Облачные Люди

Глава 18

Жан сидел во главе стола, в тёмном помещении. Светился только экран справа, на который была выведена карта Мали, испещрённая условными тактическими знаками.

Зам министра был занят: он слушал доклад одного из своих подчинённых. Сначала мне показалось, что тот говорил на французском — вроде слышались знакомые слова. Но потом я понял, что язык другой, совершенно мне не знакомый.

— Так, господа, — сказал Жан, когда докладчик вышел из помещения, — к сожалению, худшие опасения подтверждаются: мы ожидаем рейда на Томбукту. Источники как минимум у двух полевых командиров подтвердили это.

— У нас там уже две недели стоит рота, — ответил Толя, — думаю, усилить её взводом на БТРах.

— Там наша БТГ, из подготовленных вами, — продолжал Жан, — но, думаю, этого мало.

— Мало? — удивился Толя, — до сих пор справлялись вдвое меньшими силами.

— Говорят, подтянулись банды из Ливии. Итого до полутора тысяч человек. Было бы хорошо использовать что-то неожиданное. В прошлый раз мы говорили о танках.

Толя вздохнул.

— Конечно, мы оставляем эту возможность открытой, — сказал он, — но пока, на наш взгляд, было бы опрометчиво выкладывать все возможные козыри. Помните, за нами пристально французы наблюдают. Это может быть ловушкой. Спровоцировать нас на чрезмерное применение силы. И потом: что они могут нам противопоставить? Пикапы, вооружённые крупнокалиберными пулемётами?

— Всё может быть хуже. Речь может идти об РСЗО или даже ракетах. — Сказал Жан.

— Мы активизируем разведку. Используем дроны. И потом: чем танки могут помочь в этой ситуации? Это чисто наступательное вооружение. А мы же имеем дело, скорее, с полицейской операцией. Масштабной, это верно.

Жан вздохнул, поднялся со своего места, зашёл за спинку кресла и опёрся на неё руками.

— Я могу рассказать смысл, — произнёс он, — уже два года, как мы с командой оттаскиваем страну от края пропасти. В нашей ситуации единственный источник власти — это сила. Французы издевались над нами, обещая защиту, но на деле обороняя только свои золотые концессии. Свои и других хищников из первого мира, вроде канадцев. Я помню то совещание, когда президент, которого мы отстранили, вымаливал у французского полковника хотя бы пару «Леклерков». Для демонстрации. Заметьте, полковника! Генералы до высшего политического руководства нашей страны не снисходили. Нам критически важно показать силу. Не обязательно использовать — именно показать. Тогда, может, удастся спасти много жизней. Мы готовы это оплатить.

Толя нахмурился, почесал переносицу, затем подбородок.

— Пожалуй, нам стоит уточнить в наших анализах моменты, которые вы озвучили, — сказал он, — мы вернёмся с новыми предложениями.

— У нас не так много времени.

— Мы вернёмся с предложениями к утру.

— Спасибо, — кивнул Жан, — на этом всё, — после этого он неожиданно добавил, глядя на меня: — Сергей, останьтесь, пожалуйста.

Я посмотрел на Толю. Тот кивнул.

Всё-таки Жан? И что он теперь будет делать? Окуривать меня местными магическими благовониями, ходить вокруг с амулетами, чтобы изменить моё сознание?

Я напрягся внутренне, но изобразил вежливую улыбку.

— Геннадий рассказал о вашей специализации, — сказал он, когда остальные вышли из комнаты для совещаний, — я поблагодарил его за решение направить такого специалиста. Вы нам очень нужны.

Я всеми силами постарался скрыть удивление. Всё-таки без сюрпризов в этой конторе, похоже, просто не принято.

— Конечно, — кивнул я.

— Завтра с утра я познакомлю вас с руководителем нашей Службы Национальной Безопасности. Парень способный, но сказывается недостаток образования и опыта. Учился во Франции, но мы понимаем, что речь идёт о другом.

Я кивнул.

— Русским он пока владеет очень плохо. Хотя старается учить. Зато говорит на английском, — продолжал Жан, — нужны системные знания, как вы понимаете. Которые он сможет пересадить на местную специфику.

— Насколько тут плохо с этим? — всё-таки рискнул спросить я.

— Три военных переворота. Иностранные войска, прикрывающие компании, высасывающие из страны мало-мальски ценные ресурсы, у которых правительство на зарплате… ну как вы думаете, как тут могло быть? Если по-вашему, у нас тут девяностые и не заканчивались. Только вот теперь появился реальный шанс что-то изменить.

— Вы неплохо разбираетесь в наших реалиях, — заметил я, — и языком владеете блестяще.

— Учился в Воронеже, — ответил Жан, — реально учился, а не деньги зарабатывал, как было принято.

— Нам это реально нужно. Я вижу тут слабое место, в которое точно будут бить. Вы же понимаете, даже будучи кристально чистым изначально, человек, занимая любую ответственную позицию, подвергается почти непреодолимому соблазну. Это у вас теперь да в первом мире потеря должности — это удар по самолюбию. А у нас — это удар по желудку. В самом прямо смысле слова. Каждый старается хоть что-то сколотить, чтобы, по возможности, сбежать если не во Францию — то хотя бы в Гвинею. Только потому, что там немного спокойнее. Так что двойные и тройные агенты тут это, скорее, правило, чем исключение.

— Я запрошу полиграфолога, — сказал я.

Жан прикрыл глаза. Глубоко вздохнул.

— Если бы всё так просто было… что касается моего окружения — тут это не вариант. Потеряем лояльность.

— На более низких должностях в критических местах надо внедрять, — продолжал я, — лояльность не при чём, нужно установить процедуры.

— Может, вы и правы, — неохотно кивнул Жан, — может. Мы думали об этом, но с имевшимся специалистами были проблемы. Они все учились во Франции. Понимаете, да?

— Понимаю, — кивнул я.

Жан откинулся в кресле и, кажется, немного расслабился.

— Как вам вообще тут? — спросил он, — первые впечатления?

— Люблю, когда тепло, — искренне ответил я.

— Понимаю, — осклабился Жан, — мне и в средней полосе было тяжеловато. А ваши ведь и за полярным кругом живут. Я бы не смог, наверное. По полгода темень и холод…

Я невольно вспомнил Новую Землю.

— Служили в таких местах? — спросил Жан.

— Приходилось, — отпираться не имело смысла.

— Я рад, что вы здесь. Это очень важно. Это большой шанс, исторический. Мы бы не хотели его упустить.

— Понимаю.

— Мир меняется, — он вздохнул, — когда я рос, думал, что тут ловить совсем нечего, и надо перебираться куда-то, где можно себя реализовать. Это происходило поколениями, понимаете? Лучшие мозги. Бизнесмены. Просто инициативные люди. Мы ехали во Францию. В Канаду. Вместо того, чтобы бороться за собственное будущее. В этом не было никакого смысла, понимаете? Задача выглядела непосильной.

— Восприятие, так понимаю, поменялось?

— Да, — кивнул Жан, — поменялось. Вы дали надежду.

Я улыбнулся.

— Нет, не думайте, что мы вас идеализируем. У вас тоже хватает и духовной темноты, и расизма. Думаете, мне просто было в Воронеже? — он усмехнулся, — может, когда-то наши пути разойдутся. Когда вы взлетите слишком высоко. Но пока вы — ледоруб, способный расколоть дряхлеющий колониальный миропорядок.

— Очень откровенный разговор у нас выходит, — заметил я, — вы же понимаете. Я не политик. И никогда не стремился.

— Понимаю, — кивнул Жан, — но и вы должны понимать некоторые базовые вещи. Наши установки. Мне бы хотелось, чтобы ключевые решения у нас принимали люди, которые по-настоящему верят.

— Верят во что? — уточнил я.

— В то, что за нами — будущее, — улыбнулся мой собеседник, — да, мы нищие. Пока что. Обобранные до нитки. Но мы — молодые. Вы знаете, какой у нас средний возраст?

— Лет двадцать? — предположил я.

— Шестнадцать, — ответил Жан, — шестнадцать лет. Мы — страна детей. Страдающих детей, но верящих в своё будущее.

Я промолчал, переваривая полученную информацию. Очень мало денег, огромное количество голодной молодёжи… эта страна — пороховая бочка.

— В своё время я много размышлял, — продолжал зам министра, — почему так складывается: одни страны могут устроить жизнь, а у других, что ни делай — ничего не получается. Не поверите, даже начинал думать, что дело в генетике. Что мы просто обречены. Но, наблюдая за реальными процессами, которые происходят в обществе, когда поднимался по карьерной лестнице, понял. Люди — они везде одинаковые. Везде примерно тот же процент интеллектуалов, рабочих, воинов, политиков, способных вдохновлять. Разница только в том, какие команды они формируют. И тут всё очень интересно: за всем внешним благообразием международных отношений и якобы имеющихся правилах, проглядывает картина, которую любой местный ребёнок видит в саванне. Хищники жрут жертву. Или даже хуже: колониальный миллиард похож на дряхлеющего вампира, высасывающего соки ровно настолько, чтобы жертва могла дышать — но ни в коем случае не выздоравливать или набираться сил.

Я сделал небольшую паузу, после чего сказал:

— Рад, что вы искренне верите в дело, которое делаете.

— Да, — Жан кивнул, — именно это я и хотел вам сказать. И ваша специализация исключительно важна для нашего выживания и нашего будущего.

— Сделаю всё возможное и больше, — пообещал я, — у нас так принято.

— Спасибо, Сергей, — ответил Жан вставая, — увидимся завтра.