Очерки истории чумы. Книга II. Чума бактериологического периода

ОЧЕРК XXVI Эпидемии чумы в различных этнических группах Астраханской губернии (1900–1901)

В 1900 г. в Волго-Уральском природном очаге чумы одновременно вспыхнули две клинически различные эпидемии чумы. Можно было бы и не останавливаться на них столь подробно, если бы не одно существенное обстоятельство — эти эпидемии развились в разных этнических группах. Мы далеки от мысли, что этнический фактор играл исключительную роль в патогенезе болезни, но других примеров столь различного течения чумы у изолированных групп населения, проживающих в одном очаге, нам найти не удалось. Даже если этнический фактор и не играл главной роли в произошедшей трагедии, то он все равно в ней участвовал хотя бы как «фон», на котором действовали другие обстоятельства, сегодня не известные.

Для подготовки очерка использованы материалы Ф.И. Дербека (1905), И.В. Страховича и В.И Госа (1907).

1. Эпидемия в слободе Владимировке Царевского уезда.

Слобода Владимировка располагалась на высоком левом берегу реки Ахтубы, притока Волги. Тогда она представляла собой большое село, которое тянулось на протяжении 1,5 верст и имело 2 церкви, 4 школы, 130 ветряных мельниц и 1144 двора с постоянным количеством населения 8430 человек. В 7 верстах от слободы находилась Владимировская пристань, представлявшая собою отдельное, довольно большое село с постоянным населением около 1400 человек. Население слободы было зажиточным; этнически преобладали малороссы. Главные занятия жителей — скотоводство и земледелие; благодаря почвенным условиям, население вело полукочевой образ жизни, живя в слободе 3–4 зимних месяца, а остальное время проводило на работах в степи и на хуторах в займишах (заливные земельные участки между рукавами Волги).

Развитие эпидемии. На одном из таких хуторов (Маслиева), находящемся в 6 верстах от слободы на займище между старой Волгой и речкой Кадышем, в многочисленной семье Тетерятниковых и произошла первая вспышка этой эпидемии чумы.

На хуторе находилось пять отдельных зимовок, из которых одна принадлежала крестьянину Григорию Тетерятникову, 62-х лет, жившему тут с женой своей Екатериной того же возраста и двумя сыновьями: глухонемым Кириллом (22 года) и Петром (35 лет), при котором находились: жена Александра (30 лет) и трое детей: Прасковья (8 лет), Сергей (3,5 года) и Федор (1 год).

5 ноября 1900 г. заболела Екатерина Тетерятникова и, после двух дней недомогания, к вечеру 8 числа слегла в постель. 10 ноября больная была перевезена в слободу в дом сына Петра, находившегося на северной окраине села, и там скончалась 12 ноября. Ввиду того, что больная была преклонного возраста и часто прихварывала в последнее время, домашние сочли ее смерть явлением вполне нормальным: отпевали покойную в церкви и похоронили на общем кладбище. На похоронах и поминках было много народа.

При больной во время ее болезни все время находилась вышеупомянутая семья из семи человек, переехавшая с ней с хутора, а также соседка Прасковья Серяченко, 50 лет, которая, вместе с часто приходившей к ней родственницей Александрой Тетерятниковой, обмывала покойную. Кроме того, больную мать приезжал с хутора навещать старший сын ее Лука. Все эти лица, бывшие с больной в тесном общении, в скором времени заболевают сами и умирают. Не заболели чумой из семьи только трое: глухонемой Кирилл и двое внуков Екатерины — Прасковья и Федор, хотя они не были разобщены с умершими Тетерятниковыми.

К 1900 г. уже был известен механизм передачи возбудителя чумы от крыс к людям через блох, однако отсутствовали представления о механизмах его поддержания в Астраханском крае. В те годы не существовало понятия «природный очаг», речь шла только об «эндемичности чумы». Эти термины не были тогда синонимичны. Первый подразумевал наличие «чумной триады» (микроб — крыса — блоха), второй соответствовал отвлеченному понятию, означающему возможность заражения людей чумой на данной местности в определенное время и без заноса ее извне. Поэтому для исследовавших эпидемию И.В. Страховича и В.И. Госа, вновь стало актуальным представление контагионистов о заразности всего, с чем контактировал больной чумой. На основе его они «сконструировали» эпидемию чумы во Владимировке. Их описание владимировской эпидемии все же полезно для изучения эпидемиологии чумы, т. к. оно, с одной стороны, передает фактическую сторону распространения болезни в природном очаге, а с другой — показывает возможные тупиковые пути в установлении связей между ее отдельными случаями (рис. 26.1).

А фактическая сторона такова. Тотчас после смерти Екатерины, вся семья перешла жить в дом отца, Григория Тетерятникова, а дом Петра заперли, и никто туда более не возвращался. После переселения, поделив между собою имущество умершей, семья возвратилась к своим обычным занятиям. Сыновья, Петр и глухонемой Кирилл, отправились по делам на хутор, который с переездом больной Екатерины пустовал. Старший сын Лука, приезжавший навестить больную мать и принимавший участие в похоронах и дележе имущества, вернулся к своей семье, которая все время не покидала своего хутора, отстоящего от слободы в 12 верстах, а от хутора отца в 10 верстах. В слободе, в доме отца Григория, остались, кроме него самого, жена второго сына Петра и трое его малолетних сыновей.

Так проходит более недели кажущегося благополучия, но 20 ноября заболевает на своем хуторе старший сын Лука, за ним на следующий день — второй сын Петр, находившийся в то время на хуторе Маслиева, а через два дня — и его жена Александра, остававшаяся в слободе в доме отца Григория Тетерятникова.

Если исходить из продолжительности инкубационного периода бубонной чумы в 3–6 суток, то получается, что Лука и Петр заразились на хуторе, т. е. там же где и их мать — Екатерина Тетерятникова. С конта-гионистических позиций Страховича и Госа, их болезнь — назидание остальным — первыми жертвами являются липа, принимавшие наиболее деятельное участие в дележе имущества умершей.

Прошло почти две недели после смерти Екатерины (между 23 и 28 числами), в слободе заболевают вышеупомянутые: соседка — Прасковья Серяченко и родственница — Александра Тетерятникова, навещавшая и обмывавшая умершую. Где они были все это время, Страховичем и Госом не прослеживается, однако и их относят к следствию «первого случая как первоисточника».

Ввиду ухудшения самочувствия, 23 ноября, Лука переезжает в слободу и, не находя себе места в доме своего отца, где уже лежал вернувшийся с хутора больной брат Петр, он помещается в доме сестры своей жены, Прасковьи Мелешкиной. У Луки был собственный новый и большой дом, но в него он не переехал, вероятно, из боязни занести заразу. Здесь он умирает 25 ноября. Между тем заболевания чумой на хуторах продолжаются. Ее жертвами становятся двое сыновей Луки Тетерятникова: Федор заболел 27 ноября, Михаил — 28 ноября. Умерли они в доме отца в слободе: первый — 30 ноября, а второй — 2 декабря. С кон-тагионистических позиций все просто, если Лука заразился от Екатерины, то его дети от него самого — Страховичем и Госом вновь конструируется эпидемическая цепочка.

Лишь одна Александра Тетерятникова оказалась вне их подозрений в причастности к распространению чумы по слободе. Она вела бродячую жизнь, не находя себе места и, случайно попав на противоположный конец села к сестре, Елене Кантемировой, там заболела (29 ноября) и, проболев три дня, умерла. В семье Кантемировой в это время находилось 5 человек: она сама, двое детей и крестьянка Москальцева. Дети тотчас после заболевания Александры Тетерятниковой были переведены в другой дом к зятю, где находились под медицинским надзором; сама же Кантемирова с Москальцевой, хотя и оставались в доме для ухода за больной, но тоже не заразились, контагий («чумной яд») куда-то исчез.

С 29 ноября новых заболеваний нет, наступает затишье, которое длится целых десять дней. Нарушается оно почти одновременно вспышками в трех разных очагах (вторая вспышка чумы).

Наибольшее количество жертв пришлось в этот раз на дом Луки, куда перебрались с хутора семья умершего Луки с двумя больными его сыновьями и его отец — Григорий. Когда они вернулись с хутора, неизвестно, но заболели все почти сразу: 9 декабря заболевает старшая дочь Луки — Анастасия, на следующий день сам Григорий и мать снохи Прасковья Сальникова (Прасковья — мать жены Петра Тетерятникова, Александры: во время болезни последней все время находилась при ней в доме Григория Тетерятникова; после же смерти дочери перешла с семьей Григория в дом его сына Луки, где и заболела). Через два дня, 13 декабря, появляются две новые жертвы чумы: младший сын Луки — Василий 6,5 лет и бабка Федосья Лялькина 70 лет (Федосья — тетка Григория Тетерятникова, к которому она перешла жить, когда заболела его сноха Александра и, после смерти последней, вместе с семьей Григория была переведена в дом Луки, где и заболела). Сама вдова Луки также, по-видимому, болела чумой, но в легкой степени. Разумеется, Анастасия Тетерятникова и остальные члены этого несчастного семейства, как считали Страхович и Гос заразились от Луки, правда последний умер уже более двух недель назад (см. рис. 26.1).

В доме умершей 30 ноября старухи Прасковьи Серяченко, заразившейся от «родоначальницы» описываемой эпидемии Екатерины Тетерятниковой, 10 декабря заболевает ее муж Кузьма. В доме Мелешкиной, где болел и умер Лука, погибают от чумы 3 человека, а именно: 9 декабря заболевает жиличка Матрена Петрено, 13 декабря — сын хозяйки Александр Мельников (умирает 15 декабря), а 17 заболевает его жена Елена — в доме Черкасова, куда она была переведена после смерти мужа с целью карантина. Это была последняя жертва Владимировской чумы. Таким образом, всего заболевших с 5 ноября по 17 декабря было 18, из них 16 человек умерли и 2 выздоровели (табл. 26.1).

_{Имя, отчество и фамилия больного | Когда заболел | Когда умер или выздоровел | Где заболел и где умер}

1 | Екатерина Евтеева Тетерятникова, 62 г. | 4 ноября | 12 ноября | Заболела на хуторе Маслиева, умерла в доме Петра Тетерятникова

II | Лука Григорьевич Тетерятников, 40 л. | 20 ноября | 26 ноября | Заболел на своем хуторе, умер в доме Мельникова

III | Петр Григорьевич Тетерятников, 86 л. | 21 ноября | 26 ноября | Заболел на хуторе Маслиева, умер в доме Григория Тетерятникова

IV | Александра Алексеевна Тетерятникова, 80 л. | 24 ноября | 29 ноября | Заболела и умерла в доме Григория Тетерятникова

V | Федор Лукич Тетерятников, 9 л. | 27 ноября | 30 ноября | Заболел на хуторе Луки Тетерятникова, умер в доме Луки Тетерятникова

VI | Михаил Лукич Тетерятников, 14 л. | 28 ноября | 2 декабря | то же

VII | Прасковья Серяченко, 50 л. | 28 ноября | 30 ноября | Заболела и умерла в своем доме

VIII | Сергей Петрович Тетерятников, 8,5 л. | 28 ноября | 30 ноября | Заболел в доме Луки, а умер в доме Григория Тетерятникова

IX | Александра Давыдовна Тетерятникова 35 л. | 29 ноября | 2 декабря | Заболела и умерла в доме Антемировой

X | Анастасия Лукинична Тетерятникова, 17 л. | 9 декабря | 16 декабря | Заболела и умерла в доме Луки Тетерятникова

XI | Прасковья Сальникова, 56 л. | 10 декабря | 11 декабря | Заболела и умерла в доме Луки

XII | Кузьма Серяченко, 60 л. | 10 декабря | 12 декабря | Заболел и умер в своем доме

XIII | Григорий Тетерятников, 62 г. | 10 декабря | 17 декабря | Заболел и умер в доме Луки Тетерятникова

XIV | Александр Мельников, 21 г. | 1Здекабря | 15 декабря | Заболел и умер в доме Мельниковой

XV | Матрена Петренко, 35л. | — | 11 декабря | Заболела и умерла в доме Мельниковой

XVI | Василий Лукич Тетерятников, 6,5 л. | 13 декабря | 15 декабря | Заболел и умер в доме Луки Тетерятникова

XVII | Федосья Лялькина, 70 лет | 1Здекабря | Выздоровела | Заболела в доме Луки Тетерятникова

XVIII | Елена Мельникова, 19 л. | 17 декабря | Выздоровела | Заболела в доме Мельникова

Подозрительные больные

XIX | Анастасия Тетерятникова, 35л. | 17 декабря | 27 декабря, выздоровела | В доме, куда переведена была семья Тетерятникова

XX | Пелагея Емцова, 27 л. | 18 декабря | 28 декабря выздоровела | В квартире сельского врача Айклендера

XXI | Семен Петренко, 37 л. | 20 декабря | Перевод в госпиталь | В доме Мельникова

XXII | Анна Петренко, 10 л. | 21 декабря | Перевод в госпиталь |

XXIII | Петр Федорович Черкасов, 55 л. | 22 декабря | 30 декабря | На рыбьем садке, умер дома

XXIV | Василий Подмосковный, 40 л. | 23 декабря | 3 января выздоровел | Полицейский, на посту у дома Елены Мельниковой

Расследование Страховичем и Госом обстоятельств возникновения чумы во Владимировке показало, что ее начало приходится на середину сентября, когда умер крестьянин, у которого был обнаружен бубон, а 28 сентября в слободе умер в собственном доме после непродолжительной болезни зажиточный крестьянин Цимбалистов.

При медицинском осмотре у него также был найден паховый бубон, и болезнь была определена — «бубонный тиф». После исследования этого случая было выяснено, что Цимбалистов заболел на своем хуторе, где перед тем от какой-то острозаразной болезни умер его работник.

Из этого следует, что Владимировская эпидемия по ходу своего развития соответствует общему циклическому течению чумных эпидемий в активизировавшихся природных очагах чумы: вначале появлялись лишь редкие спорадически случаи, не привлекающие к себе внимания врачей из-за нехарактерной клинической картины и небольшой смертности. Это был первый (продромальный) период в развитии эпидемии начавшийся в середине сентября. Последним случаем в этом периоде стала смерть Екатерины Тетерятниковой. Хронологически он совпадает с сезонными эпизоотиями чумы на малом суслике — одного из основных резервуаров чумной инфекции в Волго-Уральском очаге чумы, и периодом максимальной активности их блох.

Второй период — разгар эпидемии (5 ноября — 17 декабря), видимо, вызван возвращением синантропных грызунов в жилища людей в связи с наступившими холодами.

Эпидемия приобрела выраженный домовой характер. Внешне это проявилось родственным характером эпидемии, истребившей почти всю многочисленную семью Тетерятниковых и ее ближайших родственников. Из 18 человек, заболевших с 5 ноября по 17 декабря, 15 принадлежали к этой семье, а из трех остальных двое были ближайшими соседями: Прасковья Серяченко и ее муж Кузьма, а третья — Матрена Петренко, жившая в доме, где болели и умерли двое из семьи Тетерятниковых. При этом болезнь локализовалась в одном северном районе села, заняв участок, равный по площади приблизительно 1/20 всей площади села (в шести домах). Только случайно бродячая Александра Тетерятникова 29 ноября уже больная забрела к сестре своей Ольге Кантемировой, жившей на противоположной южной окраине, и там умерла 2 декабря, не приведя к дальнейшему распространению болезни.

Второе, что следует отметить в истории Владимировской эпидемии, это вообще ничтожный процент заболеваемости чумой среди всего населения села, равный 2–2,5 на 1000 человек населения, или 0,2 %, — несмотря на большую продолжительность болезни, официально длившейся около 1,5 месяца, а в действительности — более трех месяцев.

Интерес для понимания эпидемиологии домовой чумы представляют данные, собранные Страховичем и Госом об отношении числа заболевших к общему числу совместно живших. Точными расследованиями и расспросами им удалось восстановить полный состав всех членов семей, живших совместно в то время, когда в этих семьях свирепствовала чума (см. рис. 26.1). Обобщенные данные приведены в табл. 26.2.

_{Структура заболеваемости | Мужчин | Женщин | Подростков | Детей до 10 лет | Всего}

Состав семей, пораженных чумою | 8 | 16 | 3 | 8 | 35

Из них заболело и умерло | 5 | 7 | 1 | 3 | 21

Заболело и выздоровело | — | 2 | — | —

Перенесли легкую форму | 1 | 1 | 1 | —

Не заболело | 2 | 6 | 1 | 5 | 14 |

Таким образом, из числа 35 человек, живших непосредственно в очагах чумы, заболел 21 человек или 60 % по отношению к общему числу живущих, а наименьшее противодействие заражению оказали мужчины, которых из всего состава уцелела только одна четверть. Однако при интерпретации этих данных необходимо учитывать, что заражение людей происходило не в результате контактов между ними, а как следствие укусов инфицированными чумой блохами, проникшими в их жилища вместе с инфицированными грызунами.

Клиника болезни. Продолжительность болезни при условии смертельного исхода была от 1 до 7 дней.

При условии выздоровления в 2 случаях тяжелой бубонной формы (Федосья Лялькина, Елена Мельникова) болезнь затянулась вследствие перехода бубонов в нагноение на несколько недель, но общие угрожающие явления исчезли через 6–7 дней (в одном случае под влиянием 4-кратного введения лечебной дозы сыворотки Иерсена, всего 230 см³).

Болезнь начиналась общим недомоганием, среди явлений которого постоянно и резко выступал один симптом — это сильная головная боль, нередко сопровождавшаяся упорной рвотой. Затем быстро наступал полный упадок сил с чрезвычайно выраженной общей мышечной слабостью и сопровождавшийся характерным изменением в выражении лица, которое «как-то сразу преобразовывалось и казалось крайне измученным, а глаза становились безжизненными, с мутным, потусклым взором»; в некоторых случаях соединительная оболочка глаз была инъецирована кровью; язык, в первый день влажный и чистый, быстро делался сухим, растрескавшимся и покрывался резко белым налетом, принимавшим затем грязно-серый оттенок. Аппетит совершенно отсутствовал. Появлялась сильная жажда. Кардинальными и постоянными симптомами были: резко повышенная температура определенного типа; сильно возбудимый, частый пульс со слабым наполнением и оттенком дикротизма и появление бубонов в разных частях тела. Селезенка обычно была увеличена, болезненна на ощупь и пальца на 1,5–3 выступала из-под края ребер. Со стороны органов пищеварения обычно наблюдался в начале болезни запор, живот нередко вздут и болезнен. На коже в большинстве случаев появлялись петехии. Мозговые явления в виде беспокойного метания и активного бреда наблюдались у молодых больных, у стариков же, если и появлялся бред, то пассивного характера, с сильным угнетением психики, из которого они не выходили до смерти.

Исключением является случай, когда больная умерла почти на ногах (Матрена Петренко). Случай этот характерен для чумы и напоминает многие подобные ему исходы болезни, наблюдавшиеся в истории Вет-лянской и Колобовской эпидемий. «Смерть от такого больного, еще держащегося на ногах, казалась еще далека, а между тем, спустя несколько часов, он оказывался уже мертвым» — так описывал эти случаи один из очевидцев Колобовской эпидемии доктор Шмидт.

Вышеупомянутые легкие формы чумы, или вернее, подозрительные на чуму (бактериологического и серологического исследований не проводилось), проявились в одном случае, в общем недомогании, выразившимся сильной головной болью, общей слабостью и повышенной температурою, давшей характерную реакцию понижения на введение лечебной дозы (60 см³) противочумной сыворотки Иерсена (Настасья Тетерятникова); в другом случае наблюдалась, кроме общих явлений, болезненность в области левого паха и бедренного канала (Анна Петренко), а в третьем — заболевание выразилось припуханием и болезненностью селезенки (Семен Петренко). В обоих последних случаях больным была введена сыворотка, давшая ту же характерную реакцию понижения температуры.

Остановимся подробнее на некоторых признаках болезни, отмеченных Страховичем и Госом. Из собранных измерений температур у больных чумой, им удалось вырисовать кривые температуры и пульса у 13 больных. Наблюдалась некоторая типичность, ясно выраженная только в случаях без осложнений и не леченных противочумной сывороткой, сильно изменяющей ход температурной кривой. Вот ее характеристика: температура, достигнув в конце первого дня чаще на 2 день, максимума своего развития, доходящего до 40 °C и выше, на 3 день падает. После этого постепенно вновь поднимается, достигая наивысшего подъема на 5 день. Вторичный подъем температуры обычно был ниже первичного, затем, при условии выздоровления, быстро в течение 3–4 дней температура спускается к норме. В случае же смертельного исхода этого вторичного опускания нет, и температура продолжает оставаться на высоких цифрах до самого момента смерти.

Смерть может пресечь вышеописанное движение температуры, не меняя общего типа кривой, во всех стадиях ее развития. Например, в периоде вторичного подъема температуры (Кузьма Серяченко), или еще раньше — в периоде первичного падения температуры (Александра Тетерятникова), или в период развития ее первичного подъема. Причем в последнем случае замечается особенно высокое поднятие температуры до 41 °C и удлинение фазы первичного подъема до 3 суток (Александр Мельников и Василий Тетерятников).

Введение противочумной сыворотки сильно изменяло температурную кривую. Она теряла свою типичность, но в ней все же оставалась своя характерная особенность, именно: некоторое повышение температуры тотчас после введения сыворотки с последующим значительным ее понижением, иногда на 2 °C, на другой день после введения.

Со стороны органов кровообращения характерна резко повышенная реакция пульса на увеличение температуры: на повышение температуры на 1 °C пульс реагирует увеличением числа ударов на 40–50 в минуту; так, если при температуре 39 °C пульс равнялся 90, то при температуре в 40 °C он учащался до 130–140; если при 40 °C пульс был 120, то при 41 °C 160 и обратно. Такая «впечатлительность» пульса на колебания температуры при чуме наблюдалась сильнее у лиц молодого возраста, у стариков же пульс реагировал не столь резко.

Вследствие описанной характерной реакции пульса, пульсовая кривая, сохраняя в общем параллельность с кривой температуры, при повторении фаз ее, резко подчеркивала все движения и типичные особенности температурной кривой. Например, в одном случае, где кривая температуры давала недостаточно ясные и незначительные периоды подъема и падения, пульсовая кривая отчетливо показывала все отдельные фазы болезни.

Рассмотрим теперь основной и главный признак Владимирове кой чумы — появление бубонов. Из 15 наблюдавшихся случаев бубоны были у 14 больных, при этом чаще всего они наблюдались в пахах (11 случаев), реже в других частях тела, а именно: два раза в подмышечной области и один раз в подчелюстной.

Бубоны, как правило, наблюдались с одной стороны, но в одном случае развился двусторонний паховый лимфаденит, причем слева бубон появился на день позднее (Елена Мельникова).

Развитие бубона происходило так: на первый день, обычно появлялась только болезненность, но на второй день заболевания уже ясно прощупывалась сильно болезненная опухоль железы, которая быстро росла и на 3 день достигала величины куриного яйца. В некоторых случаях наблюдалось образование целого пакета желез и последовательное развитие сплошного инфильтрата в 1,5–2 ладони, распространяющегося на бедро (Григорий Тетерятников, Федосья Лялькина). При вскрытии такого инфильтрата обнаружилось, что припухлость состояла из целого пакета лимфатических желез, увеличенных по размеру от боба до крупной сливы и спаянных отечной геморрагической клетчаткой. Пораженные железы, спаянные инфильтрованной кровью отечной клетчаткой, находились как ниже, так и выше пупартовой связки и даже заходили в забрюшинное пространство. При разрезе желез из их ткани выделялась кровянисто-мутная, иногда густая гноевидная жидкость. В одном случае (Матрена Петренко) наружные бубоны отсутствовали, и все подкожные лимфатические железы не были увеличены; но при вскрытии обнаружено увеличение брыжеечных желез с небольшими точечными кровоизлияниями и инъекцией сосудов слизистой оболочки желудка и увеличение бронхиальных желез, без резких изменений и уплотнения легких. Этот случай Страхович и Гос считали примером «внутренней железистой формы чумы».

Патологоанатомическая картина болезни. Всего вскрытий тел людей, погибших от чумы, произведено шесть. Во всех случаях было найдено резкое поражение брыжеечных желез, а в трех случаях увеличение бронхиальных желез. Равным образом в большинстве случаев как клинически, так и патологоанатомически определялось сильное увеличение селезенки, иногда достигавшей объема в 4 раза больше нормального. Страхович и Гос сделали вывод, что при бубонной форме чумы «реагируют» не только ближайшие к месту вхождения в тело чумного яда подкожные лимфатические железы, но и вся внутренняя лимфатическая железистая система».

Другой постоянный и характерный признак, поражавший их при вскрытиях, это экхимозы, величиной от точечных кровоизлияний до размера «серебряного гривенника», встречавшиеся во всех органах тела: в желудке, на печени, перикардии, легочной плевре и капсуле почек. Страхович и Гос считали, что наружные кровоизлияния (петехии и инъекция соединительной оболочки глаз) находятся в причинно-следственной связи с внутренними.

Поражения кишечного тракта (в особенности желудка) наблюдались в четырех случаях из шести. Они выражались в проникновении точечных кровоизлияний в толщу слизистой желудка и кишечника (а иногда даже с изъязвлением ее). В одном случае это поражение было выражено очень резко: слизистая оболочка желудка была покрыта большим количеством язв, доходящих до подслизистого слоя, большей частью овальной формы, до одного сантиметра в длинном диаметре, а частью вытянутых до одного дециметра в ширину, идущих по ходу складок слизистой оболочки. Поверхность язв была покрыта сероватой слизью. Вокруг язв обнаруживалась инъекция сосудов с кровоизлияниями в под-слизистую оболочку. В кишечнике, на границе перехода его тонкого участка в толстый, находилась также небольшая язва, неправильной формы, величиною несколько меньше «серебряного пятачка». Случай этот наблюдался у 14-летнего сына Луки, Михаила Тетерятникова, имевшего подчелюстной бубон. У того же больного имелось осложнение в легких, а именно в средней доле правого легкого было найдено уплотнение ткани, величиною в 3–4 сантиметра; на разрезе это место «имело желтоватый оттенок и жидкость при давлении не выделялась».

Подобное же осложнение со стороны легких, но в более значительной степени, наблюдалось при вскрытии еще у двух умерших. В одном случае, с первичным правым паховым бубоном: во всех долях обоих легких ощупывались уплотнения круглой формы, величиною от лесного ореха до куриного яйца, а средняя доля правого легкого была уплотнена вся за исключением ее переднего края. На разрезе уплотненных узлов в них замечалась творожистая желтого цвета масса. В другом случае, тоже с первичным правым паховым бубоном, наблюдалось уплотнение почти всей нижней доли правого легкого. Во всех случаях этим осложнениям в легких сопутствовали поражения бронхиальных лимфотических узлов, в первом и последнем случае только с соответственной стороны. Любопытно, что клинически ни в одном из описанных случаев не наблюдалось кровохарканье.

Противоэпидемические мероприятия. Первые меры были приняты сельским врачом с. Владимировской Айклендером, установившим с 26 ноября, при содействии местной полиции, внутренние карантины при зараженных домах, «ввиду появившейся злокачественности и заразительности болезни». Но начали они действовать с необходимой для успеха строгостью с 11 декабря, после особых распоряжений астраханского губернатора М.А. Газенкампфа (1843—?).

Телеграммой от 11 декабря астраханский губернатор сообщил министру внутренних дел, что в слободе Владимировке Царевского уезда с 4 ноября появились подозрительные заболевания, сопровождавшиеся повышенной температурой (выше 40 °C), опухолью паховых желез и петехиями на коже. По 4 декабря заболело и умерло в семье Тетерят-никовых 9 человек. Местные врачи, произведя вскрытие умерших, признали болезнь за брюшной тиф, но когда 9 и 10 числа появились еще 4 больных, из которых 3 были из той же семьи Тетерятниковых, врачи усомнились в правильности диагноза и потребовали бактериологического исследования. Донося о вышеизложенном, астраханский губернатор, ввиду болезни единственного во всей губернии (!) бактериолога доктора Шмидта (врача при управлении рыбными промыслами министерства земледелия), попросил о присылке бактериолога из Петербурга и открытии кредита в 5000 рублей для принятия первых мер. Временно своею властью губернатор приказал оцепить очаги болезни, запретил собрание сходов и волостного суда, закрыл школы и послал во Владимировку своим уполномоченным правителя канцелярии Стри-жева с помощником врачебного инспектора, доктором Мессарошем, которые прибыли на место эпидемии 15 декабря, захватив с собой необходимые медикаменты и дезинфекционные средства.

На следующий день, 16 декабря, ввиду новых заболеваний со смертельным исходом, уполномоченным астраханского губернатора была получена шифрованная телеграмма от управляющего Высочайше учрежденной противочумной комиссии барона К.Н. Палена с приказанием министра внутренних дел империи немедленно оцепить всю волость, не дожидаясь командированного из Петербурга бактериолога Д.К. Заболотного. Одновременно, по приказанию министра внутренних дел, было установлено особое наблюдение за станцией Грязи, в предупреждение возможного распространения болезни по железной дороге в Центральную Россию.

Того же 16 декабря прибыл в слободу Владимировку бактериолог Саратовского губернского земства Галлер, произведший первое бактериологическое исследование. Из органов вскрытого Александра Мельникова, умершего 15 декабря, им выделена «короткая толстая палочка, с закругленными концами и полярной окраской, обесцвечивающаяся по Грамму». Бубоны представляли чистую культуру. В крови других органов найдены единичные палочки того же характера; посевы из бубона дали те же палочки. Все эти данные были получены к 18 декабря, о чем тотчас послано телеграфное донесение в противочумную комиссию. Немедленно была затребована свежая сыворотка Иерсена.

Одновременно из министерства внутренних дел шли распоряжения об установке оцепления: к 2 часам 17 декабря все тракты и дороги, ведущие во Владимировку, были закрыты, а утром 18 числа установлена линия оцепления, в 83 поста, из обывателей крестьян и конных кир-I из, — окружностью в 270 верст.

В оцепление были включены, кроме слободы Владимировки с окрестными хуторами, еще два больших населенных пункта: село Верхний Хутор (9 верст от Владимировки, 265 дворов, 2300 жителей) с приселками: Печеновкой (35 дворов, 150 жителей) и Верхними Бутыр-ками (45 дворов, 400 жителей); и село Нижний Хутор (12 верстах от Владимировки (206 дворов, 2096 жителей). План оцепления Владими-ровской волости представлен на рис. 26.2.

19 декабря прибыл во Владимировку Д.К. Заболотный, и на основании имевшегося материала и произведенных лично исследований, на другой день им послана в противочумную комиссию телеграмма следующего содержания: «Исследование больных и результаты трех вскрытий указывают на типичную форму тяжелой бубонной чумы. Бубоны паховые. Все заболевшие умирали. Пневмонии нет. Вирулентность микроба громадна. При настоящем положении дела чума грозит проникнуть далее. Санитарно-медицинская организация района недостаточна. На основании эпидемических данных есть основание предполагать существование другого близкого очага заразы».

С 19 декабря начаты предохранительные прививки сыворотки Иерсена желающим обывателям внутри оцепления; всего их сделано около 400. С лечебной целью сыворотка применена только к одной оставшейся к тому времени больной Елене Мельниковой, так как с 17 декабря новых заболеваний не было.

21 декабря во Владимировку прибыл и вошел в оцепление полковник князь Г.И. Орбелиани, в качестве «особоуполномоченного» от Высочайше учрежденной противочумной комиссии, для заведования противочумными мероприятиями внутри оцепления, с подчинением ему всех находившихся в оцеплении лиц местной администрации. Ввиду того, что к этому времени эпидемия чумы в Владимировке уже прекратилась и налицо оставались только 2 выздоравливающих от чумы больных, то деятельность противочумного отряда выразилась главным образом в дезинфекции и уничтожении «зараженных гнезд».

Радикальная дезинфекция начата 28 декабря и производилась под руководством доктора химии Дзержговского. Для этой цели была устроена особая дезинфекционная камера, в которой обеззараживались вещи здоровых, приходивших в соприкосновение с больными; все же имущество чумных больных было, после оценки, сожжено; одновременно сожжены два хутора Тетерятниковых со всем находившимся в них скарбом, в которых были зарегистрированы первые случаи заболевания чумой. Остальные 13 домов, где обнаружены больные, после дезинфекции наглухо заколотили и оставили в таком виде до весны с целью вторичной дезинфекции их перед отдачей жителям. Впоследствии главный доктор В.И. Исаев, рассмотрев в особой комиссии степень зараженности упомянутых домов, предназначил 8 из них к уничтожению сожжением; также была сожжена и усыпальница на кладбище, в которой вскрывали чумные трупы. Все сожженные дома предварительно были оценены, и вознаграждение за убытки выдано владельцам или их наследникам. При оценке, разумеется, приняты в соображение и убытки по отчуждению земель, находившихся под имуществом.

При устройстве чумного кладбища во Владимировке, трупы, засыпанные известью, зарывались на значительную глубину (не менее одной сажени), поблизости друг от друга; таким образом образовалась большая притекая могила, на которую сделали насыпь в виде кургана. Ее отделили от основного кладбища забором, а все кладбище окопали глубокой канавой, чтобы весной после таяния снегов она заполнилась водой. Эта мера была предпринята с целью предупреждения возможности проникновения в могилы мелких грызунов.

7 января, ввиду полного благополучия села и отсутствия новых заболеваний в течение трех недель, по приказанию Его Высочества принца Л.П. Ольденбургского, оцепление было снято.

2. Легочная чума в Таловском округе Внутренней Киргизской Орды: Ачикбае, Текебай-Тубеке и Мереке.

Во время эпидемии во Владимировке, по крайней мере, на секции, у погибших людей отмечались отдельные явления со стороны легких. Однако они ни разу не дали симптомов вторично-легочной чумы и не привели к формированию цепочек первично-легочных случаев болезни. Параллельно развившаяся эпидемия среди киргизского населения была только легочной. Когда и при каких обстоятельствах появился первый случай легочной чумы, осталось неизвестным.

Обнаружение эпидемии. Телеграммой от 23 декабря 1900 г. астраханский губернатор генерал-лейтенант М.А. Газенкампф уведомил Высочайше учрежденную противочумную комиссию, что по донесению правителя Таловской части (административное лицо из туземцев, заведующее одним из семи округов, на которые тогда делилась в административном отношении Внутренняя Киргизская Орда), в 40 верстах от железнодорожной станции Александров-Гай ив 18 от поселка Таловка, и урочище Текебай-Тубек (рис. 26.3), обнаружена подозрительная болезнь, начавшаяся с 9 декабря. Согласно донесению, «все заболевшие умирали, а именно: из числа 20 человек, заболевших по 20 декабря, умерло 18 человек и двое пока болеют». Донесение было послано султаном Карабаевым 21 декабря в Ханскую Ставку председателю Временного Совета Внутренней Киргизской Орды, и тотчас же последним препровождено губернатору. Председатель Временного Совета со своей стороны, распорядился немедленно командировать на место эпидемии единственного в Ханской Ставке сельского врача В.И. Госа, заведовавшего приемным покоем, и фельдшера Утебаева. В помощь медицинскому отряду и для наблюдения за оцеплением командирован советник Сармуллин.

Это был первый местный противочумный отряд в Киргизских степях. Получив донесение, отряд немедленно двинулся по назначению. От Ханской Ставки до места эпидемии около 178 верст, из которых более сотни проходили степью без дорог, а перед Таловкой приходилось делать перегон в 80 верст, где не встречалось на пути ни одного жилья. Несмотря на трудности пути, отряд к ночи 23 декабря прибыл в Таловку. И з расспросов жителей оказалось, что с 20 по 23 декабря вновь заболело той же болезнью 12 человек и умерло 4. Донося об этом Председателю Совета, доктор Гос привел первые сведения о характере появившейся заразной болезни, признаками которой, как сказано им в кратком телеграфном донесении, были: головная боль, кровохарканье и быстрая смерть, наступавшая обычно на 1–3 сутки.

К приезду сельского врача Госа к месту эпидемии в Текебай-Тубеке уже были приняты первые меры к ограждению распространения болезни. Правитель Таловской части султан Карабаев уже организовал оцепление из местных жителей и командировал туда Таловского фельдшера Зайцева, прибывшего в Текебай-Тубек 20 декабря.

Военное оцепление было установлено 23 декабря, но район первоначального оцепления был небольшой: в него вошли всего 30 землянок. Они располагались по берегам Малого Узеня: по северному — 16 землянок, по южному — 14. Фельдшер Зайцев до приезда доктора Госа жил за линией оцепления и каждый день входил в оцепление для опроса жителей о новых заболеваниях. 24 декабря Гос и оба фельдшера (Зайцев и Утебаев) вошли в оцепление. К этому времени обитатели нескольких землянок уже вымерли поголовно, и среди населения развилась всеобщая паника. Вот какую картину рисует доктор Гос:

В ночь с 24 декабря на 25 фельдшер Зайцев заболел, как впоследствии выяснилось чумой, и через два дня умер.

25 декабря Гос и Утебаев произвели поголовный осмотр населения в тех 30 землянках, которые вошли в первоначальное оцепление.

Осмотр продолжался целый день. Чтобы убедиться в том, что население не скрывает больных и вместе с тем не входить в дома, значившиеся благополучными, им пришлось всех обитателей благополучных землянок вызывать на двор и проверять их по имевшемуся списку населения. Госу удалось установить, что болезнь локализировалась в 21 землянке.

Все эти землянки, расположенные по северному берегу Узеня, находились на различном расстоянии друг от друга. Тесно соприкасающихся, находящихся под одной крышей, как по южному берегу, здесь не было. Большинство землянок располагались на расстоянии 15–30 сажень друг от друга. Только между некоторыми, как, например, между землянками Джасана Чакаева и Рахмета Муксеитова, Бемамбета Тны-штыкова и Аралбая Текебаева расстояние доходило до 100 саженей.

26 декабря заболел доктор Гос — сначала явлениями простудного ларингита, затем осложнившегося легочными симптомами, оказавшимися подозрительными по чуме. С 26 по 29 декабря погибло наибольшее количество людей, и как раз в это время не было врачебного надзора.

Вместе с тем заболевания легочной чумой, без явной связи с предыдущими, появились в землянках, находившихся вне линии первоначального оцепления и в урочище Мереке, находящемся в 8 верстах от Текебай-Тубека. Ввиду этого командированный в качестве уполномоченного от астраханского губернатора советник временного совета по управлению Киргизской Ордой Вербов установил более широкое оцепление, охватывающее все урочище Текебай-Тубек, рядом находящееся с ним урочище Нурмухамед-Тубек, урочище Мереке и два кладбища: «Текебай» и «Кекей», где были похоронены жители, умершие от чумы.

В Текебай-Тубеке в числе вновь включенных в оцепление землянок, оказалось пять пораженных чумой. Три землянки составляли один двор и принадлежали трем братьям: Джиенбаю, Курману и Данги Баймуха-медовым. Они находились на расстоянии около версты от землянки Бисенгали Каражанова, на юг от Узеня. Болезнь появилась сначала у Джиенбая, семейство которого состояло из 9 человек. Джиенбай во время болезни Ниэтали Текебаева, был с последним в тесном общении, ухаживал за ним, читал над ним молитвы. Заболел он через несколько дней после похорон Ниэтали и был, по его словам, тяжко болен, но поправился; болезнь его выражалась жаром, слабостью, колотьем в боку и кровохарканьем. Через несколько дней стали заболевать и другие члены семьи, и к началу января вся его семья из 8 человек вымерла.

Одновременно заболевания появились у Курмана и у Данги. В семье Курмана, состоявшей из 9 человек, и Данги (5 человек), заболели все; выздоровел один Курман. Болезнь Курмана, по его описанию, походила на болезнь Джиенбая. Оба они были глубокими стариками — Джиенбай 73 лет, Курман 69 лет; оба страдали хронической пневмонией.

Таким образом, в этих трех землянках, тесно примыкавших друг к другу, заболело в течение 1,5 недель 23 человека, и из них только двое остались в живых.

Четвертая землянка, в которой появились заболевания чумой, принадлежала Султану Избасарову. Она располагалась на расстоянии приблизительно 0,25 версты от землянки Насебали Акелбекова, на берегу Узеня. В ней жили три семьи: семья двух сыновей Султана: Мухамедгали и Джумагали, и семья Мухамедгали Сундетова (всего 18 человек). По словам Сундетова, он заболел первым. Сундетов бывал у Юсупа Кучер-бае ва во время его болезни, он присутствовал на его похоронах и, вероятно, там заразился. Сундетов, 62 лет, был тяжело болен (жар, сильная головная боль, колотье в боку, кашель, слабость, бред), но постепенно поправился. Вскоре заболела его жена Забира, 22 лет. Болезнь сопровождалась теми же симптомами, но Забира поправилась. Потом захворали Султан Избасаров, 65 лет, и его сын Мухамедгали, 41 года. Оба умерли в последних числах декабря. После этого их семьи были выведены в кибитку. Через несколько дней они, вследствие жестоких холодов, вернулись в свои зараженные землянки, и заболевания снова появились в этой семье. Заболели: Лафита, жена Мухамедгали, 27 лет, и его дочь Айганым, 4 лет. Они умерли в начале января. В той же семье появилось последнее заболевание в Текебай-Тубеке: 8 января заболела Мухипа, дочь Мухамедгали Сундетова.

Нужно еще упомянуть о заболевании в землянке Уразгали Тайтанова. Эта землянка была приготовлена под квартиру для медицинского персонала, который ожидали в Текебай-Тубеке, и стояла пустой. В конце декабря вестовой депутата Кученова Акатай Ашигалиев, 30 лет, почувствовал себя больным, заехал в эту землянку, чтобы дождаться здесь фельдшера, жившего по соседству; на утро следующего дня Акатай найден мертвым. Таким образом, в Текебай-Тубекскую эпидемию легочной чумы болезнь была локализирована в 23 киргизских землянках.

29 декабря прибыл в Текебай-Тубек магистр ветеринарных наук Тартаковский и приступил к предохранительным прививкам «лимфы Хавкина». А 1 января 1901 г. прибыл врачебно-санитарный отряд, командированный принцем А.П. Ольденбургским, состоявший из профессора А. М. Левина, капитана лейб-гвардии Семеновского полка Ф.Ф. Радецкого, доктора Баумгольца, студенток-медичек Петровской и Логиновой и сестры милосердия Зандиной. В это время больных оставалось мало, но в пораженных болезнью землянках лежало 102 трупа.

6 января в Текебай-Тубек приехал дополнительный отряд из докторов Конитансова и Тепляшина и медичек Рено и Рыковской. Вскоре приехали уполномоченный Противочумной комиссии князь Г.И. Орбелиани, доктор химии Дзержговский и доктор Делятицкий.

В середине января в Текебай-Тубек прибыли из Владимировки командированные министром внутренних дел член Военно-медицинского ученого комитета И.Ф. Ралчевский и профессор К.Н. Виноградов со своим ассистентом, доктором Пивоваровым.

В первых числах января киргизы, поселенные в кибитках, вследствие сильных морозов, вернулись в свои зараженные землянки, и среди них снова появились заболевания, как об этом уже сказано выше. Только из одной кибитки киргизы (18 человек), не пожелали вернуться в зараженные дома. Среди них заболевания не появились. К этому времени относятся заболевания в семье Мухамеда Сундетова: это были последние жертвы эпидемии. Вернувшиеся в зараженные землянки киргизы были снова водворены в кибитках, и заболевания прекратились. Только позднее, в конце января, в землянке Мукаша Чулакова, где во время эпидемии была квартира рабочих по уборке трупов, появились 2 подозрительных заболевания: заболели двое детей Чулакова, и на третий день после заболевания один из них умер. На вскрытии была найдена долевая пневмония и небольшое увеличение лимфатических желез.

Произведенные Тартаковским, Левиным, Рапчевским и Виноградовым бактериологические и патологоанатомические исследования установили чумную природу эпидемии.

Развитие эпидемии. Расследование показало, что эпидемия началась в ноябре месяце на урочище Ачикбай, которое служило местом летних кочевок для жителей Текебай-Тубека (рис. 26.4).

Урочище находилось в 25 верстах к югу от последнего, и в 30 Берегах от посада Таловка. Первое заболевание, окончившееся смертью, появилось как раз тогда, когда жители Ачикбая собирались перекочевывать на Текебай-Тубек, и часть населения уже перекочевала. Приблизительно 27–28 ноября на урочище Ачикбай умер киргиз Арстан Кучербаев, проболев три дня. Заболел он через два дня по возвращении из Талов-ки, куда ездил по своим делам. При каких обстоятельствах он заразился чумой, неизвестно.

После смерти Арстана омовение его тела по киргизскому обычаю совершали близкие ему люди, именно: брат его Юсуп Кучербаев и его приятели — братья Мовен и Ниэтали Текебаевы. По киргизскому обычаю после похорон и поминок они разделили между собой его одежду. Гело Арстана Кучербаева было перенесено в Текебай-Тубек и здесь похоронено.

Через несколько дней после того заболела шестилетняя дочь Мовена Текебаева, по имени Джумазия. Она умерла 3 или 4 декабря. Отец ее, Мовен, находился в это время в отъезде. Поэтому тело Джумазии было перенесено в Текебай-Тубек сыном Юсупа Кучербаева Абишем и там похоронено. В это время большая часть обитателей Ачикбая уже перекочевала в Текебай-Тубек.

6 декабря заболел Абиш Юсупов, 9 декабря он умер. Это был первый случай заболевания чумой в Текебай-Тубеке. Перед заболеванием он успел побывать в Таловке, где продал шкуру зарезанной коровы. Во время болезни Абиша за ним ухаживали его мать Зайнеп и односельчане: Ниэтали Текебаев, Хафиз Насебалиев (сын Насебали Акелбекова) и старуха Акбурюк Бадырова. Все они вскоре заболели и умерли одновременно, 16 декабря. Тем временем заболел также отец Абиша Юсуп Кучербаев, он умер 17 декабря.

Ниэтали Текебаев был самым богатым киргизом в Текебай-Тубеке и пользовался особым вниманием своих односельчан. Во время болезни его навещали многие лица, например, его братья Мовен и Аралбай Текебаевы, братья Юсуп, Насебали и Мендали Акелбековы, братья Джи-енбай, Курман и Данги Баймухамедовы, братья Торгак и Туякбай Из-басаровы, Чакаевы, Сате Катбин, мулла Рахмет Муксеитов и другие. Многие из этих лиц присутствовали также на его похоронах и поминках. Близкие Ниэтали люди разделили оставшуюся после него одежду и разнесли ее по своим домам. На основании этого, дом Арстана и Юсупа Кучербаевых, Мовена и Ниэтали Текебаевых врачи стали считать центром, откуда легочная чума раскинулась по всему Текебай-Тубеку. Каждый день появлялись новые заболевания, новые смертельные случаи.

18 декабря умерли: сын Туякбай Избасарова, Абилгали, и сыновья Ниэтали Текебаева: Нигматулла, Халиулла и Хайрулла. 19 декабря умерли: жена Ниэтали Текебаева Рысты, жена Халеуллы Ниэталиева Нурслу, Аралбай Текебаев, его жена Бадыр и жена Сате Катбина Калиса. Таким образом, заболевания появились в трех новых землянках: Туякбая Избасарова, Аралбая Текебаева и Сате Катбина.

20 и 21 декабря умерли: дочь Аралбая Текебаева Умсун, сын Джиен-бая Баймухамедова Нурмухамед, сыновья Юсупа Кучербаева Хажигали и Инаш, дочь Юсупа Кучербаева Батес, сын Арстана Кучербаева Ала-гали, Рахмет Муксеитов, жена его Турсун, сын Юсупа Акелбекова Бай-газы, Насебали Акелбеков, Торгак Избасаров и сын Мовена Текебаева Абдулла.

Легочная чума проникла в новые землянки: Джиенбая Баймухамедова, Рахмета Мускеитова, Байгазы Юсупова, Насебали Акелбекова и Торгака Избасарова. Все вышеупомянутые лица были погребены по магометанскому обычаю на двух кладбищах, расположенных по обе стороны Малого Узеня (кладбища «Текебей» и «Кекей»). Население встревожилось. Когда же эпидемия продолжала захватывать все новые жертвы, эта тревога перешла в панический страх.

Страховичу и Госу восстановить хронологию появления последующих заболеваний не удалось. Они только получили приблизительные сведения, которые и изложены выше.

Заболевания чумой в Ачикбае. После первых двух смертей от чумы в Ачикбае (Арстана Кучербаева и Джумазии Мовеновой) все население Ачикбая, кроме двух-трех семей, перекочевало в Текебай-Тубек. Вместе с населением перекочевала и болезнь. Оставшиеся в Ачикбае семьи были в течение около месяца пощажены болезнью. Только когда оставшийся в Ачикбае сын Ниэтали Текебаева Халеулла приехал в Текебай-Тубек навестить свою больную семью и затем вернулся в Ачикбай, заболевания снова появились в Ачикбае: сначала заболел Халеулла, а затем его родственница Аймжан (вторая жена Ниэтали). Оба умерли в конце декабря. Дети Аймжан остались здоровыми. В той же землянке, где жила Аймжан, проживал со своей семьей племянник Ниэтали, по имени Олуш. На следующий день после заболевания Аймжан, все обитатели этой землянки переселились в соседнюю землянку, кроме одного киргиза, который остался ухаживать за больной. Но и этот покинул Аймжан, когда ей стало плохо. Этими случаями и ограничились заболевания в Ачикбае.

8-10 января Ачикбай был оцеплен отдельно от Текебай-Тубека, по распоряжению принца Ольденбургского, и туда был командирован доктор Голомб для принятия мер по обеззараживанию землянок и для наблюдения за здоровым населением. Труп Аймжан был перевезен доктором Гольдбергом в Текебай-Тубек 9 января и там вскрыт профессором Левиным. Вскрытием констатирована чумная инфекция. Труп перевезли со всеми необходимыми предосторожностями завернутым в простыни, смоченными раствором сулемы, под желтым флагом.

Занос чумы в урочище Мерике. Из Текебай-Тубека 15 декабря чума была занесена в расположенное от него в восьми верстах киргизское урочище Мереке. Урочище расположено вокруг большого пруда, состояло из 200 землянок и имело около 800 душ населения. Занос чумы произошел при следующих обстоятельствах. 13–14 декабря заболела в Текебай-Тубеке старуха Акборык Бадырова (мать Тулегена Бадырова); она заразилась в доме Юсупа Кучербаева, ухаживая за умершим 9 декабря Абошем Юсуповым. К ней, уже тяжко больной, приехала 15 декабря выданная замуж в Мореке дочь ее — Татти вместе с мужем Абдуллой Тосбулатовым. Похоронив 16 декабря свою мать Акборык, Татти и Абдулла Тосбулатовы вернулись в Мереке, где и заболели. 24 декабря при посещении их дома умершим впоследствии фельдшером Зайцевым, вызванным в Мереке по поводу заболеваний в семье Абдуллы, оказалось, что там больны не только Абдулла, но и брат его Сайт и двое детей, а несколько дней тому назад умерла и уже была похоронена Татти; они все через несколько дней умерли.

Вскоре появилось заболевание в соседней землянке Шибая Кутапова; заболел и умер сам Шибай, бывший в контакте с больными из семейства Абдуллы Тосбулатова. Остальное семейство его — две женщины и трое детей оставались здоровыми до 12 января, когда у двух детей (10 лет и 1 года) было обнаружено неопределенное лихорадочное заболевание. Эти больные были подвергнуты сывороточному лечению и через 4 дня выздоровели.

Приблизительно одновременно с заболеваниями в первых двух землянках обнаружились заболевания в землянке Исекера Маймакова, отстоявшей от них на расстоянии 2 верст. Первым заболел Исекер, заразившись на Текебай-Тубеке, где он присутствовал на похоронах первых умерших от чумы. Вскоре после него заболели и умерли все остальные члены его семейства — 2 мужчин, 1 женщина и 1 ребенок.

Из землянки Исекера болезнь распространилась на соседнюю, принадлежащую Сейсену Маймакову. Сначала заболел хозяин, затем двое его детей, все умерли. Его годовалая дочь, Мария, умершая 10 января, оказалась последней жертвой чумы в Мереке. Из оставшихся в живых членов этого семейства, жены Сейсена и его дяди Бейсена Маймакова, первая до 12 января была здорова, 12-го же, т. е. через день после смерти от чумы ее ребенка, сама заболела. Заболевание обнаружилось повышением температуры, общим недомоганием; она была немедленно подвергнута сывороточному лечение и через несколько дней поправилась.

Текебай-Тубек и Мереке были охвачены одним общим кольцом оцепления. Последнее заболевание в Мереке было 12 января, поэтому, согласно инструкциям Противочумной комиссии, через две недели, 26 января, местность была объявлена благополучной и оцепление снято. Снятие оцепления произошло при торжественной обстановке. С окрестных урочищ съехалась масса киргизов, из Таловки приехали русские. Русским духовенством, а потом магометанским, были отслужены благодарственные молебны по случаю окончания эпидемии и мулла, от имени киргиз в торжественных словах благодарил Русского Царя за оказанное им внимание и командированного по Высочайшему Повелению Его Высочество принца А.П. Ольденбургского и всех его помощников за их самоотверженную деятельность.

В Ачикбае оцепление было снято раньше, 21 января.

Эпидемиологические особенности. Из вышеописанных наблюдений Страхович и Гос сделали вывод, что эпидемия легочной чумы в районе Текебай-Тубек, Мереке продолжалась 1,5 месяца. В течение этого времени болезнь поразила 28 землянок: 23 в Текебай-Тубеке, 4 в Мереке и одну в Ачикбае. Легочная чума унесла 140 жертв: в Текебай-Тубеке 124, в Мереке 13 и в Ачикбае 3 жизни. В этих землянках жило 174 человека. Таким образом, в зараженных землянках вымерло 80 % населения. В землянках смертность распределилась так: 15 землянок с населением 74 человека вымерли полностью; в 6 землянках с населением 52 человека умерло 46 человек и в каждой из последних землянок осталось в живых по одному человеку; наконец в 7 остальных землянках с населением 48 человек умерло 19 человек. Важно отметить то обстоятельство, что последние 7 землянок пострадали уже в конце эпидемии, когда, с одной стороны, применялись меры изоляции и сывороточное лечение, а с другой — течение болезни было не столь злокачественным.

Обнаружился «домовой» и семейный характер эпидемии легочной чумы: вымирали целые семьи и причем, как и в Ветлянке (очерк XX), с поразительной быстротой. Большинство вымерших семей погибали в течение 1–1,5 недель. Смерть наступала так быстро, что трупы не успевали хоронить. Приехавший в Текебай-Тубек врачебно-санитарный отряд нашел здесь 102 непогребенных трупа, болезнь распространилась преимущественно, если не исключительно, путем тесного сожительства и личных отношений. С другой стороны, прекращение контактов между людьми вследствие паники, которую вызвала эпидемия, разом поставило предел распространения болезни, и чума не перешла за границы тех землянок, куда она проникла вначале, пока общительные и заботливые по натуре киргизы усердно навещали своих заболевших родственников и друзей.

Посмотрим теперь, как распределилась смертность в Текебай-Тубеке, Мереке и Ачикбае по возрастам.

Во время Текебай-Тубекской эпидемии смертность среди детей была значительно меньшей, чем среди взрослых. При этом цифра детской смертности получилась выше действительной, так как весьма вероятно, что часть умерших детей погибла просто от холода, голода и отсутствия ухода. Смертности лиц других возрастов приблизительно одинакова для возраста от 10 до 40 лет. Наибольшую смертность (100 %) дал возраст от 40 до 60 лет; свыше же 60 лет смертность снижается (табл. 26.3).

_{Число жителей зараженных землянок в Текебай-Тубеке, Мереке и Ачикбае по возрастам | Состояло | Умерло | Процент смертности}

До 10 лет | 54 | 37 | 68,5

От 11 до 20 лет | 23 | 20 | 86,9

От 21 до 40 лет | 55 | 46 | 83,6

От 41 до 60 лет | 22 | 22 | 100,0

61 и выше | 20 | 14 | 70,0

Эпидемия быстро развилась и в Текебай-Тубеке, там погибло почти все население. Из 33 землянок, входящих в его состав, поражены чумой 22 землянки. В то же время в Нурмухамед-Тубеке наблюдается полное благополучие и только случайно заболевает и умирает один вестовой депутата Кученова, Уразали Тойтанов, имевший постоянное общение с зараженными очагами Текебай-Тубека.

Клиника болезни. Эпидемия проявила себя исключительно легочной формой чумы. Те больные, которых пришлось видеть доктору Госу (во время обхода 25 декабря), поражали его незначительностью явлений объективного исследования. Ему приходилось видеть больных на второй день болезни, причем аускультационное исследование легких, как правило, давало отрицательные результаты, иногда лишь наблюдались в незначительном количестве влажные хрипы. Ни у одного больного не было бубонов или каких-нибудь явлений на коже: петехий, пятен и карбункулов. Кроме больных, Госом было осмотрено около 20 трупов — и также ни у одного не было ни бубонов, ни каких-либо кожных явлений. У одной женщины отмечено сильное катаральное воспаление соединительной оболочки глаз.

Болезнь начиналась без продромальных явлений, ознобом, переходившим в сильный жар (39,5-40 °C и выше); больные жаловались на головную боль, боль в пояснице, кашель, колотье в боках и общее чувство недомогания. Иногда бывала рвота. Язык иногда покрывался белым налетом.

На вторые сутки болезни появлялась кровавая мокрота, легко откашливаемая, окрашенная равномерно в розовый или ржавый цвет. У некоторых больных наблюдался бред, головокружения. Позже появлялось тяжелое дыхание, пульс чрезвычайно учащенный, и на 3–6 день наступала смерть. Чаще всего больной погибал на третьи сутки.

У иных больных рано наступал значительный упадок сил, и больной лежал подавленный, безучастный ко всему; в других случаях больной до самой смерти был сравнительно бодр, ходил и смерть наступала мгновенно. Один больной, уже харкая кровью, поехал верхом на лошади к своему родственнику, чтобы сделать духовное завещание. На следующий день он умер. Другой киргиз, вестовой депутата Кученова, заболев, пришел вечером к фельдшеру попросить у него лекарства. Фельдшера не оказалось дома. Киргиз зашел в соседнюю пустую землянку, приготовленную под квартиру для медицинского персонала, чтобы здесь переночевать. Наутро его нашли мертвым. Третий больной попросил врача, пришедшего его навестить, дать ему воды. Врач дал ему чайник с водой. На другой день врач нашел этого киргиза в том же положении с чайником в руках. Видимо, смерть наступила внезапно.

Случаев, окончившихся выздоровлением, было не более 10 %, но серологических и бактериологических подтверждений диагноза не проводилось. К сожалению, крайне тяжелые условия, при которых пришлось работать врачам, не дали возможности вести тщательные записи и всего имеется три истории болезни и то весьма краткие, составленные доктором Госом: фельдшера Зайцева, умершего от чумы, и двух лиц, выздоровевших: киргизки Мухипы Беркалиевой и самого Госа.

Патологоанатомические и бактериологические особенности болезни. Вскрытия и бактериологические исследования трупов в Текебай-Тубеке производили: магистр ветеринарных наук М.Г. Тартаковский, профессора А.М. Левин, К.Н. Виноградов и И.Ф. Рапчевский.

При вскрытиях (было сделано 14) во всех случаях найдены поражения в легких, то в виде лобарной пневмонии, то в форме лобулярной, в большей или меньшей степени развития. «Если бы не подвергать органы дальнейшим микроскопическим и бактериологическим исследованиям», писал профессор Виноградов в своем отчете о Текебай-Тубекской эпидемии по поводу некоторых случаев вскрытий, «то болезнь можно бы было принять за обыкновенную крупозную пневмонию. На трупе ничего не встретилось такого, что возбуждало бы подозрение о более тяжелом характере и особенности ее».

В иных случаях пневмония была лобулярная, сливная. В своем отчете об эпидемии в Текебай-Тубеке И.Ф. Рапчевский писал следующее: «оплотневшие части легких оказывались непроходимыми для воздуха, на разрезе центр оплотнения серовато-красного цвета, иногда пронизан геморрагиями, периферия оплотнений более красного цвета, поверхность разреза слегка зернистая, с ней соскабливается обильное количество вязкой студенистой красноватой жидкости. При ближайшем рассмотрении оплотнения оказывались состоящими из отдельных, отчасти сливающихся между собою, фокусов. В соседстве с оплотнением легочная ткань сильно гиперемирована». В одном случае профессором Левиным была найдена пневмония, состоявшая из многочисленных рассеянных узлов оплотнения темно-красного цвета, достигавших величины лесного ореха (протокол вскрытия Сагиры Беркалиевой). Почти во всех случаях к пневмонии присоединялся фибринозный плеврит. На плевре в нескольких случаях были найдены мелкие геморрагии. Бронхиальные лимфатические железы в иных случаях были увеличены, имели геморрагии; в других — не представляя настоящих бубонов, были иногда несколько увеличены и гиперемированы, большей же частью макроскопически казались совершенно нормальными. В одном случае наблюдалось увеличение брыжеечных и забрюшинных лимфатических желез.

Несколько раз были найдены кровоизлияния на околосердечной сумке, в печени, на слизистой оболочке желудка. Селезенка и печень большей частью были умеренно увеличены, в состоянии гиперемии. Почки также немного увеличены, полнокровны. В одном случае слизистая оболочка лоханки усеяна мелкими кровоизлияниями. В другом случае при вскрытии черепной кости твердая и мягкая оболочки мозга оказались налитыми кровью.

Бактериологическое исследование трупов дало положительный результат, несмотря даже на то, что два трупа были вскрыты через месяц после смерти; впрочем, трупы лежали в нетопленых землянках, были совершенно замерзшими и не представляли никаких признаков разложения. Для исследования из органов были сделаны мазки, посевы на питательные среды, и полученные культуры проведены через животных (морских свинок и мышей).

«Кроме посевов, — писал Виноградов, — были сделаны микроскопические препараты — мазки из гепатизированной части легкого, из околобронхиальных лимфатических желез, из крови сердца, из селезенки, печени и почек. Окрашенные метиленовой синькою или фуксином препараты эти представили между клеточными элементами многочисленные, мелкие овальные и палочкообразные биполярные бактерии, какие находятся при человеческой чуме. В гепатизированной части легкого они встречались массами, много их было в мазках из бронхиальных желез и селезенки, меньше из печени, крови и почек. По способу Грамма они не красились. Несколько менее ясными, но все-таки достаточно хорошо сохранившимися представлялись те же бактерии и на срезах, сделанных из уплотненных в спирте органов и окрашенных тио-нином. В гепатизированной части легких они массами наполняли собой легочные альвеолы вместе с продуктами крупозного воспаления: с лейкоцитами и волокнами фибрина и изредка с отслоившимися эпителиальными клетками. Некоторые из этих клеток содержали в протоплазме бактерии, другие были без ядер, в состоянии некроза. Бактерии наполняли также щели и соединительные ткани легочных альвеол и их промежутков; встречались также, хотя и в меньшем количестве, в кровеносных сосудах альвеол. По форме они отличались, как и на мазках, разнообразием — одни имели шаровидную (кокки), другие — овальную и более вытянутую палочкообразную форму, с закругленными концами, попадались палочки длинные в виде нитей, шаровидные и овальные тельца нередко располагались рядами в виде цепей; овальные тельца и короткие палочки часто являлись окрашенными только на концах».

Посевы на искусственных средах дали положительный результат. К.Н. Виноградов так описывал рост колоний на агаре: «Посев из крови сердца. На другой день к вечеру, по косой поверхности агара найдены многочисленные, мельчайшие, полупрозрачные, сероватые, круглые зернышки в виде бисера. На третий день в 10 час вечера зернышки увеличились и получили желтоватый оттенок». Полученные из органов умерших культуры были привиты морским свинкам и мышам. Животные пали, и на вскрытии найдена типичная картина бубонной чумы; посевы из органов дали культуру чумы. Всего было подвергнуто полному бактериологическому исследованию 14 трупов, часть из них на месте в Текебай-Тубеке, а часть в лаборатории на форте «Александр I».

«Наиболее интересным результатом бактериологического исследования материала данной эпидемии, — писал Констансов, — результатом, кладущим особую окраску на всю эту эпидемию и объясняющим многие стороны ее, является то, что большинство исследованных случаев представляли собою смешанную инфекцию; по крайней мере, из 8 трупов, подвергнутых подробному бактериологическому исследованию, только в двух оказалась чистая инфекция чумы, в четырех была найдена смешанная инфекция с пневмококком, в двух — со стрептококком (из них один случай — послеродовое заболевание)».

Таким образом, одной из главных особенностей Текебай-Тубекской чумы является преобладание смешанных инфекций чумы с пневмококком, чем, по-видимому, объясняется и другое отличие этой эпидемии с патологоанатомической стороны — это преимущественный лобарный характер поражений легких, тогда как до сих пор для чумной пневмонии считался характерным лобулярный тип легочных поражений.

Протокол вскрытия, произведенного профессором Левиным в урочище Текебай-Тубеке 10 января 1901 г., приведен ниже.

Противоэпидемические мероприятия. Первые меры к ограждению распространения болезни были приняты, как выше уже было сказано, местными властями, а именно: правителем Таловской части султаном Карабаевым, приблизительно через месяц после начала эпидемии, 23 декабря. Было устроено оцепление, охватывавшее 30 зараженных землянок, расположенных по обе стороны реки Малого Узеня и составлявшие часть урочища Текебай-Тубека — оцепление состояло из сторожевых пикетов, разбитых на расстоянии 0,5 версты один от другого; в каждом пикете находилось по три киргиза из благополучного соседнего урочища.

Оцепление это было, конечно, очень ненадежно; так, например, на самой реке Узень не стояло совсем пикетов, и по реке можно было совершенно свободно пройти в обе стороны. И действительно, случаи прорыва оцепления в первые дни наблюдались неоднократно. Кроме того, не могло быть и строгого выполнения карантинных правил, вследствие крайнего недостатка в лицах административного персонала. Одним и тем же лицам пришлось бывать в Таловке и в Текебай-Тубеке. Первый врачебно-административный отряд, командированный из Ханской Ставки, выехал на борьбу с чумой, можно сказать, с голыми руками. Единственно, что было в распоряжении врача в первые дни — это гидропульт, немного сулемы и набор инструментов для вскрытия. Ни «лимфы Хавкина», ни сыворотки Иерсена, ни дезинфекционных средств не было в распоряжении отряда. Только позднее, когда приехали командированные из Петербурга лица, доктор Тартаковский и врачебно-административный отряд во главе с профессором Левиным и капитаном гвардии Радецким, в Текебай-Тубек были доставлены все необходимые средства дезинфекции и лечения чумы, в том числе сыворотка и лимфа, п появилась возможность более эффективной борьбы с эпидемией.

Первоначально установленное правителем Карабаевым оцепление, мосле приезда уполномоченного астраханского губернатора Вербова, было расширено (30 декабря). В него вошли: все урочище Текебай-Губек, соседнее с ним урочище Нурмухамед-Тубек и расположенное в К верстах урочище Мереке. Весь этот район был охвачен двойным рядом сторожевых пикетов, снабженных кибитками на 5 человек киргизов соседних аулов, благополучных по чуме.

Затем для предупреждения возможности случайного или преднамеренного попадания внутрь оцепления в ночное время или даже днем но время снежных буранов и метелей, расстояние между кибитками было обставлено вехами, а на каждой из кибиток вывешивался фонарь, в котором огонь горел всю ночь. Наконец для контроля над бдительностью киргизов, составлявших оцепление, были назначены депутат и старшины, в распоряжение которых даны конные вестовые; проверка охраны производилась несколько раз днем и ночью.

Население внутри оцепления в первое время бедствовало. Доставка предметов первой необходимости не была еще организована, между тем неожиданно устроенное оцепление застало многих врасплох; не было припасено предметов первой необходимости: ни муки, ни чая, ни керосина и прочего. Позднее все эти продукты доставлялись в изобилии русскими властями и раздавались бесплатно всем нуждавшимся.

Первыми мерами борьбы с чумой, принятыми в оцепленной местности, были: выделение здоровых людей из зараженных землянок в киргизские кибитки, введение предохранительных прививок здоровому населению и лечение больных сывороткой Иерсена. Вначале строгое и последовательное проведение этих мер, конечно, оказалось невозможным за недостатком персонала и по некоторым местным условиям. Например, здоровых людей (46 человек) пришлось перевести из зараженных землянок в той же одежде, в которой они находились в землянках, так как одежда не была еще доставлена внутрь оцепления. Одному и тому же лицу пришлось бывать у больных и потом делать предохранительные прививки здоровым.

Условия жизни в кибитках в зимнее время были очень тяжелы. Стояли сильные морозы, ниже 20 °C с частыми буранами. Хотя киргизы и старались согреть, сколько возможно, свои помещения, поддерживая постоянные костры внутри кибиток, но этого было недостаточно, чтобы спастись от стужи. Кроме того, пребывание в таких кибитках имело и другое неудобство: топливом для печей и костров в степи служит кизяк — высушенный навоз, дающий нетерпимую вонь и едкий дым, а наступившие к тому же трескучие морозы окончательно вынудили киргизов покинуть наскоро поставленные кибитки и возвратиться в свои зараженные землянки.

Заболевания чумой возобновились, пришлось приложить особые заботы, чтобы обеспечить некоторую возможность переселения в кибитки, приспособив их для жилья зимой: выписать переносные печи, заготовить достаточный запас теплой одежды, тщательно установить кибитки, предварительно оттаивая под ними почву и прочее. Все это удалось исполнить лишь спустя 1,5 недели, т. е. 12 и 13 января, после первой попытки осуществить переселение в кибитки, но зато на этот раз мера удалась полностью. Заболевания окончательно прекратились; все выселенные киргизы остались живы и здоровы.

Выселение производилось следующим порядком: в одной из кибиток непрерывно поддерживался огонь в печке; заготовлялся кипяток и мыльно-карболовый раствор. Выселяемые из заразных землянок киргизы поступали в эту импровизированную баню и здесь обмывались в присутствии врача горячей водой с мыльно-карболовым раствором. Получив чистое белье и платье, киргизы распределялись на житье в кибитках. Грязное белье и платье немедленно сжигалось.

В Мереке перевод здоровых лиц из зараженных землянок в кибитки состоялся 14 января и был произведен тем же порядком, как и в Текебай-Тубеке. Среди переведенных киргизов оказалось трое лихорадящих больных: двое детей и одна женщина. Других признаков чумы у них не наблюдалось, тем не менее все эти больные с первого же дня болезни лечились инъекциями сыворотки, и все скоро поправились.

С приездом санитарного отряда (31 декабря) начаты предохранительные прививки хавкинской лимфы здоровому населению. С небольшими перерывами прививки производились и после снятия оцепления и закончились только в начале марта. За это время успели привить почти все население Текебай-Тубека, Нурмухамед-Тубека и Мереке — всего около 800 человек. В окрестных неоцепленных урочищах: Таловке, Фальфе-Куль, Тенштык-Куль, Кекей, Кара-Айгире и Кордоне также производились предохранительные прививки, и постепенно были привиты почти все жители этих урочищ. Повторные прививки получили около 300 человек в оцеплении Текебай-Тубеке-Мереке.

Лимфа, которая применялась для иммунизации населения, была приготовлена в Институте экспериментальной медицины в Петербурге. Для инъекций употреблялись следующие дозы: взрослым мужчинам от 5 до 10 см³, женщинам и старикам 4–5 см³, подросткам 10–14 лет 3–4 см³, детям до 10 лет, смотря по возрасту, от 0,5 до 2 см³. Детям моложе года лимфа не вводилась. Местом для инъекций служило плечо и она производилась под кожу или в мышечную ткань.

Наряду с хавкинской лимфой применялась сыворотка Иерсена. Число привитых сывороткой — 85 человек: 43 киргиза, переведенные из зараженных землянок в 4 кибитки, 40 человек солдат, присланных для работ по очистке зараженных землянок и дворов, и 2 человека из состава санитарного отряда. Первым 83 человекам сыворотка введена м количестве 40 см³ за раз, двум остальным по 10 см³ по несколько раз. Прививки сывороткой солдатам и изолированным киргизам были сде-наны потому, что «им требовалось сообщить быстро наступающую не-иосприимчивость, чтобы немедленно приступить к делу».

Насколько могли повлиять сделанные предохранительные прививки лимфы и сыворотки на предупреждение распространение болезни, судить трудно, так как прививки производились не в период разгара шидемии, а только с 31 декабря, когда эпидемия почти прекратилась. Большая же часть прививок сделана после прекращения эпидемии.

Но ввиду того, что среди привитых не было ни одного заболевания, а среди непривитых жителей с 31 декабря по 7 января было в Гекебай-Тубеке 18 заболеваний и в Мереке 1, Страхович и Гос считали, что пассивная иммунизация оказала «некоторое влияние на более быстрое и окончательное прекращение эпидемии».

Уничтожение зараженных очагов производилось сожжением трупов и землянок со всеми находившимися в них вещами. Всех землянок сожжено 27. Стоимость земли, как и их инвентаря, по оценке была возвращена владельцам землянок или их наследникам. Сжигание производилось следующим образом: весь инвентарь, подлежавший сжиганию, складывался внутри землянок, стены обмазывались мазутом, вещи обливались мазутом, внутрь помещения накладывалось сено, и землянка зажигалась. Таким образом землянки сгорали, и от них оставались одни лишь черные полуразрушенные стены без крыш. Оказалось, что некоторые землянки обгорели недостаточно. Кое-где даже остались недогоревшие вещи. Кроме того, вскоре обнаружилось, что некоторые киргизы успели спрятать часть своих вещей (закопать в снег) еще до начала сжигания землянок. Они не предполагали, что за сожженные вещи будут платить их стоимость. Вследствие этого пришлось принять дополнительные меры по обеззараживанию Текебай-Тубека. Работы эти потребовали значительного числа рабочих рук и много времени. Они были произведены уже после снятия оцепления района Текебай-Тубек — Мереке и затянулись до 11 февраля. Для производства работ, в помощь отряду, находившемуся в Текебай-Тубеке, направлена рота солдат из Саратова. Вся местность в непосредственной близости от каждой из землянок была тщательно осмотрена и обследована так называемыми щупами, т. е. длинными шестами с острыми наконечниками. Прокалывая таким щупом снег, можно бопределить свойство предмета, находившегося под снегом, особенно если находившийся под снегом предмет был мягок и упруг, как например, одежда. Проходя щупом последовательно всю местность по соседству с землянками, удалось обнаружить много скрытых вещей. Таких вещей оказалось более 4 возов. Их сожгли. Некоторые киргизы сами указывали места, где они спрятали вещи. Владельцам этих вещей была уплачена стоимость их, а некоторые вещи были возвращены владельцам после дезинфекции. Все землянки, которые казались недостаточно обгоревшими, были вторично сожжены. Затем стены и печи всех землянок были разрушены до основания. Развалины и дворы были засыпаны слоем извести, а над грудами развалин поставлены столбы с надписями, гласившими об этом тяжелом событии.

Первые 35 человек, погибшие от чумы, похоронены односельчанами на двух кладбищах (в 26 могилах), расположенных по обе стороны Малого Узеня в расстоянии 0,5 версты от берегов реки. Для обеззараживания этих могил приняты следующие меры: на три аршина в длину и ширину вокруг каждой могилы сделана досчатая ограда в 1 аршин высоты, и огражденные таким образом пространства были засыпаны известью. Эти работы произведены во второй половине января 1901 г.

С окончанием работ солдаты и рабочие, во избежание разноса чумы, были тщательно обеззаражены, вымыты и одеты в новую одежду. Рабочим выдана одежда за казенный счет, а солдаты оделись в запасную одежду. Старая одежда солдат была продезинфицирована в дезинфекционной камере, а старая одежда рабочих была сожжена.

Заключительной мерой была дезинфекция всех землянок Текебай-Тубека и Мереке парами формалина с помощью аппаратов Лингнера и поголовная прививка хавкинской лимфой населения Текебай-Тубека и Мереке, что и удалось за малыми исключениями.

По соседству с Текебай-Тубеком за границей оцепления был устроен карантин (11 января). Для этой цели оцеплено 6 землянок, из которых одна предоставлена помощнику правителя, другую занял доктор Деляти-цкий, заведовавший карантином, третья приспособлена для дезинфекционной камеры, куда были поставлены аппараты Лингнера. Остальные три землянки отведены для прибывающих из оцепленного района.

За время существования оцепления в нем не наблюдалось чумных заболеваний. Заноса из оцепленной местности и не могло быть, потому что вплоть до снятия оцепления никто из оцепленного района не уезжал. Со снятием оцепления 26 января прекратилось существование карантина.

По прекращении всех работ по обеззараживанию Текебай-Тубека и Мереке, в Текебай-Тубеке был устроен врачебно-наблюдательный пункт, который просуществовал до 1 июня, когда были закончены все работы по борьбе с эпидемией чумы в Астраханской губернии. Деятельность этого пункта заключалась в оказании медицинской помощи населению района Текебай-Тубек — Мереке. Кроме того, врачи пункта обязаны были следить за подозрительными заболеваниями в пределах угого района и делать предохранительные прививки хавкинской лимфы тем лицам, которые не успели привиться раньше.

Такие же меры были приняты и в Ачикбае, имевшем отдельное оцепление. Оно было поставлено 8 и 10 января, по приезду принца Ольденбургского, ввиду ожидаемого в Ачикбае появления новых заболеваний. Но оказалось, после бывших там двух последних смертельных случаев от чумы в конце декабря месяца, новых заболеваний не было, и оцепление сняли 21 января.

Для сжигания зараженных землянок и производства дезинфекции был командирован доктор Голомб, который 13 января вошел в оцепление и приступил к работе. Всего сожжено было в Ачикбае 3 землянки, н которых найдены киргизы умершие от чумы.

Сжигание трупов. Потребовало в условиях зимней степи много труда и времени. Частые снежные метели очень мешали успешному и тщательному выполнению этого трудного дела. Всего было сожжено сто два трупа. Их сжигание началось через несколько дней после прибытия медицинского отряда в Текебай-Тубек, когда был доставлен необходимый для этой цели мазут, и продолжалось около трех недель.

Сжигание производилось следующим образом: на землю накладывались в несколько слоев так называемые кизяки (высушенный в кусках навоз) и сено. Кизяки обливались мазутом, на них накладывались трупы, и все это зажигалось. Иногда количество сжигаемых трупов было довольно значительное (до 20 за раз). Как выяснилось впоследствии, это было ошибкой. Для полного сгорания такого количества трупов требуется много времени и очень много горючего материала. Кроме того, контроль над полнотой сгорания при этих условиях затруднителен; верхние ряды трупов, сгорая, дают массу пепла, который засыпает нижние ряды трупов, что и может ввести в заблуждение относительно полноты сгорания. Так случилось в Текебай-Тубеке и Мереке. В Мереке это было замечено еще во время пребывания медицинского отряда в оцепленной местности, и недогоревшие остатки были сожжены; в Текебай-Тубеке это случилось гораздо позднее. Недосмотр можно объяснить тем, что в описываемое время были частые метели, и трупы были покрыты не только слоем пепла, но и толстым слоем снега. В Текебай-Тубеке уже весной, в последних числах марта, во время таяния снегов, найдено 6 трупов на одном из мест сжигания (недалеко от землянки Баймухамедовых), где были сожжены 20 трупов (семья Баймуха-медовых). Они были похоронены в общей могиле, каждый труп был завернут в простыню (киргизский обычай), смоченную раствором сулемы. Могила обнесена досчатой оградой в один аршин высоты и засыпана известью. Земля, на которой лежали трупы, была срыта, брошена в могилу, а место обильно полито раствором сулемы.