Шизанутость подчеркивает цвет моих глаз.
Через час мы сидели за нашим кухонным столом. За маленьким, который действительно стоит у нас в кухне, а не за тем гигантским, где можно усадить больше людей, чем у меня есть друзей.
Я написала Эмбер эсэмэску узнать, как идут дела. Все шло как по маслу, не считая того, что все ее подружки без ума от «кузена». Кто такой Ош на самом деле, Эмбер не знала, но понимала, что он сверхъестественное существо. А еще ее раздражало, что девочки, которые раньше с ней даже не здоровались, внезапно стали напрашиваться в лучшие друзья.
Я покосилась на Рейеса. Даже странно, как порой складываются обстоятельства.
Еще я успела заскочить к Куки, но она потребовала не мешаться под ногами. Видимо, разнюхала что-то дикое по поводу Фостеров и продолжала идти по следу. Каждый раз, когда она впадает в такое волнение, я тоже волнуюсь. И сгораю от любопытства.
— Итак, — вырвал меня из раздумий Рейес, придвинувшись ближе, — рука сквозь сердце.
— Может, не надо?
— Датч, — едва сдержал улыбку он, — разве есть способ лучше научиться контролировать свои силы, чем предложить тебе страшные последствия в случае неудачи?
Мужская логика во всей своей красе, леди и джентльмены!
— Хотя бы попробуй.
— Нет, Рейес. Я не стану рисковать твоей жизнью, чтобы научиться контролировать, где во вселенной я окажусь после очередной дематериализации в приступе ярости.
— Вот именно. Во вселенной. А если тебя занесет на темную сторону луны?
— Ты про альбом[25]?
— Нет, про круглый камешек в небе.
— А-а! Про ту светящуюся штуку! Все равно нет.
— Датч, ты меня не убьешь. Мы же боги, помнишь?
— Кстати, хотела кое-что прояснить. Как именно это работает? Что будет, если я вдруг окажусь в щеподробилке, например?
— Об этом позже. Сейчас на повестке дня рука в сердце.
Раздраженно вздохнув, я повернулась к мужу:
— Все это дикость какая-то.
— Сосредоточься.
— А если я материализуюсь, еще будучи у тебя в груди?
— Ничего такого не случится. Для этого нужно больше концентрации, чем для того, что ты будешь делать.
Я положила ладонь ему на грудь.
— И что конкретно для этого нужно?
— Большое желание отнять жизнь.
— Ты же говорил…
— Не мою, а вообще. У тебя это получится только тогда, когда ты очень сильно захочешь кого-нибудь убить. В ином случае материализоваться внутри меня ты не сможешь. Это как встроенный предохранитель.
— Откуда ты все это знаешь?
— Было время попрактиковаться.
Я убрала руку с груди Рейеса и выпрямилась.
— Ты практиковался убивать с помощью этой способности?
Он опустил голову:
— Да.
Я моргнула.
— А ты… ты когда-нибудь…
Повисла долгая пауза, после чего Рейес проговорил:
— Один раз. В конце концов, я сидел в тюрьме строго режима, Датч. — Будто это все объясняло, он замолчал, а потом снова посмотрел на меня. — Рука и сердце.
Я тоже опустила голову, сосредоточилась и начала разделять молекулы ладони. Как песчинки на ветру, они зависли в воздухе, и я стала потихоньку направлять их в грудь Рейеса. Мне казалось, я должна была что-то почувствовать. Мышцы, ребра, левый желудочек. Но не ощутила ровным счетом ничего.
— Это потому, что ты больше не в том измерении, где находится мое тело, — сказал Рейес, прочитав мои мысли.
Не буквально, конечно. То есть я очень-очень надеялась, что он не читает мои мысли на самом деле.
— И нет, я не могу прочитать твои мысли.
Святые райские яблочки!
— Сейчас ты, точнее твоя рука находится в потустороннем мире, а весь я и все остальное в тебе — в материальном. Вся соль в переходе из одного измерения в другое.
— Тогда как тебе удалось… То есть почему я в кафешке испытала оргазм?
— Это уже следующая ступень обучения. Продвинутый курс манипуляции на клеточном уровне ради совмещения приятного с полезным.
Я рассмеялась и вдруг поняла, что моя ладонь материализовалась и спокойненько лежит на груди Рейеса. Прямо над сердцем.
— Я тебя не убила.
— Я же говорил, — заразительно улыбнулся он. — Без практики материализоваться внутри кого-то не выйдет.
— Как и без тонны гнева, насколько я понимаю.
— Верно. Попробуй еще раз.
Немного потренировавшись проворачивать фокус с рукой и сердцем, мы перешли на новый уровень, где Рейес спокойно стоял, а я проходила сквозь него. То есть сквозь его тело в прямом смысле слова. Муж застывал передо мной, засунув руки в карманы, а я дематериализовала всю себя и проходила через него насквозь.
Когда получилось в первый раз, я рассмеялась и захлопала в ладоши, как ребенок в аквапарке. Потом откашлялась и вернулась в свое обычное состояние совершенной невозмутимости.
Шучу. До Совершенной Невозмутимости мне далеко, а вот Диби уверяет, что однажды проезжал мимо городка с таким названием.
— Увидимся там, — заявил Рейес, дематериализовался и возник в другом конце комнаты. А комната, надо заметить, немаленькая. — Твоя очередь.
Я наполнила легкие воздухом и переместилась в потусторонне измерение. В лицо захлестал ветер. Ревела гроза. Повсюду били зигзаги молний. Цвета оказались настолько яркими, что я потеряла Рейеса из виду и материализовалась там же, где стояла.
— Еще раз, — потребовал Рейес-Ван.
— Я тебя там не вижу.
— Значит, плохо смотришь.
Потрясающе полезное замечание. Я опять переместилась и пошла туда, где стоял Рейес.
— Не иди сюда, а будь тут.
На этом я сдалась:
— А знаешь, я уже не могу понять, на кого ты больше похож: на Оби-Вана или на Йоду.
— Не заставляй меня идти к тебе, Датч.
Это сильно смахивало на угрозу. Переместившись в семимиллионный раз, я попыталась отгородиться от бушующей бури, от обжигающего ветра, угрожающего содрать с меня кожу живьем, и от оглушительного громового рева, кроме которого ничего не слышала. Рядом расступились тучи, и сверху ударил луч света, чтобы забрать домой очередного покойника.
Итак, не идти, а быть.
Что ж, быть я могу.
Вдалеке появился Рейес, однако намного дальше, чем можно было ожидать. Пришлось бороться с естественным желанием передвигать поочередно ноги. В конце концов, здесь у меня нет физического тела. Я всего лишь туман. Может, получится поплыть по воздуху?
Я попробовала оторваться от земли, но ничего не вышло.
Раз я не могу плыть по воздуху (хотя тысячу раз видела, как это делает Рейес), то как мне попасть из одного места в другое?
— Датч, будь здесь.
Я смерила мужа сердитым взглядом, сжала кулаки и… молча велела пространству проваливать с дороги. А секунду спустя появилась прямо перед Рейесом.
— Хорошо. Теперь туда. — Он снова испарился и показался метрах в тридцати от меня.
Опять приказав пространству посторониться, я с широченной улыбкой возникла перед Рейесом.
— Молодец. Материализуйся.
Я заставила свои молекулы собраться заново. Рейес сделал то же самое. Вокруг все было залито солнечным светом. Муж кивнул и жестом предложил мне осмотреться по сторонам. Я обернулась и увидела, как прямо на нас мчится фура.
Водитель посигналил, я заорала и прыгнула Рейесу в руки. А потом стала смотреть, как фура со всеми ее шестеренками, болтиками и прочими механическими штуковинами проезжает сквозь наши нематериальные тела. Две секунды спустя то же самое сделал «ниссан-максима». За ним — «бьюик-энклейв», маленькая белая машинка, которую я не узнала, пикап «додж» и внедорожник «мерседес». И так снова и снова, пока до меня не дошло, что мы на федеральном шоссе. А точнее на I-25.
Я повернулась к Рейесу и стукнула его в плечо. Он ухмыльнулся и опять исчез. Закатив глаза, я двинулась следом. Мы оказались в «Вороне», на кухне, где вовсю работали два повара и понятия не имели, что мы здесь. В общем, целая пачка возможностей!
Когда мы материализовались, я повисла у Рейеса на шее, чтобы он не вздумал опять куда-нибудь переместиться. Он рассмеялся, и смех показался мне мягким, глубоким и хриплым.
— Все это, конечно, круто, но что делать, если я захочу пойти туда, где тебя нет?
На звук моего голоса оба повара оглянулись, обменялись недоуменными взглядами и вернулись к работе.
Рейес обнял меня за талию.
— Главное — не спеши. Хорошенько подумай, где хочешь оказаться. Мысленно представь себе цель. Это может быть определенное место или человек. А потом отправляйся туда.
— Отправляться туда, значит. Ладненько.
На самом деле я была в восторге от того, что наконец-то хоть чему-то учусь. Чему-то такому, что Рейес умеет с детства, пусть даже дематериализацию собственного человеческого тела он освоил относительно недавно.
— А вдруг кто-нибудь заметит, как мы возникаем из ниоткуда? Неприятностей не будет?
— Человеческий разум сам заполняет пробелы. В таком случае он убедит своего обладателя, что мы просто-напросто незаметно подошли или вышли из какого-нибудь чулана. Но с детьми стоит быть осторожнее. У них это умение развивается не сразу.
— Какое умение? Отрицать очевидное?
— Вроде того.
— До сих пор не верится, что нас не размазало по асфальту.
— Тебя нельзя размазать.
Усадив меня на рабочий стол, Рейес отошел к кофеварке. Все-таки моя наука не прошла даром.
— А вот я уверена, что можно. Как жука, только большого и с кучей кишок. И вот что я тебе скажу, всезнайка. Пусть я бог и не могу умереть, я все равно остаюсь человеком.
Рейес вернулся ко мне с двумя чашками. Я забрала обе, и он высокомерно изогнул бровь.
— Ой, пардон. Одну ты для себя сделал?
Не отвечая, он наклонился, поцеловал тонкую кожу под моей скулой и взялся готовить нам обед.
Одну чашку я поставила рядом. В основном потому, что с двумя почувствовала себя нелепо, когда в кухню вошел Сэмми, шеф-повар Рейеса, бросил на меня странный взгляд и опять вышел, укоризненно качая головой. Впрочем, может быть, ему захотелось в туалет.
— Короче говоря, при условии, что я не могу умереть, что произойдет, если в меня действительно врежется фура? Или меня забросит в огромную мясорубку? Или я застряну в машине, которую раздавят и перемелют на свалке в труху? Я точно отброшу коньки.
Рейес вручил мне бутерброд.
Я откусила кусочек.
— Арахисовое масло и желе?
— У нас с тобой есть еще парочка дел.
— Очередной урок?
— Можно и так сказать.
Да уж, сегодня он явно в ударе на тему обучения. Рейес откусил свой сэндвич, а я продолжила:
— Итак, автопресс. После такого никто не выживет. И никакими швами меня уже не соберут по кусочкам заново.
Рейес-Ван ел и внимательно слушал, но не стал утруждать себя какими бы то ни было объяснениями.
Я откусила еще один кусок и заговорила с набитым ртом:
— Я понимаю, что сверхъестественная часть любого человека умереть не может. У всех есть душа.
Эти мои слова привлекли внимание мужа. Он бросил на меня короткий взгляд, снова вгрызся в свой бутерброд и стал просматривать счета по последней доставке.
— Ну, может быть, и не у всех. Так или иначе, мое тело не выживет. — Я проглотила прожеванное и подумала о другом варианте развития событий. — Точнее будет лучше, если оно не выживет. — Рейес продолжал молчать, и у меня в груди зародилась паника. — Я же права? Я точно умру. Ни за какие коврижки не хочу быть живым гамбургером. И зомби становиться не хочу. Ты видел их кожу? Никакой солнцезащитный крем не поможет.
Рейес по-прежнему молчал. Я спрыгнула со стола и подошла ближе.
— Может, скажешь что-нибудь, Рода? — спросила я, объединив его имя с именем Йоды.
Однако муж юмора не оценил. Что ж, такое бывает. Зато наконец-то подал голос:
— Все происходит совсем не так. По крайней мере у нас.
Он отвернулся поговорить с Сэмми, который снова нарисовался в кухне. Сэмми давно усвоил, что на наши разговоры лучше не обращать внимания. Или он считал нас чокнутыми, или ему просто-напросто было наплевать, о чем мы говорим.
Кстати, почему у нас частенько чокнутых называют бешеными летучими мышами? А когда кому-то на что-то наплевать, говорят, что «он не даст за это и крысиной задницы»? Кто выбирает животных для таких эвфемизмов? Почему именно летучая мышь, а не корова или кузнечик? И почему отдавать надо задницу крысы, а не задницу, скажем, хомячка?
Все это я к тому, что при Сэмми могу говорить практически о чем угодно. А вот ангелу у здоровенного холодильника придется взять и смириться.
— Я же все еще человек, правда? Меня ведь родили человеком.
— Да, — не обращая на меня внимания, ответил Рейес на какой-то вопрос Сэмми. — Только не забывай следить за водителем.
— Будет сделано, — отозвался Сэмми и, заметив мое праведное возмущение, не сумел сдержать улыбки. — Чем планируете заняться?
Наконец Рейес соизволил посмотреть на меня:
— Поедем на пляж.
Кла-а-асс!
Когда Рейес за руку повел меня к выходу из кухни, Сэмми опять покачал головой. Может быть, потому, что в Альбукерке никаких пляжей нет. Настоящих точно нет.
В баре, как обычно, было не продохнуть от обеденной толпы. Правда, в последнее время главная достопримечательность часто отсутствовала, поэтому некоторое количество женщин сменилось представителями мужского пола. По крайней мере, мне так показалось.
Едва мы вышли в зал, шум тут же стих. Несколько барышень повытаскивали телефоны и уже бубнили в трубки что-то вроде «Он сегодня здесь!» и «Бегом сюда!». Другие написывали сообщения и делали фотки. Рейес у нас что-то вроде интернет-сенсации, но сам или не в курсе, или ему совершенно до лампочки. Наблюдать за всем этим было забавно, особенно зная, что ночью спать он будет со мной.
Во мне поднялась волна восторга. Не злорадного, а скорее смешанного с недоумением. Скажи мне кто-то два года назад, что я буду проводить ночи с этим мужчиной… Ну, я бы поверила, конечно, но только потому, что с первого же взгляда предложила бы ему свои услуги. А вот если говорить о тех же ночах, но с точки зрения брачных уз… О лучшем и мечтать нельзя.
Тем временем Рейес зашел в мужской туалет и меня затащил туда же.
— Здрасьте, мистер, — разыгрывая скромницу, проговорила я и невинно похлопала ресницами. — Мне нельзя говорить с незнакомцами. И ходить в туалеты со взрослыми дяденьками. Папочка меня накажет.
Прижав меня к груди, Рейес впился в мои губы, подарив поцелуй, на который явно надо было повесить табличку «Только для взрослых». В уборной оказался Донни — наш бармен. Закончив свои дела по маленькому, он вышел, но руки не помыл. Надеюсь, алкоголь их простерилизует. Правда, понять его можно. Поцелуй был очень чувственным. С эротическими полутонами и сексуальным донельзя уклоном в нуар.
Оторвавшись от меня, Рейес заглянул мне в глаза.
— Продолжишь в том же духе — затащу тебя в кабинку.
— Ты такой романтик!
Честно говоря, после поцелуя я едва дышала, поэтому вариант с кабинкой прозвучал очень даже заманчиво.
— Готова?
— К туалетному сексу? На все сто, черт возьми.
Губы Рейеса сложились в улыбку, очень похожую на ту, что я видела в день гинекологического обследования с помощью кухонной утвари. От предвкушения я прямо-таки растаяла. Точнее начала таять, пока муж не взял меня за руку со словами:
— На этот раз я перемещу нас обоих.
Внутри меня и вокруг завихрилась неземная буря, а мгновение спустя я ослепла от яркого солнечного света, какого отродясь не видела. А ведь я, на секундочку, из Нью-Мексико. Глаза улавливали лишь один оттенок синего и один оттенок желтого.
Все еще цепляясь рукой за футболку Рейеса, другой я прикрыла от света глаза. Окружающий мир постепенно прояснялся. То есть он и до этого не расплывался, зато теперь я все поняла.
— Мы в пустыне.
Рейес кивнул. Сам он и не потрудился осмотреться по сторонам, а вместо этого почему-то смотрел на меня.
— Господи, Рейес… — Я стала поворачиваться вокруг своей оси. — Это поразительно!
Нас окружали лишь две вещи: небо такое синее, что как будто сияло изнутри, и пустыня такого богатого золотисто-рыжего цвета, что от увиденного захватывало дух. Ноги тонули в песке, и вокруг них образовывались песчаные холмики. Взяв горсть песка, я стала смотреть, как он сыплется сквозь пальцы, а потом упала на колени, и колени тоже нырнули в бескрайнее тепло.
— Мы там, где я думаю?
Рейес присел рядом.
— Если ты думаешь о Сахаре, то да.
У меня отвисла челюсть. Я стояла на коленях посреди самой Сахары!
— Даже не знаю, что сказать. Никогда в жизни не видела ничего настолько… идеального.
— Я привел тебя сюда не просто так.
— Да неужели?
Усевшись на задницу, я принялась играть в самой огромной в мире песочнице.
Муж все еще пристально смотрел на меня, а я гадала, что он обо мне думает. Должно быть, я казалась ему жалкой неудачницей, потому что снова и снова ковыляла по его миру и спотыкалась, как ребенок в ходунках натыкается то на стены, то на шкафы, то на коленки взрослых.
Внезапно накатила неуверенность в себе. Пришлось встряхнуться. Наверняка все дело, блин, в Сахаре. Если в мире существует нечто, что способно заставить человека почувствовать себя абсолютно ничтожным, то уж точно огромная территория земли. Прекрасная и в то же время смертельно опасная.
Я бросила раскаленный песок Рейесу на джинсы.
— Мог и предупредить. Солнцезащитные очки тут бы очень пригодились.
Сверкнув идеальными зубами, он набрал в ладонь песка, который тут же стал сыпаться сквозь длинные сильные пальцы, и приступил к главному уроку:
— Возьми одну песчинку.
Я сгребла рукой целую горсть и с гордостью показала мужу.
Он терпеливо улыбнулся, а я стала высыпать песок, чтобы на ладони осталась одна-единственная песчинка. Пришлось отряхнуть руки и начать все сначала. В конце концов после невероятных усилий у меня на ладошке осталась одна песчинка. Я назвала ее Дигби.
Рейес отобрал у меня Дигби, и я не на шутку расстроилась. Ради этого парнишки я старалась изо всех сил!
Положив Дигби себе на ладонь, Рейес протянул его мне:
— Ровно столько в тебе человеческого.
— О’кей.
— Посмотри вокруг.
Я послушалась, а потом опять уставилась на мужчину, которого всегда считала вменяемым.
— Если сравнить тебя с пустыней, то эта песчинка представляет то, что есть в тебе от человека.
— Не понимаю. Да и не может такого быть! Я человек и всегда им была.
— Значит, по-твоему, ты… кто? Наполовину человек и наполовину бог?
— Вообще-то, еще несколько месяцев назад я считала, что на девяносто девять процентов я человек и на один — ангел смерти. А потом мне сказали, что этот один процент поделен две части. Одна от жнеца, вторая от бога.
— Ты не можешь быть наполовину жнецом. Это как сказать, что почтальон — наполовину человек и наполовину почтальон.
— Или что адвокаты — наполовину люди и наполовину демоны? Сто раз такое слышала.
Уголок красивых губ потянулся вверх.
— Вроде того. Быть жнецом — твоя работа, а не наследие, за неимением более подходящих слов. Но нельзя быть получеловеком и полубогом одновременно. От человека в тебе — одна песчинка посреди девяти миллионов квадратных километров, которые составляют площадь этой пустыни. Божественная часть в тебе слишком сильна. И тебе нужно с этим смириться.
Я поглазела на Дигби.
— В голове не укладывается.
— Ты продолжаешь говорить так, словно твое человеческое тело может умереть. И оно может, да, но для этого понадобится нечто очень мощное.
Я встала и бросила Дигби на произвол судьбы, отойдя на несколько шагов.
— Значит, если меня пошинкуют и бросят в щеподробилку…
— Фура тебя убила?
— Нет, но мы же не были материальны. Причем намеренно. А если я потеряю сознание, или меня свяжут…
— Датч, этой песчинке неподвластны размеры и вид пустыни. Она не контролирует ни формирование песчаных дюн, ни их перемещение. Одна песчинка бесконечно мала по сравнению с целой пустыней.
— Ну ладно.
— Все, что есть в тебе от бога, — это то самое целое, чем ты и являешься. По сути своей, разумное существо, наделенное невероятной силой и властью.
— Вид пустыни формируется ветрами, — возразила я, — а это внешние силы.
— В любом из измерений внешние силы оказывают свое влияние, но тело в любом из них у тебя одно. Чем лучше ты это понимаешь, тем меньше человеческая часть тебя, — Рейес снова протянул мне Дигби, — контролирует твою жизнь.
— И это важно, усекла.
— Важно еще и потому, что в этом мире свободно разгуливает еще один бог.
Ага! Так и знала, что рано или поздно мы вернемся к этой теме.
— И сейчас он намного сильнее тебя, потому что знает одну простую истину.
— А именно?
— Он не может умереть. Только от рук другого бога. — Рейес подошел ко мне. — Как и ты.
Я кивнула, пытаясь осознать все услышанное. Более того, я усиленно старалась разложить все по полочкам, но какая-то часть меня по-прежнему не могла во все это поверить.
— Я могу поймать его в ловушку, как поймала Мэлдисана.
Рейес стиснул зубы, поскольку эта тема все еще серьезно его волновала.
— Тебе всего лишь повезло.
С этим я уж точно поспорить не могла.
— Согласна, но…
— Возможно, нам придется с ним драться. Но у нас есть преимущество.
— Правда?
— Он — один бог, как и я. Но ты, Эль-Рин-Алитхиа, тринадцать богов сразу. Насколько мне известно, ты самый могущественный бог из всех, что когда-либо существовали.
Я снова кивнула, чувствуя себя такой же могущественной, как Дигби.
— Ты мне не веришь.
— Нет-нет, верю. Серьезно. Я все понимаю. Ну, почти. Мне просто трудно осознать всю необъятность этой информации. Это как взять того, кто вырос в джунглях, и впервые показать ему огромное поле. Он увидит вдалеке коров и подумает, что это мухи. Потому что его сознание не сумеет понять, что бывают такие огромные открытые территории и что-то может находиться так далеко.
Рейес легонько коснулся костяшками пальцев моей щеки, но этого оказалось достаточно. Приливной волной в меня ударил потусторонний мир, выдернул куда-то и закружил, но лишь на секунду. Мгновение спустя мы оказались на тротуаре.
Я покачнулась и глянула вниз. Нет, это был не тротуар. С первого взгляда стало ясно, что мы на крыше какого-то здания. Причем очень высокого.
На самом деле высоты я не боюсь, но в трехмерном пространстве это не самое мое любимое измерение. Я предпочитаю глубину. Например, глубокие здания. Однако Рейес переместил нас на крышу Альбукерке-Плаза — самого высокого здания в городе.
Казалось, будто от легчайшего дуновения ветерка я упаду и разобьюсь насмерть, поэтому я снова вцепилась в футболку мужа, словно этот предмет одежды в состоянии уберечь меня от падения. А все потому, что Рейес переместил нас не в центр крыши. Нет, блин! Прямо сейчас мы стояли на самом краю и смотрели на землю с высоты в сто с лишним метров.
В защиту Рейеса стоит сказать, что крыша у Альбукерке-Плаза не плоская. Если бы мы приземлились в самом центре, то просто-напросто скатились бы вниз. И все же сейчас мы находились наверху самого высокого здания в городе. Мир, конечно, отсюда выглядел суперклассно, но все-таки торчать тут не было ни малейшего желания.
— Рейес, это не смешно.
— А я и не собирался шутить.
— Почему мы здесь?
Он обнял меня обеими руками.
— Я хочу, чтобы ты поняла. Ты — пустыня. Не часть, а целое. Пока ты в это сама не поверишь, тебе грозит опасность. — Рейес посмотрел на лежавший у наших ног город. — Ты не знаешь, на что способен Эйдолон. Все в этом городе и вообще в мире сейчас в опасности. — Муж посмотрел на меня в упор. — И наша дочь тоже.
Он прав. Если я могу хоть что-то сделать, чтобы остановить Эйдолона, я должна хотя бы попробовать.
Отойдя на шаг, Рейес крепко взял меня за плечи, но для собственного спокойствия я все еще цеплялась за его футболку.
— Ты можешь всех спасти. Ты — самый могущественный бог во всех мирах, вместе взятых. — Для проформы он меня тряхнул. — Ты всего лишь должна поверить в это всей душой.
— Постараюсь, — кивнула я.
Слегка расслабившись, Рейес привлек меня к себе и поцеловал в макушку.
— Этого мало.
А секунду спустя я поняла, что падаю.