Обрести силу

13

Утренний мороз еще был крепок. Тот тут то там раздавались громкие похожие на удар хлыста звуки лопающейся древесины деревьев.

— Кар! Кар! Кар! — вдруг сорвался с длинной ветки ворон, сидевший до этого неподвижной нахохлившейся статуей. — Кар! Кар! Кар!

Его напугал одинокий всадник, который рысью пронесся по дороге и исчез за очередным поворотом.

— Кар! Кар! — продолжал хрипеть ворон, все равно не желавший успокаиваться. — Кар! Кар!

Через некоторое время на дороге показались еще всадники, видом своим напоминавших первого. Судя по развевающему серому стягу с небольшим красным кругом в центре, эти всадники, облаченные в тяжелые вороненные доспехи, принадлежали к корпусу Вершителей правосудия из охраны самого Великого кади султаната.

— Проклятье! Успокоит кто-нибудь эту проклятую птицу?! — недовольно вскрикнул молодой мужчина в черном плаще с алой подкладкой, ехавший в середине отряда. — …

Кто-то из окружавших его воинов быстро вытащил из лакового деревянного футляра небольшой лук и с первого же выстрела снял птицу с дерева. За что сразу же удостоился одобрительных возгласов со стороны остальных и своего господина.

— Достойный выстрел, Керим! — молодой мужчина спустил шерстяную повязку с лица, защищавшую его от морозного воздуха. — Снял этого вестника смерти первой же стрелой. — Даданджи Зарат, новый Верховный кади Великого Шамора, Око великого султана, милостиво похлопал сияющего воина по щеке. — Твоя меткость достойна награды…

Стать Верховным кади огромного султаната с сотнями тысяч подданных и получить в руки власть, уступающую лишь власти великого султана, в неполные тридцать лет, невозможно сказал бы любой, даже вонючий бродяга из подземных трущоб Великолепного Селина, столицы Шамора. В добавок еще и рассмеялся бы в лицо. На эту вершину взбираются годами, а то и десятилетиями, буквально зубами вгрызаясь в каждую ступеньку и нередко оставляя за собой не один десяток трупов. Характерными примером был незабвенный кади Рейби, занявший эту должность лишь к своим шестидесяти двум годам после того, как его предшественник очень быстро умер от болотной лихорадки. При этом от самого Селима и до ближайшего болота, где водились болотные гадюки, было более двух сотен лиг…

Однако, невозможное становиться возможным, если твоей родной сестрой была любимая супруга самого великого султана, который в ней души не чаял и проводил с ней все свое свободное время. В таком случае должность Верховного кади падает в твои руки словно перезрелый фрукт с плодового дерева.

— Господин! Господин! — вдруг до них донесся громкий крик, когда кади Зарат уже вытянул из ножен свой кинжал, чтобы одарить им своего телохранителя. — Господин, засада!

Телохранители кади тут же привычно закрыли своего господина несколькими кругами. В сторону леса со стороны каждого из всадников смотрел большой щит, который почти полностью скрывал туловище воина.

— Господин, там засада…, — выскочивший из-за поворота всадник, отправленный в передовой дозор, в доли секунды оказался перед отрядом. — Была! На наш патруль кто-то напал!

Выслушав его Зарат махнул рукой и кавалькада всадников защитным ордером двинулась вперед.

За поворотом их уже ждали — трое спешенных всадников, настороженно следящих за окружавшим дорогу лесом, и один лежавший на плаще и стонущий от боли воин. Едва стяг с оком приблизился на два десятка шагов, как оба стоявших бессмертных сразу же упали на колено и склонили головы, приветствуя Верховного кади Шамора.

— …, — недовольно оттопырив губу, кади Зарат кивнул им, разрешая говорить.

Один из воинов, мощный легионер, выглядевший за счет массивных доспехов еще больше, сразу же заговорил.

— Комтур Велей, господин, — он вновь склонил голову; в разговоре с таким лицом поклон никогда лишним не бывает. — Направлялись из пограничного Добжора с посланием. Тут близко, около двадцати лиг…, — добавил он, словно оправдывая столь ничтожную численность своих сопровождающих. — На рассвете нас обстреляли из луков. К счастью, стрелки были не очень…

Ничего не говоря, кади тронул поводья и его жеребец прошел несколько шагов, где лежал раненный и трое павших скакунов. Несмотря на свою молодость (молодость для занятия такого поста) Зарат был отнюдь не неопытным глупцом, скакавшим при дворе из постели одной перезревшей красотки в постель к другой. Он успел отслужить почти полный срок в пограничной страже и потому неплохо разбирался во многом, что касалось воинского искусства.

— Говоришь, стрелки были не очень? — змеиная усмешка тронула его губы с щегольскими усиками над ними. — Так, комтур? — спрыгнув на землю, он коснулся одной из стрел. — Подойди, — насмешливо произнес он, от павшей лошади подойди к раненому. — Этот ранен в ногу! — он показал на ногу бессмертного, замотанную какими-то тряпками. — Эта лошадь получила стрелу в глаз, эти две по левую лопатку передних ног, прямо в сердце… И где ты тут видел стрелков, которые не очень?

Смутившийся легионер, снова всей своей тушей опустился на колено.

— Простите, господин, — кади внимательно посмотрел в лицо комтуру, который судя по странному голосу что-то то ли не договаривал, то ли просто скрывал. — …

— Говори…, — резко вспыхнул кади, до умопомрачения не ненавидевший недоговоренность. — Червь!

Тот буквально в лице переменился. Гневное слово из уст Верховного судьи, обладавшего правом казнить и миловать, могло означать почти однозначный смертный приговор.

— Пощадите, господин, — легионер уже рухнул на оба колена. — Я не хотел… Господин, просто это уже не первый случай.

Вокруг них уже кругом выстроились телохранители кади, которые тоже настороженно вслушивались в слова комтура.

— Они всегда так делают, — не поднимаясь с колен, он махнул рукой сначала в сторону леса, а потом на лежавшие тела лошадей. — Выстрелят несколько раз и растворяться в лесу. И стрелять стараются в лошадей или в ногу, руку, — кади Зарат непроизвольно скосил глаза на скулившего раненного, которого чуть потряхивало от боли. — И всегда лишь несколько выстрелов, и всегда точно в цель. Редко, когда промахивались…

Один из телохранителей, с хеканьем выдернувший стрелу из тела лошади, тут же подал ее кади.

— Эти проклятые стрелы, господин, легко пробивают наши доспехи, — комутр с ненависть посмотрел на длинную стрелу с листообразным черным наконечником; однако в его взгляде и голосе Зарат к своему удивлению уловил еще и страх. — Еще наконечники мажут какой-то дрянью, — рука кади неуловимо дрогнула при этих словах. — Раненного от нее отрясет как болотной лихорадки, — едва прозвучало название одной из самых страшных болезней этого мира, как рука кади разжалась и стрела упала на землю. — Потом его проносит…, — комтур тяжело вздохнул. — Эти нападения происходят почти каждый день. Дня не проходит, чтобы кого-то не подстрелили или… не отравили. Мы наводнили патрулями Кордову и ближайшие окрестности. Между соседними городками постоянно кочуют поисковые отряды. Всех пойманных сразу же отправляют на петлю… Но обстрелы продолжаются… Господин, мы хватаем уже всех — и бродяг,… и женщины и дети.

Зарат с ожесточением растер руки, пытаясь избавиться от склизкого ощущения на них.

— Что командующий? — прервал он, легионера.

— Победоносный был ранен, — понизил голос комтур. — Когда мы брали штурмом этот проклятый лагерь Роланда, ему в лицо попала…, — он на мгновение замолк, но тут же продолжил. — Драконья слюна… Победоносный лишился глаза, но он по-прежнему силен и, так же как и всегда страстно жаждет победы.

Глаза у кади от удивления расширились. Такого он еще не слышал.

— Что здесь вообще твориться? Великий султан, да правит он нескончаемое число лет, знает о том, что здесь происходит? — однако, поняв, что о таком обычный комутр вряд ли бы знал, недовольно поджал губы. — Отправляемся! А ты, отправишься со мной и все расскажешь по дороге… Думаю, Великому будут интересны все подробности…

Во время поездки Зарат действительно выяснил такие подробности, что часто не в силах сдержать свои эмоции начинал прищелкивать языком, демонстрируя свое восхищение…

То бледнеющий то краснеющий комтур рассказал о таких событиях последних дней, которые очень сильно разнились с красивыми и победными посланиями от Сульде к султану. Цокающий в восхищении кади, с трудом сохранявшие свое удивление воины-телохранители, услышали и об оставленном королем Роландом городе с отравленными колодцами и полностью вычищенной городской казной, и о многочисленных, подстерегающих воинов за стенами лагеря, ямах-ловушках, и о ставшей «дерьмовой» солдатской кормежке, и о частых поджогах в захваченных селениях и городках, когда дома со спящими легионерами сгорали от кошек и собак с пучками горящей соломы и травы.

И когда уже казалось, что поток новостей иссяк и легионеру нечем удивить, он выдал такое… Валяющееся прямо на земле золото и серебро; разрывающие бессмертных страшные камни, названные солдатами драконьими яйцами; пожирающие людей страшный белый песок; недомерок гном, сумевший призвать из глубин земли ужасного монстра — огнедышащего дракона.

Комтур после этого еще долго рассказывал обо всем, что у него выспрашивал кади. Но в какой-то момент беседы, когда бедняга комтур вынужден был коснуться одной скользкой темы, кади вдруг приказал свои телохранителя держаться от них на расстоянии.

— Все назад! — лицо Зарата словно окаменело и стало до боли похоже на мраморную статую. — Слово и дело Великого султана, — зловеще прошипел он, шикая на одного из замешкавшихся всадников. — …

Поэтому всадникам из внутреннего круга телохранителей кади пришлось держаться на довольно значительно расстоянии от них, отчего до них доносились лишь некоторые обрывки разговора.

— Ты разговариваешь с Верховным судьей… Думай о чем говоришь! — от зашкаливавших эмоций кади натянул поводья и сбил ход жеребца, отчего телохранители услышали чуть больше, чем им следовало. — И если утаишь хоть одно слово, то позавидуешь мертвым… Значит, ты этого сам не видел?

Тот сначала отвечал тихим голосом, но потом очередной порыв ветра вновь донес до скачущих чуть в стороне всадников новую порцию страшных слов.

— … Это все ложь, господин! Не было никакого нападения на лагерь! — комутр чуть наклонил голову вперед, отчего со сторону напоминал бодающего бычка. — Моя турия в тот день была в охранении. Я могу поклясться, что весь день и всю ночь было все спокойно. Не было никаких лазутчиков Ольстера…

Жеребец задумавшийся кади, словно почувствовав состояние своего наездника, снова замедлил шаг.

— Этот, что все тебе рассказал, из твоей турии? — теперь те из телохранителей, кто скакал сразу же за ними, прекрасно слышали каждое слово. — Он еще кому-нибудь это рассказывал?

— … пьяница, — голос комтура звучал то громко, то снижался до шепота. — … Это он лишь через пару дней выболтал, когда мы вошли в Кордову и распотрошили запасы вина парочки трактиров… Он так напился, что потом вообще ничего не помнил…

— Вечером пришлешь его ко мне…, — произнес кади вполголоса. — И смотри, если хоть одна душа узнает об этом…

Их беседа утихла лишь тогда, когда при очередном подъеме показалась небольшая речка с пологим и замерзшим болотистым лугом, за которым виднелись крепостные стены Кордовы, крупнейшего купеческого центра восточной части Ольстера.

— Смотрите, господин, — комтур, все еще скакавший рядом с кади, махнул рукой в сторону берега реки, где полу обвалившимися валами и неглубокими рвами рисовались узнаваемые черты шаморского походного лагеря. — Здесь была наша ставка, а вон там стоял шатер победоносного.

Однако, Зарата, десятки если не сотни раз видевшего и самолично принимавшего участие в разбивке такого лагеря, заинтересовало совершенно другое, на что он и указал легионеру.

— Что это? — на реке стояло примерно с десяток легионеров вперемешку с местными жителями, судя по их одеждам, и что-то делали, энергично размахивая топорами. — …

— Лед вырубают, господин, — равнодушно проговорил комтур; для него этоа совершенно обыденная с некоторых пор картина совершенно не представляла никакого интереса. — В городе осталось лишь два чистых колодца, из которых можно брать воду. На всех не хватает. Поэтому, победоносный приказал для кухонных котлов бессмертных брать воду только из реки.

Уже у самых ворот города — крепости на глаза Зарату попалось еще нечто, что также вызвало его интерес. Это были виселицы, которые длинным рядом стояли прямо при въезде в город. Высокие прямые бревна с короткими лапами — перекладинами стояли почти через каждый шаг, отчего повешенные казались передовым строем какого-то дьявольского мертвого войска.

— Это те самые лазутчики, поджигатели…? — кивнул кади на одного из мерно раскачивающихся тел. — Что-то здесь почти одни… дети, — за несколько десятков шагов до первых виселиц он заметил, что почти все повешенные дети. — Они травили колодцы? И может из лука стреляли тоже они? — его стало пробивать на откровенный смех от такого нелепого предположения; Зарат был уверен, что таким способом Сульдэ лишь избавляет город от бродяг. — Вон этот же даже тетиву натянуть не сможет.

Его жеребец недовольно повел головой, когда наездник потянул поводья на себя. Остановившийся всадник с недоверием показывал на одного из повешенных — полураздетого худого мальчонку, из под дырявого трепья которого выглядывало синее почти черное туловище с повисшими плетьми руками — палками.

Стоял он так не долго. Через несколько мгновение отряд вновь продолжил движение к городу, у ворот которого их уже ждали. Первый всадник из корпуса Верщителей правосудия еще даже не подъехал к подъемному мосту, как легионеры у ворот уже опустились на колено, приветствуя Верховного кади Великого Шамора.

— …, — Зарат с натянутой на лицо маской спокойного равнодушия чуть приподнял руку, обозначая ответное приветствие воинам. — …, — побывав в шкуре легионеров, он ценил этих «псов войны». -…

Кони, стуча подкованными копытами, проскакали через опущенный мост и воротную башню, за которой сразу же открылся вид на высокие двух и трех этажные каменные дома. С небольшого свободного пятачка от ворот расходились две узкие улочки, над которыми шапками нависали вторые этажи каменных домов.

Разглядывая все это каменное великолепие, Верховный кади довольно ухмылялся. Еще бы! Этот крупный город стоял на пересечении нескольких двух торговых путей, что сразу позволяло Шамору контролировать потоки товаров с юга и севера.

В этот момент с одно из улиц до него донесся странный шум — какое-то дребезжание, грохот от падения чего-то большого и… лай?! Следом начали раздаваться громкие крики, больше напоминавшие вопли загонщиков при охоте.

— Держи его! Держи! — орало сразу несколько голосов. — А-а-а-а! Укусил! Где эта тварь?! Вон он! Вон он! — к первым голосам присоединилось еще несколько. — Удирает… Хватай его! Хватай! А-а-а-а-а! Огонь! Воды!

Перед кади Заратом едва крики стали слышны всадники уже выстроили плотную стену из щитов и обнаженных мечей, готовясь встретить приближающуюся опасность.

— Ушел! Ушел! — тут из угла дома, стоявшего шагов в пятидесяти от городских ворот, с болезненным скулением вылетел рыжий пес, к хвосту которого было привязано какое-то пылающее огнем тряпье. — Да, стреляйте же кто-нибудь! — Лохматая дворняга с ввалившимися внутрь худющими боками, зад которой был объят пламенем, словно обезумевшая неслась прямо на вставших стеной всадников. — Уйдет! Уйдет!

Воющему от боли псу оставалось до стражей из корпуса Вершителей правосудия каких-то пять ли шесть шагов, когда пущенная стрела попала ему прямо под лопатку. С хрипом псина свалилась и после недолгого дерганья затихла, источая зловонной запах паленой шерсти.

— Где он? Где эта тварь? — к воротам уже бежали трое взмыленных бессмертных, где-то потерявших свои щиты и шлемы. — К воротам… Туда… Кто это? — троица словно наткнулась на стену, когда разглядела всадником в мрачных черненных доспехах и развевающийся над ними стяг с кровавым оком. — На колени, олухи…

Кади жеребцом раздвинул своих телохранителей и выехал вперед. Ему определенно нравилось такое проявляемое почтение. Кровавая слава Верховного судьи шагала вместе с каждым бессмертным и это следовало только поддерживать.

— Господин, второй сводный городской патруль, — поднял голову один из легионеров. — Мы этого пса почти от ратуши гнали, пока ваши его не подстрелили, — кади кивнул, поощряя докладывать дальше. — Чуть трактир нам не поджег блохастый! Появился откуда ни возьмись. Скулит, пасть в пене, а задница горит, — легионер бросил ненавистный взгляд на лежавшего пса. — Уже который день нет-нет да и откуда-то вылазит очередная такая тварь с куском горящей ткани.

Выслушав все это с каменным лицом Зарат кивнул легионерам, отпуская, и тронул поводья, пуская своего жеребца вскачь. «Странные вещи здесь творятся…, — размышлял он, покачиваясь в седле, пока отряд неторопливо пробирался через узкие улочки города. — Видно старик все-таки начал терять хватку. Не таким уж и железным он оказался… Хотя потеря единственного сына добьет кого угодно, — Зарат вспомнил и сына Сульдэ, красавца Урякхая, о гибели которого тот сообщил в послании султану. — Железный старик… Старик… Нам о многом с тобой нужно поговорить, — легкая улыбка еле тронула губы молодого кади. — Многое обсудить… Жизнь и… даже смерть такого верного поданного великого султана, как Рейби, — наконец, торжествующая улыбка на его губах заиграла во всей красе. — Никто не может тронуть Верховного судью. Даже, ты, командующий!».

Зарат чувствовал, что ему выпал редкий шанс изменить свою судьбу и возвыситься еще больше. Казалось бы, куда выше? Заран и так в свои неполные тридцать лет сделал просто головокружительную карьеру, шагнув из начальника мелкого заштатного пограничного гарнизона сразу в Верховные судью целой империи. В его руках и так была сосредоточена просто гигантская власть, о которой мечтали тысячи и тысячи. Однако, пока еще эти мысли в его голове не стали мечтами о чем-то большем и запретном — думами о еще большей власти о еще большем могуществе. И пока еще, он не вспоминал о том, что его сегодняшнее могущество было целиком и полностью заслугой его чрезвычайно смазливой сестры, с которой в султанском гареме могло случиться все что угодно… Сейчас, кади Зарат лишь помышлял о власти над легендарным Железным стариком, над командующим Великой орды, призванной раздвинуть границы Шамора по последнего моря.

— Господин, мы почти на месте, — вдруг из раздумий, в которые он углубился совершенно незаметно для себя, его вырвал голос одного из сопровождающих. — Вон шатер командующего.

Зарат, удивленный, что почти не заметил целый отрезок дороги, встряхнулся. Действительно, примерно в сотне шагов от него посреди заснеженной центральной площади города стоял великолепный шатер, почему-то с символами Ольстерского королевства. «Старик всегда верен себе, — усмехнулся мужчина, разглядывая драгоценную шелковую ткань шатра. — И никогда не любил, когда его окружали крепкие, похожие на тюремные, стены».

— Посланник и Неусыпное Око Великого султана, Верховный кади Шаморского султаната Даданджи Зарат, — торжественно и громко проговорил знаменный из корпуса Вершителей правосудия, стоя перед четверкой высоких, башенноподобных бессмертных, лица которых были спрятаны за полностью непроницаемыми железными личинами монстрообразных зверей.

Те молча расступились и пропустили внутрь шатра кади.

«Боги, — едва не воскликнул Зарат, когда волна смрада от пота, гноя и какой-то вонючей лекарской мази накрыла его полностью. — Какая вонь! — легкие, мгновение назад вдыхавшие чистый морозный воздух, отказывались этим дышать. — Уж не сдох ли он…».

Когда же его глаза привыкли к полумраку шатра, едва освещаемого двумя закопченными масляными лампами, мужчина увидел и источник этой вони. Сгорбленная фигура командующего сидела на своей неизменной кошме, когда белоснежно белой, но сейчас приобретшей грязно-серый цвет. Рядом с Сульдэ на четвереньках сидел лекарь и осторожными движениями втирал какую-то мазь.

— Великий, да продлят боги его годы до скончания веков, приветствует тебя, — начал говорить Зарат, так и не дождавшись от хозяина шатра ни слова. — Он надеется, что его верный слуга силен, глаза его зорки, а руки и дальше готовы разить врагов Великого Шамора.

Конечно же все эти цветастые приветствия и пожелания были пустыми и шаморский султан Махмур ничего такого не говорил, а все это добавили в послание его писцы. Зарат это прекрасно понимал и не сомневался, что это понимает и сам командующий.

— Он получил твои послания и скорбит вместе с тобой о смерти твоего единственного сына и наследника. Не меньшая печаль охватила его и при известии о гибели его верного поданного кади Рейби. Но охвативший его гнев на нечестивых и жестоких убийц, посмевших осуществить это злодеяние, был еще больше его скорби и печали, — мужчина внимательно следил за реакцией неподвижно сидевшего старика. — Великий повелевает обрушить его гнев на убийц его Ока, кади Рейби.

Вдруг Сульдэ зашипел, как рассерженная непрошеным вторжением кобра. И лекарь тут же попытался отпрянуть от своего господина, но сильный пинок командующего все равно нагнал его и отправил в дальнюю часть шатра.

— Собака! — с шипением выдохнул он воздух и поднял склоненную голову. — Зарублю…, — упавший лекарь сразу же свернулся в кучку и заскулил, как побитый пес. — …

Едва тусклый свет от ближайшей лампы осветил лицо командующего, как Зарат с трудом подавил в себе желание вскочить, чем удивил и самого себя. Ему, «отпахавшему» на границе полный срок, было конечно не привыкать к ранам. После жарких «заруб» с отрядами опоенных какой-то гадостью фанатиков единого Бога, вооруженных зазубренными тесаками, он насмотрелся на рваные дыры в телах своих солдат, но тут было нечто совершенно другое… Желтовато — серое лицо старика словно состояло из двух половинок, одна из которых принадлежала человеку и имела совершенно обычные черты, а вторая — демону из преисподней.

Зарату даже на ум не могло прийти, что могло оставить такие следы! Эта демоническая половинка напомнила ему мятую, взопревшую от тяжелой и грязной работы, рубаху, которую кто-то неловко накинул на голову человека. Часть лба Сульде вместе с куском волос съехала вниз, почти полностью скрывая глаз. Еще ниже оказалось щека, оплывшая словно расплавленный воск толстой свечи, а под ней едва угадывался уголок рта.

— Боги…, — все же вырвалось у него, когда Сульдэ ощерился нормальной частью своего лица. — Великий не знает об этом увечье…

Едва он это произнес, как тут же пожалел об этом. Единственный глаз оскалившегося Сульдэ нехорошо сверкнул. Говорить такое, намекая на физическую немощь, точно не следовало… Зарат буквально физически почувствовал, как на шее начала затягиваться удавка.

— Ха-ха, — вдруг голову старика дернулась и из его рта до тяжело дышавшего Зарата, донесся скрип-смех. — Увечье… Зачем Великому знать об этом? — падающие тени делали смеющееся лицо еще более зловещим. — Это, — он махнул рукой в свою сторону. — Не отнимает, а придает мне силы. Ты же служил и должен знать, что некоторые раны лишь усиливают нашу ненависть к врагу… Поэтому забудем об этом и вернемся к посланию Великого, да будут крепки его члены, как ветви столетнего дуба.

При это его единственный глаза так яростно буравил Зарат, что он с трудом нашел в себе силы, чтобы кивнуть и продолжить…

Не так, совершенно не так, он представлял себе их встречу. Это должна была быть встреча обвиняемого и обвинителя, умоляющего и непреклонного. Вышло, что почти наоборот. Это Зарату пришось трепетать.

— Великому… э, — мужчина с трудом, но овладел собой. — Пришлась по нраву весть о взятии Кордовы. Этот город станет настоящей жемчужиной в драгоценном ожерелье шаморских торговых городов и расцветет подобно весеннему цветку под нашей крепкой рукой, — продолжал Зарат, стараясь чтобы его голос звучал тверже и уверенней. — Великий повелевает все взятые ценности отправить в столицу, где под пристальным вниманием главного казначея они будут в большей сохранности.

Здесь кади даже позволил себе чуть улыбнуться, понимая, что отправлять-то по-существу нечего.

— Милостивого также заботит твое неприязненное отношение к нашему союзнику — владыке подгорного народа Кровольду, — Зарат уже обрел второе дыхание; от его недавней растерянности и липкого страха не осталось и следа. — Великий внял твоим подозрениям, но в мудрости своей не позволяет тебе оговаривать нашего союзника. Сообщаем тебе, что недавно Кровольд вместе с большей частью своих дружин покинул владения Ольстера и вернулся к себе для подавления мятежа. Но, властитель гномов уверил Великого, что не позднее весны вновь выступит против короля Роланда…, — тут Зарат ухмыльнулся и заговорщически понизив голос, произнес. — При дворе ходят слухи, что владыка Кровольд преподнес Великому полный комплект снаряжения бессмертного из драгоценной черной стали, — в голосе мужчины вольно или невольно проскользнули нотки восхищения по поводу такого дара. — Это почти пять десятков килограмм гномьей стали…

В этот момент со стороны неподвижно сидевшего Сульдэ вдруг раздался его жуткий скрип — смех, отчего ничего не понимающему Зарату вновь стало не по себе.

— Ха-ха-ха! — скрипел полководец, тряся оплывшей стороной лица. — Ха-ха-ха! Пять десятков драгоценной стали! Ха-ха-ха! — он резко вскочил с места и с силой ударил ногой по одному из странных пузатых матерчатых тюков, стоявших вдоль полотна шатра. — Смотри! — от удара тюк запрокинулся и из него с мелодичным звоном полился матовый черный ручеек. — Ха-ха! Видишь, сколько здесь этого добра?! — на землю высыпалось горстей десять стальных листовидных наконечников характерного глубокого черного цвета. — Вот! Тоже владыка Кровольд отдарился!

Ошеломленный Зарат же не сразу понял, что старик имел ввиду, говоря «отдарился».

— Вот сколько стали этот коротконогий пес прислал мне и моим бессмертным, — старик наклонился и захватил штук пять — шесть наконечников и бросил их к ногам Зарата, заставив последнего отпрянуть. — В этих тюках около ста килограмм гномьей стали. И если бы не этот проклятый снег мои воины собрали бы еще столько же, а может и больше… И на каждом из них кровь моего человека! На каждом! — он подошел к кади вплотную. — Ты об этом хочешь написать Великому? О том, что наконечники гномов прокалывают доспех бессмертного как тряпье нищего бродяги? Об этом?!

Горящий ненавистью глаз старика еще несколько мгновений смотрели на съежившегося кади, совсем не ожидавшего такого взрыва.

— Ха-ха-ха… Подарок от владыки Кровольда…, — командующий сел на свое место, горько смеясь. — Видят Боги, владыка Кровольд большой шутник… Ха-ха-ха, — наконец, это скрежетавший смех стих и Сульдэ снова уставился перед собой. — Ну, а еще что ты расскажешь мне?

Кади Зарат же молчал. А в его голове проносились лишь мысли о том, что тягаться с командующим ему еще не под силу. Железный старик оказался слишком тяжелым противников, который с легкостью мог отправить его, кади Зарата, вслед за его предшественником. Поэтому пока он решил для себя следующее — идти в открытую против Сульдэ еще рано, а вот исподволь и незаметно, можно попробовать.

— По дороге сюда я видел многое такое, что меня взволновало. Тогда в дороге я подумал, а все ли так хорошо на наших новых землях… Мои глаза видели и нападение на патрульных легиона, и множество виселиц. Легионеры болтают об отравленной воде, пище и ядовитых стрелах. Тут же повсюду следы пожаров… Но даже это еще не все! — кади медленно подбирался к самому главному, о чем он хотел спросить. — Еще я узнаю о совсем невероятных вещах. О громовых камнях с вложенных в них силой Богов, способных разметать как младенцев десятки воинов; о чешуйчатом чудовище из легенд, изрыгающем пламя; о проклятой магии, способной пожрать человека зажи…

В этот момент мужчина, уже в очередной раз остановивший свой взгляд на изувеченной части лица Сульдэ, поперхнулся. Он, наконец, понял, откуда на лице командующего такие странные раны. Это магия! Только магия могла словно гигантскими челюстями сжевать лицо человека и, выплюнув, вернуть все обратно.

— Почему Великому ничего об этом не известно?