Обсидиановый Клинок

Глава 6

— А вот и ты, ублюдок, — прорычал Ливиус.

Он схватил Магнуса за горло. Магнус пытался дотянуться до лезвия, что вновь было спрятано под рубашку, но после удара отвратительного вора он не мог ничего сделать.

Мэддокс рванулся к нему.

— Оставь его в покое!

— Бенито отобрал у меня глаз, — прошипел Ливиус, — и этот воришка заплатит за это своей жизнью!

Магнус напряжённо смотрел на Мэддокса, надеясь, что тот вновь попытается использовать свою странную магию, чтобы остановить Ливиуса. Руки Мэддокса были сжаты в кулаки, на лице застыла та же яростная гримаса, но взгляд, неопределённый и спутанный, метался взад и вперёд.

Ливиус оттолкнул Магнуса, вновь сконцентрировав внимание на мальчишке.

— Твоя магия на мне всё ещё не работает, правда? — его улыбка была больше похожа на хищный оскал. — Мне повезло.

— Пусть Магнус уйдёт. Не его вина, что ростовщики за тобой явились, а твоя.

— Я разберусь с тобой попозже, — он толкнул Мэддокса, заставляя его отступить на шаг назад, и тот, словно повторяя судьбу Магнуса, ударился затылком о каменную стену и без сознания рухнул на землю.

Магнус покосился на своего друга, а после с яростью взглянул на мужчину.

— Он просто мальчик, а ты относишься к нему, как к своей тряпичной кукле!

— Он получает по заслугам.

— Нет. Никто не знает, кто что заслужил. Никто не может наказывать другого за какие-либо мнимые проступки.

Магнус получил обсидиановое лезвие, этот острый клинок, преисполненный ярости, но был ли он готов убивать сегодня, был ли он готов сражаться до смерти с Ливиусом?

Будто бы против кого-то вроде этого мужчины у него был хотя бы один шанс! Против кого-то хитрого, жестокого, беспощадного, настолько, насколько был беспощадным и жестоким сам король.

На мгновение Магнусу тоже захотелось стать таким же. Это бы сегодня ему очень помогло.

Он бросил последний взгляд на своего друга, Мэддокса Корсо, юного ведьмака, тьмы в котором было так много, что он мог испугать могучую ведьму.

Но у Мэддокса было доброе сердце, то, чего никогда не было у Магнуса. И он надеялся — он молился об этом! — чтобы слова его изменили судьбу Мэддокса.

Он не станет мириться со столь жестоким обращением со стороны такого отвратительного опекуна.

Он силён. Невероятно силён. До ужаса силён. Но даже без магии никто не может его запугивать. Особенно Ливиус, этот хныкающий трус!

Пожалуйста, пожалуйста, пусть он никогда не забудет эти слова!

Ливиус вынул кинжал из ножен на поясе.

— Сначала я выколю тебе глаза. Нет… Нет, мы начнём с твоего лживого языка!

Магнус с вызовом посмотрел на мужчину.

— М, а с Мэддоксом ты сделаешь точно то же?

— Нет. Мне он нужен живым и здоровым. Но он очень пожалеет о том, что пытался сегодня сбежать от него.

Магнус посмотрел на Мэддокса, внушая ему мысль — он сейчас поднимается с земли, и глаза его почернеют от магии.

От желания обратить Ливиуса в пепел, который развеет вечерний ветер.

Но Мэддокс так и не поднялся.

— Прощай, мой друг, — прошептал Магнус. — И удачи…

— Что ты сказал? — требовательно спросил Ливиус.

Ничего, что ты заслуживаешь услышать — хоть слово, хоть звук.

— Ты желаешь меня убить? — Магнус встретился взглядом с этим жалким человеком, в котором горела жажда пугать, мучить тез, кого он считал слабее, беззащитнее, лишь бы только получить желанное.

Он превращал магию Мэддокса в монеты. Но разве он имел хоть малейшее представление о том, на что Мэддокс вообще был способен?

— О, более чем! — подтвердил Ливиус. — Конечно, глаз мне это не вернёт, но уж поверь, я испытаю достаточно удовольствия, чтобы оно компенсировало мою боль.

— Ну что же, тогда убей меня, — отрезал Магнус, — но сначала ты должен меня поймать, не так ли?

Бросив последний взгляд, преисполненный страдания, на своего бессознательного друга, Магнус повернулся к Ливиусу спиной и помчался так быстро, как только мог, зная, что должен спешить, чтобы ни Ливиус, ни солнце не смогли догнать его и перерегать путь домой.

Он мчался так быстро, как мог — быстрее, чем тогда, когда преследовал убегающую осень. Подошвы его тяжёлых ботинок были предназначены для снега и льда, но теперь бодро стучали по грунтовой дороге. Все мышцы ныли, ноги сводило, но он бежал, будто бы от этого зависела его жизнь — да ведь и вправду зависела!

Когда он выбрался за пределы города, то обернулся через плечо, но Ливиус не оставал. Он всё ещё преследовал Магнуса, но был медленнее, чем прежде, пожалуй, из-за своей новой, особенно неприятной травмы, травмы, которую он так нелепо получил.

Этого должно было хватить.

Не стоило насмехаться над ним — Магнус корил себя, сжимая пальцы вокруг клинка.

Да, но было ведь так заманчиво — застыть перед лицом того, кто считал себя самым опасным охотником на земле, но на самом деле был лишь трусом, что боялся всего на свете, жалким, совершенно бесполезным существом.

Трусом, который ещё и обвинял всех вокруг в собственных ошибках, в своих же грехах.

Как же противен!

В голове Магнуса набатом билась боль, ноги его молили о пощаде — бежать он больше не мог, — но боль в руке заставила шагать вперёд, по каменной дороге, что вела из города обратно на виллу лорда Гилиуса.

Но Ливиус постепенно догонял его.

Он не мог об этом думать. Все мысли кружились вокруг опустившегося низко-низко солнца, и теперь только осколки света касались высоких скал, к которым он приближался.

Вилла была ему столь знакома. Слава богине, он не забыл о том, куда надо было бежать, не направился в своём оцепенении на юг вместо правильного направления. Но на юге ведь ничего интересного не было. Только на западе, эта вилла, застывшая среди скал с видом на море — на простор серебристой воды, в которой отражалось алыми каплями заходящее солнце, что поглощало последние надежды Магнуса на возвращение домой.

Он споткнулся, минуя основание виллы, но выпрямился, к счастью, не упал — это было бы последним, что он сумел сделать.

Его поглотили сады, но сладкие запахи цветов, буйство красок деревьев, прекрасные птицы и звери — всё это казалось размытым перед его глазами.

Единственным, к чему стремился Магнус, была статуя Валории.

Всего двадцать швго до неё.

Пятнадцать.

Десять.

Он бросил взгляд через плечо, увидев, что Ливиус был от него всего в шаге, сжал зубы, хмурился в своём отчаянном приступе ненависти, отражавшемся так ярко на отвратительном лице.

Магнус протянул окровавленную руку к статуе — и в то же мгновение почувствовал, как руки Ливиуса сомкнулись на его шее.

А после растворился в темноте сад.

Пропал Ливиус.

И теперь существовала только ладонь его правой руки, прижимающаяся к ледяной поверхности останков статуи богини.

Когда он выдохну воздух, его почти что окутало жуткое облачко дыма — о, нет, это пар из его льда.

— О, — сквозь его полусознание пробрался чужой, грубый голос. — Удивительно, но, кажется, ты действительно справился.

Дрожа то ли от того, что так резко похолодало, то ли от того, что он был лишь в одном биении сердца от смерти, Магнус повернулся к старухе, внезапно осознав, что нет у него ни единого слова, ни единого восклицания, что сорвалось бы сейчас с языка — он не мог ей ответить.

Она удивлённо изогнула свои седые брови.

— О, кровавый принц внезапно потерял дар речи! Знал бы ты, до какой степени это неожиданно! — она указала на него своим птичьим запястьем, — отдай-ка мне, мальчишка, то, что у тебя есть…

Магнус протянул ей обсидиановый клинок, и она схватила его, прижала к себе без единого слова благодарности, но морщинистые губы растянулись в улыбке.

— Замечательно.

— И что ты будешь с ним сделать? — выдавил он из себя. — Кого ты убьёшь им?

Она смотрела на него, казалось, с искоркой истинного интереса в давно уже выцветших зелёных глазах.

— Убивать? О, мой дорогой, убивала я в далёком-далёком прошлом. Так давно, что уже и забыла, когда это было. Это лезкие — оно ведь предназначено только для меня, меня одной…

Его глаза широко распахнулись, когда она подняла рукав своего плаща, прижала клинок к своей коже, вдавила его, и тёплая алая кровь с шипением потекла на землю.

Магнус прижался спиной к статуе, уверенный в том, что стал свидетелем конца жизненного пути этой отвратительной старухи.

Она зажмурилась, и на её морщинистом лице вновь появилась улыбка.

— О, я ууже чувствую это… Волшебство Самары такое же сильное, как и всегда было.

Магнус с недоверием наблюдал за тем, как менялась внешность старухи, ошеломлённый тем, насколько это отличалось от того, что тогда происходило с несчастной Самарой Балто. Морщины на лице старухи разглаживались, кожа её становилась гладкой. Седые волосы становились чёрными, как смоль, губы её алели, будто бы свежие розы. Она выпрямила спину — и сомнения его полностью пропали. Улыбка её стала шире, открывая сверкающие белые зубы.

И когда она распахнула глаза, обрамлённые густыми чёрныси ресницами, те оказались яркими, будто изумруды.

Она была самым прекрасным существом, что Магнус когда-либо встречал в своей жизни.

Тем не менее, её левая рука всё ещё была лишь лапой хищной птицы.

— Кто ты? — горло его сжалось просто-таки до боли.

— Тише… — голос её был мелодичен и будто бы гипнотизировал. Она сжала его раненную руку своей нормальной, человеческой. — Время становится короче. Когда я исцелю твою ладонь, ты забудешь обо всём, что сегодня случилось.

— Нет, — Магнус пытался вырвать запястье, но она была поразительно сильна. — Я не могу забыть. Не могу! Мне нужно помнить то, что я видел, то, кого я встретил, то…

— Нет уж, такого не будет, — терпеливо ответила она. — Ты забудешь, и те, с кем пересеклись твои пути, тоже позабудут о тебе.

— Нет… Нет, мой друг должен меня помнить! — Мэддокс должен был помнить то, что сказал ему Магнус — о том, кто был хозяином его судьбы.

Ведьма покачала головой.

— Так должно случиться, разве ты не видишь?!

— Разве я не вижу? Да я не вижу ничего, кроме преисполненной эгоизма ведьмы, что вдруг решила, что имеет полное право распоряжаться моей судьбой!

— Твоей судьбой? Мой дорогой, ведь это поручение было нужно только мне, и я воспользовалась тобой, как инструментом, чтобы получить желаемое — вот и всё, мой дорогой. Только то, что мне нужно. Знаешь, ты должен поверить — если б я только сама могла проскользнуть туда! Если б только могла пробраться и изменить кое-что! — она покачала головой, и взгляд её стал задумчивым. — Но нет, слишком много мыслей. А теперь умолкни и дай мне воспользоваться магией Самары, чтобы унять свою собственную.

Златом засветились её руки, усиливая боль в его ране — но он всё так же не мог высвободить своё запястье.

Наконец-то она отпустила его руку и кивнула.

— Вот и всё. Прощай, мой милый, вряд ли наши пути ещё пересекутся.

Она повернулась, чтобы уйти.

Магнус отчаянно пытался ухватиться за его воспоминания.

Но, по мере того, как заживала кровавая рана на его руке, все чудеса, что он встречал, всё волшебство, которое видел, и тот новый странный друг — всё это растворялось в его памяти.

Не осталось ничего, кроме знакомого ощущения слоя льда под его ногами.

Удивительно. Почему у него внезапно стала кружиться голова?

— Магнус! — резкий голос короля прорвался сквозь заледеневшие руины. — Нам уже пора, Магнус!

Он моргнул, чувствуя усталость, такую сильную, что он, наверное, мог проспать целую неделю.

— Конечно, — кивнул он.

Король остановился рядом с ним и нахмурился.

— А где же твой плащ?

Магнус внезапно осознал, что плащ, который мгновение назад был на его плечах, вдруг пропал. Он осмотрелся, не понимая, когда мог его потерять, не осознавая того, что творил, но его ниде не было видно.

— Я… Я не знаю.

Король Гай что-то недовольно пробормотал себе под нос.

— Ладно, это не имеет значения. Пора отправляться в путь. Я уже увидел достаточно, да и ты, думаю, тоже.

Магнус видел достаточно — да более чем! Он был готов наконец-то вернуться во дворец и навсегда выбросить из своей головы этот отвратительнейший, прегадкий, препротивынй день!

Может быть, казнь ведьмы смутила его куда больше, чем он мог себе предположить? Ну и почему король всегда заставлял обвинённых в ведьмовстве умирать? И, может быть, они были просто несчастными людьми, что ещё верили в существование истинных элементалей?

Магнус на мгновение задержался, пока отец его вернулся к своей свите, страже и карете, что ждала по ту сторону от руин. Он смотрел на красное пятно на оледеневшей статуе, спрашивая себя, почему прежде этого не заметил.

Действительно, могло ли это пятно оказаться кровью?

Но нет, не имеет значения. Ничто не важно — кроме того, что он должен вернуться во дворец к своей любимой сестре.

Уже отступая, он заметил кое-что ещё.

У основы разрушенной статуи холодную, заснеженную землю пробили красивые жёлтые лилии.

Да что за ерунда!

Нет, такого не могло быть. В такие холода в Лимеросе никогда ничто не цвело.

Тем более, столь нежные цветы.

Отгоняя от себя мысли о пропаще плаща и чудесных лилиях, о воспоминаниях, которых не было, Магнус последовал за своим отцом, покидая руины, что, если верить истории, когда-то давно были пышным, цветущим садом, что прятался под ореолом магии…