О тибетском вопросе

Революция в Тибете и философия Неру Редакционная статья газеты «Жэньминь жибао» от 6 мая 1959 года

Вооружённый мятеж, развязанный незначительным числом тибетских предателей, уже в основном ликвидирован. Кровопролитное столкновение, вызванное мятежниками, вслед за их позорным поражением, прекращено на подавляющей части территории Тибета. Сейчас Тибет стоит перед мирной революцией, т. е. перед демократическими реформами, о которых говорится в Постановлении Всекитайского Собрания народных представителей и которых так долго ждали и настоятельно требуют широкие народные массы Тибета. Это есть революция; это — продолжение в Тибете великой народной революции, охватившей до и после 1949 года китайский континент. Это — революция, осуществление которой в течение 8 лет после мирного освобождения Тибета затягивалось из-за препятствий бывшего местного тибетского правительства. Эта революция, которая будет осуществляться вслед за ликвидацией мятежа, будет мирной революцией, т. е. революцией без кровопролития. Тибетский народ будет проводить в отношении тех верхних классов Тибета, которые не принимали участия в мятеже, политику выкупа, т. е. почти такую же политику, какая осуществлялась в отношении национальной буржуазии в районах, населённых ханьской национальностью. Для этого имеются налицо все условия, поскольку на стороне тибетского народа поддержка несколькосотмиллионного народа всей страны, который уже осуществил демократические реформы и социалистические преобразования.

В настоящее время среди общественности многих стран мира очень широко обсуждается тибетский вопрос, что является весьма хорошим делом. Этот народ, насчитывающий более миллиона человек, который живёт на крыше мира и на который раньше никогда не обращали серьёзного внимания, имеет полное право пользоваться этой славой. Пусть весь мир обратит на него внимание, пусть в ходе обсуждения во всём мире он получит воспитание и закалку. Некоторые иностранцы говорят, что мятеж незначительного числа реакционеров в Тибете является «революцией», причем «националистической», «антиагрессивной», «антиколониалистической» и «антиимпериалистической» «революцией», что тибетские реакционеры должны получить «полную» «без посягательств» автономию или «независимость» и что ликвидация мятежа частями Народно-освободительной армии при активной поддержке тибетского народа является «вооружённой интервенцией», «агрессией», «колониализмом» и «империализмом», является действием «Гитлера». Высказывания такого рода принадлежат западным империалистам, реакционерам разных стран, например, в Азии Нобусуке Киси, Ли Сын Ману, Найсариту, Нго Динь Дьему и Чан Кай-ши (последний, правда, не одобряет независимости Тибета, а требует подчинения Тибета Тайваню). Имеется также часть буржуазии в некоторых капиталистических странах, политическая позиция которой в общем отличается от вышеназванных лиц, но которая в этом вопросе стоит на стороне империализма, например, некоторые представители индийской буржуазии. Все вышеназванные лица составляют меньшинство в мире, они составляют меньшинство и в своих странах. Однако, поскольку в их руках находится довольно большая пропагандистская машина, им удалось одно время поднять довольно большую шумиху. Но большее число людей мира считает мятеж в Тибете реакционным, а ликвидацию мятежа справедливой. Народы всех социалистических стран единодушно поддерживают борьбу китайского народа против мятежников. Даже в капиталистическом мире те, кто стоит на стороне китайского народа, составляют большинство. Сюда входят трудящиеся, деятели всех стран, выступающие за справедливость и прогресс, а также национальная буржуазия, выступающая против иностранной агрессии и иностранного вмешательства. Эта национальная буржуазия понимает, что одобрение иностранного вмешательства в дела Тибета равносильно одобрению иностранного вмешательства во внутренние дела Индонезии, Цейлона, Камбоджи, Непала, Ирака, Кубы и многих стран Азии, Африки и Латинской Америки, а также равносильно одобрению посягательства на суверенитет и территориальную целостность этих стран. Однако в некоторых капиталистических странах этот голос справедливости временно оказался слабее той шумихи, которая была поднята антикитайской пропагандистской машиной. Некоторые переживают: всё хорошо было с Китайской Народной Республикой, всё хорошо было с дружбой между Китаем и Индией, а разве не было бы ещё лучше, если бы не возник мятеж в Тибете! У этих людей добрая душа, но они не видят, что поскольку уж возник мятеж в Тибете и этот мятеж был быстро ликвидирован, то это плохое дело превратилось в хорошее. Мятеж ускорил революцию в Тибете, а демократизация Тибета окончательно положит конец истории иностранного вмешательства в дела Тибета. А это является совершенно необходимым и для действительного укрепления дружбы между Китаем и Индией. Одним словом, не только тибетский народ и народы всего Китая должны серьёзно изучить эти различные рассуждения и извлечь из них уроки, но и народы многих капиталистических стран, особенно народы тех капиталистических стран, где так много кричат о тибетском вопросе, также будут изучать их и извлекать из них необходимые им уроки.

Сейчас мы хотим остановиться на заявлении господина Неру, сделанном им 27 апреля в Народной палате Индии. (После того, как нами была написана эта статья, мы ознакомились с выступлением премьер-министра Неру в Палате штатов Индии от 4 мая. Основные взгляды, содержащиеся в этом выступлении, не выходят за рамки его заявления от 27 апреля. Поэтому мы не вносим в эту статью никаких изменений и дополнений.— Прим. редакции газеты).

Это 7‑е выступление господина Неру в парламенте Индии по тибетскому вопросу с 17 марта по конец апреля. Господин Неру уже много раз выражал сочувствие так называемому «стремлению тибетцев к автономии» и выступал против так называемой «вооружённой интервенции» Китая. Его заявление от 27 апреля было более систематизированным. Полный текст этого заявления был опубликован нашей газетой 30 апреля. Для удобства читателей мы вновь публикуем следующую выдержку из этого заявления, которая в значительной степени может служить изложением его точки зрения на мятеж в Тибете и роль Индии.

«Обстоятельства несомненно были трудными. С одной стороны, было динамичное, быстро движущееся общество, а с другой стороны,— статичное, неизменяющееся общество, боявшееся того, что могло бы быть сделано ему под именем реформы. Дистанция между ними была огромной и вряд ли были какие-либо точки соприкосновения. Между тем изменение в известных формах неизбежно приходило в Тибет. Быстро развивались коммуникации, и была частично нарушена вековая изоляция Тибета. Хотя физические барьеры были постепенно устранены, психические и эмоциональные барьеры увеличились. Очевидно, попытки преодолеть эти психические и эмоциональные барьеры или не были сделаны, или были безуспешными.

Говорить, что некоторое число «реакционеров верхних слоёв» исключительно ответственно за это — крайне упрощать сложную обстановку. Даже по сообщениям, полученным из китайских источников, восстание в Тибете было значительных размеров и основой его должны были быть сильные чувства национализма, которые действуют не только на людей верхних классов, но и на других. Несомненно, что те, кто приобрёл интересы там, включились в него и пытались извлечь из него выгоду. Попытка объяснять обстановку употреблением избитых слов, фраз и лозунгов редко помогает.

Когда вести об этих несчастных событиях дошли до Индии, сразу же возникла сильная и широкая реакция. Правительство не вызывало к жизни эту реакцию. Эта реакция также не была по существу политической. Это было в значительной мере сочувствием, базирующимся на сентиментальных и гуманных основаниях, а также на известных чувствах родства с тибетским народом, вытекающих из давно установившихся религиозных и культурных контактов. Это — инстинктивная реакция. Правда, некоторые люди Индии стремились извлечь из неё пользу, давая ей нежелательное направление. Но факт реакции индийского народа налицо. Если такова была реакция здесь, у нас, то можно представить себе реакцию самих тибетцев. По-видимому, эту реакцию разделяют другие буддийские страны Азии. Когда существуют такие сильные чувства, которые по сути дела не являются политическими, их нельзя одолеть одними только политическими методами и тем более военными. У нас нет никакого желания вмешиваться в Тибет, у нас есть полное желание поддерживать дружбу между Индией и Китаем; но в то же время мы чувствуем к тибетскому народу всю симпатию и очень переживаем его несчастное положение. Мы всё ещё надеемся, что китайские власти со всей их мудростью не будут использовать свои огромные силы против тибетцев, а будут добиваться их дружественного сотрудничества в соответствии с теми гарантиями, которые они сами выдвинули по поводу автономии Тибетского района. Более всего мы надеемся, что нынешние бои и убийства будут прекращены». Неру не пояснил, каким же в конце концов обществом является упомянутое им «статичное, неизменяющееся общество, боявшееся того, что могло бы быть сделано ему под именем реформы», в Тибете. Однако именно в этом заключается исходный пункт всего вопроса. Наше обсуждение обязательно должно начаться отсюда и может начаться только отсюда.

Тибетское общество — это крепостническое общество, основанное на манориальной системе. Важнейшие средства производства в Тибете — вся земля и подавляющая часть скота — принадлежат трём категориям владельцев маноров, т. е. крепостников: чиновничеству (феодальному правительству), монастырям и дворянам. Эти три категории крепостников составляют лишь около 5 процентов всего населения Тибета, насчитывающего 1200 тысяч человек, т. е. около 60 тысяч человек. Все крестьяне не имеют своей земли и большинство скотоводов не имеет своего скота, они могут только трудиться на крепостников. Они сами и даже их дети из поколения в поколение являлись собственностью различных крепостников. Часть поместий крепостников относится к землям, доходы с которых уходили на содержание феодального правительства. Крепостные, среди которых распределяются эти земли для обработки, должны безвозмездно выполнять различные повинности для удовлетворения нужд феодального правительства. Воинская повинность также лежит на части крепостных этих поместий. Остальные поместья являются так называемыми «самоэксплуатируемыми землями» крепостников. Такие поместья целиком обрабатывают крепостные своим тягловым скотом и сельскохозяйственным инвентарем (иногда они даже должны были привозить с собой свои продукты питания), а крепостник в качестве платы выделял им лишь небольшие клочки плохой земли (примерно тридцать процентов собственной земли). Крепостные ежегодно должны подавляющую часть времени трудиться на землях крепостников и безвозмездно выполнять для них различные другие повинности. Более 70 процентов трудовых доходов крепостных в этих двух видах поместий превращались в доходы крепостников, получаемые от эксплуатации. Доходов самих крепостных, как правило, не хватало на поддержание их жизни, поэтому они не могли не обращаться к крепостникам за ростовщическими ссудами. Многие крепостные не в состоянии были выплачивать свои долги. Есть даже такие долги, которые переходили из поколения в поколение на протяжении нескольких столетий. Крепостные не только не имели никаких политических прав, но и не имели элементарной свободы передвижения. Даже, чтобы отлучиться куда-либо на короткое время, они должны были отпрашиваться у помещика.

Дворянское звание в Тибете передается по наследству. Сейчас во всём Тибете насчитывается двести-триста дворянских семейств, социальное положение которых определяется их имущественным положением. Крупные дворяне составляют примерно 10 процентов всего дворянства; всего в Тибете имеется более 20 семей крупных дворян. Каждая из них располагает несколькими десятками поместий и несколькими тысячами крепостных. Феодальное правительство Тибета всегда находилось под контролем этих крупных дворян. Между дворянами и крепостными существовали строгие классовые разграничения. Крепостные при появлении дворянина должны были обходить его или согнуться и высунуть язык в знак почтения и страха, разговаривать с ним они обязаны были по определённым правилам, отклонение от которых не разрешалось. Дворяне могли применять любые меры наказания к беглым крепостным или другим крепостным, которых они считали провинившимися. Дворяне могли применять, помимо самого распространённого вида наказания — избиения бичами, такие неслыханно жестокие наказания, как выкалывание глаз, отрезание носа, рук, перерезание жил на ногах, выбивание коленных чашечек и т. д.

Монастыри занимают важное место в общественной жизни Тибета. В любое время необходимо защищать и уважать нормальную религиозную деятельность монастырей и свободу вероисповедания народа. Однако правители тибетских монастырей вплоть до настоящего времени одновременно являются и крепостниками. В области ростовщичества и торговли монастыри эксплуатируют крепостных ещё более жестоко, чем чиновничество и дворянство. Монастыри под видом религии осуществляют ещё один вид эксплуатации крепостных. Внутри монастырей существует строгая градация. Бедные и низшие ламы — выходцы из крепостных — также являются эксплуатируемыми в монастырях. В монастырях имеются тюрьмы и различные орудия наказания, с помощью которых там могут произвольно наказывать крепостных и низших лам с такой же неслыханной жестокостью, какую проявляют и другие крепостники.

В общем дворяне и монастыри имеют приблизительно по 30 процентов всей земли в Тибете. Остальные примерно 40 процентов земель принадлежат феодальному правительству.

Политическим и религиозным ядром Тибета, созданным на основе такого реакционного, тёмного, жестокого и варварского крепостнического строя, естественно является ничтожная кучка объединившихся крупнейших крепостников. Среди этих крупнейших крепостников неизбежно происходило ужасное разложение и велась внутренняя борьба. В среде обладающих властью высокопоставленных чиновников, окружавших Далай-лам, в борьбе за власть и свои интересы без конца происходили убийства и отравления. Далай-лама отнюдь не так безоговорочно высоко, как утверждает Неру, почитался этими высокопоставленными чиновниками, наоборот, они часто рассматривали Далай-ламу как марионетку, навязывали ему свои мнения и даже, когда считали это необходимым, убивали Далай-ламу. Так, например, известно, что в 1855 году Далай-лама ⅩⅠ в восемнадцатилетнем возрасте неожиданно умер во дворце Потала; затем в 1875 году в этом же дворце неожиданно умер двадцатилетний Далай-лама ⅩⅡ. После вторжения английского империализма в Тибет реакционные правители тибетской верхушки стали применять ещё более подлые и жестокие методы расправы с чуждыми им людьми. Так, в 1923 году Панчен Ⅸ был вынужден бежать во внутренние районы Китая, где он и жил до своей смерти. В 1947 году был арестован и задушен в тюрьме хутухта Жэджэнь, который в течение восьми лет был регентом; в том же году реакционерами, поддерживавшими тайные связи с заграницей, был отравлен за патриотические настроения отец находящегося в настоящее время в Муссоори Далай-ламы ⅩⅣ с тем, чтобы было легче держать в своих руках Далай-ламу; в 1950 году в Чамдо был отравлен живой будда Гэда, содействовавший мирному освобождению Тибета, а тело его было сожжено, чтобы замести следы. Эти известные преступления были совершены лакеями иностранных интервенционистов, находившимися среди тибетской господствующей клики.

Это общество в прошлом действительно было статичным. Оно не только находилось в упадке в экономическом отношении и было отсталым в культурном отношении, даже численность его населения не могла увеличиваться. Однако этот общественный строй нисколько не был «умеренным», нисколько не был «гуманным»! Этот общественный строй является совершенно отсталым, реакционным, жестоким и варварским строем!

Стоит спросить всех, называющих себя сочувствующими тибетскому народу и поднявших неимоверный шум и крик в мире: кто имеется в виду под «тибетским народом», которому вы сочувствуете? Чьей автономией или независимостью является автономия или «независимость» Тибета, которую вы пропагандируете? Чьим поражением является горько оплакиваемое вами поражение мятежа в Тибете? Очевидно, многие так называемые «сочувствующие» только прикрываются именем тибетского народа, именем автономии Тибета и именем гуманизма. Они сочувствуют отнюдь не тибетскому народу, а вековым угнетателям, эксплуататорам, палачам тибетского народа, главарям людоедской системы в Тибете. Когда тибетские крупные крепостники вырезали у крепостных глаза и сердца, эти специалисты по сочувствию не считали это трагедией, не требовали от этих крепостников умеренности и гуманизма. Когда эти крупные крепостники предприняли вооружённое нападение на части Народно-освободительной армии, стоящие на защите своей родной земли, когда они зверски убивали взятых ими в плен воинов Народно-освободительной армии и работников Народного правительства, сочувствующие только кричали «браво», только кричали о том, что эти крепостники могут вести столетнюю партизанскую войну, и опять-таки не требовали от них умеренности и гуманизма. Но, как только части Народно-освободительной армии перешли от обороны к наступлению против шакалов, упорно продолжавших мятеж, т. е. как только самый жестокий, самый дикий в этом мире крепостнический строй в результате поражения мятежа вооружённых бандитов, наконец, оказался перед кризисом, сразу же поднялись вопли о трагедии, о сочувствии, о гуманизме, об автономии, о независимости, подобно хлынувшему в прорыв бурному потоку. Из этого видно, что те, кто ведёт эту шумиху, за исключением действовавших так по недоразумению, полностью являются защитниками самого реакционного крепостнического строя и самых варварских крупных крепостников, полностью являются врагами свободы и освобождения тибетского народа. Именно поэтому этот меттернихский[2] антиреволюционный «Священный союз» смог объединить госдепартамент США, английских колонизаторов, южнокорейского Ли Сын Мана, южновьетнамского Нго Динь Дьема, китайского Чан Кай-ши и индийские реакционные народно-социалистическую партию и партию «Джан-сангх». Что же в этом удивительного?

Нас удивляет то, что премьер-министр Индии господин Неру, с одной стороны, явно имеет серьёзные противоречия со многими тёмными фигурами этого союза, понимая их заговорщические планы, которые не выгодны Индии, не выгодны китайско-индийской дружбе, не выгодны самому Неру, а, с другой стороны, он невольно был поставлен этим союзом на важную роль в так называемом движении «сочувствия» Тибету, а этому союзу он позволил быть наблюдателем и зрителем, который радуется и хлопает в ладоши. Сейчас мы вынуждены в своём комментарии вступить в некоторую дискуссию с господином Неру, хотя мы очень переживаем это. Господин Неру является премьер-министром уважаемой нами дружественной соседней страны — Индии, является одним из авторитетных в мире политических деятелей. Для нас, чего мы особенно не можем забыть, он является другом Китая и противником империалистической политики войны и политики агрессии. Причём он немало выступал с просветительными речами по вопросам социального прогресса. Например, в своей книге «Автобиография», написанной им в 1934—1935 гг. в тюрьме, он, несмотря на многие ошибочные положения и предрассудки о коммунизме (он сам говорит, что он «типичный буржуа» с присущими ему «всякими предрассудками», привитыми воспитанием в условиях буржуазного общества), всё же признает, что благодаря использованию научных методов при изучении истории прошлого и событий текущего момента «авторам марксизма удалось сделать самый совершенный и точный, самый глубокий анализ изменений, происходящих в сегодняшнем мире». Он также сказал, что «экономические интересы определяют политические взгляды различных организаций и различных классов. Все разумные или моральные точки зрения не могут перешагнуть через эти интересы. Отдельные личности могут подвергаться влиянию, могут отказаться от своих особых прав, хотя это бывает редко. Однако классы и организации не могут делать этого. Поэтому стремления повлиять на господствующий и привилегированный класс и добиться от него отказа от власти и привилегий всегда терпели поражения и, видимо, нет каких-либо оснований сказать, что такие стремления увенчаются успехом в будущем». Здесь Неру говорит весьма правильно. Однако в каком ином тоне он запел в своем заявлении 27 апреля 1959 года! Он либо полностью отказался от своих взглядов, которые он высказывал раньше, либо на самом деле не понял марксистские научные методы, которые, как он полагал, понимал. Он сейчас упрекает нас в том, что мы не сумели оказать влияние на господствовавший и привилегированный класс в Тибете и добиться от него отказа от своей власти и привилегий, пытается одним росчерком пера зачеркнуть анализ классов тибетского общества, как «довольно избитые слова, фразы и лозунги». Он изображает совершенно антагонистические классы — класс крепостных и класс крепостников — как однородное общество, «боящееся того, что могло бы быть сделано ему под именем реформы»! Безусловно, мы никак не можем согласиться с такой попыткой Неру. Классовый антагонизм тибетского общества — это живой факт, это вовсе не вопрос о каких-либо словах, фразах и лозунгах, здесь тем более не может быть и речи о какой-то избитости. Для осуществления реформ, безусловно, нужно принимать шаги; они, естественно, должны принести пользу подавляющему большинству населения, требующему проведения реформ, они, конечно, не будут отвечать лишь интересам крайне незначительного числа людей, решительно выступающих против реформ. В условиях Тибета это значит, что реформы прежде всего должны принести пользу 1140 тысячам человек, т. е. 95 процентам всего населения Тибета; что касается остальных 60 тысяч человек, т. е. 5 процентов населения, то и в этой среде имеются различного рода обстоятельства. Среди них лица, которые упорно противятся реформам, даже поднимают мятеж и до самой смерти не раскаиваются, составляют лишь крайне незначительное число. Как мы уже указали, большинство мятежников, которых насчитывается около 20 тысяч человек, являются трудящимися, вовлечёнными в мятеж путём угрозы и обмана (такое положение имеет место в любых контрреволюционных войсках). Если исключить из них камбацев, составлявших примерно одну треть всех мятежников, то в мятеже принимало участие только немногим более одного процента тибетцев из общего числа в 1,2 млн человек в Тибете. Полагать, что верхние классы Тибета целиком изменили родине, является неправильным. Более того, среди этих 60 тысяч человек имеется значительная часть передовых людей, одобряющих реформы. Поэтому к высшим классам необходимо также подходить соответствующим образом в зависимости от обстоятельств. Это — наша неизменная и твёрдая политика. Если сказать, что все эти вышеназванные люди, находящиеся в различных обстоятельствах, относятся к реформе с одинаковой боязнью и имеют одинаковые психические и эмоциональные барьеры, то это не соответствовало бы действительности. Что касается абсолютного большинства, требующего реформ, то какая может быть у него боязнь перед реформами и какие могут быть у него психические и эмоциональные барьеры?

Рассматривая тибетское общество, Неру хотя и не выступал против реформ, не отрицал роль в мятеже тех, кто приобрёл интересы в Тибете, но, если судить в целом, он не только не касался крайне жестокого эксплуататорского строя этого общества, но фактически смешал подавляющее большинство эксплуатируемых с крайне незначительным числом эксплуататоров и на этой основе отрицал то, что за мятеж в Тибете должно отвечать небольшое число реакционных элементов верхушки. Он называет справедливые действия китайского народа по ликвидации мятежа «трагедией» и выражает своё сочувствие этому мятежу. Таким образом Неру допустил ошибку, которая заслуживает крайнего сожаления. Как друзья Индии и как одна из сторон в обсуждаемом Неру вопросе, мы считаем необходимым указать на эту ошибку. Если согласиться с логикой Неру, то получается, что не только недопустима революция в Тибете, но и недопустима революция во всем Китае. Всем известно, что в Китае до освобождения общественный строй в районах проживания ханьцев, хотя и не являлся крепостническим, но в основном не выходил за рамки феодального, и это общество также всегда считалось статичным, неизменяющимся и оторванным от внешнего мира. Были и люди, которые высмеивали нас, заявляя, что мы исходим из марксизма-ленинизма, который якобы представляет собой устаревшую, не соответствующую современности, крайне упрощённую и совсем не отвечающую особенностям нашей страны иностранную идеологию. И на этом основании они утверждали, что наше движение за проведение реформ непременно встретит сопротивление со стороны всего общества и всей нации, и даже заявляли, что мы, дескать, расчленяем нашу нацию, изменяем своей родине, что мы являемся агентами так называемого «красного империализма», действующими по указке из Москвы, и т. д. и т. п. Но в настоящее время история сделала вывод. Правы мы, а не они. Все и всякие нападки и клевета на коммунистов полностью обанкротились, статичный и неизменяющийся Китай под руководством пролетариата быстро превратился в динамичный, быстро движущийся Китай. Это доказало, что марксистско-ленинский анализ является совершенно верным для всего мира. Застой в прошлом объясняется лишь тем, что отсталые производственные отношения сковывали развитие производительных сил. Только марксисты-ленинцы, коммунисты являются настоящими выразителями интересов нации и родины, а та небольшая кучка антикоммунистических элементов, называющих себя выразителями интересов нации, несмотря на то, что ей удалось одно время обманывать часть народных масс, является настоящим агентом империализма, что доказано самой жизнью. Мы уверены в том, что и премьер-министр Индии Неру, пожалуй, не будет выступать против такого вывода, сделанного историей Китая. Однако, по логике Неру в тибетском вопросе,— если его сочувствия не ограничивать «тибетским народом», а распространить на весь «китайский народ»,— получается, что вся китайская революция является небывало большой «трагедией», крайне тяжело переживаемой людьми. В период народно-освободительной войны в Китае чанкайшистский гоминьдан и гоминьдановские войска по численности значительно превосходили тибетских мятежников, которых насчитывается около 20 тысяч человек; поэтому имелось гораздо больше «оснований» для утверждения, что они не были лишь «реакционными элементами верхушки». Да и масштабы войны были гораздо большими. Одним словом, они могли вызвать гораздо более сильные «сочувствия». Однако насколько нам известно, сочувствуя всему Китаю, премьер-министр Неру не сочувствовал «крупным крепостникам» из ханьцев; а сочувствуя части Китая — Тибету, он, оказывается, сочувствует «маленьким чанкайшистам» в Тибете. Как же понимать такие крайние противоречия?

Господин Неру, возможно, упрекнёт нас в несправедливости, ибо сказанное им ограничивается лишь Тибетом, а тибетский народ отличен от ханьского народа. Это значит, что, осуществляя руководство революцией среди тибетцев, ханьцы неизбежно будут встречаться с национальными барьерами. Абсолютно верно, что тибетский народ отличен от ханьского народа. Более того, от ханьского народа отличны и монголы, уйгуры, чжуанцы, хуэйцы, мяоцы, корейцы и многие другие национальные меньшинства в Китае. Перед китайскими коммунистами и китайским правительством стоит вопрос, связанный с национальными меньшинствами внутри страны. Мы очень осторожно относимся к этому вопросу. В течение почти 10 лет мы подготовили кадры из национальных меньшинств, серьёзно проводили воспитательную работу, направленную против великоханьского шовинизма среди ханьского народа, в особенности среди ханьских кадровых работников, ханьских коммунистов и ханьских командиров и бойцов Народно-освободительной армии. Мы применили беспрецедентную в капиталистическом мире практику: убедив ханьцев тех районов, где различные национальности живут вперемежку и ханьцы составляют большинство населения, создали автономные районы национальных меньшинств. Таким образом, например, были созданы Автономный район Внутренняя Монголия, Гуанси-Чжуанский автономный район, Нинся-Хуэйский автономный район и многие автономные округа и автономные уезды. В Тибете, для того, чтобы добиться сотрудничества с лицами из тибетской верхушки, мы проявили исключительно большое терпение, сохраняли в течение длительного восьмилетнего периода после мирного освобождения Тибета существование бывшего местного тибетского правительства, всего комплекса его системы, его войск и даже его денежных знаков. Убеждали тибетский народ, что временно не надо проводить реформ, к которым он страстно стремится. Если бы Центральное Народное правительство не дало бывшему местному правительству Тибета никаких автономных прав, как об этом говорится в так называемом заявлении Далай-ламы, то реакционные элементы, чья измена родине доказана, давно уже могли бы быть арестованы и наказаны, и проведение демократических реформ в Тибете не откладывалось бы до настоящего времени. Центральное Народное правительство занимало по отношению к этим реакционерам позицию максимальной доброты и великодушия. Даже после вспышки мятежа в Лхасе, после того, как мы узнали о насильственном увозе Далай-ламы из Лхасы, и после предпринятия мятежными бандитами прямого вооружённого нападения на штаб военного округа части Тибетского военного округа НОА выжидали ещё семь часов и лишь после этого начали наносить ответный удар. Совершенно ясно, что, когда дело дошло до такого положения, реакционеры отрезали все пути к мирному разрешению вопроса. Не осталось другого выхода, кроме как решительно ликвидировать мятеж. Поскольку Народно-освободительная армия была в силах быстро ликвидировать мятеж в районе Лхасы, если бы она хотела начать первой, то она, конечно, давно смогла бы окружить Норбулингку и тем самым не дать мятежным разбойникам возможности увезти Далай-ламу. Каждый здравомыслящий человек, поразмыслив немного, может понять эту истину и отнюдь не будет обращать внимания на какие-то детские сказки о том, что два или три снаряда были выпущены по дворцу и попали в пруд. Находясь перед лицом такой серьёзной обстановки, Центральное Народное правительство и части Народно-освободительной армии неуклонно и решительно придерживались курса не производить выстрела первыми, что как раз говорит о том, что коммунисты с начала и до конца очень осторожно относились к национальному вопросу, что они особенно прилагали максимум усилий, чтобы привлечь на свою сторону тибетскую верхушку. Такую политику по-настоящему проводить может только революционный пролетариат. Буржуазия или другие эксплуататорские классы не могут так сделать, даже если они захотят этого.

Здесь, в вопросе национальных отношений, главным ключом по-прежнему является метод классового анализа. Господин Неру хочет, чтобы мы «добивались их дружественного сотрудничества». Это, несомненно, хорошее мнение, хотя намерение господина Неру — косвенно упрекнуть нас в том, что мы ни раньше и ни сейчас так не поступаем. В действительности только революционный пролетариат может до конца и правильно разрешить исторически сложившийся национальный вопрос. Раздоры и разобщенность национальностей в основном созданы эксплуататорскими классами, и эксплуататорские классы никогда не могли и не смогут устранить такие явления; а трудящиеся различных национальностей под правильным руководством революционного пролетариата вполне могут посредством определённых усилий устранить все раздоры и разобщённость, оставленные историей, и установить тесные узы братской дружбы. В истории Китая в течение длительного периода имели место национальный гнёт и борьба между национальностями. Монгольские и маньчжурские правители угнетали ханьцев, уйгуров и тибетцев, а ханьские правители также угнетали монголов, маньчжуров, уйгуров и тибетцев. Положение коренным образом изменилось после образования Китайской Народной Республики, руководимой пролетариатом. Сейчас по-прежнему необходимо направлять часть ханьцев, составляющих абсолютное большинство населения и являющихся главной силой в революции, во Внутреннюю Монголию, в Синьцзян, в Тибет. Но эти люди сейчас направляются туда не угнетать и эксплуатировать населяющие эти районы национальные меньшинства, а совместно с местными национальными революционными кадровыми работниками помогать живущим там трудящимся вырвать свободу и раскрепощение из рук их собственных национальных угнетателей и эксплуататоров, осуществить демократию и социализм, т. е. заложить основу, на которой экономика и культура национальных меньшинств смогут бурно развиваться и процветать. Работающие в этих районах ханьцы-коммунисты, в том числе ханьские офицеры и солдаты Народно-освободительной армии, не только не бесчинствуют, сидя на плечах национальных меньшинств, а, наоборот, так же, как и местные национальные революционные кадровые работники, сами являются слугами народов национальных меньшинств. Пренебрегая многочисленными трудностями, они делят горе и радости с трудящимися национальных меньшинств, борются за их права и счастье. Таким образом, трудящиеся национальных меньшинств и все патриотически настроенные, поддерживающие реформы представители верхних и средних слоёв населения национальных меньшинств, сплотившись воедино с трудящимися ханьской национальности, свергли реакционное господство реакционных элементов своей национальной верхушки, как это сделал ханьский народ. Итак, причина раздоров и разобщенности национальностей была ликвидирована и была заложена действительно прочная основа для дружественного сотрудничества всех национальностей. Этот процесс уже завершен во Внутренней Монголии, в Синьцзяне, на Северо-Западе в Нинся, Ганьсу и Цинхае, на Юго-Западе в Сычуани, Гуйчжоу, Юньнани и Гуанси. В ходе осуществления этого работники, руководившие реформами, всемерно сплачивали представителей всех слоёв национальных меньшинств, которые выступали за реформы, и до, во время и после проведения реформ придерживались тесного сотрудничества с ними. Конечно, невозможно было обойтись без борьбы; в населённых тибетцами районах в провинциях Сычуань, Ганьсу и Цинхай возникали вооружённые мятежи. Однако, как мы и раньше указывали, мятежи в этих районах, населённых тибетцами, провоцировались и поднимались тибетскими реакционерами, использовавшими своё особое положение.

В Тибете, поскольку там господство крупных крепостников не претерпело изменений в ходе мирного освобождения, они по-прежнему могли, используя своё законное положение, командовать старыми тибетскими войсками, защищавшими крепостнический строй, камбаскими мятежниками и другими реакционными политическими органами и находиться в сговоре с некоторыми зарубежными интервенционистами. Поэтому там не только не были проведены реформы, но и имелись возможности для поднятия этого мятежа. Тем не менее, несмотря на это, тибетский народ с момента вступления частей Народно-освободительной армии в Тибет неоднократно настоятельно требовал проведения реформ. Тибетский народ, живущий в пучине бедствий и страданий, был обеспокоен не реформами, а тем, что Центральное Народное правительство чрезмерно уступало тибетским крупным крепостникам и из года в год откладывало реформы! Господа гуманисты мира должны знать: крепостные в Тибете тоже люди. Невозможно, чтобы они верили в то, что дьяволы, беспощадно угнетающие, избивающие их и выкалывающие им глаза, являются их защитниками; невозможно и то, чтобы они верили, что бойцы Освободительной армии, сердечно и по-дружески помогающие им в их труде, лечащие их болезни и не берущие у них ни иголки, ни нитки, являются их врагами. Вот коренная причина того, что нынешний мятеж совершенно не встретил поддержки тибетского народа и в течение кратчайшего времени был полностью разбит, несмотря на то, что он был поднят под национальным флагом и флагом религии, несмотря на высокогорный рельеф местности, несмотря на наличие различных видов иностранной помощи. Тибетцы испытывают такой огромный восторг, с каким люди встречают долгожданный дождь после длительной засухи, по поводу того, что ликвидирующие мятеж части Народно-освободительной армии отобрали официальные печати феодального правительства, винтовки у мятежников и бичи для избиения у крепостников. Тибетский народ слишком много страдал от этих трёх вещей. Тибетцы добровольно помогают частям Народно-освободительной армии, ликвидирующим мятеж, работают в качестве проводников, передают сведения о мятежниках, помогают вылавливать бандитов и оказывают помощь в розысках спрятанного оружия. Только один народный суд в Лхасе принял несколько сот винтовок, добровольно собранных населением. Жители многих деревень района Лока, услышав, что пришли части Народно-освободительной армии, тут же выходили на улицы, чтобы преподнести бойцам хата, живые красные цветы персиков и светло-зелёные ветви ив; в то же время они со слезами на глазах рассказывали бойцам частей Народно-освободительной армии о таких преступлениях мятежников, как насилия, грабежи, убийства и поджоги, и призывали части Народно-освободительной армии непременно отомстить за них. Мятежники в уезде Конкацзун, чтобы помешать продвижению частей Народно-освободительной армии, вырыли на шоссейной дороге четыре рва, но, как только они бежали, местные жители тут же засыпали эти рвы. Когда части Народно-освободительной армии вступили в Линьчжи, местные жители немедленно добровольно организовали транспортный отряд, чтобы помогать частям Народно-освободительной армии перевозить на лошадях и ослах боеприпасы и продовольствие, и вместе с частями Народно-освободительной армии преследовали мятежников. Таких трогательных примеров нельзя перечесть. После ликвидации мятежа широкие народные массы немедленно оказывают Народному правительству помощь в восстановлении порядка, а затем с помощью Народного правительства быстро приступили к производству. Хотя весенний сев в районе Лока начался на полмесяца позже из-за беспорядков, созданных мятежниками, но с помощью частей Народно-освободительной армии сев был завершён в обычные сроки. Там массы людей занимаются переносом удобрений, севом, строительством каналов и дорог. Они запели радостные песни, которых давно не пели. Все крестьяне спрашивают, когда будут распределены среди них земли. После того, как в соответствии с требованиями народных масс было объявлено, что урожай с земель главарей мятежников соберет тот, кто будет их возделывать, крепостные одного из главных преступников, насильно увезших Далай-ламу,— крупного крепостника Соркана Ванцин-Гэлэ в районе Кэсурцика сразу добровольно организовали всю рабочую силу в группы трудовой взаимопомощи и начали совместно возделывать земли, добиваясь хорошего урожая. Совершенно ясно, что тибетские крестьяне верят в то, что скоро наступит день, когда они распрямят свои спины и станут хозяевами своей судьбы на тибетской земле. Просим простить нас за длинный рассказ. Но, все добрые люди, проявляющие заботу о Тибете, посмотрите, как отличается всё это от того, с чем встретились войска старого Китая при их вступлении в Тибет со времени маньчжурской Цинской династии! Какая диаметральная противоположность тому, с чем столкнулись английские агрессивные войска, вторгшиеся в Лхасу из Индии! Поэтому, спрашивается, как можно справедливые действия частей Народно-освободительной армии, которые вместе с тибетским народом ликвидируют мятежные банды, занимающиеся убийствами, поджогами и другими преступлениями, называть национальным гнётом и национальной агрессией?

Господин Неру утверждает, что между обществом ханьской национальности и обществом тибетской национальности очень трудно найти точки соприкосновения, что попытки преодолеть эти психические и эмоциональные барьеры или не были сделаны, или были безуспешными. Для тибетских трудящихся факты уже дали ответ на этот вопрос, а в дальнейшем таких ответов будет ещё больше, и они будут ещё более красноречивыми. Что касается представителей верхних слоёв тибетской национальности, то у многих из них также в той или иной мере изменились психические и эмоциональные барьеры. Частью самых ярких доказательств этого являются три письма генералу Тань Гуань-саню, написанные Далай-ламой тайно и совершенно добровольно, когда он уже находился в руках мятежников, и выступления Панчен-эртни, Нгапо Нгаван-Джигми, Широб-Жалцо, Нгаван-Жалцо, Хуан Чжэн-цина и других на сессии Всекитайского Собрания народных представителей. На стороне Подготовительного комитета по созданию Тибетского автономного района стоит большое число патриотически настроенных представителей верхних и средних слоёв населения Тибета. Учащиеся средней и начальных школ Лхасы, многие из которых являются детьми представителей верхних и средних слоёв, сразу же после ликвидации мятежа приступили к занятиям, причём по сравнению с периодом до мятежа число учащихся значительно возросло. Отсюда видно, что утверждения о том, будто мятеж является «революцией» национального характера, будто ликвидация мятежа является «трагедией» национального характера, не имеют оснований.

Возможно, что некоторые не имеющие злых намерений в отношении Китая индийские друзья в результате влияния долговременной и полной предрассудками пропаганды и ввиду того, что они непосредственно не видели настоящей общественной жизни в Тибете и деятельности частей Народно-освободительной армии, а их газеты очень редко дают полные и целостные материалы китайских источников, имеют пока неправильное понимание о позиции и политике Китая. Однако, факты сильнее красноречия, и, как говорится, «спадёт вода — на дне появятся камни». Мы полностью уверены в том, что те индийские друзья, которые пока имеют ошибочное представление и с некоторым недоверием относятся к тому, что мы говорим, в конце концов придут к объективному выводу. Мы надеемся, что господин Неру также будет одним из этих людей. Конечно, господин Неру очень уверен в себе, и у него есть целый комплекс собственных взглядов на тибетский вопрос. Он склонен полагать, что влиятельная клика бывшего местного тибетского правительства представляет собой невинных ягнят. Поэтому даже после того, как она предприняла нападение на нас, он всё считал, что мы виноваты. Мы не можем требовать от наших иностранных друзей, чтобы они обязательно смотрели на китайские дела нашими глазами, не можем, тем более, требовать от господина Неру изменить свои философские, исторические, политические взгляды. Во взглядах господина Неру, очевидно, существуют противоречия, но мы не собираемся обсуждать как следует разрешить эти противоречия. По такого рода вопросу мы, конечно, можем вести дружественную дискуссию, но можем и вообще не обсуждать его. У каждого из нас дома очень много дел. Каждый из нас достаточно занят «расчисткой снега перед своим домом»; зачем ещё «беспокоиться о снеге на чужих крышах»? Хорошо сказал господин Неру во время своего пребывания в Пекине: «Любые попытки навязать волю одной страны другой стране или навязать образ жизни народа одной страны народу другой страны несомненно приведут к конфликтам, подвергнут мир опасности». Однако сейчас вопрос заключается в том, что есть группа индийцев, в том числе, к несчастью, и господин Неру, которые непременно хотят, чтобы мы вели свои дела в соответствии с их взглядами. Мы хорошие друзья и соседи. Вы идите «по своей широкой дороге», а мы пойдём «по своей тропинке». Разве это не даст нам полную возможность спокойно жить и не мешать друг другу? Если ваши методы окажутся хорошими в Индии, то и тогда не будет поздно поучиться у вас. Мы никак не можем понять, почему именно нужна такая поспешность, доходящая до того, что без сожаления предпринимаются известные действия, которые препятствуют дружбе и являются вмешательством, как это делается сейчас.

Премьер-министр Неру отрицает тот факт, что Индия вмешалась в дела Тибета. Он говорил о положении в Индии до и после получения независимости и разделения её на две страны, чтобы доказать, что Индия в отношении Тибета никогда «не имела политических или скрытых устремлений». Мы признаём, что слова Неру соответствуют действительности в том смысле, что индийское правительство не намерено аннексировать Тибет или направить туда свои вооружённые силы для вмешательства в дела Тибета. Индия всё время признавала и признаёт, что Тибет является частью Китая и что китайскому правительству принадлежит суверенитет над Тибетом. В апреле 1954 года Индия заключила с Китаем Соглашение о торговле и связях между Тибетским районом Китая и Индией, основанное на пяти принципах, после чего Индия вывела из Тибета свои войска, передала Китаю учреждения почты и телеграфа. Китайский народ удовлетворён всем этим. Однако вмешательство одной страны во внутренние дела другой может принимать самые различные формы. Неубедительно звучат слова о том, что индийское правительство в прошлом и в настоящее время никогда не осуществляло и не осуществляет в какой-либо форме вмешательства в дела Тибета Китая.

Все помнят, да и в нашей газете были опубликованы соответствующие сообщения о том, что в октябре 1950 года, когда китайское правительство отдало приказ своим воинским частям о вступлении в Тибет, индийское правительство через дипломатические каналы занималось вмешательством. В то время китайское правительство одновременно с отдачей приказа воинским частям вступить в Тибет предложило местному тибетскому правительству направить в Пекин своих представителей для переговоров. Это является исключительно внутренним делом Китая в рамках своего суверенитета. Однако индийское правительство 21 и 28 октября и 1 ноября 1950 года направило китайскому правительству три ноты, в которых утверждало, что «вторжение китайских войск в Тибет не может не считаться прискорбным» и «необоснованным» и что это было для индийского правительства «самым удивительным и прискорбным». В нотах говорилось ещё, что вступление китайских войск на свою территорию — Тибет — «даст недружественным Китаю странам мира повод для антикитайской пропаганды в критический и деликатный момент международного положения», что в вопросе о восстановлении представительства Китая в Организации Объединённых Наций это «принесёт серьёзные последствия и окажет мощную поддержку тем, кто выступает против принятия Народного правительства в ООН и Совет безопасности», что это «может нанести ущерб положению Китая в глазах мира», что «вряд ли можно в одно время с этим вести мирные переговоры» между Центральным Народным правительством и местным тибетским правительством, что это не отвечает «интересам Китая или дела мира», что это «значительно усилило международную напряжённость и тенденцию к всеобщей войне», что это «оказало влияние на дружественные отношения» между Индией и Китаем и «на интересы мира во всём мире». Относительно этого правительство Китая в ответных нотах правительству Индии отмечало, что вступление частей Народно-освободительной армии в Тибет является претворением в жизнь суверенных прав государства, что тибетский вопрос относится к внутренним делам Китая и не допускает вмешательства никакого иностранного государства, что этот вопрос и вопрос о представительстве Китайской Народной Республики в Организации Объединённых Наций — два совершенно разных вопроса, не имеющих никакой связи между собой, и что если недружественные Китаю страны пойдут на использование вопроса о представительстве Китая в Организации Объединённых Наций для того, чтобы грозить Китаю и требовать от него отказа от суверенных прав на своей территории, то это только лишний раз покажет враждебное отношение этих стран к Китаю. Только после того, как правительство Китая неоднократно заявляло о такой справедливой и твёрдой позиции, особенно после того, как части Народно-освободительной армии одержали в районе Чамдо огромную победу, уничтожив главные силы тибетских войск, пытавшихся задержать продвижение частей Народно-освободительной армии в Тибет, долго задерживавшаяся в Индии делегация местного тибетского правительства на переговоры приехала в Пекин в третьей декаде апреля 1951 года. В результате переговоров в мае того же года было заключено Соглашение о мероприятиях по мирному освобождению Тибета, состоящее из 17 статей.

Может быть, неприятно вспоминать об этом периоде истории. Но факты остаются фактами. Разве можно сказать, что правительство Индии никогда не вмешивалось в дела Тибета?

К несчастью, такое вмешательство по-прежнему продолжается в известной форме. То, что это вмешательство имеет место и после того, как правительства Китая и Индии провозгласили пять принципов мирного сосуществования, являющиеся руководящими принципами в отношениях между обеими странами, не может не вызвать тем большего сожаления. Что касается самого премьер-министра Неру, то в заявлениях и замечаниях, сделанных им после возникновения мятежа в Тибете, хотя и содержится немало хороших высказываний, однако некоторые слова в них, как мы думаем, нельзя считать соответствующими пяти принципам мирного сосуществования. Так, он говорил: «Пекин не соблюдал соглашения между Тибетом и Китаем об автономном статусе Тибета и гарантий, данных Индии. Там имеет место вооружённая интервенция» (13 апреля); «Я искренне надеюсь, что тибетский народ сможет сохранить и пользоваться своей автономией, а не будет подвергаться угнетению и подавлению со стороны других» (14 апреля). Спрашивается: называть ликвидацию Китаем мятежа, возникшего в одном из районов Китая, «вооружённой интервенцией», «угнетением и подавлением» «автономии» этого района и говорить, будто не соблюдены «гарантии, данные Индии»,— разве можно сказать, что это не вмешательство? Правительство Индии упорно утверждает, будто Далай-лама не был насильно увезён мятежниками, а сам является руководителем мятежников. Если это так, то неужели торжественная встреча, оказанная Далай-ламе индийским правительством, и посещение самим премьер-министром Неру Далай-ламы в Муссоори не означают встречу и переговоры с руководителем мятежников, поднявших мятеж в дружественной стране? Поскольку индийское правительство с начала до конца не вносило ясности в вопрос проведения политики невмешательства, то нетрудно понять, почему председатель правящей партии — Индийский национальный конгресс госпожа Индира Ганди и генеральный секретарь партии Индийский национальный конгресс госпожа Крипалани заявляют о том, что Тибет является «страной» или «автономной страной», и почему «народный комитет в поддержку Тибета», организованный большинством индийских политических партий, включая партию Индийский национальный конгресс, открыто призвал поставить тибетский вопрос в ООН, не трудно понять, почему индийская печать открыто клевещет на китайское правительство, утверждая, что последнее «осуществляет бандитизм и империализм», оскорбляет главу китайского государства, называя его «отвратительным снежным человеком», и призывает созвать так называемое совещание с участием трёх сторон — Индии, Тибета и Китая — т. е. другое совещание по образцу Симлаской конференции[3] для разрешения тибетского вопроса, являющегося чисто внутренним делом Китая. После возникновения мятежа в Тибете, и даже до мятежа, некоторые политические деятели и печатные органы Индии развернули клеветническую антикитайскую кампанию в таких крупных масштабах, которые заставляют нас вспомнить вмешательство американских политических кругов и американской прессы в приведение в исполнение смертных приговоров контрреволюционным преступникам на Кубе. Спрашивается: разве можно говорить, что применение такого метода оказания политического давления на внутренние дела дружественной страны соответствует пяти принципам?

Премьер-министр Неру отмечал, что реакция Индии на тибетский вопрос является по существу не политической, а инстинктивной, что она является в значительной мере сочувствием, базирующимся на сентиментальных и гуманных основаниях, а также на известных чувствах родства с тибетским народом, вытекающих из давно установившихся религиозных и культурных контактов. Мы понимаем, что индийский народ питает дружеские чувства к тибетскому народу, более того, что индийский народ питает дружеские чувства ко всему китайскому народу. Во время поездки с визитом в Индию Премьер Чжоу Энь-лай везде и всюду слышал горячий лозунг «Индийцы и китайцы — братья!» Всё это ещё стоит перед глазами, как будто это было только вчера. Как могут использоваться чувства к тибетскому народу в качестве аргумента для некоторых политических деятелей, наносящих ущерб чувствам к китайскому народу и вмешивающихся во внутренние дела Китая? Подобная логика таит в себе явную опасность, так как если такую логику признать верной, то может ли Тибет, когда он встанет на путь демократии, социализма, процветания и могущества, вмешиваться в дела индийских штата Ассам или штата Уттар Прадеш, организовав какие-то «народный комитет в поддержку штата Ассам» и «комитет по делам штата Уттар Прадеш» под предлогом многовековых религиозных и культурных связей? Может ли правительство Тибетского автономного района или китайское правительство объявить одной из своих основных политических установок глубокое сочувствие населению штата Ассам или штата Уттар Прадеш и в соответствии с этой политической установкой дирижировать делами этих штатов? Если индийское правительство может, ссылаясь на глубокое сочувствие и многовековые связи с тибетским народом, требовать от китайского правительства известных гарантий Индии относительно Тибета, то тогда разве не может индийское правительство без окольностей, ссылаясь на глубокое сочувствие и многовековые связи со всем китайским народом, потребовать от китайского правительства известных гарантий Индии относительно всех внутренних дел Китая в целом? Равным образом, может ли тогда китайское правительство на том же основании, т. е. ссылаясь на глубокое сочувствие и многовековые связи с индийским народом, требовать от индийского правительства известных гарантий Китаю относительно внутренних дел Индии? В таком случае может ли вообще идти речь о каком-либо мирном сосуществовании, о каких-либо пяти принципах? Не впадёт ли тогда мир в хаос взаимного вмешательства? Мы уверены, что наши индийские друзья, несомненно, так же, как и мы сами, не приветствуют и не могут допустить такого международного порядка.

Рассматривая двухкратное вмешательство индийской стороны во внутренние дела Тибета Китая, нетрудно понять, что индийское правительство, хотя и не намеревается оккупировать Тибет или добиться его официальной независимости, но в действительности стремится воспрепятствовать Китаю осуществлять полный суверенитет над своей территорией — Тибетом. Некоторые политические деятели Индии унаследовали в этой области традиции английского правительства в прошлом: они признают лишь так называемый «сюзеренитет» Китая над Тибетом, подобный «сюзеренитету» Индии над Бутаном и Сиккимом. «Автономия» Тибета, о которой они говорят, отличается от национальной районной автономии, установленной Конституцией Китайской Народной Республики, отличается от национальной районной автономии, осуществляемой во Внутренней Монголии, Синьцзяне, Гуанси, Нинся и других районах, а представляет собой состояние полунезависимости. Правда, Тибет является не провинцией, а автономным районом Китайской Народной Республики, и он пользуется большими, чем провинция, правами, предусмотренными Конституцией и законами. Однако Тибет отнюдь не является каким-то протекторатом — ни китайским, ни индийским, ни китайско-индийским совместным протекторатом, ни каким-то буферным государством между Китаем и Индией. Китайская Народная Республика пользуется полным суверенитетом в отношении Тибетского района так же, как она пользуется полным суверенитетом в отношении Внутренней Монголии, Синьцзяна, Гуанси и Нинся. В этом не может быть никакого сомнения и в это недопустимо никакое вмешательство как любого иностранного государства, так и Организации Объединённых Наций, ни под какими предлогами и ни в какой форме. Поэтому любой вопрос, касающийся Тибета, может быть разрешен только Китаем, в Китае, а не в каком-либо иностранном государстве. Любое состояние полунезависимости Тибета не в интересах тибетского народа, не в интересах всего китайского народа, не в интересах индийского народа, не в интересах китайско-индийской дружбы и мира в Азии; оно в интересах лишь предавших родину реакционных крупных феодалов-крепостников Тибета и поддерживающих их иностранных интервенционистов, в интересах лишь экспансионистов и империалистических заговорщиков, стремящихся создать конфликты между Китаем и Индией. Китай и Индия являются миролюбивыми странами, между которыми исстари существует дружба. Наши страны имеют тысячу, десять тысяч оснований жить в мире, не нападать друг на друга, не вмешиваться в дела друг друга и не имеют ни одного основания допускать конфликты между собой, создавать какую-то буферную зону; упорно настаивать на создании буферной зоны, это именно и значит вызывать действительно прискорбные конфликты, вообще не имеющие места в настоящее время. Ввиду позиции правительства Индии в этом вопросе, ввиду заявлений некоторых отнюдь не являющихся неответственными деятелей Индии, мы считаем, что для укрепления китайско-индийской дружбы совершенно необходимо внести в это полную ясность. Касаясь пяти принципов, премьер-министр Неру в своём заявлении от 27 апреля говорил только о «взаимном уважении» (что, несомненно, является необходимым), не упоминая о «взаимном уважении территориальной целостности и суверенитета» (это цитата из подлинного текста о пяти принципах и является предпосылкой любого взаимного уважения). Мы надеемся, что здесь просто какое-то упущение.

Вмешательство некоторых политических деятелей Индии во внутренние дела Китая не является случайным. В нём отражены характерные черты эпохи. Индия является страной, добившейся своей независимости в результате освобождения от колониального господства английского империализма; ей нужно развивать свою национальную экономику в мирной международной обстановке, и она находится в глубоких противоречиях с империалистическими и колониальными силами. Это одна сторона дела. С другой стороны, индийская крупная буржуазия десятками тысяч уз связана с империализмом и в известной степени зависит от иностранного капитала. При этом классовая природа крупной буржуазии определяет некоторое её стремление к экспансии. Это приводит к тому, что индийская буржуазия, выступая против империалистической политики вмешательства, вместе с тем в той или иной степени, вольно или невольно, отражает некоторое влияние империалистической политики вмешательства. В международных делах индийское правительство во главе с премьер-министром Неру в вопросах, касающихся борьбы против войны, в защиту мира и против колониализма, в проведении дружественной Китаю и дружественной Советскому Союзу и другим социалистическим странам внешней политики, в проведении внешней политики неучастия в военных блоках американского империализма в общем отражает волю индийского народа, играло и продолжает играть важную, заслуживающую уважения роль. Однако по историческим причинам крупная буржуазия Индии восприняла некоторое наследие от английских колониальных правителей и пытается и впредь сохранять его. Великий индийский народ, конечно, не несёт никакой ответственности за такой двойственный характер индийской буржуазии. Мы убеждены и в том, что не только индийский народ, но и все дальновидные благоразумные деятели в индийском правительстве сознают, что выход для Индии — это стать на сторону прогресса, это смотреть вперёд, а не назад. Мы, как и они, считаем, что в современной международной политике следующий факт представляет собой явление, о котором следует сожалеть, а именно: власть страны, только недавно добившейся независимости и находящейся и ныне под угрозой империалистических интервенционистов, дошла до того, что стала вмешиваться во внутренние дела соседней страны.

Мы с господином Неру можем иметь те или иные расхождения во мнениях, но в одном у нас, пожалуй, нет расхождений: Китай не вмешивался во внутренние дела Индии. Китайский народ начал давать отпор только после того, как со стороны Индии последовала масса клеветнических выступлений. Премьер-министр Неру в своём выступлении 27 апреля справедливо осудил высказывания и действия некоторых индийцев, направленные на подрыв дружественных отношений между Китаем и Индией. К сожалению, вслед за этим он направил все свои силы для нападок на высказывания со стороны Китая против вмешательства. Он сказал, что «комментарии ответственных деятелей Китая и осуждение ими Индии» сделаны «вопреки правде и приличиям, на языке холодной войны». Но осуждение Китаем вмешательства со стороны Индии основано на фактах, как сказано выше. Сомнение китайской общественности в подлинности так называемого заявления Далай-ламы также основано на фактах. Содержащиеся в этом заявлении многочисленные прорехи и следы выступления под чужим именем по-прежнему объективно существуют. Совершенно ясно, что тибетские реакционеры, увезшие Далай-ламу в Индию, заодно с тибетскими реакционерами, долгое время концентрирующимися в Калимпонге и проводящими изменническую в отношении родины деятельность, изо всех сил пытаются с помощью так называемого заявления Далай-ламы преградить Далай-ламе путь возвращения на родину. А это не совпадает с желанием, выраженным неоднократно премьер-министром Неру.

Что касается уважения к правде и приличиям, то мы сожалеем о том, что обращённые к Китаю многие высказывания некоторых индийских политических деятелей и органов печати за последний месяц с лишним отнюдь нельзя считать соответствующими правде и приличиям. Народ нашей страны принимает во внимание то, что премьер-министр Неру не раз играл сдерживающую роль в этом отношении. Это, несомненно, полезно для китайско-индийской дружбы. Но мы всё-таки не можем сказать, что, когда он осуждает Центральное Народное правительство Китая за срыв состоящего из 17 статей Соглашения, говорит о так называемых «гарантиях», данных Китаем Индии, и т. д. и т. п., его высказывания также соответствуют правде и приличиям. Что касается языка холодной войны, то некоторые индийские политические деятели и органы печати проклинают Китай, как «империализм новой и зловещей формы», как «экспансионистский империализм», обрушиваются с нападками на Китай, называя ликвидацию им мятежа в Тибете «военной интервенцией», «колонизацией», «бандитизмом». Разве всё это не является как раз «языком холодной войны»? В отношении такого «языка холодной войны» мы проявляли большую терпеливость в течение довольно длительного времени, в максимальной степени сдерживали себя, наши газеты были немы, почти как рыба. Все помнят, что 18 апреля Премьер Государственного Совета КНР Чжоу Энь-лай ещё на сессии Всекитайского Собрания народных представителей второго созыва горячо и искренне призвал к сохранению китайско-индийской дружбы. Однако, к сожалению, ответом на всё это были усиленная пропаганда так называемого заявления Далай-ламы, ещё более разнузданные выпады на правительство и народ нашей страны. И когда нам уже нельзя было дальше отступать, нам пришлось дать отпор. Кое-кто пытается оправдать антикитайскую клеветническую кампанию «свободой слова». Однако, почему они не подумают: разве китайцам не нужна свобода слова? Тибет является территорией нашей страны и тибетский вопрос относится к внутренним делам нашей страны. Поскольку такой вопрос мог вызвать у иностранцев так называемую инстинктивную реакцию, то почему у народа нашей страны в свою очередь не могло быть инстинктивной реакции? Сейчас клеветническая кампания против нашей страны в некоторых странах будто начала утихать, разум снова взял верх, но ещё имеется очень незначительное число людей, которые пытаются продолжать разжигать пожар. Следует серьёзно предупредить этих людей: мы не прекратим отпора до тех пор, пока не будет положен конец вашей антикитайской клеветнической кампании. Мы готовы затратить на это столько времени, сколько вы хотите. Мы готовы и к тому, что вы будете побуждать другие страны нападать на нас со всех сторон. Мы готовы также к тому, что вам окажут поддержку все империалистические элементы в мире. Однако совершенно безнадежно мечтать с помощью всякого рода давления вмешаться во внутренние дела Китая и спасти жесточайшее господство крупных крепостников в Тибете. Чем злобнее будут ругать нас все антикоммунистические, антикитайские элементы в мире, тем больше будет разоблачено их подлинное лицо, тем поучительнее это будет для народов всего мира.

Как сказано выше, теперь в мире много людей рассуждает о тибетском вопросе. Их исходные пункты также весьма различны. Премьер-министр Неру отличается от многих тех, кто питает явное недружелюбие к Китаю. Он с нами имеет некоторые расхождения в тибетском вопросе. Тем не менее, он в общем выступает за китайско-индийскую дружбу. В этом у нас нет никакого сомнения. Мы даем такой подробный ответ на осуждение со стороны премьер-министра Неру (в статье, конечно, во многих местах затронуты и те, кто питает явную неприязнь к нам) именно потому, что мы полностью уверены в том, что расхождения могут быть уменьшены, споры могут быть разрешены. Споры, правда, приняли несколько острый характер, так как здесь затрагиваются жизненные интересы нашей родины и тибетского народа. Однако мы по-прежнему надеемся, что наши споры по существу будут полезны для взаимопонимания между народами двух стран, для дружбы между народами и правительствами двух стран и при подборе слов не будет допущено пренебрежение дружбой и приличием. Мы полностью согласны с некоторыми глубокомысленными, сердечными и чрезвычайно тёплыми для китайского народа словами премьер-министра Неру. Он сказал, что «мы весьма желаем сохранять дружбу между Индией и Китаем»; «Если возникнут враждебные чувства друг к другу между Индией и Китаем — двумя великими азиатскими странами, двумя соседями, жившими веками в дружбе и мире, это будет трагедией». Китайско-индийская дружба имеет давнюю историю и прочную основу. У нас общие основные интересы, у нас общие главные враги. Мы отнюдь не забываем наших общих интересов и не попадём в ловушку наших общих врагов.

Хотя нынешние споры вызывают сожаление, однако мы твёрдо уверены, что они не приведут к враждебным чувствам, не смогут поколебать дружбу между нашими странами. Премьер-министр Неру заявил, что Индия совершенно не желает вмешиваться в дела Тибета. Мы горячо приветствуем это дружественное заявление. Как только со стороны Индии будут прекращены выступления и действия, представляющие собой вмешательство в дела Тибета, то сразу же закончатся и нынешние споры. Китай никогда не вмешивался и не будет вмешиваться во внутренние дела Индии. Мы ещё хотим серьёзно заявить всем индийским патриотам, заинтересованным в безопасности Индии, что демократический и процветающий Тибетский автономный район, как один из членов большой семьи народов Китая, несомненно станет фактором укрепления и упрочения китайско-индийской дружбы и ни в коем случае не будет и не может быть какой-либо «угрозой» Республике Индия. Проводимая социалистическим Китаем политика мира и добрососедских отношений никогда не будет поколеблена, дружба приблизительно 1100‑миллионных народов наших двух стран никогда не будет поколеблена, как нельзя поколебать Гималайские горы. Вздорные утверждения клеветников не имеют под собой никакого основания. Во время своего визита в нашу страну в октябре 1954 года премьер-министр Неру сказал: «Китай и Индия — большие страны, перед ними стоят аналогичные проблемы и они решительно встали на путь продвижения вперёд. Чем глубже понимают друг друга эти две страны, тем больше обеспечивается благосостояние не только Азии, но и всего мира. Существующая сегодня в мире напряжённость потребует от нас совместных усилий во имя мира!». Мы надеемся, что народы обеих стран всегда будут помнить истину, высказанную здесь премьер-министром Неру. Великий индийский народ так же, как и китайский народ, всегда дорожил и дорожит дружбой Китая и Индии. Мы глубоко уверены в том, что клеветнические измышления, отравляющие китайско-индийские отношения, по мере уяснения подлинных фактов и в результате общих усилий заинтересованных деятелей обеих стран будут разоблачены и отброшены широкими массами индийского народа. Китай и Индия, китайский и индийский народы будут продолжать своё дружественное сотрудничество в деле мирного строительства, будут рука об руку и далее бороться за мир в Азии и во всём мире.