Ветер завывал подобно злобному духу, попавшему в капкан, он метался между уныло повисшими стрелами портовых кранов, он бил в борта замерших у причала кораблей, он злобно набрасывался на тех, кто осмеливался выйти на пристань и принимался трепать их, будто желая повалить на землю и разорвать.
На Балтику надвигалась зима. Зима надвигалась и на страну, которой принадлежал порт Росток, юридически ей оставалось жить меньше года, но она сейчас уже не жила. Все изменилось внезапно и страшно. Неделю назад, девятого ноября пала Берлинская стена. Молодежь с обеих сторон бросилась на бетонные плиты, расшатала их и повалила на землю, осколки той стены люди отбивали молотками и клали в карман, уносили домой как сувениры. Наиболее предприимчивые увозили целые плиты, раскалывали их и продавали туристам как сувениры…
С обеих сторон ощущался какой-то подъем, редко встречающееся состояние душ, когда каждый вокруг тебя родной человек, хочется плясать, петь, парить над площадью, хочется обнимать и целовать всех кто рядом. Там, за стеной были их братья, такие же немцы, как и они сами и стена было единственным, что стояло на пути единения. Повали стену — и ты обнимешь брата своего, которого не мог обнять сорок с лишним лет, ты объединишься с ним, и все будет хорошо, а твоя страна станет от этого еще сильнее. И они шли на стену, сметая заслоны полиции и армии, не обращая внимания на грозных агентов Штази, снимающих все что происходит. Империя зла кончилась в последнем издыхании, и эти снимки уже не лягут в папку с материалами уголовного дела, на основании их тебя не исключат из института и не уволят с работы. Время зла и страха, время серых плащей и военных мундиров прошло — наступило время добра.
Добра ли?
С той, с западногерманской стороны не все так было просто. В толпе молодежи, ломавшей стену со стороны ФРГ, если хорошо, опытным взглядом присмотреться, можно было заметить людей чуть постарше, ем все остальные, некоторые вели себя очень активно, некоторые же — наоборот старались не выделяться. Это были люди из БНД и ЦРУ США, и хотя они хорошо знали друг друга, и хотя у них была одна задача — друг на друга они впервые поглядывали с недоверием и опаской, как бы примеряясь. Это раньше они были друзьями. Сейчас же их руководство поставило перед ними одну и ту же задачу — первыми ворваться в здания СЕПГ, Штази, народной милиции, министерства обороны ГДР, прорваться к архивам, захватить их, при возможности вывезти, не допустить их захвата противником. У многих было оружие, и у американцев и у немцев, немцев было ощутимо больше, но за американцами стояла сверхдержава. Возможно, было всякое вплоть до перестрелки и кровавой бойни, обе стороны это понимали. Забегая немного вперед, можно сказать, что когда спецгруппы ворвались в здание Штази, одной из самых эффективных секретных служб в мире, очень многие архивные папки оказались пустыми. Самые ценные материалы оказались вывезенными неизвестно кем и когда, очень многое было уничтожено.
Все это произошло, и непреодолимая когда то Берлинская стена пала, рухнув во многих местах, и кое-кто еще гулял, празднуя воссоединение Германии и окончание той страшной войны сорок первого — сорок пятого годов для немцев. Ведь пока страна была разделена, пока немец с одной стороны стены не мог пожать руку немцу с другой стороны стены — о каком окончании войны можно было говорить?
А кое-кто из побежденной, проданной и преданной армии пытался спасти то, что еще можно спасти…
Одним из судов, стоявшим в то предзимнее утро у пристаней Ростока был кубинский рыболовецкий траулер Мария. Это был кубинский траулер, хотя он и ходил под флагом СССР, для выполнения поручения ДГБ он использовался первый раз, что давало некую гарантию от обнаружения и захвата. Это был бывший советский траулер, старой постройки, но еще способный послужить не один год при надлежащем уходе, переданный кубинцам в середине восьмидесятых. Тогда минрыбфлот СССР заказал за валюту постройку на западных верфях то ли сорока то ли шестидесяти самых современных океанских рыболовецких траулеров. План двенадцатой пятилетки по обеспечению населения СССР рыбой надо было выполнять, и его реально собирались выполнить не на словах, а на деле. Деньги были уплачены, и траулеры стали поступать в распоряжение Минрыбфлота, но поступили только несколько штук, хотя построены были все. Они и сейчас бороздят моря, уже под чужими флагами и с чужими командами и мало кто помнит, с чего все начиналось. Тогда еще никто ничего не предвидел — да и кто мог предвидеть такое…
Несколько кубинцев стояли на палубе траулера, с тревогой вглядываясь на ведущую к пристани дорогу. Еще было темно, и дорогу освещали только несколько фонарей, они висели в промозглой мгле мутными белыми шарами, освещая лишь то, что было от них на расстоянии вытянутой руки.
Кубинцев было трое, они были в обычной рыбацкой одежде, а под нее они надели все что только нашли, чтобы хоть немного согреться, защититься от пронизывающего северного ветра. Они были родом из теплой страны, где температуры ниже нуля просто не было никогда в жизни, где никогда не было снега — и сейчас они отчаянно мерзли, удивляясь, как вообще люди могут здесь жить, при такой погоде и таком климате. Им было холодно — настолько холодно, что они едва могли говорить, до такой степени они задубели. Но ни один из них не ушел с палубы, ведь от того груза, который они должны были получить, зависело очень многое. Возможно — от него зависело будущее их родины.
— Едет! — капитан ДГБ республики Куба Хосе Рауль Варгас, самый молодой и самый младший по званию из троих, ждущих на палубе груз кубинцев, первым услышал завывание мотора тяжело груженой машины на подъезде к причалу, услышал сквозь нудное завывание ветра…
— Похоже, едет… — подтвердил через несколько секунд и старший по званию из находившихся на палубе, полковник армии республики Куба Рамон Эспиноза Мартин — готовьтесь!
Перегружать придется только им — никто из экипажа траулера не должен увидеть ни груз ни тех кто его им передал. Иначе весь экипаж по возвращении придется расстрелять, а делать этого совершенно не хотелось. Поэтому все сидели по каютам и не совали оттуда носа.
В начале пирса показался грузовик. Это была небольшой бескапотный грузовик ИФА, армейский, окрашенный в зеленый цвет грузовик, принадлежащий народной армии ГДР. Он ехал без огней и если бы не надсадное завывание мотора — его вообще можно было бы принять за призрак.
Въехав на пирс, грузовик поехал медленнее. Когда он почти поравнялся с темным бортом кубинского траулера, полковник Мартин мигнул два раза специальным фонариком-веньером, который есть на каждом судне и который используется при подаче сигналов. Грузовик тотчас же остановился…
Капитан Варгас бросил вниз, на бетон пирса легкие сходни, и один за другим, трое кубинцев сошли на берег, подошли ближе к замершей машине. Полковник Мартин вышел вперед, из машины навстречу ему выпрыгнул среднего роста человек в гражданской одежде с худым, суровым, обветренным лицом. Ничего не говоря, два офицера обнялись — оба они раньше работали с русскими и переняли у них такое выражение чувств. Обычно кубинцы избегают объятий с мужчинами, это считается проявлением нетрадиционной ориентации [А теперь представьте, что подумали кубинцы, когда Брежнев полез целоваться с Кастро в губы по своей обычной привычке. Как вспоминали находившиеся там военные советники, многие были просто в шоке и пришлось приложить немало усилий, чтобы разъяснить, что это у русских так принято встречать друзей]. Но тут полковник просто хотел хоть как то поддержать своего старого друга, с которым они вместе действовали и в Африке и в Латинской Америке — и в этом не было ничего такого.
— Ну что, амиго, не думал что так придется встретиться?
— Не думал… — честно сказал полковник — совсем не думал
— Я привез — сказал немец, предваряя вопрос — привез все что у нас есть. Теперь это ваше, нам оно уже не поможет. Пообещай мне одну вещь, хорошо?
— Говори.
— Пообещай мне такую вещь, товарищ Рауль — немец назвал оперативный псевдоним полковника, под которым он действовал в Африке — пообещай, что не допустишь там у себя того же, что произошло здесь у нас. И когда они придут и за вами — ты не остановишься ни перед чем.
— Обещаю — твердо сказал полковник — нам их так просто не взять.
— Вот и хорошо. Это все что мне нужно от тебя. Забирай, давайте быстрее. Американцы могут появиться в любую минуту.
Четверо — трое кубинцев и немец прошли к грузовику, полковник открыл задний борт машины, кубинцы уставились на небольшие ящики под тентом
— Это все? — недоверчиво спросил полковник Мартин
— А ты попробуй, подними, Рауль — усмехнулся немец.
Кубинец залез в грузовик, наклонился…
— Пресвятая дева Мария!
Немец довольно улыбался
— Сколько здесь?
— Каждый ящик по восемьдесят килограмм весит. Но большая часть — это защита. Стоит открыть хоть один ящик — умрете. В каждом ящике по четыре капсулы с веществом, в каждой — по пяти килограммов вещества. Капсулы герметично запаяны.
— Как их можно везти?
— Как угодно. На них защита. Просто принайтуйте где-нибудь в укромном месте и все…
— Хорошо. Хосе, Родриго! Давайте, только осторожнее! Времени мало!
Пока трое кубинцев, надрываясь и еле передвигая ноги, таскали тяжеленные контейнеры на корабль — один чуть не выронили со сходней в воду — человек, привезший эти контейнеры, подполковник Штази Генрих Вертер достал из кузова русский пулемет, залег на пирс, прикрывшись колесом грузовика, направив ствол пулемета в сторону въезда на пирс. Он опасался — серьезно опасался. Люди из БНД или ЦРУ могли появиться в любую минуту, они уже показали на что они способны. Позавчера Вертер едва избежал захвата — среагировав на тормознувший рядом с ним Опель с тонированными стеклами, он по-звериному извернулся, покатился по земле, держа в руках верный, никогда не подводивший его Скорпион, прошил роем пуль салон машины с изготовившимися к захвату агентами. Он не знал кто это был — ЦРУ или БНД — и от тех и от других не стоило ждать ничего хорошего учитывая сколько вреда он им нанес. Потом он вскочил, нырнул в проулок, который прекрасно знал, как и любой другой проулок своего города, перемахнул через забор, перезаряжая на ходу автомат, перекатился через машины, проскочил через тихую улицу, вбежал в еще один переулок. Оставшиеся в живых после обстрела агенты еще топали у него за спиной, но быстро отстали, что было немудрено. Явно послали непопадя кого, слишком много было в эти дни работы и слишком мало исполнителей, способных ее выполнить. Целая страна, основной противник на протяжении более сорока лет внезапно пала, и теперь нужно было как можно быстрее захватить и обезвредить ключевые точки, захватить ключевых, наиболее опасных людей в спецслужбах ГДР, тех что еще способны наделать бед и сорвать планы по объединению. Ведь никуда не делись ни агентурные сети, ни закладки с оружием, ни планы масштабной партизанской войны на случай временной оккупации ГДР войсками НАТО. Никуда не делась советская Западная группа войск, одна из наиболее сильных и хорошо подготовленных войсковых групп в мире. Ведь если ломают границу — проход то открывается в обе стороны и западные немцы с американцами хорошо это понимали. Поэтому и спешили, обезвреживали, закрепляли сложившийся за последние дни порядок вещей как незыблемый и сложившийся годами, поэтому и посылали в бой с уже побежденной страной кого не попадя. Страну они победили — но вот победить кое кого из ее граждан, с громадным опытом тайной войны было посложнее, чем целую страну. Поэтому то и остался стоять на тихой улочке восточногерманского городка изрешеченный пулями Опель с тремя истекающими кровью боевиками внутри. В группе захвата было несколько человек — но должного опыта у них не было, и остановить подполковника особой группы Штази они не имели никаких шансов. Вертеру повезло — наткнись он на волкодавов от которых уходил и в Калифорнии, и в Западном Берлине и в Сан Сальвадоре — шансов у него не было бы.
Вместе с крушением страны пришел в действие и особый план «Вулкан», адаптированный аналитиками Штази к тому что происходило буквально за несколько дней до падения Берлинской стены, когда стало понятно что происходит и чего можно ожидать. Первоначально, все ценности предполагалось передать Советскому Союзу, как основной стране социалистического лагеря. Но в последний момент многое переиграли, и все списки агентуры по американскому континенту, а также наработанный в самое последнее время, втайне от предавших их «советских друзей» запас оружейного и реакторного плутония-239 было решено передать Кубе, лидер которой в последнее время тесно сошелся с генеральным секретарем СЕПГ Хонеккером. В последние дни перед своей отставкой Хонеккер отчетливо понял, кто такой Горбачев и чего от него можно ожидать. Это был предатель самый настоящий предатель каким-то чудом пробравшийся наверх, к рулю огромной империи и теперь методично, под указания западных капиталистов уничтожающий все, что было создано трудами поколений, весь социалистический лагерь. Он продавал, предавал, просто отдавал, не чувствуя за собой никакой вины. Отдать этому человеку что-либо — все равно, что отдать это капиталистам. И Хонеккер принял последнее политическое решение перед своей отставкой. А аппарат Штази и кое-кто из высшего руководства армии, даже в побежденной стране, рискуя собственными жизнями этот приказ выполнили. Немцы не из тех, кто не выполняет приказы.
Сейчас уже сложно понять, что думал Хонеккер в те последние дни перед отставкой. Что думал, о чем жалел? Ведь он мог что-то исправить, мог… Мог если бы в свое время послушал Фиделя Кастро, предлагавшего организовать восточноевропейскую оппозицию реформам Горбачева. Мог бы, если бы в свое время ответил на телеграмму Чаушеску. Николае Чаушеску, румынский лидер оказался наиболее твердым и последовательным из всех. В восемьдесят девятом году, в самом начале он направил телеграммы всем лидерам восточноевропейских государств с призывом провести в 1989 году в Москве партконференцию все социалистических партий мира, где и выступить единым фронтом против Горбачева и его реформ. На телеграмму никто не ответил, прежде всего по подсказке той же Москвы во главе с Горбачевым, а через две недели после этой телеграммы началась революция в Румынии. Жестокая и кровавая революция, наверное, самая кровавая из всех так называемых «бархатных революций» конца восьмидесятых годов — с уличными боями в Бухаресте, с сотнями погибших. Николае Чаушеску тогда проиграл, потому что все, в том числе и русские выступили против него, а самого его вместе с женой расстреляли как собаку после позорного и унизительного, не имеющего никакого отношения к праву и закону судилища-чрезвычайки. Слишком опасен был Чаушеску, этот подлинный вождь, сумевший выплатить весь национальный долг Румынии, он мог не только сломать планы Горбачева и его западных союзников, за ним после его открытого выступления могли потянуться и люди в самом СССР, в том числе и генералы, командующие самой мощной армией в мире. План развала СССР мог рухнуть как карточный домик из-за одного человека — за это его и убили. Остальных, кто покорно согласился, оставили в живых, дали дожить свой век и даже на свободе. Хонеккер не посмел открыто протестовать, и когда пришли к нему — безропотно ушел в отставку — но слова Кастро, его правота запали ему в душу. И он сделал кое-что в тайне от всех, чтобы его соратник за океаном мог продолжать борьбу. Помог тем, кто остался, хотя бы этим. И тем самым искупил хотя бы частично свою вину перед страной и перед самим собой.
Он умрет, так и не признавшись в том, что сделал.
Постепенно, кузов ИФА опустел, кубинцы, надрываясь и едва переставляя ноги перетащили груз на свой траулер. Часть груза была очень тяжелой — плутоний, часть полегче — агентурные дела по Северной и Латинской Америке.
Вот и все…
— Поднимать сходни?
— Подожди — отрезал полковник Мартин, направляясь вниз, хотя в этом не было никакой необходимости. Немец внизу спокойно ждал.
— Если хочешь, можешь отправиться в путь с нами…
— Брось, амиго. Это моя родина. Ты бы ушел со своей земли, если бы оказался в такой же ситуации как я?
Молчание было ответом.
— Patria o muerte [Родина или смерть (исп.)]! — четко и громко произнес немец.
— Да, patria o muerte! — повторил полковник — прощай.
— Прощай, товарищ Рауль.
Сходни подняли быстро, несколько минут — и траулер отвалил от причала, направляясь в открытое море навстречу Солнцу. А подполковник Штази Генрих Вертер, оперативные псевдонимы «Змей», «Товарищ Марк», «Попугай», один из лучших специалистов в мире по подрывной и диверсионной войне остался на причале, рядом со своим уже остывшим, с заглохшим мотором автомобилем. Он выполнил последний приказ партии и правительства, выполнил как всегда четко и до конца. Больше не было ни партии и правительства, но приказ был выполнен. Теперь застало время позаботиться и о себе самом.
Места в этом мире ему нет. В США его ожидает электрический стул, в объединенной Германии — пожизненное заключение. Он выполнял приказы партии и правительства — и кто же теперь виноват, что эту партию и это правительство его соотечественники признали преступными. Никто. Но они признали, и раз партия и правительство были преступными — значит и он сам стал теперь преступником. Преступником, которому нет места в этом мире.
Подполковник поднял глаза. Солнце уже всходило, первые его лучи осветили гавань Ростока, подсветили уходящий кубинский корабль. Солнечные лучи высветили над ним подобие нимба, казалось, что корабль идет прямо навстречу Солнцу. На палубе корабля стояла, постепенно удаляясь, маленькая человеческая фигурка.
Капитан ДГБ Хосе Рауль Варгас, несмотря на то что дико замерз и как собака устал, не пошел вместе со всеми в каюту греться, он остался наверху, на пронизанной ветром палубе. Он не знал того человека, который привез им то, что они погрузили на корабль — но он примерно представлял, что именно они везут. Он также знал, что происходит в ГДР, он был готов умереть, защищая корабль и груз — к счастью этого пока не понадобилось. Он не знал этого худого, с суровым лицом немца — но он был потрясен его мужеством и тем, как тот держался. Последний солдат побежденной и сданной врагу страны, он до конца исполнил свой долг.
Капитан Варгас видел все. Город постепенно отдалялся, залитый светом нового дня, автомобиль и человеческая фигурка возле него становилась все меньше и меньше — но капитан видел все без бинокля. Он видел, как немец вытащил из кармана пистолет, приставил к голове, миг — и изломанная фигурка упала на грязный бетон пирса рядом с автомобилем. И тогда капитан Варгас дал сам себе клятву, о которой не рассказывал никогда и не кому. Он поклялся сам себе, что не отступит, что никогда не отступит, и страна, виновная во всем этом — пусть они пока торжествуют, пусть пьют шампанское, пусть считают себя победителями и хозяевами мира — что эта страна когда-нибудь за все жестоко расплатится…
[Прим автора. Хочу заметить, что все, что мной здесь написано — ни разу не шутки и не досужий вымысел автора. Чтобы было правильное понимание возможной опасности — проведу краткий технический экскурс в прикладную ядерную физику в смеси с политологией.
В ГДР с 1960 года существовал Институт ядерной физики в Дрездене, там был циклотрон и два ядерных реактора — экспериментальный реактор ИРТ и исследовательский реактор ВВР-С мощностью два мегаватта. Возьмем пока один исследовательский реактор. При работе такого реактора нарабатывается плутоний-239, но не чистый оружейный, а реакторный с содержанием изотопа плутония-239 примерно 60–70 % от общей массы вещества. Плутоний можно обогатить на той же циклотронной установке до оружейного, а можно этого и не делать. В 1971 году американцы провели эксперимент — собрали ядерное взрывное устройство на основе реакторного плутония и оно взорвалось, пусть и с меньшей мощностью, чем если бы использовался оружейный плутоний.
Критическая масса плутония 239 составляет 5,6 кг для чистого изотопа и около 11 кг для реакторного, для сравнения критическая масса урана — примерно 40 кг. Британцы установили, что за год работы реактора мощностью 1000 МВт вырабатывается от 200 до 250 кг реакторной смеси изотопа плутоний-239. В то же время в ГДР, помимо института ядерной физики существовала и развитая атомная энергетика, а именно:
— АЭС Райнсберг — один реактор на 70 МВт типа ВВЭР старой модели
— АЭС Норд — четыре энергоблока ВВЭР-440, современных на 440 МВт каждый
— АЭС Грейфсвальд — пять энергоблоков ВВЭР-440 на 440 МВТ каждый.
Любой из этих блоков мог использоваться для наработки оружейного плутония-239 в том числе несанкционированно и тайно от СССР (СССР по идее принимал ядерные отходы, в том числе облученные сборки ТВЭЛ с содержанием в них плутония 239 на переработку), для этого достаточно было поместить исходные материалы (какие именно не скажу) в активную зону реактора и облучить их, а потом очистить на циклотроне.
Подводя итог — ГДР была так называемым «пороговым» государством, имела развитую исследовательскую базу и атомную индустрию, и при желании могла обзавестись примитивным атомным оружием буквально в считанные месяцы. ]