Оборотись!

Глава 3. ОПАСНАЯ МАГИЯ

Пока Ричард Фаренгейт носил меня по небу, Гена возвратился домой. Только зашёл в квартиру, как зазвонил телефон. Это была Лена, его сестра:

— Привет, Генка! Ма дома?

— И па, и ма ушли в гости, — ответил он.

— А, ну ладно. Как у тебя дела?

— Нормально. Только что пришёл. А как Лёшка?

Лёшка был его маленьким племянником.

— Ох, тьфу-тьфу, еле уложила спать, — усмехнулась Лена. — Ну, пока. Привет Ричарду Фаренгейту!

Когда Лена произнесла последние слова и положила трубку, Гена вдруг насторожился. Почувствовал, что привет передавать некому, кота в квартире нет. Иначе он давно тёрся бы о хозяйские ноги, выпрашивая еду. Его случайно закрыли в какой-то комнате? Нет, все двери стояли открытые настежь. А вот в кухонной форточке сетка от комаров была оторвана как раз настолько, чтобы кот мог протащить не только упрямую голову, но и сытое брюхо. Опять!

Гена безо всякой надежды стал звонить мне. Вдруг я видела кота или хотя бы заметила, куда он побежал? Но мой телефон не отвечал. В тот момент моё пение и рёв оборотней могли заглушить любой сигнал!

Но иногда мы замолкали, вот тогда он и прорвался.

— Ой! — сказала я. — Ой, это ты?

Одновременно с моим голосом Гена услышал звук, как будто затормозила и засигналила грузовая машина, огромный самосвал.

— Ты где? — спросил он. — Что случилось?

— Он тебя услышал, — радостно сказала я. — Он тебя узнал. Сейчас мы прилетим. Но возле дома мы всех перепугаем. Ты можешь выйти на крышу и позвать его оттуда?

— На какую крышу? — растерялся Гена. — Кто прилетит?

— Ричард Фаренгейт. На крышу нашего дома. Возьми какую-нибудь еду для приманки.

В первый момент Гена решил, что я шучу. Во второй сообразил, что такие шутки не в моём стиле. Но, самое главное, я нашла Ричарда Фаренгейта! «Кот прилетит к нам на крышу? — подумал Гена. — Ладно, встретим и позовём. С крыши его забрать легче, чем с верхушки дерева».

Он взял ключи и фонарик, из холодильника три сосиски. И побежал наверх, к чердачному люку. Но когда выбрался на крышу, никого там не увидел. Темно и пусто было на крыше. Он на мгновение засомневался.

И тут оборотень и его свита появились из тёмного неба.

Гена потом сказал мне, что даже не особенно испугался. Стоял и смотрел при свете луны и фонарика, а они кружили и спускались.

Плавно и почти бесшумно.

Словно огромные падающие листья.

Только мягко хлопали крылья.

Приземляясь, эти зверюги складывали их на спине, но некоторые так и остались стоять с поднятыми — точь в точь, как грифоны на гербах. Тела звериные, а головы орлиные со здоровенными хищными клювами. Зрелище было не для слабонервных. Такая себе посадочная площадка для геральдических чудовищ!

Но когда со спины одного из них спрыгнула я, Гене стало полегче. Где бы я ни откопала эту стаю, они были приручены. Только ему что-то не очень хотелось с ними общаться. И он спросил:

— А где Ричард Фаренгейт?

— Вот, — я указала на грифона, возле которого мы стояли.

Гена вытаращил глаза на своего котика:

— Фа?!

Я отлично понимала своего друга. Конечно, у этого зверя, в отличие от других грифонов, были длинная рыжая шерсть, толстое брюхо и пушистый кошачий хвост. Но клюв! Но размеры!

— Ты чего? — пробормотал Гена. — Какой это Ричард?

— А это видел? — я ткнула пальцем прямо в лоб страшной клювастой головы.

И он увидел. Как в сказке: а во лбу звезда горит. Только во лбу грифоньей головы находилась не звезда, а круглая морда его родного кота, и этот кот весело на нас щурился. Гена обалдел. Начал что-то говорить, даже самому себе непонятное.

Но я его перебила:

— Нужно снять с кота цепочку. Примани его, чтобы он не улетел. Ты взял еду?

Гена протянул сосиску к клюву оборотня. Но я указала на мордочку:

— Кота корми!

Ричард Фаренгейт с жадностью откусил кусочек, а из грифоньей пасти донеслось такое взрёвывание, что Гену шатнуло назад. Я же возилась с толстой золотой цепью на шее оборотня.

И тут к нашей компании на крыше присоединился ещё один и совсем лишний человек.

— Что за ерунда и чепуха? — услышала я и узнала Макса. Того самого, который на самом деле был Гошей и Жорой.

В тот же миг оборотень Ричард Фаренгейт захлопал своими большущими крыльями и зашипел, как двадцать котов сразу. Он терпеть не мог Макса, хотя этот гад животных как раз и не трогал. А мне нужно было поскорее превращать оборотня в кота, пока на крышу не собрались все соседи.

— Покорми его ещё, — торопливо сказала я Гене. — Он же улетит. Котик, подожди, не вертись!

Оборотень подчинился, потому что Гена сунул кошачьей мордочке вторую сосиску. Именно эта его покорность и сбила Макса с толку.

Он опять воскликнул: «Что за ерунда?!» — и сунулся к одному из грифонов группы сопровождения Ричарда Фаренгейта. За что и поплатился. Раздалось сердитое шипение, хлопанье крыльев и крик Макса.

Наш котооборотень испуганно подскочил на всех четырёх лапищах.

И попытался взлететь.

Я повисла на подвеске.

Она резко сдвинулась. Не удержавшись за нее, я грохнулась на крышу.

А котооборотень с мявом приземлился на маленькие кошачьи лапки.

Да, у наших ног сидел испуганный и возмущённый Ричард Фаренгейт. За его ухом нелепо болталось орлиное перо, шерсть на спине встала дыбом, но он, давясь, уничтожал остатки третьей сосиски.

Мы с Геной настороженно огляделись. Грифоны нашей свиты легко и плавно взлетели и скрылись в небе. Как будто их и не было. Вот это да!

«Ну что, подшутила над котом? — подумалось мне. — Эх, кто же знал…»

Я отклеила скотч и сунула перо в карман, но тут же вспомнила:

— Макс кричал или мне показалось?

— Не показалось, — нахмурился Гена. — Полез дурак к этим чудищам. Вон там! — посветил он фонариком.

Искать долго не пришлось. Макс сидел на том же месте, где Гена его заметил, и зажимал рану на руке. Кровь просачивалась у него сквозь пальцы и капала на крышу.

— Ух ты, какой порез! — сказал Гена. — Тебе нужно к врачу. Давай помогу. Да вставай же!

— У него шок, — сказала я. — Держи кота, а я позову кого-нибудь.

— Не надо, — сквозь зубы сказал Макс. — Не надо, я сам.

Терпеть его не могу, но тут зауважала: он ни разу не застонал. Только со свистом втягивал сквозь зубы воздух и сквозь зубы же тихо бормотал что-то.

— Не валяй дурака, Макс. Позвони домой. Ты же кровью истечешь. У тебя есть с собой телефон?

Да у него, как потом мне сказали, был сильный травматический шок, он еле смог подать мне мобилку. Я позвонила, и скоро на крышу выбрался его отец и ещё один сосед из нашего подъезда.

Пока Макса уводили, я и Гена молча смотрели. Но как только остались на крыше одни, я скомандовала:

— Свети на прутья!

— На какие прутья? — не понял Гена.

— Да на прутья же! Вот тут!

Когда-то часть крыши нашего дома была отгорожена решёткой. Не знаю, зачем. Год назад некоторые решётки срезали. Но очень неаккуратно, кое-где торчал настоящий лес прутьев. Из них получились очень острые пики. А следы крови, которая накапала из раны Макса, начинались как раз недалеко от прутьев.

— Если нас спросят, скажем, что Макс наткнулся на прут, — объяснила я. — Никто его не кусал, понятно?

— Да, — кивнул Гена, — только нам не поверят. Посмотри, ни на одном из прутьев крови нет. А рана была глубокая. Видела, как кровь текла?

— Что же делать? Он может рассказать о том, что видел, понимаешь? Не нужно, чтобы ему поверили!

— А кто ему поверит? Ты бы поверила, если бы всего этого не видела?

— Гена, мне некогда объяснять. Но если спросят, то мы искали Ричарда Фаренгейта и нашли его на крыше. А тут вылез Макс и напоролся на прут. Так всем и отвечай.

— Не понимаю.

— Что не понимаешь?

— А если он расскажет о грифонах?

— Налетело много летучих мышей — вот что будем говорить. Прилетели летучие мыши, Ричард Фаренгейт орал, мы кричали, и Максу что-то почудилось.

— Не знаю, зачем тебе всё это враньё нужно, — пожал плечами Гена, — но до сих пор я тебе верил, и ты меня никогда не подводила. Ладно, согласен. Но если кто-то захочет проверить, то может и не поверить. На прутьях нет крови, говорю тебе.

С этими словами он поднял какую-то щепку, окунул её в лужицу крови и старательно вымазал один из самых опасных на вид прутьев.

— Это единственная улика, которую я согласен сфабриковать. Но неужели так сложно объяснить, в чем дело?

— Помнишь, с кем водится Макс? Не нужно ему ничего знать, потому что… Слушай, поговорим завтра. Завтра после занятий. А сейчас спустимся в подъезд, пока сюда народ не набежал. И помни, о чём мы договорились: искали кота, а Макс напоролся на прут.

Судя по выражению его лица, Гене эта выдумка не очень нравилась, он не понимал, почему я ничего не хочу объяснить. Но я должна была все спокойно обдумать. У меня в кулаке была зажата немыслимая вещь, которая могла проделывать невероятные чудеса. Если о ней узнают, то отберут. А вещь эта опаснее атомной бомбы! Я, например, ничего плохого не хотела, и вот что у меня вышло уже два раза. А если кто-то вот именно захочет сделать плохое? Вот так и становятся Тёмными Властелинами!

Но когда мы спустились в подъезд, я переключилась на другие чувства. Было шумно и, как говорится, царил настоящий ад. Отец Макса ругался. Мама Макса кричала: «Порезали ребёнка!» Соседи обсуждали, почему и что произошло. Только врач Андрей Антонович (он живёт в нашем доме, и его зовут в серьёзных случаях до приезда «скорой») пытался весь этот гам перекричать:

— Никто его не резал, рана колотая. Где это случилось?

Отец Макса заметил нас и тут же схватил за руки:

— Вы были на крыше? Что случилось, вы видели?

— Там было темно, — сказал Гена. — Мы искали кота. — Он предъявил Ричарда Фаренгейта.

И мы принялись говорить всё так, как придумала я.

— Понятно, — перебил нас отец Макса. — В темноте он по-идиотски напоролся на прутья.

— Это не прут, — слабым голосом ответил Макс. — Там были такие… с крыльями и клювами.

Я похолодела.

— Бредит от кровопотери, — сказал врач. — Если он напоролся на прут, пусть введут парню противостолбнячную сыворотку.

Тут приехала «скорая», Макса увезли. И все разбрелись, оживлённо обсуждая происшествие. Я тоже ушла в свой подъезд.

А Гена на лестнице натолкнулся на своих родителей, которые уже были в курсе дела, но хотели знать подробности. Отбарабанив им сказочку о летучих мышах и прутьях, он заявил, что хочет есть и спать. Это лучший способ отвлечь наших мам от ненужных разговоров!

Так мы скрыли происшествие.

Но сами очень волновались.

Бедный Генка всю ночь просыпался. Ему снились окровавленные клювы и летучие мыши размером с большой самолёт. А когда он открывал глаза, то в лунном свете видел, что и Ричард Фаренгейт беспокойно ёрзает на своём тюфячке. Иногда кот даже тихонько мяукал. Наверное, он снились ему мощное рычание и полёты со свитой грифонов.

В конце концов, мама Генки вошла в комнату и спросила:

— Ты заболел?

И Генке пришлось врать, что его кусают комары, а кот объелся.

К счастью, она поверила.

Что снилось мне, не помню. Я спала, как убитая. И всё-таки казалось, что сквозь сон слышу собственное пение, от которого меня начинало трясти. Хорошо, что родители и бабушка были на даче, и мне не пришлось, как Генке, притворяться.

Но с цепочкой что-то нужно было решать!