Обреченная на корону

ПЕКАРНЯ НА ЧИПЕ

Яне могла таить этих новостей. И увидев Изабеллу, сразу же выпалила:

— Я выхожу за Ричарда! Он сделал мне предложение, и король дал согласие.

Сестра нежно обняла меня.

— Я всегда это знала. Вы созданы друг для друга. Оба спокойные, серьезные... не то что мы с Георгом. Разве не удивительно, что мы сестры, они братья... и такие разные? Ричард всегда тянулся к тебе, а ты к нему. Своих чувств вы никогда не умели скрывать. Две сестры выходят за двух братьев. Разве могут быть более тесные узы? Значит, скоро отпразднуем бракосочетание.

— Он ждал только моего согласия, и теперь, когда я дала его, никаких задержек не должно быть.

В тот же день явился курьер с вестью, что, если я соберусь, приедет стражник и проводит меня в Тауэр, где мне позволят увидеться с Маргаритой Анжуйской.

Изабелла поразилась.

Я сказала:

— Я говорила Ричарду, что мне жаль королеву и хотелось бы повидаться с ней, вот он и устроил это для меня.

— Стремясь доказать, что сделает для тебя все, что угодно!

Настроение у меня было приподнятым. Я беспечно сказала:

— Похоже, что так.

— Должно быть, он просил самого короля. Никто больше не посмел бы разрешить тебе встречу с подобным врагом.

— Это усталая, одинокая, несчастная женщина.

— Это львица, посаженная в клетку. Она способна на все. Даже удивительно, что тебе разрешили этот визит. Как я уже говорила, это ясно показывает, что готов Ричард сделать для тебя.

Изабелла меня поцеловала. Очень приятно было видеть, что она рада моему счастью.

Встречу с Маргаритой я никогда не забуду.

Она находилась в темной камере, под сильной охраной — гордая, потерпевшая поражение женщина; но каким-то чудом ей удавалось создавать ореол величественности.

— Мне сообщили о предстоящем визите, — сказала она. — Не думала, что это окажешься ты.

Маргарита обрадовалась мне, и я была довольна, что приехала. Она понимала, что получить разрешение было нелегко.

— Я много думала о вас, — сказала я.

— И я вспоминала о тебе. С тобой хорошо обходятся?

— Я живу у сестры.

— А твоя мать?

— Вынуждена оставаться в убежище, в Болье.

— Значит, прощение получила только ты.

— Видимо. Я выхожу замуж за Ричарда Глостера.

— За маленького герцога! Ха! Мой сын был высоким, красивым. Какая тяжелая утрата постигла меня и тебя!

— Я знаю Ричарда с детства. Мы всегда были друзьями. И теперь я очень счастлива.

Маргарита не ответила. Она глядела в пустоту, и я подумала, не напомнил ли ей мой приход о сыне. Но тут же сказала себе, что он всегда будет у нее в мыслях.

— С вами хорошо обращаются? — спросила я.

— Дают почувствовать, что я пленница.

— Хотелось бы вам вернуться во Францию?

Она кивнула.

— Отец очень бы мне обрадовался. Король Франции мой друг. Они могли бы что-то сделать... но имеет ли это теперь значение?

— Конечно, имеет. Выйдя отсюда, вы бы снова стали собой.

— Я лишилась сына. Лишилась всего, что для меня было важно. Мужа моего прикончили.

— Говорят, он умер от меланхолии. Смех ее прозвучал горько, невесело.

— А от чего, скажут, умерла я? От безысходности? Унижения?

— Вы живы, миледи. Такой дух, как ваш, сломить нелегко.

— Откуда у меня взяться желанию жить? Скажи на милость?

— Кто может знать, что нам уготовано в будущем?

— Я лишилась всего. Сижу здесь и думаю: могла бы я что-то изменить? Действовать по-другому?

— Войны ужасны. Они губят людей и государства. Без них было бы лучше.

— За правое дело нужно сражаться. Трагедия — это когда побеждает зло.

Я печально поглядела на Маргариту. Мне было понятно, что причиной ее крушения явились неспособность понять взгляды других и полная уверенность, что она всегда права. Несчастная!

— А тебя, детка, отец толкнул в эту схватку ради достижения собственных целей. Душой ты, я знаю, была с Йорками... из-за этого мальчишки... маленького герцога. И теперь, как ни странно, твое заветное желание исполняется. Ты юная, а я старуха. Но я была в твоем возрасте. Знаешь, что пятнадцать лет мне сравнялось за месяц до свадьбы с Генрихом? Я приехала в Англию. Красивой, здоровой, веселой. Тогда меня приветствовали на улицах Лондона. Моей эмблемой была маргаритка. Их выставляли повсюду. Генрих очень гордился мною, и я была им довольна. О, как тревожно девушке встречаться с мужем, которого она ни разу не видела. Даже сознание, что муж — король великой страны, не уменьшает ее страха. Генрих был очень любезен, очень добр. Я думала, что буду самой счастливой на свете.

— Понимаю, — сказала я.

— Кардинал Бофорт... он был моим другом... потом герцог Суффолк, который привез меня сюда и заслужил мое доверие с самого начала. Мне казалось, я нашла в Англии добрейшего мужа и добрейших друзей. Почему все пошло не так?

Я могла бы предложить свою догадку. Все пошло не так, потому что Генрих был слаб и унаследовал дедовское безумие; потому что она сама стремилась властвовать над окружающими; потому что была надменной, неопытной, притом иностранкой; и потому, что к трону рвались Йорки.

— Люди терпеть меня не могли, — продолжала Маргарита. — Им ненавистны повелители не одной с ними крови. Говорили, что Генрих неспособен зачать ребенка, и что я очень дружна с Суффолком. Намекали, что Суффолк — отец моего сына. Гнусная ложь! Они готовы были сказать, что угодно, лишь бы опорочить меня. Я их ненавидела.

— Ненависти, — сказала я, — было слишком много.

— Жизнь жестока. Когда родился ребенок, я была очень счастлива... совершенно уверена, что все будет хорошо. Генриха ненавидели меньше, чем меня. Он был очень кротким, добрым, терпеливым, но, правда, любил учение больше власти. Ему хотелось быть ученым. Как бы счастлив он был в монахах... или в священниках — хотя многие священники кажутся мне столь же честолюбивыми, как прочие люди. Однако Генрих был обречен с рождения. И когда нам предоставлялась возможность... его охватило безумие. Представляешь, он даже не знал, что у него появился сын! Не знал несколько месяцев.

— Знаю, — ответила я. — Вы мне рассказывали. Не говорите об этом. Выбросьте из головы. Не думайте о том, что мучит вас.

— Это запечатлено у меня в памяти. Я не могу об этом забыть. И не могу поверить, что больше не увижу моего Эдуарда, Я растила его сильным...

Я содрогнулась, вспомнив, что он потребовал обезглавить пленных и вместе с матерью наблюдал казнь. Несчастный ребенок! Несчастная Маргарита! Она сделала его таким, каким он был, а каким он был, я толком не поняла. Знаю только, что замечала в нем жестокость и мысль о браке с ним приводила меня в ужас. Я могла лишь радоваться своему избавлению, но мое избавление являлось для нее горем.

— Я никогда не забуду Хексхем, — сказала Маргарита. Бессмысленно было пытаться отвратить ее мысли от прошлого, а поскольку я была рядом, она испытывала неодолимую жажду вести речь об ужасающих событиях в своей жизни. — Там мы потерпели страшное поражение. На поле битвы властвовал враг. Генрих бежал. Он не любил битв и стремился скрыться от них при первой возможности. Я осталась там с моим сыном... еще малышом. И знала, что враги убили б его, попади он им в руки. Он был еще ребенком, но уже представлял для них угрозу. Был наследником трона и всю жизнь являлся бы соперником Йорков. Для них он был важнее Генриха. Генрих никогда не был настоящим правителем, но умри он, законным королем стал бы мой сын. Враги убили бы его при первой возможности. Что нам оставалось делать? У нас не было солдат, не было даже лошадей. Я схватила мальчика за руку и побежала с ним к лесу.

— Куда вы держали путь?— Я не имела понятия. Мне только хотелось увеличить расстояние между нами и армией Йорков. Итак, мы бежали в лес. Я твердила себе, что мы встретим кого-нибудь, преданного Ланкастерам... и он нам поможет. Но вскоре мы наткнулись на шайку воров. Воры окружили нас. Никогда не забуду, как заблестели их глаза при виде драгоценных камней на нашей одежде. Они принялись нас грабить. Спасаясь от одной опасности, мы повстречали другую.

Я взяла ее за руку.

— Не рассказывайте, пожалуйста. Не мучьте себя.

Маргарита печально улыбнулась.

— Это все позади. И та встреча была не худшей в моей жизни. Я предпочла бы оказаться окруженной ворами в лесу, чем находиться в этой скорбной тюрьме. Тогда нам повезло, пока воры ссорились из-за драгоценных камней, я увидела возможность бежать. Схватила Эдуарда за руку, и мы нырнули в лес. Деревья были густыми, частыми, и вскоре мы скрылись.

— Вы освободитесь из тюрьмы, — сказала я.— Вот увидите. Ваш дух силен, его не сломить. Разве не всегда было так?

— Но теперь я старуха, и заботиться мне не о ком.

— У вас есть дом... отец. Вы его любите. И встреча с ним доставит вам радость.

Маргарита кивнула.

— Да... это так. А тогда в лесу нам посчастливилось. Вскоре мы столкнулись еще с одним грабителем. Он не походил на тех — это был рослый мужчина с довольно благородным лицом и вежливыми манерами. Изгой. Я представила ему Эдуарда. Сказала: «Это сын вашего короля. Спасите его». Я пошла на риск, и выражение лица этого человека странно изменилось. Он был тронут то ли моей просьбой, то ли красотой и достоинством мальчика. Сказал: «Следуйте за мной» — и повел нас к хижине, где жил вместе с супругой. Они накормили нас и вывели в безопасное место.

— Кто же это был?

— Некий джентльмен, сторонник Ланкастеров. Из-за войны он лишился дома и состояния, поэтому вынужден был вести жизнь изгоя в лесу.

— Вдохновляющая история, — сказала я. — Хорошо, что вы мне ее рассказали. Она не вселяет в вас новых надежд?

— Утешаешь меня, — заметила Маргарита. — Скажи, как тебе позволили навестить столь опасную узницу?

— Может, вас не считают опасной.

— Будут считать до конца моих дней.

— Видимо, герцог Глостер упросил короля, он знал, как мне хотелось повидаться с вами.

— Запомню, — сказала она. — Это скрасит мои черные дни.

— Раз так, я вдвойне рада, что приехала.

Продолжая стискивать мою руку, Маргарита сказала:

— Странная штука жизнь. Ко мне приехала дочь человека, которого я много лет считала злейшим врагом. Ты единственная, кто мне посочувствовал и пришел меня подбодрить.

— Вы же установили с ним дружеские отношения.

— То была не дружба. Он мстил тому, кого возвел на трон и кто не оправдал его надежд. Я это понимала. И хотела использовать его месть в своих целях. Дружбой тут и не пахло.

— Как бы хотелось, чтобы люди не мстили друг другу.

— То-то и трагично, что почти всем нам рано или поздно хочется этого.

— Мне пора, — сказала я.

— Я никогда не забуду твоего прихода. Маргарита обняла меня.

— Какая жалость. У нас с тобой была истинная дружба. Между нами, несмотря ни на что, возникла привязанность.

— Я буду молиться за вас, — сказала я.

— И я за тебя. Желаю счастья, дитя мое... не ставшее моей дочерью.

— Я всегда любила Ричарда. Маргарита печально улыбнулась мне.

Вошел стражник.

Когда я вернулась в Уорик-корт, Изабелла ждала меня. Рассеянно выслушав мой рассказ о визите в Тауэр, она неожиданно выпалила:

— Георг недоволен!

Я изумленно взглянула на нее. -Чем?

— Тобой и Ричардом. Он считает это недопустимым.

— Не понимаю.

— Говорит, ты слишком юна и неопытна для замужества.

— То есть как? Большинство моих сверстниц уже замужем. И если бы принц Эдуард не погиб, я уже состояла бы в браке.

— Анна, Георг против.

— Георга это не касается.

— Касается. Король назначил его твоим опекуном. Мне кажется, ты не можешь выйти замуж против его воли.

— Ерунда. Ричард говорил о нашем браке с королем и получил его согласие.

— Георг утверждает, что он твой опекун и поэтому выдавать тебя замуж его дело.

— Тут наверняка какая-то путаница.

— Георг очень сердит.

— Если он недоволен нашим решением, мне очень жаль, но это не удержит нас с Ричардом.

— По-моему, может удержать.

— Никогда не слышала ничего подобного.

— Он сказал, Ричард хочет жениться на тебе только потому, что ты богатая наследница.

— Ричард наверняка об этом не думал.

— Не будь наивной, Анна. Думал и еще как. Наш отец был самым богатым человеком в Англии. Мать тоже обладает значительным состоянием. У нас с тобой большое наследство.

— Я думала, владения отца конфискуют, так как с точки зрения короля он погиб изменником.

— Не знаю, не знаю. Отцу досталось много земель от нашей матери, и Георг говорит, что поскольку я его супруга, они теперь принадлежат мне и ему.

— Разве мать утратила права на них?

— Мы не знаем, считают ее изменницей или нет. Болье она покинуть не может, поэтому в определенном смысле является узницей. Я об этом не думала, но Георг, естественно, знает.

— Потому он и женился на тебе? Изабелла вспыхнула.

— Мы с Георгом полюбили друг друга в Миддлхеме.

— Мы с Ричардом тоже!

— Так вот, Георг против вашего брака. И обратится с протестом к королю.

— Ричард тоже поговорит с королем.— Тогда все будет зависеть от того, кто из них возьмет верх.

— Не сомневаюсь, что Ричард.

— Почему?

— Нужно ли спрашивать? Георг недавно сражался вместе с нашим отцом против короля. Он мечтал о троне и женился на тебе потому, что ты дочь нашего отца... богатая наследница. А Ричард всегда был верен королю. И король наверняка примет сторону Ричарда.

— Не верю. Он назначил Георга твоим опекуном.

— Опекуном моего состояния?

Мне показалось, что Изабелла хочет меня ударить.

Она резко повернулась и неторопливо вышла из комнаты.

Георг счел необходимым поговорить со мной. Держался он вежливо, гнев его, очевидно, поулегся и проявлялся только в блеске глаз.

— Дорогая Анна, — сказал мой зять. — Нам нужно поговорить. Насколько я понимаю, у вас уже состоялся разговор с Изабеллой?

— Она сказала, что вы не одобряете моего намерения выйти замуж.

— Король назначил меня твоим опекуном, и твое счастье — моя забота.

— Не думаю, милорд. Мое счастье связано с Ричардом.

Кларенс терпеливо, снисходительно улыбнулся:

— Дорогая Анна, тебе еще мало лет. Ты совершенно не знаешь жизни. Ведь совсем недавно ты была обручена с сыном Генриха.

— Отец считал меня достаточно взрослой для замужества.

— Это был бы брак по расчету.

— Очевидно, большинство браков заключается из практических соображений, и какое счастье пожениться по любви!

— Романтические мечты очень радужны, но по большей части далеки от действительности. Думаешь, мой брат хочет жениться на тебе, потому что любит тебя?

— Я в этом не сомневаюсь. Вы забыли, что мы с ним хорошо знаем друг друга. Еще по Миддлхему.

— Знаешь, чего Ричард хочет?

— Жениться на мне, он сам это сказал.

— На твоем состояний, детка.

— Как вы на состоянии Изабеллы? Нет, Ричарду оно не нужно.

— Ты говоришь глупости. Я женился на Изабелле потому, что мы полюбили друг друга.

— Ну, раз вы не думали о ее богатстве, то вполне поймете наши чувства... мои и Ричарда.

— Меня никогда не занимали подобные соображения, но я не могу сказать того же о своем брате.

— Вы равнодушны к деньгам... к власти? У вас нет его честолюбия?

Кларенс понял — я намекаю на его измену, когда он счел, что получил возможность стать королем.

— Я столь же честолюбив, как большинство людей, но для меня существует кое-что более важное.

Он лгал и видел, что я это понимаю. Мне казалось, гнев его вот-вот прорвется.— Должна вам сказать, — твердо заявила я, — что намерена выйти замуж за Ричарда.

— Я твой опекун и не позволю тебе вступить в брак с первым попавшимся охотником за приданым.

— Вы так называете своего брата?

— Называю, поскольку ему нужно твое богатство. Но я защищу тебя от него... и от себя самой. Это мой долг.

— Думаю, Ричард не подчинится вашим желаниям, — сказала я.

— Повторяю: он хочет жениться на тебе из-за твоего богатства. Владения Уорика велики. Ричарду хочется урвать какую-то долю. Вот и все. Женится на тебе, а потом станет развлекаться со своей любовницей. Знаешь, что у него недавно родился сын?

Кларенс пристально глядел на меня, надеясь увидеть в моем лице ужас.

— Знаю, — спокойно ответила я. — Ричард поставил меня в известность.

— И ты сказала: «Прекрасно, достойный сэр, ничего не имею против. Женитесь на мне и продолжайте всласть распутничать!» Анна, неужели титул герцогини Глостер стоит такого унижения?

— Полагаю, милорд, вы тоже не были целомудренны до брака. Как большинство молодых людей. Церковь утверждает, что брачные узы священны.. Когда мы с Ричардом поженимся, то будем верны друг другу.

— Увидишь, когда он наложит руки на твое состояние.

Я прекрасно все поняла. Мы с Изабеллой являлись сонаследницами. Если я выйду замуж, то мой супруг и я потребуем мою долю. Кларенсу этого не хотелось. Он собирался оставить меня незамужней. Тогда все будет принадлежать Изабелле... значит, ему.

Кларенс, глядя на меня, улыбался; Но улыбка была злобной.

Я слегка дрожала и боялась, как бы он этого не заметил.

Подняться я постаралась как можно тверже.

— Я ухожу. И уверяю вас, что мы с Ричардом намерены пожениться.

Глянув на меня с притворной жалостью, Кларенс сказал:

— Я твой опекун. И должен всеми силами тебя защищать;

Я повернулась и вышла.

Вечером, когда я укладывалась в постель, Анкаретта сказала:

— Сегодня сюда приезжал герцог Глостер. Однако стражники его не впустили.

— Что? — воскликнула я. — Как это так? Анкаретта замерла, держа в руках платье, которое собиралась повесить.

— Он в ссоре с герцогом Кларенсом. Стражники неловко чувствовали себя. Еще бы! Так оскорбить герцога Глостера. Не пустить к брату!

— А из-за чего... вышла ссора? Анкаретта пожала плечами.

— Говорят, в нее втянут король... и никак не решит, кому из братьев пойти навстречу. Он сильно любит обоих и, когда они ссорятся, хочет угодить и тому, и другому.

На том разговор окончился. Анкаретта определенно не знала причин этой ссоры, зато знала я.

Среди ночи я просыпалась, дрожа от страха. Мне снились какие-то кошмары. В этих жутких видениях являлся Кларенс, улыбающийся... но улыбка была маской. Я знала, что за ней таится зло. И находилась в его власти, он был моим зятем. Ричард пытался меня спасти. Братья враждовали. Между ними стоял король. Он мог бы прийти мне на помощь, но, когда дело касалось его родных, бывал слаб. Ему хотелось пойти навстречу обоим братьям. Отдать меня Ричарду и вместе с тем угодить Кларенсу, запретив нам пожениться.

Неудивительно, что меня одолевали страхи.

Я всегда не доверяла Кларенсу. И не понимала, почему Изабелла влюблена в него. Вероятно, ей очень хотелось выйти замуж, идеальным партнером представлялся могущественный брат короля, наследник трона, если у Эдуарда не появится сын; он представлял собой желательную партию; и все пошло оттуда. Думаю, и он был к ней неравнодушен. Я могла бы счесть его не способным на искреннюю привязанность, но людские характеры многогранны. Видимо, человек может любить одну сестру и губить счастье другой.

Я дрожала, лежа в постели. Кларенс решил не делить богатство моего отца. Как далеко он может пойти, чтобы присвоить его целиком?

Недавно мне казалось, что все мои невзгоды позади. Я думала о счастливой жизни с Ричардом — но теперь поняла, что за нее предстоит сражаться.

Однако Ричард рядом и придет мне на помощь. Он хотел повидаться со мной, но его не пустили стражники. Ричард так этого не оставит. Он приедет еще, может быть, со своими стражниками.

Мне хотелось отогнать эти тревожные мысли, однако ночь вступала в свои права, и я прислушивалась, не раздастся ли шагов за дверью. Не знала, что Кларенс может предпринять, но трепетала от страха.

Люди умирали от странных, необъяснимых недугов. Говорили, что король Генрих умер от меланхолии. «Может быть, — думала я, — масса причин внезапной смерти, которая кому-то на руку».

С рассветом настроение мое слегка улучшилось.

«Ричард близко, — твердила я себе. — Он спасет меня».

Произошло это утром. Находиться в четырех стенах стало невыносимо, я вышла во двор и села на скамью. Разговаривать с Изабеллой не хотелось. Ждать от нее утешений я не могла. Она принялась бы поддерживать мужа, сказала бы, что я юна и неопытна, что Георг мой опекун и печется о моем благе.

Уставясь на булыжники, которыми был вымощен двор, я думала о том, как Ричард приехал в Уорик-корт и его не пустили стражники. Представляла себе его гнев. Он этого так не оставит. Наверняка приедет снова.

Из дома тихо выскользнула служанка, которой я раньше не видела. Их было очень, много в Уорик-корте, всех я знать не могла.

Она подошла ко мне, осторожно огляделась по сторонам и негромко сказала:

— Миледи, я должна с вами поговорить. У меня послание от... герцога Глостера.

Мое сердце учащенно забилось.

— Дай его сюда.— Нам надо поговорить, миледи. Здесь я боюсь. За вами могут наблюдать. Может, разрешите... у вас в комнате?

— Да... конечно. Пошли.

— Миледи... если будете там... я приду, как только смогу. Принесу что-нибудь... если спросят... я скажу, что вы меня за этим посылали.

— Хорошо, я иду к себе.

— Пожалуйста, миледи... посидите еще немного. Я приду, как только смогу. Необходимо соблюдать осторожность.

Служанка сделала реверанс и ушла.

Я заставила себя посидеть еще чуть-чуть, затем прошлась по двору и уже потом поднялась в свою комнату. Ждать пришлось недолго — к счастью, потому что терпение у меня лопалось.

Вошла служанка чуть ли не крадучись.

— Миледи, — сказала она, — я с посланием от герцога Глостера.

— Как оно к тебе попало?

— Моя подруга служит в Кросби-плейс.

Я кивнула. Мне было известно, что Ричард, находясь в Лондоне, большей частью живет там.

— Так, — сказала я. — Давай послание.

— Оно устное. Я должна изложить его.

— Ну так излагай... пожалуйста... побыстрее.

— Герцог хотел повидаться с вами, но его не пустили сюда.

— Знаю.

— Братья поссорились, а король старается угодить обоим. Герцог, миледи, хочет, чтобы вы уехали с ним.

— Куда?

— Вот это я и должна сказать вам. Подготовьтесь к отъезду после того, как двор опустеет на ночь. Карета будет вас ждать, на ней вы уедете в

безопасное место. Там у вас состоится встреча с герцогом. Когда будете готовы, я отведу вас к карете. Герцог хочет увезти вас отсюда. Между братьями не должно быть распрей. Если они возникнут, то неизвестно, чью сторону примет король. Сейчас вы находитесь во власти герцога Кларенса. Герцог Глостер хочет вырвать вас из его рук.

— Подготовлюсь, — сказала я.

— И... миледи... если что... прошу, не выдавайте меня.

— Не выдам. Даю слово.

— Джеку и мне придется плохо... если милорд Кларенс...

— Понимаю. Не бойся.

— Вечером, поскольку герцог здесь, в большом холле будет пир. Уходите оттуда, как только сможете, и готовьтесь. Когда постучу в дверь, выходите сразу же и следуйте за мной. Я провожу вас до кареты и вернусь. Вы поедете прямо в убежище, а завтра к вам приедет герцог Глостер.

— Большое спасибо. Я никогда не забуду твоей помощи.

Служанка поцеловала мне руку и вышла.

Не знаю, как мне весь день удавалось скрывать волнение.

После полудня мы с Изабеллой, как зачастую, сидели за вышиванием. Выглядела я, наверно, озабоченной, однако в этом не было ничего

необычного.

— Анна, — сказала Изабелла, — думаю, ты начинаешь понимать, что Георг прав.

Я кивнула и опустила взгляд к пяльцам.— В конце концов, он думает только о твоем благе. Я промолчала опять. Меня поражала собственная двуличность, однако я непрерывно твердила себе, что ни словом, ни жестом не должна выдавать своего замысла.

В тот вечер в холле шло шумное веселье, как всегда, если присутствовал герцог Кларенс. Длинные столы были уставлены кувшинами, собрались все пажи и сквайры, которых неизменно приглашали для компании.

На балконе играли менестрели, поварята, слуги и служанки сновали на кухню и обратно.

Герцог сидел за стоящим на возвышении столом посередине, Изабелла справа от него, я слева.

Он был весел, то и дело ласково касался рукой жены. Та довольно улыбалась. У меня сильно билось сердце. Мне очень хотелось поскорее уйти к себе, а оттуда к ждущей карете.

Кларенс был необычно любезен со мной. Видимо, Изабелла сказала ему, что я одумалась, поняла, что нужно повиноваться опекуну и впредь буду послушной.

Я обратила внимание, что мой зять много пьет, но с ним это часто бывало. Он потребовал песню. Менестрели стали петь о любви, и в глазах у него появился сентиментальный блеск.

Потом Кларенс похлопал меня по руке.

— Анна, дорогая сестричка. Я позабочусь, чтобы у тебя все было прекрасно. Твое благо — одна из моих первейших забот. Ты знаешь это, не так ли?

Он подался ко мне, и я ответила:

— Знаю, милорд, что вы думаете о моем будущем.

— Ты сестра моей любимой жены, а все, связанное с ней, дорого моему сердцу. Выпей со мной... за наше счастливое будущее. Вина... доброй мальвазии леди Анне.

Один из слуг наполнил мой кубок.

— За будущее, — сказал Кларенс. — За нашу с тобой дружбу, Анна. Она непоколебима, как утес, и останется такой навсегда. О, да ты не пьешь. Пей до дна. Иначе я сочту, что ты со мной неискренна.

Я заставила себя выпить.

— Ну вот. Теперь мы друзья. Видишь, Изабелла? Мы с Анной понимаем друг друга. Так что, дорогая, больше не волнуйся за нас.

— Она знает, что ты думаешь о ее благе, — сказала моя сестра. — Правда, Анна?

— Знаю, что милорд герцог думает о моем будущем, — двусмысленно ответила я.

— Ну что ж, — сказал Кларенс, — послушаем еще песню. Скажите менестрелям. На сей раз веселую хороводную.

Зазвучала песня, кое-кто принялся танцевать, и, казалось, прошло много времени, прежде чем я смогла уйти к себе в комнату.

Войдя, я сразу же надела плащ и стала ждать. Вскоре послышался негромкий стук в дверь.

— Готовы, миледи? — прошептала служанка. — Ничего не берите с собой. Так велел милорд.

— Готова.

— Тогда пошли.

Я стала спускаться вслед за ней по винтовой лестнице. Шли мы тихо. Я молилась, чтобы навстречу никто не попался.

Нам повезло, во двор мы вышли незамеченными. Быстро пересекли его... проскользнули в ворота... там стоял экипаж.

Служанка распахнула дверцу, и я вошла внутрь.

— С Богом, миледи, — сказала она и побежала обратно. А я поехала в тряской карете прочь из неволи... от герцога Кларенса.

Меня стала охватывать дремота. Веки отяжелели. Я чувствовала себя до того вялой, что даже не задавалась вопросом — почему, хотя, казалось бы, тут мне следовало быть очень настороженной.

Карета остановилась. Кучер спустился и заглянул внутрь.

— Вам удобно, миледи?

— Да. Уже приехали?

— Пока нет. Осталось недалеко.

— Куда мы направляемся?

— Не могу сказать. Жду указаний. Все хорошо. Подремлите немного. Скоро приедем на место... там вас будут ждать.

Я закрыла глаза. И легко погрузилась в сон.

Проснулась я внезапно. И не сразу вспомнила, что со мной. Потом голова прояснилась. Меня везут в карете туда, где мы встретимся с Ричардом.

Я села. Кареты не было. Я находилась в маленькой комнате... на чердаке. Пол был выстелен камышом, я лежала на матраце. Стоял какой-то непривычный запах. Через некоторое время я поняла, что пахнет прогорклым жиром и другими неприятными ингредиентами.

Подняв руку к горлу, я коснулась грубой ткани своего платья. Но ведь на мне были бархатное платье и плащ. Я готовилась к встрече с Ричардом. Должно быть, это сон. Я попыталась стряхнуть его, но он стал походить на кошмар.

Незнакомая комната... незнакомое платье... снизу доносились голоса... крикливые, резкие... и стук лошадиных копыт. Рядом проходила какая-то улица.

— Кто здесь? — крикнула я. — Где я нахожусь?

Какая-то сидевшая в тени женщина встала и подошла.

— Как самочувствие, Нэн?

— Нэн? — переспросила я.

— У тебя опять был приступ.

— Я не Нэн.

— Слушай, — сказала женщина, — хватит. Мы по горло сыты твоими причудами. Кончай, а?

— Не понимаю, о чем вы говорите. Как я оказалась здесь? Меня везли в карете к убежищу.

Женщина расхохоталась.

— Вижу, тебе бы только не мыть сковороды с кастрюлями. И брось важничать. Говори по-простому, как мы все. Надоели нам твои представления... побыла в служанках у какой-то знатной леди и все корчишь из себя такую же. Не верим мы в твои байки, Нэн. Никогда не верили. Ты Нэн и никто больше. А теперь поднимайся, ступай на кухню. Может, успеешь еще получить корку хлеба да глоток эля.

Меня охватил непередаваемый страх. Я спросила:

— Вы знаете, что я леди Анна Невилл?

— Конечно, — ответила женщина. — А я архиепископ Кентерберийский. Ну-ну, вставай.

Я с трудом поднялась на ноги. Обратила внимание, что пол в комнате наклонный.— Скажите, пожалуйста, — спросила я, — что произошло? Я выехала из Уорик-корта в карете. Что случилось? Я, должно быть, сплю.

— Ты только и делаешь, что спишь... а тебе положено мыть сковороды с кастрюлями. На кухне нужно работать, девочка. Ничто не делается само собой.

— Помоги мне, Господи, — взмолилась я. — Не дай сойти с ума.

И получила толчок, от которого отлетела к стене.

— Скажите, пожалуйста, что это означает? — умоляюще обратилась я к женщине. — Кто привез меня сюда? Где моя одежда? И где я нахожусь?

— Не дури, Нэн. Прекрасно знаешь где. Ты здесь уже целый месяц. Иногда мне кажется, с головой у тебя и впрямь неладно. Никто не верит твоим россказням, будто ты знатная особа. Брось, а то люди скажут, что ты совсем рехнулась. Уже не видишь разницы между тем, что есть и что тебе мерещится.

Она подтолкнула меня к двери. За дверью оказалась лестница. Женщина взяла меня за руку и потащила вниз.

Мы прошли по темному коридору, распахнулась еще одна дверь. Меня ослепил свет из окна, за которым виднелся двор с высокими закромами.

Я замигала и увидела, что нахожусь в кухне. У стола стоял мужчина. Под его расстегнутой рубашкой виднелась волосатая грудь, руки тоже были покрыты завитками волос. Рослый, властный, он с любопытством поглядел на меня.

— Опять заспалась, — сказала женщина.

— Требую ответа, где я нахожусь и кто привез меня сюда! — воскликнула я.

Там находились две девицы: одна пухлая, с веселым, наглым лицом, другая маленькая, бледная, неприметная.

Пухлая важно вышла на середину кухни и, пытаясь имитировать мой голос, произнесла:

— Требую ответа, где я нахожусь и кто привез меня сюда!

— Кто ты сегодня, милочка? — спросил мужчина.

— Как это понять?

— Леди Грязь или мадам Навоз? — спросила пухлая.

Я с ужасом уставилась на них. Мне стало ясно, что против меня устроен какой-то заговор и эти люди участвуют в нем.

— Перед вами леди Анна Невилл, — сказала я. — Я ехала из Уорик-корта в убежище. Будьте добры, немедленно отправьте меня туда.

Мужчина поклонился со словами:

— Карета ждет вас, миледи.

— Где она? — спросила я, и все покатились со смеху.

— Послушай, — сказала пухлая девица, — хватит уже. Не примется ли ваша милость за мытье сковородок? Они скоро понадобятся.

Я никогда не мыла посуды. И не знала, как взяться за дело. Рядом со мной стояла худощавая девица. Она предложила:

— Давай помогу. Кто-то произнес:

— Сейчас шлепнется в обморок.

Меня усадили в кресло. Кухня кружилась перед глазами. В голове роились мысли. Служанка, сказавшая, что принесла послание от Ричарда... внимание сидевшего рядом со мной Кларенса... его любимая мальвазия, которую он заставил меня выпить. Да, это заговор... подлый заговор. Ричард тут совершенно ни при чем.

В вино подмешали снотворного, кучер ждал, пока оно подействует, чтобы я не видела, куда он меня везет. И привез сюда, в это ужасное место. Ричард не узнает, где я.

Когда безысходность положения стала ясна, я отупела от ужаса. Все окружающие меня отвратительные люди — участники заговора. Они хотят внушить мне, что я не леди Анна, а какая-то Нэн.

Казалось, с прошлой жизнью покончено. Я была пленницей в этом жутком месте. Жертвой заговора, во главе которого стоял герцог Кларенс.

Даже теперь, когда я вспоминаю то время, мне с трудом верится, что это происходило со мной. Положение мое было беспросветным, иногда я с трудом сохраняла рассудок. Те люди почти убедили меня, что я сумасшедшая.

Приходилось постоянно шептать себе: «Я леди Анна Невилл. Дочь графа Уорика. Невеста Ричарда Глостера. Все эти люди лжецы. Они играют роли, написанные для них в пьесе. Почему? И кто автор пьесы?»

Я, разумеется, знала кто. Кларенс. Мой враг, наш с Ричардом враг. Он стремился воспрепятствовать нашему браку любой ценой. Потому и упрятал меня сюда. Хотел от меня избавиться? Тогда почему не прибегнул к помощи убийц? Не посмел? Ричард был моим защитником. Кларенс доводился братом королю — но и Ричард тоже.

Что, если бы Кларенс повелел этим людям убить меня? Они закопали б где-нибудь мой труп или бросили б в реку, и я бы бесследно исчезла.

Два дня я пробыла в отупении; потом, когда слегка привыкла к той гнетущей обстановке, мой разум пробудился от безнадежной летаргии, и я стала размышлять над поисками выхода.

Женщина, которую, пробудясь, я увидела первой, под угрозой побоев заставила меня работать. Мне пришлось играть уготованную мне роль кухонной служанки.

Я узнала, что нахожусь в пекарне, торгующей мясными пирогами. За мной пристально следили и не выпускали из кухни, когда лавка бывала открыта. Обе девицы обслуживали покупателей.

Мне поручали следить за мясом на вертелах, мыть кастрюли и сковороды. У меня это получалось плохо. Приходилось стоять у корыта с грязной водой и, погрузив в нее руки по локоть, оттирать кухонную посуду. Женщина приказывала мне подать то одно, то другое, и поскольку я не знала, что она имеет в виду, то была в первые дни неуклюжей и нерасторопной. Меня постоянно обзывали идиоткой, дурой. Любимым словечком у них было «безмозглая»; и, если я даже сознавала, что от меня требуется, понять их речь, очень отличавшуюся от привычной мне, было довольно трудно.

Я стала узнавать кое-что об этих людях. Мужчина работал то на кухне, то в лавке. Звали его Том. Пекарня принадлежала ему и его супруге, носившей имя Мег. Это была та самая женщина, которую я увидела первой. Наглую девицу звали Джилли, другую Джейн.

Следили все за мной как-то тайком, и это слегка поднимало мне дух. «Значит, — думала я, —они знают, что я вовсе не Нэн, что меня привезли сюда против моей воли и получили приказ выполнять полученные распоряжения. Поэтому вынуждены делать вид, что я здесь уже давно, что я безмозглая Нэн, возомнившая о себе, так как побывала в служанках у богатой женщины».

Сперва я твердила, что являюсь леди Анной Невилл, и требовала, чтобы о моем местопребывании сообщили герцогу Глостеру.

Надо мной принялись насмехаться.

— Герцогу Глостеру? Слышали?

—Да-да, слышали. Странно, что она опустилась так низко. Почему не её приятелю королю?

— Ладно, — сказала я. — Ладно. Сообщите королю. Тогда увидите.

— Он, смотришь, пришлет тебе корону поносить, — высказала предположение Джилли.

Таким образом ничего добиться было нельзя. Требовалось разобраться, что здесь к чему. Обманывать их. Вести себя тихо и все подмечать. Найти способ вырваться отсюда.

Обе девицы, Джилли и Джейн, спали в комнатке, похожей на мою. Я ночевала одна, что было показательно. Знала, что мою дверь по ночам запирают. Догадывалась, что они не смеют допустить моего побега.

В первые дни ела я мало. Та пища не лезла мне в горло. И от манер этих людей меня мутило.

Прошло два дня и две ночи. Как я вынесла их? Все настаивали, что я полубезумная Нэн, возомнившая себя знатной леди.

К концу этих двух дней я так измучилась, что необходимо было что-то предпринимать. Отчаяние обострило мой разум. Требовалось сделать вид, будто я смирилась... только тогда они могли ослабить надзор, только тогда можно было выяснить их намерения, только тогда можно было найти способ бежать.

У Джейн я обнаружила какое-то добросердечие. К тому же она была туповата — более, чем Джилли, не лезшая за словом в карман.

Мы с Джейн работали вместе. Я наблюдала за ее обращением с кастрюлями и сковородами. Она показывала мне, где брать ту утварь, которая требовалась Мег или Тому.

Однажды, когда мы были на кухне одни, я спросила ее:

— Где мы находимся? Где расположена пекарня?

— На Чипе, — ответила она.

Я слышала об этой лондонской улице.

— Кто покупает здесь пироги?

— Всякие люди.

— Почему меня не пускают в лавку?

— Не знаю.

— А тебя пускают.

— Иногда.

— Значит, ты видишь людей? Она кивнула.

— Давно ты здесь?

— С прошлого августа.

— Ты ведь не видела меня до того, как я пришла с Мег на кухню и упала в обморок?

Джейн не ответила и отвернулась.

Мне требовалось соблюдать осторожность. Не тревожить эту девицу. Она определенно забеспокоилась, когда я пыталась вытянуть у нее сведения. Она знала, как и все, что я не помешанная Нэн, работающая у них уже давно.

— Кто еще работает здесь? — спросила я в другой раз.

— Только мы.— Приходят сюда люди с королевского двора?

— Не знаю.

— А из Кросби-плейс... слуги и служанки? Их там, должно быть, целые сотни.

— Не знаю.

— Из Уорик-корта? Она пожала плечами.

Видимо, кое-кто мог появляться там. Я знала, что, когда отец бывал в Уорик-корте, его люди наводняли весь Лондон. Говорили, что эмблему зазубренного жезла можно было видеть во всей тавернах. А если в тавернах, то почему бы и не в пекарнях?

За мной наблюдали очень пристально. Видимо, овладевшее мною спокойствие удивило их. Я перестала называть себя леди Анной Невилл. Им могло показаться, что приняла роль безмозглой Нэн, но все же они оставались несколько подозрительными.

Том внушал мне тревогу. Работая, я часто ощущала на себе его взгляд. Иногда он покрикивал на меня, называя идиоткой, дурой. Другим говорил: «Порядок. Дела вроде идут на лад» — и прикасался к моему плечу. Я при этом съеживалась. Близость его была мне невыносима. Я обратила внимание, что Мег и Джилли при этом не сводят с него глаз.

Оставаясь наедине с Джейн, я пыталась втянуть ее в разговор.

Как-то я сказала ей:

— Кажется, Мег очень старается угодить Тому.

Она удивленно посмотрела на меня.

— Очень счастливая пара, правда? — продолжала я.

И услышала ее обычный ответ:

— Не знаю.

— Не кажется тебе, что Мег слегка ревнива?

Это был опасный разговор. Поначалу лицо Джейн ничего не выразило. Потом губы ее искривились в лукавой улыбке, и она ответила:

— Хозяин... ужасно падок на женщин.

Стояла жара. Кухонные запахи распространились по всему дому и вызывали у меня тошноту. Я думала, долго ли смогу их выносить. Твердила себе, что вскоре должно что-то произойти. Ричард узнает, что в Уорик-корте меня нет. И примется за поиски:

Я заметила, что Том часто смотрит в мою сторону. Подумала, что он выискивает у меня какие-то неполадки, но ошиблась. Он попросил принести одну из сковород и, когда я подала ее, коснулся моей руки. Я поспешила прочь. Из головы у меня не шли слова: «Хозяин... ужасно падок на женщин». Тощая, грязная, взъерошенная, я все же была женщиной и дрожала от страха.

Той ночью, лежа в постели, я твердила себе, что надо спасаться. Вбежать в лавку, сказать кому-нибудь, кто я. Постараться вырваться на улицу. Я бежала бы и бежала. Кто-нибудь проводил бы меня до Кросби-плейс.

Я то и дело клевала носом, потому что к концу дня постоянно выбивалась из сил. Почти ничего не ела. Становилась все тоньше. Поддерживала меня лишь твердая уверенность, что вечно так продолжаться не может.

Проснулась я в испуге, словно ощутив приближение опасности. Мне был слышен стук моего сердца.

В замке повернулся ключ. Дверь медленно открылась, и я увидела Тома, глаза его блестели, приоткрытом рту виднелись желтые зубы. Он подходил, с вожделением глядя на меня. В его намерениях нельзя было сомневаться.

Подскочив изо всех сил, я громко закричала. Ужас и отвращение придали мне быстроты, я проскользнула мимо Тома. Он попытался схватить меня, но не успел. Я выскочила на лестницу, ведущую к кухне. И, когда он бросился за мной, подняла крик.

Мчалась я опрометью. Том следовал по пятам, бранясь себе под нос.

Я кричала:

— Прочь! Как ты смеешь? Оставь меня! Ты знаешь, кто я? Только тронь!

От ужаса и отвращения меня мутило. Оказавшись на кухне, я стала дергать дверь, ведущую в лавку. Мне пришла мысль попытаться убежать из этой пекарни.

А потом я увидела Мег.

Она стояла, подбочась и сверкая глазами. Я бросилась к ней.

— Спаси! Не позволяй ему...

Мег схватила меня и заслонила собой. Потом заорала:

— Дурак! Похотливый козел! Из-за тебя все угодим на виселицу. Спятил? Ни одной юбки не можешь пропустить. Понимаешь, что с тобой сделают, если узнают? Вздернут... а заодно и всех нас. Распалился на эту леди, идиот?

Я стояла, прижавшись к стене. Мег в своем гневе была великолепна. Меня поразило, как она повлияла на Тома. Он таращился на нее со страхом в глазах. Превратился из распаленного похотью мужчины в дрожащее существо. Ее слова попали в цель. Они знали, кто я. И получали плату за то, что, держали меня пленницей, внушая мне, будто я помешанная служанка. Впервые с тех пор, как я очутилась здесь, они это выдали. И притом вполне определенно. Теперь не смогут сказать, что я полоумная Нэн, живущая в грезах. Я леди Анна Невилл, И отныне все их уловки будут бессмысленны.

— Возвращайся к себе в комнату, Нэн, — сказала Мег. — Не бойся этого идиота. Он к тебе больше не сунется. Я позабочусь об этом. И о том, чтобы ты, муженек, не довел нас всех до виселицы.

Она подтолкнула меня к двери.

— Лучше дайте мне уйти, пока не поздно, — сказала я. — Если отпустите сейчас, я всеми силами постараюсь спасти вас от расплаты за содеянное.

— Заткни рот.

Пока я поднималась по лестнице, Мег подталкивала меня в спину. Потом втолкнула в комнату. Ключ все еще торчал в замке.

— Гостей у тебя больше не будет, — сказала она. — Не только сегодня, но и вообще никогда.

Потом заперла меня, и я услышала ее шаги вниз по ступеням.

Я прислонилась к стене, испытывая головокружение, но вместе с тем и легкое торжество.

Я чудом спаслась от невыносимой участи. Меня мутило при воспоминании об этом отвратительном, пыхтящем, распутном скоте и его намерениях. Мег спасла меня. Я была ей благодарна. Но она еще и покончила со всеми сомнениями, какие могли прийти мне в голову. Я — это я, нахожусь в здравом уме и должна бежать отсюда.

Они, конечно, поймут, что выдали себя. Мег сообразит это, когда ее гнев на мужа слегка поостынет.

Как ни испугал меня этот случай, я сознавала, что должна ему радоваться. Теперь Мег будет следить за отношением Тома ко мне, а от него она была самым надежным защитником.

Сон не шел. Я легла на тюфяки стала обдумывать планы бегства.

Прошло еще два дня. Том на меня не смотрел. Он явно стыдился того, что жена приструнила его и унизила... в моем присутствии.

Мег тоже избегала меня. Я радовалась этому. Отношение ее ко мне изменилось. Она стала меньше ругаться. Я завела с Джейн разговор об улице. Сказала, что хотела бы выходить туда вместе с нею.

Джейн промолчала.

— Могла бы ты взять с собой меня? Она покачала головой.

— Джейн, — не отставала я, — видела ты меня до того, как со мной приключился обморок?

Она не ответила.

— Скажи правду, Джейн, — попросила я. — Тебе сказали, что я помешанная Нэн, и ты должна делать вид, будто раньше мы работали здесь вместе, но мне казалось, будто я — это не я. Так ведь?

Джейн вновь покачала головой.

— Ты Нэн, — сказала она, будто повторяя затверженный урок. — Когда-то работала в большом доме и вообразила себя его хозяйкой... леди Анной, фамилии не помню. У тебя с головой неладно.

— Джейн, ты знаешь правду.

— Отвяжись от меня.

— Если б ты на улице сказала кому-нибудь...

Джейн поспешила уйти. Я видела, что она боится. А что, если обратиться к Джилли? Та посмышленее. Попробовать подкупить ее, чтобы как-то меня вывела? Далеко бы удалось уйти с ней? Я сознавала, что эти девицы - единственная моя надежда. С владельцами пекарни Кларенс... больше было некому... очевидно, заключил договор, чтобы меня держали здесь пленницей. От них ждать помощи я не могла.

Потом наконец-то мне повезло. Тома, как, наверно, и многих, подвела похоть.

После той жуткой ночи я стала подмечать то, что раньше ускользало от моего внимания. Видя Тома и Джилли вместе, я догадалась, что между ними существует какая-то связь. Опасность, что Мег прознает о ней, несомненно, придавала остроты их отношениям.

Джилли была чувственной девицей, очевидно, в любовниках недостатка у нее не было, и, как Том, она потакала своим страстям. Тесное соседство двух таких людей должно было неизбежно привести к скандалу.

Его-то я и ждала.

Произошел он во второй половине дня, когда торговля шла еле-еле. Джейн на всякий случай сидела в лавке, хотя между тремя и пятью часами покупатели приходили очень редко. Я домывала на кухне сковороды. Вдруг послышался шум.

Из окна я увидела выбегающую во двор Джилли. Блузка ее была спущена с плеч. За ней следовал Том, раскрасневшийся, взъерошенный, в расстегнутой рубашке — а за ними мстительная Мег.

Джейн, хихикая, вошла на кухню.— Попались, — прошептала она. — Ничего удивительного — они совсем распоясались. В любое время... где попало...

Мег злобно выкрикивала:

— Найди себе своих хахалей, потаскуха. Убирайся отсюда. Обоих бы вас прогнать. А ты... бабник... удержу не знаешь. С леди не вышло, так на потаскуху полез.

Джилли направилась к Мег. Обе были крупными женщинами.

Джилли вцепилась Мег в волосы. Та ударила ее ногой, и через секунду они катались по земле, колотя друг друга.

До того я ни разу не видела дерущихся женщин. Зрелище было отвратительным. Том стоял растерянный, беспомощный. А мы с Джейн глядели на них из окна.

Кто победил в драке, не знаю. Казалось, обе внезапно пришли к какому-то решению. Поднялись, свирепо глядя одна на другую. Волосы их растрепались, лица были в крови, казалось, это не люди, а обезьяны.

Потом я услышала резкий, властный голос Мег:

— Чтоб твоей ноги здесь больше не было. Немедля убирайся. Пекарня моя. И ты тоже, — глянула она на Тома, — заруби это на носу. Проваливай отсюда, безмужняя. Мне такие, как ты, не нужны.

На лице Джилли отразился испуг. Одно дело подраться с Мег, другое — оказаться на улице. Этой девице, несмотря на ее браваду, работа в пекарне была необходима.

Она повернулась к Тому.

— Ты это допустишь?

Том не ответил. Я поняла, что Мег здесь главная. Пекарня принадлежала ей, и она никому не

позволяла забывать об этом. У меня мелькнула мысль — как эти женщины могли драться из-за Тома? На месте Мег я была бы рада выгнать его вместе с Джилли.

Но, видимо, Мег смотрела на это иначе. Том принадлежал ей, и она не хотела его терять, хоть и вынуждена была постоянно вести борьбу с мужниным распутством.

Джилли обрушила поток ругательств сперва на нее, затем на Тома.

После этого она вошла в дом, оставив супругов во дворе. Стала подниматься в комнату, которую занимала вместе с другой девицей, и при звуке ее тяжелых шагов меня осенила мысль.

Я поднялась следом за Джилли и вошла. Девица сидела на тюфяке, уставясь в одну точку.

— Тебе что нужно? — спросила она.

— Поговорить с тобой.

— Уйди.

— Нет, — ответила я. — Не уйду. Куда ты отправишься отсюда?

— Тебя не касается.

— Касается. Тебе некуда идти. У тебя расцарапано лицо. Помочь?

— Говорю, уйди.

— Я знаю, как тебе преуспеть. Ты сможешь завести собственную пекарню... если сделаешь, о чем попрошу.

— Безмозглая, — сказала она, но уже помягче.

— Зачем тебе оставаться здесь, работать на них... даже если б и смогла? Быть в подобных отношениях с таким человеком? Ты можешь завести себе такую же пекарню и выйти замуж.

— Убирайся.

— Подумай... пока не поздно. Джилли заколебалась.

— Каким образом?— Ты знаешь, что я не помешанная Нэн, так ведь? Знаешь, что меня сюда привезли однажды ночью, и вам велели играть роли... делать вид, будто я простая служанка, возомнившая себя важной особой. Знаешь, что я действительно леди Анна Невилл. Привезли меня потому, что вышел спор из-за денег. Если ты отправишься в Кросби-плейс и попросишь встречи с герцогом Глостером... скажешь, что у тебя есть сведения об Анне Невилл... он примет тебя и выслушает. Скажи ему, где я, и, когда он приедет за мной, я позабочусь... мы оба позаботимся, чтобы ты получила щедрую плату.

— Сумасшедшая.

— Нет... и ты это знаешь. Используй эту возможность. Другой такой больше не представится. Куда ты пойдешь отсюда? Для тебя это выход... не упускай его.

— Кто станет меня слушать?

— Герцог Глостер. Он ищет меня. И выслушает любого, кто скажет, где я нахожусь. Поверь, это правда. Те трое понесут наказание за свой поступок. Тебе ни к чему быть соучастницей их преступления. Для тебя это благоприятная возможность. Прошу, воспользуйся ею не только ради меня, но и ради себя. Сделай, как я сказала. Что тебе терять?

— Отправиться в Кросби-плейс, — пробормотала Джилли.

— Да, в Кросби-плейс. Ты сможешь это сделать. Ты умеешь заставить людей слушать себя. Попроси кого-нибудь, пусть тебя проводят к герцогу Глостеру.

— Меня поднимут на смех.

— В таком случае скажи, что они пожалеют, так как ты пришла от Анны Невилл, дочери графа Уорика.

В ее глазах блеснул интерес.

— Сделай это, Джилли, — попросила я. — Терять тебе нечего, а приобрести ты можешь все.

— Ты действительно веришь в это? В то, что ты и есть та самая знатная леди, кем себя называешь?

— Джилли, я Анна Невилл. Сделай то, что я прошу, и убедись. Обещаю, ты не будешь забыта. И герцог, и я будем вечно тебе благодарны, если поможешь мне вырваться отсюда.

— Уходи, — сказала она и принялась увязывать свои вещи в узел.

Я ушла. Надежда в душе у меня боролась с отчаянием,

Трудно было сказать, как поступит Джилли. Вскоре после нашего разговора она покинула пекарню.

Я лежала на тюфяке. Мег заперла меня. Ключи теперь находились у нее, и это придавало мне ощущение безопасности.

Я думала о Джилли. Пошла она в Кросби-плейс? А что скажет стража, если женщина с исцарапанным лицом, в рваной, не особенно чистой одежде попросит встречи с герцогом Глостером? Прогонит ее.

Только от Джилли не так-то легко отделаться. Все зависит от того, поверила ли она мне. Если да, то будет стоять на своем.

В конце концов, как я сказала, терять ей нечего, а получить она могла бы многое.

Сумеет ли она пробиться к Ричарду? Если упомянет мое имя... Да, услышав его, он поговорит с ней. Только сможет ли она приблизиться к нему?

И тут... я услышала внизу крики.— Откройте! Открывайте!

Мег закричала. Послышался голос Тома. В окно я видела факелы. Дверь распахнулась, и я услышала, как люди ворвались внутрь. Должно быть, они первым делом бросились в лавку. По лестнице зазвучали шаги.

Раздался голос:

— Анна! Анна! Ты здесь? Меня звал тот, кого я ждала.

От радости я едва не лишилась сознания. Я заколотила в дверь.

— Здесь, здесь... Ричард! Меня заперли. Послышался его крик:

— Где леди? Ведите меня к ней! Живо, слышите, живо!

Шаги. Скрежет ключа в двери. Ричард. Несколько секунд он не узнавал меня, и я внезапно вспомнила, как выгляжу. Потом воскликнула:

— Ричард! Ты приехал! Джилли нашла тебя. О, слава Богу!

Я бросилась к нему, и он обнял меня. Радость этой минуты после всех тягот и унижений была почти непереносима. По щекам у меня текли слезы. Я освободилась. Кошмар окончился.

УБЕЖИЩЕ

Дальнейшее казалось сном, помню я лишь его обрывки. Радость езды по тихим ночным улицам на коне Ричарда; блаженство ощущать его близость; ужас при мысли, как я выгляжу в грязном платье, непричесанная, пропахшая отвратительными запахами кухни, которые мучили меня с самого начала и к которым я слегка привыкла.

Я была не той Анной, которую Ричард знал много лет, а грязной, дурно пахнущей судомойкой.

Однако он прижимал меня к себе. Был очень нежен и вместе с тем гневен. Я знала, что он весь кипит от ярости. Но тогда мы еще не говорили об этом.

Проезжая по улицам, я благодарила Бога и Джилли. Она исполнила мою просьбу. Я скажу Ричарду, что обещала вознаградить ее, и должна позаботиться, чтобы она получила плату. Джилли сделала возможным мое освобождение; она пробилась к нему, и он нашел меня благодаря ей.

— Я везу тебя в монастырь святого Мартина, — сказал Ричард. — Там ты будешь в безопасности... в убежище. Никто не сможет причинить тебе зла. Монахини о тебе позаботятся. Завтра днем я приеду, тогда поговорим.

Как прекрасно он понимал мое состояние! Мне пока не хотелось разговаривать. Я могла только твердить себе: «Свободна. Все позади. Больше не увижу этой грязной кухни, не буду дрожать на своем тюфяке, прислушиваясь к шагам по лестнице. Смою грязь этой пекарни с тела и выброшу ее из памяти».

В монастыре я вымылась. Одежду, что была на мне, сожгли. Волосы стали чистыми. Приятно было ощущать их на плечах свежими, благоухающими.

Пока у меня не было своей одежды, мне дали надеть серую рясу.

Спала я в маленькой келье с распятием на стене. Для меня это было роскошью.

Днем ко мне приехал Ричард.

— Анна! — воскликнул он. — Ты снова выглядишь моей Анной — хоть и очень непритязательна. Как монашка. Ничего, мы снова вместе. Я просто не могу думать о случившемся. Меня переполняет гнев.

— Ты приехал за мной. Я знала, что приедешь, если дам знать, где нахожусь. Джилли... ту женщину... надо вознаградить.

— Она будет вознаграждена. Ей уже дали еды, одежду, денег. Об этом не беспокойся. Я благодарен этой женщине не меньше твоего. Теперь расскажи... если есть желание вести речь об этом. Или лучше потом? Нам нужно о многом поговорить, и время у нас есть.

Я вкратце рассказала ему о случившемся: как меня увезли ночью, потому что одна из служанок сказала мне, будто он хотел отправить меня в убежище.

— Меня, видимо, опоили, — сказала я, — потому что почти всю поездку я проспала и проснулась уже в той пекарне.

Ричард крепко прижал меня к себе.

— Это проделка Георга, — сказал он. — Георг стремится помешать нашему браку, пока ты не замужем, он твой опекун и полный хозяин над богатством Уорика. А когда выйдешь замуж, половина перейдет тебе. В этом все дело.

— Если так, почему он не убил меня? Ричард весь напрягся.

— Не отважился. Эдуард снисходителен к нему... чересчур снисходителен. Георг полагается на свое обаяние и семейные узы... но может зайти слишком далеко и сознает это. Он интриган, но интриги его часто сумасбродны. Сперва делает, потом думает. Такое уже бывало не раз. Для него главное — не дать нам пожениться. Со временем он придумает другой план и примется осуществлять его на свой неуклюжий манер.

Я содрогнулась:

— Не бойся, — сказал Ричард. — Ничего подобного с тобой больше не случится. Мы поженимся. Только сперва нужно преодолеть два препятствия. Добиться согласия Эдуарда, а он, я уверен, пожелает мне счастья. Потом разрешения от папы, ведь мы с тобой состоим в кровном родстве. И медлить с этим нельзя.

— Твой брат постарается помешать нам. Я его боюсь. И, кажется, всегда боялась.

— О Георге я позабочусь.

— Жаль, что между вами возникли нелады.

— Жаль, но они существуют. Я готов убить Георга. И, возможно, убью. При мысли о том, как меня не пустили, когда я приехал к тебе...

— Расскажи.

— Георг сказал, ты больна... и тебя нельзя видеть. Можешь вообразить мои чувства. Я ответил: «Все равно, меня она примет». Георг заявил, что не допустит этого, так как не хочет подвергать опасности твою жизнь. Какой лицемер! Да, когда-нибудь я определенно убью его.

— Ты уехал и потом вернулся?

— Да. Сказал, что непременно увижусь с тобой. Я не верил, будто ты не в состоянии принять меня. Попытался прорваться силой, но мне преградили путь стражники. Я понял, что для одного из нас дело может кончиться плохо. Эдуард рассердился бы. Он велел нам обоим помнить, что мы одна семья и должны держаться заодно.

Я приехал снова. На сей раз увидел Изабеллу. Она была очень расстроена. Сказала, что ты исчезла из дома неизвестно куда. Тут я понял, что положение очень серьезно. Заподозрил брата в гнусной интриге, однако в чем она заключается, догадаться не мог. Потребовал обыска в Уорик-корте. Искал тебя по всему Лондону. У брата всегда имелись приспешники... люди на его службе. Он любит действовать тайно, но лишен обычного здравого смысла. Я сходил с ума от беспокойства.

— А когда к тебе явилась Джилли?

— А... та женщина. Ее не пускали ко мне. Слава Богу, она из тех, кто не сдается! Выкрикивала твое имя. Кричала, что принесла сведения о тебе и, если ее не пустят к герцогу, всем придется плохо. В конце концов добилась своего. Я почти не верил ее рассказу, однако решил не пренебрегать никакой возможностью. Поэтому поехал... и вот ты здесь... слава Богу, в надежном убежище.

— А чего можно ждать от твоего брата?

— Здесь он до тебя не доберется. Я сегодня же увижусь с Эдуардом. Расскажу о случившемся. Он мне поможет, я знаю. И, когда даст согласие на брак, Георг окажется бессилен.

Я молча закрыла глаза.

— Анна, о чем думаешь? — спросил Ричард.

— Вчера в это время я была там... отчаявшаяся... беспомощная... думала: неужели это навсегда? А теперь я здесь, с тобой и в безопасности. Все так быстро переменилось, даже не верится, что это правда.

— Правда, и скоро я увезу тебя отсюда.

— Мне кажется, я никогда не буду в безопасности... от Георга.

— Когда мы поженимся, он ничего не сможет предпринять, а до того дня ты останешься в убежище.

— Пойми, это был сущий кошмар, Я знаю, он уже позади, и все же не могу в это поверить. Стоит закрыть глаза — кажется, что я лежу на том грязном тюфяке... и вижу сон.

Ричард нежно поцеловал меня.

— Кошмар позади, Анна, — сказал он. — Ты его забудешь. Когда мы поженимся, он улетучится из твоей памяти.

Я в этом сомневалась. Думала, что всегда буду помнить ту жаркую кухню, блудливые глаза Тома, драку женщин во дворе. Что они навечно запечатлелись в моем сознании.

— Где те люди из пекарни? — спросила я.

— Все под арестом.

— Мег, Том и Джейн?

— Их будут допрашивать.

— И накажут?

— Разве они этого не заслуживают?

— Главный преступник — твой брат. Что будет с ним? Надеюсь, те люди не понесут наказания, если не понесет он.

Помолчав, Ричард сказал:

— Поговорю сегодня с Эдуардом. Главное, что мы с тобой поженимся. Я не буду совершенно спокоен, Пока не приму на себя всю заботу о тебе. Сейчас я не волнуюсь, потому что ты в убежище. Пока придется довольствоваться этим, Анна... но продлится это недолго.

— Мне достаточно того, что я вырвалась оттуда и нахожусь с тобой.

Ричард взял мои огрубелые руки, посмотрел на сломанные ногти. Потом коснулся губами рук.

— Это пройдет, — сказал он. — Ты забудешь о случившемся, Анна. Моей главной задачей в жизни будет забота о тебе.

С этими словами Ричард ушел, а я долго сидела, изумляясь счастью, которым обернулся для меня этот кошмар.

Ричард приехал на другой день. Он виделся с королем и рассказал ему о моем приключении. Эдуард был глубоко потрясен. Не только тем, что случилось со мной, но и тем, что в организации этого подозревается Кларенс.

Он послал за Кларенсом.

Хорошо зная всех трех братьев, я прекрасно представляла сцену, которую описывал Ричард. Ощущала тлеющий гнев Ричарда; слышала вранье Кларенса, неправдоподобность которого он пытался замаскировать подкупающим обаянием; и мысленным взором видела Эдуарда, ненавидящего больше всего на свете распри между родными, стремящегося успокоить сначала младшего брата, потом среднего.

— Я обвинил Георга в этом ужасном поступке, — сказал Ричард, — а он, не моргнув глазом, стал отпираться. Нагло заявил, что ты пыталась бежать из страха передо мной. Не хотела выходить за меня замуж и боялась принуждения. Он даже сам стал понимать, как это нелепо. Утверждал, что о пекарне ему не было известно. Что он твой опекун. Эдуард возложил на него эту обязанность, и отказываться от нее он не намерен.

— А что сказал король?

— Поверить этой лжи он, конечно, не мог, но ты ведь знаешь, как всегда относились к Георгу. Стоило ему попасться на какой-то дурной проделке, он сразу же невинно улыбался Эдуарду или сестре Маргарите, придумывал какие-нибудь нелепые оправдания, и его прощали. Эдуард и на сей раз повел себя так же. Сказал: «Анна теперь в безопасности. Бедное; испуганное, неопытное дитя. Мы должны быть добры к ней». Готов был закрыть глаза на роль Георга в этой истории. Не то чтобы верил в его невиновность, просто не хотел знать о его виновности.

— Но ведь он должен как-то наказать Кларенса? А что люди из пекарни?

Ричард пожал плечами.

— От испуга они были не способны говорить внятно. Эдуард сказал: «Анна в безопасности. Больше нам ничего не нужно». И решил их не наказывать.

— Настоящие виновники все же не они.

— Да. Но они причиняли тебе страдания.

Я содрогнулась. Это было правдой. И спросила:

— А Георга... за его роль в этой истории?

— Дорогая Анна, Георг вместе с твоим отцом сражался против короля, Эдуард даже на время лишился трона, однако стоило Георгу вернуться, попросить прощения, сказать, что ошибался... получилось все, как в притче о блудном сыне. Мы закололи упитанного теленка. Таков мой брат Эдуард, а ведь он король, и его слово закон.

— Значит, от этого дела он отмахнулся?

Ричард кивнул.

— Главное, Анна, что мы хотим пожениться… а Георг будет чинить нам препятствия.

— И Эдуард ему позволит?

— Эдуард хочет оставаться в наилучших отношениях с нами обоими.

— Не трудновато ли это в данных обстоятельствах?

— Очень трудно, но Эдуард мастер подобной дипломатии. Потому-то он и любимый всеми король. Конфликты ему ненавистны. Даже странно, что он находился в центре войны Алой и Белой розы.

— Думаешь, он поддержит Георга и нам не удастся пожениться?

— Думаю, начнет изворачиваться, и мы будем вынуждены повременить со свадьбой.

— Если Георгу сойдут с рук его злодеяния, он примется за них снова.

— Кажется, Георг получил встряску. Я не допущу, чтобы его преступление забылось. Он твердит, будто ты убежала, владельцы пекарни тебя похитили и заставили работать на себя. Это не выглядит совершенно невероятным, но я сказал, что знаю от тебя все подробности, и нелепость его утверждений стала ясна.

— А в результате...

— ...он не хочет оставлять своего опекунства над тобой и не собирается давать согласия на наш брак.

— Но ведь если согласие даст король...

— Георг заявляет, что Эдуард назначил его твоим опекуном, следовательно, согласие Георга необходимо.

— Тогда это означает...

— Это означает, что я не позволю Георгу запретить наш брак, но пройдет какое-то время, прежде чем я разберусь с Георгом и открою глаза королю на его истинное лицо.

— Что с людьми из пекарни?

— Их отпустили. Георг говорит, что это чудовищное обвинение, что они поступили наилучшим со своей точки зрения образом. Увидели на улице бездомную и как будто слабоумную девушку; им была нужна судомойка, поэтому взяли ее к себе. Естественно, благовоспитанная юная леди ужаснулась, попав в такие условия, но, когда она пыталась все объяснить, ей не верили и считали ее ненормальной.

— Поразительно, что в такое можно поверить и счесть подобную историю заурядной.

— Уверяю тебя, не будь Георг королевским братом, дело обернулось бы совершенно по-другому. Он в силе, потому что король не хочет обижать его. У Эдуарда на уме государственные дела. Он сказал, что не может допустить ссоры между своими братьями. Ему нужна наша поддержка — и моя, и Георга.

— Как он может доверять Георгу, уже показавшему, что способен на предательство?

— Король, в сущности, не доверяет ему, однако не признается себе в этом. Эдуард лучший на свете человек, но... сердце у него слишком мягкое. Он предан своим родным. Любит меня, в этом я уверен...

— Еще бы. Разве ты не стоял всегда за него?

— Эдуард помнит об этом. Но любит и Георга. До сих пор видит в нем маленького братишку. Георгу нужно совершить что-то поистине ужасное, чтобы восстановить короля против себя.

— По-моему, он уже это совершил, пойдя войной на Эдуарда.

— Вместе с твоим отцом. Но и граф получил в конце концов прощение. Эдуард таков. И поэтому я его очень люблю. Лучшего брата и желать нельзя.

— Ричард, я знаю о твоих чувствах к нему, но он должен как-то отвечать на твою преданность. Как может король успокаивать Георга в ущерб тебе после того, что он сделал не только нам с тобой, но и ему тоже?

— Эдуард таков, — только и смог ответить Ричард, затем продолжил рассказ. Георг обвинил его в том, что он хочет жениться на мне ради моего богатства.

— Георгу досталось многое, благодаря Изабелле, и он не желает делиться ни с кем. Ему нужно все.

— А моя мать?

— Она, по сути дела, узница.

— Ричард, надо что-то сделать. Покуда она в неволе, я не могу быть счастлива.

— Она в убежище. С ней ничего не случится.

— Но она привыкла жить в семье. И будет тосковать без нас.

— Сделаю что-нибудь. Я знаю, Эдуард пойдет нам навстречу.

— Если только не воспротивится Георг? Ричард задумался.

— Возможно, он постарается помешать освобождению вашей матери. Ему это выгодно.

— Он чудовище. Во всем повинна жадность Георга к деньгам и власти. Удивляюсь, что Изабелла так любит его.

— Он умеет быть обаятельным... как и Эдуард. Но любезность Эдуарда непритворна. А Георг надевает маску всякий раз, когда видит в том необходимость.

— Я не буду знать покоя, пока мы не поженимся, пока не освобожусь от Георга.

Ричард понял и, думаю, согласился со мной.

Изабелла приехала ко мне в монастырь. Меня поразила ее бледность, и я невольно обратила внимание, как она похудела.

— Моя дорогая Анна! — воскликнула она. — Я слышала о случившейся с тобой ужасной истории, Как ты могла убежать, ничего не сказав мне?

— Меня обещали отвезти к Ричарду.

— В таком случае, как ты могла ехать к нему? Покинуть нас, хотя мы о тебе заботились?

— Изабелла, ты не понимаешь. Георг стоял между мной и Ричардом.

— Ничуть не бывало. А если и так, то лишь потому, что Ричард тянется к твоим деньгам.

— Не Ричард. Георг.

— Дорогая сестра, ты расстроена. Не будем говорить об этом.

— Изабелла, — раздраженно сказала я, — мы должны об этом поговорить. Тут вся суть. Я хочу выйти замуж за Ричарда. Я выйду за него, и никто — даже Георг — не сможет нам помешать.

— Анна, ты еще слишком юная.

— Оставь, пожалуйста, эту песню. Я не была слишком юной для помолвки с принцем Эдуардом. Большинство девушек нашего положения в моем возрасте выходят замуж. Откуда эта внезапная забота о моей юности? Я много перенесла, я уже не ребенок и хочу выйти замуж за Ричарда. Всегда этого хотела.

— О нем рассказывают ужасные истории. У него есть дети. Что ты об этом думаешь?

— Это уже в прошлом.

— Он так говорит тебе.

— Большинство молодых людей имеет любовниц до женитьбы.

— А про детей что скажешь?

— Изабелла, ты прекрасно знаешь, что в этом нет ничего необычного. Теперь Ричард всегда будет мне верен.

— А что, если он такой же, как его брат Эдуард? Говорят, король не пропускает ни одной женщины.

— Так как эти женщины не хотят, чтобы он их пропускал. Тебе хорошо известно, что они сами стремятся к нему. Ричард не такой, как Эдуард. Георг больше походит на него.

— Уж не намекаешь ли ты...

— Я ни на что не намекаю. Но глупо говорить так о Ричарде. Это нормальный молодой человек, и я знаю, он будет хорошим мужем. То, что Георг устроил мне...

— Георг не устраивал тебе ничего, только заботился о твоем будущем. И очень беспокоился, когда ты сбежала.

— На это толкнул меня он. Внушил мне мысль, что я поеду к Ричарду. Велел одной из служанок обмануть меня, отправил в ту ужасную пекарню. Изабелла, ты не представляешь, каково было там... на той кухне... мне приходилось мыть ужасную, ужасную посуду. Это самая грязная работа. Только вообрази.

— Да, это ужасно, но тебе не следовало убегать. Надо было доверять нам.

— Изабелла, я доверяю тебе, а Георгу нет. Я знаю, что это устроил он, и знаю почему. К сожалению, мы с тобой богатые наследницы.

— Георг не думал об этом, когда женился на мне.

Я ничего не сказала, лишь удивилась, что Изабелла прожила с ним так долго и не поняла его. Видимо, он и любил ее потому, что она видела в нем придуманного, а не настоящего Георга; его это вполне устраивало. Мне было понятно — никаким свидетельствам против мужа она ни за что не поверит.

Я заговорила о нашей матери.

— Ричард хочет ее освобождения. Правда было б замечательно, если б она приехала и жила с тобой или со мной?

— Разве ей плохо в Болье?

— Она там, можно сказать, узница.

— Нет. Живет с удобствами. И очень счастлива.

— Изабелла, ты же знаешь мать. В разлуке с нами она не может быть счастливой. Раньше она старалась постоянно находиться с дочерьми.

— Ну, теперь мы взрослые.

— Ричард спросит короля, может ли она получить свободу и жить с кем-то из нас.

— Почему ты не хочешь жить вместе со мной? Я с безнадежностью посмотрела на Изабеллу.

Как было объяснить ей, что, вкусив однажды «попечения» Георга, я сыта им по горло? Она его жена, счастлива с ним в браке. И никогда не задумывалась над мотивами мужниных поступков. Не из страха ли увидеть в них то, чего ей не хотелось бы?

Как я мечтала о возможности поговорить с матерью!

«Может, и поговорю, — подумала я. — Ричард человек решительный. Действует не под влиянием минуты, как Георг, и, можно не сомневаться, в конце концов добьется своего».

Я заговорила с Изабеллой о прежних днях, мы немного посмеялись. То был лучший способ отвлечься, и я радовалась обществу сестры.

Время потянулось. Король не принимал никакого решения. Ричард объяснил, что он боялся обидеть Георга. Георг был способен на опрометчивые поступки. Обладал большим богатством, и у него были приверженцы.

— Не сердись на меня, — сказал Ричард. — Обещаю, что в конце концов все будет хорошо, но придется потерпеть.

Этого нам меньше всего хотелось.

— Тебе потребуется разрешение папы, — сказал Эдуард Ричарду.

Я подумала о Георге. Не попытается ли он подкупить папу, как-то убедить его не давать разрешения?

Однако, несмотря на все препятствия, которые предстояло преодолеть, я ежедневно радовалась жизни в такой удобной обстановке. Никакие события не могли отогнать воспоминаний о пекарне, и я говорила себе, что, по крайней мере, спаслась оттуда.

Наступило Рождество. Провести его пришлось в монастыре. Ричард сказал, что, если я покину убежище, он не будет знать ни минуты покоя.

Празднество при дворе, по его словам, было нерадостным. Эдуард дулся из-за неладов между братьями, а у тех, едва они оказывались рядом, дело едва не доходило до ссоры.

Эдуард стал сердиться.

— Он почти всегда очень мягок, — сказал Ричард. — Но раздоров между родными терпеть не может. Так что, сама понимаешь, Рождество прошло не лучшим образом.

Потом однажды Ричард приехал в монастырь очень взволнованным.

— Эдуард принял решение! — воскликнул он. — Не знаю, сочтешь ты его хорошим или нет.

— Если смогу покинуть монастырь и мы будем вместе, то, разумеется, сочту.

— Суть дела, как ты знаешь, в наследстве Уорика. Эдуард считает, что если Георг получит большую долю, то может дать — как твой опекун — согласие на наш брак.

— Я не стремлюсь к владению землями.

— Я тоже. Разумеется, Георг станет очень могущественным, хорошего в этом мало. Он и без того так богат, что представляет собой угрозу. И все равно зарится на большую часть. Требует себе Уорик... замок и графство... а также Солсбери. Это, конечно, значительные владения. А нам с тобой достанется Миддлхем.

От радости я захлопала в ладоши.

— Ричард, это замечательно! Как часто я мечтала о Миддлхеме!

— Да, Миддлхем будет нашим. Мы оба любим его больше всех других мест. Вместе с ним нам отойдут северные владения твоего отца. И вот что еще, Анна. Эдуард хочет, чтобы Север находился в моих руках. Говорит, что больше никому не может его доверить. Наш дом будет там.

— В Миддлхеме! — восторженно сказала я.

— Мы вернемся в то место, с которым у нас связано столько воспоминаний.

— Я очень рада. А Георг дал на это согласие?

— Пока нет.

— Как думаешь, даст?

— Он, конечно, хотел прибрать к рукам все владения.

— Но ему не удалось. Может быть...

— Поживем — увидим. Но мне кажется, Георг возьмет то, что ему предлагают. Графство Уорик наверняка соблазнит его.

— Я мечтаю узнать о его согласии, однако невольно думаю, что для Кларенса все обернулось слишком уж благоприятно. Стоит вспомнить, как он обошелся со мной... Думаю, он хотел избавиться от меня навсегда.

— Он бы не посмел. Что ты скажешь о такой возможности? Жалеешь, что Эдуард согласится только на эти условия?

Я покачала головой:

— Лишь бы согласился Кларенс.

Выслушав это предложение, Георг заколебался. Он хотел завладеть всем наследием и, конечно, чувствовал себя обманутым. Благодаря обстоятельствам и Джилли его план рухнул, а я находилась в надежном убежище. Но поскольку он не получил за свое злодейство по заслугам, то имел возможность торговаться, однако в конце концов понял, что надо согласиться на большую часть владении.

Ричард рассказывал, как пришел к Эдуарду по его вызову.

— В глазах у него стояли слезы, при виде меня он воскликнул: «Леди Анна твоя, желаю тебе громадного счастья в семейной жизни. Теперь дело только за разрешением от папы». И после этих слов на его губах появилась озорная улыбка.

— Почему? Что он хотел ею сказать?

— Что влюбленный вряд ли придаст этому большое значение.

— То есть...

— Нам ничто не должно мешать, а поскольку разрешение придет не скоро, можно обойтись без него.

Ричард обнял меня и крепко прижал к себе.

— Никаких задержек не будет. Мы и так ждали слишком долго. Пышной церемонии устраивать, конечно, не станем. Не нужно привлекать внимание Ватикана к нашему своеволию. Но разве пышная церемония нужна тебе? Или мне?

—Нам она не нужна.

— В таком случае венчаемся, а потом... в Миддлхем!