Обещание счастья

17

Неделя выдалась ужасная, начиная с телефонного разговора с Ником и кончая возвращением на эту проклятую ферму, к выполнению ненавистных обязанностей. Письмо от Ника пришло на следующий день после разговора.

— Тебе не холодно? — спросила Мэри, обрезая кустарник. Она была одета в теплую куртку и перчатки для садовых работ. А может, и не для садовых работ, а просто рабочие перчатки. Как бы то ни было, Мэри нашла их в хлеву и взяла себе.

— Ты хочешь узнать, холодно ли мне или моему сердцу? Мертвые не чувствуют холода. А я мертва, ты это знаешь. Просто мне не хватает мужества лечь в ящик и покончить со всем этим. Что ты делаешь?

— Подрезаю кусты. Я не могу сидеть сложа руки. Тебе тоже следовало бы чем-нибудь заняться, вместо того чтобы причитать. Суд еще не скоро, а значит, надо смириться и попытаться сделать свою жизнь терпимой.

— Ты, я вижу, делаешь это с помощью рабочих, — ухмыльнулась Кэсси.

— Да, мне нравится играть с ними в карты и беседовать. Это хоть какое-то развлечение. Последнее время меня все больше угнетает твое общество.

— Похоже, ты меня обвиняешь во всем случившемся.

— Нет, я просто говорю то, что думаю. Ты никогда со мной не заговариваешь первая, всегда ждешь, что это сделаю я. Ты постоянно ноешь и жалуешься, у меня уже нет сил это выносить. Мы должны делать все возможное, чтобы облегчить себе жизнь, и терпеливо ждать, когда все закончится.

— Тебе легко говорить. Что ты потеряла, когда нас вовлекли в Программу? Работу, вот и все. Я же отказалась от Ника, бизнеса, замужества. От всего, — горько констатировала Кэсси.

— Это была не просто работа. Это была моя карьера. Я верю, что смогла бы добиться больших успехов. Кроме того, я не собираюсь себя хоронить заживо. Жизнь продолжается, Кэсси. Мы живы и здоровы… — Мэри так часто повторяла эту фразу, что ее саму от нее тошнило. Кем была для нее сидевшая напротив женщина, трясущаяся от холода, но не желавшая пошевелиться, чтобы надеть куртку?

— Ругай меня, ругай, я уже к этому привыкла, — устало пробормотала Кэсси.

— Нет, не привыкла. Послушай, тебе нужна — помощь. Давай попросим прислать психолога. Мне тоже не помешает беседа с ним. Поверь, он тебе поможет. Учти, я говорю это не потому, что хочу лишний раз услышать твой прекрасный голос.

— Ты считаешь меня сумасшедшей? — воскликнула Кэсси.

— Вовсе нет, просто тебе нужно с кем-то поговорить, пока ты совсем не слетела с катушек. Тебе нужна профессиональная помощь? И мне тоже. Почему ты не хочешь этого понять?

— Чепуха, Мэри! Неужели ты думаешь, что всякий раз, когда мужчина бросает женщину, она сходит с ума? Люди каждый день что-то теряют, неужели им всем нужна профессиональная помощь? Сомневаюсь. Чем я отличаюсь от них? Я не могу смириться с положением, в которое попала. А ты можешь?

— Да, я могу. Я вообще тебя не узнаю, Кэсси, — спокойно заметила Мэри. — Хочу тебе еще кое-что сказать. Я не виню Ника за то, что он отказался приехать и жить здесь с тобой. Ты жуткая эгоистка. Ты способна пожертвовать своим салоном и вынудить Ника забросить бизнес, лишь бы все вышло по-твоему. Очнись, Кэсси, нельзя так поступать с людьми. Я верю, что Ник действительно готов тебя ждать. Тебе есть на что надеяться.

— Я свободна. — Кэсси скомкала в кармане письмо Ника. Она его уже пять раз прочитала и знала содержание наизусть.

Вернувшись в свою комнату, Кэсси упала на диван.

Даже с именем ее обманули. Шесть месяцев назад они обнаружили ошибку и приехали, чтобы дать ей новое имя. Сказали, что по недосмотру ввели в компьютер неверные данные. Выяснилось, что женщина с таким именем существует на самом деле. Тот день словно выпал у Кэсси из памяти, и уж потом Мэри рассказала ей, что с ней случился припадок. Она кричала и визжала. Целую неделю приезжали люди, которые извинялись, пытались что-то объяснить и требовали вернуть старые документы. Кэсси отвечала им отказом, а в одну из ночей сунула документы в банку и закопала ее на заднем дворе. Если все на нее плюют, почему бы ей не поступить так же?

Она налила себе чаю, устроилась на диване и перечитала еще раз письмо Ника.

Он писал, что любит и готов сколько угодно ждать ее возвращения. Еще Ник упоминал, что, судя по сообщениям в газетах, их дело подходит к завершению. Суд ожидается меньше чем через год, а бандитов берут одного за другим. И завершал письмо словами: «Я очень тебя люблю. Береги себя, думай обо мне и о том, какое прекрасное будущее нас ожидает, когда все закончится».

Если ты действительно веришь в это самое прекрасное будущее, у тебя не все в порядке с мозгами! — мысленно обратилась к Нику Кэсси. Если бы ты меня любил, то приехал бы и все это сказал мне лично. Письма не в счет. Вот так-то, мистер Гилмор.

— Я беспокоюсь о тебе, Кэсси, — сказала Мэри после ужина.

— Вот уж незачем. К тому времени, когда дело дойдет до суда, я вконец свихнусь и буду признана неспособной давать показания. Так что они никому не понадобятся.

Брови Мэри поползли вверх.

— А для чего тогда все это?

— Я больше не буду им нужна. Ник пишет, что уголовников из этой группировки арестовывают одного за другим. Ты не считаешь, что в итоге все наши мучения окажутся напрасными? Я, например, даже не понадоблюсь на суде. И ради этого они разрушили мою жизнь! И твою тоже, только ты отказываешься это признать.

— Я считаю, что сейчас в моей жизни не слишком удачная полоса, вот и все. У тебя затяжная депрессия, и ты не в состоянии здраво рассуждать. Жаль, что у тебя нет желания пообщаться с психологом, потому что он тебе действительно нужен. Советую попросить еще один разговор с Ником. Поверь, Бог не настолько жесток, чтобы взваливать тебе на плечи действительно непосильную ношу.

— Заткнись, Мэри, — хмуро отрезала Кэсси.

В кухне Мэри взяла под руку судебного исполнителя Марка Глэди.

— Мне нужно с вами поговорить, — прошептала она. — Давайте выйдем на улицу и немного прогуляемся.

Марк Глэди был хорошим человеком. Он скучал по жене и детям и ненавидел свою работу. Очень аккуратный и подтянутый судебный исполнитель часто улыбался, и Мэри предпочитала не обращать внимания на пистолет, засунутый за пояс его брюк. Он говорил, что женат на самой красивой женщине в Америке и у них три очень хорошенькие дочки. Шесть недель он проводил на ферме и три дома.

— Послушайте, я очень волнуюсь за Кэсси. Она нуждается в помощи, Марк. Вы должны кому-нибудь позвонить и лучше прямо сегодня. Я не психиатр, но хорошо знаю свою подругу. Она на грани серьезного психического расстройства. Вы позвоните кому-нибудь?

— Вы уверены, Мэри? Во время нашего вчерашнего разговора Кэсси как обычно была угрюма, но я не заметил никаких… странностей в ее поведении.

— Повторяю, я очень хорошо ее знаю. Подумайте сами, какой вред может принести беседа с психиатром? Ну, приедет врач, мы накормим его обедом. Я не хочу… опоздать и потом всю жизнь себя казнить, что не успела вовремя помочь Кэсси.

— Почему вы выдерживаете все, что на вас свалилось, а она нет? — в сотый раз спросил ее Марк.

— Когда произошло то убийство, она как раз собиралась выйти замуж, у нее появился бизнес, сулящий миллионные прибыли. А теперь ее жених отказался сюда приехать и присоединиться к ней. Не знаю, как бы я такое пережила. Кэсси намного тяжелее, чем мне. Даже с именем вышла путаница. В чем я с ней согласна, так это в том, что ваша Программа не предназначена для таких людей, как мы. Вы всех гребете под одну гребенку. Ваши люди давали обещания, которые никто не собирался выполнять. Это несправедливо.

— Но ведь вы, Мэри, смогли смириться с переменами в вашей жизни, верно?

Мэри вытерла глаза.

— Думаю, это потому, что мои планы на будущее не были такими грандиозными, как у Кэсси. Я простой человек. Мне, конечно, хотелось бы когда-нибудь стать богатой, но я на этом не зацикливаюсь. Еще я очень хочу иметь семью, потому что выросла без родителей. У меня есть мечты, но большинство из них не связаны с деньгами. Вы позвоните, Марк?

— Да, только не уверен, что смогу кого-нибудь найти в канун Дня благодарения, — ответил он, нахмурившись.

— Может быть, вы ждете от меня каких-нибудь решительных шагов? Так вот, клянусь, что, если с Кэсси что-нибудь случится, я пешком дойду до ближайшего города и обо всем расскажу первому попавшемуся репортеру, который согласится меня выслушать. И работники фермы помогут мне уйти, потому что все понимают. Вам это известно, не так ли?

— Да.

— Тогда позаботьтесь, чтобы психиатр приехал не позже завтрашнего дня.

— Кого лучше привезти, мужчину или женщину?

— Лучше мужчину. Если приедет женщина, то во время разговора с ней Кэсси будет думать только о том, что ее собеседница имеет возможность работать по своей специальности и вообще вольна делать все, что захочет. Это заставит ее нервничать. Да, пусть приедет мужчина.

— Ваши доводы вполне разумны. Я передам вашу просьбу.

— Лучше, если мужчина будет пожилым. Чтобы годился Кэсси в отцы.

— Согласен. — Марк Глэди облегченно вздохнул. В его голове уже сложился план, как все лучше сделать.

На следующий день на кукурузном поле сел бело-голубой вертолет.

Глэди с удовлетворением отметил, что по возрасту гость скорее мог бы быть Кэсси дедом, чем отцом. Почему-то казалось, что голос у этого старца должен быть ломким и шелестящим, как прошлогодние листья. Но на самом деле он оказался мягким и звучным.

— Я замерз как суслик, — сказал доктор, заставив Марка улыбнуться. — Расскажите о пациентке. Меня еще в аэропорту предупредили, что дело очень секретное. Впрочем, могли бы и не затруднять себя. Я всегда оставался верен клятве Гиппократа. — Он зябко поежился и легко зашагал по полю. — Рассказывайте же.

Марк Глэди выложил ему все, что знал. Иногда доктор кивал, иногда негодующе качал головой.

— А как мне к ней обращаться? — вдруг спросил он. — Вы успели ей дать новое имя?

Глэди поморщился.

— Это часть одной большой проблемы. Ей сказали, что новое имя нельзя оставить, потому что такая женщина существует на самом деле. А еще раз менять его она отказалась.

— Ее можно понять, — заметил доктор.

Марк продолжал говорить, но спутник больше не задавал вопросов. Это показалось судебному исполнителю странным, но он совершенно не разбирался в психиатрии и психиатрах.

Мэри пекла на кухне пирог, и по всему дому разносился аромат корицы и яблок.

Проведя доктора в комнату Кэсси, Глэди моментально спустился вниз.

— Вы психиатр? — спросила Кэсси, вяло перелистывая какой-то журнал.

— Да, — ответил он, подвигая стул поближе к огню. — Мне сказали, что вам нужно пообщаться с кем-нибудь из внешнего мира. Рад помочь чем смогу. Но если вы не готовы к разговору и хотите, чтобы я уехал, проблем не возникнет. Вам решать, мисс… Эллиот.

— Разве вам не сказали, что я больше не мисс Эллиот? — угрюмо спросила Кэсси.

— Конечно, сказали. Но мне также известно, что у вас отобрали и новое имя. В моем возрасте легко все перепутать, поэтому позвольте мне называть вас так, как я назвал.

Кэсси остановила взгляд на странице в журнале.

— Если вы здесь только для того, чтобы со мной поговорить, не думаю, что мне нужна ваша помощь. Я устала от разговоров, притом что никто не желает меня слушать. Никому до меня нет дела. Мне здесь не место, а в том, чтобы отсюда уйти, вы помочь не сможете. Значит, мы будем только отнимать друг у друга время. Зачем это вам?

— Не спешите с выводами. У меня значительный опыт работы, и я хочу похвастаться, что еще никогда не терял пациентов.

— Что вы имеете в виду?

— То, о чем вы подумали. Понимаете, большинство моих пациентов живут в закрытом от остальных людей мире.

— Иногда бывают дни, когда мне кажется, что я уже потеряла рассудок. Кто знает, может, так оно и есть, — спокойно добавила она.

— А вот и начало беседы, — улыбнулся доктор.

Кэсси внимательно на него посмотрела. Он ей напоминал какого-то артиста, но она никак не могла понять, какого именно.

— Вы так думаете? Хотя для меня и беседа с психиатром теперь развлечение.

— Надо попытаться найти для себя занятие.

— Не знаю. Вдруг после того, как состоится суд… Нет, не могу сказать ничего определенного. В мире вообще не существует ничего определенного, постоянного. Вы согласны со мной, доктор?

— Нет. Существуют смерть и налоги.

Кэсси закрыла журнал.

— Доктор, у меня такое впечатление, что я заблудилась и никак не могу найти дорогу назад. А мне это так нужно.

Слова, долгое время копившиеся в ее душе, наконец нашли выход и полились рекой. Время от времени доктор кивал, давая понять, что он ее внимательно слушает. Она пила кофе и вытирала пот со лба. Ей казалось, что, если бы доктор был не на работе, он наверняка всплакнул бы над ее страданиями.

Когда Кэсси закончила, совсем стемнело. Комнату освещал лишь огонь в печи. Она встала и зажгла лампы.

— Похоже, мы пропустили обед.

— Ничего. Мы можем позже перекусить. Скажите, чего вы хотите? Что помогло бы вам вернуть спокойствие духа? Если бы вам дали возможность самой решить, что сделать прямо сейчас, сегодня… Что бы вы сделали?

— Надела бы пальто и уехала отсюда.

— В качестве кого?

— Кэсси Эллиот, конечно.

— И куда лежал бы ваш путь?

— Я вернулась бы домой, к своей прежней жизни.

— А суд?

— Я дам показания.

— Но вы будете подвергать себя опасности.

— А как насчет опасности, которой я подвергаю себя здесь? У меня здесь шанс со дня на день сойти с ума. Я не настолько глупа, чтобы этого не понимать. Тот закрытый мир, о котором вы говорили, вряд ли предпочтительнее, чем смерть. А теперь, доктор, позвольте мне задать вам вопрос. Только, пожалуйста, ответьте сразу, не раздумывая. Что бы вы сделали на моем месте?

— То же, что собирались сделать вы. Уехал и стал бы тем, кем был.

— Вам не стоило этого говорить. Думаю, те, кто вас сюда пригласил, ожидали, что вы уговорите меня примириться с жизнью здесь.

— Почему вы так решили? — спросил доктор.

— А разве я ошибаюсь?

— Я не знаю, что у них на уме. Мне позвонили и все о вас рассказали. А потом сказали еще кое-что, с чем я согласился.

— Что? — У Кэсси перехватило дыхание.

— Меня попросили побывать здесь и убедиться, что для вас жизнь на ферме абсолютно неприемлема. Я сравнил ее со своей и пришел к выводу, что так оно и есть. Хорошо, что я быстро это понял. Мне казалось, что придется здесь проторчать несколько недель.

— Итак?

— Сейчас мы попросим мистера Глэди позвонить в аэропорт, а потом пообедаем. Я чувствую, из кухни доносятся очень аппетитные запахи.

— А зачем звонить в аэропорт?

— Я улетаю. Вы, насколько я понимаю, тоже собираетесь лететь.

— Вы хотите сказать, что я… могу уехать?

— Вы можете это сделать, если захотите. Точно так же, как раньше, когда покинули Программу. Решение принимаете вы. Возможно, это будет самое важное решение в вашей жизни. Итак, если вы можете здесь жить дальше и все, сказанное вами, было лишь словами, то давайте не будем беспокоить мистера Глэди и приступим к обеду. Потом я уеду.

— Не торопите меня, доктор. Если я останусь… как я смогу смириться с потерей Ника, распрощаться с салоном?

— Не ждите от меня ответа, мисс Эллиот. Повторяю, решение должны принять вы сами.

— Нет, остаться я не могу. Знаете, я очень изменилась за последний год.

— Это вполне объяснимо.

— Ник тоже. Изменился, я имею в виду.

— Вы сможете его простить?

— Не знаю. Наверное, я так и не поняла, что он за человек. Возможно, на самом деле он не такой, каким я себе его представляла.

— Он тоже в вас ошибался?

— Думаю, что да.

— Отношения между людьми меняются, и не всегда разлука укрепляет любовь.

— Для меня это звучит как ответ на многие вопросы.

— Собирайтесь, мисс Эллиот. Мы уедем сразу после обеда.

— Они не попытаются меня остановить?

— Нет.

— Тогда пойдемте есть индейку и яблочный пирог. Сборы займут немного времени.

В кухне к ней подошла Мэри.

— Я рада за тебя, Кэсси, — прошептала она.

— Я и не думала, что все окажется так просто. Ты поедешь со мной?

— Нет, я останусь. Ребята рассчитывают, что я помогу им по хозяйству. Свою жизнь я буду устраивать, когда все закончится. Желаю удачи.

— Хочешь, я тебе напишу?

— Нет. Такое впечатление, что какая-то глава в нашей с тобой жизни уже прочитана. Я подозреваю, что письма будут лишними. Пойми меня правильно. Надеюсь, у меня все будет хорошо.

— Я тоже.

— Спасибо, Кэсси.

— Вертолет прилетит через полчаса, — сообщил Глэди.

— Вы рады моему отъезду, Марк? Учтите, я не собираюсь извиняться, что дурно себя вела.

— Никто и не ждет от вас извинений… мисс Эллиот.

— Благодарю.

— Сможем мы наконец поесть? — пробурчал доктор.

Кэсси рассмеялась.

— Несомненно.

Кэсси проходила через эти двери сотни раз, но сейчас все было по-другому. Назад она уже не вернется.

Она не взяла с собой ничего, кроме той, одежды, что была на ней, и небольшой суммы денег, которую ей удалось скопить.

Она опять стала Кэсси Эллиот.

Доктор тоже улыбался. Если бы все его дела заканчивались так легко и приятно!

— Не могу в это поверить! — воскликнула Кэсси. — Я свободна. Я больше не мисс Никто. Я опять стала собой. Господи, как это прекрасно — снова стать собой! — Ее восторженный крик гулким эхом растворился в чистом прозрачном воздухе.

Она возвращалась домой.