Облачные Люди

Глава 22

Я висел вниз головой в каком-то круглом помещении с каменными стенами. Кладка была старой, кое-где камни растрескались и начали осыпаться. В центре горел огонь. Возле него стояли четверо в набедренных повязках с факелами.

В голове неприятно бухало — от прилива крови. Вообще-то, это не очень разумное обращение с ценными пленниками, так ведь легко умереть можно, если провисишь без сознания достаточно долго.

На мне не было никакой одежды. Впрочем, ожидаемо: на лекциях нам объясняли, что это один из распространённых приёмов, чтобы лишить пленника воли к сопротивлению. Унижение человеческого достоинства. Которым вовсю пользовалась одна из сторон в мире вечной войны.

Плохо, что я тут был не один. Чуть повернув голову, я увидел Камиля и других ребят из отделения, которое стояло с нами. Мне совершенно не понравилось, как выглядел лингвист: его глаза были открыты, но остекленели, а белки налились кровью. И в то же время он был жив: я видел, как пульсирует жилка на его шее.

Я ощутил лёгкое дуновение. Рядом промелькнул кусок белой материи.

Фигура в белом встала рядом с костром в центре помещения.

Колдун (а я не сомневался, что это именно колдун, или «пограничник», как их называла Ирина) откинул капюшон. Теперь его радужки не светились — но от этого физиономия не стала менее зловещей.

Было в нём что-то такое… нечеловеческое. Вгоняющее в оторопь.

Он поднял обе руки. В этот момент глухо загудели барабаны, выстукивая ритм.

Стоящие возле костра полуголые мужики начали раскачиваться в такт.

Мне совершенно не понравилось происходящее.

— Эй! — крикнул я на английском, — давайте поговорим! Мне есть, что предложить!

Колдун зашипел; ритм сбился.

Он достал откуда-то из складок белого одеяния тонкий клинок и направился ко мне.

Против воли, моё сердце зашлось галопом.

— Ты молчать… — выдохнул колдун на русском, — или я отрезать язык, — он посмотрел куда-то выше, — и не только язык. Ты понять?

Я постарался изобразить кивок, из-за чего голова ещё сильнее закружилась.

— Хорошо, — кивнул колдун и снова вернулся к костру.

Ритм возобновился.

Я закрыл глаза. Да, ситуация безвыходная. Голос — это единственное что давало мне шанс вмешаться в происходящее. Ноги спутаны слишком сильно, и силы тают с каждым вдохом.

Меня тошнит. Плохо. Так можно и сознание потерять.

Оставался небольшой шанс на то, что проводимый ритуал не предусматривал наше убийство. Но даже в отчаянном положении я не очень-то в это верил.

Впрочем, есть вещи пострашнее смерти. И я видел их наглядную демонстрацию в ходе ночного боя.

Кстати, сколько времени прошло? Не понятно. В помещение не проникает солнечный свет… кстати, куда выходит дым от костра?

Я снова приоткрыл глаза.

Колдун плясал возле огня, заламывая руки и подвывая.

Приглядевшись, я увидел на потолке широкие отверстия, которые, должно быть, служили в качестве вентиляции. Достаточно большие, чтобы в них пролез человек.

Развязать бы ноги…

Ритм всё ускорялся.

Я поглядел на Камиля. Его взгляд вдруг стал осмысленным.

— Не позволь им… — прошептал он одними губами, но я понял.

Я бы раз им не позволить, но как?! Он же видит, что я в таком же положении.

— Они готовят стражей… — сказал лингвист, — лучше смерть…

После этого его глаза снова закатились.

Ну вот. Теперь опасения подтвердились — нам готовили кое-что похуже смерти.

От буханья барабанов, казалось, взорвутся перепонки в ушах. Огонь полыхнул вспышкой, когда колдун туда что-то высыпал.

Потом он подошёл к одному из бойцов слева от меня. Тот был в сознании. Что-то пытался крикнуть. Но колдун быстрым, заученным движением полоснул его по шее, перерезав сонную артерию.

Хлынула кровь.

Я хотел закрыть глаза — но не получалось. Я будто остолбенел. Внутри был сплошной лёд. Больше того — я даже забыл про свою особенность. Я ведь не должен умереть совсем. Но одно дело знать что-то теоретически, и совсем другое — видеть рядом реальную смерть. И что, если особенность не избавит меня от той участи, которую нам приготовили?

Колдун нёс смерть не подряд, а в особом, только ему ведомом порядке.

Следующим погиб Камиль. К счастью, он был без сознания на этот момент.

Когда колдун подошёл ко мне, был соблазн закрыть глаза. Но я удержался.

Он уже занёс свой клинок, когда я, собрав последние силы, плюнул ему в глаза.

До того, как в глаза потемнело и я почувствовал, как по щеке течёт тёплое, я успел увидеть, что попал.

Очнулся я от холода. Но в целом пробуждение было куда более приятным, чем в прошлый раз. Чувствовал я себя отлично: был полон энергии и сил.

Открыл глаза. Сначала очень испугался — потому что тьма вокруг никуда не исчезла. И только через пару минут сообразил, что просто помещение, где я нахожусь, абсолютно изолировано от солнечного света.

Я пошевелился. На лице была корка из запёкшейся крови, которую я попытался отодрать. Получалось плохо — мешала щетина.

А ещё я обнаружил, что теперь я не голый. На мне была какая-то кожаная юбка и что-то вроде доспехов. И на животе, остриём к ногам и гардой к подбородку, лежал то ли меч, то ли сабля. Скорее, второе — наощупь мне показалось, что лезвие было чуть изогнуто.

Отложив в сторону оружие и скинув неприятные железки, я немного размялся, чтобы согреться, и принялся обследовать помещение.

Довольно быстро выяснилось, что я находился всё в той же пещере, где нас убивали. Место, где горел огонь, всё ещё было тёплым. Тут, в самом центре, был круглый камень, на котором лежала штуковина, похожая на моток металлической проволоки. Я подумал, что, раз её положили сюда, значит, она имеет какую-то ценность и важна для ритуала. Следовательно, надо разрушить их замысел. Поэтому я взял эту штуку и закрепил у себя на кожаном поясе, на котором держалось то, что на меня нацепили.

Другие пленники были мертвы. Их одели в те же штуковины, что и меня, и вооружили. Мне это совершенно не понравилось. Я слышал кое-что об африканских ритуалах и воскрешении мертвецов.

Значит, надо выбираться отсюда. И скорее.

Я постарался вспомнить расположение вентиляционных отверстий под потолком. И после долгих и безрезультатных прыжков в темноте мне, наконец, удалось зацепиться за край одного из них.

Я подтянулся, и втащил себя внутрь.

Больше всего я опасался, что дальше вентиляция будет сужаться или окажется перегороженной решёткой или чем-то в этом духе. Тогда пришлось бы возвращаться вниз и искать другой выход. А что, если нас завалили каким-нибудь тяжёлым камнем, который не сдвинуть в одиночку?..

Что будет, если мои мёртвые товарищи восстанут изменёнными и постараются меня убить? Сколько раз я смогу вот так воскресать? А что, если меня… сожрут?..

Стараясь отогнать самые мрачные мысли, я продвигался вперёд. Мне повезло: проход, сначала довольно круто уходящий наверх, становился более пологим и расширялся.

Наконец, дохнуло свежим воздухом. Однако по-прежнему было темно.

Впрочем, скоро этому обстоятельству нашлось объяснение: снаружи была ночь. Звёздная, но безлунная.

Я оказался на узком уступе в центре стены оврага или даже небольшого каньона. Внизу поблескивала узенькая речка.

Спускаться было опасно, но другого выхода просто не было.

Пару раз глубоко вздохнув, чтобы насытить кровь кислородом, я лёг плашмя и спиной вперёд начал спуск, ощупывая скалу. К счастью, трещин тут было предостаточно, но камень крошился под ладонью. Найти надёжные точки опоры было сложно.

И всё же я двигался вперёд. По моим прикидкам, высота была метров десять. Не так высоко. Хорошо, с одной стороны — но плохо, что при падении можно не погибнуть, а сильно пораниться. Валяться на дне каньона с переломанными ногами или позвоночником и ждать, когда наступит смерть, такое себе удовольствие…

Я гнал такие мысли. Рисковал, перебирая руками. И продолжал двигаться.

Наконец, ноги ощутили твёрдую поверхность.

Я подошёл к реке. Очень хотелось пить, но, конечно, я не рискнул. Всё-таки Африка есть Африка, и тут свои правила. Простая смерть — это ещё не самое худшее, что может случиться.

Вместо этого я смыл запёкшуюся кровь с лица, однако вместо волос была сплошная корка, которую не удавалось промыть, как я ни старался. Видимо, придётся бриться на лысо, когда всё это закончится.

Подумав о том, что самые тяжелые и неприятные ситуации рано или поздно всё-таки заканчиваются, я приободрился. И направился быстрым шагом вдоль ущелья-каньона в поисках пути наверх.

Машину я разглядел издалека. Рассвело где-то полчаса назад, воздух был хрустально-прозрачным; пыльный след отчётливо выделялся на фоне тёмно-синего неба.

На всякий случай я спрятался за одним из крупных камней, которМайые попадались в саванне. Автомобиль приближался, удерживая направление чётко на меня.

Вздохнув, я посмотрел на небо. Чёрная точка дрона двигалась совершенно бесшумно. Машина вроде похожа на одну из наших. Но кто его знает? На всякий случай я оставался на месте. Пока авто не приблизилось настолько, чтобы разглядеть модель и пассажиров.

Наши! На «Пикаторе»!

Теперь я вышел из укрытия и замахал руками.

За рулём сидел Майк — тот самый специалист, который встретил меня в аэропорту. Рядом с ним незнакомый офицер и ещё пара штурмовиков на заднем сиденье.

— Сергей, — сказал он, когда вышел мне на встречу, — что это такое на тебе надето?

Я оглядел себя. Да, при свете дня наряд выглядел, мягко говоря, странно.

— Понятия не имею, — честно ответил я, — что в городе?

— Бои идут, — ответил Майк, — ночью что-то странное было. Наши говорят о неожиданном нападении, но мы не понимаем, как они прошли передовые посты.

— Могу рассказать, — вздохнул я, — но те, кто этого не видел — не поверят.

Майк прищурился.

— С передовых почти никого не осталось. А те, кого удалось вытащить в тыл, молчат или несут какой-то бред…

— Кому пришло в голову дрон поднять? — спросил я.

— Мне, — ответил Майк, — не знаю, кольнуло что-то… подумал, что некоторые подразделения могли выдвинуться в саванну, чтобы перехватить противника. Я искал тела. А нашёл твою тепловую сигнатуру, — он широко улыбнулся.

— Они устроили что-то вроде ритуала с жертвоприношением, — сказал я, — много наших погибло. Надо забрать, тут недалеко.

— Вполне в духе местных, — кивнул Майк, — я вызову команду. Заберут, как в городе закончат зачистку.

— Нет, — я помотал головой, — надо забрать с собой. Сейчас.

Майк удивлённо поднял правую бровь.

— Если я правильно понял, ребятам десяток часов погоды не сделает, — осторожно сказал он.

— Сделает, — ответил я, — учитывая, что я видел ночью — сделает. Поэтому давайте-ка поспешим!

Найти основной вход в пещеру, где меня убили, оказалось довольно сложно. Он был замаскирован под камень, плашмя лежащий на земле. Мне пришлось по памяти восстановить свой путь через вентиляшку — только тогда мы его обнаружили.

Мы впятером едва смогли его отвались в сторону, так что мои опасения застрять внутри были вполне обоснованными.

Под камнем была квадратная камера, изрисованная какими-то символами, похожими на наскальную живопись. Из неё вёл один-единственный коридор в человеческий рост, в котором с трудом могли разминуться двое.

Майк с мощным фонариком шёл первым. Его прикрывали штурмовики. Я с незнакомым офицером шли замыкающими. Кстати, надо бы выяснить, что за человек. Но это уже потом — после того, как ребят заберём.

Где-то впереди Майк забористо выругался на английском.

До последнего я испытывал внутреннее напряжение. Что, если уже что-то произошло в пещере, и нам придётся биться с бывшими товарищами? Может, я сам и был к этому готов, но как быть с другими? Как им сказать? И стоило ли?

— Вот ка-а-азлы… — с ненавистью выдохнул один из штурмовиков, глядя на мёртвые тела.

Незнакомый мне офицер опустился на корточки перед ближайшим телом и с большим интересом разглядывал меч-саблю, которую ему вложили в руки.

— Оружие тоже нужно забрать, — сказал он.

— Как скажете, — пожал плечами Майк.

На то, чтобы вытащить всех погибших и сложить в «Пикаторе», ушел где-то час. Машина была маленькая; в таких условиях возможности почтительного отношения к телам были сильно ограничены, но мы постарались хотя бы сложить их так, чтобы голова была к голове.

По дороге обратно мы молчали, объезжая город по широкой дуге. С той стороны то и дело слышались короткие очереди и одиночные выстрелы. Я поймал себя на мысли, что куда с большим удовольствием сейчас был бы там, уничтожая нечисть, чем здесь, в машине с покойниками…