дурачка, дурманишь ему голову фиалковым флёром, кладешь ему в карман любовную записочку, и вскоре он сам несет ее, будто обычный почтальон, в лапы какого-нибудь отъявленного негодяя со страстным взглядом, шармом крысиного благоухания и великосветскими прогалинами на месте отсутствующих зубов.

Подобные случаи нападения на завсегдатаев «Трех Чулок» были нередкими, поэтому, помимо влезания в лучший гардероб, обливании себя духами и обязательного похода к цирюльнику, чтобы освежить лицевую шевелюру, опытные гуляки брали с собой оружие: обычно трость или же револьвер. И то верно – лучше озаботиться заранее и пристрелить парочку крыс, чем дать им искусать твои ноги. Была даже история о некоем цепочнике, которого местные проходимцы обчищали так часто, что однажды ему это надоело, и он притащил с собой в кабаре рычажный пулемет. Видимо, это ему показалось более логичным, чем попросту отменить свои походы в «Три Чулка»: он, как и многие, считал, что проще вооружиться, чем воспротивиться этой тяге, этому зуду, который толкает джентльмена на улицу Граббс как только начинает темнеть.

Что ж, не стоит отказывать себе в удовольствии. Сотня фунтов за входной билет, и вы попадаете за ширму. Перед вами предстает помесь курительного салона и будуара, а также – чуть-чуть фривольного театра. Просторный зал заставлен столиками, в его дальнем конце располагается сцена с пианино и автоматоном во фраке за ним. Девушки, будто некое подобие угодивших в сети рыбок (из-за чулок) и пленительных экзотических птиц (из-за перьевых боа), разносят напитки и сигары, шутят и флиртуют… и смеются. Всегда громко и ярко смеются, как будто им весело. Они так обходительны и заботливы, словно джентльмены за столиками – лучшая в мире публика. И никто не хочет думать о том, что «лучшая в мире публика» сменяется каждый вечер. А девушки улыбаются уже новой партии обладателей похотливых глаз, раскрасневшихся щек и облизывающихся языков.

На сцене в свете софитов происходит какое-то действо. То ли пьеска, то ли музыкальный номер, но постановка лишь добавляет шума и суеты в кабаре. На сцену пока что не вышли ни танцовщицы, ни певички, а луноликая Фифи Фуантен лишь начала принаряжаться в одной из гримуборных за кулисами.

Посетители занимают свои места, здороваются друг с другом, встречаются со знакомыми, придают важности своим персонам, как будто за этой дверью они не клерки из какой-нибудь занудной конторы, или не владельцы лавок, продающих рутину и тягомотину, или не доктора из Больницы Странных Болезней, едва успевшие вымыть кровь из-под ногтей. Нет, сейчас они важные фрукты. Выгуливают свои прически, вроде «Влажного бархата Барбье», «Облачных завитков Рене» или «Сухого Геррити». На них – их лучшие жилетки и запонки, цепочки карманных часов блестят, отполированные. Их жен сейчас тут нет, и все они прикидываются, как будто это вовсе не они, а более интересные люди, и их знакомые им подыгрывают, ожидая что кто-то подыграет им самим. Просто какое-то столпотворение незнакомых знакомцев и удивительных встреч. Они видели друг друга еще этим утром, но ведут себя так, словно встречались давным-давно, почти что в прошлой жизни – буквально на той неделе, на прошлом вечере в «Трех Чулках»…

…Как и всегда, внутри «Трех Чулок» клубился дым. По большей части нежный, в оттенках пурпурного, поднимающийся от сигар, сигарилл, папиреток, из трубок и даже из бокалов с чудны́ми коктейлями. Табак «Воздушный Поцелуй Лизетт», согласно давно устоявшимся традициям этого заведения, курился лишь здесь, поскольку в городе считался вульгарным. Он был довольно сладким, чуть приторным, но неизменно горчил и оставлял после себя легкий след разочарования. Практически как любой воздушный поцелуй. Мало кому этот табак на деле нравился, но не курить его здесь было грубейшим нарушением этикета, установленного в «Трех Чулках».

И тем не менее, за одним из столиков у сцены два грубияна и нахала курили вонючего «Моржа», от которого расползались в стороны густые, почти не рассеивающиеся тучи синего дыма. Дым этот, помимо того, что через него было плохо видно, жутко вонял, лез в ноздри и вызывал чихоту.

Возмущение прочих посетителей росло, и в какой-то момент седовласый джентльмен с подкрученными усами не выдержал и обратился к одному из грубиянов:

- Милейший, я бы попросил вас прекратить! Это просто неслыханно!

- Что?- Толстяк повернулся к соседу по столику.- Бёрджес, я, разве, похож на милейшего?

- Нет, Мо, в тебе точно нет ничего милого,- ответил тот и, выдохнув в лицо возмущенного старика струю зловонного дыма, расхохотался.

Кенгуриан Бёрджес и Монтгомери Мо сидели за одним из столиков напротив сцены. Это было просто превосходное место, и Бёрджес был весьма удивлен, когда их к нему провели. Он поделился своими подозрениями с Мо, но тот важно заявил: «А что ты хотел? Для нас только лучшие места!». Слушая хвастливое заверение толстяка, Бёрджес лишь покачал головой: слишком давно он его знал и понял, что тот удивлен не меньше него самого.

Вскоре многие странные обстоятельства, связанные со столиком, раскрылись сами собой. В какой-то момент, когда Мо громко и экспрессивно делился с окружающими своим видением, куда именно стоит убираться любому, кого что-то там не устраивает, на их столик упал слепящий луч прожектора.

Бёрджес покачал головой и проворчал:

- Вот не можешь ты заткнуться, когда надо. Ты все испортил, идиот.

Мо ничего не видел из-за проклятого слепящего фонаря, он щурился и прикрывал лицо рукой.

Все взгляды устремились на них.

- Дамы и господа! Леди и джентльмены!- раздался визгливый голос прощелыги-конферансье, прыгавшего весь вечер по сцене, как лягушка в вощеном цилиндре.- Сегодня среди нас особенный гость! Нам оказал честь своим визитом обладатель чарующего голоса и сногсшибательного обаяния! Тот чьи романсы когда-то звучали из всех окон! Тот, чьи куплеты вы напеваете себе под нос, сами того не зная! Одни думали, он умер! Другие утверждали, будто он покинул Габен навсегда! Третьи говорили, что он поклялся больше никогда не петь, зашил себе рот и поставил по заплате на каждое ухо! Все они ошибались! Сегодня! Здесь! В кабаре «Три Чулка»! Ваши аплодисменты! Невероятный, восхитительный, несравненный, умопомрачительный, душещипательный, сердцесотрясательный, слезовыжимательный Монтгомери Мо!

Эхо от звучного голоса конферансье утонуло в недоуменном шепоте и приглушенных переговорах. Сказать, что оба констебля были поражены, значит сильно преуменьшить и недооценить их распахнутые рты, выпученные глаза и настоящий дождь пота, закапавший с карнизов складок на затылке и лбу Монгомери Мо.

Первым пришел в себя Бёрджес.

- Значит, со старой афиши имя взял?- усмехнулся он.

В ответ Мо заскрипел сквозь зубы:

- Да кто ж знал, что они меня примут за…

- Монгомери Мо! Просим, мэтр! На сцену! Дамы и господа, выбиваем всю пыль из ваших перчаток!

Зал накрыла волна аплодисментов.

- На сцену! На сцену!

- Просим! Просим!

- Мэтр, на сцену!

К бегающим в панике глазам Мо присовокупилась широкая натянутая улыбка человека, мечтающего провалиться сквозь землю.

- Граймль вот-вот появится, если он еще не здесь,- едва слышно проговорил Бёрджес.- Мы не должны были привлекать внимание и сейчас не можем себя выдать. Ты должен.

- Ни за что.- Улыбка Мо стала еще шире – казалась, его лицо вот-вот треснет.

- Вперед.

- Нет.

И тут Бёрджес поступил невероятно подло. Он поднялся на ноги и вытянул руку, указывая на разъяренного толстяка, словно торгаш, предлагающий всем и каждому свой лучший товар.

- Невероятный Монгомери Мо!- воскликнул он, едва сдерживая смех.- Просим на сцену… мэтр!

Было видно, что он просто счастлив в эти мгновения. Казалось, он мстит Мо за воздушный шар. Что ж, месть была действительно настолько сладка, что громила едва не причмокивал и не облизывался.

- Просим! Просим!

Аплодисменты и крики кругом стали настолько громкими, что почти оглушили Мо, и он почувствовал себя запертым в стеклянную бутылку, которую поставили напротив граммофона.

- Мэтр?- повторил коварный Бёрджес и издевательски зааплодировал.

Кряхтя Мо поднялся на ноги – выбора у него не было.

- Я ненавижу петь,- выдавил он сквозь зубы, по-прежнему не снимая свою нелепую истеричную улыбку.

- Всем плевать,- в тон ему ответил Бёрджес.

По-прежнему прикрываясь рукой от яркого света, Мо резко развернулся и неловко задел столик. Все, что на нем стояло, вздрогнуло и зазвенело. Из-за этого толстяк почувствовал себя еще более глупо.

- Да!- поддержал его конферансье.- Прошу вас, мэтр! Сюда!

- Мы еще об этом поговорим с тобой, Хоппер,- прорычал себе под нос Мо, после чего двинулся к сцене.

Столики стояли так тесно, что мыши легче было пролезть в игольное ушко, но посетители почтительно поднимались и поспешно расступались, давая ему дорогу. Мо практически ничего не видел, а наглый луч свет, словно приклеился к нему.

Пару раз споткнувшись и громко выругавшись, он наконец добрался до ступеней в углу кабаре и, едва на них не растянувшись, в итоге поднялся на сцену. Конферансье схватил его руку и лихорадочно затряс, другую положил ему на плечо. После чего снова гаркнул во всю мощь легких:

- Дамы и господа! Великолепный Монгомери Мо!

В зале Бёрджес уселся на свой стул и приготовился насладиться шоу – благо, у него для этого было лучшее место. Он видел, как Мо сконфужен и подавлен, и его настроение от этого зрелища поднялось до таких высот, что его оттуда не смог бы достать даже воздушный шар горбуна Тумза.

Конферансье профессионально отпрянул от Мо, оставив его одного в луче прожектора, и скрылся в тенях с ловкостью шпиона.

- Что я… что мне нужно петь?- спросил его толстяк.

Тут же откуда-то из-за спины раздался громким шепот:

- Что пожелаете, мэтр…

На это Мо яростно пробубнил себе под нос:

- Проклятье, ненавижу петь.

Время все тянулось, ситуация с каждой секундой топтания в кругу света становилась все более неловкой. В зале стали раздаваться смешки.

- Эй, мэтр! Неужто позабывали все свои романсы?!- крикнул кто-то из зала, и Мо, щурясь и прикрываясь рукой, попытался разглядеть крикуна, чтобы потом как следует его отделать за подобное унижение, но, кажется, крикуном был сам Бёрджес.

Зал поддержал его смехом.

- Давайте же, мэтр!

- Вперед и с песней!

- Заводи шарманку!

Мо прорычал что-то неразборчивое и повернулся к автоматону, замершему над пианино.

- Эй, парень,- обратился к нему толстяк.- Знаешь «Красотку с улицы Верлен»?

«Парень» не ответил, но, кажется, эту песню он знал, поскольку тут же зажужжали механизмы под потертым фраком, и металлические пальцы коснулись клавиш.

Бом-ти-ди-ди-бом… ти-ди-ди-бом-ба-бом,- зазвучала грустная мелодия.

Зал смолк, а Бёрджес даже сжал кулаки от нетерпения. Жаль, что сейчас в этом зале не было парней из Дома-с-синей-крышей – вот это был бы смех! Но ничего, он лично всем и каждому расскажет о невероятном и масштабном провале этого толстого болвана. Но тут произошло кое-что странное…

Мо затянул низким бархатным голосом, и зал замер.

Я не вернусь в твои объятья никогда.

Я не женюсь – сожги все платья – не беда.

Я взял билет в один конец,

Нет, не пойду я под венец,

Оставлю за спиной моря и города…

Казалось, на сцене в луче прожектора стоял вовсе не ворчливый констебль Грубберт Бэнкс, а настоящий Монтгомери Мо, все хвалебные оды о котором правдивы. Бёрджес прежде не слышал этот романс. И он вдруг поймал себя на том, что заслушался. Если бы он не знал этого напыщенного толстяка, страдающего одышкой и манией величия, то ни за что бы не поверил, что тот способен на подобное.

Мо меж тем затянул припев:

Когда причалит дирижабль, сойду и сяду на корабль, запутаю я все следы затем,

Чтоб ни за что и никогда, меня не отыскала ты, Красотка с улицы Верлен.

Кто бы ни была эта Красотка с улицы Верлен, кажется, она была неравнодушна к герою песни. Более того – казалось, она была неравнодушна и к самому Бёрджесу. Ко всем, кто был в зале кабаре «Три Чулка». Каждый здесь сейчас ощутил именно себя главным героем романса.

Любви искал и теплоты,

Теперь я знаю все ходы,

Улыбка пляшет томно на губе!

Не мог тогда я знать, что ты

Меня поймаешь за усы,

И прикуешь потом к трубе.

Попался я на красоту,

На шепот губ и наготу,

Такой, я думал, не найду нигде!

Но вот в подвале, я в бреду,

И от тебя я не уйду,

Держала ты меня на хлебе и воде!

История изменила свой оттенок. В ее лиричный тон вдруг вклинись весьма мрачные подробности. Что ж, где бы ни находилась эта улица Верлен, она определенно была где-то в Габене, поскольку где же еще могли бы произойти подобные неприятные вещи? Припев обрел несколько иной смысл, и развеселый удалой беглец из-под венца, которому сопереживал буквально каждый посетитель «Трех Чулок», вдруг стал невинной жертвой коварной женщины. Но все должно закончиться хорошо, верно? Ведь припев именно об этом:

Когда причалит дирижабль, сойду и сяду на корабль, запутаю я все следы затем,

Чтоб ни за что и никогда, меня не отыскала ты, Красотка с улицы Верлен.

Что ж, все было не так очевидно:

Ты все твердила: «Вместе мы,

До самой смерти влюблены!»

А я не мог заснуть из-за укусов крыс.

Но вот сбежал я из тюрьмы,

Я выбрался на свет из тьмы,

Зубами я веревку перегрыз!

Необитаем остров мой,

Меня заждался мой покой,

Сбылись у океана все мои мечты!

Песок горячий под рукой,

Но тень нависла надо мной,

Подумал, обезьяна с пальмы слезла…

Но э-э-э-то…

Сно-о-ва…

Ты-ы-ы.

Когда причалит дирижабль, сойду и сяду на корабль, запутаю я все следы затем,

Чтоб ни за что и никогда, меня не отыскала ты, Красотка с улицы Верлен.

Когда причалит дирижабль, сойду и сяду на корабль, запутаю я все следы затем,

Чтоб ни за что и никогда, меня не отыскала ты, Красотка с улицы Верлен.

Мо закончил петь.

Автоматон оторвал руки от клавиш пианино.

Зал взорвался аплодисментами.

Кажется, сейчас здесь все забыли, зачем на самом деле они сюда явились. Никто и дума в эти мгновения о каких-то полуобнаженных девушках в пестрых нарядах, с обилием пудры на лицах. Более того, впечатленные танцовщицы и певицы сейчас сами выглядывали из-за кулис и во все свои (по большей части) прекрасные глаза глядели на толстяка, топчущегося на авансцене.

Какой-нибудь ворчун, вроде доктора Доу, мог бы заявить, что публика под этой крышей не слишком притязательна и очень уж легко впечатляема, но подобных занудных личностей здесь никогда не бывает.

Потеряв контроль над собственными руками, Бёрджес горячо хлопал напарнику и не понимал, отчего Мо стоит с недовольным видом, хмурится и морщится. Но если бы он стоял рядом, то непременно услышал бы, как тот ворчит: «Просто ненавижу петь».

И вдруг случилось нечто еще более неожиданное, чем тщательно скрываемый ото всех талант толстяка. Он вдруг приставил руку козырьком над глазами, вонзил взгляд в кого-то в зале и ткнул в него пальцем.

- Граймль!- закричал он.- Стоять, мерзавец! Ты наш!

Кенгуриан Бёрджес будто получил невидимую, но сильную отрезвляющую пощечину, мгновенно развернулся и увидел замершую у какой-то портьеры знакомую нескладную фигуру частного сыщика. Тот пребывал в некотором ступоре, но, когда увидел, что к нему, расталкивая столики и сидящих за ними джентльменов (парочка при этом стукнулась лбами о столешницы), ринулся какой-то громила, его ноги вспомнили, что им следует делать. Граймль скрылся за портьерой – видимо, там был какой-то ход «для своих».

Монтгомери Мо поспешил сбросить с себя луч прожектора, словно липнущую к телу промокшую одежду, и ринулся в погоню, но у Бёрджеса была большая фора – у Граймля она была еще больше: наверное, все же не стоило орать на сыщика со сцены и тыкать в него пальцем.

Под всеобщее недоумение публики «Трех Чулок» и что-то вопящего со сцены конферансье, Мо пробирался через зал. Его не интересовало, что именно обсуждали сейчас в кабаре, нисколько не заботило, что они подумают. Кажется, распорядитель вечера расхваливал его на все лады, а глупые зрители ему вторили, но Мо было плевать на их восторг. Он видел скрывшегося за портьерой Бёрджеса, и лишь это его сейчас волновало.

Наконец, Мо оказался у портьеры, нырнул за нее и едва не стукнулся лбом о деревянную дверь, на которой висела табличка: «В переулок». Толстяк толкнул ее и вылетел под ночное небо.

Нельзя не отметить, что открывшаяся ему сцена весьма его удивила. У помойки, облепленной сонмом уличных котов, под светом одинокого фонаря стояла парочка громил из кабаре: один из них держал за грудки вырывающегося Граймля (от каждого его дерганья раздавался треск пальто), а другой, сложив огромные ручищи на груди, преграждал Бёрджесу дорогу к беглецу. Сам же Бёрджес в этот самый момент озвучивал какой-то список требований вперемешку с угрозами. Рядом с этим громилой напарник Мо, который всегда казался громадным, выглядел как ребенок, зачем-то принявшийся бранить фонарный столб. Но как уже упоминалось, к задушевным беседам эти типы склонны не были и в дискуссию вступать не собирались. Повезло, что Мо пропустил совсем немного.

Завидев его, оба кабарешных громилы выпучили глаза и скривили лягушачьи губы. Мо даже испугался, что сейчас немедленно будет съеден прямо так, сырым и немытым, по традиции какого-то племени жутких громил, но тут выяснилось, что подобными отвратными гримасами здоровяки выражали свое почтение.

- О, господин Мо!- выдавил один низким утробным голосом.

- Шикарное выступление, господин Мо!- добавил другой идентичным голосом.

Мо прокашлялся и нахмурился.

- Вы сцапали нашего беглеца,- сказал он, кивнув на дергающегося Граймля.

- О, так это… ваш?

- Он вас как-то оскорбил? Так мы его сейчас…

Мо яростно покачал головой:

- Нет-нет! Я сам. Мы с моим…- Мо сделал паузу, пытаясь придумать наиболее оскорбительную для Бёрджеса должность,- личным карликовым прихвостнем…- он понял, что сказал полнейшую глупость и тут же исправился: - в смысле, помощником… сами с ним потолкуем. Вы не против?

- Конечно, господин Мо!

- Для вас что угодно, господин Мо!

- Бёрджес, бери его,- велел толстяк, словно перепуганный и весьма нетрезвый частный сыщик был вовсе не человеком, а каким-то конвертом.

Громила, преграждавший путь, отступил в сторону, а другой просто толкнул Граймля прямо в руки Бёрджесу, после чего они оба, кивнув Монтгомери Мо, двинулись к двери кабаре.

- Благодарю, джентльмены,- бросил им вслед Мо и схватил Граймля за свободное плечо. Вместе с напарником они потащили его вглубь Панталонного переулка.

Отойдя на достаточное расстояние от черного входа в кабаре, Мо остановился и швырнул частного сыщика в стену. Тот хрипнул и уже было сполз по ней, но толстяк подхватил его и поднял за ворот пальто.

- Что, уже не такой наглый, да?- зашипел Мо.- Убавилось развязности?

- Ну да, без своей шавки-то,- добавил его напарник.

Граймль выглядел не лучшим образом. Кажется, последние пару дней он только и занимался тем, что осушал винные бутылки.

- Я… кхе… ничего…- начал было он.

- Да-да. Ничего не знаешь,- зарычал толстяк прямо в небритое лицо сыщику-пьянице.- «Ты вообще не причем». «Ты уже все рассказал…».- Мо негодующе заскрипел зубами.- Только попробуй еще раз заикнуться о том, что ты чего-то там не знаешь. Мне из-за тебя только что пришлось пережить не самые приятные мгновения, и я тебе этого не спущу.

- Ты ведь уже понял, что ты нам все сейчас расскажешь, да?- гневно раздувая ноздри, добавил Бёрджес.

- А иначе мы не станем с тобой возиться,- сказал Мо.- Мы просто прирежем тебя прямо тут, возле этой помойки, и никто по тебе не всплакнет. Более того, никто даже не удивится, представляешь?

- Ну эээ… Бэнкс…- начал было Хоппер, выйдя вдруг из образа.- Тебе не кажется, что это… чересчур?

- Мы вообще-то действуем тайно, не забыл?- рявкнул толстяк, повернув голову к напарнику.

- Он знает, кто мы,- напомнил Хоппер.- Ты же не серьезно сейчас говорил?

- Конечно, серьезно.

- Но, Бэнкс…

- Заткнись, рохля. Если этот мерзавец не прекратит играть в потерю памяти, то все с ним кончено, обойдемся без колыбельной – перережем глотку и завалим мусором, пусть коты глодают его уродливое лицо. Выглядеть хуже, чем сейчас, оно всяко не будет.

Злоба и ярость, прозвучавшие в голосе напарника, испугали самого Хоппера. Прежде он не слышал от Бэнкса подобных безумных и отчасти маниакальных ноток. Холодок пробежал по его спине. Одно дело кого-то отлупить по старинке, сломать пару пальцев или даже руку, но убийство… это было чересчур.

- Я не уверен, что…- начал Хоппер, но толстяк его не слушал:

- А тебя не просили рассуждать, Хоппер!- Бэнкс повернул голову к напарнику. Казалось, он сейчас нападет на него самого. Хоппер даже сделал шаг назад – так угрожающе блеснули глаза Бэнкса.- Ты должен понять, что я пойду ради дела на что угодно. И если нужно избавиться от этой пьяни, которая только захламляет собой улицы, я сделаю это с удовольствием, и никто мне не указ. И это еще не все. Когда мы разделаемся с ним, мы отыщем его мерзкую шавку и утопим ее в канале, или засунем в бочку с керосином и подожжем, или швырнем ее в крысиные клетки. Нет, я придумал получше! Мы сбросим ее с какой-нибудь крыши – украсим грязную брусчатку кровавым пятном в виде псины.

- Нет, не нужно…- запричитал Граймль. На его глазах выступили слезы.- Только не Шушера… не трогайте Шушеру…

- Ты сам виноват, Граймль.- Констебль Бэнкс повернулся к частному сыщику.- Из-за тебя я был вынужден петь. А я просто ненавижу петь.

- Я не знаю, где Фиш!- воскликнул Граймль.- Не знаю, клянусь!

- Где деньги? Куда дели награбленное?

- Клянусь, меня не посвящали! Фиш никому не доверяет, боится, что кто-то проболтается…

- И не зря,- усмехнулся Мо.- Что ж, раз ты ничего не знаешь, то и пользы от тебя никакой…

Толстяк вытащил из-за пояса нож и приставил его к горлу частного сыщика.

- Бэээнкс…- протянул Хоппер.

- Заткнись, тряпка! Погляди, в кого она тебя превратила! В какого-то мямлю! Не хочешь помогать, не мешай.

- Стойте-стойте! Я скажу… скажу… кое-что я знаю…

- Говори!

- Я не знаю, где именно Фиш. Но я знаю, куда он делся. Он залег на дно!

- Это мы и без тебя знаем,- прорычал Бэнкс.

- Нет! Буквально! Он нанял небольшую субмарину и опустился на дно канала.

Бэнкс и Хоппер переглянулись. Кто бы мог подумать, что нелепое предположение Хоппера окажется правдой.

Граймль продолжал:

- Я приношу ему поесть. Зажигаю фонарь под Носатым мостом – так я даю ему знать, что оставил у стропил сверток. Он поднимает перископ, видит фонарь и всплывает, забирает сверток, после чего снова погружается. Лучшего укрытия, чтобы схорониться, не придумаешь…

- Это уже что-то…- Толстый констебль облизнул губы.- Знаешь, кажется, ты только что выторговал для своей шавки быструю смерть. Я просто ее пристрелю. Или нет…- Бэнкс пристально поглядел на Граймля, тот не выдержал и отвел взгляд.- Я ведь вижу, что ты что-то еще скрываешь… Так вот я отловлю эту грызучую гадину и сдам ее Будке. А ты догадываешься, что они делают с животными… или, вернее, из них…

- Нет, только не Будка, умоляю! Только не Будка!

- Говори!- Бэнкс придвинул нож еще ближе к горлу Граймля.

- Гремлины Фиша!- прохрипел частный сыщик.- Я знаю, где они скрываются…

- И где же они скрываются?

- Прячутся, ждут его приказа. Они на заброшенной фабрике у канала. Текстильная мануфактура Терру.

- Я знаю, где это,- вставил Хоппер.- Возле «Трюмо Альберты».

Граймль лихорадочно заморгал, выражая согласие – кивнуть без риска ощутить нож в шее, он не мог.

- Что еще ты знаешь?

- Ничего! Я клянусь! Отпустите меня! Прошу вас!

- Ну это ты загнул…- хрипло рассмеялся констебль.- Никто тебя никуда не отпустит. Мы тебя выпотрошим, как рыбу, поглядим, все ли твои кишки прогнили. Будет чем накормить твою мерзкую таксу. Думаю, без тебя в этом городе будет спокойнее и чище. Чище, уж точно, да…

- Бэнкс,- осторожно начал его напарник, словно пытался вразумить или буйного психа, или маленького непослушного ребенка, что порой сугубо одно и то же.

- Хоппер, не влезай,- не поворачивая головы, рявкнул толстяк.- Так что, пьянь канавная? Думал, можешь просто так усмехаться и дерзить? К нам в этом городе никто не относится уважительно, и, знаешь что, я считаю, что это сугубо вина подобных вот ничтожеств, которые считают, что им ничего не будет за их слова. И меня это уже больше не устраивает, понимаешь, да?

- Бэнкс, отпусти его,- вставил Хоппер.

- Я велел тебе…

- Бэнкс.

- Что?!!

Констебль Бэнкс резко обернулся и скрипнул зубами.

- Проклятье.

Рядом с Хоппером стояли пять человек с шестиствольными револьверами в руках. Двое из них держали на мушке Хоппера, остальные направляли оружие на Бэнкса. И как они так незаметно и неслышно подкрались?! Местная шваль наловчилась, прямо как… И тут Бэнкс вдруг понял, что никакая это не местная шваль. Незнакомцы были одеты в неплохие пальто строго по фигуре, у каждого на голове сидел изящный цилиндр. Всем своим видом они походили на джентльменов.

Один из них, узколицый субъект с короткими бакенбардами и пенсне на носу, взял слово:

- Вы должны отпустить мистера Граймля, почтенный. И немедленно.

- И что будет, если я не послушаюсь?- с вызовом спросил констебль Бэнкс.

- Ваш проступок будет занесен в отчетность, и ваше имя затеряется среди тонн служебных бумаг, в то время как ваше тело затеряется еще быстрее.

Говорил этот человек ровным спокойным голосом. От его хладнокровия бросало в озноб. Прочие молчали, но от них разило непреклонностью и железной уверенностью. То, что их руки в черных перчатках, удерживавшие тяжелые револьверы, и не думали дрожать, тоже играло в пользу того, что в констеблей целились профессионалы.

- Это не угроза и не оскорбление – просто уведомление о возможном варианте развития конфликта,- продолжил человек в пенсне.- Рассматривайте это, как извещение.

Бэнкса посетило странное чувство – словно с ним говорит вовсе не убийца в темном проулке, а какой-то конторский клерк. Клерк, который получил не одну премию за дотошность и неукоснительное следование служебным инструкциям. Это был не бандит. Это был… бюрократ.

- Если у вас есть возражения, то они учтены не будут из-за сложности и секретности дела, к коему вы не имеете никакого отношения. Я настоятельно советую вам отпустить мистера Граймля и предоставить заниматься его дальнейшей судьбой нам.

- Кто вы такие?- прорычал Бэнкс.

- Мы представители «Ригсберг-банка», площадь Неми-Дрё, дом № 7. Уполномоченные по особо важным делам.

Все внутри констебля Бэнкса сжалось, словно кто-то принял его внутренности за грушу клаксона. Он пытался понять, что именно эти личности успели услышать из допроса Граймля. А еще он испугался. И не он один:

- Нет-нет-нет…- задергался сыщик в его руках.- Только не они. Не отдавайте меня им…

Человек из банка не обратил на его слова никакого внимания.

- Могу я узнать, какие у вас есть претензии к мистеру Граймлю?- спросил он.- И возможно ли разумное соглашение между нами? Мое предложение таково: с вашей стороны вы обязуетесь опустить оружие и немедленно удалиться прочь, а с нашей – мы гарантируем, что вы сможете сделать это в целости и сохранности. Ну, или вы готовы попытаться затянуть процедуру и каким-либо образом испортить нам отчетность. В таком случае моей обязанностью будет предупредить вас о ставках и соотношении сил. Данный вариант не в вашу пользу.

Бэнкс явно считал так же. Он медленно отодвинул нож от горла частного сыщика, поднял его и демонстративно спрятал обратно за пояс.

- Забирайте его. Несколько фунтов не стоят конфликта с такими вежливыми и почтительными господами.- Бэнкс решил выставить себя обычным грабителем: если бы эти личности узнали о том, что они в действительности ищут, так просто уйти им бы не дали.- С вашего позволения мы удалимся и поищем себе… гм… другого собеседника, более достойного, покладистого и… щедрого.

- Это разумная сделка,- кивнул клерк по особо важным делам и опустил оружие. Его спутники проделали то же самое.

- Не отдавайте меня им!- взвыл Граймль.

- Прости, дружище, но это не в нашей власти.- Толстый констебль цокнул языком и кивнул человеку в пенсне.- С вашего позволения, мы удаляемся…

После чего Бэнкс с Хоппером, осторожно пятясь, двинулись вон из Панталонного переулка. Почувствовали они себя чуть спокойнее, лишь когда завернули за угол и оказались на Синей Брусчатой улице.

- Как так вышло, что вмешались Ригсберги?- пораженно прошептал Хоппер.

- Тише!- раздраженно бросил Бэнкс.- Ты что, полагал, будто они будут сидеть сложа руки?

- Нет, но они его разыскали и…

- И расколют его еще быстрее, чем это сделали мы. Эти клерки по особо важным делам те еще изверги.

- И что же мы будем делать? Бросим все?

- Ты что, спятил?- Бэнкс выглядел решительным как никогда – что-что, а отступать он был точно не намерен.

- Тогда прямиком к каналу? Выуживать Фиша?

- Нет-нет…- Толстый констебль задумался.- Фиш нам по сути без надобности. Нам ведь нужны денежки, так? А значит, нам нужны гремлины, которые, скорее всего, их сторожат, потому как…

- Фиш не мог их с собой взять во время побега на своих крыльях,- закончил Хоппер.

Бэнкс кивнул.

- У нас очень мало времени, если мы хотим опередить этих…

- Тогда прямиком на заброшенную мануфактуру Терру?

- Именно.

Бэнкс и Хоппер, уже готовые снова надеть свои вымышленные личины, поспешно двинулись в сторону канала.

- К слову, Бэнкс…- сказал вдруг Хоппер.- Я тут хотел уточнить: ты ведь на самом деле не стал бы убивать этого Граймля, верно?

- Конечно, нет,- раздраженно ответил Бэнкс.- Но он должен был думать, что ему вот-вот придет конец. Ты молодец, что подыграл. Прибавил весомости моим угрозам, сделал их еще более серьезными: мол, если даже один из нас понимает, что это уже слишком, то ему уж точно стоит развязывать узел на языке.

Хоппер вздохнул с облегчением.

- А я-то перепугался,- проворчал он.- Очень правдиво все выглядело.

- Да-да…- покивал Бэнкс и злобно глянул на напарника – какой же тот все-таки легковерный болван.

- Кстати, занятная процедура, надо будет ее почаще использовать,- добавил Хоппер.- Один пугает, а другой как бы защищает…

Они все отдалялись от Панталонного переулка и не могли видеть, как двое из пятерки клерков по особо важным делам схватили Граймля, засунули ему в рот кляп, связали за спиной руки и даже надели на голову мешок. После чего вся эта мрачная компания куда-то двинулась, потащив бедного частного сыщика с собой. Следом за ними, заплетаясь в ногах скорее от страха, чем от чего бы то ни было другого, семенил еще один человек, нервный мистер в полосатом галстуке-бабочке и с громоздкими фотографическими очками, поднятыми на тулью котелка.

- Могу я удалиться, мистер Ратц?- заискивающе проговорил он, обратившись к руководителю клерков по особо важным делам.- Прошу вас. Я и так рассказал все, что знаю. Теперь вы легко отыщете Фредерика Фиша. Мистер Портер обещал мне…

- Полагаю, в вашем присутствии действительно больше нет надобности, мистер Трилби,- ответил мистер Ратц, когда они подошли к непримечательному экипажу, куда тут же затолкали мистера Граймля.- Вы передали нам важные сведения, которые выведут нас на грабителей.

- А мой эксклюзив для завтрашней статьи?..

- Папка от мистера Портера будет помещена в ваш почтовый ящик еще до рассвета.

- О, благодарю-благодарю…- подобострастно залепетал репортер.- Тогда я откланиваюсь. Мое почтение мистеру Портеру.

Бенни Трилби почтительно прикоснулся к краю котелка и потопал прочь, ежесекундно оглядываясь.

Вскоре в экипаж втиснулись все клерки, дверцы закрылись, и механик толкнул рычаг. В полной тишине, что было весьма необычно для паровых самоходных экипажей, «Трудс» покатил в сторону улицы Граббс. Ни один фонарь на крыше экипажа не горел, и вскоре он будто бы врос в ночь.

Дождавшись, когда экипаж отъедет на достаточное расстояние, из темной подворотни, выходящей в переулок, осторожно выбрался человек. Вел он себя так подозрительно, что ни одна уважаемая тетушка не пригласила бы его в гости на пятичасовой чай. Это был сутулый мужчина среднего роста в пальто и котелке. Он снял с носа очки, протер их концом засаленного шарфа, после чего водрузил обратно на нос и почесал рыжую бороду.

- Пахнет опасностью, Бикни,- сказал он самому себе.- Говорил тебе Артур: не влезай во всякие темные делишки… Ох, он будет недоволен. Да, очень недоволен…

***

Джаспер просто ненавидел это ощущение. Когда ты лежишь в постели, а мысли не дают тебе уснуть – они выстроились на парад, как солдатики с очень громкими башмаками, гулким барабаном и скрипучим, хриплым командиром.

Прежде его никогда не одолевали душевные терзания. Кое-кто, о ком мальчик хотел думать меньше всего, не раз говорил, что душевные терзания – это то, чему глупый и слабый человек подвергает себя сам, и только в его силах их прекратить. Сейчас же Джаспер очень хотел их прекратить, но не мог. В душе прошел дождь, и узкую улочку внутри мальчика затопило. В его воображаемом мире сейчас ничего не было, кроме серых стен, подслеповатых окон и черных фигур в них, которые словно ожидали своей очереди, чтобы начать его мучить. И он все дальше и дальше брел по этой улочке, а фигуры в окнах поворачивали свои головы следом, провожая его. И, как ни старался, он никак не мог стряхнуть с себя это мерзкое ощущение. Вот честно, он первым бы хотел сбежать с Дождливой улочки и начать радоваться хоть чему-то, но не мог. В его жизни вдруг все стало неприятно и грустно, а будущее не предвещало ничего хорошего.

Еще он раз за разом возвращался к мыслям о дядюшке и… сейчас даже это милое и доброе слово «дядюшка» никак ему не давалось. Нет, этот человек в своем черном костюме, похожий на ворону на столбе, вызывал лишь дурные эмоции. Куда уместнее ему подходило грубое, резкое и рваное, как воронье карканье, «док! тар!». А еще ворону словно стошнило: «Дёёёу». Вот именно! Тошнотворная ворона! Иначе того, кто сейчас, должно быть, заводил ключиком свои пружины за стенкой, было и не назвать! По поводу пружин мальчик не сомневался – тошнотворная ворона напичкана ими по уши и ночами – вместо того чтобы спать – их заводит: иначе эти бездушные автоматоны (взрослые) восстанавливать силы не способны.

Джаспер же, как нормальный (теплый) человек, пытался уснуть. Но второй раз никак не удавалось. Особенно после того, что ему приснилось в начале ночи. Это был очень странный сон. Как будто он лежит, как и сейчас, у себя в кровати, и вдруг в комнате раздается шипение. Звук идет от двери, словно там устроило засаду несколько чем-то сильно недовольных котов. Джаспер поднял голову и увидел, что в комнату через замочную скважину ползет синеватый газ, выпущенный из баллона. Он было возмутился, но тут же почувствовал сильный приступ усталости, и голова его рухнула на подушку. В тот же момент шипение смолкло, газ прекратил поступать, и в комнату проскользнула высокая черная фигура. Незваный гость закрыл за собой дверь, подошел к кровати и навис над Джаспером. В руке у него был шприц, странное дело, наполненный… сиреневым чаем. Он отодвинул край одеяла, задрал рукав пижамы мальчика и ввел иглу под его кожу на сгибе локтя. Джаспер дернулся, но скорее от негодования, чем от боли – он ничего не чувствовал. До конца введя ему в руку сиреневый чай, доктор Доу вернул одеяло на место и, по-прежнему ничего не говоря, покинул комнату.

Джаспер вскоре проснулся и подивился странному сну. Рука чесалась… на коже обнаружился красноватый след, будто бы оставленный иглой. Как бы ни хотелось объяснить все произошедшим во сне, Джаспер решил, что его укусил комар. Разумеется, он понимал, что приснившееся не могло происходить на самом деле: хоть Натаниэль Френсис Доу и жестокий, злой человек, но не настолько же. Мальчик понимал, что ему приснилось все это из-за того, что наяву он очень злится на этого бессердечного монстра, и постоянно думает о том, как он злится, и оттого злится еще сильнее – неудивительно, что ему снятся подобные вещи. К тому же он знал, что доктор Доу не приемлет использование эфира из-за какой-то неприятной истории, произошедшей, когда он был заместителем главного хирурга Больницы Странных Болезней.

Ну, вот! Снова он думает о тошнотворной вороне…

Джаспер потер лоб, изгоняя ее из головы.

Прежде, когда в его жизни случалось что-то плохое, он хотя бы мог отвлечься, почитать свой «Роман-с-продолжением», представить себя в компании мистера Суона, побеждающего очередного злодея, но сейчас мистер Суон был внизу, лежал на журнальном столике в гостиной, и идти за ним просто не было сил. К тому же очень не хотелось натолкнуться на тошнотворную ворону.

Клара сонно, едва слышно жужжала в гердеробе (ее новое излюбленное место – мальчик специально для нее оставлял дверцы шкафа открытыми), и Джаспер позавидовал ее беззаботности – судя по всему, пчела сытно поужинала.

В животе забурлило. Эх, зря он отказался от ужина, но отсутствие ужинов – это цена гордого удаления ото всех, презрения ко всему миру и оскорбленного хлопанья дверьми.

«Интересно, все уже заснули?» - подумал Джаспер. Два часа ночи… Эхо от напольных часов в гостиной расползлось по дому, казалось, целую вечность назад, но, учитывая, что больше они не били, вряд ли прошло так уж много времени на самом деле…

Вытащить Джаспера из кровати могли только «Твитти». И сильнее всего его сейчас забеспокоил вопрос, убрала ли миссис Трикк печенье из вазы в гостиной, ведь если да, придется пробираться во флигель и искать его в буфете, а этого хотелось бы избежать, поскольку во флигеле, помимо экономки, с недавних пор жила еще и Полли, и кто знает, как чутко она спит.

- Ну ладно,- твердо проговорил Джаспер, отбросил в сторону одеяло и выбрался из постели.

Он влез в тапочки и зевая вышел из комнаты, пошлепал по коридору и уже ступил на лестницу, когда вдруг услышал шум, раздающийся из кабинета тошнотворной вороны. Вернее, не столько шум, сколько голос. Очень странный голос.

Джаспер подкрался к двери и приставил к ней ухо.

- Что? «С’едство от ч’езме’ного умиления маленькими детьми»? Нет, не то! «Пилюли от носовых че’вей»? И это не то – мои носовые че’ви мне до’оги – зачем мне от них избавляться?

Джаспер не узнавал этот голос. Его обладатель сильно картавил, произносил слова резко, со злобной шутовской насмешливостью.

Затаив дыхание, Джаспер взялся за дверную ручку, повернул ее и медленно приоткрыл дверь.

В кабинете было темно, но не настолько, чтобы не различить странное происходящее. Дверцы одного из шкафов с пилюлями были распахнуты настежь, к шкафу был приставлен стул, и на стуле стояло крошечное существо в костюме. Оно шарило по полкам, разглядывало этикетки склянок и тюбиков, после чего какие-то баночки отправлялись в карманы, а другие с презрением отставлялись прочь. Разумеется, Джаспер сразу же понял, кого он видит. Это был тот самый гремлин, о котором рассказывал мистер Клокворк, – ближайший подручный Фиша.

Мальчик застыл, не зная, что ему делать. Либо закричать и позвать кого-то, либо самому попытаться схватить воришку.

Его сомнения сослужили ему дурную службу – он неосторожно качнул дверь, и та скрипнула. В ту же секунду к нему стремительно повернулось лицо гремлина, в то время как его ручонки как ни в чем ни бывало продолжили уворовывать склянки и распихивать их по карманам. На Джаспера уставились два светящихся в темноте желтых глаза.

- Чего выглазился?!- рявкнул гремлин, и его тело развернулось вслед за головой, как у шарнирной куклы.-’Азве ты не знаешь, что подзы’кивать нехо’шо! Где твои мане’ы?!

- Что?- Джаспер даже опешил от подобной наглости.- Мои манеры? Где твои манеры?! Ты влез к нам ночью!

- Подумаешь!- усмехнулся гремлин.

- Ты хочешь украсть лекарства!

- Подумаешь! Еще ’аз!

- Это ведь ты… ты ограбил банк вместе с Фишем…

- Подумаешь – т’ижды!

- Где Фиш, говори!

- Замечтайся!

- Что?

- Ты слишком ’азмечтался, если думаешь, что я тебе все тут ’асскажу!- пояснил гремлин.- Так что замечтайся об’атно, ко’отышка!

- Это я-то коротышка?- поразился Джаспер.- Сам такой!

- Я – не ко’отышка! Мисте’ Ка’кин довольно высокий и, можно даже сказать, долговязый джентльмен по ме’кам г’емлинов! А ты… какой-то маленький человек! То есть по людским ме’кам – самый настоящий ко’отышка!

Джаспер разозлился. Что этот гремлин себе позволяет! Ну, он ему сейчас задаст – узнает, с кем связался!

- А ты даже не можешь выговорить свое имя, важный мистер… Каррркин,- мальчик как следует прорычал букву, перед которой гремлин пасовал.

Мистер Каркин окрысился. Буквально. Он поджал нижнюю губу и при этом оскалился, обнажив острые треугольные зубы.

- Глупого мальчишку г’емлины съели, за пятку вы’вали из теплой постели, выпили к’овь небольшими глоточками и затем закусили ше’стяными носочками. Ням-ням…

- Что за бред?- нахмурился Джаспер.- В Льотомне дети боятся такого?

- Ну да,- простодушно ответил Каркин.

- Что ты здесь ищешь? Говори!

- Отлюбопытствуй от меня! Я уже нашел все, что хотел…

- Ты думаешь, что я дам тебе сбежать, Каркин?!

- Поп’обуй помешать! Я тебя съем!- Гремлин голодно оскалился, из уголка его рта закапала слюна, но Джаспер не испугался.

- А вот и не съешь! Вы не едите людей – я прочитал в книжке! Вы едите шестеренки, мыло и прочее, так что я тебя не боюсь!

- Я ст’ашнолютый и ужасенный г’емлин!- продолжал настаивать Каркин, добавив к своим угрозам выпученные глаза, но мальчику это показалось не страшным, а, скорее, комичным.

Гремлин спрыгнул со стула и ринулся к Джасперу. Тот отпрянул и попытался захлопнуть дверь, но не успел. Коротышка проскочил в щель и, расхохотавшись, бросился бежать по лестнице, прыгая через несколько ступеней и звеня склянками с ворованными лекарствами, которыми были набиты его карманы.

- Ду’ачина! Остолопень!- визжал он и мерзко хихикал.

Джаспер, разумеется, не мог так просто этого оставить и ринулся следом за гремлином. Спрыгнув с последней ступени и оказавшись в гостиной, он едва не подвернул ногу. Визг гремлина звучал уже из прихожей.

Мальчик бросился за ним, полагая, что там-то этому мерзкому существу не сбежать, но входная дверь была приоткрыта. Коротышка рванул в проем и был таков. Недолго думая, Джаспер натянул башмаки и выбежал из дома, оставив дверь нараспашку…

- Это еще что такое?- удивленно проговорила Полли Трикк.

Девушка сидела в кресле у камина, кутаясь в свой халат. Свет не зажигала, совсем не шевелилась. Пистолет «москит» лежал у нее на коленях – она за ним специально сходила. Нет, она не собиралась кончать жизнь самоубийством – уж точно не в этом кресле и ни в коем случае не в халате – для этого она была недостаточно декадентной… Просто ощущая «москит» под рукой, она чувствовала себя защищенной, она решила, что никому не даст запугать себя.

Разговор с доктором опустошил ее. Этот Натаниэль Доу будто взял ложку и выел из нее все, что могло сойти за надежду. «От нее нигде нет лекарства…» - сказал он. «Тоже мне, гений!» - раздраженно думала Полли. Все-таки тетушка сильно преувеличила его талант, а она, дура, поверила. Позволила себе понадеяться, что этот «невероятный» и «исключительный» доктор ее вылечит… Если бы она не поддалась надежде, ее здесь и близко не было бы… Уж лучше бы было провести последние… годы, месяцы, дни – что там у нее осталось? – в более уютном и добром месте.

Полли пожирали разочарования, а позволить себе спать, пока они тебя едят, было невежливо… Да она и не смогла бы заснуть. Поэтому она и не вернулась в постель.

И тут вот такое… Этот мальчишка…

Тетушка определенно врала в письмах, утверждая, что это тихий и спокойный, можно даже сказать, чинный дом. Нет! Дом № 7 в переулке Трокар был самым что ни на есть сумасшедшим домом! Иначе и не назвать!

- …Нет!- закричал Джаспер, увидев, как мерзкий коротышка спрыгивает на мостовую и исчезает под тротуаром. Мальчик подбежал ближе и увидел в том месте чернеющую дыру – сток ливневой канализации, а решетка, разумеется, отсутствовала.

Первым неосознанным движением Джаспер сунул руку в черноту, но острое шило мысли пронзило его голову: «Что ты делаешь?!». Он выдернул руку и тут же услышал клацанье зубов – тварь чуть не куснула его! Из-под тротуара раздался ехидный смех.

- Все! Обно́сился! Обно́сился!

Джаспер и правда остался с носом. Пока он несся за мистером Каркином, он не чувствовал холода, но сейчас холодный ветер и ночная сырость взялись за него как следует. Почти не разбирая дороги, с одной лишь мыслью «Не уйдешь, гремлин!» Джаспер бежал по слякоти, вздымая башмаками брызги из луж и не обращая внимания, во что превращается его пижама. И вот сейчас, тяжело дыша, он с ужасом оглядел себя, и даже так, в темноте, разобрал, что собрал на себе едва ли не всю грязь Саквояжни. За такое миссис Трикк определенно пойдет на него войной. И это после того, как откопает его с кладбища, куда его запроторит тошнотворная ворона. Этим равнодушным, ничего не понимающим взрослым потом не докажешь, что он преследовал воришку. И это было еще не самое худшее… Кажется, Джаспер неосознанно забрел в сердце трущоб.

- И где это я, спрашивается, оказался?

Мальчик огляделся по сторонам. Прежде он здесь никогда не был. Узенький кривой переулок. Дома старые, стоящие почти в упор друг к другу; между ними чернеют настолько тесные ходы, что в них не хватило бы места даже для самого ловкого трубочиста, зато преспокойно мог отыскаться лаз для какой-нибудь скользкой твари со щупальцами… Ни одно окно поблизости не светилось – кажется, их, окон, в этом квартале не было вовсе. Здесь вообще кто-то живет?..

Джасперу не нужно было втягивать носом воздух, чтобы понять, что он находится совсем близко к Брилли-Моу. Сильно тянуло керосином.

«Не мог же я, в самом деле, добежать до Керосинной заводи!» - испуганно подумал мальчик. И тут же напомнил себе, что он преследовал гремлина довольно долго.

«Нужно отсюда выбираться… Только в какую сторону идти? Я выбежал из этого проулка? Или из того, с фонарем?»

Единственным источником света поблизости был фонарь у стены обветшалого дома, поросшего вьющимся растением. Горбатый столб с рыжим комком на верхушке стоял в одном из двух переулков, что вели прочь от канала. (Кажется, прочь. Джаспер был не уверен). Разумеется, в сравнении с «фонарным» переулком, переулок, наполненный темнотой, черными домами и, несомненно, маньяками-потрошителями, сильно проигрывал.

Мальчик направился к фонарю, пытаясь разглядеть какую-нибудь табличку или указатель, но ни номеров домов, ни названия улицы здесь не было и в помине. Проклятый гремлин! Заманил в какую-то безымянную глушь! Не хватает только…

Что ж, чего там Джасперу не хватало до полного не-счастья, неизвестно, но уж точно хриплый, спитой голос, раздавшийся вдруг из-за какой-то ржавой трубы, был в числе того, что к душевному покою не имело никакого отношения.

- Ну, здрасьте… Прыг-скок, давно не виделись, дружище…

Из темноты выступила огромная, разъевшаяся туша. В первое мгновение Джаспера посетила странная мысль: единственный фонарь здесь горит как раз для того, чтобы подсвечивать, будто актера на подмостках, это страшилище, когда оно появляется. Ну или чтобы приманивать тех, кто боится темных закоулков.

- До-добрый вечер…- промямлил Джаспер и попятился, но тут же уткнулся спиной в кого-то еще. Он задрал голову и увидел над собой нечто жуткое. У стоявшего за ним мужчины в дырявой вязаной шапке, какие носят докеры у канала, отсутствовала половина щеки, подбородок и часть носа. Он знал, что это такое: действие паров фосфора – профессиональная болезнь тех, кто работает на спичечных фабриках (к дядюшке приходили люди с похожими дырами в лицах). Мальчик дернулся, пытаясь отстраниться.

- Потише, братец, потише,- проскрипел дыряволицый.

- Да он, видишь ли, не узнал старых друзей,- подсказал громила у фонаря.- Эй, Гыгги, погляди-ка, кого мы встретили на вечернем променаде у помойки!

Джаспер с ужасом повернул голову туда, откуда вдруг раздалось шлепанье башмаков по грязи. Гыгги, к которому обращался здоровяк, оказался сутулым рыжеволосым человеком с переломанным в нескольких местах носом и щетиной, в которой, кажется, кто-то ползал: то ли блохи, то ли мошкара. Изо рта Гыгги на подбородок текли зеленоватые слюни, он и не думал их сдерживать.

- Ба! Какие люди!- взвизгнул рыжий и выпучил глаза, уставившись на Джаспера.- Это ж наш старый друг Питти! Давненько не забредал в гости!

Джаспер с облегчением вздохнул. Кажется, вышла чудовищная ошибка. Его просто приняли не за того. Сейчас он им все объяснит, и они его отпустят…

- Вы… вы обознались… Я не Питти…

- Мистер Плезнит!- воскликнул Гыгги.- Наш старый добрый Питти заявляет, что он не старый, не добрый и не наш! И не Питти, к тому же!

- Я слышал, Гыгги. Кажется, Питти забыл старых друзей.

- О, беда с памятью…

- Да, ты… эээ… много знаешь о простуде в голове, ты же был доктором из… эээ… «Эрринхаус».

Джаспер содрогнулся. «Эрринхаус» – это заброшенная лечебница для душевнобольных на Вишневой улице. О ней ходили слухи один страшнее другого. Винки с Чемоданной площади, приятель Джаспера, рассказывал, что, среди прочих психов, там держали парочку каннибалов, а злобные доктора однажды устроили между ними бой, и каннибалы сожрали друг друга. От обоих, по словам Винки, остались только головы…

- Нее…- покачал головой рыжий Гыгги.- Не доктором. Но я много чего знаю о бедах с памятью.

- Я н-не… не хочу…- начал было Джаспер, и эти люди расхохотались.

- Питти нас не узнаёт, так как его били по голове. Нужно его еще раз как следует приложить. И тогда наш старый добрый Питти вернется.

- Сразу видно человека науки,- хохотнул мистер Плезнит и достал из-за пояса дубинку. Двинулся к мальчику, а дыряволицый и рыжий крепко схватили его.

- Питти, не дергайся…

- Да, а то твоя рожа тоже пострадает…

- Я не хочу… пустите меня! Пустите!

Джаспер кричал, казалось, на весь квартал, но никто и не думал спешить к нему на помощь. Мальчику стало невероятно страшно. Он сильно пожалел о том, что рядом нет дядюшки – уж он-то показал бы этим типам, он бы ни за что не дал Джаспера в обиду. Но дядюшки рядом не было – он, должно быть, сейчас спал крепким сном дома. А утром он не сразу заметит, что Джаспера нет, потому что они поссорились, и он будет думать, что Джаспер у себя в комнате – дуется на него. И он скажет миссис Трикк, чтобы не звала Джаспера к завтраку: мол, если захочет, то сам спустится. И то же будет и с обедом, и с ужином. И никто не будет знать, что его нет дома. Пока кто-то не решит, что он слишком долго не показывался из комнаты. И тогда дядюшка зайдет к нему и, не обнаружив его там, подумает, что Джаспер сбежал. И он не станет его искать, а вздохнет с облегчением, учитывая все то, что он говорил… Или нет… Он забеспокоится и отправится в Дом-с-синей-крышей и перебудоражит всех констеблей в городе. А Бэнкс с Хоппером станут его искать с фонарями, но они его не найдут, потому что они болваны, а Джаспер уже давно будет мертв. И дядюшка не оставит поисков, и однажды он сойдет с ума. В смысле, еще больше, чем сейчас… И миссис Трикк попытается его утешить, а он в своей манере разозлится на нее и выгонит ее. И Клару он выгонит, и она умрет, потому что никто не станет кормить ее сладостями. А потом умрет и сам дядюшка, один, в покинутом пыльном доме. И Джаспера все забудут…

Все это пронеслось в голове у мальчика вихрем. Все это было так реально, что отчаяние зашевелилось внутри него гадким комком…

Нет, он не позволит никому себя забыть!

Джаспер принялся дергаться изо всех сил, вспомнил гремлина и попытался укусить рыжего Гигги за запястье, но тот схватил его за волосы, отчего мальчик вскрикнул.

- Грызючий попался…- заметил бывший пациент дома умалишенных.

- Ничего, ему недолго скалиться…- хмыкнул мистер Плезнит и вцепился в воротник джасперовой пижамной рубахи. Он поднял дубинку. Пальцы держащих мальчика негодяев впились в его плечи и руки так крепко, что он практически не мог пошевелиться.

Джаспер вдруг поймал себя на том, что думает о «Твитти». Он ведь так и не съел ни одного печенья после того, как выбрался из постели. Да он же шел именно за ним! Именно «Твитти» его погубили! Как это ужасно: пасть жертвой того, что так любишь!!!

- Отпустите его! Немедленно!- раздался вдруг высокий женский голос из темноты.

Мистер Плезнит развернулся. Его прихвостни вытянули шеи – проходимцы пытались высмотреть того, кто смел им приказывать. Джаспер повернул голову, но никого не увидел – лишь какие-то бледные очертания… вроде как… клок тумана…

- Вы что, оглохли?- повторила женщина, и со смесью страха и надежды мальчик узнал ее голос – это была мисс Полли. Но что она здесь делает?! Она спасет его! Нет, она же просто девчонка! А что девчонки могут против таких злобных и огромных громил?

Громилы, судя по всему, считали так же, поскольку их главарь сплюнул в грязь и расхохотался.

- Ну, кто бы мог подумать! Эй, Гыгги, сегодня у нас что, счастливый день недели? Ты у нас, вроде как, разбираешься с календурями…

- Правильно – календарями,- машинально пискнул Джаспер.

Мистер Плезнит опустил на него взгляд, который лучше любых слов советовал мальчишке немедленно заткнуться и оставить редактуру при себе.

- Кажется, к нам на огонек забрел не только наш старый дружочек Питти, но и любимая кузина Энни!

- Живем, братцы!- проскрипел обладатель гнилой челюсти.

Рыжий вытер рукавом слюнявый рот и поправил грязный галстук-бабочку, но это не слишком его облагородило.

- А ну-ка иди сюда, поболтаем!- рявкнул заводила мистер Плезнит, пытаясь разглядеть женщину, но в темном углу он, как и Джаспер, почти ничего не видел. Здоровяку на миг показалось, что там, в простенке между заколоченными окнами, замерло привидение. Настоящий городской призрак, бесплотный мстительный дух…

Мистер Плезнит почти сразу взял себя в руки: призраков не бывает. Особенно мстительных – уж он бы давно их повстречал, ведь он знает немало мертвых женщин, которым есть за что ему мстить.

- Я сказала, отпустите его, иначе хуже будет.

- Да, и что ты сделаешь, Энни?- шморгнул носом мистер Плезнит.- Зацелуешь до смерти? Или красиво шлепнешься в обморок? А то мне уж страшно стало…

- Я вооружена. Последний раз предупреждаю…

- «Я предупреждаю»,- усмехнулся заводила.- Говорила мне одна из моих покойных женушек, перед тем как я отлупил ее ножкой от табуретки. Не женское это дело – кого-то там предупреждать… Ее дело – выполнять, что требуют…

Полли все это явно надоело. Она будто отклеилась от стены, у которой стояла, и решительным шагом двинулась к тройке негодяев, удерживающих Джаспера. В ее поднятой руке блеснул пистолет.

У злодеев глаза на лоб полезли, и не у них одних – Джаспер тоже пораженно замер. Девушка, которая к ним шла, была одета в кружевной халат, ее длинные распущенные волосы развевались на ветру. Она действительно походила на призрака. Страшнее всего выглядело ее лицо. Даже изуродованный фосфорными пара́ми тип перепугался не на шутку. Все лицо девушки было сплошь покрыто жуткими синяками, словно ее избивали месяцы напролет – на ее коже, казалось, нет ни одного живого места. При этом в руке она действительно сжимала оружие – небольшой пистолет странной формы.

- Я предупреждала,- бросила девушка.- Предупреждала.

Она нажала на спусковой крючок, целясь в заводилу. Джаспер дернулся – ему показалось, что она выстрелила прямо в него. Но пуля прошла над его головой и попала здоровяку в грудь. Тот пошатнулся и выпустил мальчика.

В следующее мгновение произошло нечто по-настоящему страшное. Кровь бандита, кажется, не особо текла, и в первое мгновение он будто бы даже не заметил последствий ранения – подобным калибром такого зверюгу было не сломить. Но тут его затрясло, он выронил дубинку и рухнул на колени. Мистер Плезнит дико заорал. Его подельники застыли, не в силах пошевелиться. Они с ужасом глядели на то, как их заводила буквально начинает выплевывать свои зубы. Один за другим окровавленные зубы вместе с корнями лезли из десен и выпадали в грязь. Плезнит орал, слезы текли из его глаз, он пытался зажимать рот руками, пытался удержать в нем зубы, но те выползали, словно черви из нор, и выпадали изо рта.

- Вы тоже хотите?!- воскликнула Полли и нацелила свое страшное оружие сперва на рыжего Гигги, постом на дыряволицего. Но тем хватило демонстрации за глаза – они отпустили Джаспера, подхватили окровавленного скулящего здоровяка и потащили его прочь.

Пока они не скрылись из виду, Полли Трикк не опускала руку с пистолетом. Но вскоре завывания раненого громилы и поспешно отдаляющийся топот растворились в ночи.

- Мисс Полли,- испуганно начал было мальчик, подойдя к девушке, но та его прервала:

- Можешь называть меня просто Полли,- сказала она и опустила пистолет.- Здесь ведь нет твоего дядюшки…

Полли спрятала свой странный пистолет в карман халата и поежилась от холода. Пристально поглядела на Джаспера и улыбнулась.

- Думаю, мы с тобой сейчас похожи на двух лунатиков. Нужно вернуться домой, пока никто не заметил нашего отсутствия. Ты согласен?

- Да-да…- Джаспер кивнул, и они отправились в сторону дома – Полли, в отличие от него, судя по всему, запомнила дорогу: конечно же, им нужен был темный переулок. Они прошли его насквозь, и вскоре выбрели на чуть более освещенную улочку.

Идя рядом с Полли, Джаспер все время спотыкался, так как не мог оторвать взгляд от ее лица, то и дело подсвечиваемого редкими фонарями и светом из некоторых окон.

- Может быть, ты уже спросишь, наконец?- Девушка повернула к нему голову, и мальчик стыдливо опустил глаза.- Все хорошо. Ты можешь спросить: «Эй, Полли, откуда у тебя эти жуткие синяки? Ты что, подралась со всем городом?».

Джаспер улыбнулся и сказал:

- Эй, Полли, откуда у тебя эти жуткие синяки? Вряд ли ты подралась со всем городом.

- Уж точно не со всем. Помнишь я рассказывала про свой аэроцикл? Так вот он потерпел крушение: оболочка прохудилась, двигатели взорвались, и мы с ним вместе рухнули на землю.

Джаспер поглядел на девушку с сомнением. Слова Полли прозвучали так уверенно и твердо, будто она пыталась убедить в сказанном себя саму. Так, словно все, что она описала, произошло на самом деле. Мальчик понимал, что если это и правда, то уж точно не вся, но допытываться не стал.

Вместо этого он сказал:

- А дома я ничего не заметил. Это из-за краски?

Полли кивнула. Джаспер продолжил:

- А что это за такое странное оружие? Твой пистолет… Можно? Можно мне посмотреть?

Полли достала из кармана пистолет и протянула его мальчику, предварительно что-то в нем переключив.

Это было действительно очень странное оружие: какие-то клапаны, трубки, переключатели.

- Он называется «москит», и стреляет специальными пулями с различными химическими средствами внутри. У меня здесь «Адентия-19», она направлена на обеззубливание.

- Да уж, я видел,- сказал мальчик.

- Здесь три режима,- пояснила Полли.- «Смертельный», «несмертельный (щадящий)» и «несмертельный (злобный)». Ты видел именно последний: у меня просто сегодня очень плохое настроение, а эти типы вели себя крайне невежливо.

- А что делает «щадящий» режим?

- От него начинается зубная боль, очень сильная и внезапная – так что никаких мыслей о том, чтобы целиться или драться, не остается. Вообще ничего делать не получается, кроме как стонать и бежать в аптеку.

- А как действует смертельный режим?

- О, лучше тебе об этом не знать. Но по правде, я и сама не знаю. Я его прежде никогда не использовала.- Полли протянула руку за своим «москитом».

- Зачем он тебе?- спросил мальчик, возвращая ей пистолет, один выстрел из которого заставил громилу выплюнуть все его зубы.

- Как зачем?- Полли улыбнулась.- Чтобы бороться с чудовищами. И нет такого чудовища, с которым он бы не справился. Знаешь почему?

Мальчик отрицательно замотал головой, и Полли негромко проговорила:

- Потому что у всех чудовищ есть зубы.- Она дернула подбородком и наградила мальчика требовательным взглядом.- Хватит обо мне. Может быть, ты мне наконец все расскажешь? Что еще за визгливый коротышка, за которым ты гнался? Что все это значит? Что вы затеяли с доктором?

- Ну, это тайна вообще-то,- важно сказал Джаспер.

Полли остановилась и, прищурившись, поглядела на мальчика.

- Неужели ты думаешь, что я тут же напишу в газеты? Мне ты можешь обо всем рассказать. Я ведь вижу, что ты хочешь все рассказать.

И непонятно как, неизвестно откуда взялось это чувство, но Джаспер вдруг на самом деле ощутил, что очень хочет поделиться с ней всем, что стряслось. Но он не был дураком: нельзя рассказывать тайны, пока не потребуешь от собеседника «Только никому ни слова…», что он и озвучил, на что Полли церемонно протянула ему руку. Пожав ее и посчитав, что «сделка сохранения тайны» таким образом соблюдена, мальчик принялся рассказывать. Начал он с ограбления банка и предписания от комиссара, которое есть у дядюшки и которое так злит настоящих полицейских…

Джаспер и Полли шли по ночным улицам в сторону дома, и мальчик воодушевленно рассказывал девушке все, начиная с того самого момента, как дядюшка позвал его в кабинет и показал ему дохлого гремлина.

- И часто вы занимаетесь подобными расследованиями?- спросила Полли.

- Нет, это наше второе дело,- ответил Джаспер и продолжил рассказ.

Он живописал ей, как они шли по следу кукол, изучали зацепки и в итоге обнаружили Фиша. И когда Джаспер рассказал о побеге Фиша на механических крыльях, Полли воскликнула:

- Ну надо же!

- А у вас что, не часто летают на крыльях, в Льотомне?- удивился Джаспер.

- Нет, я вообще никогда о подобном прежде не слышала.

Полли была восхищена изобретательностью и элегантным выходом из затруднительного положения Фиша, и Джасперу это очень понравилось. Она была с ним согласна в том, что Фиш – самый лучший злодей в мире. По крайней мере, не спорила…

Далее мальчик рассказал спутнице о том, как они отправились на площадь Неми-Дрё и о разговоре с Бенни Трилби. Полли было любопытно послушать то, что ускользнуло от нее во время слежки. Джаспер вкратце пересказал ей беседу с репортером. Закончил он тем, что дядюшка зачем-то выдал все тайны этому скользкому проныре и сообщил ему, кто такой Фиш.

- А дальше? Что было дальше?- взволнованно спросила Полли.- Что между вами произошло? Почему он такой… злой?

Джаспер хмуро на нее поглядел и понял, что она не отцепится, пока он ей все не расскажет. Он вздохнул и начал:

- После разговора с Бенни Трилби мы пошли в банк Ригсбергов…

…Банк Ригсбергов на площади Неми-Дрё стоял особняком от прочих здешних зданий. Во всех смыслах. Это место выглядело отталкивающе, по-настоящему угрожающе и зло. Просто не существовало настолько безоблачного, солнечного и радостного дня, чтобы при одном только взгляде на него у вас не испортилось бы настроение. И кажется, сам банк нисколько не смущался того впечатления, которое производил. Пусть все другие смущаются, считал банк, если хотят увидеть свои денежки.

Джаспер не мог взять в толк, как кто-то решился ограбить это место, ведь даже просто стоять рядом с ним было неуютно.

Ко входу в банк вели несколько ступеней, по сторонам от прохода восставали черные, будто бы облицованные сажей, колонны. Само это хмурое здание было возведено из темно-серого камня, высилось на пять с половиной этажей и щурилось круглыми окнами кабинетов под буро-серой, вымытой дождями, черепицей. Наверху, над главным проходом, тусклыми золочеными буквами значилось: «РИГСБЕРГ» и ниже «БАНК». А еще выше был изображен черный ворон с золотой монетой в клюве.

Высокие двустворчатые двери, казалось, вросли в стену намертво, но стоило только к ним подойти, как два автоматона-лакея, в угольной форме с позолоченными пуговицами со скрипом раскрыли ее перед посетителями.

Площадной шум Неми-Дрё рядом с банком будто бы глох – словно ему не позволялось нарушать покой этого места. Здесь властвовала та порода тишины, которую Джаспер про себя именовал «бюрократической тишиной»: практически никто не говорит, а если и говорит, то намеренно приглушает голос, каждый шорох прекрасно слышен, каждый шаг отражается громким эхом по вестибюлю, уходя на лестницы и под своды зала.

Первым, что бросалось в глаза внутри банка, были огромные часы с открытым механизмом, размещенные высоко над головой: шестеренки медленно-медленно проворачивались, цепляя соседние, а те, в свою очередь, толкали стрелки. По левую руку от входа расположился ряд полукруглых окошек касс, к которым, словно на понурый карнавал, выстроились очереди грустных людей с карманами, полными отчаяния. Здесь вестибюль заканчивался и переходил в конторский зал.

Центральное место в зале первого этажа занимала черная кованая с витым золоченым орнаментом клетка лифта. За лифтом располагалась парадная лестница с багровым ковром и удерживающими его латунными прутьями под каждой ступенью. А чуть поодаль расположились ряды конторских столов, за которыми сидели практически идентичные женщины с одинаково подвитыми прическами и белыми, без кровинки, лицами. Одни что-то писали скрипучими перьевыми ручками, другие ежечасно штамповали какие-то бумаги тяжелыми печатями. Столы были заставлены колоннами из папок и бланков. Порой эти колонны достигали высоты в пару десятков футов и было очень странно, как эти шаткие конструкции удерживаются и не падают.

У некоторых столов стояли сгорбленные, с трясущимися руками, словно сироты, молящие о подаянии, посетители: что-то жалобно канючили, слезно молили, с трудом сдерживая обильные рыдания. Рыдать в банке запрещалось – об этом гласила одна из строгих и лаконичных бронзовых табличек, коих как в вестибюле, так и в самом зале было множество. Куда ни кинь взгляд, он натыкался на правила и указания, вроде: «Мы не любим шаркающих ногами!», «Самоубийства в вестибюле банка запрещены» и «Ссуда – ваш последний друг».

За ближайшим к лифту столом сидела женщина, строгая и холодная, как трамвайная рельса. Она что-то отстукивала на странном печатном механизме, на клавишах которого вместо букв стояли цифры, вогнув запястья так сильно, что казалось будто бы их неправильно пришили. Эта дама отличалась от прочих служащих зала тем, что у ее стола никто не топтался, бумаг на нем практически не было, и на носу у нее сидели очки в тонкой оправе. В черных волосах было несколько седых прядей, хотя женщина выглядела молодо. На скуле у нее чернела крошечная мушка, а выражение лица было таким, будто она что-то унюхала: то ли поблизости сдохла крыса, то ли она так реагировала на всех посетителей, подходящих к ее столу.

- Чем «Ригсберг-банк» может вам помочь?- спросила она манерным причмокивающим голосом, не прерывая печатанья и не удостоив доктора Доу и Джаспера даже короткого взгляда.- Получить ссуду можно у любой из клерк-мадам в этом зале.

- Боюсь, нам не нужна ссуда,- сказал доктор Доу, хотя уместнее было бы сказать «К счастью».- Нам нужен мистер Портер, управляющий банка.

Женщина в ответ на это лишь изогнула тонкую бровь.

- Уверена, что я сама или же кто-либо за этими столами способны вам помочь не хуже. Вы осведомлены о том, что риск обанкротиться и попасть в долговую тюрьму Браммл уменьшается вдвое, если вы взяли ссуду в «Ригсберг-банке»?

- Боюсь, что нет, мисс…- доктор опустил взгляд на табличку с именем на столе,- Кэрриди.

- Кэрри́ди,- машинально исправила женщина.

- У нас разговор именно к мистеру Портеру, мисс Кэрри́ди. Речь о недавнем ограблении.

Клерк-мадам никак не отреагировала на сообщение доктора Доу, лишь поправила очки, после чего продолжила печатать.

- А что это за приспособление?- спросил Джаспер, указывая на бронзовый рожок на краю стола мисс Кэрри́ди, примерно раз в полминуты выкашливающий облачка фиолетовой пыли, которые расползались по воздуху, поднимаясь под своды зала и оседая на стопках папок, чернильницах и костюмах присутствующих. Эти странные рожки были установлены на всех столах, несколько их висели на стенах.

Мисс Кэрри́ди бросила на мальчика ледяной взгляд, от которого у Джаспера тут же замерзли пятки.

- Бумаги,- коротко сказала женщина.- Здесь много бумаг. Это отпугивает вредителей.

Доктор Доу выглядел раздраженным. Джаспер знал это выражение его лица – еще чуть-чуть, и дядюшка включит свой «деловой тон», или по-другому – начнет очень отвратительно грубить.

- Простите, так мы можем рассчитывать на то, чтобы вы позвали мистера Портера?

- Я уже это сделала,- бесстрастно ответила мисс Кэрри́ди.- У него сейчас встреча, и он спустится как только она завершится. Подождите его там.

Не отрывая взгляда от листа бумаги, ползущего из-под каретки ее печатного механизма, мисс Кэрри́ди вскинула голову и ткнула острым подбородком, указывая на диван, обтянутый темно-красной кожей.

Доктор Доу кивнул ей, и вместе с племянником они отошли от стола занятой клерк-мадам. Джаспер был удивлен, как это мисс Кэрри́ди дала знать управляющему о том, что его ожидают, при том, что она, кажется, ничего не делала. Разве что, где-то под столом у нее спрятана педаль, запускающая систему оповещения. Как Джаспер головой ни вертел, труб вездесущей в Габене пневмопочты он не заметил, но при этом банк работал как слаженный механизм – так, словно его служащие были постоянно связаны друг с другом и приказания им посылали прямо в головы.

- Странное место,- негромко сказал мальчик, когда они сели, и старая кожа диванов тяжко закряхтела под ними.- Мне здесь не нравится.

- Так и должно быть,- ответил доктор Доу.- Ты должен помнить, Джаспер: нам стоит быть осторожными. Позволь мне самому говорить с мистером Портером, и не встревай. От того, как обернется эта беседа, многое зависит.

- Да-да,- угрюмо произнес мальчик. Сам он при этом думал о другом: если они общаются между собой незримо, то как это происходит? И вдруг мисс Кэрри́ди или еще кто-то из банка подключится к его голове?

- Ты понял меня, Джаспер?- Дядюшка строго поглядел на него.

- Да, понял,- раздраженно ответил мальчик и кашлянул – в горле зачесалось.

Потянулись минуты ожидания. Мисс Кэрри́ди будто и вовсе позабыла об их существовании. За столами клерк-мадам отстукивали печатями бумаги, стрелки часов над головой лениво ползли, пара человек присоединилась к очередям у касс.

Как ни странно, именно в очередях происходило хоть какое-то движение, и Джаспер и сам не заметил, как они завладели всем его вниманием. Всего спустя пять минут наблюдения мальчик уже представлял себе весь процесс.

Эти перетаптывающиеся люди с поникшими плечами крепко прижимали к себе картонные перфокарты. Когда наступала их очередь, они подходили к окошку и протягивали свою карту. Из окошка навстречу карте вырывались длинные механические пальцы, хватали ее и засовывали в большую машину, которая гудела, скрежетала и что-то просчитывала. После чего подключенный к этой машине автоматон-кассир чаще всего выдавал через раструб-воронку на месте рта: «Мистер Гражданин, внимание! У вас нехватка средств! Нехватка средств! Обратитесь, пожалуйста, к клеркам “Ригсберг-банка”, чтобы получить ссуду!». Тех редких счастливчиков, у которых средств хватало, также ждало оповещение. Им сообщалось, что «Наличие у мистера Гражданина денег – явление временное, и город таит в себе множество как угроз, так и трат. Чтобы обезопасить себя от них, ему стоит подойти к одному из клерков “Ригсберг-банка” для того, чтобы получить ссуду!».

Люди в очереди потели и дрожали, там и здесь раздавался болезненный кашель. Среди тех, кто стоял у касс, не было ни одного толстяка – напротив, у многих чернели круги под глазами, ввалились щеки – многие из них явно голодали.

«Жалкие неудачники,- подумал Джаспер,- вонючие отбросы…».

Мальчик почувствовал, как что-то забилось в нос, и чихнул. И вдруг поймал себя на том презрении, с каким глядит на этих несчастных. Он вспомнил, что рассказывал бывший банковский клерк мистер Пиммз, о том, что этих людей здесь зовут «безнадегами». И верно, они были буквально пропитаны безнадежностью и горем: их потертые пальто, пыльные шляпы, их осунувшиеся лица… он укорил себя за собственную злую и отвратительную мысль, которая появилась у него при взгляде на них. Неужели он действительно так подумал об этих бедолагах?!

«Ну а что?- появилась вдруг еще одна презрительная мысль.- Кто им виноват, что они явились сюда нищенствовать!»

Джасперу снова стало за себя стыдно. Как хорошо, что он не сказал этого вслух! Он бросил быстрый взгляд на дядюшку, но тот смотрел на людей в очереди с небывалым даже по его меркам презрением. Он морщился, как будто съел кислый фрукт. Кажется, он безнадег даже за людей не считал. Вместо того, чтобы удивиться, Джаспер спросил:

- Дядюшка, у нас ведь больше денег, чем у них?

Доктор Доу самодовольно кивнул:

- Разумеется. И с каждым днем их становится все больше. Люблю Габен и его мерзкие болезни! Мы никогда не обеднеем из-за всяческих лихорадок, простуд и прочего. Гниение этого города обогащает докторов и аптекарей.

- Как думаешь,- продолжил мальчик,- они сюда пешком притопали?

- А как иначе?! Непохоже, чтобы у них были деньги на кэб. Уверен, этих голодранцев даже в трамвай не пустили бы. Считаю, их вообще нельзя подпускать к достойным людям. Вроде нас.

- Да,- кивнул Джаспер.- Нужно всех безнадег посадить в клетку. Думаю, каждый из них ворюга и преступник.

- Ты только взгляни, Джаспер на эти угрюмые лица. Взгляни на эту женщину… она же вот-вот разрыдается!

- Но здесь ведь запрещено рыдать.

- Да уж,- жестоко проговорил доктор.- Ей придется потерпеть.

- Хныкать только за дверью!- нарочно громко, чтобы до женщины долетело, воскликнул мальчик.

- Но знаешь что?- безжалостно добавил доктор Доу.- Скоро они не будут засорять собой город. Уверен, каждого из этих людишек ждет долговая тюрьма Браммл. Ждет не дождется…

Джаспер собирался выдать еще что-то уничижительное в адрес бедолаг в очереди, но тут его отвлекли. Раздался негромкий звонок, и решетки парового лифта в центре зала раскрылись, выпуская нескольких важных господ – и как они только уместились в кабинке, с их-то необъятными животами?! Вальяжно протопав через вестибюль ко главному входу, они подошли к дверям, которые тут же для них открыли автоматоны-лакеи, настроенные на крайнюю степень почтения. В зале раздался еще один звонок, и кабинка лифта поползла вверх. И тут Джаспер заметил кое-что такое, что очистило его разум от всех прежних мыслей, будто внутри его головы прошлись пневмоуборщиком. Он взбудораженно задрожал и заелозил на диванном сидении.

- Дядюшка,- прошептал он и кивнул на лифт.- Ты видел?

- Конечно, видел. Если бы у меня падало зрение, я бы принимал специальные пилюли. Это были клерки с верхних этажей – важные птицы. Полагаю, они занимаются только богатыми клиентами.

- Нет же!- возмущенно проговорил Джаспер.- Лифт. Посмотри!

- На что именно я должен смотреть?

- Табличка…

Среди гравировок и витых кованых листьев орнамента клетки, над стрелкой и полукружьем цифр этажей, было выведено:

«Отисмайер».

- Ты понимаешь, что это значит?- воодушевленно проговорил Джаспер. Доктор поглядел на него с неприкрытым раздражением, но мальчик продолжил: - Фиш! Он ведь говорил об этом! Называл это слово! Отисмайер! Прежде, чем спрыгнуть с крыши. Ты помнишь? Отисмайер…- пробубнил мальчик.- Отисмайер… Мы очень близко… мы вплотную подкрались к тайне и…

- Какой еще тайне?- уже всерьез злясь, спросил доктор Доу.- Здесь нет никакой тайны. Имеет место банальное ограбление банка. И мы разыскиваем того, кто его ограбил. А учитывая, что нам все известно об этом человеке, то ничего таинственного в этом деле нет.

- Нет же! Тайна послания Фиша! Машина Счастья! Реймонд Рид! Те цифры и… и Отисмайер…

- Предлагаю тебе забыть об этом,- твердо сказал доктор Доу.

Мальчик был поражен.

- Что? Забыть?

- Смею тебе напомнить, мы пришли сюда с определенной целью. Выяснить подробности имевшего места происшествия лично у господина управляющего. Ты себе даже не представляешь, что это за люди и чего от них можно ждать! Нельзя давать им повод обратить на нас слишком пристальное внимание…

- Ты говоришь так, как будто они невесть какие страшные!

- Значит, я верно передал суть. Не вздумай влезать в разговор, спрашивать что-либо у мистера Портера…

- Но слова Фиша…

- Ты меня понял?

Джаспер со злостью уставился на дядюшку:

- Мы должны узнать все, что можно! Как же мы выясним то, о чем нам говорил Фиш, если не будем спрашивать?

- Мы не станем это выяснять,- отчеканил доктор Доу.- Потому что это – чушь! Если ты сам этого не понимаешь, то я сильно переоценил твои умственные способности. Нельзя говорить Портеру о том, что мы услышали от Фиша. Это может не только испортить все дело, но и поставить под удар нас самих.

- Но ты сам все выдал мистеру Трилби!

- Я не говорил ему о бреде умалишенного на парапете.

- Но ты рассказал ему все остальное…

- Это другое.- Доктор Доу поднял руку, обрывая спор.- Достаточно. Я больше не желаю об этом говорить.

Джаспер надулся и отвернулся.

Впрочем, долго злиться ему не дали.

Лифт зазвенел в очередной раз, и решетки разошлись в стороны. В вестибюль вышли три полицейских в форме (сержант и два констебля, полыхающие от ярости) и некий джентльмен – худосочный брюнет в костюме-тройке.

- Я советую вам не приходить сюда без реальных подвижек в деле,- строго проговорил этот джентльмен.- Вы поняли меня, Кручинс?

Сжав зубы, сержант кивнул, после чего полицейские потопали к входной двери и вскоре покинули банк. Сопровождавший их джентльмен перевел взгляд на доктора Доу и Джаспера…

Множество историй ходило о габенских банках, и не нужно было читать никакие книжки про злых волков – в последнее время злые волки давно перебрались из дремучих лесов в обшитые дорогим деревом кабинеты. Они заменили шерсть на шикарные костюмы и цилиндры, а из всего волчьего облика остались лишь плотоядный взгляд да звериный оскал. Пахнет от них дорогими духами, но несет волчьим логовом. Как ни притворяйся, натуру не утаить, а голод не утолить…

Вот и мистер Корнелиус Портер, управляющий банка «Ригсберг», чем-то напоминал волка. Весьма делового волка. Среднего роста, но из-за вздернутой кверху прически, отдаленно похожей на луковицу, он казался выше. Даже издали было видно, что его черный в тонкую белую клетку костюм строгого конторского кроя пошит из лучшей ткани. В сравнении с ним даже выходной костюм доктора Доу не то, что был нищенским, но, скажем так, сушился с нищенским на соседней веревке. Доктор Доу мгновенно узнал работу портных из «Бюрократс» с Ингрид-роу, что в Старом центре.

У господина управляющего были хмурые кустистые брови, лаконичные губы, подбородок-клюв. Пенсне, выглядывающее из-за отворота сюртука, судя по всему, никогда не использовалось по назначению, а служило сугубо в виде части костюма, подчеркивая конторский стиль.

В руке мистер Портер держал пухлую папку с бумагами. Он явно знал, зачем к нему пришли эти люди, и заблаговременно подготовился.

- Мое почтение, доктор. Мастер Джаспер.- Подойдя, мистер Портер поочередно кивнул посетителям.

- А я хочу выразить почтение вашей осведомленности, мистер Портер,- сказал доктор.- Полагаю, помимо того, кто мы такие, для вас также не секрет, чем именно мы заняты.

Господин управляющий банка кивнул, поправил мелованные манжеты рубашки.

- Надеюсь, вы понимаете, что я должен был навести справки… Но ваши рекомендации от господина комиссара Тремпл-Толл выглядят наилучшим образом. Такое ощущение,- он замолчал и выразительно поглядел на доктора,- что вы ему жизнь спасли. К тому же я не мог не знать, по чьей вине был арестован один из моих клерков, мистер Пиммз с третьего этажа. Я рад, что представился случай лично поблагодарить вас за то, что вы выкорчевали этот сорняк из, так сказать, нашего банковского сада. Мы – надежное семейное дело, мы не можем позволить себе быть замеченными в подобных историях. В любом случае,- он продолжил,- я рад, что произошедшей неприятностью,- (очевидно, он имел в виду ограбление),- занимаетесь вы. Полицейские из Дома-с-синей-крышей уже несколько раз доказали свою некомпетентность и несостоятельность. Сперва сержант Доффер, теперь и его преемник. Как я понимаю, вы решили прийти туда, где все началось. Жаль, что вы не явились сюда сразу, когда еще… как это говорится в среде сыщиков?.. след был горячим?

- Боюсь, мы не сразу решили заняться… вашей неприятностью,- сказал доктор Доу.- К тому же мы полагали, что полиция справится.

- Очень напрасно!- воскликнул мистер Портер.- Эти дуболомы ни на что не способны. И как нарочно мистер Мэйхью из сыскного бюро Дома-с-синей-крышей отстранен от дел. Уж он бы в два счета изловил бы преступников, но, к моему глубочайшему сожалению, даже я не в силах повлиять на то, чтобы его немедленно восстановили. Когда ты становишься личным врагом достопочтенного судьи Сомма, тут мало кто может помочь. Но, как я уже говорил, я рад, что вы обратили внимание на это дело. Господин комиссар вкратце мне описал подробности дела Черного Мотылька, и я был впечатлен тем, как вы обскакали этих синемундирных идиотов. Помимо прочего, сын моего кузена состоит в Клубе джентльменов-любителей науки, и он рассказал мне, как решительно и бесстрашно вы действовали. И меня подобное устраивает – наглых проходимцев, которые посмели вторгнуться в наш банк, не изловить, если не действовать решительно и бесстрашно. Что навело вас на мысль поучаствовать в расследовании?

- Льотомнский след. Серия ограблений банков в Льотомне.

- Конечно. И у вас уже есть подозреваемые?

- Скорее, есть кое-какие подозрения,- мягко увильнул от прямого ответа доктор Доу.- Мы не обладаем достаточным количеством сведений, чтобы строить определенные выводы. И надеялись, что именно здесь мы заполним пробелы.

- В этой папке все, что нам известно о грабителях,- сказал мистер Портер, явно заподозрив, что его намеренно удерживают в неведении.

- Довольно много,- заметил Джаспер, оценив толщину папки.

Доктор Доу с сомнением покачал головой. Он был уверен, что три четверти содержания папки – это бюрократия и проволо́чки, и лишь четверть – настоящие сведения.

- Вы можете описать нам, что произошло, своими словами?- спросил он.

- Разумеется.- Мистер Портер указал рукой на лифт.- По дороге. Вы ведь пришли не за тем, чтобы толочься у вешалки, верно? Так не будем же тратить время.

Доктор Доу кивнул, и они направились к лифту. Мистер Портер крутанул ручку, и решетки разошлись. Господин управляющий пропустил посетителей в кабинку, вошел следом, после чего отвернул ручку в сторону, и решетки сами собой закрылись. Следом он перевел рычаг управления лифтом на отметку «-2», и кабинка, качнувшись, поползла вниз.

Джаспер прежде никогда не ездил в таких лифтах. По сути это место напоминало крошечный салон – здесь был даже полукруглый и обтянутый кожей диван. Больше всего мальчика заинтересовали золоченые цифры на панели переключения этажей, между которыми ползла стрелка.

Мистер Портер тем временем рассказывал:

- Было сорок три минуты третьего. Речь, разумеется, о ночи, когда должен был грянуть второй туманный шквал. Мне пришло сообщение по срочной трубе пневматической почты, которая напрямую связывает банк и мой дом на улице Клёнов. Да, это в Сонн,- уточнил он горделиво, хотя никто не спрашивал.- Глава охраны, мистер Гримсби, уведомил меня, что в банке совершено ограбление. В срочном порядке сюда были вызваны все наши служащие и, в частности, клерки из отдела по особо важным делам. Когда я прибыл, меня встретила дыра в стене хранилища. Стальная дверь, которую, согласно заверениям ее создателей, взломать невозможно, попросту исчезла. Ее не могли вынести из банка, поскольку все ходы были перекрыты людьми мистера Гримсби. Ее было невозможно даже вытащить на первый этаж. Эта дверь просто взяла и растворилась в воздухе. Хранилище было пустым. Больше миллиона фунтов украдено. Совершенно беспрецедентно! И никаких следов грабителей, ни одного подозреваемого. Разумеется, первым делом мы перекрыли все возможные выходы из города, включая морской и воздушный, наши люди взяли под наблюдение даже непримечательные буксирные станции на канале, но никто в наши сети так и не попался. На утро в банк была вызвана полиция, но, как я уже говорил, до сих пор господа констебли ничего внятного в качестве доказательств предоставить не смогли.

Лифт встал, решетки разъехались.

- Прошу вас.

Мистер Портер пропустил доктора и Джаспера, и посетители оказались в узком коридоре, выложенном черным камнем с багровыми прожилками. Заканчивался проход огромной круглой зияющей дырой. Джаспер даже затаил дыхание. Это было именно оно – место, которое он представлял себе с того самого момента, как впервые услышал об ограблении.

Хранилище банка Ригсберг приветствовало их давящей тишиной. И полутьмой: две лампы над отсутствующей дверью да лампа над лифтом – вот и весь здешний свет.

Прежде, чем двинуться по коридору, мистер Портер привычным движением извлек из-под манжеты сюртука ключ, вставил его в замочную скважину бронзовой панели на стене слева от лифта – на ней стояло множество датчиков и регуляторов. Он провернул ключ несколько раз, затем переключил какие-то рычаги и накрутил вентили. Джаспер понял, что он отключает ловушки и звуковые сирены.

Доктор Доу заметил узкие прорези в стене, в которых поблескивали чьи-то немигающие глаза. Джаспер обратил на них внимание не сразу, но стоило ему их увидеть, как по спине его пробежал холодок.

- Что говорят охранники, которые сторожили коридор в ночь ограбления?

- Они ничего не говорят. Их нашли в очень странном виде. Они ни на что не реагировали, а глаза их были выпучены, словно они увидели нечто ужасное. При этом они мелко трусили головами. Все охранники будто одновременно помешались. Сейчас они находятся в Больнице Странных Болезней под наблюдением нашего врача.- Доктор поднял бровь, и мистер Портер заметил это.- Вам знакомы описанные симптомы, господин доктор?

- Позвольте уточнить, у них наблюдалось едва слышное, судорожное дыхание? Были хрипы? Точечное покраснение вокруг глаз, похожее на сыпь?

- Все верно.- Господин управляющий банка одарил доктора пристальным взглядом.- Вы знаете, что с ними сделали?

- Это «Микстура Лунатизма Сибли» – прямиком из Льотомна. Как можно понять из названия, микстура вызывает состояние лунатизма. Сообщите вашему доктору, чтобы он дал потерпевшим рафинированный уголь. Он нейтрализует действие этого средства.

- И тогда мы сможем их допросить?

- Боюсь, что нет. Человек, попавший под воздействие «микстуры Сибли», забывает все, что с ним было с момента, как он впал в лунатическое состояние.

- Но откуда вы все это знаете?

- Эту микстуру используют в Гильдии вредителей Льотомна.

Джаспер усмехнулся. Его дядюшка, будучи закоренелым мизантропом, изучил многие формы и вариации свойства и состояния личности, иначе известного, как «нелюбовь к людям». Он многое знал о Гильдии вредителей Льотомна, членов которой презирал, потому как мизантропия для них была лишь общим интересом в вечерние часы. Они занимались мелким вредительством, которое иначе как детскими шалостями и не назвать: гвозди, спрятанные в лужах, рассылка писем оскорбительного содержания и тому подобное. В то время как для самого Натаниэля Френсиса Доу мизантропия была не просто каким-то временным настроением, а самой его жизнью. Дядюшка частенько пренебрежительно отзывался о псевдо-мизантропах, и громко зачитывал племяннику какую-нибудь статью о новых проделках ненавистных ему вредителей из газеты «Вечерний Льотомн», которую, казалось, выписывал сугубо для этого.

- Льотомнские вредители применяли «Микстуру лунатизма», в частности, на театральных актерах,- пояснил доктор.- Им казалось забавным наблюдать, как какая-нибудь известная прима выходит и замирает столбом посреди сцены – едва ли не пускает слюни. Наш подозреваемый прибыл в город из Льотомна – это еще одно подтверждение.

- Вы за одну минуту поведали мне об ограблении больше, чем Кручинс и его форменные бестолочи. Что ж, пройдем в хранилище…

Помещение хранилища размером было с гостиную в доме доктора Доу и Джаспера. Как и коридор, ведущий к ней, оно было выложено черным камнем с красноватыми разводами. Вдоль стен шли пустые стеллажи, на которых, вероятно, и хранился украденный миллион. В центре помещения в полу зияла дыра, о которой доктору и его племяннику поведал Бенни Трилби. Несколько больших камней были вытащены и стояли в стороне. Центральный поддон был отодвинут прочь.

- Замуровано?- Доктор кивнул на чернеющее отверстие в полу.

- Мы проверили. Грабителям не было никакого смысла пробивать эту дыру.

- Что там находится?

- Старый подвал. Он здесь был еще до того, как на этом месте возвели банк…

Что-то в мистере Портере изменилось при этих словах. Он замолчал, словно на миг погрузился в воспоминания.

Доктор замер у входа в хранилище. Пристально осмотрел кладку в тех местах, где она когда-то соприкасалась со стальной сейфовой дверью. Ширина проема впечатляла. Сама дверь была в десять футов диаметром – ее и правда так просто из банка не вынесешь… Что-то все же Натаниэль Доу заметил любопытное, поскольку, прежде чем войти в само хранилище, легонько покивал своим мыслям.

- Что это за дверца?- спросил доктор.

В стене по правую руку от входа виднелась круглая крышка люка на запорном вентиле.

- За ней располагается труба пневмопочты, соединяющая банк и биржу Фогвилла,- пояснил мистер Портер.- Как думаете, доктор, как именно они сюда проникли? У вас ведь есть какие-то предположения?

- Я думаю, что они проникли сюда и вынесли все деньги через эту трубу,- он кивнул на дверцу патрубка пневмопочты.- В биржу проникнуть проще, чем в банк.

Не сказать, что мистер Портер был удивлен. Вероятно, у него и его клерков по особо важным делам уже было такое предположение, но аргумента ради он уточнил:

- Вы ведь понимаете, что это, хоть и грузовая труба, но в нее не поместится и ребенок?

Доктор Доу промолчал. Слова сами запросились изо рта Джаспера наружу, но в этот момент он буквально прочитал мысли дядюшки: «Молчи, Джаспер!».

- К тому же,- продолжил мистер Портер,- если предположить, что таким образом они выбрались из банка, то каким же образом они, спрашивается, смогли бы сюда попасть? Ведь запираемая на вентиль крышка находится с этой стороны.

- Мистер Портер,- доктор Доу повернулся к господину управляющему банка,- я могу говорить откровенно? Я знаю, что вы уже продумали все варианты. И нет смысла играть в «Ничего не понимаю!» и «Как же они все так обставили?!». Пожалуй, я не удивлю вас, если скажу, что, по моему мнению, в день туманного шквала в банк пришел некий господин под видом простого посетителя. В руках у него был то ли чемодан, то ли портфель, и, оказавшись в банке, он выпустил своего сообщника из этого чемодана (или же портфеля), и тот спрятался где-то в зале. Когда банк закрылся и даже служащие его уже покинули, этот маленький сообщник проник через шахту лифта в коридор, где обезвредил охранников, преодолел все ваши ловушки и проник в хранилище. А там уже открутил вентиль и открыл путь прочим своим подельникам.

Все то время, как мистер Портер слушал доктора, на его лице не было ни одной эмоции, но, когда Натаниэль Доу замолчал, его губы расползлись в тонкой довольной улыбке: он услышал подтверждение одной из своих версий.

- Что ж,- сказал господин управляющий банка,- вы намекаете на дрессированную мартышку? Знаем мы одного господина, у которого есть такая мартышка. Он преспокойно мог позволить себе такую дерзость, как вторжение в наш банк. Меня одолевали некоторые сомнения, но теперь, учитывая ваше стороннее мнение, полагаю, мне все же стоит немедленно отправить в Фли своих людей, и они задержат господина Фенвика Смоукимиррорбрима, хозяина уличного театра с Балаганной площади.

- Не стоит,- покачал головой доктор.- Никаких доказательств того, что грабителем был мистер Смоукимиррорбрим нет. Более того, я уверен, что он к данному делу не причастен.

- Ну разумеется, вы ведь уже нашли подозреваемого.

Натаниэль Доу промолчал.

- Думаю, мы увидели все, что хотели, мистер Портер,- сказал доктор и управляющий кивнул.

Под немигающими взглядами сквозь прорези в стенах они покинули хранилище. Как только посетители и господин управляющий вошли в лифт, и кабинка тронулась, Джаспер понял, что больше не может молчать – любопытство съело в нем все, что отвечало за послушание:

- «Отисмайер»,- сказал он.- Такое странное слово. Что оно значит?

- Джаспер,- железным голосом проговорил доктор Доу.

Мистер Портер улыбнулся.

- Это название компании, производящей паровые лифты. Она названа в честь ее создателя мистера Генри Отисмайера. В то время как в Старом центре такие лифты повсюду, во всем Тремпл-Толл только у нас стоит «Отисмайер». Этот лифт – наша гордость.

Сказав это, мистер Портер передал доктору папку, поинтересовался, есть ли у него мысли, где именно скрываются грабители, и предложил свою помощь для достижения наиболее «продуктивного» общения с возможными свидетелями. Вероятно, он имел в виду угрозы и пытки.

Джаспер молча слушал занудные ответы дядюшки, отмечал, как тот уверенно обходит стороной тему Фиша. Мистер Портер, в свою очередь, разумеется, понимал, что от него скрывают нечто важное, и пытался исподволь вызнать, кого же доктор Доу и его племянник подозревают. И заверения в том, что доктор пока что не уверен и не хочет разбрасываться голословными заявлениями, его не слишком-то убеждали. Господин управляющий сообщил, что в папке находится конверт с фотокарточками, которые были сделаны автоматонами-лакеями у входа накануне ограбления (оказалось, что те два механизма не просто открывают-закрывают двери, а тайно фотографируют всех, кто заходит в банк), и на одной из них, очевидно, запечатлен один из грабителей. Мистер Портер посоветовал обратить особое внимание на фотокарточки № 4, 12, 27 и 31.

Джаспер злился. Помимо того, что они увидели место преступления, которое, кроме каких-то совсем незначительных деталей, ничего нового им не открыло, они пришли сюда зря. А дядюшка отчего-то совершенно не желает узнавать действительно важные вещи. То, о чем говорил Фиш. Это и есть настоящая тайна! Что они вообще здесь делают, если они уже давно знают, кто ограбил банк? Он этого не понимал, и с каждой бессмысленной и раздражающе унылой репликой одного из взрослых, которые поднимались с ним в кабинке лифта, ему становилось все сложнее понять это. И в какой-то момент он и сам не заметил, как с его губ сорвалось:

- А вы знаете, кто такой Реймонд Рид?

В кабинке повисла тишина, были слышны лишь звон механизмов да яростное скрежетание дядюшкиных зубов.

Мистер Портер опустил на мальчика медленный взгляд и прищурился. Он побелел – так сильно, что под глазами прочертились серые круги, а под скулами углубились тени. По господину управляющему банка было видно, что названное имя ему знакомо, хотя он тут же попытался это скрыть:

- Как вы сказали? Рид? Это подозреваемый?

- Не обращайте внимания, мистер Портер,- сказал доктор Доу, злобно покосившись на племянника.- Джаспер просто забыл принять свои таблетки. Это отношения к делу не имеет.

Тут, видимо, господин управляющий банка не выдержал:

- Вы говорили с ним?- спросил он с едва уловимой дрожью в голосе.

- С кем?- деланно удивился доктор Доу.

- С вашим подозреваемым,- нетерпеливо и раздраженно уточнил мистер Портер.- Что еще он сказал?

- Прошу прощения, но…

В этот момент кабинка встала, раздался звонок, и решетки лифта разъехались.

Мистер Портер взял себя в руки и вновь нацепил деловитость. Он бросил быстрый взгляд на большие часы над головой. Всем своим видом господин управляющий пытался показать посетителям, что внезапно вспомнил о важном и незавершенном деле.

- Боюсь, я больше ничем не могу вам помочь, доктор. Надеюсь вы будете ставить меня в известность о ходе вашего расследования.

- Разумеется.

Мистер Портер выглядел, как человек, приготовившийся немедленно отправляться заметать следы, и Джаспер понял, как сглупил, когда спросил его о Реймонде Риде. Это было то же самое, что спросить у предполагаемого убийцы: «Вы держите ваш окровавленный нож в нижнем ящике стола, так ведь?». Что-то в нем изменилось. Причем кардинальным образом. Но понять, что именно, Джаспер так и не успел.

Мистер Портер попрощался с ними. Не отрывая пристального взгляда от мальчика, он отвел руку в сторону, перемкнул рычажок, и решетки закрылись. Раздался звонок, и кабинка тронулась вверх.

Доктор Доу и Джаспер направились к выходу. Почувствовав, что на него глядят, мальчик обернулся и увидел пронзительный взгляд мисс Кэрри́ди. На ее губах плясала злая улыбка.

Даже автоматоны у двери банка выглядели ехидными, что было попросту невозможно по причине неизменности их металлических лиц. Джаспер отметил, что их круглые ламповые глаза действительно очень уж походят на объективы фотографических камер – и как он этого не замечал раньше?

- Ну что, ты доволен?- гневно проговорил доктор Доу, когда они вышли на улицу. Это уже была не холодная дядюшкина ярость. Кажется, отвечающий за злость кочегар внутри Натаниэля Френсиса Доу засучил рукава, открыл топку и взялся за угольную лопату.- Что ты наделал, болван!

- Я ничего такого не сделал,- запротестовал было Джаспер.- Просто спросил…

- То есть ты не заметил, как отреагировал мистер Портер? Ты сделал именно то, что я просил тебя не делать, и теперь этот Портер думает, что мы связаны с Фишем.

- Я так не думаю и…

- Мне плевать, что ты там думаешь!- прервал племянника доктор Доу.- Ты вообще думать неспособен! Ты – безмозглый ребенок. Как тот, с пустой головой, с выставки кунсткамеры! Череп есть, но мозга нет!

- Есть у меня мозг!- возмутился Джаспер.- Он иногда чешется и болит!

- Ты такой же тупой, как и все дети!

- Ничего я не тупой!- воскликнул мальчик и яростно засопел.- И вообще это ты виноват! Мы только время здесь тратили и ничего не узнали! Нужно было сразу спросить Портера обо всем!

- Ты вообще ничего не понимаешь! Мне больше не нужны твои советы!

Они двинулись к одному из ожидающих пассажиров кэбов, замерших у бордюра.

- Я хотел раскрыть тайну! А ты…

- Ты! И твои дурацкие тайны! Ты только что втянул нас в такие беды, по сравнению с которыми крушение «Гринроу» покажется легкой неудачей.

- Не говори о «Гринроу»!- яростно воскликнул Джаспер, но дядюшка его будто не слышал.

- Ты взял и рассказал опасным и практически всемогущим людям с тайнами о том, что нам известны их тайны! Как думаешь, что они сделают? Ради сохранения этих своих тайн? А все потому, что ты никогда не слушаешь, что тебе говорят! Всё твои детские глупости!

- Ничего они не детские! А очень даже взрослые! Ты сам ничего не знаешь! Ты просто злобный и…

И тут шедший чуть впереди доктор Доу резко остановился и обернулся.

Джаспер машинально отпрянул и споткнулся, зацепившись за край плитки. Он упал на землю и больно ударился локтем…

…Все сказанное дальше было настолько отвратительным и мерзким, что Джаспер просто не стал его озвучивать. Полли слушала историю мальчика в мрачном молчании. Не перебивала, ничего не уточняла. Лишь когда Джаспер договорил, она сказала:

- Это многое объясняет. Но это не объясняет того, почему вы такие злые люди. Я и подумать не могла…

- Это не мы злые… это он злой!

- А те бедолаги в очереди. Горемыки?

- Безнадеги,- угрюмо исправил Джаспер.- Я не виноват. Что-то на меня нашло. Я так не думаю на самом деле. Я так не думаю…

Джаспер опустил глаза. Ему действительно было невероятно стыдно.

- Это всё этот банк…- проговорил он едва слышно.- Это место, понимаешь… оно делает людей хуже…

Мальчик вдруг поймал себя на том, как глупо и по-детски это прозвучало. Ему вспомнилось, как, будучи совсем несмышленым ребенком, он стащил конфету из буфета, и, когда его поймали, пытался свалить вину на их семейного автоматона Кристофера. Тогда он искренне не понимал, отчего его наказали – откуда ему было знать, что латунный механизм не ест конфеты.

Но Полли не пыталась его переубедить. Она не смеялась над его словами. Даже не хмыкнула презрительно. Может, из-за того, что она была потрясающей, а может, в этом крылось что-то еще.

- Место, которое делает людей хуже, чем они есть?- сказала она задумчиво.- В этом Габене просто обязано было обнаружиться нечто подобное…