Снега и тишь — какая красота!
Но почему такая маета
В моей душе бездарной и неловкой
И почему дух горний, дух высокий
Не хочет приподнять меня
И не приносит божьего огня,
Который слабенькое тленье,
Как прежде, превратит в горенье?
Длинные синие тени
Ритмом на блеске снегов,
Нежно-прозрачная тает
Белая ткань облаков,
Солнце шитьем золотистым
Сферы проткала ковер,
Лишь обрамив к горизонту…
Вот здесь стояли елочки
И кустики ольхи,
А нынче только холмики
Заснеженно тихи.
Опустились снежные
Ветви-рукава,
И поникла белая
Березкина глава.
Туман опеленал деревья,
Так плотно, бережно окутал —
Не выпростать зеленых лап.
Все тихо, неподвижно,
Ни шороха, ни скрипа,
Все глохнет в влажной тишине.
Молчанье. Тишь и глушь.
Вчера так было. А сегодня — солнце,
Мороз и солнце — день чудесный,
Скрипит под лыжами снежок,
А на поляне — наст,
И носятся счастливые собаки,
Катаясь в свежевыпавшем снегу.
Скольжу. И слов от счастья не найду.
На листья тополя валится снег.
Не выдержавши непривычной ноши,
Сломались ветви и приникли робко
К стволу, уже без связи с ним,
Держась корою только…
Мороз. Скрип снега.
Темен и прозрачен лед.
Низки и хмуры небеса —
Ни проблеска.
Пронизывает душу ветер.
Откуда же я знаю
Что все-таки весна? —
Немолчный птичий грай.
Эмме
Тихий щебет. Тихий кап.
Тихий снег с еловых лап.
В дымке серой пелены
Пики елок не видны.
В черной губке мокрый дуб.
И приглушен дятла стук,
И стволы березы тоже
Не светлы, а в серой коже,
И на тоненьких ветвях
Капли серые висят.
В этой волглой тишине
Мир спускается ко мне.
Меж шпал цветет ромашка,
А рядом — иван-чай.
Лохматую сурепку жмет к шпалам ураган
Ревущих поездов.
Но цепки в почве корни
И вновь, умытые дождем,
Цветут упрямо.
В озерное око глядят небеса,
В низинах, оврагах потопли леса,
В воде по колени как будто бы в ряд
Березки с осинками тихо стоят.
На всем белом свете блистает вода,
Вдали над оврагом сверкнула звезда,
И, в темной воде отражаясь, луна
Яснее и ярче, чем в небе, видна.
И в этой пустой, предвечерней тиши
Лишь шепотом нежно шуршат камыши.
Но с севера ветер прервал тишину,
Леса раскачал, затуманил луну,
Поднял, разбередил умолкнувших птиц —
Уснувших ворон, суетливых синиц,
На берег белесые гребни погнал
И чаек скрипучих на воздух поднял.
Вот так и душа ненадолго в покое,
А после тиши разбушуется вдвое.
Ты помнишь, ветра шквал поднял полу палатки,
А мы, еще не в силах рассоединиться,
Увидели, как в серых волнах
Под серой пеленой дождя
Отважно и неустрашимо
Нырял чумазый маленький кораблик,
И звался он «Волшебник».
След ступни на прибрежном песке,
Плеск волны — и все смыто, песок первозданн.
Неужели и след моей жизни таков?
Вот оно — мое окошко,
Детский сад.
Монастырь стоит стеною,
Дети спят.
И безмолвно я губами шевелю,
Потому что сочиняю и люблю.
В полудреме происходят чудеса,
Надо мною — синие глаза,
Дымка легкая волос над головой,
Легкая рука несет покой.
Страсть — обнять, заплакать,
Страх — сказать.
«Тихо, детка, спи».
Как дрожь унять?
Маме
И боль, и грусть смотреть,
Как горбится спина,
Слабеют руки мамы.
Хрипотца и скрип сопровождают вдох и выдох,
И гложет мысль — исчезнет мама
И вместе с ней младенчество мое.
Кто помнит — только ты, —
Как после крика на твоей груди
Я, успокоившись, лежала?
Кто видел первый шаг,
Кто слышал первый лепет,
Кто, голодая, кормил, терпел и таял?
О, мама, прости меня за все!
Еще один заборчик
На книжке записной,
Растет быстрей ограды
На кладбище весной.
Утрата без возврата
Нас вновь не обошла,
И на листке заплата
И в сердце бедном мгла.
Но вот иной заборчик
На русском языке,
А рядом — новый адрес
На ихнем языке.
Хоть в этом есть надежда,
Пишу, и ты пиши,
И сохраним под током
Тепло, родство души.
И чтоб трава забвенья
Не проросла, глуша
Взыскует о работе
Печальная душа.
Этот жаркий светлый вечер
Силой, тайной волшебства
Понимания и дружбы
Обладал своей душою.
И как будто отпустили
Нас печали и тревоги,
Показалось, что возможно
Все стерпеть и дальше жить.
Сквозь сон ночной
Вдруг ветер разбудил наш лес,
И паруса палаток напряглись, как крылья.
И крылья выросли у нас, у рыб, у пса,
И остров — наш корабль — Взлетает на волнах,
Потом — на воздух.
И мы летели — навстречу
Луне белесоватой
И звездам — в рваных облаках.
Не шелохнет тростник,
В мгновенном снимке
Застыла стрекоза,
Два желтых солнца катятся по небу и воде,
Стремясь друг к другу,
И слились в оранжевый овал,
Лежащий в озере и в небе,
Но постепенно преобразуясь в шар красный.
А затем шар уплощается,
И шар — опять в овал,
Теперь горизонтальный.
Овал все уже, тоньше,
И в конце — полоска
На дальнем горизонте,
Затем — исчезло все
Лишь неба красный отсвет.
И дом чужой. И кров чужой.
И ключ не лезет в паз.
Колючий взгляд соседских глаз…
Куда пропасть сейчас?!
Лед рук и ног. Но жар в крови
Сметает стыд и страх.
И рук твоих поводыри.
Страсть все крушит впотьмах.
Сияет свет любимых глаз
С прекрасного лица,
И счастью нет и нет конца —
И это все про нас.
Серо и хмуро кругом,
Нехотя в путь отправляюсь,
Сердце о близких болит.
Вот половина пути миновала,
Медленно тучи протаял
Солнца расплывчатый шар,
На горизонте в еловых зигзагах
Нежно сквозит цвет голубой.
Коричнева в Вильни вода,
В старом Вильнюсе беда.
Мы шли потерянно с суда,
Мы шли как будто в никуда.
Слепые окна, дождь и тьма,
И стены города — тюрьма.
Непреходящая вина,
Неотвратимая беда
Не отпускала никуда.
Но в темной подворотне дверь
(О как войти в нее теперь?),
Прямоугольник света в тьму.
Хозяев дома обниму,
Они нам дали хлеб и кров,
Покой на несколько часов.
Я протягиваю руку ей, ему,
Бог весть кому,
Часто просто встречному,
А в ответ пожатье рук,
Взгляд, улыбка узнаванья,
Доброта и состраданье.
Но у близких и любимых —
Так бывает — нет ответа
Ни улыбке, ни рукам,
Повисают где-то там.
Это больно и обидно,
Почему-то даже стыдно,
Будто ты и виноват,
Что суешься невпопад.
Осенний листопад,
Лилов холодный воздух.
Брожу, шуршу, и жизнь прекрасна и проста,
И острый нос — сосновой шишки ежик —
Торчит из-под кленового куста.
Дождь кончился, и серые несутся облака,
И солнце, как луна, сквозь них бледнеет.
Прибитая к земле унылая листва
Уже не шелестит, а тихо пламенеет.
Деревьев остовы, черны, оголены,
Стряхнув безличье листьев, костенеют,
И кажется — проснись, вглядись, живи
Той четкостью дерев, той яркостью листвы.
С тех пор, как мой продавленный диван
Переместился на террасу,
Согласная с законом бытия
И я принадлежу к другому классу.
Я к лику сосен сопричастна,
К поющим птицам, шелесту листвы,
Жасмина запаху, мгновеньям тишины,
И жизнь поэтому бессрочна и прекрасна.
Северо-западный ветер
Принес к моему порогу
Клена лист золотой.
О какие дары
Эта осень дарит
Так внезапно
И так безоглядно!
Вот в щеколде дверной
Клена лист золотой.
На ковре золотом
Над кленовым листом
Гроздь рябины лежит, пламенея.