За венчанием последовали два счастливейших года моей жизни. Мы были юными — мне шестнадцать, Ричарду двадцать, — но только по годам. Пережитое сделало нас взрослыми. Оба сознавали, какое это счастье — быть вместе, и стремились наслаждаться им в полную меру.
Каким свежим казался воздух Севера! И какой радостной была поездка бок о бок к дому, который любили и Ричард, и я.
Север стоял за Ричарда. Скромность его людям нравилась больше, чем нарочитое великолепие Эдуарда. Они выходили из домов приветствовать герцога Глостера, сказать: «Благослови вас Бог, ваша светлость», на что Ричард отвечал с достоинством и любезностью.
Как он, бледная тень своего величественного брата, отличался от Эдуарда и Георга! Северяне знали, что могут доверять Ричарду, и заверяли его в своей преданности. Эдуард поступил мудро, избрав Ричарда для правления северными территориями.
Показался знакомый замок. Мое сердце заколотилось от волнения. Для меня он всегда будет родным домом. При виде его, конечно, всколыхнулись печальные воспоминания. Я ощутила тоску по матери и скорбь по отцу. Невольно припомнились те дни, когда он въезжал туда со своей свитой под возгласы: «Уорик!» и на ветру развевались знамена с эмблемой зазубренного жезла. Мы с Изабеллой, глядя с башни, испытывали гордость. Наш отец — король Севера, король всей страны, хоть не по названию, но по сути дела; он возвел на трон короля и решал, как ему править. Потом я подумала о его теле, лежащем на поле битвы под Барнетом... лишенном могущества... лишенном жизни. Коронаторе, но в смерти ничем не отличающемся от самого простого солдата.
Однако мысли эти были некстати. Я приехала домой вместе с мужем. Наконец-то мы поженились, и о прошлом требовалось забыть, потому что оно привело нас к настоящему.
Как мы радовались! Как смеялись и вспоминали: вот поле, где мальчики сражались на турнирах; вот здесь герой Азенкура обучал их боевым искусствам; вот скамья у колодца, где сидел уставший от упражнений Ричард, а рядом я, единственная, кому дозволялось видеть его в такие минуты, поскольку никто не должен был знать, что он слабее других, а на меня можно было положиться.
Скучать нам было некогда. Жившие по соседству дворяне приезжали посоветоваться с Ричардом, и в большом холле каждый вечер царило веселье. Затем Ричарду потребовалось объехать окрестности, я сопровождала его. И очень гордилась, видя, с каким почтением принимают люди моего мужа. Мне нравились их открытые манеры. Я тоже была северянкой, я родилась и выросла здесь. И все они были довольны, что лорд Севера женат на дочери Уорика.
Приятно было оказаться вдали от придворных интриг... от Кларенса с его планами... правда, очень хотелось видеться с Изабеллой и матерью.
Я спала рядом с Ричардом, и пекарня мне больше не снилась. С каждой неделей воспоминание о ней становилось все больше и больше похоже на смутный бред.
Мы жили вдали от Лондона, вдали от двора. И это само по себе было чудесно.
Я сказала Ричарду, что раз Георг оставил нам Миддлхем, то пусть забирает себе остальные владения Уорика.
Так шли те идиллические дни, а потом обнаружилось, что у меня будет ребенок.
Я никогда не думала, что такое счастье возможно. И сказала Ричарду, что печалит меня только одно.
Он с готовностью спросил, что именно.
— Участь матери. Говорят, она находится в убежище, но для нее это тюрьма. Как бы ей хотелось жить вместе со мной и особенно с внуком.
— Эдуард не очень твердо пообещал, что она получит свободу, — сказал Ричард. — Видимо, Георг убеждает его, что ей лучше оставаться в Болье. Я поговорю с Эдуардом, когда увижу его.
— Для этого тебе придется уехать, — ответила я, — а мне этого меньше всего хочется.
Он с грустью посмотрел на меня. Я поняла, что наше безмятежное счастье не может длиться вечно. Когда-нибудь Ричарда потребуют ко двору, и ему придется уехать.
Я гнала от себя эту мысль. Мне хотелось только радости жить здесь вместе с Ричардом и ждать появления нашего ребенка.
Изабелла прислала письмо. Она была очень счастлива.
«У меня будет ребенок, — писала она. — Анна, ты не представляешь, как я об этом мечтала! Помнишь плавание в Кале? Что мне пришлось перенести! Страх... качка... и на судне я... в мучениях. И все понапрасну! Анна, помнишь?»
Я помнила. Такое не забывается. Могла воскресить в памяти так ярко, словно это произошло вчера... торжественные молитвы и тельце, исчезающее в бурном море.
«Нахожусь я в замке Фарли, неподалеку от Бата. Пробуду здесь до родов. Слегка побаиваюсь, но теперь все будет не так, как в прошлый раз. Была бы здесь мать! В такое время матери следовало б находиться рядом со мной, однако Георг говорит, что ей лучше оставаться в Болье».
— Георг! — сказала я себе. — Опять он пытается вершить наши судьбы. Почему не дает волю моей матери? И почему король считает возможным умиротворять его ценой наших страданий?
«Георг уверен, что родится мальчик. Я тоже на это надеюсь, однако наверняка полюбила бы и девочку. Анна, как хотелось бы повидаться с тобой! Север очень далеко. Ричард непременно когда-нибудь поедет на юг. Поезжай с ним, покажу тебе ребенка.
Помнишь Анкаретту Твинихо? Она вернулась к королеве. Королева прислала мне в высшей степени любезное письмо, пишет, что лишилась одной из служанок, та вот уже год путешествует с мужем, а Анкаретта хорошо умеет обращаться с детьми. Не одолжу ли я ей Анкаретту? О моей беременности королева, разумеется, не знает.
Итак, Анкаретта вернулась к прежней госпоже. Думаю, она этим довольна. Где можно еще услышать столько сплетен? Так что буду обходиться без нее. В такое время!
Тем не менее я окружена добрыми подругами и думаю о том, что Анкаретта порасскажет мне, когда вернется!»
Я ответила ей с большим удовольствием, сообщила, что тоже собираюсь стать матерью.
Думать об Изабелле было немного грустно. Она играла большую роль в моей жизни. Мы, бывало, ссорились, как все сестры, но очень любили одна другую. Как не хотелось мне, чтобы она выходила за Георга. Однако наш отец, казалось, был склонен видеть свою дочь в браке с братом короля, которого возвел на трон, только вот к браку их привела попытка свергнуть его с трона. Изабелле и мне приходилось жить по отцовской воле, а он планировал наши судьбы с расчетом увеличить свое могущество, которое пошло прахом в бою при Барнете.
Я подумала о браке, который отец уготовил мне, и вспомнила королеву Маргариту. До меня доходили слухи, что она покинула Тауэр и живет в каком-то особняке под присмотром хозяев — то есть остается узницей. Мне стало любопытно, отпустят ли ее когда-нибудь домой, к родным. Я знала, что она будет печальной, одинокой, поскольку никогда не оправится от утраты любимого сына.
Жизнь сурова. Жестока. Надо радоваться, когда приходит счастье, даже если интуиция подсказывает, что оно быстролетно.
Потом наступил день, когда у меня родился ребенок — красивый мальчик, преисполнивший наши сердца радостью и гордостью. Это явилось вершиной счастья.
Ричард захотел, чтобы мы назвали сына Эдуардом, в честь того, кем он восхищался больше всех; я не противилась.
Пришло письмо от Изабеллы. Я очень обрадовалась тому, что роды у сестры прошли благополучно. Судьба не благословила ее долгожданным мальчиком, но она очень радовалась дочурке, которую назвали Маргаритой.
Жизнью тогда я была довольна. И если б еще мать получила свободу, то была бы полностью счастлива.
Ричард тоже был доволен нашей жизнью в Миддлхеме, но его кое-что тревожило. Шотландцы со дня на день могли устроить беспорядки на границе, к тому же он не совсем доверял кое-кому из дворян. Лордами Севера раньше были Невиллы и Перси, а поскольку могуществу Невиллов со смертью моего отца пришел конец, Перси получили большое влияние. Ричард, как брат короля, разумеется, повелевал всеми, однако Перси это не нравилось. Конфликта с их могущественным семейством следовало избегать, и это постоянно беспокоило Ричарда. Чтобы хранить мир на Севере, Ричарду нужно было иметь в Перси сторонников, а не противников, и ему приходилось постоянно быть настороже.
Я знала, что он послал Эдуарду письмо с описанием положения, и не удивилась, когда в Миддлхем приехал королевский эмиссар.
Он закрылся с Ричардом, и меня волновало, какие он привез новости. Ричард вскоре смог мне сказать. Вид у него был очень мрачный.
— Надо ждать неприятностей.
— Опять Кларенс?
— Боюсь, он причастен к этому.
— Ричард, в чем дело... и чем оно может кончиться?
— Король едет на Север.
— Сюда?
— Нет. Я должен встретить его в Ноттингеме.
Увидев горестное выражение моего лица, он улыбнулся.
— Это обычная встреча, только мне все это не по душе. Кларенс вечно мутит воду. Эдуард, похоже, не сознает, как это опасно. Георг всю жизнь злится, что не самый старший из нас.
— Что он делает теперь?
— В открытую ничего. Но, кажется, вступил в союз с Джоном де Вером, а тот замышляет недоброе. До Эдуарда дошел такой слух.
— Джон де Вер. Это не граф Оксфорд?
— Он самый, притом верный сторонник Ланкастеров. Как все их семейство. Джон был с твоим отцом, когда тот восстановил на престоле Генриха и сражался против нас при Барнете. Потом бежал во Францию. И оттуда постоянно вредил нам. Теперь, как доносят, собрал — при помощи Людовика — отряд и готовится к высадке. Многого сделать здесь ему не удастся, так что бояться тут нечего, однако меня беспокоит связь с ним Георга.
— Почему Эдуард не видит, как опасен для него Кларенс?
— Эдуард не относится к этому серьезно. Георг в его глазах по-прежнему шаловливый, очаровательный братишка. Ты должна признать, что он умеет быть убедительным.
— Только не для меня. Я никогда не забуду его злодеяния. А что предстоит тебе, Ричард?
— Я должен встретиться в Ноттингеме с королем. Он приглашает туда Генри Перси. Очень хочет, чтобы мы с ним заключили соглашение. Волнений на Севере сейчас допускать нельзя. Не печалься. Я скоро вернусь. Эдуард не захочет, чтобы Север оставался без правителя.
Это было правдой, и у меня немного отлегло от сердца.
Ричард уехал на другой день чуть свет. Я вышла к воротам проводить его.
— Пока меня не будет, заботься о сыне, — сказал он. — И о себе. Обещаю — скоро вернусь.
— Надеюсь, потому что без тебя не могу быть счастлива.
И Ричард поехал в южную сторону, к Ноттингему.
Как я скучала без него! Но и как радовалась тому, что на руках у меня сын!
Я дала себе слово, что мы не станем, как заведено, отдавать его на воспитание в дом какому-нибудь дворянину. Он вырастет в Миддлхеме и всему, что нужно, обучится здесь. Я не допущу, чтобы его у меня забрали.
Дни тянулись долго. Я постоянно прислушивалась, не раздастся ли стук копыт, возвещающий о возвращении Ричарда или приезде его посланца.
Я сидела со своими дамами за вязаньем, мы читали по очереди вслух. Иногда кто-нибудь играл на лютне, или мы пускались в разговоры.
Маленький Эдуард всегда находился поблизости. Я очень встревожилась, когда он простудился. И всю ночь просидела у его колыбельки. Няня говорила, что в этом нет нужды, но я настояла на своем. Она уверяла меня, что дети поправляются быстро, но, прислушиваясь к его дыханию, изредка нарушаемому кашлем, я испытывала мучения. Мысленно пережила его смерть и похороны, представляла себе гробик и возвращение Ричарда, не готового к этой ужасной вести. То была одна из самых жутких ночей в моей жизни. Утром мальчику стало лучше.
Будь Ричард здесь, он бы объяснил мне, как это глупо. Или нет? В том, что касалось ребенка, он был так же боязлив, как я.
Я молилась за сына. Мне пришлось многое перенести, чтобы достичь этого счастья. И лишиться теперь его я не могла.
Я знала, что буду беспокоиться, пока Ричарда нет. Буду постоянно бояться зла. Меня вытолкнули в суровый мир еще девочкой. Это не прошло бесследно. Я всегда готовилась к бедствию, даже в самую счастливую пору.
Ричард знал об этом. Он сказал, что это пройдет. Я сомневалась.
Однако ребенок поправился, и я молилась, чтобы у нас больше не было тревог за маленького Эдуарда.
Он скрашивал мои дни. Помогал переносить отсутствие мужа. Но я постоянно ждала возвращения Ричарда.
Наконец Ричард вернулся. В хорошем настроении. Я сидела на веранде, когда он приехал, и, едва спрыгнул с коня, подбежала к нему.
— Все отлично! — воскликнул он, обнимая меня. — Пошли, расскажу.
Чудесно было сидеть рядом с ним, он обнимал меня одной рукой и время от времени крепко прижимал к себе, словно давая понять, что никогда меня не отпустит.
Первым делом Ричард хотел увидеть маленького Эдуарда. Я сказала, что ребенок спит, и няня не позволит будить его даже по такому важному случаю, как приезд отца. Поведала о простуде мальчика и своих страданиях. Ричард засмеялся и сказал, что няня права. Нельзя беспокоиться понапрасну. Надо радоваться, что у нас здоровый сын.
— Теперь о новостях, — заговорил он другим тоном. — Великий граф Нортумберленд, Генри Перси, приехал в Ноттингем по вызову короля. Брат пустил в ход все свое обаяние. Льстил Нортумберленду, говорил, что знает о его любви к Северу, о его верности и так далее. Но лорд Севера я. Под моей властью Север верен королю, это в наших общих интересах и должно оставаться так. Эдуард вызвал Перси, чтобы мы с ним заключили соглашение. К Перси будут относиться со всем подобающим ему почетом. Он сохранит все права, принадлежащие их семейству. Король просил его содействия в сохранении мира на Севере. Не сомневался, что и для собственного, и для нашего блага заключить соглашение Перси не откажется. Однако Север будет находиться под моей властью. В случае чего я буду советоваться с Перси. Но останусь лордом Севера. Перси согласился. Он действительно любит Север. Не хочет беспорядков и, думаю, доверяет мне. Мы дали клятву быть заодно. Я буду считаться с его желаниями; он будет признавать меня верховным правителем. Все это вполне приемлемо.
— Значит, встреча прошла успешно, и я рада, что король понимает: твое присутствие здесь нужно не только Перси и прочим, но и твоей жене с сыном.
— Думаю, Эдуард сознает и это. Он не станет вызывать меня без серьезных причин.
Видя, что Ричард несколько мрачен, я спросила:
— Думаешь, они могут возникнуть?
— Де Вер никакой опасности не представляет. Меня беспокоит, что Георг может быть соучастником его замыслов.
— Направленных против короля?
— Это будет не первым его выступлением против короля. И меня, и Эдуарда огорчает, что мы вынуждены относиться с подозрением к родному брату.
— Возможно, король поймет, что идти на уступки ему безрассудно. Георг импульсивен. Это бросается в глаза.
— Знаю. Поэтому нам нужно быть настороже. У меня есть еще одна новость, думаю, эта понравится тебе больше.
Я выжидающе молчала. Ричард улыбнулся.
— Сэр Джеймс Тайрел едет в Болье.
— К моей матери?
— Георг сейчас не пользуется у короля высшей благосклонностью. Хоть Эдуард и внушает себе, будто слухи о связи Георга с де Вером лживы, в глубине души он сознает, что в них есть какая-то правда. Ты знаешь, что Георг препятствовал возвращению твоей матери? Так вот, я решил, что сейчас самое время изложить свою точку зрения, поскольку Эдуард не склонен благоволить Георгу. Эдуард спросил: «А куда поедет графиня, покинув Болье?» Я ответил: «Куда же, как не к дочери в Миддлхем? Анна мечтает жить вместе с ней». Тогда король сказал: «Ричард, ты всегда был мне предан, и я тебя очень люблю. Раз хочешь взять графиню в Миддлхем, то бери... и к черту Георга». Я не стал терять времени, и, думаю, твоя матушка скоро будет с нами.
Я не могла сдержать радости.
— Это определенно самый счастливый день в моей жизни! Как обрадуется мать! Как будет любить маленького Эдуарда! Я просто не могу дождаться ее приезда. И ты, Ричард... дорогой мой Ричард... сделал это ради меня. Всем своим счастьем я обязана тебе, а все, что было в прошлом... да, все... оправдано, раз привело меня к этому.
Я очень хотела устроить матери великолепный прием. Заставляла слуг целыми днями готовиться к нему. И очень была довольна, что Ричард вместе со мной оповестил ее, как мы будем ей рады.
Наконец она приехала вместе с сэром Джеймсом Тайрелом, которого Ричард отправил за нею. Муж сказал мне, что доверяет ему. Тайрел был твердым сторонником Йорков и получил рыцарское звание за участие в битве при Тьюксбери.
Мать изменилась. Как-никак, мы давно ее не видели, и я могла представить, что значила для нее разлука с семьей.
Мы обнялись, поглядели одна на другую и обнялись снова.
— Дорогое, дорогое мое дитя, — повторяла мать.
Разжав наконец объятия, мы вошли в замок. Он был так же дорог ей, как и мне.
— Это возвращение домой, — сказала она.
Начались радостные дни. Большую часть времени мы проводили с ней вдвоем. Постоянно разговаривали о прошлом, о моем раннем детстве. И, разумеется, печалились. Много вспоминали об отце, честолюбце, чье стремление к власти являлось той осью, вокруг которой вращались наши жизни.
Теперь отца не было; я состояла в счастливом браке, Изабелла тоже, и, хотя жила моя сестра вдали от нас, мы знали, что она довольна жизнью и очень радуется появлению дочурки.
Поначалу мать не хотела вести речь об отце, но потом разговорилась. Рассказала, как сильно тревожилась, когда у него произошел разрыв с королем. Она понимала его гнев из-за женитьбы короля на Елизавете Вудвилл, но видела, что он совершает ошибку, отказываясь признать этот брак.
— Твой отец, — сказала она, — был, разумеется, прав относительно этой женитьбы. Неприятности были неизбежны — не столько из-за самого брака, сколько из-за алчности Вудвиллов. Кто бы мог подумать, что чей-то брак будет иметь для всех нас такие последствия?
— Дорогая матушка, — ответила я, — браки имеют огромное значение. Если бы отец не женился на вас, то не имел бы такого могущества. Вы принесли ему богатство и титулы, они дали ему возможность возводить на трон королей и свергать их с трона. Кто может сказать, в чем главная причина бедствий, потрясавших нашу страну? Надо принимать жизнь такой, как она есть, радоваться, когда выпадает счастье, потому что оно может оказаться недолговечным.
— Как ты мудра стала, дочка, — заметила мать.
— Я немного повидала жизнь. Видела, как живут люди низкого состояния. А таких людей большинство. Думаю, меня это кое-чему научило.
— Тогда давай не сетовать на прошлое. Будем радоваться тому, что мы вместе. Как жаль, что с нами нет Изабеллы! Мне очень хотелось бы увидеть ее с моей маленькой внучкой.— Хорошо, что хоть мы вместе, матушка.
— Я буду вечно благодарна Ричарду, — сказала мать.
— Будем обе, — заверила я ее.
От Изабеллы пришло письмо. К ее радости, она снова забеременела. Матери очень хотелось поехать к ней, однако я напомнила, что, даже будь это возможно, она попала бы в лапы герцогу Кларенсу, который всеми силами препятствовал ее освобождению из Болье. Видно было, что мать не совсем верит этому. Она тоже поддалась обаянию Георга. Меня поражало, как может этот человек совершать жесточайшие преступления, а потом с улыбкой пожимать плечами, словно говоря: «Мы же друзья», и считать себя прощенным.
Ричард однажды выразил надежду, что король увидит когда-нибудь Кларенса в истинном свете.
Хотя мать не могла поехать к Изабелле, мы подолгу о ней разговаривали. Я втайне завидовала сестре и надеялась, что на сей раз судьба благословит ее мальчиком, о котором она страстно мечтала.
Ричарду вновь пришлось уезжать. Королю потребовалось его присутствие в Лондоне. Мне грустно было прощаться с ним, но он надеялся, что дела надолго не затянутся, и обещал вернуться в Миддлхем как можно быстрее.
Дни в обществе матери проходили приятно, с нами, когда только бывало возможно, находился маленький Эдуард. Он начинал проявлять признаки сообразительности, ползал и учился вставать. При виде нас улыбался, я радовалась, что мне с большим удовольствием. Мальчик был восхитителен.
Ричард вернулся. Жизнью с ним, сыном и матерью в Миддлхеме я была очень довольна.
От Изабеллы пришли хорошие вести. У нее родился мальчик. Его тоже назвали Эдуардом — разумеется, в честь короля. Изабелла писала, что младенец крупный, крепкий, а Маргарита очень красивый ребенок.
Я радовалась за сестру, и теперь почти все разговоры у нас велись о малышах, так как матери доставляло громадное удовольствие вспоминать случаи из нашего с Изабеллой детства.
Однако Ричарда неизбежно ждал очередной вызов. Столь значительному человеку нельзя было постоянно находиться на Севере, где он навел такой порядок, что этот район стал самым спокойным в королевстве.
На сей раз Ричард ехал опять в Лондон. Мы с грустью простились, и он вновь пообещал вернуться как можно раньше.
Жизнь пошла своим чередом, и я ежедневно ждала его возвращения.
Казалось, Ричард отсутствовал долго, а когда вернулся, я поняла, что его что-то гнетет, и с нетерпением спросила, в чем дело. Поначалу он несколько скрытничал, но вскоре понял, что мне следует знать.
— Король подумывает о войне с Францией, — сказал Ричард. — Подозревает, что Людовик поддерживает де Вера, а Георг, как ты знаешь, возможно, связан с ним.
— Если Эдуард отправится на войну, значит...
— ...Я отправлюсь тоже. И Георг, разумеется.
— Не может же он доверять Кларенсу!
— Может. Георг вряд ли станет воевать на стороне французов.
— Станет, если его щедро подкупить.— Достаточно сказать, что мы с Георгом пообещали вывести на поле боя сто двадцать тяжеловооруженных всадников и тысячу лучников. Эдуард заставил парламент выделить значительную сумму денег, кроме того, ездит по стране, берет у людей то, что именует добровольными приношениями. Дела идут хорошо. Ты же знаешь, как его любят. Люди не могут ему противиться. Своим обаянием и любезностью он выманивает у них деньги и вскоре сможет подготовиться к войне должным образом.
— Значит, — уныло сказала я, — ты отправишься с ним во Францию.
— Я обязан, — ответил Ричард. — Эдуард мой брат, и таково его королевское повеление.
— Но откуда у него желание воевать? Я думала, он стремится к миру.
— Он считает, что это лучший способ добиться мира. Людовик вредит нам и видит в Эдуарде врага из-за его союза с Бургундией.
— Не понимаю, с какой стати нам вмешиваться в ссору между французами. Почему Франция и Бургундия не могут сами решить своих проблем?
— Эти проблемы касаются и нас.
— Мне ненавистна даже мысль о войне.
— Войны может и не быть.
— Но ведь ты говоришь, что дал слово пойти на нее, а король собирает деньги.
— Поживем — увидим. Но... я должен был сказать тебе.
— Да. Лучше быть заранее готовой.
— Анна, я должен сказать еще кое-что.
— Слушаю.
— Я люблю тебя, Анна. И всегда любил. Ты неизменно была в моих мыслях... неизменно.
— И ты в моих, Ричард, — ответила я.
— Другие... были не столь значительны, как ты. Ты должна понять... и решить, соглашаться или нет... я, разумеется, пойму.
— Ричард, ты о чем? Говорить обиняками не в твоем духе.
— Находясь в Лондоне, я получил известие...
— Какое?
— Ты знаешь о детях... Джоне и Екатерине?
— Да, — неторопливо ответила я. — Ты говорил мне.
— Их мать умерла. Они... живут в одной семье. И могут, естественно, оставаться там, но...
Я пришла в ужас.
— Хочешь, чтобы они приехали сюда?
Он посмотрел на меня чуть ли не умоляюще.
— Как ты решишь.
Я молчала, испытывая что-то похожее на гнев. Мне хотелось закричать: «Нет! Я не пущу их сюда. Я все знаю. Это произошло до нашей помолвки, когда я должна была выйти за принца Уэльского. У тебя была та любовница. Она была дорога тебе. Иначе быть не могло. У нее родилось двое детей, а теперь, когда она умерла, ты хочешь, чтобы они приехали в Миддлхем... росли вместе с Эдуардом. Я этого не допущу».
— Вижу, ты потрясена, — сказал Ричард.
Я по-прежнему молчала. Боялась тех слов, что могла произнести. С языка у меня рвалось — нет, я не потерплю здесь их... постоянное напоминание. Не позволю им жить вместе с Эдуардом/
Ричард с опечаленным видом отвернулся.
— Конечно, я понимаю. Подобная мысль не должна была даже приходить мне в голову. Забудь о моей просьбе.
Забыть? Как? Он испортил нашу встречу.
Мы отдалились друг от друга. Ричард привез дурные вести. Во-первых, его могли забрать от меня на войну. Во-вторых, он хотел, чтобы я взяла его побочных детей к себе в дом.
Мать поняла — что-то стряслось. Я рассказала ей сперва о возможности войны, потом о детях. Она глубоко задумалась.
— Я понимаю чувства Ричарда. Как-никак, это его сын и дочь.
— Но как они могут жить здесь?
— Вполне могут. Это зависит от тебя.
— Их придется воспитывать вместе с Эдуардом.
— Они его единокровные.
— Миледи матушка, они внебрачные.
— Их вины в этом нет.
— Думаете, пусть приезжают?
— Решай. Это ведь предложил Ричард. Теперь все зависит от того, сильно ли ты его любишь.
— Вы знаете, что люблю.
— Недостаточно, чтобы пойти ему в этом навстречу.
— Так люблю, что мне невыносима мысль о его детях от другой женщины.
— Это эгоистичная любовь, — сказала мать. — А сущность любви не в эгоизме.
С этими словами она ушла.
Почему так случилось? Почему та женщина умерла, бросив детей на чужое попечение? По сколько им лет? Мальчик старше Эдуарда годика на два; девочка на несколько годков старше его. Дети Ричарда!
Выглядел Ричард так подавленно, что напоминал мальчика, стыдившегося, что устает больше, чем другие. В то время я пожалела его, в то время у меня и зародилась любовь к нему.
Скоро ему идти на войну. Он будет доблестно сражаться за дело брата. Кто знает, что ждет его в гуще битвы? Мой отец погиб под Барнетом, принц Уэльский при Тьюксбери, отец Ричарда при Уэйкфилде. Война — это смерть и увечья. И Ричард пойдет на нее с тяжелым сердцем, так как беспокоится о будущем своих детей.
Возможно, с самого начала мне было ясно, как надо поступить. Меня огорчила эта просьба, но мать была права. Любовь бескорыстна, а я любила Ричарда и не могла видеть его несчастным.
С принятием решения на душе у меня стало
легче.
— Ричард, — спросила я, — когда Джон с Екатериной приедут в Миддлхем?
Он уставился на меня, и на лице его замерцала радость. Потом обнял.
— Ты примешь их?
— Ну, конечно, — ответила я.
— Мне показалось...
— Это явилось потрясением. Я глупое, ревнивое существо. Не могла примириться с мыслью, что в твоей жизни я не единственная.
— Больше никогда никого не будет, и такой, как ты, никогда не было.
Я сказала:
— Думаю, Эдуард обрадуется компании.
Приезда детей я ждала с большим страхом. Ричард тоже нервничал. Со дня на день его могли потребовать к королю; он уже набрал отряд, чтобы взять с собой. Я знала, что ему всегда не хотелось покидать Миддлхем; а теперь, когда должны были приехать дети, он сознавал, что его присутствие здесь нужнее, чем когда бы то ни было.
Словом, то было нелегкое время. Наконец дети приехали. Я радовалась, что они застали Ричарда.
Оба были красивые — белокурые, выглядевшие, как мне казалось, Плантагенетами — рослые, крепкие, полные жизни. Мальчик был года на два с лишним старше Эдуарда, девочке было около семи. Миддлхем их нисколько не поразил, хотя, наверно, показался великолепным после дома матери и тех людей, у которых они жили до приезда сюда. Я заметила, что к Ричарду они относятся с большим почтением. Видимо, в последнее время отвыкли от него и видели в нем не отца, а весьма значительного человека, королевского брата.
На меня они смотрели изучающе.
— Добро пожаловать в Миддлхем, — приветствовала их я. — Ты Екатерина, а ты, полагаю, Джон.
— Я Джон Плантагенет, — сказал мальчик. Девочка добавила: — А я Екатерина Плантагенет.
— Ну вот, ваш дом теперь будет здесь.
— Да, — ответила Екатерина, — знаю. Наша мама умерла. За ней приехали и увезли в ящике.
Маленькая, беззащитная, она выглядела трогательно. Я взяла ее за плечи и поцеловала.
— Надеюсь, вы будете здесь счастливы. Затем подошел мальчик и запрокинул лицо
для поцелуя.
Внешне Ричард выглядел спокойно, но я пре
красно понимала его чувства и радовалась, что согласилась принять детей. Отказ явился бы непростительной ошибкой.
Я чувствовала, что первая встреча прошла вполне удачно.
Маленький Эдуард заинтересовался вновь прибывшими. Они были веселыми, шумными и определенно нашли замок весьма интересным. Джон завопил от восторга, увидя в коридоре рыцарские доспехи, так как сперва решил, что это стоит человек. Екатерина держалась чуть более сдержанно.
В первую ночь, когда я заглянула к ним, оба тихо плакали.
— Скажите мне, что стряслось, — попросила я.
— Джон хочет к маме, — ответила Екатерина. — И я тоже.
Меня это тронуло. Они были такими маленькими, такими беззащитными. Мелькнула мысль — что сталось бы с ними, откажись я их принять. Видимо, остались бы в той семье, где жили. Интуиция подсказывала мне, что эти дети перенесли бы любые Невзгоды. Но я радовалась, что не отвергла их.
Я решила забыть, что это дети Ричарда от другой женщины. Сейчас он любил меня, верил мне, я хотела, чтобы он знал всю меру моей благодарности за это, и намеревалась приложить все силы, дабы стать матерью его детям.
— Теперь я буду вашей мамой.
Екатерина перестала всхлипывать, Джон тоже. Я наклонилась к девочке, поцеловала ее, и внезапно она обняла меня за шею. Джон ждал своей очереди.
— Вам понравится в Миддлхеме, — сказала я. — У вас будут собственные лошади, и вы сможете кататься верхом.
Оба сидели в постелях, слушая меня. А я рассказывала, как жила здесь в детстве вместе с сестрой. Как мы занимались в классной комнате, которая теперь достанется им; как училась сидеть в седле и со временем смогла ездить, куда угодно.
Они жадно слушали, и печаль исчезла с их лиц.
— Очень рада, что вы приехали, — сказала я. Это было правдой.
Мать пришла в восторг.
— Хорошо, когда в доме дети, — сказала она. — Домам, которые стоят по многу лет, необходимы малолетние, чтобы оживить их.
Эдуард тянулся к новым брату и сестре. Я иногда боялась, что они будут досаждать ему своим шумом. Лицом и телосложением он пошел в Ричарда. Казался очень маленьким. Я всегда беспокоилась о нем, но, кажется, с приездом других детей беспокойство мое усилилось.
Ричард очень радовался тому, как я их приняла. Он не умел выразить своей любви к ним. Держался несколько отчужденно, дети взирали на него благоговейно и очень почтительно, однако тянулись к моей матери и ко мне.
— Все понятно, — сказала я. — В их сознании я начинаю занимать место мамы. И очень этим довольна.
Несколько недель мы ждали, что король потребует к себе Ричарда. Я страшилась этого. Вызов означал бы войну. Зачем нужны эти сражения? Что в них проку? Какую пользу они принесли хоть кому-то? От редких гостей мы узнали, что король сколачивает из добровольных приношений крупную сумму. Видимо, появляясь перед людьми, красивый, величественный, в высшей степени привлекательный, с улыбкой для женщин и добрым словом для самых незначительных, он покорял все сердца. Казалось неизбежным, что вскоре, он соберет достаточно денег и начнет намеченную войну. Мужчины стекались под знамена с белой розой Йорков в сияющем солнце. Война будоражит мужчин. Она избавление от скучной жизни, возможность пограбить. Меня это печалило. Многие из них погибнут; другие получат увечья. Как могут они хотеть, чтобы мирная жизнь их нарушалась ради кратковременного волнения крови?
Дни шли своей чередой. Мать очень радовалась тому, что сменила Болье на Миддлхем.
— Свобода — одно из величайших благ, — сказала она. — В Болье, несмотря на определенные удобства, я чувствовала себя узницей. Здесь я свободна и очень рада видеть тебя замужем за Ричардом. Он хороший человек и питает к тебе искреннюю любовь. Хорошо, что Ричард только королевский брат, а у Эдуарда есть сыновья. Да и все равно Кларенс старше Ричарда.
— Вы думаете о троне.
— Лучше быть подальше от него. Если б твой отец не стремился править... обладать властью, у нас была бы совершенно иная жизнь! Он бы находился сейчас с нами. Это просто счастье, что вы живете в Миддлхеме, вдали от придворных интриг и соперничества.
— Я это хорошо понимаю. Но Ричарду вскоре придется идти на войну.
— Мужчины сами навлекают на себя это проклятье, — сказала мать. — Зачем Эдуарду война? Он твердо сидит на троне. Он один из любимейших королей, каких знала Англия. Зачем? Зачем?
— Люди хотят войны. Смотрите, как они стекаются под его знамена.
Мать печально покачала головой.
Мы стояли у окна. Дети находились в саду с одной из нянек. Джон с Екатериной бегали, прыгали. Эдуард ковылял за ними.
— Как хорошо им вместе, — сказала мать, оставя мрачную тему войны. — Ты правильно поступила, Анна, что согласилась принять их.
— Да. Ричард очень рад видеть детей пристроенными. Должно быть, он очень беспокоился о них.
— Естественно. Ричард хороший отец.
— Он позаботится, — сказала я, — чтобы они получили подобающее воспитание и были хорошо обеспечены.
Мать кивнула.
— Да, — продолжала я, — хорошо, что они здесь. Я сперва думала, что буду питать к ним неприязнь, но теперь вижу, что ошибалась. Для меня они малютки... дети Ричарда, его подопечные, а потому и мои. Но только вот...
Я умолкла. Мать выжидающе поглядела на меня:
— Договаривай, Анна.
— При виде их я думаю, что Эдуард выглядит несколько болезненным.
— Он еще мал.
— Видимо, эти двое здоровы с рождения. Оба очень энергичны. Джон все время скачет, словно ему трудно стоять на месте, а Екатерина, кажется, постоянно сдерживает свою живость. Рядом с ними Эдуард выглядит слабым.
— Он же маленький. С возрастом это пройдет.
— Да, конечно, — сказала я, позволив себя успокоить. — Пройдет.
Пришел вызов, которого мы ждали, Ричард с всадниками и лучниками отправился на юг. Я вместе с детьми смотрела ему вслед, терзаясь печалью и страхом.
Счастье и довольство имеют свою оборотную сторону: люди вроде меня живут в постоянном страхе утратить это блаженное состояние. Хотя, должно быть, каждая любящая жена испытывает страх за уходящего на войну мужа.
Я ощутила жгучий гнев. Эта война бессмысленна. На нас никто не нападал. Подумала о мужчинах, идущих в бой, чтобы причинить горе и страдания людям, которые не сделали, им зла, которых они даже не знают.
Потянулись долгие, беспокойные дни. Мы с нетерпением и страхом ждали новостей. Жаркий июнь казался бесконечным. У всех на устах трепетал невысказанный вопрос: «Что происходит во Франции?»
Шли месяц за месяцем. Июнь. Июль. Август.
Тот сентябрь я помню прекрасно. До нас доходили только отрывочные сведения. Немногочисленные гости мало что могли сообщить, однако мы поняли, что сражений во Франции нет, что король Эдуард ведет переговоры с Людовиком, а вскоре пришла весть о мирном договоре в Пикиньи.
Я ощутила громадное облегчение. Но как это было понять? Эдуард отплыл с великолепным войском, его сопровождали братья со своими приверженцами, они должны были объединиться с герцогом Бургундским против Людовика. И ни единой битвы!
Тревога слегка улеглась. Я поняла, что Ричард скоро вернется.
Вернулся он в сентябре. Спокойным, задумчивым... и я поняла, что на душе у него мрачно.
Ричард сказал, что король повел себя неслыханно. Я впервые слышала от него осуждение в адрес брата. Конечно, он не одобрял образ жизни Эдуарда, его похотливость, брак, принесший столько несчастий, но раньше неизменно спешил встать на его защиту. Теперь разочаровался в нем и встревожился.
— Мы отправились во Францию, — сказал он, — с лучшей английской армией, когда-либо ступавшей на эти берега. Генрих Пятый гордился бы ею.
— И все же обошлось без кровопролития?
— Нас встретила сестра, Маргарита Бургундская. Очень приветливо. А вот муж ее, увы, наших надежд не оправдал. Его не зря прозвали Карлом Легкомысленным. Он не был готов к войне. Некоторое время назад осаждал город, против которого озлился, и потерял в этом бессмысленном предприятии большую часть своих войск. Однако нас это не могло остановить. Мы пришли с великолепной армией.
— Значит, было решено не воевать с французами?
— Людовик хитер и очень умен. Он прекрасно понимал, что против нас ему не выстоять. Настоящий враг его, конечно, Бургундия. Людовик изъявил желание встретиться с Эдуардом и предложил на этой встрече условия мира, которых мой брат не смог отвергнуть.
— Но ведь это замечательно! Война была остановлена.
— Анна, людей позвали воевать. Обещали им военную добычу. Они покинули дома, работу, семьи, чтобы сражаться за короля, принести славу Англии. Этот предательский мир, эти уступки Людовика не принесли им выгоды. Они вернулись домой с пустыми руками.
— Зато целыми и невредимыми.
— Они хотели приключений, добычи. Неужели не понимаешь? Им это было обещано. А их, как оказалось, вырвали из домов лишь затем, дабы продемонстрировать Людовику могущество Англии.
— Зато сохранился мир!
— Бургундский герцог возмущен.
— Он же сам не был готов к войне.
— Как ты не понимаешь? Эдуард подружился с его старым врагом, королем Франции.
— И не допустил войны.
— Думаю, Эдуард имел такую цель с самого начала. Только не говорил мне.
— По-твоему, должен был сказать?
Ричард, поглядев на меня в упор, ответил:
— Да.
И тут я увидела в глазах мужа унижение, боль. Больше всего его мучила ссора с братом.
— В чем суть договора? — спросила я.
— Короли заключили перемирие на семь лет.
— Семь лет! Без войны!
— Приняты условия торговли. Товары, ввозимые с той и другой стороны, не будут облагаться пошлиной в течение двенадцати лет. Кроме того, есть еще две статьи, особенно важные для Эдуарда. Его старшая дочь Елизавета должна выйти за Карла, наследника престола Франции; если она умрет до свадьбы, невестой станет ее сестра, Мария. Но больше всего брату нравится, что Людовик станет выплачивать ему ежегодную субсидию в пятьдесят тысяч золотых крон. Первый взнос уже сделан.
— Раз так, — сказала я, — он многого добился со своей могучей армией.
— Армия шла сражаться, и люди недовольны. Ропщут в разговорах между собой. Что им от того, что король будет получать субсидию, а его дочь выйдет за дофина Франции?
— Им от этого мир, — настаивала я.
— Многие дворяне были против. Людовик пригласил тех, кого счел самыми значительными, к себе в замок. Устроил им щедрый прием, подкупал их, пока большая часть не взяла его сторону. Французский король хитер. Расчетлив. Он понял, что, сколько бы ни раздал, это будет меньше тех потерь, которые понес бы в войне с такой армией, какую собрал Эдуард. — Ричард злобно рассмеялся. — Людовик хотел подкупить и меня. Он знал, что я осуждаю происходящее. Пригласил отобедать с собой. Лесть его была отвратительной. Знаешь, что он мне предлагал? Не деньги. Это было бы слишком вопиюще... слишком унизительно для человека моего положения. Предложил замечательные доспехи и коней. Я отказался. Заявил напрямик, что никакие доспехи и кони не склонят меня подписать этот договор.
— И что сказал на это Людовик?
— Он был сама вкрадчивая вежливость. Несколько огорчился, но принял понимающий вид и намекнул, что наши расхождения во взглядах не станут помехой нашей дружбе.
— Что ж, он прав.
— Он будет ненавидеть меня до конца жизни.
— Очень жаль, Ричард, но я рада, что ты снова со мной.
Муж сказал, что тоже рад возвращению, только хотел бы вернуться со славой.
После этого Ричард некоторое время оставался в Миддлхеме. Я ждала, что Эдуард попытается как-то восстановить их прежние отношения. Но вызовов в Лондон не было, и я задавалась вопросом, насколько сильна ссора между братьями.
Во время переговоров с Людовиком Эдуард, видимо, заключил с ним соглашение относительно королевы Маргариты, так как ей вскоре позволили вернуться во Францию. Впоследствии я узнала, что отец отдал ей замок де Рекюле. Это возле Анжера, города, где я обручилась с ее сыном. Несчастная Маргарита! Я была уверена, что дни свои она проживет в глубочайшей печали.
Король вернулся вместе со своей замечательной армией, не потерявшей ни единого человека. Думаю, очень довольным собой. На мой взгляд, он добился большого успеха, заключив мир без войны, торговое соглашение и получив субсидию.
Однако многие смотрели на это иначе — в частности, Ричард.
Но за несколько месяцев он как будто забыл о своем разочаровании.
Внимания Ричарда требовали северные болота, и сердце его было привязано к ним. Он радовался жизни вдали от двора; любил ездить верхом вместе с детьми и наблюдать, как подрастает наш малыш. Иногда ему приходилось уезжать в различные места северных территорий, но всегда ненадолго, и, когда он возвращался, встреча неизменно бывала радостной.
Мне было приятно общество матери. Мы с ней часто жалели, что Изабелла далеко. Она время от времени писала нам, мы ей тоже и с нетерпением ждали новостей о маленьких Маргарите и Эдуарде.
Когда Изабелла забеременела снова, я ощутила зависть. Мне очень хотелось еще одного ребенка. Я все беспокоилась о здоровье моего Эдуарда, тем более что его единокровные, казалось, подрастали с каждым днем. Он был очень маленьким, худеньким, уставал гораздо быстрее, чем Джон и Екатерина, те своим здоровьем постоянно обращали мое внимание на его хрупкость.
Изабелла сообщала, что неважно себя чувствует. Опять вернулся раздражающий кашель. Выражала надежду, что после родов ей станет лучше. Георг очень хотел, чтобы родился мальчик, но для нее это было неважно: лишь бы ребенок оказался здоровым.
«Королева поступила очень любезно, — писала моя сестра. — Видимо, решила поддерживать со мной добрые отношения. Прислала обратно Анкаретту Твинихо. Сказала, что эта служанка мастерски ухаживает за детьми и женщинами в положении, поэтому она с благодарностью возвращает ее мне. Анкаретте я очень рада. Она развлекает меня сплетнями о дворе и самой мадам Елизавете, похоже, обладающей большей властью, чем сам король. Говорит, что двором правят Вудвиллы, а королева постоянно подыскивает
все более и более высокие должности даже для самых незначительных членов своего клана». Мать сказала:
— Королева очень умна. Иначе не сумела бы столько лет оставаться женой Эдуарда. Я, конечно, знаю, как она добивается этого. Закрывает глаза на его любовные похождения. Не думаю, что смогла бы так поступать на ее месте, и благодарю Бога, что не имела причин делать это на своем. В браке я была счастлива.
— Отец тоже. Кем бы он был без вас?
— Твой отец был бы великим человеком. Просто полученные благодаря мне титулы и богатство помогли ему осуществить свои устремления немного раньше.
— И привели его к гибели.
— Да, это так. Но большинство влиятельных людей кончает жизнь либо на поле битвы, либо на плахе.
— Может, лучше не иметь никакого влияния и спокойно умереть в постели, прожив долгую жизнь?
— Анна, эти люди наверняка не согласились бы с тобой. И что мы говорим о таких ужасных вещах? Как думаешь, следует нам сшить какую-то одежду для младенца Изабеллы? Мне хочется опробовать тот новый стежок, которому на днях выучилась.
Мы принялись за шитье, и разговоры наши постоянно возвращались к Изабелле.
Пришедшая новость ошеломила нас. Я помогла матери улечься в постель. Видеть ее в таком состоянии мне еще не приходилось.
Изабеллы не было в живых. Она умерла вскоре после того, как родила мальчика, и он вскоре последовал за своей матерью в могилу. У меня это в голове не укладывалось. Изабелла... мертва! С ней у меня слишком многое было связано. Она была спутницей моего детства. Была слишком молодой, чтобы умирать.
Мать тихо плакала по ночам. Днем замыкалась в себе. Такого печального лица, как у нее, я не видела никогда.
И я тоже была неутешна. Никогда больше не увидеть Изабеллы! Не получить письма от нее.
Я думала о малышах, Маргарите и Эдуарде. Несчастные, утратившие мать детишки. А Георг? Мне кажется, Кларенс по-своему любил ее, хотя трудно представить, что мог любить кого-нибудь, кроме себя. Я никогда не слышала, чтобы он бывал ей неверен. По крайней мере, на короля в этом отношении не походил.
Очень трудно было поверить, что Изабеллы больше нет, и впоследствии я часто ловила себя на мысли: «Напишу Изабелле о том-то».
Смерть носилась в воздухе. Изабелла умерла в декабре; перед самым Рождеством, — печальное время для расставания с жизнью, — а в январе состоялись еще одни похороны.
Кончина Изабеллы мало значила для придворных кругов, но уход из жизни Карла Легкомысленного был воспринят при дворе совсем иначе.
Обширные владения герцога Бургундского отошли его дочери, Марии. Поэтому она стала самой желанной невестой в Европе.
Ричард погрузился в раздумья. Потом поделился со мной своими мыслями.
— Хотел бы я знать, — сказал он, — что сейчас на уме у Эдуарда. Людовик откупался от
него, потому что бургундский герцог и Эдуард были союзниками, а Бургундии он боялся больше, чем Англии. Что будет теперь, когда герцога больше нет?
— Есть же Мария.
— Женщина! — сказал Ричард. — Кого она возьмет в мужья? Это будет волновать всех. Марии нужен сильный мужчина, способный удержать то, что ей досталось в наследство. Вот увидишь, ее руки бросятся искать все честолюбцы Европы.
— Несчастная Мария, — сказала я. — Ее возьмут замуж из-за владений.
— По-моему, решительности ей не занимать, — сказал Ричард — Она скорее всего настоит на самостоятельном выборе мужа. Это будет интересно. Мачеха — наша сестра Маргарита — возможно, имеет на нее какое-то влияние. Если мужем ее станет кто-то из англичан, вреда нам это не принесет. Маргарита об этом непременно подумает.
Вскоре стало ясно, что кончина герцога Бургундского окажет большое влияние на многих людей.
Эдуард поспешил созвать совет, и Ричарда вызвали в Лондон. Ему, как всегда, не хотелось расставаться с Миддлхемом и привычной жизнью в кругу семьи.
— Анна, может, поедешь со мной? — предложил он.
Я с готовностью согласилась. Хотя мне была неприятна мысль о разлуке с Миддлхемом и детьми, я понимала, что в данном случае Ричарду особенно нужно мое присутствие рядом. Его постоянно беспокоил таившийся в глубине сознания вопрос — чего ждать от Георга? Изабелла умерла, и Георг мог жениться. Видимо, у Ричарда появилось какое-то предчувствие. С кем он мог откровенно поговорить, кому мог полностью доверять, как не мне?
— Поездка будет нелегкой, — сказал Ричард. — Придется ехать как можно быстрее, чтобы успеть , к первому дню заседания.
Я знала, что .могу оставить детей на нянек и слуг, и поехала с ним.
При дворе я чувствовала себя неуютно. Кларенс находился там. Встретил он меня, несмотря на историю с пекарней, совершенно невозмутимо. Растроганно говорил об Изабелле, сказал, что убит горем; однако радость при встрече со мной и скорбь по любимой супруге показались мне неискренними. И он, и Эдуард, если долго не видеться с ними, поражали своей внешностью — высоким ростом, прекрасным телосложением, точеными чертами лица, почти совершенной мужской красотой. Однако теперь Кларенс показался мне слегка обрюзгшим, на лице его появились красные прожилки. Я знала о пристрастии Георга к доброй мальвазии. Изабелла, по ее словам, часто упрекала мужа за неумеренность в питье; а он, хмелея, уносился мыслями в царство фантазий, где видел себя всемогущим — по меньшей мере, королем.
Когда мы приехали в Лондон, совет уже заседал. Я знала, что Эдуард обрадуется поддержке Ричарда. К Георгу он должен был относиться очень настороженно. И меня удивило, что после всего случившегося король позволил ему приехать на совет. Видимо, решил предать прошлое забвению, так как не позволял себе поверить в готовность брата предать его при удобном случае.
После первого заседания Ричард сказал мне, что речь там шла главным образом о торговле. О том, чего ждать на английских рынках и, конечно же, не даст ли смерть герцога Бургундского — союзника Англии и врага Франции — возможность Людовику отказаться от соблюдения договора.
Однако Эдуард устроил с Ричардом тайную встречу, и она, видимо, беспокоила Ричарда не меньше, чем все остальное.
В наших покоях, когда мы лежали в постели, Ричард излил мне душу. Собственно, для того я с ним и поехала. Он как-то сказал, что разговаривать со мной — все равно что с самим собой, и, слушая себя, он видел предмет разговора под другим углом зрения. К тому же знал, что все, сказанное мне, никуда дальше не пойдет.
— Эдуарда заботят прежде всего не торговля и не субсидии, он считает, что сможет не позволить обороту упасть и по-прежнему оказывать влияние на Людовика. Однако наша сестра в Бургундии хочет устроить брак Марии и Георга.
— Но Изабелла...
— Изабелла очень кстати умерла. Если я знаю нашего братца, он будет искать выгодной партии... а какая может быть выгоднее этой? Бургундия — одно из крупнейших владений в Европе. Кларенс жаждет могущества. Ему, разумеется, нужен английский трон. Эдуард в глубине души это сознает. Однако тут еще вот что. Бургундия всегда полагала, что имеет право на английский престол.. Как думаешь, что произойдет, если Кларенс женится на Марии Бургундской?
— Думаю, Эдуард ни за что этого не допустит.
— Ты права. Я знаю, он кажется беспечным, но, когда потребуется, может стать твердым. Он любит мир. Он слишком уж покладистый, и вывести его из себя нелегко. Но в таком вопросе он будет держаться непреклонно.
— Этого брака хочет ваша сестра.
— Маргарита всегда очень любила Георга. В детстве я сильно ревновал ее к нему. Как я тебе говорил, для Маргариты он всегда был очаровательным маленьким братишкой. Эдуард относился к Георгу так же. Но этого брака он ни за что не допустит:
— А как воспримет это Кларенс?
— Боюсь, примется мстить.
— Королю? Он осмелится?
— По внезапному порыву осмелится на что угодно. Далеко вперед он не заглядывает. Сейчас ему кажется, что сбываются его сумасбродные мечты. Готов поклясться, Георг уже видит себя повелителем Бургундии и наверняка... со временем... завоевателем Англии.
— Ричард, Кларенс меня пугает.
— Кларенс пугает нас всех. Не будь он королевским братом — а Эдуард таким добряком, — то давно лишился бы головы. Маргарита твердит, что Мария должна выйти за англичанина ради сохранения уз между нами. Мы все согласны. Но этим англичанином не должны быть ни Кларенс, ни Риверс.
— Риверс?
— Брат королевы. Эдуард дозволил ему искать Марииной руки. И только потому, что об этом просила Елизавета. Она, как известно, постоянно выдвигает своих родственников. Это одна из главных бед с тех пор, как он женился на ней. Эдуард задабривает ее, особенно когда сознает, что ей самой ни за что не осуществить своих устремлений.
— Значит, король дозволяет Риверсу соперничать за руку Марии с Георгом?
— Он не допустит, чтобы Кларенс был соискателем.
— А Риверс, значит, будет в их числе?
— У Риверса нет ни малейшей надежды. Мария рассмеется над его предложением. Оно смешит всех... кроме королевы, теряющей здравый смысл, когда дело касается выдвижения ее родственников. Ей кажется, что раз она, незнатная женщина, сумела выйти замуж за короля, то сможет связать своих родственников брачными узами со всеми именитыми родами не только Англии, но и континента.
— А ваша сестра покровительствует Кларенсу! Ее влияние на Марию велико?
— Возможно, но Мария решительна. У нее наверняка имеются собственные взгляды. Ей нужен сильный мужчина, ни Кларенс, ни Риверс тут не годятся. Разумеется, она бы их обоих отвергла. Однако видя, что Маргарита поддерживает Георга, Эдуард говорит, что не позволит ему выступить соискателем.
— Его беспокойство понятно. А что скажет Георг, узнав, что вместо него, своего брата, король предлагает в соискатели Риверса?
— Будет рвать и метать. В этом можно не сомневаться.
— Станет говорить, что король покровительствует брату королевы, а своего отвергает.
— Он много чего наговорит, потом утопит разум в мальвазии и выдумает какой-нибудь честолюбивый план.
Как мне хотелось покинуть двор с его интригами. Сердце мое было в Миддлхеме. Ричарда, думаю, тоже. Я была у Ричарда, когда к нему ворвался Кларенс. Ричард отпустил всех, и я осталась одна с ним и его братом.
— Я больше не буду терпеть, — выпалил Кларенс. — Против меня устроен заговор.
— Георг, никакого заговора нет, — начал было Ричард. — А если ты имеешь в виду бургундское сватовство...
— Брат не разрешает мне выступить соискателем руки. Однако это ничтожество... этот выскочка Риверс...
— Георг, Эдуард с самого начала знал, что Риверс будет отвергнут.
— Он меня оскорбил. Выходит, я недостаточно хорош. Я, королевский брат, герцог Кларенс из дома Йорков... а какой-то дурачок... только потому, что он брат этой... ведьмы! Боже, пошли мне терпения. Сколько еще сносить подобные обиды? Я... имеющий право на корону Англии...
— Георг, думай, что говоришь, — перебил Ричард.
— А ты, братишка, лизоблюд. Твердишь, что Эдуард король. Пляшешь под его дудку. Ты его любимый брат потому, что у тебя нет мужества. Мы должны восстать против него... вдвоем.
— Это измена, — сказал Ричард. Кларенс засмеялся.
— Преданный братишка. Разве не всегда было так? Эдуард прав. Эдуард само совершенство. Надо повиноваться Эдуарду, даже когда он женится черт знает на ком. Да ведь Эдуард всю жизнь гоняется за юбками... и слеп ко всему прочему. Его обвела вокруг пальца ведьма, ставящая свою родню выше нас. Это конец.
— Смотри, Георг, как бы это не стало концом его к тебе снисходительности.
— Терпеть я больше не буду.
— Ты ничего не терпел. Мария сама выберет себе мужа. Если пожелает тебя, - предложение будет сделано, а Риверс в роли жениха вызовет у нее презрительный смех, не сомневайся.
— Наш брат, наверно, спятил, разрешив предлагать ей Риверса.
— Разрешил только потому, что это предложение не будет воспринято всерьез.
— Наша сестра хочет меня в женихи Марии. Она так сказала.
— Георг, если Мария хочет тебя в женихи, то Бургундия наверняка будет твоей.
— Эдуард постарается помешать этому.
— Поживем — увидим.
— Нам бы следовало восстать против этого тирана. О, я знаю тебя, маленький Глостер. Ты никогда не восстанешь против Эдуарда... как бы он ни обращался с тобой.
— Я видел от него только любовь и доброту.
— Потому что всегда был лизоблюдом.
— Может, тебе лучше быть немного преданнее королю?
Георг в раздражении вышел из комнаты. Когда дверь закрылась за ним, Ричард сказал:
— Видишь, какой несдержанный? Надеюсь, он за это не поплатится.
— А если и поплатится, то винить ему будет некого, кроме себя.
— Его разгорячило вино. Со временем он успокоится.
— Надеюсь, это произойдет скоро. Похоже, ему очень хочется обзавестись новой женой, хотя Изабелла умерла совсем недавно. Я думала, он любил ее. Она-то его любила.
— Георга любили многие. Я часто тебе рассказывал, что Маргарита и Эдуард души в нем не чаяли. Георг любит только себя. Лелеет сумасбродные мечты. Видит их конечную цель, но отказывается принять то, что необходимо для ее достижения. В этом его несчастье. Он уже рвался к трону при поддержке твоего отца. И не хочет понять, что Эдуард проявил изумительную доброту, приняв его снова... обойдясь с ним как с братом. Этот урок усвоил бы кто угодно. Но Георг ничему не учится. Я боюсь за него и за нас.
— Ричард, — сказала я, — у тебя столько забот. Хорошо бы нам вернуться домой и спокойно жить.
Ричард вздохнул, и я поняла, что он разделяет мои желания.
Кларенс определенно пришел в бешенство. Гнев его был направлен главным образом против Вудвиллов, и он решил свести с ними счеты.
Сперва появился слух, глубоко меня потрясший.
Услышав, как две женщины, приехавшие со мной из Миддлхема, ведут разговор про Изабеллу, я пожелала узнать, что говорят они о моей сестре. Обе сперва испугались, но я настаивала.
— Миледи, ходит слух, что ее отравили, — сказала одна.
— Отравили? Мою сестру? Неправда.
— Так говорят, миледи.
— Я хочу узнать об этом побольше.
— Герцог, миледи, вне себя от горя.
«Вне себя от горя! — подумала я. — Не похоже, раз мечтает о браке с Марией Бургундской».
— Говорят, он решил найти виновников. Больше женщины ничего не могли сказать.
Я спросила об этом у Ричарда.
— Подобные слухи часто возникают, — сказал он. — Не стоит обращать на них внимания. Возможно, кто-то сказал, что Изабелле было рано умирать, вот и началось. Когда кто-то умирает, люди всегда готовы подозревать отравление.
— Изабелла никогда не отличалась крепким здоровьем.
Ричард встревоженно поглядел на меня. Я догадалась, о чем он думает. «Почему Уорик, сильный мужчина, и его здоровая жена произвели на свет только двух хрупких дочек?» Видимо, такая мысль приходила ему часто. После смерти Изабеллы его беспокойство о моем здоровье усилилось.
Я подошла и коснулась его плеча со словами:
— Я буду жить долго. Должна... ради тебя и Эдуарда. А Изабелла... последний ребенок, маленький Ричард, доконал ее. Она была нездорова. Рожала до этого три раза... между двумя последними перерыв оказался небольшим. Слухи об отравлении — ерунда.
После смерти Изабеллы Анкаретта Твинихо вернулась в Сомерсет, в родную деревню, решив жить там, среди родных. Не сомневаюсь, что благодаря рассказам о дворе и знати она стала видной особой в кругу односельчан.
Анкаретта служила и моей сестре, и королеве, чем привлекла к себе внимание Кларенса.
Должно быть, он сам распустил слух, будто Изабеллу отравили, а поскольку его ненависть к семейству Вудвиллов усиливалась соперничеством из-за руки Марии Бургундской, решил каким-то способом открыть всем глаза на их подлость.
Поехав с отрядом стражников в Сомерсет, он разыскал там Анкаретту Твинихо. Стражники схватили ее и отвезли в графство Уорик для суда за убийство моей сестры и ее младенца.
Кларенс намекал, что она была служанкой королевы и королева поручила ей отравить мою сестру вместе с ребенком.
Он сам назначил судью и присяжных, те по его приказу признали Анкаретту виновной и приговорили к смертной казни через повешение.
Приговор был исполнен незамедлительно.
Это известие привело меня в ужас. Я хорошо знала Анкаретту. Она была совершенно не способна на такое деяние. Питала привязанность к Изабелле и любила всех детей.
Кларенс помешался. С какой стати ей было отравлять Изабеллу? По его намекам, она исполняла приказ своей госпожи, королевы.
От возмущения Ричард вышел из себя.
— Что за дурак мой брат! — воскликнул он. — Действует, совершенно не думая. Хочет нанести удар Вудвиллам, а губит совершенно неповинную женщину. Они же теперь начнут действовать против него еще активнее, чем раньше. Кларенс выказал себя не только их врагом, но и безрассудным идиотом, неспособным здраво мыслить. Он себя погубит.
Я подумала, что, пожалуй, это было бы наилучшим исходом... для него и для нас.
— Понимаешь, что он наделал? — продолжал Ричард. — Не только убил эту неповинную женщину, но и повел себя как можно только королю. Подданным непозволительно чинить по своему усмотрению суд и расправу. Он должен прекратить эти безрассудства, иначе окажется в такой опасности, от которой его не сможет спасти даже король.
Я была потрясена сверх меры. У меня из головы не шла несчастная Анкаретта, разговорчивая, приветливая женщина, безжизненно висящая в петле.