Обрести силу

5

Часть шатра была отгорожена полупрозрачной тканью, за которой возле пылающей жаром открытой жаровни стоял невысокий лежак с мечущимся в бреду телом.

— А-а-а, — тихо простонал накрытый тяжелым покрывалом человек, дернувшись мокрой от пота головой. — Стреляйте… Еще, стреляйте, — снова и снова шептали пересохшие губы. — Они все ближе… Благие… Стреляйте же.

Его голова повернулась на бок и мужчина открыл глаза, в которых плескался ничем не прикрытый страх, едва не переходящий в панику.

— Где я? — тяжело поднималась грудь, воздух с легким свистом пробивался в заложенную носоглотку. — Где я? — страшные мысли о плене, об изуверских пытках, чуть не взрывали его голову. — Эй…, — взгляд лежавшего, словно дикая серна, метался по попадавшим в поле зрения предметам — легкой почти воздушной ткани-перегородки, массивной металлической жаровне с красновато-черными углями.

Тут он увидел лежавший на лежанке, прямо рядом с его рукой, столь знакомый ему меч, а чуть дальше его тщательно починенные доспехи, аккуратно сложенные на небольшом изящном стульчике. Его глаза с облегчение закрылись… Рядом со своим врагом никто не положит его оружие, а значит он у своих.

— Дома…, — с облегчением пробормотав граф Фален, снова проваливается в забытье. — …

Сильный жар от ран, полученных в ходе той безумной по своему отчаянию и бессмысленности атаке на шаморских фуражиров, буквально сжигал его тело, раз за разом туманя его разум. Последние несколько суток его «неровное» состояние напоминало поведение добытчика жемчуга, который то погружался на самое дно моря в поисках драгоценной жемчужины, то быстро всплывал за не менее драгоценных глотком воздуха.

В какой-то момент (время в таком состоянии он почти не ощущал; и день и ночь превратились для него в единую тянущуюся полосу) полотно у входа в шатер неуловимо колыхнулось и внутрь тихо проникла высокая крепкая фигура в богато украшенном доспехе. Следом за ней, так же стараясь не издавать излишнего шума проникла другая фигура.

Лежавший в забытье Фален их не замечал, хотя их кое-какие фразы их негромкой беседы все же доходили до его измученного разума. Правда, он почти их не воспринимал — что-то было для него неровным шумом, что-то бессвязным бормотанием.

— Как он сегодня?

— Он плох, Ваше Величество…

— … Что же ты мне вчера плел? Несомненно, лучше… Я уверен в этом.

— … милость Благих… Надо ждать… Скажу лишь одно, что его сиятельства граф должен находится в полном покое… Сейчас я дал ему лекарство и он должен крепко спать.

Сам же граф метался на своей постели, то порываясь куда-то бежать, то, наоборот, стараясь вжаться в свое ложе.

— Этот проклятый старик хотел забрать моего брата… К утру я должен дать свой ответ. Больше тянуть мы не сможем… Кузена отсюда надо увезти. Завтра будет не до него и боюсь… нам вообще ни до чего не дует дело…

— Сир?

— … Чтобы к утру в лагере остались только солдаты… Больше никого. Беженцев из города отправь сегодня же в глубь королевства… Выдели небольшой отряд для сопровождения бедняги Фалена… Чтобы завтра не случилось, у Ольстера должен оставаться король, который продолжит эту проклятую войну…

Глаза лежавшего вновь открылись. Чуть громче чем следовало произнесенное имя на какое-то мгновение прояснило Фалену голову и, он отчетливо стал слышать обрывок этой беседы.

— … Лагерь атаковать самоубийство. Здесь пойма реки, а почва хорошо не промерзла. Мы просто увязнем, сир.

— Знаю, но ждать когда они выйдут мы тоже не можем…

— Вы же говорили, то торги непревзойденные стрелки. Если же пустить сначала их разворошить это осиное гнездо и дождаться, когда «бессмертные» выползут из-за укреплений лагеря, а потом…

— Что потом? Торги голые… Тех стрел у них почти не осталось… Стрелы с обычными наконечниками стрел лишь царапают броню «бессмертных».

— А обоз? Гномы же обещали еще наконечники?

— … еще в пути… Не известно…

— Если попробовать ночью? — не унимался собеседник короля. — Есть у меня пара парней на примете. Выросли в лесу… Ходят так, что ни одна травинка не шелохнется… Снимут охрану на воротах, а потом пустим конную лаву.

Тяжелая ткань шатра еще раз дернулась, оба собеседника вышли наружу. Ответ короля был уже почти не слышен.

— … Дурень!.. Ноги переломают!.. Только одна дорога… Пара точных выстрелов и… Завал…, — голос короля постепенно стих.

Фален открыл глаза и некоторое время еще выжидал, не появиться ли еще кто-то. Убедившись, что в шатре и возле него никого нет, он медленно сполз с лежака и, завернувшись в одеяло, побрел к выходу. Прежде чем выйти, он зацепился взглядом за невысокого человека в камзоле простого слуги, который скрючившись в три погибели, крепко спал за невысоко стоявшей жаровней. Видимо, он здорово намаялся, выхаживая сгорающего в лихорадке больного.

— Я…, — бормочущий себе под нос парень брел в сторону реки, к заболоченной пойме которой одной стороной и выходил королевский лагерь. — Я должен…

Сгорающего от лихорадки Фалена грызло чувство вины, которое словно ненасытный голодный зверь поселилось внутри него после случившегося в том селении. Потом было нарушение приказа короля и нападение на фуражиров Шамора, что еще более усугубило его состояние. Услышанное же сегодня стало для его полусумерченого сознания последней каплей…

— Я должен…, — брел он на заплетающихся ногах. — Должен…

В этой части лагеря постов было меньше, так как на чуть подмороженной пойме реки любого лазутчика можно было легко заметить чуть ли не за сотню шагов. Парень же шел буквально по кромке, отделявшей сухой подъем и чуть запорошенную снегом низину.

— Должен дать им немного времени…, — мысль о том, что из-за него — его дурости и несдержанности — в конце концов, все может погибнуть, причиняла по настоящему физическую боль. — Ему нужен я… Да, только лишь я…, — он додумался до того, что своей жертвой сможет отсрочить нападение орды. — Все правильно… Кровь за кровь… Я убил его сына, значит и ответить должен лишь я…

Как этот больной, с трудом перебирающей ноги человек смог выбраться за пределы лагеря, можно было объяснить лишь чудом… Или еще может быть случайным стечением целого ряда удивительным образом сложившихся обстоятельств — объявленного временного перемирия, особенно мерзкой в этот час ветреной и промозглой погоды, чуть большей чем обычно меры вина в сумке у одного из постовых. И в результате закутанная в бесформенное одеяло фигура оказалась в нескольких десятках шагах от другого лагеря…

— Кузен короля… Роланда, — бормотала сгорбленная фигура, выйдя на освещенное светом костра место. — Ищут… Здесь я…, — из-за ворот что-то угрожающе кричали. — Урякхай… смерть…, — с трудом шевелился его язык в пересохшем горле. — Я… должен.

Дальнейшие несколько десятков минут Фален благополучно пропустил, рухнув без чувств на снег. Он не помнили почти ничего: ни волочение по земле, ни недоуменные крики, ни сильные удары по телу.

… Мало приятным было и его пробуждение… Что-то держало его за волосы, отчего голова с силой запрокинулась назад, за спину. Сильно ломило грудь, словно кто-то на ней знатно потоптался.

— … ты? — вместе с показавшимся ему ярким до рези в глазах светом до него стали доноситься сначала чьи-то слова, а потом и целые связные фразы. — Слышишь? Кто ты? — в лицо вдруг ударил поток воды. — Победоносный… у него сильный жар…, — чьи-то сильный жесткие пальцы коснулись его подбородка и сильно его сжали. — Нужен лекарь… Это знатный человек, господин… Посмотрите на его сорочку. Расшитая золотом кайма…

Он пытался что-то ответить, но пересохшее горло отказывалось служить. Ему адски хотелось снова упасть и забыться.

— … Лихорадка…, — в его сознании снова стали всплывать лишь некоторые фразы. — Очнись! Как твое имя?! Дайте ему воды…, — те же пальцы разжали рот и влили туда что кислое. — Еще! При лихорадке очень хочется пить…

Кисломолочная жидкость благодатной влагой прошлась по горлу, смывая это неприятное шершавое ощущение.

— Кхе-кхе, — начал кашлять Фален. — Я слышу…, — хрипло проговорил он. — Слышу… Я тот, кто вам нужен…, — сквозь едва раскрытые веки маячили неясные фигуры людей, находящихся рядом с ним. — Граф… Я Фален… граф Тусконский… Вы слышите?

Фален чувствовал приближение очередного приступа боли, которые в последние час случались с ним чаще и ярче, чем прежде. Поэтому он старался успеть сделать все, что должен был.

— Я граф Тусконский, — ему все же удалось собраться с силами и четко произнести свой титул. — Его величество Роланд I Ольстерский приходится мне кузеном…, — даже в таком состоянии мужчина почувствовал, как вокруг него стихли все звуки; стоявшие рядом с ним слушали его, затаив дыхание. — И… я… знайте… я убил вашего принца…, — он назвал Урякхая так, как думал. — Я зарубил это ублюдка… Он убивал простых…

Тут же рядом с ним кто-то яростно зашипел, что-то приговаривая.

— У-у-у-у, — шипение сменилось скрипучим и полным предвкушения голосом, с нескрываемым наслаждением перечислявшим пытки. — Грязный пес! Ты будешь умирать днями! От рассвета и до заката твою кожу будут дергать лоскуток за лоскутком, кусочек за кусочком, посыпая все это солью… Великое Небо, как же я ждал этого! — какая-то невысокая плотная фигура подошла к Фалену почти вплотную и нос мужчины уловил тяжелый запах пота. — Ты слышишь, собака?! Лучшие лекари будут следить за каждым твоим вздохом, чтобы ты не сдох раньше срока…

Фален что-то пытался сказать в ответ, чтобы разъярить еще больше, но пересохшее горло вновь подвело его. Силы в очередной раз подвел измученного лихорадкой мужчину и он забылся на некоторое время…

— … Я Верховный судья Великого… и я говорю нет! — очнувшийся ольстерец сразу же оказался в центре ожесточенно спора, начало которого благополучно «проспал». — Он единственный наследник короля… Завтра мы растопчем этого молодого выскочку, посмевшего скалить зубы на Великий Шамор, а потом нашему пленнику присягнет каждый аристократ этого королевства…

Кто-то другой с исступлением не соглашался.

— … Великий не нуждается в этом королевском отребье! Ольстер падет, а султанат пополниться еще одной провинцией, — Фален пытался пошевелиться, но кто-то сзади его крепко держал. — Если же кто-то попытается поднять голову, то мои бессмертные с радостью избавят его от нее…

Дребезжащий старческий голос голос не сдавался.

— Мне говорили, что ты думаешь лишь на длину своего клинка, но я не верил… Сейчас же слыша все это…, — открывшаяся перед глазами пленника картина чуть прояснилась и он увидел двух спорящих шаморцев — старика с длинной узкой бородой в богатом халате и коренастого мужчину чуть моложе с прорезанным морщинами лицом. — Я вижу твою глупость… Ты совсем забыл, что Великий поход не заканчивается этим королевством. Ибо сказано Великим, да хранится имя его в вечности, что бессмертные раздвинут границы Шаморского султаната до бескрайнего моря. Если же ты положишь их всех здесь из-за своей мести, то кто пойдет дальше? Гномы Кровольда? — упомянув владыку гномов седой старик вдруг переключился на него. — А если этот бесноватый гном решит, что ему достанется слишком мало и повернет железную стену на Шамор? Ты думал, кто тогда встанет на пути фаланги гоплитов?

Последнее стало словно ушатом холодной воды, внезапно вылитой на разгоряченного.

— … Он не посмеет, — глухо и с едва проскальзывающими нотками неуверенности проговорил первый. — Кровольд алчен и жесток, но далеко не дурак… Подожди…, — коренастый мужчина вдруг застыл, проглатывая часть фразы. — У нас же есть этот паршивый пес…

Услышав этот Фален отчетливо вздрогнул, что не осталось незамеченным.

— Ха-ха, слышишь…, — источающая зловонный запах фигура снова нависла над пленником. — Эти проклятые черные наконечники для стрел делает Кровольд? Отвечай? — старик, Верховный судья Шамора, кади Рейби, тоже оказался рядом, с жадностью всматриваясь в лицо Фалена. — Это дело рук гномов?

В эти мгновения ольстерца скрутил очередной приступ резкой боли, которая стальными тисками стиснула ему грудь и начала неумолимо разрывать его внутренности. Тело его напряглось словно тугая пружина, сведенные судорогой мышцы стали напоминать камень.

— А-а-а-а-а-а, — Фален издал еле слышимый стон, едва не срываясь на сильный вопль. — А-а-а-а-а!

— Говори, собака! — коренастый, командующий Атакующей ордой, продолжал терзать пленника. — Коротышки делают наконечники? — он схватил стонущего от боли и начал с слой трясти его. — Говори!

Фалена трясло как осиновый лист на ветру, из стороны в сторону. От боли он почти ничего не соображал. Что ему говорили, что спрашивали — все это было где-то там, на границе его сознания.

— Наконечники…, — шептал пленник, реагируя на знакомые слова. — Черные… сталь…, — он и не думал кого-то обманывать, он просто бредил. — Владыка Ко… делает… Много… Очень много… Заключили договор…, — это был поток сознания из уст теряющего сознания человека. — Кузни заработали… Есть договор… Владыка… Хр-хр-хрр…

Вдруг захрипевший мужчина, из горла которого пошли ошметки почти черной кровь, замолчал и упал на кошму. Терзавшая Фалина болезнь вступила в свою окончательную фазу…

— Ты слышал? Слышал? — в шатре же раздался напряженный шепот, от которого леденело в жилах. — Владыка Кровольд заключил договор за нашей спиной и начал поставлять наконечники из гномьего железа, — оба шаморца напряженно буравили друг друга глазами. — Ублюдок… ждет, что мы обескровим друг друга…

В этот же момент только двумя — тремя лигами севернее ольстерцы на воротах радостными криками приветствовали катившиеся по тракту необычные высокие фургоны. Предупрежденные об ожидаемом караване они сразу же начали оттаскивать в сторону несколько высоких сколоченных из бревен рогаток, преграждающих путь в лагерь.

Один из воротной стражи тут же понесся в сторону возвышавшегося королевского шатра, а трое остальных с нескрываемым любопытством глазели на странные повозки. Мягко раскачивающиеся из стороны в сторону дома на огромных (в рост человека) металлических колесах выглядели совершенно непохожими на то, что они видели до сих пор…

— … к такому подступиться даже боязно…, — бормотал первый стражник, не отрывая глаза от блестевших при свете сторожевых костров длинных узких клинков, шипами торчавших на бортах повозок. — Одно слово зверь…

— … это же какая махина-то, — одновременно с первым шептал второй. — Десятка три воинов влезет внутря…

— … подгорный народ с нами…, — улыбался третий.

— … это же топоры, — удивился первый стражник, разглядев выжженный топор на дереве повозки. — А еще в прошлом годы слышал, что их совсем не осталось…

Фургоны тем временем медленно катились вглубь лагеря, прямо за указывавшим дорогу ольстерцом.

— Смотри, как зыркает! — второй стражник кивнул на катившийся мимо них последний фургон, на месте возницы которого сидел что-то внимательно рассматривавший гном. — Как коршун…

А вот Тимуру, как раз и бывшему тем самым гномом, до них не было совсем никакого дела! Его обуревали совершенно другие мысли, далекие и от этих трех стражей с открытыми от удивления ртами, и от большого раскинувшегося на несколько лиг королевского лагеря, и от усталости… «А если король все же урод? — парень продолжал «ломать голову» над тем, что же ему делать дальше. — Ну, больной на голову урод… Мало ли чего кузен его мог рассказать, — лоб гнома прорезала еще одна морщина. — Как он отнесется к такому оружию? Вон впечатлит его огнемет «по самое не могу» и поставит его в самом центре, у всех на виду! Хрен знает, что это за человек…».

Эти мысли о том, как их встретит король и, главное, каким человеком он окажется, терзал его все сильнее и сильнее по мере приближения к королевскому шатру.

«Н-е-е-т, огнемет нельзя показывать ему, — решил Тимур. — А вот дракона можно…, — парадоксальная мысль, которую он и так и эдак жевал на протяжении пути, наконец-то, оформилась в нечто конкретное и неожиданное. — Король должен увидеть дракона… настоящего дракона… По крайней мере первое время… А там посмотрим, если живы будем».

Еще в пути парень не раз и не два ломал голову, каким образом ему лучше всего использовать это оружие. Ведь, здесь не надо было быть военным гением, чтобы видеть все недостатки придуманного им огнемета — и большая тяжесть (с ним не просто не побегаешь и не походишь, а будешь лишь рядом стоять и за ручки спуска огнесмеси дергать), и маленькая дальность поражения (на испытаниях дракон выдувал огонь примерно на пятнадцать шагов взрослого мужчины). Естественно, все это видел и Тимур!

«Решено! Он увидит дракона! Все увидят дракона из легенд, — тряхнул он головой. — Главное суть убедить их, что это настоящее чудовище — сейчас эта мысль, учитывая суеверность и главное наивность (не надо путать глупостью) очень многих гномов и людей, уже казалась ему очень неплохой. — Когда слух о настоящем живом драконе разойдется…, — Тимур улыбнулся; выходит все их с Торгримым художества при изготовлении огнемета не пройдут даром. — …

Словом, осталось только осторожно и как можно более естественно начать такую компанию по дезинформации своих и чужих — по оживлению великого и ужасного дракона. Случай же представился почти сразу и виной всему оказалась то ли человеческая глупость, то ли бесшабашность, густо замешенные на с исключительной самоуверенности…

Как уже потом, после всего случившегося далее, Тимур выяснил, в королевской охране служил некий незнатный дворянин — Арт де-Коэро, за душой которого было лишь крохотное поместье с десятком крестьян-арендаторов и полуразвалившийся отчий дом. Напротив, в избытке у него было хвастовства и бахвальства, из-за которых он с завидной регулярностью влезал во всякого рода авантюры. В этот же раз, едва увидев въезжавшие в королевский лагерь огромные гномьи повозки с угрюмыми сопровождающими, он за какой-то час успел побиться об заклад с добрым десятком своих товарищей, что не пройдет и ночи, как ему станет доподлинно известно, что такого привезли гномы.

И почти всю эту ночь Арт, как голодный волк вокруг овчарни, кружил возле гномьего каравана, присматриваясь к сторожам и самим повозкам. Чего он только за время до восхода солнца не предпринимал… И, сделав рожу каменной плитой, пытался пройти в наглую, строя из себя, как минимум приближенного самого короля. Однако, ни Кром ни уж тем более тугодум Грум не купились на это, молча не пуская его к повозкам и их содержимому, что его лишь раззадорило… И проползти тихой мышью тоже пробовал. Скрываясь в высокой траве, которая подступала почти к крайней повозке, Арт почти добрался до своей цели, но тут же был облаян проснувшимся псом… С третьей же попыткой, он попытался споить обоих гномов, но тоже потерпел неудачу. И Кром и Грум, не отказываясь от бесплатного угощения, влили в себя чуть не по полведра крепкого вина и… никого толку! Напротив, их начало тянуть на развлечения…

Колин же, глядя на все эти ухищрения лишь про себя посмеивался, не желая помогать ему в этом деле. Все должно было выглядеть максимально случайным… Однако, когда раз за разом фантазия этого, казалось бы неутомимого выдумщика, начала иссякать, а вера в успех падать, гном все-же решил немного помочь в очередной его попытке. Тимур, выйдя на свет костра, довольно громко послал Грума к королевскому шатру, чтобы узнать на месте ли его величество.

Едва гном с топотом сапожищ и позвякиванием металла умчался, как Арт тут же запустил несколько валунов в самую крайнюю повозку. Эти внезапные странные звуки стали для оставшегося одного Крома словно красная тряпка для и так уже взбудораженного быка. Пожалуй, именно так и чувствовал себя в этот момент Кром, которого уже достали все эти попытки пролезть в повозки.

— Убью, — тихо пробормотал Кром, и, перехвати по крепче секиру, начал подбираться к хвосту каравана с противоположной стороны. — Как…

Бормотание гнома еле-еле слышалось, когда довольно ухмыльнувшийся спорщик уже прошмыгнул к самой первой повозке и, видимо, самой ценной.

— Поглядим, что там притащили эти жадные куркули к папочке…, — мужчина лез со стороны возницы, еще раньше приметив, что здесь оттягивающая повозку ткань немного снизу расходилась. — Смотри-ка, крепко затянули, — толстый узел веревки, которой стягивались ткань, никак не хотел распутываться. — Проклятье… Не резать же… Заметит, — он запыхтел чуть сильнее. — Пошла что-ли…

Наконец, узла не стало и Арт распахнул одну часть полотно, после этого начиная осторожно влезать внутрь здоровенного фургона. Внутри было темно. Свет от ярко горевшего костра почти не проникал сюда. Хотя нет… Едва дышавший от напряжения мужчина разглядел какие-то то ли точки, то ли черточки алого цвета.

— Рубины?! — едва сдерживаясь чтобы не крикнуть, он судорожно вздохнул. — Как у короля…, — большой неровно ограненный ярко-красный камень на эфесе меча короля встал перед словно «живой». — Камни, значит, привезли…

Тут Арт уловил легкий запах гари. В костре у повозок горел сушняк, который почти не дымил.

Наклонив тело чуть вперед и до рези в глазах, всматриваясь в небольшие огоньки, он сделал еще шаг вперед и сразу же, лицом, наткнулся на холодный металл.

— Вот же, жадный ублюдки, — пробурчал Арт, понимая, что своим лбом ударился о самую решетку, которая перегораживала часть фургона; правда, он не мог не отметить, без преувеличения, монументальную толщину металлических прутьев. — Все перегородили… Ладно, тогда хоть посмотрю на камешки. Будет что рассказать этим лопухам…

Мужчина, пошарив на своем поясе, достал огниво и небольшой комочек высохшего мха, в качестве трута. Несколько мгновений, он ожесточенно высекал искру, пытаясь поджечь мог.

— Сейчас, папочка на вас посмотрит…, — забормотал он, просовывая вспыхнувший мох между прутьями клетки (решетка, как он ощупал руками, шла с обеих сторон фургона). — Сейчас… О-о…, — Арт окаменел, не в силах пошевелить конечностями; сейчас он мог лишь смотреть на… здоровенную, чуть больше лошадиной, матово черную морду, по которой прыгали неровные сполохи огня. — О-о-о-о…, — сильнее разгорающийся огонь уже во всю лизал его пальцы, но мужчина не замечал этого — все его внимание было поглощено лишь горящими изнутри алыми глазами-рубинами и выходящим из ноздрей чудовища едва заметным белесым дымком. — Хр-р-р…, — он что-то силился сказать, но моментально пересохшее горло не желало служить ему, выдавая лишь невнятное хрипение. — Хр-р-р…

Это было существо из древних легенд, которые в далеком-далеком детстве он так любил слышать от приезжих сказителей. Вместе с их рассказами, маленький Арт погружался в удивительный мир исчезнувших чудовищ — страшных драконов, которые пламенем из своей пасти уничтожали селения и целые армии. Тогда все эти слова про сверкающие кровью глаза, торчащие клыки-кинжалы и переливающуюся металлом чешую вызывали у мальчишки лишь восторг и дикое сожаление, что ничего этого не было в реальной жизни.

— Благие Боги, — наконец-то, смог хоть что-то прошептать он. — Это не я… Не хотел… Нет! Я не хотел, — вновь бессвязное бормотание снова полилось из его рта. — Не… Благие Боги!

Комочек моха еще раз ярко вспыхнул, еще сильнее осветив выпиравшие из под верхней губы чудовища два мощных светлых резца, и погас, мгновенно погрузив фургон во тьму.

— Благие… помогите, — попятился Арт к выходу, так и не сводя глаз с двух красных огоньков. — Я не знал… Не знал.

В эти мгновения разом проснулись все его детские страхи — «не балуй, а то заберут тебя…», «а живут они в тоще гор, куда и утаскивают тех, кто пререкается со старшими», «а спалить он мог целый город, лишь единожды выдохнув пламя». Окружившая его темнота давила все сильнее и сильнее, вытаскивая наружу детских чудовищ и монстров.

В этот момент пятившийся назад Арт задевает ногой выступ у выхода и, потеряв равновесие, падает наружу фургона и попадает прямо на удивленного и весьма злого гнома. Кром же, едва только открыл рот, чтобы наорать на него, как был едва не оглушен безумным пронзительным воплем, буквально выплюнутым ему в лицо.

— Аа-а-а-а-а-а! — резко отскочив в сторону, мужчина понесся вглубь лагеря, не переставая при этом орать как сумашедший. — Аа-а-а-а-а!

Дико орущего и размахивавшего руками мужика смогли утихомирить не скоро… Однако уже через несколько часов после того как его скрутили, по лагерю словно всепроникающая морская волна стали разноситься слухи… Один безумнее другого, слухи сплетались друг с другом подобно кожаным ремешкам и в конце концов превращались в нечто немыслимое и совершенно отличное от реальности…