Обезьяна на мачте

Муська

Самым любимым временем в корабельном распорядке был для офицеров эскадренного миноносца «Блестящий» вечерний чай. Позади сутолока прошедшего дня с тренировками и учениями, приборками и разносами старпома.

Приятно никуда не торопясь посидеть в кругу своих товарищей и, попивая крепко заваренный вестовыми чай, поговорить за жизнь, послушать, как виртуозно играет на пианино минер Виктор Тарасов, или последить, как горячится, проигрывая в шахматы, инженер-механик Сергей Староверов.

Общий тон беседы задавал обычно наш доктор, рыжебородый увалень Коля Колосов, которого за его вечный девичий румянец на лице все нежно называли Коленькой. В этот вечер Коленька завел разговор о животных, скрашивающих жизнь на корабле.

Известна тяга моряков ко всякой живности. Что ни говори, а сказывается монотонность корабельной службы. И если на корабле, рядом с тобой, живет преданное тебе существо, которое нуждается в защите и ласке, душа моряка размягчается, он становится добрее и терпимее.

Разные животные живут на кораблях. Встречаются и совсем необычные, как, например, медведи и даже свиньи. Но чаще всего приживаются собаки, эти старые, испытанные друзья моряков. Правда, все зависит от того, как на это смотрит командир корабля, потому что по Корабельному уставу именно с его персонального разрешения можно держать на борту ту или иную живность.

У нас на «Блестящем» капитан второго ранга Александр Петрович Бандуров сам горячо любил собак, и поэтому наш молодой симпатичный пес Нептун — дворняга, подобранная минером на берегу в Одессе — чувствовал себя на борту эсминца отлично. По тревоге с лаем несся на бак, выполняя роль впередсмотрящего.

В этот вечер, сидя на мягком диванчике и попыхивая сигаретой, Коленька восторженно хвалил собак.

— Нет, что ни говорите, Петр Николаевич, — доказывал доктор грузному, рано облысевшему штурману, — а собака особенное животное. Я всегда замечал, как тянутся к ним матросы, как стремятся они завести собачонку на корабле. Возьмите хоть нашего Нептуна. Как доктор я утверждаю, что с его появлением на борту у матросов меньше стало стрессов.

— Ну почему обязательно собака? — возражал доктору штурман, опорожняя четвертый по счету стакан чая. — Снимает стресс и кошка. Я знаю, что их тоже держат на кораблях. У нас на Севере, где я раньше служил, целое семейство кошек жило на подводной лодке, когда она стояла в базе у пирса. И матросы были довольны, и крыс не было.

— Ну, насчет кошек вы хватили через край, Петр Николаевич. Кошка на борту! Может, на стоянке в базе это и бывает, но в море, когда кругом вода, железо, вибрация, да еще различные электрические и магнитные поля, ей не выжить.

Неожиданно в спор вмешался наш артиллерист — командир БЧ-2 капитан-лейтенант Саша Черкасов.

— Что вы спорите? Когда я служил на учебном корабле, у нас жила кошка и ничего не погибла.

— Ну, Александр Ильич, ты даешь! — Доктор от возмущения чуть не задохнулся сигаретным дымом. — Трави, но знай меру.

— Ей-богу, Коленька, правда. У нас на «Океане» действительно жила кошка, да не простая, а особенной породы — сингапурской. Во время стоянки в Сингапуре ее откуда-то принес на корабль интендант Миша Киселев. Он сейчас на «Бывалом», вы его наверное знаете.

Все с интересом прислушались к разговору.

— Должен вам доложить, друзья мои, — продолжал артиллерист, польщенный всеобщим вниманием, — что такой кошки я никогда не встречал. Маленькая, изящная, шерсточка короткая и очень тонкая. И цвет необыкновенный, двойной. Основной цвет шерсти — кремовый, с коричневыми подпалинами. А глаза, — распалился Черкасов, — глаза, доложу я вам, как у креолки: большие, миндалевидные, медного цвета. А уж игрунья, куда там! На своих коротких, стройных лапках она носилась по палубе, как молния. Ну, командир, понятно, вначале в штыки. Ни в какую не хотел разрешать. Но Киселев его уговорил. Во-первых, попросил разрешения держать кошку только до прихода в Кронштадт, а во-вторых, доказал необходимость присутствия кошки на корабле ввиду большого числа крыс в провизионке.

Вот так киса стала жить у нас на корабле. Нарекли ее матросы Муськой.

Вначале Муська дичилась, сидела в каюте интенданта под койкой. Но через какое-то время оклемалась и стала появляться на верхней палубе. Матросы были довольны больше всех. Каждый старался с ней поиграть. Но особенно был доволен кок Ерофеев. Он справедливо полагал, что кошка поможет ему навести порядок в провизионке, куда все чаще стали наведываться крысы. Всеми силами старался он приласкать Муську, однако та, с удовольствием уплетая кусочки мяса и рыбы, не проявляла никакого желания бороться с тварями.

— Тварь-то тварь, а попробуй она на стоянке убежать с корабля на берег, сам будешь загонять ее обратно на борт, — перебил Черкасова штурман, ехидно усмехнувшись.

— Так это когда бежит с корабля. Это, Петр Николаевич, как говорят в Одессе, две большие разницы, — с жаром проговорил командир БЧ-2. — Все знают, что когда крыса бежит с корабля, жди беду. Другое дело, когда они наводят шмон в кладовке, где хранятся продукты. Тут уж надо с ними бороться. У нас на «Океане» столько их развелось, что старший помощник объявил: кто убьет двадцать крыс, получит десять суток отпуска. Но и это не помогло. А тут такой случай: кошка на корабле. На нее-то кок и возлагал все свои надежды. Правда, многие высказывали сомнение: уж больно мала была Муська. У нас такие крысы водились, видимо еще дореволюционные, что были больше ее раза в два.

Закурив, Черкасов продолжал:

— Вначале все старания Ерофеева были напрасными. Правда, если ко всем Муська относилась ровно и независимо, то кока отличала, питала к нему особую симпатию. Позволяла себя подолгу гладить, мурлыкая от удовольствия. Однако к своим кошачьим обязанностям не приступала. Не той, видно, породы, благородных кровей. А может, у них в Сингапуре кошки совсем для другого дела были предназначены. Пробовали ее натаскивать как охотничью собаку. Подносили дохлую крысу, но она от нее с отвращением отворачивалась. Так, наверное, и жила бы Муська до прихода в Кронштадт, но тут на свою беду проявили инициативу сами крысы…

С интересом мы слушали, как, все более увлекаясь, рассказывал наш артиллерист о Муське. И хотя я, к примеру, и наполовину не верил в то, что он говорил, но слушал тоже с удовольствием.

— Да, так вот, — продолжал Черкасов, — проявили, значит, они инициативу. Раздражала, наверное, их наша любимица. Да и силу свою, видимо, чувствовали, считали, что без труда справятся с этой пигалицей. И произошел бой, свидетелем которого случайно оказался матрос, работавший на камбузе.

Было это уже после отхода ко сну. Матрос чистил на камбузе котел, готовя его к завтрашнему дню. Муська в полумраке дежурного света хрустела косточками, оставшимися от ужина, как вдруг на кафельном полу камбуза появились пять больших крыс. Муська, завидя пришельцев, изогнулась в дугу, ее блестящая шерсть стала дыбом. Одна из крыс с писком бросилась на кошечку. Не успел матрос выбраться из котла, чтобы прийти на помощь Муське, как нападавшая крыса уже лежала бездыханная. Тогда остальные крысы напали на Муську разом. Уворачиваясь от укусов, Муська молнией бросалась то на одну, то на другую. Через несколько секунд все было кончено. На полу лежали распростертые тела задушенных тварей. А Муська спокойно стала вылизывать свою нежную шерстку, словно не замечая лежащих вокруг мертвых врагов.

Наутро о битве в камбузе знал весь экипаж. Причем сражение с каждой минутой обрастало все новыми и новыми подробностями. Уже говорили, что на Муську напали чуть ли не сто крыс, что она ранена. Доктор корабля старший лейтенант Мочалов принес в каюту Киселева бинты и зеленку, чтобы оказать ей помощь. Однако с удивлением увидел в каюте интенданта совершенно невредимую, лакающую из блюдца молоко Муську.

С этого дня кок Ерофеев никогда больше не жаловался старпому на визиты крыс в провизионку. Пропали они куда-то. Может, ушли в трюм, почувствовав силу Муськи.

Были, конечно, среди матросов и недовольные: Муська лишила их возможности заработать внеочередной отпуск. Но она этого не знала. Муська свое кошачье дело выполнила на «отлично» и теперь, к удовольствию матросов, как оглашенная бегала и прыгала на палубе, играла с ними, повиливая своим хорошеньким хвостиком.

Особенно доволен был наш старпом, капитан третьего ранга Злобин. Для него главное на корабле — порядок. И тот, кто его поддерживает, для него лучший друг. Таким другом стала для него и Муська. Правда, кок Ерофеев иногда все же ворчал на кошку, когда с камбуза пропадали куски жаркого. И если раньше пропажу он списывал на счет крыс, то теперь было ясно, что это проделки Муськи. Но немного поворчав, он тут же отходил. Ведь кошка есть кошка.

Прошло несколько месяцев. «Океан» бросил якорь на Большом рейде Кронштадта. И когда на корабле узнали, что съезжающий на берег Михаил Киселев намеревается забрать с собой Муську, чтобы отвезти домой в Ленинград, и офицеры, и матросы стали просить его не делать этого. Но Киселев был непреклонен.

— Хватит, Муська навела порядок на корабле, теперь пусть наводит его дома. Да и дочка ждет ее с нетерпением, она из моих писем знает о ней.

Провожать Муську вышли все свободные от вахты. А Епофеев, погладив на прощание свою любимицу, даже прослезился.

На корабле долго помнили Муську, и когда прибывало молодое пополнение, матросы-старожилы им рассказывали о необыкновенной кошке, плававшей на «Океане». А офицеры часто спрашивали интенданта, как живется маленькой героине в домашних условиях. Миша Киселев обычно с улыбкой отвечал:

— А что ей сделается? Живет себе и вспоминает о корабельных приключениях.

Артиллерист закончил свой рассказ.

— И все же, — как бы подвел итог Коленька, — эта кошка была необыкновенная. Одно слово — сингапурская. А наша на корабле не выживет.

С ним никто не стал спорить.