Объективная реальность

Глава двадцать первая Гений черного пиара

Моя командировка затянулась. Слишком уж интересные события происходили в Германии, но обо всём по порядку. 31 августа собрался Рейхстаг, при этом его председателем был выбран Отто Вельс, глава социал-демократов, от самой большой фракции Объединенного фронта. Первое, что сделал Вельс, это поставил на голосование вотум недоверия правительству Брюнинга, который был с успехом принят, ОФ (объединенный фронт) неожиданно поддержали и нацисты, которые делали ставку на перевыборы. Гитлер хотел единоличной власти, не вступая в переговоры и коалиции с другими партиями. Кроме того, став снова канцлером, Брюнинг возобновил запрет на деятельность штурмовых отрядов НСДАП — как СА, так и СС, это ему никто прощать не собирался, особенно нацисты. Гитлеру было плевать на то, что канцлерзапретил Рот Фронт, а Тельману — на санкции против СА и СС, которые далеко не во всех землях Германии соблюдали. Гинденбург дал месяц на то, чтобы создать коалиционное правительство, но переговоры уткнулись в тупик. Рейхспрезидент с огромным скрипом пошел на то, чтобы назначить перевыборы. Новый Большой Бардак был назначен на 6 ноября этого года. Чем же был я занят всё это время? Я искал скелеты в шкафах. Точнее, организовывал их доставку на свет Божий.

Если исследовать электоральное поле Веймарской республики, то есть две партии, у которых Объединенный фронт мог отобрать голоса, это нацисты и центристы. Надо сказать, что обе эти политических группировки шли к своему союзу, правда, сейчас этому мешали амбиции фюрера, но рано или поздно Альфред Гутенберг, лидер немецкой национальной народной партии и медиамагнат пойдет на сомнительный союз с Адольфиком, проложив ему дорогу к власти. Но была фракция, получившая 75 голосов, имеющая солидную поддержку у бюргеров — так называемая Партия Центра. Ею руководил католический священник Людвиг Каас. И вот по ним и пришелся первый залп из говнометов восьмидесятого калибра[30].

Чтобы нанести этот первый удар даже целиться из этих самых орудий долго не надо было. Следовало лишь правильно распорядиться скандальными материалами. Целибат. Одно из самых уязвимых мест католической церкви, постулат, обрекающий слабых слуг Господа на всякие непотребства. И нет… не то, о чём вы думаете — тут мы вытащили на свет Божий педофилию. Надо сказать, что при правильной постановке вопроса и наличия более продвинутых современных мне психологических методик работы с людьми вывести на разговор нужных людей не составляло труда, а потом начались признания одного, потом второго, затем пошло и поехало, это напоминало массовый гипноз, помешательство, какую-то нездоровую истерию. В домогательствах со стороны священников признавались женщины и мужчины разного возраста. Я допускаю, что многие из них оговаривали себя, но сейчас это было выгодно нам. И волна разоблачений священников-педофилов лишь набирала серьезный размах. Доставалось не только католическим падре, но и лютеранским служителям культа, ибо не так уж сильно они отставали в греховных делах от католиков. Почему я был уверен, что это получится и будет раскрутка этого черного пиара? Так было такое в истории, было. Если вспомнить истории про гонения на ведьм, так можно многое рассказать, в том числе и о том, что протестанты сжигали ведьм чуть ли не более рьяно, чем католическая инквизиция, одним миром мазаны эти слуги Господа, которые на самом деле служили только себе и своему чреву. И примеры такого массового самооговора, как и самобичевания — хорошо известны. Перед тем как отправиться на костер люди с видимым удовольствиям рассказывали об участиях в шабашах, которых просто не было, от слова совсем! Психика человека — дама нестойкая и с нею можно поступать очень и очень жестоко.

На этот раз пропагандистская система черного пиара сработала на всю мощь. Главное было сделать так, чтобы эти публикации не выходили из одного центра, создать сетевую информационную структуру, когда запускаются статьи, слухи, передачи с высказываниями экспертов, анекдоты и листовки, и всё это бьёт по одной цели — опустить рейтинг партий с сильным религиозным уклоном, перетянуть их избирателей в то самое электоральное «болото», которое будет определяться с выбором в последние минуты голосования, а тут еще и немецкие писатели и деятели искусства, которые активно стали перетягивать одеяло на Объединенный фронт.

Но главной целью моих усилий было всё-таки уничтожить высокие рейтинги нацистов, лишить их значительной части голосов в рейхстаге. И это было вполне вменяемой задачей. Почему я так говорю? Потому что мы создали в Германии первое агентство по изучению общественного мнения, построенного на методах конца двадцатого, начала двадцать первого века. Статистика наше всё! И не такие это были большие расходы. Мы точно знали, что при правильной постановке вопроса, так называемый «ядерный» электорат нацистов не столь уж велик. За эту партию будет постоянно голосовать не более девяти-десяти процентов избирателей и это не более семидесяти мест в рейхстаге. Остальные голоса — это протестное голосование, результат экономических неурядиц в Веймарской республике.

И тут мне пришла на помощь информация из будущего. Помните фильм «Выборы»? Вот только не скажу, это были выборы-1 или −2… так там один герой спрашивает другого: кого больше всего у нас не любят? Ответ был в двояким: евреев и педерастов. С евреями в Германии всё в порядке: их тоже не любят. И крик Гитлера о том, что во всех бедах и проблемах виноваты они, эти самые сыны Израилевы — один из мощных пиар-ходов его избирательной кампании. Со второй темой тоже всё хорошо, вот только ее никак не связывают с НСДАП, а зря! И это надо было обязательно исправить. Тут я вспомнил, что читал одну книженцию, в общем дело было так, в молодые годы на меня сильное впечатление произвёл фильм Иштвана Сабо «Полковник Редль» с великолепным Брандаэром в главной роли. Я этим делом как-то заинтересовался, даже, когда был в Вене — экскурсионной поездке протроллил экскурсовода, спрашивал про полковника, на что мне ответили, что история эта мутная и в Вене о ней предпочитают не вспоминать. И когда мне попалась книга одного старого диссидента, который свалил в Германию и там писал на историческую тематику, вроде его Владимир Брюханов, точно, Брюханов и точно, что Владимир. Так вот он написал монографию о полковнике Редле и Гитлере. Какая тут связь? Автор связи выискал, правда, в книге кроме столпотворения фамилий были сплошные авторские домыслы и ссылался он не на документы, а на воспоминания и такие же вольные допущения, только других авторов, а некоторые его идеи вообще поддавать критике было сложно, например, что секретные документы австрийского генштаба русским сливал эрцгерцог Фердинант. Такая себе идейка, которая к тому же не подтверждена ничем, кроме весьма сомнительного по логике анализа.

Но были там и кое-какие интересные моменты. Вот их я и решил уточнить, ибо они открывали серьезные возможности уже сейчас поставить на карьере Гитлера большой жирный крест. Я так надеялся, и у меня были для этого основания. Огромный кусок работы проделала Мария Остен. Она не так давно побывала в Вене. В самом начале прошлого века там существовало элитное общежитие для людей… несколько нетрадиционной ориентации. Говорить о том, что это было всего лишь прикрытие борделя, наверное, смысла нет. Это заведение было хорошо известно за пределами города, сюда приезжали «отдохнуть телом и душой» из самых разных уголков Европы. И не стоит отдельного упоминания то, что сей полулегальный бордель контролировался австрийской контрразведкой. Потому что давал просто уникальные возможности для шантажа, чем, конечно же, ни один разведчик пренебрегать не мог. Улицу Мандельманнштрассе 27, 20-й район найти было несложно. Намного сложнее было разыскать свидетелей, которые это заведение посещали. Во всяком случае, пришлось покопаться среди извращенцев всех мастей и марок. И да, это целиком заслуга Марии, она умела находить общий язык с разными людьми. И показания появились. Одно ведь дело намекать о каких-то наклонностях фюрера, другое — говорить, опираясь на факты и свидетельские показания, подтвержденные юридически. Кроме того, вброс про нетрадиционную ориентацию Адольфа не настолько уж и смертелен, даже если будут предоставлены неопровержимые доказательства: вывернется, уверен, начнет рассказывать про ошибки молодости и про то, что сейчас всё не так…

Я же отправился по совершенно другим документам в Париж, где мне удалось взять интервью у самого Михаила Ипполитовича Занкевича. Как мне удалось с ним встретиться? Да это не было очень уж сложно: Жизнь в эмиграции не была для него слишком уж удачной, богатств он не нажил, да и особой успешностью не отличался. Пик его карьеры — начальник штаба ставки Верховного правителя России Колчака, да и то в момент заката, когда белое движение терпело поражение за поражением. Мой интерес к этому человеку был вызван тем, что именно он был военным атташе России в Вене, и именно ему сопутствовала удача завербовать полковника Редля, хотя, вполне возможно, что это австрийский русин Редль использовал Занкевича, чтобы подсунуть через него дезинформацию русскому Генштабу? Мутная история, в которой до сих пор ничего не ясно. Но в том времени, что я оказался, еще были живы участники этих событий.

Он принимал меня в своей квартирке в не самом престижном районе Парижа, да и сама квартира, пусть не мансарда, но последний этаж не слишком хорошо выглядевшего доходного дома, почти что самый дешевый вариант. Тем не менее меня встретил денщик, узнал имя, поинтересовался целью визита, поскольку его ответы удовлетворили, предложил пройти в кабинет. Узкий тёмный коридорчик, небольшая комната, которая не может похвалиться убранством, тем не менее, в ней чисто, всё аккуратно разложено по местам. На письменном столе стопка книг, рабочая тетрадь, которую хозяин кабинета аккуратно закрыл, как только я вошел в комнату.

Меня встречал человек в генеральской форме, довольно подтянутый, что не совсем типично, в его почти шестьдесят. В этом возрасте обычно люди как-то теряют форму, заплывают жирком, этот же нет, старается соответствовать принципу «в здоровом теле здоровый дух». Мундир далеко не новый, но при этом опрятный, тоже видно, что о нем заботятся. Не франт, но выглядит весьма прилично, высокий лоб с залысинами, густые седые волосы, аккуратные усы, за которыми следят ничуть не менее чем за причёской. Военная выправка, пронзительный взгляд серых глаз, да уж, интересный господин… уф, чуть было не назвал его товарищем генералом… Штирлиц был очень близок к провалу. Кстати, мы разговаривали на французском.

— Добрый день, господин генерал. Благодарю вас за согласие дать интервью. Мое издание интересует одна старая история, к которой вы имели непосредственное отношение. Вот, прошу, тут весь ваш гонорар.

Кладу на стол конверт, он очень аккуратно пересчитывает франки, сумма достаточно приличная, но не запредельная, пока что это только обозначение намерений, не более того.

— Давайте к делу, господин… Глясс, Мишель Глясс, я правильно прочитал в вашей визитке?

— Хорошо, вы прочитали правильно.

— Что-то я не знаю такого журналиста, и ваша газета… нет, простите, журнал «Ле Концепт Историсьон». Историческая концепция, исторические идеи?

Последние две фразы он произнёс на русском, подозревает меня? Делаю вид, что не понял русских слов, повторяю название и оговариваю, что мы серьезное академическое издание, рассчитанное на профессионалов-историков, и не ищем дешевой популярности. Вижу, что клиент немного успокоился.

— Наших читателей интересует одна весьма странная история. Которая произошла во время вашего пребывания в столице Австро-Венгерской империи, точнее, событие произошло уже после вашего отъезда, но его связывают с вашим именем. Я имею ввиду историю с полковником Редлем.

— Я отказываюсь говорить на эту тему. Можете забрать ваш гонорар.

О! Какая бурна реакция! Губки поджал, собрался весь, того и гляди. Вызовет денщика и выставит меня из комнаты.

— А если я утрою гонорар?

На стол ложится конверт потолще. Люблю деловых людей! Генерал аккуратно пересчитывает деньги.

— Мсье Глясс, вы же должны понимать, что многие фигуранты этих событий еще живы и поэтому могут весьма негативно воспринимать появление материалов на эту тему.

— Понимаю.

На стол ложится еще один конверт. Такой же по толщине.

— Мсье генерал — это последний мой аргумент. Больше не будет, на эти деньги вы можете безбедно год жить в Париже, можете куда-то уехать, подумайте хорошо. Год жизни за одно интервью!

Педант хренов! Опять пересчитывает деньги. Потом внимательно смотрит на меня.

— Давайте перейдем все-таки на русский, мне кажется, что вы такой же Глясс, как я княжна Тараканова. Для чего вам нужно это интервью? Кто ваша цель?

— Хорошо, Михаил Ипполитович, карты на стол. Меня интересует один человек, связанный с этой историей. Насколько я знаю, в это время он усов не носил.

На стол ложится фотография. Она из этого времени. Вижу, что узнал. Усмехается как-то зло, нехорошо так.

— Зачем это вам?

— Мой наниматель очень обеспокоен явной неадекватностью этого господина и боится за свои инвестиции. А вложено им в Веймарскую республику очень много.

— Господин…

— Называйте меня Михаилом. Этого достаточно.

— Хорошо, Миша, так вот, я вынужден вам отказать. И по двум причинам. Во-первых, у этого… господинчика… сейчас весьма серьезная организация и мне не хочется сдохнуть раньше времени. Это раз. Второе, я не желаю рассказывать правду про этот эпизод из моей жизни еще и потому, что потом для меня будут закрыты все двери, отвернутся друзья, вы понимаете, это будет крах. И деньги это не компенсируют!

— Почему же?

Добавляю еще один конверт.

— Кроме того, Михаил Ипполитович, мне ведь не нужна ВСЯ правда, мне достаточно будет и полуправды. Это раз. Второе, вы же знаете, что сейчас в Латинской Америке между Боливией и Парагваем развернулась война, а в армии Парагвая воюет много наших с вами соотечественников. Насколько я знаю, более сорока офицеров. Вы ведь знакомы с генералом Беляевым?

— Иваном Тимофеевичем? Знаком.

— Думаю, он вам составит протекцию. Надерете немцам задницу, они там за боливийцев вписались в конфликт. Потом сможете перебраться в любую страну на ваш выбор, в том числе моего нанимателя.

— Предложите мне место у кремлевской стены?

Мгновенная реакция.

— Фи, Михаил Ипполитович, вы меня обижаете! Вы сможете переехать в САСШ, вам там помогут устроиться. Дай вам Бог здоровья, еще не один год будете радоваться жизни. А можете переехать на Таити, там, знаете ли, с цивилизацией не очень, но зато очень красивые молодые мужчины… и не дорогие, скажу я вам.

— Увы, Миша, вы не понимаете и зря пытаетесь меня оскорбить, я вам…

— Понимаю, Михаил Ипполитович, понимаю. Посмотрите вот сюда.

Я положил на его стол последний конверт, вот только в нём денег нет. Там две фотографии. Как мне их достали? Отдельная история, и я вам ее обязательно расскажу. Пока что важно, что они лежат на столе у генерала Занкевича, и у него быстро-быстро бледнеет лицо и крупные капли пота выступают на лбу. Он берет эти снимки осторожно, как будто смотрит на ядовитую змею и боится к оной прикоснуться. Да-с, привет из прошлого получился неприятным, с душком. Оба снимка парные. На обоих изображены голые мужчины, так что не остается сомнения — это любовники, ну или просто сошлись для интимных игр. Отличие? На одном изображен голый Занкевич, на втором голый Редль. Общее — голый юный Адольф Гитлер. Насколько я понимаю, снимки сделаны в двенадцатом году, фюреру тут около двадцати. Кажется, именно этими снимками полковник Редль шантажировал военного атташе России в Вене.

— Зачем вам я, если вы и так всё знаете? — он спрашивает, руки его дрожат еще больше.

— Понимаете, Михаил Ипполитович, нам не нужна вся правда, нам нужна полуправда. Вот так, примерно вот так…

Я переворачиваю фото с Занкевичем, остается открытым второе.

— Поскольку я уверен, что остальные оригиналы уничтожены, то ваше слово будет весомым аргументом. И выхода у вас нет.

— Понимаю… Что конкретно вы хотите получить?

— О! Мы хотим получить правдивую историю, как вы завербовали мелкого австрийского авантюриста, который ради заработка торговал своим телом в борделе для гомосексуалистов, но при этом постоянно нуждался в деньгах. И как вы уже с его помощью сделали своим агентом одного полковника Генерального штаба Австро-Венгрии, и получили от него пачку фотокопий секретных документов. Настолько важных, что покинули Вену и отправились в Санкт-Петербург. Ведь в результате игр разведок вы получили настоящий план развертывания Австро-Венгерской армии от тринадцатого года, буквально накануне войны. Я ведь прав?

— Несомненно! И если бы не Николай Николаевич младший, идиот на месте главнокомандующего русской армией. Мы могли бы разгромить Австро-Венгрию в первые же месяцы войны и войти в Вену. И ВСЁ! Понимаете, ВСЁ было бы кончено! Никаких революций! Германия вынуждена была бы сложить оружие! Знаете, как трудно носить всё это в себе?

— Понимаю! А можно только для меня, клянусь. Это останется между нами… ведь это Редль шантажировал и вербовал вас, Михаил Ипполитович? Но как так получилось, что вам в руки попали подлинные документы, а не дезинформация? Не думали над этим?

— Почему же, думал… У меня было достаточно времени, чтобы оценить ту ситуацию, Миша, более чем достаточно. Теперь я уверен, что эти подлинники слили для того, чтобы изменить саму концепцию ведения боевых действий. Фельдмаршал Гётцендорф хотел укрепиться на линии Карпат и затяжной обороной истощить силы русской армии. Но он не успел изменить планы, эрцгерцога убили раньше. В результате игр разведок ко мне в руки и попал этот серьезный документ…

— А вы стали благодаря этому генералом, не так ли?

Он посмотрел на меня грустными, почти что полными слёз глазами и тихо прошептал:

— Да…