Обострение

Глава 6

План придумали по пути, в поезде. Да, собственно, у Гробовского уже имелись наметки. Проносились за окном унылые заснеженные перелески под мутным безрадостно серым небом. То вьюжило, то просто шел снег, накрывая стерню плотным грязно-белым покрывалом.

Легенда была простой: поручик просто приехал долечиваться, на консультацию к доктору, ибо Иван Палыч все же был известный человек — не зря же о нём в газетах писали?

Остановиться Гробовский решил у станового пристава, штабс-капитана Петра Николаевича Лаврентьева, которого еще с вокзала предупредил срочною телеграммой.

— Человек он честный, совестливый, — поглядывая в окно, пояснил Алексей Николаевич. — Признаться, такие в нашем ведомстве редки. Ну, так — бывший военный. И, кстати, он пока еще без семьи — не успел перевезти на новое место. Сие нам на руку!

Лаврентьев и встретил их на станции. Двуколка, запряженная резвым пегим коньком, живо домчалась до Зарного.

Доктор сошел у больницы и, вымыв руки, первым делом обошел больных. Кому-то стало чуть лучше, кому-то хуже, у большинства же никаких изменений не было — тут и не знаешь уже, радоваться тому или печалиться. Эх, вакцина! Вакцина… Если бы только удалось!

В лаборатории, вроде бы, все было в порядке, нужная температура поддерживалась не за страх, а за совесть.

— Андрюшка, эвон, дров наколол, — кивнула в угол Аглая. — А я на градусник-то смотрю! Как опустится — подкидываю дровишек… И вот что думаю — верно, углем-то получше б было. Лопатку подбросил — и забыл на час. А дрова-то горят быстро!

— Понял тебя!

Доктор согласно кивнул и вдруг улыбнулся. А все ж умная девица! Сообразила. Действительно, с углем-то меньше возни… Тем более, немного и надо-то — мешков пять.

— А где тут уголь-то можно взять?

— Так, верно, в управе же! Ну, и на станции могут продать. Однако, дорого.

Молодой человек почесал затылок:

— Дорого — недорого… Нам бы пока всего-то пару мешков. Ладно, подумаю.

— Иван Палыч! А и чайку? С дороги-то, — предложила Аглая. — Поди, устамши да и не кушамши.

— Отчего ж? — усаживаясь за стол, Иван Палыч усмехнулся. — На вокзале, в буфете выкушали чаю с баранками.

— Тю! Какие у них там баранки? — поставив на печку чайник, презрительно бросила санитарка. — А про чай — и говорить нечего! Нешто на вокзалах-то хорошего чаю дадут? А у меня от — калитки! Вкусные, с просом.

— Калитки — это хорошо! — доктор потер руки. — Да и чаек… Ну, Аглая, рассказывай — какие на селе нынче новости?

— Да какие новости? — девушка махнула рукой. — Субботин, сатанище, опять напился пьян, да в трактире дебош устроил! Приезжего офеню побил. Хотели уж за урядником посылать, да Сильвестр Петрович утихомирил.

— Сильвестр Петрович, говоришь? Ну-ну…

— Еще Митька-трактирщик… ну, половой, на охоте рябчиков запромыслил, и двух зайцев еще! Ходил, хвастал всем.

— Милое дело!

— В Рябиновке, сказал, вчера троих на погост отвезли. Все тиф!

— Жаль… — Иван Палыч посмурнел лицом. — Предупреждали же всех, чтоб кипятили воду… Ничего! Даст Бог, будет вакцина… А вкусный чаек! И калитки…

— Так мука-то казенная, с лавки! Ох, Иван Палыч, как с жалованьем-то хорошо. Век вам благодарны будем.

— Пустое… — отмахнулся врач.

Чай он пил по-городскому — из граненого, в подстаканнике, стакана. Так и не научился по-деревенски, из блюдца. А ведь пытался, в шутку — но, пытался! Растопыривал пальцы, удерживая блюдце с чаем… Не получалось! Все на себя проливал. А вот Аглая — как ловко! Надует щеки — едва веснушки не выскочат — подует, и — в прихлебку, с шумом. Как говорили — сёрбает. Впрочем, доктора сие ничуть не раздражало, скорей — забавляло.

— Так ты сказал, Андрюшка дрова наколол?

— Ну да… Какой-то смурной он нынче. Сурьезный.

— А как думаешь, можно его в лабораторию к дежурству привлечь?

— Конечно, можно! — не раздумывая, отозвалась санитарка. — А чего же нельзя? Голова у него умная.

— А кого еще?

— Глафиру можно. Она девка ловкая.

Глафиру да, можно… А вот Андрея? Можно ли ему доверять? Нужно! Иначе сам себя уважать не будет.

Что ж, пусть так и будет. И пока людей хватит.

— Иван Палыч… К Анне Львовне, небось, вечерком пойдете?

— Ну-у… скорее всего.

Артем уже давно не стеснялся. В деревне ведь ничего ни от кого не скроешь! Даже в таком большом селе, как Зарное. Все знали, что он захаживает к учительнице. А кто не знал, тот догадывался. И никто не осуждал — дело молодое! Тем более, оба не деревенские — антилегенты!

Отношения с Анной Львовной у Артема очень даже складывались. Правда, с поправкой на местные условия… ну, и на начало двадцатого века. Среди тогдашней молодежи как-то было не принято форсировать события и при первой же возможности тащить девчонок в постель. Кому уж было слишком невтерпеж — для тех публичные дома имелись и девушки с желтыми билетами. Все вполне респектабельно и легально.

Иван Палыч и Анна Львовна на людях ничего лишнего себе не позволяли, общались по-дружески, на «вы», и даже, оставаясь наедине, на «ты» переходили лишь изредка — когда дело доходило до поцелуев.

Вот и этим вечером молодые люди встретились так, мельком. Учительница выглядела усталой — принимала сегодня комиссию из уезда. Все прошло хорошо, но, да — устала, вымоталась, но, больше от нервов.

— А знаете, Иван Палыч… Мне обещали жалованье прибавить! Сам Кореванов обещал, Федор Ильич.

— Кореванов? А кто это?

— Инспектор народных училищ.

— Так это ж хорошо! Рад за тебя… ой… за вас, Анна Львовна! Отдыхайте… а мне уже, увы, пора. Надо в церковь успеть, к вечерне.

— В церковь? — девушка неподдельно удивилась. — Вот уж не замечал, что вы такой истовый верующий. Только не обижайтесь…

— Пустое! Все же надо зайти… Священник там такой… Фотографией занимается представляешь?

— Это новый-то батюшка? — допив кофе, учительница поставила чашечку и улыбнулась. — А еще он на велосипеде ездит! Я вчера видела.

— Зимой — на велосипеде? Я бы поостерегся. Как врач говорю! Чуть что — вот вам и перелом!

— Ну… вы же на мотоциклете ездите!

— А тут не надо сравнивать! — рассмеялся гость. — У моего «Дукса» шины с зацепами, да еще лыжи можно по бокам привинтить. Уж никаким боком не свалишься! Эх, починить бы скорее… Спасибо за кофе, милая Анна Львовна!

В церковь, конечно, зайти надо бы было. Но, не сейчас, а лучше бы в воскресенье. Вот, вдвоем с Анной Львовной и выбрались бы. Учительница свое православие не выпячивала — среди революционеров не модно — но, крестик носила и полным агностиком не была.

В воскресенье, да…

Заодно напомнить батюшке Николаю, чтоб еще раз поговорил с Матреной…

Звякнул колокол. В храм потянулись люди. Не так и много, да…

Пройдя мимо церкви, молодой человек повернул налево, вышел на безлюдную улицу и зашагал к нужном дому. Все же Зарное было большое село, и центр его — в отличие от всего прочего — выглядел вполне благоустроено. Имелись даже дощатые тротуары и керосиновые фонари. Два — у церкви, один — над трактиром и еще один — прямо напротив лабазов. Лабазный-то фонарь как раз и освещал улицу. Пусть и немного, но и это было уже хорошо, вечерок-то нынче выдался пасмурным — ни луны, ни звезд.

Это хорошо, что безлюдно кругом, тихо. Только собаки лают по окраинам…

— Из-за о-о-острова на стежень… Н-на простор речной ва-аа-лны… — какой-то вывалившийся из дверей трактира субъект затянул пьяным голосом популярную песню из репертуара Федора Шаляпина.

На песню эту, как рассказывала Аннушка, была даже снята фильмА, или, если по-современному — видеоклип. Правда — без звука. «Понизовая вольница» называлась. Кстати! Надо бы свезти Анну Львовну в город, в кино! Синематограф там, вроде, имелся. А в комнате учительницы, рядом с фотографией Юрия Морфесси, еще появился и Макс Линдер, знаменитый французский актер.

Завидев знакомый дом, доктор забарабанил в ворота. За глухими заборами, и слева, и справа, загремели цепями псы, залаяли остервенело. А вот у пристава, судя по всему, пока что собаки не было. Верно, не успел завести.

— А, господин доктор! — спустившись во двор, Лаврентьев отворил калитку. — Ждем-с, ждем-с…

И видно было, что ждали! У жарко натопленной печки уже закипал самовар, на столе стояла бутылка «белой» (высшей очистки) «казенки», нарезанное розовым пластиками сало, сыр со слезой, селедка, полкаравая ржаного хлебушка и какие-то консервы в жестяных банках. Сидевший за столом Гробовский выглядел совсем по-домашнему — в расстегнутой на груди рубахе, с подтяжками.

— Заодно, Иван, и поужинаем. Сейчас и картошка поспеет.

За ужином текущую ситуацию и обсудили.

— Говорю же, Сильвестр не прост, очень не прост, — намахнув стопку, повторил Алексей Николаевич. — И промахнуться нам с ним нельзя ни в коем случае. А, значит, что?

— Первым делом — глубокая разведка! — пристав прихлопу ладонью по столу. — Тщательная, и тайная… Еще хорошо б своих людей к нему приставить. Только вот, где их взять? Я здесь человек новый…

Пристав искоса посмотрел на Гробовского.

— Есть у меня люди, — не стал отрицать тот. — И филеры, и стукачи…

— А в чем разница? — Иван Палыч отодвинул стопку. — Все, больше не буду. Завтра с утра — прием.

— Разница, судари мои, большая! Филеры — агенты наружного наблюдения, а стукачи — вспомогательные агенты. Работа у всех разная… Но, господа мои… — поручик постучал по столу вилкой. — Все они — в городе. Здесь с них — какой толк?

— Да уж, — согласился становой. — В деревне новый человек издалека заметен. Вот бы из местных кого…

Иван Палыч вдруг вспомнил об Андрюшке… Но, решил пока о нем не говорить, а если использовать — то только сам. Вообще же, маловат еще парень для таких дел!

— Местных… — закусив селедкой, протянул Алексей Николаевич. — Половой вряд ли подойдет. Наверняка, Сильвестром прикормлен. Или даже в доле… Черт! А ведь есть у меня один такой… Из соседней деревни…

Доктор хмыкнул:

— Уж не Гвоздиков ли Яким?

— Х-а! — всплеснул руками Гробовский. — Так и знал, что где-то да провалится. Однако, и этот в городе сейчас… Ничего, вызовем! Что так смотришь, Иван? Гвоздикову не доверяешь. Так и я ему на доверяю. Но, использовать будем. Втемную! Мол, дошла информация — в Зарном скоро поятся дезертиры. Под видом коробейников, всяких там офеней… Так пусть Гвоздиков в трактире станет своим — и обо всех подозрительных типах докладывает. Не о Сильвестре, не-ет! О Сильвестре мы его как бы невзначай выспросим… Только сдается мне — никакой он не Сильвестр! Больно уж приметное имечко. Хотя, всякое может быть… Запрос я отправил… Ну, еще по одной? На ход ноги, Иван Палыч?

— Сожалею, господа, но…

— Да, справку я тебе написал, по всей форме, — агент вдруг улыбнулся. — Отвезешь своим ревизорам. Когда у тебя срок?

— Так прошел уж!

— Ничего, нашу службу они уважают. Только надо быстрей отвезти — мало ли.

В город молодой человек помчал сразу же после утреннего обхода, благо на прием нынче никто не пришел.

Увидев справку, у ревизоров глаза на лоб вылезли.

— Нет, вы видели, Силантий Прокофьевич?

— «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка… Поручик А. Н. Гробовский»!

— По все форме! Уважаемый человек писал… Ну, что же, господин Петров, — по лошадиному передернув плечом, развел руками Петр Фомич Лядов, старший ревизор. — Мы тоже все напишем. И направим в Управу. Преступных деяний за вами нет… Но, за халатность выговор получить готовьтесь!

Эх-ма — выговор!

Иван Палыч птицей спустился с лестницы:

— Извозчик! Извозчик! Э-эй!

У складов товарищества «Нобель и Ко» доктор, к своему удивлению, увидел целых два мотоцикла. Такие же, фирмы «Дукс», только с виду помощнее, а один даже с коляской.

Интере-есно, что за мотопробег?

А ведь действительно оказался мотопробег, в своих предположениях молодой человек не ошибся.

— Повезло вам, господин доктор, — улыбнулся складской приказчик — немолодой, седоватый, родом из Баку. — Мотоциклеты на улице видели?

— Ну?

— Нынче испытательный пробег! По всему уезду и потом — аж до самой Москвы. Ну и на фронты — прямые поставки. Господа испытатели в ресторанчике, неподалеку. Обедают-с. Запчастей с ними прислали — два ящика! — обернувшись, приказчик кивнул на стеллажи. — Так что забирает свой жиклер господин хороший!

Вот это было здорово! Славно прямо. Надо же — два таких важных дела, и оба, наконец, благополучно сладились! Бывает и такое, однако, редковато, да.

Никодим починил машину быстро, прямо в присутствии доктора. Поставил жиклер, дернул кикстартер… Завелся! Мотор заурчал довольно и сыто.

— Ну, Иван Палыч — держи своего железного коня!

— Ох… не знаю, как и благодарить даже.

— Пустое! За ремонт — два сорок.

С каким наслаждением доктор вылетел на дорогу! Покатил, обгоняя крестьянские сани, сделал круг по площади. Завидев мотоциклет, рванули было у школы мальчишки — куда там! Сорок верст в час! По ухабистой зимней дороге…

Ну, с мотоциклом теперь… Теперь и в Рябиновку и в Заречье — быстро, и в город — на раз-два. Ни от какого поезда зависеть не надо. Эх!

Ближе к вечеру Иван Палыч расспросил «дежурного по лаборатории» Андрюшку. Осторожно, все про Сильвестра — что он, да как. Как пояснил Гробовский, дело по поводу аферы с морфием еще можно было потянуть месяц, другой… А уж тогда нужно было что-то предъявлять подозреваемому. Как выразился господин поручик — нарыть!

Что ж — этим ведь и занимались.

— Дак я стараюсь к нему не заходить, — засопел Андрюшка. — Он и сам в последнее время не сильно-то и зовет… Ране-то, бывало, то обедом покормит, то пряник даст, то вообще — монпансье коробку! Ныне — не то. Видимо, печать забрал — и все. Не нужен я ему.

Сию информацию уже вечером доктор предоставил специалисту — Гробовскому. На этот раз в доме у пристава не встречались, поручик сам зашел в больничку — якобы на прием.

— Говоришь, не зовет? — усевшись за стол, визитер позвенел ложкой в стакане. Аглаюшка постаралась — заварила чай. — Интере-есно… Верно, почуял что-то, насторожился. У таких типов, Иван, чуйка — что у дикого зверя! Уж поверь — сталкивался.

Поведя плечом, Гробовский потянулся к калиткам.

— А вкусные пирожки! Кто печет?

— Санитарка наша… Аглая…

— А-а… Это та, с веснушками такая?

— Она.

— Ничего такая, — как-то немного смущенно кивнул Гробовский. И тут же переключился на другое. — Ответа на мой запрос так пока что и нету… — поставив стакан, посетовал агент. — Хотя ведь — телеграфом… Быстро б должно. Или, может, не туда послал. То, что он «Иван из Москвы» — это ведь только по слухам… А ведь не худо бы личность установить! Проявить, так сказать, истинное лицо…

— Да уж…

Доктор согласно кивнул, потянулся, и едва слышно, себе под нос, пробормотал:

— Вот бы у нас… там — сняли бы незаметненько отпечатки пальцев и… Увы, здесь ни об антибиотиках, ни о дактилоскопии и слыхом не слышали…

— Это о чем это мы не слышали? — обиженно дернулся поручик. — О дактилоскопии, что ли? Ну, Иван Палыч, темный ты человек, а еще доктор! Если хочешь знать, система-то еще, дай Бог памяти, лет десять назад введена! При тюремном управлении центральное дактилоскопическое бюро создано! А ты говоришь… Ну, верно, помнишь, то нашумевшее дело, убийство провизора Вайсброда? Преступник отпечаток большого пальца оставил — по нему и нашли, и осудили! Лет пять назад, может, чуть меньше… Во всех газетах писали. Впрочем, ты тогда совсем еще молодой был… А, кстати, молодец!

Гробовский вдруг хлопнул себя по лбу:

— И как же я сам-то не подумал, забыл? Ведь, ежели Сильвестр когда-то отбывал срок — его пальчики в центральном бюро имеются! Наверняка! Вот и сравним…

— Алексей Николаич! Отпечатки-то еще снять надо… и незаметно!

— Снимем, дело техники… Поднапрягу кой-кого…

— Да и у меня, может быть, выйдет…

— Ох, Иван… — поручик погрозил доктору пальцем. — Занимался бы лучше больницей! В опаснейшее ведь дело влез.

С «пальчиками» помогла Анна Львовна. Просто зашла в трактир — купить конфет.

По просьбе доктора…

— Ох, какие люди! — заулыбался за прилавком Сильвестр. — Прошу, прошу, мадемуазель! Чего изволите-с?

— У вас есть французские конфеты? Или там, леденцы.

— О, конечно же, мадемуазель! Вот, выбирайте.

— Тогда мне вот эту бонбоньерку. И… можете красиво завернуть? Мне для подарка. Подруге…

— Можем ли мы красиво завернуть? О! Мы все можем!

Объяснение с учительницей по поводу конфет Иван Палыч оставил на потом. Сейчас нужно было действовать быстро!

Для начала — доложить все Гробовскому. Тот должен зайти… Да вот же он, кажется…

Запахнув шинель, поручик и сам уже оглянулся на треск мотоцикла.

— О, господин доктор! А я как раз к вам…

Доктор заглушил двигатель.

— Так и идемте же. Нельзя пропускать процедуры!

Доклад о взятии отпечатков произвел на поручика сильное впечатление.

— Бонбоньерка, говорите? Завернуть! Сам, собственным руками… Ну, Анна Львовна, хитра-а… Вернее, это ты, Иван Палыч — хитрец. Та-ак… Теперь — время. В город, часом, сегодня не собираетесь?

— Да за бензином надо бы… А то уже…

— Вот и отлично! Завезете бонбоньерку знакомому уже вам господину… Адрес помните?

— Ну да.

Вынырнув из-за угла, рядом вдруг остановились обычные крестьянские сани. Спрыгнул с соломы длинноволосый человек лет тридцати пяти, в форменной шинели министерства путей сообщения:

— Иван Павлович! Господин доктор… А я к вам!

— Господин Марков⁈ Викентий Андреевич, — доктор узнал станционного телеграфиста. — Что? У вас на стации что-то случилось? Поездом кого-то переехало?

— Ох, господин доктор, не шутите так! Случилось. Даме одной плохо. С проходящего поезда!

— Ну что ж, поглядим… Прыгайте на багажник! Да крепче держитесь — едем! А с вами, господин Гробовский — до завтрашних процедур.

И снова рев двигателя. И ветер в лицо! А в душе — песня:

— Я свободен, словно птица в небесах!

Слава Богу, ничего страшного на станции не оказалось. У пожилой дамы оказалась обычная мигрень. Могли бы и сами, на станции, справиться — нюхательная соль, нашатырный спирт, камфора в станционной аптечке имелись.

Ну, вышло, как вышло…

Быстро приведя даму в порядок, Иван Палыч завел мотоцикл и ходко покатил в город, старясь держаться наезженного санями следа.

Наступившее утро выдалось снежным и серым. Пахло вчерашним щами и новенькой амуницией, недавно полученной становым. Гробовский как раз разливал чай, когда кто-то заколотил в ворота. Послышался истошный крик.

— Полиция! Господин пристав!

— Случилось что? — встрепенулся, вскочил Лаврентьев.

На двор выбежали оба.

Распахнув калитку, становой взглянул строго:

— Кто таков? И чего орешь так?

— Я это… Митька я… Со станции, помощник…

Подросток. Лет пятнадцати. Лохматый, испуганный, запыхавшийся.

— Понял, что Митька. Не ори. Говори толком!

— Там это… У станции, недалече… Случилось!

— Что случилось то?

— Дохтура с мотоциклетом убили! Ивана Палыча! С ружья стреляли. Прямо с мотоциклетом он и того — в прорубь… Верно, случайно — охотники. А может и не случайно… В общем, убили доктора…