Стриптиз-клубы имеют определенный запах, свойственный только им. Это смесь пива, табачного дыма, кисок и отчаяния.
У того, в котором я сейчас нахожусь, это в избытке. Полный обход оставил у меня привкус гнили во рту. В клубе держится обычный запах, но в воздухе также присутствует зловоние немытых тел и спермы.
Владелец столь же сомнителен, как и правило запрета дополнительных услуг в приватных танцевальных комнатах. Мне сделали предложение в тот момент, когда я сел за один из столиков рядом с одной из сцен.
Черт, Саймон отказывается садиться за стол. Вместо этого он стоит позади меня. Мне хочется смеяться над этим.
Хозяин с тремя стаканами виски в руке плюхается на стул напротив меня.
Его голос хриплый после долгих лет употребления алкоголя и курения.
— Что вы думаете о клубе? В нем есть какое-то очарование, вы согласны?
Для первой половины дня клуб на удивление полон танцовщиц и клиентов. Его расположение довольно неплохое для того места, где он находится в городе. Оглядываясь вокруг, я вижу как представителей рабочего класса, так и офисных работников.
Однако я слышу, как Саймон зубоскалит, пытаясь перекричать грохот музыки:
— Только если вам нравится заразиться пятнадцатью видами венерических заболеваний. Просто стоя здесь я уже чувствую, как они ползут по мне.
Хотя он прав, место грязное. Не представляю, как оно будет выглядеть, когда зажгутся все огни.
— Сколько ты за него хочешь?
Чарльз, хозяин, долго изучает меня.
— Два миллиона.
Качая головой, я наклоняюсь вперед и говорю:
— Исключено, я знаю о твоих долгах перед семьей Морелли. Пятьсот пятьдесят, и я гашу все твои долги.
На мгновение он надувает щеки, а затем отвечает:
— Один миллион, меньше – это оскорбление.
Качая головой, я встаю со стула:
— Спокойной ночи.
— Люцифер, подожди. Семьсот пятьдесят тысяч.
Кивая головой, я говорю:
— После проверки здания, я поручу одному из моих людей проверить твои бухгалтерские книги с отчетами о реальных доходах. Я не хочу ни единого сюрприза.
Кивнув, он говорит:
— По рукам.
— Ты не останешься здесь ни в каком качестве.
Закатив глаза, он говорит:
— Что, ты не доверяешь мне?
— Бл*ть, нет.
Выйдя из здания на солнце, я усмехаюсь. Я наблюдал за этим местом последние пару месяцев. Как только я уберу танцовщиц-наркоманок и заменю их профессионалками своего дела, это место станет прибыльным. Его расположение просто идеально, и все, что мне нужно будет сделать, это хорошенько все почистить.
— Саймон, оформи сделку в письменном виде и закончи ее. Я хочу, чтобы все произошло как можно скорее.
— Ты действительно собираешься купить эту ужасную дыру, кишащую ЗППП (прим.: заболевания, передающиеся половым путем)?
— Да, она будет приносить деньги.
— Только если ты сожжешь ее дотла и потребуешь страховку.
— Хочешь сделать ставку?
Громко вздыхая, он садится на переднее сиденье и говорит:
— Нет, Люцифер.
Смеясь, я смотрю на Эндрю:
— Не хочешь заключить пари, Эндрю?
Он просто качает головой:
— Нет, спасибо, сэр. Мне бы хотелось сохранить свои деньги.
Они знают меня слишком хорошо. Я знаю, что нужно, чтобы такой бизнес стал процветать. Смена руководства, новые танцовщицы, не употребляющие кокс, генеральная уборка и немного сарафанного радио. Через несколько месяцев мы начнем получать приличный доход.
Мы заезжаем на территорию как раз в тот момент, когда грузовик, перевозивший вещи Лилит, выезжает за ворота. Хорошо, я бы предпочел не иметь дела с незнакомцами в моем доме дольше, чем это необходимо. Особенно сейчас, когда я должен проверить весь дом на наличие жучков и любого другого оборудования для наблюдения.
Я не для того так далеко продвинулся в этой жизни, чтобы лениться в вопросах безопасности.
Эндрю подвозит меня к входной двери, где и высаживает. Вчера была долгая ночь, а сегодняшний день был слегка напряженным из-за всей этой ситуации с Микки и прочих повседневных дел, которые я должен контролировать.
Открыв входную дверь, останавливаюсь в замешательстве, когда вижу Пола, несущегося вниз по лестнице, за спиной которого визжит маленькая девочка, спускающаяся за ним с маленьким плюшевым мишкой в одной руке и розовой расческой в другой.
Мгновенно останавливаясь передо мной, он говорит:
— Босс… Это не… Ну… Она хочет устроить еще одно чаепитие.
Глядя на него, я не понимаю значения слов, срывающихся с его губ, пока не смотрю на его руки.
Пол своим большим размером и телосложением, способным выдержать все, похож на большинство мужчин окружающих меня, но увидев его ярко-розовые ногти, я тут же спрашиваю:
— Что, нахрен, случилось с твоими пальцами?
— Ой, ты сказал плохое слово! — хихикает маленькая девочка, пролезая между ног Пола.
Глядя вниз на ее липкое лицо, я отступаю на шаг и смотрю на Пола:
— Что здесь происходит?
— Ну… Сэр… — он поднимает руки в жесте капитуляции. — Мать Эвелин оставила ее на меня.
Вздыхая, я киваю головой. Глядя на девочку, смотрящую на меня широко раскрытыми глазами, спрашиваю:
— Где твоя мама, дорогая?
Указывая через дом на кухню, она смотрит на Пола и шлепает его прямо по яйцам, от чего тот всхлипывает и его глаза сходятся к переносице.
— О, Боже! — громко стонет он, глядя в потолок.
Наклонившись, чтобы взять девочку на руки, я думаю – это хорошо для нее. Она должна знать, как можно себя защитить.
— Это твое наказание, Пол, за все твои ночи с сомнительными женщинами.
Когда я несу маленькую девочку на руках, она одной рукой обнимает меня за шею. Сидя там, она спрашивает:
— Ты снова собираешься сказать плохие слова?
— Нет, не сейчас. Может, когда разозлюсь. Я часто их использую.
— Если ты это сделаешь, я расскажу маме, — решительным тоном говорит она.
— Ну, дорогая, босс здесь я. Не думаю, что это будет проблемой.
Войдя на кухню, она хихикает, и когда я опускаю ее на пол, говорит:
— Нет, я босс.
Смотрю на Лилит, одетую в мешковатые спортивные штаны и футболку, явно на несколько размеров больше. Она не осознает, насколько сексуальна, когда стоит там, чуть склонившись, и тихо разговаривает с сыном, который выглядит гораздо более расстроенным, чем маленькая девочка, которую я только что держал на руках.
Бл*ть, не думал, что мне нравятся мамочки, но я действительно пялюсь на ее аппетитную задницу и сексуальную талию, подчеркнутую заниженными штанами.
Когда она начинает поворачиваться, чтобы посмотреть, что происходит, ее профиль пробуждает в моих чреслах собственнический голод. Чувствую, как мой член шевелится от воспоминаний об этом утре, когда ее подтянутая попка толкалась в мои бедра, пока я хоронил себя глубоко в ней.
В том, чтобы быть собственником, для меня нет ничего нового, но я чувствую, как быстро она становится для меня одержимостью.
Черт, если бы сейчас не было детей, я бы приказал очистить дом, чтобы взять ее прямо на стойке. Прижав ее грудью к столешнице, сорвал бы с нее трусики, прежде чем вогнать свой толстый член в ее узкую киску, шлепая Лилит по заднице, пока врезался в нее как можно глубже.
Лилит полностью поворачивается и когда она замечает меня, ее полные губы сжимаются.
— О.
Сняв пиджак, вешаю его на спинку одного из стульев, стоящих рядом с кухонным островом. Переводя взгляд с нее на Адама, спрашиваю:
— Я не помешал?
Кивнув, она говорит:
— Да. Адам спрашивал, почему мы переехали из нашего дома сюда.
Глядя на Адама, я говорю:
— Это ваш новый дом, Адам.
Его глаза широко раскрываются, когда он смотрит на мать.
— Кто он, мама?
Вздохнув, Лилит поворачивается, смотря на нас обоих.
— Это Люци...
Осекшись, она смотрит прямо на меня. Хм, вероятно, я не назвал ей свое настоящее имя.
— Меня зовут Мэтью, Адам.
— Ты тоже здесь живешь? — спрашивает он.
Могу сказать, что Адам серьезный мальчик. У него глаза умудренного жизнью старика. Он не так доверчив, как его сестра.
Мгновение я смотрю на него. Ему очень интересно, что происходит.
Как бы я чувствовал себя в его возрасте, если бы со мной случилось нечто подобное? Его будет трудно завоевать, и если я собираюсь заставить Лилит полностью принять эту ситуацию, мне нужно, что оба ребенка были на моей стороне.
— Теперь это наш дом. Поскольку мы с твоей матерью пришли к соглашению, то это и твой дом тоже.
— А как же мой старый дом?
— Он принадлежал Маршаллу… — задумавшись, говорю я. — Как насчет того, чтобы завтра, когда я вернусь домой, мы с тобой сели в нашем кабинете и обсудили все твои вопросы? Хочу, чтобы ты хорошенько подумал обо всем. — Глядя на его руки, я спрашиваю: — Ты уже умеешь писать?
— Немного. Буквы получаются еще не очень ровными.
— Хорошо. Ты запишешь все свои вопросы, и мы вместе их обсудим. Только ты и я. Мне хотелось бы, чтобы ты привык, я всегда буду рядом.
«В отличие от твоего отца», — думаю я.
Переводя взгляд со своей матери на меня, Адам выглядит скорее растерянным, чем напуганным.
— Хорошо.
Я снова смотрю на Лилит и вижу, что на ее хмуром лице появилась печаль. Я интересуюсь:
— Как прошел твой день?
Подавшись вперед, целую ее в щеку, делая глубокий вдох. Она так хорошо пахнет, ее аромат опьяняющий, почти гипнотический.
Стоя прямо, словно кол проглотила, она говорит:
— Нам нужно поговорить.
— Хорошо, но через несколько минут здесь будет Роза, чтобы подать ужин. Мы можем поговорить, когда дети лягут в постель. Мне нужно принять душ, сегодня был очень долгий день, и я с нетерпением жду возможности переодеться в чистую одежду.
Оглядывая спальню, замечаю у стен гору не распакованных коробок. Похоже, Лилит не до конца приняла ситуацию. Полагаю, этого следовало ожидать. Хотя, если бы это утро можно было считать каким-то показателем того, как все сложится, думаю, что к своей новой жизни она приспособится довольно скоро.
Я возвращаюсь на кухню, только что приняв душ. Брюки цвета хаки и футболка заменили костюм и галстук.
Мой отец никогда не вылезал из костюмов и галстуков. Никогда. Он был очень строгим. Мне нужно раскрепоститься, если я хочу, чтобы дети не смотрели на меня как на надзирателя.
Поскольку здесь теперь живет моя семья, полагаю, мне придется бывать дома чаще, чем обычно. С тех пор, как поселился в этом доме, я использовал его как место, где можно было приклонить голову, но ограничивался лишь этим большую часть времени.
Роза, домработница и повар разговаривает с Лилит. Кухню наполняют, идущие от плиты, восхитительные запахи.
Подойдя к Лилит, обнимаю ее за талию. Она напрягается, когда я провожу носом по ее шее. Оставив на ее коже легкий поцелуй, говорю:
— Иди, прими душ и подготовься к ужину.
Вырвавшись из моих рук, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами:
— Что?
— Ты должна принять душ и переодеться к ужину.
— Что ты имеешь в виду?
— Какую часть из того, что я сказал, ты не понимаешь? — спрашиваю ее. Я в замешательстве. Как можно не понимать столь очевидные вещи?
— Что не так с тем, что на мне надето? И почему ты говоришь мне что делать?
— Ты должна быть переодета к ужину. Спортивные штаны и бесформенные футболки – одежда не для ужина.
Взяв ее за руку, вытаскиваю ее через кухонную дверь в холл и тащу через весь дом в нашу спальню.
Этот акт неповиновения не пройдет.
Войдя в спальню, отпускаю ее руку и, указывая на коробки, говорю:
— Так не годится. Завтра распакуй свои вещи. Также достань из коробок детскую одежду – я хочу, чтобы ее постирали. Перед отъездом скажи Розе, что у тебя серьезные проблемы со стиркой, и она все сделает. Я хочу, чтобы в ближайшие три дня коробки опустели. Все, на чем будет изображен Маршалл или то, что ему принадлежало, будет уничтожено или возвращено. Решишь сама, что делать с этими предметами.
Затем указываю ей на душ.
— К ужину ты должна выглядеть презентабельно. Я не прошу тебя одеваться официально, но то, что ты надеваешь утром, неприемлемо. Особенно это.
Смотря в ее изумрудные глаза, вижу, что они горят. Лилит выглядит такой сердитой, что я могу сказать, она едва сдерживает свой гнев.
— Ты невероятно прекрасна. Когда я возвращаюсь домой, то хочу видеть эту красоту, а не какие-то неряшливые треники.
Выйдя из комнаты, спускаюсь вниз по лестнице, чтобы найти детей. Хорошей идеей было бы иметь в доме няню. Кого-то, кто может гарантировать, что они не разрушат весь этот дом.
Ужин – это тихое мероприятие только для нас четверых, пока Эвелин не решает, что нам нужно поговорить. Она начинает задавать все вопросы, которые приходят в ее маленькую головку, начиная с того, почему нам нравится стручковая фасоль, и заканчивая тем, почему в ее классе стульев больше, чем парт. Я не знал, что ребенок может задавать столько вопросов, запихивая при этом еду в рот так часто, что становится похожим на бурундука.
Адам продолжает смотреть на меня с любопытством, но держит себя в руках, пока ест. Его единственный вопрос был: «Буду ли я ходить в ту же школу?»
Одновременно мы с Лилит отвечаем по-разному: «Возможно» и «Да».
Глядя на нее, я говорю:
— Возможно. Это будет зависеть от оценок в табеле.
— Нет, дети останутся в своих школах. Они к ним привыкли и у них там есть друзья.
Нахмурившись, я смотрю на Адама.
— Чего хочешь ты?
— Я хочу остаться.
— Мы обсудим это завтра.
Глядя на меня с гневом, который не покидал ее глаз с тех пор, как я послал ее привести себя в порядок, Лилит говорит:
— Мы обсудим это сегодня.
Кивая головой, я говорю:
— Помимо всего прочего.