О снах и о смерти

Глава 6 Прохождение сквозь огонь и воду

Теперь мы можем вернуться к тексту Комариуса и сфокусировать внимание на одном мотиве, который часто подчёркивался нами в предыдущих главах, но ни разу не интерпретировался. Этот мотив касается материи, которая проходит испытание огнём, или рождения бессмертного ребёнка из огненной утробы. Этот мотив часто появляется в предсмертных снах современных мужчин и женщин. Например, одному врачу снился пылающий в огне гроб, из которого явилась прекрасная женщина.

Анализанд, чей сон о верхних и нижних уровнях леса был приведён мной ранее, также столкнулся в этом сне с мотивом огня. Утешающий сон, в котором говорилось, что жизнь продолжится на более высоком уровне леса, успокоил его и подготовил к смерти, но он не мог избавиться от горечи по поводу того, что он должен умереть в достаточно молодом возрасте (в возрасте пятидесяти двух лет). Как он говорил: «Существует ещё так много всего, что я хотел бы сделать в этой жизни». Затем ему снилось:

Он видел зелёный лес, пока ещё не осенний. В этом лесу бушевал пожар, который полностью уничтожил лес. Это было страшное зрелище. После пожара он шёл по выгоревшей почве. Всё превратилось в угольки и пепел, но посреди этого пространства лежал большой и круглый красный камень. На нём не было следов огня, и сновидец подумал: «Огонь совсем не коснулся его, он даже не почернел».

Этот сон описывает разрушительный огонь, который разрушает всю «растительную жизнь». Кто-то может понять этот символизм как разрушение тела путём разрастающегося с огромной скоростью рака, но в этом сне также можно увидеть указание на то, что интенсивность психики сновидца становится настолько сильной (как правило, огонь в снах указывает именно на психическую интенсивность), что жизнь его тела разрушается. Такая интерпретация напоминает нам о мотиве мирового огня, который, согласно Симону Волхву, разрушает видимую часть мирового древа, т. е. всё, за исключением «фруктов» или души.

В одном важном эссе «Рак в снах и мифах» Рассел Локхарт приводит сны пациента, больного раком:

Я в поле. И я вижу каких-то мужчин. На них надеты гротескные маски, в которых они выглядят очень высокими. Они поджигают несколько деревьев и сжигают листья, а затем огонь гаснет. Но деревья выглядят сожжёнными. Затем они снимают маски. На них надеты деловые костюмы, и они выглядят довольными тем, что они сделали. Затем я вижу вертолёты на том расстоянии, с которого можно что-то обстреливать, и исходя из этого я понимаю, что фрукты на деревьях будут уничтожены.[1]

В этом сне огонь также разрушает растительную жизнь. Но этот символ имеет здесь ещё одно дополнительное значение. В греческой алхимии психику (душу) часто обозначают словом kaustrikeили «горение». Например, алхимик Зосима говорит: «Изначально душа имеет огненную или божественную природу». Или: «Дух (пневма) очищает душу через огонь, если она проходит через это испытание. Т. е. она не может быть разрушена».[2] Цитата Марии Профетиссы также вскользь упоминает огненную субстанцию: «Не трогайте её (таинственную субстанцию) руками, ибо это огненный эликсир (pharmakon). С разрушением она приносит смерть, как и ртуть; растворённое в ней золото чрезвычайно губительно».[3] Или:

Отбеливание — это сожжение. Хотя, сожжение в то же время означает возвращение к жизни через огонь. Вещества сгорают друг в друге и возвращаются к жизнь через огонь. Так они оплодотворяют друг друга, «беременеют» и рождают жизнь.[4]

Такие алхимические амплификации описывают процесс горения как практически идентичный процессу воскресения мёртвых огнём (т. н. anazopyresis). В этом смысле можно понимать и описанный выше сон о лесном пожаре; огонь в нём уничтожает все растения, но когда он затухает, остаётся нечто нерушимое, а именно — красный камень, который даже не почернел от огня. Этот камень представляет собой известную цель алхимии, поэтому я могу сослаться к ней, не цитируя по отдельности каждый из источников.

В греческих текстах указывается, что, помимо прочих качеств, философский камень также способен «выдержать огонь». Так, например, Зосима говорил:

Таким способом воплощаются духи и оживают мёртвые. Их души проходят фильтрацию завершают свою божественную работу и собираются заново; они побеждают друг друга и побеждены друг другом. Неуловимая пневма вновь соединяется с преследующим её телом, когда последнее узнает, как противостоять огню.[5]

Таким образом, в свете алхимической традиции, красный камень во сне больного раком пациента представляет собой не что иное как видение воскресения тела (или lapisquiresistitigni). Это объясняет, почему сновидец почувствовал такое сильное удовлетворение, когда обнаружил, что камень даже не почернел, т. к. огонь совсем его не затронул.

Дж. Хампе описывает потусторонний опыт умирающего человека, который вместе со своим отцом наслаждается великолепным пейзажем:

Я нашёл большой камень и перевернул его; он оказался невесомым. На его обратной стороне было много горных кристаллов невероятной красоты. Их конфигурация по форме напоминала собор. Глядя на это зрелище, я чувствовал себя счастливым.[6]

Кажется, этот камень всегда представляет большую важность для того, кто сталкивается с таким опытом, но до сих пор не очень ясно, как же он связан с предсмертным опытом. Позже я ещё вернусь к этому вопросу.

В христианской традиции, как известно, царство мёртвых описывается как «огненное», т. е. как огонь ада или очищающий огонь. Идея очищающего огня появилась в учении католиков после двенадцатого века.[7] Но всё же у ранних Отцов Церкви мы можем найти смутные представления о пребывании души в некой промежуточной области до наступления Страшного Суда. Орфики, пифагорейцы, платоники и, особенно, египетское искусство оказали немалое влияние на эти понятия, в то время как ветхозаветная Преисподняя, тёмное глинистое место, не сыграла такой большой роли в их формировании. Огненный загробный мир упоминается в книге Еноха (первый-второй века до н. э.), что указывает на влияния Египта.[8] И в «Апокалипсисе Ездры» [9] этот потусторонний мир, в отличие от Рая, называется Огнём Геенны.[10]Христианский догмат веры считался основным базисом для утверждения существования огненного чистилища. Апостол Павел утверждал, что Иисус Христос дал нам фундамент, от которого каждый из нас может отталкиваться в своей внутренней работе:

Теперь каждый человек совершает свою работу, опираясь на этот фундамент из золота, серебра и драгоценных камней. Ко Дню Великого Суда будет ясно, какая работа была совершена, поскольку она подвергнется испытанию огнём. Разве вы не знаете, что каждый из вас — это храм божий, и в каждом из нас живёт Его дух?

Здесь огонь «проверяет» работу человека и отделяет эфемерное от вечного. Этот огонь либо «наказывает» (в случае попадения в ад), либо долго чистит или проверяет (в чистилище), а, точнее сказать, дифференцирует, разделяет.[11] Такое чистилище является пограничным состоянием, которое сначала описывалось не столько как огненное, сколько как водное место для отдыха, восстановления сил и возрождения, перерождения.[12] Климент Александрийский (умер до 215) и Ориген (умер в 253 или 254) были ранними сторонниками идеи чистилища.[13] Для Оригена ад представлял собой лишь временное место ограниченного наказания; он отвергал идею вечного проклятия. Но чистилище служило лишь для того, чтобы очистить душу, и души знали о существовании лучшей альтернативы. Чистилище — наказание только для тех, кто не может учиться.[14] Св. Августин впервые высказал идею, что находящимся в чистилище умершим можно помочь, если молиться за них.[15] Климент Александрийский более подробно развернул стоящую внимания идею того, что этот огонь послан Богом или Христом и представляет собой форму крещения.[16] Для одних он — наказание, для других — путь к святости. В конечном итоге этот огонь не уничтожает, как грубый материальный огонь, а начинает струиться сквозь душу того, кто через него прошёл, как тонкий духовный огонь.[17] Эта идея Климента очень напоминает современное психологическое понимание огненного символизма потустороннего мира.

Рис. 9: «Огненное озеро» с каменными мумиями, из которого возникают головы бородатых богов

Христианские идеи отсылают нас к древнему египетскому символизму, в котором они предстают в своей первоначальной и примитивной яркости. В египетском мире мёртвых есть огненное озеро или огненная дыра (это место также называют «огненным островом»), где находится огненная вода. Осирис дышит через это отверстие.[18] Бог Солнца Ра сообщает мёртвым об этом озере следующее: «Это озеро принадлежит Вам, но его жар не вредит Вам и Вашему мёртвому телу».[19] Только злых людей пытали этим огнём и сжигали в нём [20], т. к. эта огненная вода «испытывает» всё, что попадает в неё.

С психологической точки зрения, конечно, огонь не стоит понимать буквально. Он использовался древними алхимиками как символ, т. к. они сравнивали его с его противоположностью, водой, очевидно, понимая под ним мистический огонь или символ психической энергии. Этот огонь символизировал всё, что проявляется в психике как влечения, желания, проявления воли, аффекты, направление внимание, способность совершать определённую работу и т. д. в высокой степени интенсивности.[21]

С исторической точки зрения, наше понимание физической и психической энергии выросло из таких понятий, как мана, мулунгу, оренда, ваканда, маниту и т. д., т. е. тех понятий, которые использовал примитивный человек для понимания и характеристики всего, что было для него жутким, очень мощным, творческим, чрезвычайно интенсивным и священным, как молния, определённые растения и животные, проецируемая на вождя личность и т. д. В этих примитивных концепциях мы видим, что тогда психическая и физическая энергия ещё не были разделены. Только после длительного процесса исторического развития было достигнуто современное понимание психической энергии [22]. Идея Гераклита об огне-логосе отсылает нас к похожей идее изначального огня: «Так повелел универсум (космос), равный ко всем и одинаковый для всех, а не созданный богами или человеком. Вечный огонь был и будет вспыхивать и угасать всегда».[23] В философии стоиков этот концепт развивался из идеи огненного духа (пневмы), который наполнен духовностью и пронизывает ей вселенную. В античной и средневековой алхимии эта древняя идея продолжила своё существование в образе Меркурия, изначального мистического огня или духа жизни, который проявляется во всём сущем или творит дух природы.[24] Этот огненный дух стал основой так называемой флогистонной теории в ранней химии, из которой затем, как показал Самбурский, выросла современная идея поля.[25]

В противовес количественно измеримой физической энергии, психическая энергия в большей степени качественный характер. Юнг акцентировал на этом внимание, приводя термин психическая интенсивность, которая может быть воспринята только через чувства или переживания. Хотя, он подчёркивал:

Психическая интенсивность во всех её проявлениях указывает на количественные процессы, которые недоступны прямому, непосредственному наблюдению и измерению, но в которых также содержится своего рода скрытая психическая энергия или феномен психэ, существующая и в определённом количественном смысле. Если бы эта энергия могла быть измерена, психика предстала бы как нечто, что может двигаться в пространстве, или как нечто, к чему может быть применена формула энергии. Поскольку масса и энергия имеют одну и ту же природу, масса и скорость могли бы стать адекватными концептами для того, чтобы охарактеризовать психику настолько, насколько она может наблюдаться в пространстве. Другими словами, у неё должен быть некий аспект, который мог бы проявиться как масса в движении. Гармония психического и физического может быть достигнута лишь при их взаимодействии.

Рассуждения Юнга показывают, что для того, чтобы достичь понимания отношений между физической и психической энергиями, необходимо обратить внимание на парапсихологию.

С моей точки зрения, алхимический символизм огня характеризует не обусловленную телом психику. Можно представить себе, как в процессе умирания эта невоплощённая в теле часть психики обретает энергию воплощённой части и, таким образом, достигает экстремальной высокой степени интенсивности. Именно поэтому эликсир жизни в тексте Комариуса называется «кровавым», т. к. в конце жизни он помогает телу умереть, а психической реальности (или вечному аспекту) — ожить с помощью активизации. С этой точки зрения, состояние высокого эмоционального возбуждения, которое переживают некоторые люди при смерти, отражает борьбу между физической энергией (огонь — аффекты, эмоции), которая заточена в теле, и более чистой или вечной энергией, которая стремится покинуть материю тела. В случаях насильственной смерти (убийство, самоубийство) эта борьба может приводить даже к «взрывным эффектам», как я однажды почувствовала на собственном опыте. Когда мне было около двадцати четырёх лет, я снимала комнату в доме одной шестнадцатилетней девушки и её няни. Однажды ночью мне приснился страшный взрыв. Вместе с няней мы спрятались за стеной, чтобы нас не задело пролетающими мимо камнями. Когда я проснулась, мне сказали, что ночью девушка совершила суицид с помощью снотворного. В случае самоубийства жизненная энергия покидает тело неестественным образом. Из-за этого смерть была похожа на опасный взрыв, который внезапно вторгся в окружающее пространство. Нам известно, что взрыв есть не что иное как внезапное освобождение высоко заряженной энергии.

С одной стороны, потусторонний мир часто описывается мифами как огненный, в его позитивных и негативных аспектах, с другой — существует не меньше, а, возможно, и больше очевидцев, которые описывают воскресение мёртвых как возрождение из воды. В алхимии же, как и в египетском мире мёртвых, между огнём и водой ставится однозначный знак равенства.

Как я уже упоминала выше, в древнем Китае считалось, что умерший продолжал жить в грунтовых подземных водах. Подобная идея преобладала и в западной античности. Мартин Нинк в своей замечательной работе «Значение воды в религиозных обрядах и жизни древних греков» отмечал, что древние греки верили, что источником воды являются глубинные недра земли, в которых находятся крупные подземные реки — Ахерон и Коцит, а также озеро ада.[28] Повелевал этими водами Аид, бог подземного мира. И этот священный поземный мир является источником всех вещей. В этом королевстве вершатся браки, происходит всякое исцеление и рождение новой жизни. Однако Чёрный Стикс принадлежит земле мёртвых.[29] Эта вода смертельна, но всего лишь один её глоток в нужное время даёт бессмертие. Елисейские поля и острова святых находятся по ту сторону реки смерти.[30]

Воду связывают с «ночным состоянием души», и Нинк называет его сном, экстазом или трансом. Выражаясь психологическим языком, это образ коллективного бессознательного. Согласно Тимарху [31], души умерших плывут по этому озеру снов, как светящиеся точки или звёзды. Поток несёт их сквозь глубины к луне, где живут очищенные души.[32] Эти воды окружают космическое пространство, и они являются источником всякой жизни и всего мира. Зосима [32] называл эти воды «текучим веществом» (омега) [34]. Возможно, этот термин восходит к египетской идее того, что Осирис представляет собой этот текучий элемент. В «Тексте о защите Осириса» говорится: «Ты — большой зелёный океан, как гласит твоё имя. Действительно, ты огромный и круглый, как окружающий Ханебу (острова) океан».[35] Это напоминает описанный мной ранее сон, в котором умирающий не решался погрузиться в «жидкий воздух», принявший форму яйца.

В тексте Комариуса также говорится о затопляющих мёртвое тело водах загробного мира. После этого умерший возрождается в святом облике или обретает святость. В египетской книге мёртвых говорится, что умерший взывает к гребню воды:

О, гребень вод, мёртвые не властны над тобой. Твоя вода — огонь, твои волны — языки пламени. Как бы я хотел отпить этой воды. Я должен подойти к тебе, чтобы ты дал мне власть над водой, и я смог бы отпить глоток, как ты сделал это для величайшего из богов, для которого изливаются воды, растут растения, цветы и все живые существа. Сделай так, чтобы эта вода наполнила меня.

По аналогии, это затопление можно сравнить с египетской содовой ванной, в которую они клали труп в начале мумификации. Таким образом, текст продолжает: «О, Осирис, спустись вниз и очисти себя вместе с Ра в содовом море, а затем облачись в одежды жизни».[37] Слово «сода» («natron») происходит от египетского n-t-r, которое означает «Бог» или «божественное», «духовное».[38] Таким образом, погружение мёртвого тела в содовый раствор буквально означало обожествление или превращение умершего в бога Осириса.

Кроме того, в процессе процедуры бальзамирования на бинтах, обёрнутых вокруг левой руки покойного, рисовали иероглиф, обозначающий бога Нила. Во время этого ритуала повторяли следующее заклинание:

О, Осирис, Нил, великий бог! Он приходит к тебе, чтобы заполнить тебя прохладной водой. Он даёт тебе первичную воду пещеры, воду, стекающую с гор. Ты выпьешь её, и она насытит тебя. Твоё тело наполнится свежей водой, эта вода переполнит тебя. Ты — первичный и древнейший океан, отец богов.[39]

На шестом часу церемонии богослужения приносят сосуд воды Нила. Эту воду отождествляли с водами первичного океана, из которого возникло творение. Священник восклицал: «Вот то самое вещество, которая даст тебе возможность жить в его имени. Эта вода возродит тебя, как она каждый день порождает Ра. Она даст тебе возможность стать скарабеем».[40]

Согласно Апулею, наиболее сакральным символом процессии Исиды является сосуд, наполненный водами Нила. Ранее уже был упомянут Osiris Hydreios, новый символ греко-римского Египта (первый век н. э.). Он представлял собой своего рода матрицу, из которой умерший мог возродиться и, предположительно, в то же время образ богини Исиды вновь порождал умершего. Сосуд содержит воды Нила, т. е. первичные воды, из которых, согласно египетским верованиям, возникли все боги при создании Вселенной. Первичный океан, из которого возникло всё творение и который содержал не только воду, но и огонь, также является символом коллективного бессознательного. В этом образе содержится матрица символических идей, в то время как огонь представляет эмоциональный аспект коллективного бессознательного.[41]

Рис. 10. Прохождение сквозь воду. Здесь умерший пьёт воду, чтобы не сгореть в огне. Питьевая вода также играет важную роль в процедуре бальзамирования: «… твоё тело наполняется свежей водой».

Оба этих аспекта бессознательного проявляются в описаниях предсмертного опыта Муди и Хампе, в которых упоминается, что пациенты проходят через глубокие эмоциональные переживания блаженства или страдания. Эти исследователи раз за разом подчёркивали, что пациенты не могли найти подходящие слова для описания своих чувств. Они испытывали невыразимые эмоции (огонь).

С другой стороны, этот опыт часто передают, опираясь на слабо различимые описания парения в лёгкости, различных цветах, образах и среди других душ. Следующие описания такого опыта имеют большое сходство с водным аспектом бессознательного:

Сначала женщина проходит через туннель: «Мне нужно было найти проводника где-то там, где от начала этого туннеля исходила тёмная синева. Фоновый шум стал ярче и прекраснее. Цвета тоже становились всё более ясными и, казалось, сливались в игре тысячи оттенков и затем распадаясь вновь, как цветы одного букета. Все эти цвета и звуки представляли собой прекрасную музыку, которая наполняла и притягивала меня.[42]

Или:

Я всё глубже и глубже погружался в изумительное голубое небо с мягкими лиловыми тонами и розовыми облаками. Плавно и не чувствуя никакой боли, я плыл в этой совершенной атмосфере.[45]

Или:

В бессознательном состоянии я видел перед собой свои фотографии, которые переливались всеми цветами радуги.[44]

По всей видимости, этот образ потока часто встречается в переживаниях предсмертного опыта. Он соответствует водному аспекту сознания. Индуистские погребальные обряды, в процессе которых прах умершего бросается в реку Гангу, а также балийский обычай бросать пепел в море с лодки символически выражают идею искупительного растворения или возвращения в первичный океан. В то же время эти символы отражают водный аспект бессознательного, содержащий образы создания мира. В предсмертном опыте эти образы представлены более ярко, но в то же время, в меньшей степени доступно для понимания, чем в снах.

Вернёмся к сну умирающего человека, в котором появилась яйцеобразная форма «жидкого воздуха небесно-голубого цвета». Он чувствовал, что он проваливается в это жидкое небо, в эту вселенную и боялся раствориться в ней. Но лоскутки синей материи, которые плавали рядом с ним, окутывали и держали его (после этого он увидел Рождественскую ёлку). Один пожилой мужчина прислал Юнгу похожий сон:

Его встретили два гида, которые привели его к зданию, где было очень много людей. Среди них он встретил своего отца, отчима и мать, которая поприветствовала его воздушным поцелуем. Он должен был взобраться на гору, под которой была глубокая пропасть. Какой-то голос приказал ему прыгать вниз, и после нескольких отказов он подчинился и обнаружил, что плывёт «в изумительной синеве вечности».[45]

Юнг интерпретирует этот сон как подготовку к смерти и обращает внимание на то, что сновидец, являясь индуистом, верит, что после смерти он восходит к всеобъемлющему Атману. «Там нет одиночества, но есть всеохватность или безграничная целостность».[46]

Странный образ прозрачно-голубого «жидкого воздуха» также появляется в работах студента Парацельса, алхимика Герхарда Дорна. Для Дорна весь алхимический опус завершается изготовлением так называемого caelum или «внутреннего неба». Понимая это, он призывал к извлечению квинтэссенции жизни тела или внутренней правды, которая, как и «точный образ Бога», скрыта в глубинах души человека. Если очистить эту и перемешать эту жидкость, можно увидеть, как она приобретёт яркий цвет прозрачно-чистого воздуха и поднимется вверх.[47] Таким образом, таинственное внутреннее небо становится видимым. Изготовление этой настойки по Дорну является наивысшей стадией конъюнкции (единства противоположностей), единством с божественным Духом мира. Юнг интерпретирует это следующим образом: «Всё сознание человека обращается к его Самости, к новому центру его личности, который заменяет прежнее эго».[48]

Однако в алхимических текстах говорится, что эта стадия представляет собой лишь первый этап, который требует дальнейших трансформаций. Это первое освобождение от оков тела, влечений и желаний эго, от узкого мира ограниченного возможностями мозга сознания. И похоже, что эти образы отражают лишь первую стадию умирания. Один человек, которому удалось вернуться к жизни после фактической смерти тела, описывает этот опыт следующим образом:

Состояние, которое я переживал, представляло собой необычайный покой, но в то же время в нём было и что-то иное — предчувствие великих событий и дальнейшей трансформации. Но мне нечего больше рассказать, кроме моего последующего внезапного возвращения на операционный стол.[49]

Многие сообщения о подобном опыте содержат указание на существование следующей границы, из-за которой, по-видимому, не возвращаются.[50]

Египетская погребальная церемония и традиционные алхимические символы описывают дальнейшие этапы, в процессе которых происходит возвращение души телу, но не тому же самому, а преобразованному телу. Исходя из этого, перед нами встаёт вопрос: что именно происходит с прежним телом, когда душа покидает его, погружаясь в экстатическое состояние?

_{1. P.i.}

_{2. Berthelot, Collection, Vol. 2, с. 1 5 if.}

_{3. Ibid.,a 201.}

_{4. Ibid., с. 211.Literally, “according to the philosophers.”}

_{5. Ibid., с. 252.}

_{6. Sterbenistdochganzanders, с. 71; цитировано по. A. Sborowitz, Der leidende Mensch, с. 56.}

_{7. См. Jacques le Goff, The Birth of Purgatory. Благодарна профессору Luigi Aurigemma за то, что он обратил моё внимание на эту книгу.}

_{8. Ibid., с. 49}

_{9. Ibid., с. 55.}

_{10. Ibid., с. 61.}

_{11. Ibid.,с. 67ff}

_{12. Cf. ibid.,a 74L}

_{13. Cf. ibid.,a 29ff}

_{14. Cf. ibid.,0. 82ff}

_{15. Ibid., с. 92ff}

_{16. Задокументировано, ibid.,с. 8 if.}

_{17. Stromata, iv, 24; vii, 6. Такжесм. Origen, in Exodumhomiliae 6, Patrologia graeca, xiii, 334 -5.}

_{18. См. Aegyptischer Unterweltsbiicher, с. 249.}

_{19. Ibid., с. 211.}

_{20. См. ibid.,e. 181.}

_{21. См. Jung, The Structure and Dynamics of the Psyche, par. 26.}

_{22. Ibid., pars. 1 i4ff.}

_{23. Fragment 30; in Freeman, Ancilla to the Pre-Socratic Philosophers, с. 26.}

_{24. Cf. Jung, Psychology and Alchemy, pars.404, 473.}

_{25. Dasphysikalische Weltbildder Antike, pp. 2 i9ff.}

_{26. In Structure and Dynamics, pars. 441-4 2.}

_{27. Ibid., par. 441 (italics added).}

_{28. Pp. 3ff.}

_{29. Ibid., с. 39.}

_{30. Ibid., с. 125.}

_{31. In Plutarch, DegenioSocratis, chpts. 2 iff.}

_{32. M. Ninck, Die Bedeutung des Wassersim KultundLeben der Alten, с. 115f-}

_{33. См. Jung, Alchemical Studies, par. 101.}

_{34. См. G. Roeder, Urkundenzur Religion des altenAegypten, с. 195.}

_{35. Ibid.}

_{36. Totenbuch der Aegypter, с. 3 1 3ff.}

_{37. G.Thausing, “Altagyptischesreligioses Gedankengutimheutigen Afrika,” p. 142; также см.с. 92 и с. 133.}

_{38. Cf. Robert Steuer, Ueber das wohlriechende Natronbei den altenAegyptem, pp. 2 3f.}

_{39. Roeder, op. cit., с. 302.}

_{40. A.Moret, MysteresEgyptiens, с. 27.}

_{41. Cf. D. I. Lauf, “Nachtodzustand und Wiedergeburt in den Traditionen der tibetanischen Totenbuchs,” с. 95.}

_{42. Cited, Hampe, op. cit., с. 83.}

_{43. Ibid., с. 85.}

_{44. Ibid., с. 91.}

_{45. Jung, Letters, Vol. 2, с. 146, fn. 1.}

_{46. Ibid., с. 146.}

_{47. Jung, Mysterium Coniunctionis, par. 691.}

_{48. Ibid., par. 704.}

_{49. Hampe, op. cit., с. 93.}

_{50. Также см. например, Michael Sabom, Recollections of Death, с. 45ff, ji ff.}