Одиннадцатая могила в лунном свете

Глава 20

Через два дня я обедала с Шоном на террасе «Вороны». Выглядел он слегка побитым и грустным, зато был цел и почти невредим. Куки отыскала его настоящих родителей, и мне хотелось передать информацию лично. И заодно поблагодарить.

— Поверить не могу, — пробормотал Шон, глядя в документ. — Они и правда умерли при пожаре.

— Мне очень жаль. Пожар скорее всего учинили Фостеры. Видимо, не хотели, чтобы власти опять вышли на их след.

— Но ведь все равно вышли, да?

— Было дело. Когда выяснили, что ты в пожаре не погиб, возникли подозрения, что поджогом хотели прикрыть твое похищение. Только зацепок было очень мало, а Фостеры определенно знали, что делали.

Шон посмотрел на фотографии, которые нашла Куки, и коснулся пальцами лица матери.

— Но у тебя есть родственники. Тетя, два дяди и несколько двоюродных братьев и сестер. Уверена, они с радостью с тобой познакомятся.

Точно не готовый к такому шагу, он все-таки кивнул:

— В папке есть о них информация?

— Есть. Если решишься на встречу и захочешь, чтобы я связалась с ними первой, я с радостью помогу.

— Спасибо. Я подумаю.

У дяди Боба было предостаточно свидетельств, чтобы с Вероники Айзом сняли все обвинения. Фостеры, конечно, психопаты, зато дотошно вели учет своих дел. Мы все еще работали над похищениями других детей. Один сейчас жил в Альбукерке, двоих нашли в лагере, и бог знает сколько все еще числились пропавшими без вести.

СМИ окрестили Фостеров «божественными братом и сестрой». Общественность ужасали их бесчисленные злодеяния, но по-настоящему внимание привлекал тот факт, что Фостеры близкие родственники. И именно это отразилось в заголовках по всей стране.

Глубоко вздохнув, Шон закрыл папку и отпил чая со льдом.

— Неплохое местечко.

— Это точно. Раньше тут всем заправлял мой папа, а потом бар купил Рейес.

— Рейес, значит.

Я знала, что рано или поздно Шон поднимет эту тему.

— В странном и даже диком смысле он вроде как мой брат.

— Согласна.

Всем нутром я чувствовала, как Шон хотел, чтобы у него был брат. Хоть кто-то, с кем можно поговорить по душам, как эти двое разговаривали у нас в кухне. Они так хорошо поладили, что я была уверена: Рейесу общение с Шоном тоже не повредит.

— Извини, Шон, но я просто обязана спросить. Почему ты подтвердил алиби Фостеров в тот день, когда похитили Дон Брукс? Ты сказал, что они были дома.

— Они действительно были дома. Ты уже и сама знаешь, сколько у них последователей, которые ради них готовы на что угодно. — Он опустил голову и стиснул зубы. — Абсолютно на все.

Оставалось только догадываться, что именно он имел в виду.

— А почему ты не рассказал мне о лагере?

— Я ведь там практически вырос, — пожал плечами Шон. — Каждое лето проводил именно там. Все эти люди были мне как родные. Просто они… запутались.

— И не брезговали убийствами.

Шон кивнул:

— Я не знал. Мама… — Помолчав, он откашлялся. — Ева об этом никогда не говорила. Знал я только одно: мне нравилось там бывать, несмотря на то, что взрослые явно не дружили с головой. Мы все так думали.

— Кто — мы?

— Дети, которые росли в лагере. Мы догадывались, что что-то не так.

— Ты знал, что Фостеры — брат и сестра?

Шон застыл, поджал губы и еще сильнее побледнел.

Вот гадство!

— Лучше отложить этот разговор на потом.

Он покачал головой:

— Умоляю, скажи, что ты шутишь.

Видимо, не все документы из папки он увидел. Чтобы дать ему время все обдумать, я опустила взгляд, но уже через несколько секунд опять уставилась на Шона.

Зная, что он продукт союза ангела и человека, причем союза, который случился не одну тысячу лет назад, я весь обед не могла отвести от него глаз. Вот прямо-таки не могла перестать на него пялиться. А все потому, что Шон — светловолосая версия Рейеса. Невозможно красивый, но не настолько… поразительный, что ли? Какое же слово подойдет лучше? Не настолько… сексуальный? Экзотический? Пропитанный грехом? И все-таки воплощенная крутость, сидевшая напротив меня, легко могла посоперничать с приправленным специями латте и самим Чаком Норрисом.

Наверное, чтобы хоть как-то сгладить затянувшуюся паузу, Шон усмехнулся.

Я резко пришла в себя:

— Что случилось? А, блин! Извини, Шон. Понимаешь, я и представить не могла, что такие, как ты, существуют. Это суперкруто!

— Что ж, честно говоря, я тоже не знал, что такие, как ты, существуют. Ты себя в зеркало видела?

— А что? У меня что-то в зубах застряло?! — Я повернулась к окну позади нас, чтобы посмотреть на свое отражение.

— Нет, я о твоем свете. Он бешено яркий.

— Знаю, ага, только я его не вижу. Хотя как-то засунула его в бывшего демона-раба из ада, чтобы незаметно подобраться к богу. Вот тогда свой свет я видела, да. И правда яркий.

— Так вот как ты это провернула?

Я повернулась к пожилому мужчине, который стоял рядом с нами, и поразилась. Ему удалось подобраться так близко, а я не почувствовала ни его присутствия, ни его сути. Хотя он не излучал ровным счетом никаких эмоций. Да и сейчас я ощутила не эмоции, а вибрации силы, волны энергии.

Тоже почувствовав, что перед нами не обычный человек, Шон лучился любопытством вперемешку с замешательством.

— И что же я провернула? — уточнила я, изогнув бровь так высокомерно, как только могла. — Подкралась к твоему корешу и сделала его одной левой?

Забеспокоившись, Шон оглянулся. Видимо, думал пойти в бар и позвать Рейеса.

Едва стоя на ногах, дедуля прошаркал поближе, но мы с Шоном оба знали, что видимая немощность ничего не значит. Из-за спины дедули вышла девочка, которую он держал за руку. Улыбка на лице девочки была такая же искусственная, как на лице Барби.

— Эйдолон, как я понимаю?

Он обладал телом, потому что вселился в человека. А значит, у него была кровь, которую можно использовать, чтобы поймать его в ловушку. Я полезла в карман и сжала в кулаке божественное стекло.

Эйдолон поднял руку, чтобы меня остановить:

— Я тебя умоляю! Я и в половину не так глуп, как мой… ты сказала, кореш? Только вытащи стекло из кармана — я сверну девочке шею. — Он сел и приобнял девочку, причем за подбородок, но ее улыбка осталась прежней, а глаза по-прежнему не моргали. — А если призовешь его, она даже не успеет увидеть, как он материализуется.

Судя по всему, он говорил о Рейесе.

— Ты уже потеряла одного из своих драгоценных человеков. Хотя я вижу лишь дряхлую кожу да мешок костей.

Бедняга, чье тело конфисковал Эйдолон, умер в тот самый момент, когда объявился божок. Слишком много силы для человека. Поэтому, само собой, тело начало разлагаться моментально. А значит, у Эйдолона оставалось совсем мало времени.

— Я занял его только потому, что он был близко и мог меня вместить достаточно долго, чтобы у нас состоялся этот разговор. — Эйдолон показал на меня сморщенным пальцем. — Я знаю, как вы, люди, любите поговорить. — Широко улыбнувшись, он кивнул на девочку. — К тому же, это тело шло с прекрасным козырем. Она его внучка. Два по цене одного.

В груди что-то сжалось. Сжались и пальцы на лице девочки, и по ее щекам потекли серебристые струйки слез.

— Отпусти ее. Возьми меня.

— Это непозволительная роскошь! — отмахнулся Эйдолон. — Думаешь, я не знаю, кто ты такая?

— Ты такой же, как я, а значит, можешь меня убить. Отпусти ее.

— Не смей мною манипулировать! — процедил он сквозь зубы. — Я же сказал, я знаю, кто ты такая, Эль-Рин.

Я недоуменно поморгала. Насколько мне известно, бога может убить только другой бог. Так что же имел в виду Эйдолон?

— В тебе сила тринадцати, да еще и с дарами изначальных семи, которые становились сильнее каждый раз, когда ты, — он подался ближе и усмехнулся, — побеждала своих сородичей. Если хочешь, я могу подождать более подходящего момента.

— Побеждала? И что это значит? Насколько мне известно, семь изначальных богов моего мира объединились по собственной воле.

Эйдолон расхохотался, но из-за выбранного им тела смех был больше похож на кудахтанье. Неужели он специально выбрал пожилого мужчину, чтобы усыпить нашу бдительность и показаться безобидным? Если так, он сильно просчитался.

— Объединились? Кто тебе такое сказал, маленькая богиня?

— Я не маленькая. И если ты говоришь правду, то я сильнее тебя.

— Верно, но я не хотел тебя обидеть, а лишь имел в виду, что из всех существующих богов ты самая юная. Разве ты не слышала, как тебя называют?

Слышала, конечно, но Эйдолон все же решил меня просветить:

— Ты пожирательница богов. Единственная, кто выжил в войне, что длилась целую вечность. А все потому, что ты всех съела. Ты победила, а победителю положены трофеи. — Он показал рукой на бар, где сейчас работал Рейес. — Недурные, надо признать, трофеи.

Шон начал придвигаться ближе, и Эйдолон сильнее сжал горло девочки, которая точно была в каком-то трансе. Внешне она выглядела совершенно спокойной, но внутри ее раздирал страх. Эйдолон ее мучил. В буквальном смысле слова — пытал.

Шон отодвинулся, но расслабляться и не думал.

— Ты лжешь, — сказала я, пытаясь сочинить хоть какой-нибудь план. Вырвать из рук бога девочку я никак не успею. И пары сантиметров не пройду, как он свернет ей шею. — В моем измерении царит мир. Я сама это видела.

Эйдолон так рассмеялся, что изо рта чуть не вывалились вставные зубы. Он засунул их обратно.

— А Иегова действительно заморочил тебе голову. Откуда, по-твоему, у них столько остроумных фразочек?

— Понятия не имею.

— Ты самая жестокая из всех военных богов твоего мира. И самая коварная. Вот почему здесь сейчас ты, а не Ал-Диш, не Рэн-Итх, не Эйн-Итхиал и не… Я могу продолжать сколько угодно. Или ты не помнишь богов, которых поглотила?

Неужели я серьезно ела богов? Значит, я и правда пожирательница? В буквальном смысле? Чем же тогда я отличаюсь от колумбийского наркобарона, который хотел меня съесть, чтобы завладеть моими силами?

Нет, это все неправда. Рэн-Итх и Эйн-Итхиал слились, чтобы создать меня. Это я точно помню. А значит, Эйдолон лжет.

— Как думаешь, почему ты здесь? — продолжал он. — Иегова с тобой просто-напросто нянчится. Думаешь, Ему нужно было привлекать кого-то со стороны на роль жнеца? Он может выбирать среди миллиардов!

— А знаешь, каждый раз, когда я говорю с кем-то из богов, ангелов или призраков, которым известно чуть больше, чем остальным, я получаю разные мнения о том, кто я такая. Я — Чарли Дэвидсон. Вот кто я. Я не воюю, не ем богов, а жестокости во мне меньше, чем во всех, кого ты знаешь.

— Ну конечно! Я прямо-таки ощутил твою миролюбивую натуру, когда ты велела Рейзеру убить всех тех людей в отеле.

Тут он меня удивил не на шутку. Понятия не имела, что он знает о колумбийцах.

— Твоя сущность пропитана жестокостью. Ты без сожалений поедаешь своих врагов, а война для тебя — лишь детские забавы. Генералам этого мира несказанно бы повезло, если бы им удалось тебя завербовать.

Спорить с ним я точно не собиралась, поэтому спросила:

— Ну а ты почему здесь?

Ответ я знала, но мне нужно было потянуть резину, чтобы придумать план. Останавливать время, чтобы забрать девочку, бесполезно. На Эйдолона это не подействует. Он приспособится раньше, чем я моргну. Привлекать внимание Рейеса я не осмеливалась, хотя наверняка он сам скоро все поймет.

— Что ж, ты знаешь, что мы боги. Можем пойти куда угодно и стать кем угодно, нужен лишь способ пробраться в нужный мир. Портал. В этом и заключаются мои трудности. С помощью карты Рейазикина Люцифер провел нас в это измерение, однако путь Рейзера пролегает только между этим миром и миром Люцифера. Мне от этого толку мало, поэтому мне необходим портал, который сможет доставить меня куда угодно.

— Я тоже портал.

— Да, но мы с твоим Иеговой сейчас не особенно ладим. По контракту он должен мне несколько тысяч солдат, но долг так и не уплатил. — Эйдолон подался ко мне. — Только между нами: не доверяй этому парню. И да, мне нужна твоя дочь.

В ответ на эти слова все мои мышцы непроизвольно сжались.

— Я здесь не для того, чтобы ее убить, Эль-Рин, — поспешил успокоить меня Эйдолон. — Я бы никогда до такого не опустился.

— А я думала, что именно поэтому ты и помогаешь Люциферу.

— Вовсе нет. Она нужна мне, чтобы попасть в мой родной мир. Конечно, вернувшись, я перебью там все живое, но ты и представить себе не можешь, что они со мной сделали.

— С чего ты взял, что моя дочь доставит тебя домой?

— Я тебя умоляю, Эль-Рин! Зачем нам с тобой унижать друг друга обманом?

Как, черт возьми, он узнал?! Я сама об этом узнала совсем недавно. Взяв себя в руки, я постаралась успокоиться и придумать, что еще сказать, чтобы потянуть время.

— Если… если ты хочешь уйти, то зачем помогаешь Люциферу?

— Связи с общественностью. Я вроде как оказываю ему услугу и в ответ жду того же. И все-таки смерти твоей дочери не избежать.

— Ты же сказал…

— Я имел в виду, что не хочу ее убивать, и это правда. Но одно дело — когда порталом пользуется обычный путник, и совсем другое — когда портал нужен богу. Нам свойственно разрушать порталы. Они годятся лишь для одной поездки, поскольку мы слишком могущественны. Так что да, в итоге я убью твою дочь и тем самым исполню заветное желание Люцифера. Но убью не из алчности и не из худых намерений. Я не желаю ей зла. Это лишь естественная часть того, кем она является. Ее генетическое наследие.

Стараясь не выдать ярости, я с любопытством осмотрела Эйдолона с ног до головы.

— Наверное, я сделаю из твоего сердца блюдо для конфет.

— А я, наверное, расколю тебе череп на глазах у Рейазикина.

Да уж. Мы можем забрасывать друг друга угрозами хоть целый день.

Я сложила руки на груди.

— Ладненько, спрошу еще раз. Зачем ты пришел? Неужели ждешь, что я лично вручу тебе свою дочь?

Явно довольный собой, Эйдолон опять раскудахтался:

— Ну что ты! Разумеется, нет. Рано или поздно мы ее найдем. Нас сотни. И даже тысячи. Если она до сих пор в этом мире, мы ее обязательно отыщем. Мне лишь нужно, чтобы ты не мешалась под ногами.

— Да неужели?

— От тебя больше проблем, чем мы ожидали. Впрочем, Люцифер нас предупреждал.

— И кого же это — нас?

— Армию Люцифера, само собой. Ты же не думаешь, что он забыл о тебе и о твоей дочери? Он слегка помешан на пророчествах, которые сулят ему гибель от ее рук.

— Он все лишь падший ангел. Я могу уничтожить его мизинцем левой руки.

— Можешь. И зря не уничтожила, когда был шанс. Сейчас он в своем мире, а значит, ты не представляешь для него опасности.

На моих губах заиграл намек на улыбку.

— Это вряд ли.

Эйдолон опять рассмеялся и положил свободную руку на стол. Люди начали замечать, что он держит девочку. Стали перешептываться, взвешивать варианты, решать, стоит ли вмешаться.

— Прошу прощения, — проговорил Эйдолон, — я очень давно не бывал рядом с такой силой, какую излучаешь ты. У меня… как это говорится? В общем, только от того, что ты здесь, у меня прилив.

— В смысле стояк? — поправила я, чтобы его оскорбить.

— Причем неслабый.

Я не успела отпустить очередную скабрезную шуточку. Раньше, чем мое сердце пропустило удар и очередной солнечный лучик добрался до моих волос, Эйдолон сделал свой ход. Быстро, как Рейес, и так же смертоносно.

Я обеими руками зажала рот, глядя, как голова девочки крутанулась в сторону. Шея хрустнула, и девочка упала на землю, как сломанная кукла.

От ужаса у меня в глазах поплыло.

Первым пришел в себя Шон и набросился на тварь, которая лишь выглядела, как сморщенный дедушка. А я успела только выкрикнуть «Нет!», когда раздался очередной хруст. Шон упал на тротуар. Его голова была повернута задом наперед.

Люди закричали и бросились врассыпную.

Эйдолон достал револьвер.

— Люблю производить впечатление.

Прижав дуло к виску, он выстрелил. Тело, в котором он сидел, рухнуло, и теперь на земле лежало трое людей.

Задыхаясь, я упала рядом с ними на колени. Зачем стрелять? Мужчина и так уже был мертв.

И вдруг меня затрясло. Пока я сидела, ничего не понимая и глядя на тела, Эйдолон взорвался клубами дыма, отчего лопнули стекла во всех витринах поблизости, а бог закружился вокруг меня, пытая втиснуться внутрь.

Каждую клеточку затопило ослепительной болью, родившейся в груди и распространившейся по всему телу. Во мне рвались сухожилия и ломались кости. Я не могла дышать. Глаза ничего не видели. Эйдолон пытался разорвать меня изнутри, причем сосредоточился на сердце, словно что-то там искал.

Схватившись за грудь, я попыталась вдохнуть, но легкие превратились в застывший цемент. Уже начиная терять сознание, я почувствовала Рейеса волной могучей яростной силы.

Пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь пелену агонии, я моргнула и подумала, что у меня начались галлюцинации. Рейес преобразился и в моих затуманенных глазах стал похож на ангела. Вот только ничего ангельского в Рейазиэле нет. Огромные черные крылья. Мощное тело. Крепкие мускулы, перекатывающиеся под кожей от каждого движения.

Он поднял меч и нанес молниеносный удар.

В попытке перегруппироваться Эйдолон рассеялся и закружился спиралями.

Держась за грудь, я глотнула огромный глоток воздуха и вдруг осознала нечто важное. Все, что я испытывала, вся боль и страх были лишь от человеческой части меня. От маленькой, крошечной, как песчинка, частички.

Всю меня Эйдолон еще не видел. Что ж, придется показать.

Мутная масса, бывшая Эйдолоном, развернулась к Рейесу, чем, похоже, очень порадовала моего мужа. Он опустил голову и посмотрел на туман исподлобья, а долю секунды спустя Эйдолон бросился в атаку.

Злобный бог собирался сражаться с Рейесом одной чистой энергией, но, едва добравшись до него, дернулся назад, словно двигаться дальше ему не давала цепь, на которой он сидел.

От удивления Эйдолон принял почти человеческий облик и оглянулся на меня. Если у тумана может быть удивленный вид, то, наверное, именно так он сейчас и выглядел.

Я засунула руку прямо в темную муть, туда, где масса была больше всего. Он хотел сделать со мной то же самое, когда атаковал мое сердце — самую мою суть.

Одним быстрым движением я вырвала из тумана его сердцевину — того самого монстра, который охотился на мою дочь. И съела. Проглотила одним куском. Потом впитала остатки и впала в какую-то эйфорию, возникшую в ответ на то, как молекулы бога вплавлялись в мои.

Рейес наблюдал за всем без намека на удивление, а когда я ни с того ни с сего превратилась в желе, успел меня подхватить, и его лицо оказалось в паре сантиметров от моих глаз.

Я восхищенно коснулась пальцами огромных крыльев, а потом вспомнила о девочке с ее дедушкой и… о Шоне. Не говоря уже о куче прохожих. Попали ли они кому-то из нас под горячую руку?

Мы с Рейесом вернулись в осязаемый мир, и я вскочила на ноги. Вся улица была усеяна ранеными людьми. Прямо на дороге лежала какая-то женщина. Из нее фонтаном била кровь, а из шеи торчал осколок стекла. Другие кричали и разбегались в разные стороны. На лицах виднелись следы крови, но в целом серьезных травм не было.

Я присела рядом с Шоном. Он лежал на девочке, словно хотел ее защитить, вот только глаза его неподвижно смотрели в небо.

Я коснулась лица Шона. Сначала исцелю его, потом девочку. А после займусь женщиной и всеми остальными. Только пожилого мужчину мне уже не исцелить. Как только бог занял его тело, там вряд ли осталось то, что можно вернуть.

— Это запрещено, — послышался знакомый голос.

Оборачиваться я не стала. На меня уже давила совместная энергия Михаила и его шпионов вкупе с энергией нескольких пришедших на подмогу ангелов. Дышать было почти невозможно.

— Они погибли из-за сверхъестественного дерьма и заслуживают, чтобы им вернули жизнь.

— Тебе дозволено вмешиваться, только если душа еще не освободилась. Не покинула свой сосуд и не вошла в Царствие Отца.

Я встала и повернулась к архангелу.

— Они умерли не по естественным причинам. Вина за это лежит на боге. На всех нас.

В руках Михаила появился меч.

Рейес достал свой, а черные крылья медленно сложились за широкой спиной.

— С тобой у нас разногласий нет, Рейазикин.

Рейес алчно улыбнулся:

— Еще как есть.

— Ты забыла, где твое место, — снова обратился ко мне Михаил. — Здесь ты всего лишь жнец. У тебя нет права пользоваться божественными силами в мире, где уже есть свой Бог. Это… — Он посмотрел вверх, словно подыскивал подходящее слово. — Это нечестно.

— А мне плевать.

— Ты согласилась на эти условия, когда стала здесь порталом.

— Я не соглашалась на то, чтобы Иегова стирал мои воспоминания, — возразила я, высасывая из пальцы аргументы, чтобы найти хоть какую-то лазейку.

— Вообще-то, соглашалась. Ты заключила сделку. Иегова отсылает мятежника в твою тюрьму, а не в ад, который Он создал для него, а ты до конца отведенного срока служишь порталом на земле.

— Ага, Мэлдисан говорил то же самое. Но зачем отнимать у меня воспоминания?

— Знания о том, откуда ты родом, могли повлиять на твои обязанности.

— Каким макаром?

— Отец считает это испытательным сроком. Если ты не сможешь подчиняться Его законам, тебя изгонят из этого мира. Лучший способ убедиться, что ты следуешь правилам, — забрать у тебя память о том, кто ты и что совершила. В своем измерении ты сотни тысяч лет вела войну, из которой вышла победителем. Да, ты утверждала, что жаждешь мира, но все-таки победила. И эти знания могли повлиять на решения, которые ты принимаешь здесь. Точно так же, как они влияют сейчас. — Меня затрясло от злости, и Михаил добавил: — К тому же, это была твоя идея.

От недоумения я нахмурилась:

— С чего мне так поступать с самой собой?

— Знаешь ли ты, что делает война с живым существом, пусть даже таким могущественным, как ты? Остаются мучительные воспоминания. Возможно, ты такая, какая есть, потому что у тебя нет этих воспоминаний. Возможно, ты хотела забыть о том, как поступала ради вкуса победы.

— В смысле? А как я поступала?

Подошел Рейес и взял меня за локоть.

— Это не моя забота. Меня заботят лишь твои поступки в этом мире. В том числе твое решение вернуть душу, что уже освободилась и покинула свой сосуд. Это запрещено.

— Эти люди не погибли бы, если бы их не убил Эйдолон. А значит, эту ситуацию нельзя регулировать обычными правилами.

— Не тебе это решать.

— Значит, — я присела совсем рядом с девочкой, — если я верну этих людей, меня изгонят?

— На веки вечные.

От ярости меня опять затрясло, да так, что застучали зубы.

— Датч, — позвал Рейес, пытаясь привести меня в чувство.

Я ощущала, как в нем тоже клубится гнев, натягивая кожу в жажде вырваться на свободу. Но еще я чувствовала беспокойство. За меня. За Пип.

В ожидании ответа Михаил склонил голову набок.

Вот только бурлящая во мне ярость вдруг вырвалась наружу. У меня в руке появился меч, и одним молниеносным движением я нанесла архангелу удар.

На его груди появилась длинная красная полоса, и я почувствовала, как мои губы растягиваются в улыбке.

— Так вот как это делается, — завороженно пробормотала я.

Порез оказался глубоким, но Михаил и бровью не повел, зато вся его армия обнажила мечи и приготовилась к битве. То же самое сделал и Рейес.

Еще секунда, и я бы вызвала собственную армию, но вдруг до меня дошло, что я творю. Рискую невинными существами, потому что… Почему? Потому что разозлилась? Потому что меня избаловали? А теперь я закатываю истерику, потому что не получила того, что хочу?

Может быть, все они правы. Может быть, я действительно бог войны. Жажду войны и живу только ради нее. Да уж, безответственнее не придумаешь.

Я встряхнулась и посмотрела на Михаила:

— Ты передал мое послание Иегове?

— Да.

— И что теперь?

— Он встретится с тобой на поле битвы. Назови лишь место и время.

Вконец офонарев, я застыла. На поле битвы? То есть меня ждет сражение? С Иеговой? С Богом, блин?! С тем самым Богом, которому я с детства поклонялась, и с которым разговаривала, когда никто больше не слушал? Меня учили, что где-то там Он всегда за мной присматривает.

И все же я кипела от злости. Зачем нужна такая сила, если постоянно ее подавлять и держать взаперти, когда с ее помощью можно сделать столько хорошего? Страшно захотелось сказать что-нибудь очень дерзкое, но на ум ничего не пришло.

Похоже, Михаил понял, что я не в состоянии сформулировать внятную фразу, и подошел ближе, хотя все ангелы мигом напряглись. Рейес тоже выступил вперед.

— Может быть, — начал архангел, — тебе нужно время все обдумать, Эль-Рин-Алитхиа.

— Да, — кивнула я и посмотрела на меч, который держала в руке.

Меч явно был древним и, по-моему, видел множество битв. Даже слишком много. Здесь я оказалась не случайно, и вряд ли моей целью было захватить этот мир.

Меч исчез. Я прошла вперед, толкнув по пути Михаила плечом. Сейчас я должна сделать то, что могу. То, что мне позволено.

Я присела рядом с женщиной с осколком в шее. Мы были нематериальны, поэтому увидеть меня она не могла. Женщина держалась за осколок, но знала, что вытащить его — значит, умереть. В носу и во рту у нее пузырилась кровь, а в глазах стоял чистейший ужас, который тонкими щупальцами крепко сжал мое сердце.

Прежде чем женщина поняла, что происходит, я растворила осколок и исцелила рану. Если мне разрешено только это, так тому и быть.

Надо мной навис Михаил, однако Рейес не дал ему подойти слишком близко.

— Теперь, — заговорил архангел, — когда ты знаешь, на что способна, тебе будет намного сложнее. Ты как наркоман, который спустя много лет воздержания ощутил вкус героина. Но если ты вернешься к старым привычкам, то навсегда потеряешь свою семью.