О снах и о смерти

Глава 5 Смерть как зловещий и доброжелательный «Другой»

Близость смерти часто выступает в снах как образ грабителя или незнакомца, который неожиданно врывается в ход чьей-то жизни. Один пятидесятипятилетний бизнесмен хотел пройти у меня анализ в связи с тем, что он был разочарован в своей работе и искал более глубокий смысл жизни. Его первый сон в анализе:

В середине ночи он просыпается в тёмной комнате, наполовину находящейся под землёй. Из окна льются яркие потоки света. Вдруг он замечает в комнате незнакомца, который пробуждает в нём нечеловеческий, жуткий страх, и он просыпается в холодном поту.

Первый сон в анализе часто становится вещим; он предсказывает будущее развитие событий, которые как бы зреют в бессознательном. Я не поняла этот сон и ограничилась замечанием по поводу того, что нечто очень странное и страшное по-прежнему хочет прийти к нему, и это похоже на установление связи с осознанием или пониманием. Через несколько сеансов сновидец перестал появляться, но время от времени он уверял меня по телефону, что хотел продолжить анализ, однако был перегружен работой. Через год я услышала, что он умирает от рака спинного мозга. Злым незнакомцем из первого сна явно была сама смерть.

Р. Линдер сообщает об аналогичном сне человека, который также вскоре умер после этого сна:

Я пришёл домой и закрыл дверь квартиры. Как только я вошёл, у меня появилось ощущение, что здесь есть что-то ещё. Я заглянул в свою комнату и увидел старика (по возрасту ему было за шестьдесят). Иногда я случайно встречал его в трамвае. Он выглядел как смерть. Он пришёл в дом как грабитель. В ужасе я выбежал из дома, но не смог закрыть входную дверь, поэтому я начал стучать в соседнюю дверь, чтобы позвать на помощь. Но там, кажется, никого не было, т. к. никто не открыл мне. Я был совсем один и вернулся в свою квартиру. Злоумышленник всё ещё находился в моей комнате.[1]

Ранее упомянутый пациент Эдингера пережил похожее предчувствие смерти. За шесть месяцев до смерти ему снилось:

Я нахожусь дома, но это место не похоже ни на какое из тех, где я когда-либо бывал. Я направляюсь к буфету, чтобы взять немного еды. Полки забиты приправами и специями одной и той же марки, но нет ничего, что я мог бы съесть. Я чувствую, что я не один в доме. Наступает рассвет или же это лунный свет? Я включаю свет и чувствую, что в другой комнате что-то происходит. Что-то скрипит. Я задаюсь вопросом, где моя собака. Слишком темно. Мне нужно больше света и смелости. Я боюсь.[2]

Здесь присутствие «зловещего другого» также указывает на смерть.

Курт Люкель описывает подобный сон семидесятивосьмилетней женщины:

Кто-то стучится в дверь. Затем он заходит в мою комнату, останавливается у двери и ждёт. Я не могу сказать, мужчина это или женщина. Он (!) стоит у двери, но не подходит ближе, просто стоит и ждёт. Мне очень странно и страшно. Я кричу ему: «Чего ты хочешь от меня? Уходи отсюда и никогда не возвращайся!». Но после этого я уже не могу заснуть.[3]

При обсуждении сна женщина сама обнаружила, что этот незнакомец мог быть «посланником Бога», т. е. смертью.

В мифах многих культур смерть предстаёт в качестве как мужских, так и женских фигур. Эдгар Герцог даёт нам впечатляющий обзор персонифицированных в мифах фигур смерти и приходит к выводу, что имена греческой богини Хель и греческой нимфы Калипсо имеют одно и то же происхождение, уходящее своими корнями в индогерманское языковое древо. Оно означает «укрыться в земле».[4] Некоторым примитивным азиатским народам известен демон Кала, который иногда изображается с лицом собаки.

Он олицетворяет болезнь и смерть.[5]

Волк и собака символизируют смерть чаще, чем «зловещий другой» в его человеческом обличии. Например, Хель — это сестра волка Фенрира, который соответствует греческому Церберу.[6] В распространённых немецких и швейцарских легендах появление чёрной собаки предвещает смерть. В ночь, когда умерла мать Юнга, он ещё не знал об этом и видел сон:

Я был в густом и мрачном лесу, и передо мной открылся потрясающий, первозданный пейзаж. Вдруг я услышал пронзительный свист. Мои колени начали дрожать. Затем раздался грохот, и из зарослей выскочил гигантский волкодав с огромной устрашающей пастью. Он проскочил мимо меня, и я знал, что Дикий Охотник приказал ему забрать человеческую душу. На следующее утро я узнал о смерти моей матери.[7]

Юнг объясняет, что Дикий Охотник соответствует Одину или Меркурию алхимиков. Поэтому сон ясно сообщает, что душу его матери забрали, и теперь она вернулась к первоначальной целостности природы.[8] Также, в мифах собака часто символизирует исцеление и сопровождение на пути в потусторонний мир.[9]

Поэтому египетский бог Анубис с головой собаки или шакала выступает как проводник на пути к воскресению. Жёлтая или красная собака ацтеков Шолотль воскрешает умерших из царства мёртвых. Индийского Шиву, бога разрушения и смерти, также называют Повелителем Собак. Батавскую богиню смерти Нехалению изображали с корзиной яблок (плодов!) с одной стороны и с волкодавом — с другой.[10] Вергилий указывает на то, что Цербер на самом деле представляет собой землю, которая поглощает трупы. Змеи и птицы также иногда могут символизировать смерть.

В своей работе по психологической интерпретации переживания смерти Лилиан Фрей рассказывает об одном интересном случае, в котором «другой» предстаёт в качестве дьявола. Сновидец был здоровым и успешным молодым человеком. Сон приснился ему во время поездки на Ближний Восток:

Вместе с ещё одним парнем мы взлетали с поверхности поля. Но до того как мы успели взлететь, с левой стороны появился дьявол. Он был недалеко от меня, обратил на меня внимание и сказал, что вскоре мне придётся иметь дело с ним. Я ответил ему в несколько высокомерном стиле: «Но я знаю, что если это случится, я всё равно выживу». Дьявол засмеялся и сказал, что я могу столкнуться с некоторыми соблазнами. Его лицо было тёмно-коричневым, и на нём была надета длинная аравийская рубашка. Складки его одежды искрились всеми возможными цветами радуги. На щеке у него было красно-коричневое пятно. Он прожигал меня своим взглядом, как чёрный паук.[12]

Через несколько дней сновидец погиб в автокатастрофе в аравийской пустыне. «Чёрный паук» [13], согласно его личной интерпретации, символизировал «Великую Мать». Как объясняет Фрей, в действительности он поддался принуждению бессознательного, которое побуждало его вступить в связь с этой Великой Матерью. Более подробная амплификация этого сна приводит к арабским алхимическим традициям, в которых «философский камень» или «Самость» вначале появляется как смертельный враг адепта.

В арабской книге Останеса, к примеру, упоминается камень мудрости, который есть древо, растущее на горных вершинах; мальчик, рождённый в Египте; принц Андалусии, ищущий спасения от мучений. Он убил своих наставников, и даже мудрецы бессильны пред ним. Против него нет оружия и щита, есть только знание и понимание. Если ищущий находит себя и убивает его, после смерти он обретает жизнь, т. к. камень отдаёт ему всю свою мощь и дарует ему высшую власть, чтобы он смог достичь своей цели.[14]

При толковании этого отрывка Юнг ссылается к Энкиду, хтоническому противнику героя Гильгамеш, который вначале появляется как враг, но после победы превращается в друга. «С психологической точки зрения, это значит, что первая и неожиданная встреча с Самостью или с бессознательным может быть негативной».[15]

Другой алхимический текст описывает философский камень похожим образом:

«Этот камень — порождение величайшего ужаса, которым сопровождается смерть».[16] «Зловещий другой» в приведённых выше снах — это не кто иной, как Самость. Смерть и Самость — образы Бога, и на самом деле они неразличимы.

Во сне пациента Фрей радужные переливы одеяния дьявола указывают на то, что он представляет собой фигуру Меркурия, которая в алхимических текстах также наделяется радужным облачением. Эта игра цветов следует в алхимическом процессе за нигредо (почернением). Дьявол, обещающий россыпь соблазнов, в данном случае означает, что после прохождения нигредо продолжается жизнь.

Бог смерти Яма, «одетый в чёрное, высокий и крепкий», или один из его посланников Ямдус часто предстаёт перед умирающими в восточной Индии пациентами, чтобы провести их в потусторонний мир.[17] Пациентам, выросшим в христианской традиции, часто являются ангелы-проводники.[18] С психологической точки зрения «зловещий другой» или грабитель, в общем смысле, представляет собой «другую» часть души умирающего человека, в то время как фигуры Гермеса, дьявола, Ямы и ангелов символизируют встречу с Самостью в её надличностных аспектах. Эти аспекты часто по-разному описываются в разных культурах, порой накладываясь друг на друга.

Исходя из моего собственного опыта, этот «другой» появляется в особенно жуткой и устрашающей форме тогда, когда сновидец вовсе не ожидает смерти. Обычно символизирующие смерть фигуры (смерть, дьявол, Яма, Иисус, Аид, Хель и т. д.) представляют собой не что иное как тёмную сторону бога. На самом деле, именно бог посылает человеку смерть, и чем меньше человек знаком с этой тёмной стороной бога, тем более негативный опыт он при этом переживёт. Но в религиях жизнь и смерть обычно являются частью одной и той же божественной тайны, разгадка которой выходит за пределы человеческого существования. Персонифицированная смерть или «другой», который приходит, чтобы забрать жизнь, также иногда появляется в снах как доброжелательная фигура.[19] Так, у одного из моих анализандов в возрасте пятидесяти пяти лет был следующий сон:

Он шёл по полю. Небо было покрыто тучами, и атмосфера была мрачной. Внезапно в небе, между облаками появился просвет, и оттуда на сновидца смотрела красивая и обнажённая молодая женщина. Он пережил неописуемое чувство любви и счастья.

Этот сон напугал меня, поскольку я сразу подумала о Гермесе, который является проводником душ в потусторонний мир. Вскоре выяснилось, что здоровье этого мужчины было сильно подорвано во время войны, и он пришёл в анализ, чтобы подготовиться к ранней смерти. Гермес является правителем снов и посредником, который отвечает за контакт с бессознательным.[20] В этрусских надписях его часто называли turmaitas или «Гермес царства Аида»!

Его друг позже сообщил мне, что этот мужчина умирал в больнице и постоянно бормотал про себя: «Что же эта красивая индийская женщина от меня хочет». Очевидно, здесь фигура проводника в потусторонний мир предстала как Анима.[21] Для европейцев «индийский» означает таинственный, экзотический, трудный для понимания. Здесь также умирающему является неизвестный аспект его собственной души, который провожает его в другой мир. Такая фигура может быть Анимой, Анимусом или Самостью. Но в каждом случае она отражает незнакомую сторону бессознательного. Вот почему в мифах смерть предстаёт и как мужчина, и как женщина. Как я уже упоминала ранее, персы верили, что после смерти человек должен пересечь мост Чинват. Для злого человека этот мост узок, как волос, и в результате он падает в мир демонов. Навстречу благочестивому человеку идёт мальчик или, в более частых случаях, пятнадцатилетняя девочка, которая помогает ему пересечь мост. Анри Корбен внимательно изучала значение этой фигуры, которая по-персидски называется xvarnah, «сияние» или «судьба».[22] Это «призрачная часть души», видимый свет, видение небесного мира в религиях и вере, суть индивидуальности, трансценденция земного «эго». Также, это «образ», который формируется до смерти и до рождения, к которому впоследствии человек будет стремиться при жизни. Это целая жизнь и вечность каждого человека. Если умерший предаёт этот образ, он падает с моста Чинват в бездну демонов.[23]

Похожие идеи можно найти в манихействе. Сам Мани получил свои откровения от ангела Твина, его двойника и посредника.[24] Согласно учению Мани, душа каждого умершего человека видит образ своего «наставника». «Как только душа покидает тело, она видит своего Спасителя или Искупителя. Она восходит с ним и тремя ангелами, после чего предстаёт перед Высшим Судом».[25] Посредник представляет собой искрящуюся фигуру или образ космического духа. Затем душа входит в чертог Света.[26]

Столкновение с этим спутником, двойником или образом Самости может быть пережито и при жизни, в состоянии религиозного экстаза. Например, в видении исламского мистика Ибн Араби предстал красивый юноша, говорящий на языке тишины, ни живой и ни мёртвый, простой и сложный.[27] Этот юноша превратился в Кааба, и он понял, что это душа священного камня. В то время как обычные верующие видят в Каабе только «твёрдый и безжизненный минерал», Ибн Араби фактически увидел его суть «глазами творца». Юноша, который предстал перед ним, говорил исключительно на языке символов.[28] Он сказал провидцу:

«Обрати внимание на мою сущность, на то, как я сложен. То, о чём ты спрашиваешь меня, ты найдёшь в себе, потому что я не тот, кто говорит словами. Моё знание касается только меня самого, и моя суть — не что иное как мои имена. Я — знание, знаемый и знающий. Я — мудрость, поиск мудрости и мудрец. Я — сад спелых фруктов, плод целостности. Сними с меня покровы и читай всё, что начертано на моей линии жизни».[30]

В более наивной форме можем найти этот архетипический образ Самости в опыте людей, которые пережили клиническую смерть, а затем были возвращены к жизни с помощью массажа сердца. В отчётах множества таких пациентов подчёркивается столкновение со светом. Одна из женщин сформулировала это так:

«Я медленно поднималась вверх в этом кристально чистом белом свете. Он был таким красивым и ярким, сияющим. Он не был похож ни на какой земной свет. В этом свете никого не было, но, безусловно, у него было некое своё бытие. Он представлял собой высшую любовь и высшее понимание».[31]

Другой очевидец сообщал:

Я повернулся и попытался занять более удобное положение, но в этот момент в углу комнаты появился свет диаметром примерно с глобус, около двенадцати или пятнадцати сантиметров. Было чувство, что он полностью захватил меня. Я не могу сказать, что это было ужасно, нет. Это было ощущение абсолютного покоя и расслабления. Из света ко мне тянулась рука, и свет сказал мне: «Пойдём со мной. Я хочу тебе кое-что показать». Ничуть не сомневаясь, я тут же взял его за руку. Когда я это сделал, у меня появилось чувство, будто бы я покидаю своё тело. Я оглянулся и увидел, что оно лежит на кровати, в то время как я нахожусь под потолком комнаты. Как только я покинул тело, я принял форму такого же света. Эта форма была не телесной, а похожей на дым или пар. Там были оранжевые и жёлтые цвета, но я выбрал для себя цвет индиго. У этой духовной формы не было тела. Она была круглой, и у неё было то, что я назвал бы рукой.[32]

Наиболее важным моментом в описании этого опыта является то, что очевидец отождествлял себя с видимым им светом, и я позже вернусь к этому более подробно, т. к. сейчас я хотела бы остановиться на этом образе света. Некоторые из очевидцев называют его Христом или ангелом. На языке психологии Юнга он представляет собой видимую форму Самости. Здесь он предстаёт как некая повышенная интенсивность, которая гасит обычное сознание тела и способствует отделению души. Ранее упомянутый мной опыт переживания этого света часто также сопровождается определённой инструкцией для умирающего. Так, ещё один очевидец описывает:

«Я снова оказался в темноте, внутри длинного, спиралевидного и сужающегося к концу туннеля. В его конце я увидел яркий свет. Там, в темноте, кто-то был, и он начал говорить со мной. Сначала он объяснял мне смысл моей жизни. Он отвечал мне на каждый вопрос, который я мог бы задать. Затем он приказал мне вернуться к жизни, т. к. время умирать ещё не пришло».[33]

Анализанд, который умер в свои шестьдесят лет от болезни лёгких, рассказывал своему сыну о следующем сне, который он приснился ему в больнице. Это был его последний сон:

Он выходил из больницы и направлялся к древним воротам, которые напоминали ворота Средневековья. Там он встретил Юнга, который уже умер и стал королём царства мёртвых. Юнг сказал ему: «Теперь ты должен принять решение о том, хочешь ли ты продолжить жизнь и свою работу (он был художником) или же хочешь оставить своё тело». Затем он увидел, что его кровать была также его мольбертом.

Спустя сорок восемь часов после этого сна он спокойно умер. Как мне кажется, этот сон говорит о том, как по-настоящему важно встретить смерть сознательно. Так, чтобы человек мог принять своё собственное решение на этот счёт. Идентификация постели больного с мольбертом указывает на то, что сновидец сосредоточил все свои творческие усилия на смерти так, как он ранее направлял их на свои картины. В качестве дающего инструкции посредника здесь выступает Юнг, к которому при жизни сновидец относился с огромным уважением и на которого он проецировал образ Самости.

Этот «другой» (будь то мужчина или женщина) часто приходит к умирающему человеку как его мёртвый родственник (чаще всего это мать), супруг или недавно умерший знакомый. Существует множество примеров этого явления, и у спиритуалистов были основания полагать, что мёртвые приходят за умирающими, чтобы оказать им помощь в адаптации к состоянию, которое возникает после смерти. Поэтому здесь я ограничусь лишь несколькими примерами, которые кажутся мне наиболее достоверными.

Так, одной женщине снилось, что ей лучезарно улыбается её сестра, которая умерла молодой. В руках она держала белоснежный траурный венок. На следующий день эта женщина получила известие о смерти десятилетнего крестника её сестры.[34] Другая женщина видела во сне давно умершую сестру, которая была одета в белые одежды и сказала ей: «Я пришла за матерью». Ровно через два месяца её мать умерла.

В этом смысле видения не отличаются от снов. В них тоже появляются умершие родственники, друзья и супруги, которые приходят, чтобы забрать умирающего человека. Эмиль Матизен собрал внушительное количество примеров, в которых отражается этот мотив, поэтому в дальнейшем я буду обходиться без подробных описаний таких случаев.

_{1. “IchhabeAngstzusterben,” pp. 73LLindner цитирует этот сон по J. E. Meyer, Tod und Neurose, с. 187.}

_{2. Ego and Archetype, с. 200.}

_{3. Begegnung mit Sterbenden, с. 95.}

_{4. Psyche and Death, с. 39.}

_{5. Ibid., с. 43.}

_{6. Ibid., с. 44.}

_{7. Memories, Dreams, Reflections, с. 313.}

_{8. Ibid., с. 313–314.}

_{9. Examples in Herzog, с. 51.}

_{10. Ibid., с. 53.}

_{11. “ Sterbeerfahrungen psychologisch beleuchtet.”}

_{12. Ibid., с. 33.}

_{13. Вспоминается роман JeremiasGotthelf с тем же названием.}

_{14. Berthelot, La chimie du Moyen Age, Vol. 3. p. 1 17; cited, Jung, Alchemical Studies, par. 424.}

_{15. Jung, op. cit., par. 428.}

_{16. Hoghelande, “De alchemiae difficultatibus,” с. 160; цитировано, Jung, op. cit., par. 429.}

_{17. См. Osis and Haraldson, At the Hour of Death, с. 51, 54, 209.}

_{18. Ibid., с. 105, 112.}

_{19. Этот опыт описывается Томасом Манном в «DeathinVenice»; где, конечно, «другой» появляется не как внутренняя фигура, а как проекция на внешнюю.}

_{20. См. K. Kerenyi, Hermes der Seelenfiihrer, с. 94.}

_{21. См. Впечатляющее описание того, как прекрасная незнакомка захватила Принца, в романе Giuseppedi Lampedusa, The Leopard.}

_{22. Spiritual Body and Celestial Earth, с. 42.}

_{23. Ibid., с. 42.}

_{24. Cf. G. Widengren, Mani und der Manichaeismus, с. 33.}

_{25. Coptic Khephalaia, Chapter 114; cited Widengren, op. cit., с. 66.}

_{26. Ibid., с. 106.}

_{27. Henri Corbin, Creative Imagination in the Stifism of Ibn 'Arabi, с. 279.}

_{28. См. W. Neumann, Der Mensch undsein Doppelgdnger, с. 157.}

_{29. Corbin, op. cit., с. 384}

_{30. Ibid., с. 388}

_{3 1. Life after Life, с. 62.}

_{32. Ibid., с. 102.}

_{33. Hampe, Sterben ist dochganz anders, p. 89; со слов пациента сообщает Dr. Werner Duvernoy of Uppsala.}

_{34. A. Jaffe, Apparitions and Precognition, с. 20.}

_{35. Ibid., с. 4.}