Одна и без оружия

Сумерки незаметно перешли в черноту ночи, и только яркие фары по-дневному освещали расстилающуюся ленту дороги. Машина легко скользила по безупречной глади шоссе. Приятная дремота охватывала меня — давали о себе знать шампанское и изысканные блюда, которыми потчевали нас за обедом им гостеприимные Каупервуды.

— Да ты засыпаешь, малышка, — ласково пожурили Генрих, — останови-ка и давай поменяемся местами.

И хотя я слабо посопротивлялась для виду, мол, до дома всего километров пять, как-нибудь дотяну, все же нехотя вылезла и, обойдя машину спереди, подошла к Генриху. Он ждал меня, галантно приоткрыв дверцу. Я чмокнула его в щеку и приготовилась забраться на сиденье, но Генрих вдруг весь напрягся.

— Погоди, откуда здесь машина, ведь впереди только наш дом, а дальше тупик?

Я глянула на дорогу. Из-за пригорка высветились фары мчавшегося к нам лимузина. Глухой рев разносился в ночной тиши.

— «Мерседес», и далеко не новый, — уверенно качал Генрих и тихо добавил: — Очень странно.

Между тем машина приближалась. Я еще не сообразила, что происходит, как Генрих рывком бросил меня на землю, упал рядом и буквально вкатил за собой под «тойоту». Автоматная очередь из тормознувшего с визгом «мерседеса» насквозь прошила салон нашего автомобиля. В следующую секунду бандиты умчались, а я все еще в оцепенении прижималась к Генриху.

Постепенно я приходила в себя. Что произошло? Пули, конечно же, предназначались нам. Интуиция Генриха и на этот раз была на высоте. Как удалось ему вычислить нападавших — загадка. Это, пожалуй, высший класс мастерства. Мне до такого вряд ли дорасти. Но кто стрелял? Зачем? Кому понадобилось убрать нас? Старые «хвосты» или новые наезды? Вопросы, вопросы… На них пока нет ответа. Впрочем, сейчас может кое-что и проясниться…

«Мерседес» возвращался. Ошибиться невозможно. Тот же рев мощного двигателя, тот же визг тормозов, намертво погасивших бешеную скорость. Мы наблюдали действия вражеского экипажа из-за ближайших кустов, куда быстренько переметнулись из своего укрытия. Машина остановилась метрах в десяти от нас. Мотор выключен. Фары погасли. Нападавшие, видимо, обсуждают, как замести следы преступления. Или — что вероятнее — хотят убедиться, достигнута ли цель. Выглянувшая словно по заказу луна тускло осветила дорогу. Мы увидели, как открылась задняя дверца и оттуда, почти не пригибаясь, вылез человечек. Малорослый, квадратный. Широченные плечи делали его с виду почти карликом. Он шел с автоматом наперевес, ступая осторожно, будто по минному полю. Обошел «тойоту» раз, другой, заглядывая в кабину. Когда перед нами высветилась его спина, Генрих метнул свой кортик.

— Пошли, — спокойно, как приглашение к танцу, произнес Генрих, и мы разом рванули из своего укрытия к «мерседесу». Пробегая мимо валившегося набок киллера, Генрих успел подхватить автомат и возвратить на место свой нож. С ходу выпустил очередь по колесам «мерседеса», и тот сразу же осел. Не сговариваясь, мы подскочили к машине с двух сторон, распахнули дверцы и дали словесный залп: «Не двигаться, если хотите жить!» — я по-английски, Генрих на всякий случай по-русски.

Господи! Мужик на месте водителя и молодая женщина рядом с ним — в луже крови. Оба с перерезанным горлом, мертвы.

— Ну и дела, — в ужасе еле выговорила я. Генрих, нахмурившись, молчал. У него и слова не вытянешь в нестандартных ситуациях, как он сам их называет. Зато моментально принимает решения и действует быстро и почти всегда безошибочно.

Я понимала, что здесь, как говорят криминалисты, концы в воду и вряд ли удастся что-либо раскопать, даже с талантом Генриха. Самое правильное — как можно скорее поставить в известность полицию.

— Думаешь, надо ехать обратно в город или лучше сообщить по телефону? — спросила я.

— Надо ехать, — сказал Генрих, — без нас все равно не обойдутся.

— А что с автоматчиком, пусть пока полежит? — Это уже был вопрос — предложение.

— Пусть полежит, — согласился Генрих.

Каково же было наше удивление, когда, подойдя к «тойоте», мы никого возле нее не обнаружили.

— Невероятно! Он был мертв. Ты же знаешь, я в темноте с десяти метров сбиваю огонек свечи.

Столь высокое красноречие Генриху не свойственно. Я поняла, что он по-настоящему встревожен. И мне стало не по себе. Не шутка — мертвый пропал. Вокруг никого, кто бы мог его утащить. Значит, сам уполз. Видно, получил не смертельный удар.

— Может, это и к лучшему, — неожиданно произнес Генрих.

Я внимательно посмотрела на своего мужа.

— Да, да, ты правильно поняла. Далеко он не уйдет, буду искать, из-под земли достану, душу вытрясу, а узнаю, кто послал.

А что, это действительно шанс. Но ведь ночь, подумала я, спрячется за куст, потом за другой. Глядишь, к рассвету на дорогу выберется, а там подберет кто-нибудь сердобольный. Поделилась с Генрихом сомнениями.

— Все может быть, — согласился он и распорядился: — Садись в машину, включи фары и поворачивайся на месте, чтобы все вокруг было видно, а я пойду поищу.

Так и сделали. Искали больше часа. Проверили каждый куст в поле зрения. Киллер словно в воду канул.

— Ну все, хватит!

Муженек мой принял решение, и мне оставалось только внимательно его выслушать и затем выполнять. Так у нас заведено с самого начала, со школы, где слово инструктора было непререкаемо, а главное — авторитетно.

— Ты разворачиваешься и едешь обратно в город, прямо в полицию. Оттуда звонишь Дику, поднимаешь его с постели и подробно описываешь ему наше приключение. Он знает, что делать в таких случаях. Я останусь здесь, буду искать, ждать полицию. Действуй, счастливо тебе.

Рву с места. Несколько секунд, и скорость на пределе. Дорогу знаю как свои пять. Нигде ни сучка, ни задоринки. Надо, надо торопиться. Генрих один в потемках. И хоть силен он по всем статьям, представляю, каково ему коротать ноченьку в поисках этого сукиного сына. Делаю элементарные расчеты времени. Как ни крути, даже при оптимальном варианте, с учетом верхних скоростных режимов на дороге и самых оперативных сборов полиции потребуется не менее двух часов. Времени достаточно, чтобы преступник мог скрыться и залечь в заранее подготовленном месте.

Ударяю по тормозам: впереди куча камней и веток. Откуда это здесь, черт возьми? Ни объехать, ни проскочить. Сворачиваю на обочину и останавливаюсь. Придется поработать, чтобы расчистить путь. Вот и строй после этого планы. Но размышлять некогда. Время дорого. Выскочила из кабины и бегом к препятствию.

Затылком почувствовала опасность. Обернулась и мгновенно отпрыгнула в сторону. Огромный сук, пущенный широкоплечим карликом метров с пяти, просвистел в сантиметре от меня.

Вот это номер! Где же прятался этот тип? На дереве, что ли, сидел, меня дожидаясь? И как он вообще очутился здесь за десяток километров от места преступления? — думала я, принимая боевую стойку.

На тяжело раненного не похож, — мелькнула мысль, когда я увидела перед собой холодные водянистые глаза, растянутые наподобие улыбки губы и занесенный над головой пудовый кулак, сжимающий финку. Силища чувствовалась неимоверная. Попади под такого, бычок-двухлеток рухнул бы замертво. Не иначе как штангой накачивал мышцы. Я опередила его лишь на мгновенье, врезав ему окованным носком сапога по коленной чашечке и нырком уходя из-под удара. Этого было вполне достаточно для начала. Кажется, до него не сразу дошло, каким образом мне удалось от него увернуться. Я спокойно стояла в сторонке и наблюдала, как он поворачивается ко мне, хватаясь за колено. Лицо искажено гримасой боли. Наверняка считает все это случайностью и обрушивает меня свой гнев за неудавшуюся «атаку».

— Ну, погоди, сука, я сейчас тебя сделаю, — услышала я давно знакомые угрозы.

Так, значит, русский след. Теперь понятно, откуда ветер дует. Ничего, все выложишь, подлец, все, подробно и по порядку.

— Сдаешься или драться будешь? — спросила я на всякий случай.

— Сейчас сдамся, — хохотнул он сквозь зубы и, раскинув руки, пошел на меня.

Быстро же оклемался «штангист» (так я окрестила карлика про себя), здоров как бык, придется с ним повозиться. Разбежавшись, выполнила сальто над головой нападавшего, слегка припечатав ножкой в воздухе черепок. Теперь он словно пол — литра принял, и я, оказавшись за его спиной, спокойно повернула к себе силача за широченные плечи. Дала серию в солнечное сплетение и в завершение — хук в челюсть.

Малорослый богатырь храпнул мне насчет матери и кулем повалился на землю.

Остальное было проще. Вытащила из его брюк ремень и накрепко связала ноги. Достала наручники, которые всегда вожу с собой, защелкнула на запястьях. Потом подкатила машину. Еще усилие, и пленник плюхнулся в багажник. Теперь скорее к Генриху.

Не успела развернуть «тойоту», как услышала позади полицейскую сирену. Глазам не верю: даже если Генрих как-то ухитрился после моего отъезда им просигнализировать, что маловероятно, все равно раньше чем через пару часов нельзя было их ожидать. Случайно, наверное, заехали сюда и заблудились. Может, новенькие. Тем не менее вышла из машины и пошла навстречу. Полицейский «форд» стоял по ту сторону баррикады из камней и веток и не подавал признаков жизни. Подошла поближе. Вижу, сержант и его напарник сидят, дымят сигаретами и о чем-то оживленно беседуют. На меня — ноль внимания. Да, верно, новенькие. На лица память моя безошибочна, а этих точно не знаю.

— Привет, ребята, какими судьбами попали в наши края? — спросила я и показала свое полицейское удостоверение.

Сержант кивнул, ни слова не говоря, взял удостоверение, повертел перед глазами и положил себе в карман.

— Что за шутки! — разозлилась я. — А ну верни документ.

— Заткнись! — рявкнул сержант. — Бумажку твою надо проверить, а заодно покажи, что везешь, и расскажи, куда направляешься.

— Сержант, ставлю вас в известность, — перешла я на официальный тон, — в моей машине связанный преступник. Он стрелял в меня и мужа, убил мужчину и женщину, находившихся с ним в «мерседесе». Сумел от нас уйти, устроил мне на дороге засаду, но сам попал в капкан. Сейчас в багажнике, можете сами убедиться. А направлялась я в город, чтобы вызвать полицию.

Сержант с напарником молча переглянулись.

— Лапшу на уши вешаешь, — улыбнулся старший. — А ну пошли, показывай, кого ты там спрятала. — Он вылез из машины и резко бросил напарнику: — Сиди и будь наготове. — Мне скомандовал: — А ты двигай вперед и без фокусов.

Я открыла крышку багажника. Мой подопечный уже пришел в себя и с выпученными от изумления глазами уставился на склонившегося к нему полицейского.

— Развяжи ноги и сними наручники. Мы его возьмем с собой, — приказал сержант.

— Нет уж, — отрезала я, — повезу сама и сдам дежурному лично, с оформлением протокола. А вам придется объяснить свои действия начальнику управления Дику Робсону.

Мои слова не произвели на сержанта никакого впечатления. Более того, он просто рассвирепел и, схватившись за кобуру револьвера, заорал:

— Делай, что говорю, иначе пожалеешь!

Это была уже откровенная угроза, и она не могла не вызвать у меня беспокойства. Тут что-то не так.

Поиски так ничего и не дали, и я все больше склонялся к мысли, что клинок своей цели не достиг. Если бы начисто промахнулся, карлик наверняка расстрелял бы нас. Но он сразу завалился набок, да и кинжал торчал в шее, когда я пробегал мимо. Хотя, стоп, мне тогда показалось, что нож просто лежал на воротнике куртки, но я впопыхах не придал этому значения. Вспомнил, что метнул кортик в момент, когда громила неожиданно нагнулся, чтобы проверить результаты своей работы. И нож, скорее всего, пришелся не лезвием, а довольно весомой рукояткой. Если попал по затылку, то бандит, ясное дело, вырубился. Наверное, так оно все и было. Но тогда он, полный сил и энергии, способен уйти далеко и поймать его будет сложно.

Глянул на часы. По времени полиция должна вот-вот прибыть. А, легки на помине. Кажется, едут. Но что это? Похоже, наша «тойота». Может, Ия сама полицейских везет? Сейчас все выяснится.

Ия остановила машину возле меня, выключила зажигание и бросила мне ключи от багажника со словами:

— Открой, пожалуйста, только осторожно, и будь начеку: содержимое кусается.

— Он? — спросил я, сразу догадавшись, что просто так, с пустыми руками, Ия возвращаться не станет.

Красавица моя кивнула, устало улыбнувшись.

Но когда щелкнул замок и крышка багажника откинулась вверх, моему взору предстала изумительная по своей исключительности картина. Скорчившийся в три погибели детина-полицейский, а под ним карлик — косая сажень в плечах. Совершенно разные и в то же время очень похожие. Оба изрядно помяты, будто спрессованы. У обоих — у одного на макушке, у другого на затылке — яйцевидные шишки в красном обрамлении, отнюдь не украшавшие их и без того не чересчур презентабельную наружность. Несмотря на драматизм ситуации, меня разобрал такой неудержимый смех, что Ия перепугалась, схватила в салоне бутыль с минеральной водой и брызнула мне в лицо. Я сразу пришел в себя.

— Разве тебе не интересно узнать, откуда они взялись и что со мной приключилось? — с упреком спросила Ия.

— Прости, пожалуйста, — извинился я, — не мог сдержаться, совершенно неожиданная и невероятно комичная сцена.

— Ладно тебе. — Ия уже простила и стала рассказывать о своем приключении. Потом, подмигнув мне, громко, с расчетом быть услышанной пленниками, произнесла: — Ас этими, надеюсь согласишься, поступим так: прикончим их здесь за их злодейства, в назидание им подобным. Не то нагрянет полиция и начнет тянуть резину. Чего доброго, отпустят за недостаточностью улик.

— Не возражаю, — вступил я в игру, — но давай все же предоставим им шанс. Пусть сержант вразумительно объяснит свои действия, и, если их можно будет как-то оправдать или, на худой конец, понять, мы примем окончательное решение. С другим все ясно. Он исполнитель чьей-то злой воли. Откроет тайну — пощадим, сдадим полиции. Нет — пусть пеняет на себя.

Что ж, времени на размышления у нас немного, — заключила Ия, — скажи, чтобы побыстрее выбирались из своей спальни и развязали языки.

Сержант и без того наполовину высунулся из багажника и, конечно же, слышал все, о чем мы говорили. Да и «автоматчик» давно навострил уши.

Я помог выбраться полицейскому, а затем и карлику, развязав ему ноги. Усадил их прямо на землю поблизости друг от друга.

— Теперь все зависит от вас, — сказал я. — Получится откровенный разговор — считайте сегодняшний день вторым рождением. Не удовлетворит он нас — не обессудьте. — Для убедительности я клацнул затвором автомата, который не выпускал из рук после инцидента. — Вначале вопросы к вам, сержант. Кто вы, как попали в отряд городской полиции, почему оказались на этом участке и решили устроить проверку женщине, не поверив ее полицейскому удостоверению, и вообще по-хамски отнеслись к ней? Наконец, что за тип ваш напарник и какой от него мог быть прок, если вы приказали ему пассивно сидеть на месте, отправившись осматривать подозрительную машину? Все ясно в моих вопросах?

Сержант кивнул и протянул жетон.

— Так, так, сержант О'Нил. По фотографии похож. Подпись начальника управления Дика Робсона. Все вроде правильно. Не соответствуют только ваши действия как полицейского.

Рассуждаю вслух, чтобы вызвать его на откровенность. Но сержант не спешит с ответами. Выдавил из себя несколько слов: мол, получил задание задержать женщину и мужчину, которые угнали «мерседес» и совершили ряд преступлений.

— Вы недавно в отряде, судя по дате выдачи удостоверения?

— Всего неделя. Перешел из другого штата, посемейным причинам.

— А напарник?

— Его я вообще не знаю. Мой помощник заболел, а этот напросился на замену.

Если не врет, то, похоже, тут какое-то недоразумение и лучше, если расследование пойдет официально, с ведома Дика. Пусть пока отдохнет, а там посмотрим, что предпринять. А вот этого хорошо бы копнуть поглубже, подумал я, подходя к сидевшему довольно смирно бандиту.

— Как тебя зовут?

— Нестором.

— Поговорим? — спросил я, поигрывая оружием.

— Можно и поговорить, — хмуро буркнул он, — только не знаю я ничего. Предложили хорошие бабки, а я на мели, вот и согласился.

— Кто предложил?

— Да хрен его знает, впервые встретил, когда разгружал в порту баржу.

— Что, работаешь там?

— Нет. Иногда подрабатываю, когда аврал и грузчиков не хватает.

— А где живешь?

— Где придется. Из СССР в восьмидесятом перебрался сюда после выхода из заключения. Я мастер спорта по тяжелой атлетике. Повздорили по пьянке, слегка приложил приятелю, а он и коньки отбросил. Пять лет отбухал в строгом режиме. С тех пор мотаюсь по городам. Ну, знакомства завел с земляками, разные поручения иногда выполняю. Так и живу.

— Ладно, продолжай про того, кого встретил на разгрузке, — вернул я его к главной теме.

Остановил меня, полный такой, видный из себя, лысоватый, в очках. Назвал знакомых авторитетов, сказал, что они порекомендовали ему меня, как надежного мужика для выполнения важного задания. Я когда узнал, что за дело, с ходу отказался, но он назвал такую сумму, что у меня язык не повернулся еще раз сказать «нет».

Нестор явно начинал раскалываться. Это обнадеживало.

— Сколько же тебе обещал лысоватый?

— Не только обещал. Пригласил в ресторан, мы отужинали и как следует поддали, потом отправились в отель. Там он снимал шикарный номер. Оставил меня на ночь с красоткой, а утром заявился и передал задаток двадцать тысяч, пятую часть от всей суммы, которую обещал мне после того, как дело будет сделано.

— Он американец?

— Нет, русский, я это понял, как мы познакомились. Готовил меня вначале. Возил в тир. Там я подолгу тренировался в стрельбе. Потом изучил схему дорог, где предстояло работать. Он показывал фотографии. Их было четыре. Первые две — мужчина и женщина, которые должны будут предоставить машину и меня контролировать, и две другие — тоже мужчина и женщина. — Бывший мастер спорта кашлянул, бросил быстрый взгляд на меня и на Ию: — Это были вы, и вас хотели убить. Думаете, я не видел, что в машине никого нет? Видел, обрадовался, что все так хорошо складывается, и обстрелял пустую машину. Но эти двое, когда отъехали вперед, прижали меня. Мужик вытащил нож, стал угрожать, а девка даже удавку на шею накинула. Дали задний ход, и, когда остановились, я их пришил. Потом хотел вас найти, все рассказать. Дурак, что с автоматом пошел и вас напугал. Получил удар в затылок. Когда пришел в себя, удрал. Дальше вы все знаете.

— Почему же на дороге устроил засаду и хотел убить женщину?

— Бес попутал, пошел, как говориться, ва-банк. Машина нужна была, чтобы смыться подальше. А где два трупа, там и третий уже не имеет значения…

Итак, кое-что прояснилось. Если не считать эпизода с сержантом, главный вывод из того, что произошло, — за нами охотятся, причем довольно серьезно и на высоком уровне. Причина пока неизвестна. Ясно одно: нити тянутся из России. Надеяться на то, что эта неудача их остановит, наивно. Надо быстро и решительно реагировать. Прежде всего вызываем полицию и ставим в известность Дика Робсона.

— Ия, — говорю жене, — садись в машину и жми до дома. Тут осталось рукой подать. Все телефоны знаешь. Попроси Дика направить вертолет с нарядом. Так будет быстрее и надежнее. Я остаюсь здесь.

Последнюю фразу прокричал уже ей вслед. Она поняла меня с полуслова и через минуту мчалась по направлению к нашему коттеджу.

Сержант, кажется, догадался, что влип в грязную историю, и теперь хотел как-то себя реабилитировать.

— Позвольте мне предложить свои услуги, если вы действуете в рамках закона, — подал он голос; я промолчал. — Готов даже принести вам и женщине свои извинения, поскольку действительно превысил свои полномочия, — продолжал он.

Сержант начинал меня раздражать. Опомнился, болван, когда его прижали. Повел себя с Ией как бешеный зверь, оскорблял, хамил, угрожал оружием, не захотел ни в чем разобраться, и это называется «превысил полномочия».

— Будете сидеть и ждать полицию, — отрезал я. — В управлении официально отчитаетесь о своем самоуправстве. А если попытаетесь встать со своего места, обещаю наказать вас так, что запомните на всю оставшуюся жизнь. И уверяю, никто меня за это не осудит.

Мой отклик на его предложение подействовал отменно.

— Не беспокойтесь, я выполню все, что вы требуете, — заверил меня сержант.

А Нестор, как я заметил, съежился и, уставившись в землю, больше не поднимал головы. Мне было очень важно вытянуть из него хоть какие-то сведения, которые бы позволили зацепиться хоть за кончик ниточки, тянущейся с далекой родины. Но все было тщетно. Ни угрозы, ни уговоры, ни обещание денег и содействия в облегчении его участи не действовали. Боевик как бы ушел в себя. Отвечал глухо, односложно, повторялся. Видя, что идем уже по кругу, я прекратил диалог. Он или действительно ничего не знал, или же знал, но затаился, предупрежденный, что за лишнюю болтовню придется платить дорогую цену.

Между тем Ия уже вернулась и рассказала, что быстро дозвонилась до Дика, обрисовала ему в общих чертах ситуацию, и он выслал вертолет с инспектором, следователем, врачом и двумя полицейскими. Выехала также спецмашина, чтобы забрать убитых. Там будут и рабочие, которые приведут в порядок дорогу.

Это было главное, что я отсеял из доставленной Ией информации, которая по ходу изложения расцвечивалась яркими красками и подробностями. Ее очень тронула отзывчивость Дика; она старалась передать, как четко он отдавал распоряжения, сколько теплых приветов и пожеланий от себя и жены передал и так далее. Никак не удается отучить ее от излишней эмоциональности в разговоре, особенно когда надо сосредоточиться на главной проблеме или идее. Как всякая женщина, она не умеет скрывать своих чувств при описании малозначащих деталей, которые не всегда важны, а то и просто неинтересны собеседнику. Ия обижается, когда я начинаю ее поучать или даже подтрунивать над ней, чтобы избавить от этого недостатка. Конечно, в обычных житейских отношениях не такой уж это порок, а может, и достоинство, позволяющее вести живую беседу в кругу друзей да и друг с другом. Но когда, бывает, счет идет на секунды и требуется четко, по-солдатски коротко и ясно высказывать только суть вопроса, ни в коем случае нельзя отвлекаться на мелочи, не имеющие к делу прямого отношения. Правда, теперешняя ситуация нам ничем не угрожала, и мы в ожидании полиции отошли в сторонку, так как «доклад» моей жены предназначался только для моих ушей. Я терпеливо слушал ее, давая возможность выговориться с лирическими отступлениями, с различными ремарками и излияниями чувств.

Да, верно говорят: век живи, век учись. Сколько раз зарекался — никогда не ослаблять внимания, когда перед тобой противник, даже побежденный, раскаявшийся, безопасный. Не уставал повторять это себе, когда случался тот или иной прокол, за который приходилось тяжело расплачиваться карьерой, здоровьем и даже потерей друзей. Но все равно в жизни происходят вещи невероятней самой смелой фантазии. Ия оказалась проворней меня. Ее реакция была безупречной, под стать каскадеру, готовому к такому повороту событий.

«Тойота», взревев мотором, как необъезженный мустанг, рванула с места в карьер. В эту же секунду Ия совершила невероятный кульбит и в два прыжка оказалась на капоте машины.

Освободившийся каким-то чудом от наручников Нестор (потом выяснилось, что сержант, перед тем как его вырубила Ия, успел открыть замок наручников, а Нестор тогда и вида не подал в ожидании удобного момента) воспользовался тем, что мы отвлеклись разговором, незаметно подполз к машине и был таков. Ия оставила ключ в замке зажигания, и он не упустил шанса. Когда Ия оказалась вдруг перед его глазами, он начал крутить руль, бросая «тойоту» из стороны в сторону. Ия, крепко ухватившись за основание антенны на крыше корпуса, ударом ног, обутых в крепкие сапоги, выбила смотровое стекло, и в следующую секунду бычья шея горе-водителя оказалась намертво зажатой между ее колен приемом «ножницы». Машина по инерции катилась еще довольно быстро, но мне ничего не стоило ее догнать, открыть дверцу водителя и за ручник остановить «тойоту». Труднее было освободить от железных клещей Ии шею Нестора. Он уже посинел, еще мгновенье — и мои усилия оказались бы напрасны. Вопя во всю мочь: «Ия, отпусти!», я что есть силы разжимал «ножницы». По себе знаю, в реальных ситуациях каратист, проведя контактный болевой прием, может не совладать с собой и «дожать» противника. Мне удалось, наконец, ослабить зажим, Ия пришла в себя и отпустила жертву.

Нестор очухался, отдышался и первым делом спросил:

— Что это было?

— А до тебя не дошло, что такого кабана, как ты, запеленала и уложила тогда в багажник вот эта худенькая девочка, — кивнул я в сторону Ии.

Она стояла и спокойно отряхивала свой джинсовый костюмчик, и в самом деле похожая сейчас на подростка. То, что она сделала несколько минут назад, казалось просто невероятным. Лишь я один знал ее уникальные возможности и ничему не удивлялся. А этот бывший спортсмен-тяжелоатлет и мысли не допускал, что хрупкая на вид молодая женщина может с ним справиться. Он помотал головой и подавленно выговорил:

— Такого не может быть.

— Может, Нестор, может, — уговаривал я его, надевая и аккуратно застегивая наручники. — Не веришь, спроси у сержанта, который, надеюсь, все видел.

Кстати, где он? Вот это номер! Чертовщина какая-то, пропадают у нас наши пленники. Наверняка воспользовался суматохой и удрал. Ничего, этот далеко не уйдет. Жетон у меня в кармане, и найти его владельца не составит Дику труда. Да вот и полиция.

Характерный треск слышался все громче, и наконец вертолет, вздымая лопастями винта клубы пыли, приземлился неподалеку от нас. Вышли пятеро в штатском. Все хорошо знакомы. Занимались в моей группе. Обменялись рукопожатием.

— Сразу займемся делом или хотите отдохнуть? — спросил инспектор Брайан.

Я заверил его, что мы оба в полном порядке и в его распоряжении. Просил только связаться с центром и узнать насчет сержанта полиции, который был нами задержан за противоправные действия, но сумел улизнуть. Очень важно выяснить все обстоятельства, связанные с его появлением в наших краях, добавил я. Брайан взял у меня жетон сержанта, внимательно осмотрел, хмыкнул что-то себе под нос и направился к вертолету со словами:

— Сейчас дам команду по рации, пусть ищут. Мы дали инспектору подробные показания. Дождались полицейской машины, в которой, к нашему немалому удивлению, прибыл и исчезнувший сержант. Его подобрали на дороге, где он «голосовал». Инспектор не стал слушать его объяснения и призывы арестовать нас, покушавшихся на его жизнь, а приказал двум полицейским взять сержанта и Нестора под стражу и на вертолете отправить в управление.

За один вечер столько событий — это уже перебор. Приехали домой — Ия на пределе сил. Нет, не физических. Закалка у нее отменная. Дают себя знать нервные перегрузки. И первый признак этого — помалкивает, поглядывает на постель. Пока я наполнял ванну и взбивал душистую пену, Ия задремала прямо в кресле. Растормошил ее и, заталкивая в ванную, приговаривал:

— Впереди целая ночь, соня, а ты уже и глазки закрыла. А кто будет острые проблемы обсуждать?

— Что за проблемы, дорогой, нельзя ли отложить на завтра? — полусонно бормочет Ия, но, вижу, слегка оживляется.

— Завтра их надо уже решать, — твердо говорю ей.

— Ладно, — соглашается она. — Сейчас буду как огурчик.

Пока Ия нежится в теплой воде, накрываю на стол, благо в холодильнике — полный комплект закусок. В центре ставлю бутылку шампанского, которое Ия обожает.

А вот и она, уже в полном порядке. Никогда не приступит к трапезе кое-как одетой, поэтому ей нужно еще немного времени, чтобы выбрать подходящее платье к торжественному, как она считает, ритуалу. Мне эта пауза вполне достаточна для того, чтобы принять холодный душ. Теперь и я чувствую себя в надлежащей форме и под стать очаровательной даме. За ужином настроение поднимается, чему немало способствует шампанское, и мы, вспоминая в подробностях, как все было, не только хохочем над своими проколами, но и по достоинству оцениваем в общем-то неплохую работу в довольно сложных ситуациях. Правда, Ия все скромничает и старается вручить мне пальму первенства, но на правах старшего в доме мне удается на фактах и примерах доказать, что она, Ия, была на высоте, и по сравнению со мной ее чаша весов перевешивает примерно два к одному — ведь основную нагрузку в захвате преступников ей пришлось принять на себя.

После ужина, за чашкой кофе, мы наконец подошли к главному, ради чего затеял я это застолье.

— Мне кажется, нам не стоит превращаться в зайцев, на которых объявлена охота. Как ты думаешь? — спрашиваю я мою героиню.

— Твои мысли на удивление схожи с моими, меня тоже это мучает. — Ия сразу посерьезнела и тут же предложила: — Надо принять предложение наших российских коллег поработать у них в ведомстве.

Я кивнул в знак согласия и добавил:

— Надо самим стать охотниками, а тех, кто хотел от нас избавиться, превратить в зайцев.

— Ты, дорогой, что-то увлекся аллегориями.

— Спустись на землю и давай обсудим, какую пользу мы можем принести в России. Не будешь же ты ставить там свои условия и требовать для нас каких-то привилегий. Раз они нас приглашают, значит, у них уже есть свои наметки. И потом мы не можем так просто сорваться с места. Необходимо закончить здешние дела.

Я согласился с женой, но напомнил, что Дик Робсон и Каупервуд сами начали разговор о заинтересованности Москвы в таких специалистах, как мы. Видимо, вопрос этот предварительно обсуждался в соответствующих службах России и США. Иначе наши друзья об этом бы не заикались. Нам только остается поставить их в известность о нашем решении.

До рассвета обсуждали проблемы, связанные с предстоящим отъездом. Только спохватились, что неплохо бы и поспать перед трудным разговором с Диком, да и возможным участием в расследовании минувших событий, как раздался звонок.

— Кого это несет в столь поздний, вернее, уже ранний час? — встрепенулась Ия.

— Может, из полиции что-нибудь срочное? — предположил я.

Пошел открывать. Ия — за мной. Очень любопытная у меня жена.

Распахнул дверь. На пороге полицейский, высокий, стройный парень. Непокрытые русые волосы слегка шевелятся на свежем утреннем ветерке. Крупный нос с горбинкой и плотно сжатые губы делают лицо суровым и неприветливым.

— Я его знаю, — произнесла Ия у меня за спиной. — Это напарник сержанта. Пусть войдет.

— Меня зовут Павел Разин, — суховато отрекомендовался он и протянул руку…

Что поделаешь, у меня всегда холодное выражение лица. Такой уж получился у своих родителей. К тому же — профессия обязывает. Так что ничем не могу помочь моим новым знакомым, хотя отлично вижу на их физиономиях гримасы, весьма далекие от радушия. И что самое интересное, брат Илья — моя точная копия. Или я — его. Когда увидел Илью спустя 12 лет, показалось, что смотрю в зеркало. Да и он чуть со стула не свалился, встретившись со мной. До 11 лет мы жили в Штатах. Отец, советский дипломат, военный атташе, приходил домой поздно и без помощи матери не мог разобраться, кто Илья, а кто Павел, и потому с порога, чтобы не ошибиться, звал: «Малышня, ко мне». И мы мчались наперегонки, кто первым получит гостинцы — их отец приносил всегда. Мы учились в американском колледже и английским владели гораздо лучше русского. Потом вдруг все пошло кувырком. Отец и мать разбежались. И не только потому, что отец попросил политического убежища в США, чтобы навсегда здесь остаться из-за сгустившихся над ним на родине темных туч. У них давненько не ладилась семейная жизнь, к тому же мать не могла оставить в Москве своих родных — прикованную к постели сестру и старенькую, немощную мать. Родители разделили нас. Илья остался с отцом, а я с матерью уехал в Москву.

В шестнадцать лет я ухитрился закончить среднюю школу, а потом меня как выдающегося, по мнению директрисы, ученика, притом имеющего второй родной язык — английский, направили по единственной разнарядке на спецкурс академии МВД. Годы пролетели незаметно в трудах и заботах. И вот я, выпускник, пред светлыми очами генерала от спецслужбы Виктора Николаевича Рожкова. Приятный, коммуникабельный мужик. Разговор ведет задушевный, доверительный. Простенькими вопросиками выпотрошил меня наизнанку, хотя, не сомневаюсь, знал обо мне все. Но, видно, так было положено. А в заключение крепко пожал руку, поздравил с новым назначением и началом самостоятельной работы. На прощанье сказал:

— Чтобы научиться плавать, надо окунуться в открытое море. Это проверено. Так вот и тебе скоро придется пуститься в самостоятельное плавание. На днях получишь конкретное задание.

И вот я здесь. Мне поручено осторожно войти в контакт с этими людьми и обеспечить их безопасный выезд в Россию, если они на это решатся.

Как я понял, вокруг этой семьи затевается опасная возня со стороны некоторых влиятельных чиновников. Должен предупредить Генриха, Ию и ее отца. Выбор пал на меня прежде всего потому, что по-английски я говорю с нью-йоркским акцентом и прекрасно ориентируюсь в знакомой с детства обстановке. Важно также, что имею работающего в местной полиции единокровного братца-близнеца, с которым могу при надобности, не вызывая никаких подозрений, поменяться ролями. Предупредили: должен действовать с учетом конкретной обстановки, инициативно и решительно.

Предварительно познакомился с моими подопечными еще в Москве, по документам, щедро предоставленным в мое распоряжение в довольно большом объеме. А впервые встретился с глазу на глаз с Ией на дороге, у завала, где она с легкостью необыкновенной разделалась вначале с могучим, хотя и небольшого роста мужиком, а потом и с «моим старшим напарником». Зрелище было восхитительное, и я получил большое удовольствие, когда это с виду хрупкое очаровательное создание по-женски изящно припечатала «стража порядка». Прежде чем подъехать к препятствию, мы, по приказу сержанта, остановились неподалеку, наблюдая в бинокль за ее поединком с бандитом, для того, как пояснил сержант, чтобы убедиться, что «это та самая баба, которую мы ищем». Я тоже пока ничего не предпринимал. Надо было убедиться, что она «та самая». И убедился, когда она разделалась с полицейским, а потом еще и откликнулась на свое имя. Но обстановочка не располагала для дальнейшего знакомства и тем более — доверительного разговора. Поэтому я поспешил убраться, пообещав найти ее в скором времени. Приехал в управление и, поставив машину в гараж, незаметно вышел, взял такси и отправился по адресу, который хорошо знал.

Генрих секунду-другую смотрел на протянутую для пожатия руку, как-то нехотя чуть прикоснулся к ней ладонью и посторонился, пропуская меня.

— Извините за вторжение в столь ранний час, так сложились обстоятельства, — начал я и, чтобы растопить холодок недоверия, изобразил на своем лице теплую улыбку.

Хозяева молча и настороженно смотрели на меня, ожидая дальнейших разъяснений и всем своим видом показывая, что мое вступительное слово их совершенно не удовлетворило.

— А что дальше? — подала голос Ия.

Я понял, что от моих дальнейших и предельно вразумительных разъяснений будет зависеть, стоит ли меня извинять или лучше выставить за дверь.

— Ну что вы, ребята, расслабьтесь, — продолжал я нагнетать теплый воздух, — я из Москвы, послан специально к вам.

— Очень интересно. А кем послан и зачем? — снова проявила инициативу Ия.

— И нет ли для нас рекомендательного письма или хотя бы записки? — поддержал жену Генрих.

— Может, присядем? Стоя не с руки объясняться, да и разговор у меня долгий, — предложил я.

— Что ж, послушаем, — согласилась Ия, а Генрих, солидаризируясь с ней, сделал широкий жест по направлению к просторной и уютной гостиной.

— Никаких писем у меня нет и быть не может, вы это должны понимать, — внес я сразу ясность. — А доверяете ли вы мне, решите сами после того, как выслушаете мои объяснения. Идет?

— Валяйте, — предложила Ия, снова показывая, что она здесь верховодит, во всяком случае, за небольшим столиком в мягких креслах, где мы расположились.

Начал я с приветов Ии от генерала Виктора Николаевича Рожкова. Вижу, посветлели глаза у молодой хозяйки и чуть дрогнули уголки губ. Но она лишь слегка кивнула головой и снова — вся внимание.

Чувствую, что появляется интерес к моей персоне. Это уже немало. Главное, чтобы поверили и доверились мне. Тогда миссия моя будет успешной. Как же я оказался вчера в полицейском мундире в качестве напарника сержанта, а сегодня в том же облачении превратился в посланника генерала Рожкова? Этот вопрос должен был беспокоить супружескую пару в первую очередь. В этом своем предположении я убедился, когда поинтересовался, как лучше построить свое повествование, чтобы не злоупотреблять их терпением и временем, — в сжатой или развернутой форме.

И если Генрих тут же не без иронии предложил: «Давайте с самого начала», то Ия, будто читая мои мысли, твердо произнесла:

— Нет, пусть сперва скажет, что за метаморфоза произошла с ним вчера и сегодня и какую новость он грозился сообщить при первой встрече.

Поскольку Генрих не возражал, мне пришлось именно с этой части моего задания и повести разговор.

— Фантастика! — воскликнула Ия.

— Киношный детектив! — поддержал ее Генрих.

Это была реакция моих новых знакомых, а возможно в будущем — и друзей на ту часть выполненного задания, о которой они просили рассказать в первую очередь. Мне были понятны их сомнения и чувства. И я бы, наверное, не все принял на веру, услышав из чьих-то уст подобную историю. Действительно попахивало авантюрной выдумкой, когда я описывал им, как разыскал своего брата-близнеца и убедил его разрешить мне сходить пару раз на дежурство вместо него, взяв с него обещание несколько дней не высовывать нос из дома. А потом — как доказывал начальнику отдела капитану Роджерсу, что хочу набраться опыта, участвуя в розыске и поимке мужчины и женщины, угнавших «мерседес» и убивших его владельца.

— Всю информацию об этой криминальной паре, — продолжал я свой рассказ, — главная цель которой убрать вас, я получил в Москве. С ними должен был участвовать в деле и третий, непосредственный исполнитель — киллер. Но о нем ни я, ни полиция ничего не знали. Это могло быть лишь предположением. Мне надо было не только найти и обезвредить с помощью полиции или самостоятельно эту парочку, а возможно, и кого-то третьего, но и предупредить вас о необходимости принять меры предосторожности. К сожалению, я не успел. Никто не предполагал, что все произойдет так быстро. Тут я усматриваю свой прокол.

— А какова роль сержанта, почему он вдруг набросился на меня? — спросила Ия еще до того, как назвала мой рассказ фантастикой.

— Думаю, что это не имеет отношения к криминалу, — сказал я. — Скорее всего, проявление алчности и тупости.

Мне пришлось вернуться к моменту, когда я встретился с братом. Допытываясь у него, кто есть кто, с кем мне придется иметь дело, какой у него напарник, выяснил, что это за человек. Он здесь недавно, однако успел зарекомендовать себя как грубый солдафон и карьерист, жадный до денег, умеющий показать себя начальству. Словом, фигура не из приятных, но, как ни странно, именно эти его качества в какой-то мере помогли мне в достижении цели. Получив согласие капитана Роджерса на участие в операции, я поставил в известность сержанта. Он с неохотой и подозрительностью принял новость и отправился к начальнику за получением задания. Нам определили совсем иное направление поиска, чем то, которое привело нас к пресловутому завалу. Именно эта дорога нужна была мне, и пришлось долго убеждать сержанта в том, что, по имеющимся у меня сведениям, только здесь нам светит удача. Пришлось сыграть на его алчности и «поделиться секретом», будто за поимку преступников нам улыбается крупная сумма зелененьких. Долго уговаривать сержанта не пришлось. Услышав о заманчивой перспективе разбогатеть и к тому же прославиться на новом месте, он больше не колебался и положился на мое знание маршрута, движения и поиска. Мы подъехали к завалу и стали свидетелями поединка мужчины с женщиной. Потом нас увидела Ия… Дальше вы все знаете сами.

— Ну хорошо, допустим, что все так и было, — с некоторой долей недоверия произнесла Ия, посмотрев при этом на Генриха; тот кивнул, и, как мне показалось, с гораздо более удовлетворенным выражением лица, чем в самом начале нашей беседы. Ия продолжала: — Но если вы действительно представитель генерала Рожкова, то не можете не знать, к чему весь этот сыр-бор со стрельбой и покушением на нас, в чем мы и перед кем так сильно провинились?

Вопрос был вполне резонный, и его следовало бы поставить в самом начале разговора. Но я поступил так по желанию самих хозяев. Как рассказал генерал Рожков, МВД по соответствующим каналам получило сведения относительно активизации действий некоторых лиц, работавших в свое время в высших эшелонах партийного и советского аппарата, а ныне занимающих крупные посты во властных и коммерческих структурах. Генрих, Ия, ее отец знают об их прошлых преступных связях и делах довольно много. Кроме того, большой зуб на Ию и Генриха имеет и ряд уголовных авторитетов за провалы крупных операций и ликвидацию их лидеров. Неизвестно как просочившаяся из стен МВД информация о приглашении на работу в Россию двух известных каратистов, с богатой боевой биографией и обладающих редкой криминальной документацией, вызвала в среде российской элиты, у которой рыльце в пушку, легкую панику и единодушное решение о принятии срочных мер.

Вот такую картину обрисовал я им в общих чертах, заключив, что о других подробностях, которые могут вызвать у них интерес, мне ничего не известно. Да и бандит, назвавшийся Нестором, мало что знает. Может, полиция найдет того, кто его нанял. Но сомневаюсь, не такие они дураки, чтобы раскрыть свои карты перед первым попавшимся проходимцем. Я счел своим долгом еще раз предупредить:

— Имейте в виду, наши земляки, которые так боятся вас, довольно сильны, у них власть, деньги, они многое могут, и убрать вас с дороги им ничего не стоит. Не получилось сейчас, может, выгорит в следующий раз. Они не отступятся. Поберегите себя и Андрея Петровича.

Эта заключительная речь вызвала у моих слушателей снисходительную улыбку.

— Да будет вам известно, молодой человек, — заметила Ия, — что запугать нас очень трудно. А когда нам угрожают, мы даем отпор. И бояться нас должны эти трусливые, завистливые и жадные временщики, дорвавшиеся до денег и возомнившие себя властелинами людских судеб. Мы в состоянии обломать им рога и непременно это сделаем.

Генрих уже давно с восхищением поглядывал на жену. Мне ее резюме тоже очень понравилось.

— А ведь тут есть довольно простой выход, — сказал я.

— Какой же, интересно? — не удержался Генрих, опередив Ию, хотя она, по-моему, первой хотела об этом узнать.

— Срочно выехать на родину и вместе с Виктором Николаевичем Рожковым, вместе с другими честными ребятами навести порядок, уничтожить эту нечисть. Поможете? — провещал я высоким стилем и внутренне одернул себя: нет, не готов я для серьезных дел. Просто Ия и Генрих посмеются над моей патетикой и откажутся. Я не поверил своим ушам, когда услышал спокойный голос Ии:

— А мы это уже решили. Едем. Проблема — как объяснить все Дику Робсону, с которым мы связаны обязательствами, чувством благодарности и дружбой.

Придя в себя и чуть подумав для вида, я в долгу не остался и выдал:

— А Дик все знает…

В восемь утра я уже в кабинете и сразу же заслушиваю доклады начальников отделов. Среди массы информации выделяю дела, требующие особого внимания. Наконец-то немного прояснилась ситуация вокруг Ии и Генриха. Ребята, как всегда, на высоте. А мы, тоже как всегда, бьем по хвостам.

Сейчас уже можно определенно связать отдельные ниточки происшествий в один клубок, имеющий непосредственное отношение к судьбе моих друзей. Уверен: то, что произошло вчера с ними по дороге домой, — не конец, а лишь начало большой и опасной игры. И затеяна она не одним человеком, а группой влиятельных и богатых людей, а может, целой организацией, имеющей связи в России и здесь, в США. Об этом свидетельствует и продуманный подбор людей на роль убийц, и достаточно четкий план покушения, и умение уйти в тень в случае провала. Можно только позавидовать безупречному взаимодействию криминальных структур США и России. Поразительно, с каким фанатичным упорством исполняются приказы крестных отцов мафии. Только высочайшее бойцовское мастерство позволило Ии и Генриху выйти невредимыми из опаснейшего поединка. Ия сумела одолеть бандита в несколько раз сильнее ее физически. Он уже дает показания, правда не бог весть какие, но все же проливающие свет на детали, которые, надеюсь, помогут выйти на организаторов преступления.

Нас предупредили из Москвы специальной шифровкой о заинтересованности некоторых довольно влиятельных российских фигур в молчании известной нам русской семьи, проживающей в США.

Вот такие общие слова, без конкретики, только предупреждение. И на том спасибо. Видно, российские коллеги сами еще толком ничего не знают, иначе бы, уверен, сообщили. Мы с ними давно контактируем для пользы дела обеих служб. И еще в телеграмме содержалась просьба принять и оказать содействие их человеку, посланному в США в помощь этой семье. А подробнее, было подчеркнуто, он сам расскажет при встрече.

Что ж, добро пожаловать.

Нарочный не заставил себя долго ждать. Когда мне доложили, что бизнесмен из России просит у меня аудиенции, я сразу понял, что это тот самый персонаж, о котором говорилось в шифровке. В кабинет вошел высокий, стройный молодой человек. Напускная, как мне показалось, суровость облика исчезла в сиянии его белозубой улыбки. Он производил впечатление респектабельного бизнесмена, за которого себя и выдавал, стараясь как можно правдивее войти в образ. Мы познакомились, обменялись ничего не значащими приветствиями и прониклись друг к другу симпатией, и наш разговор принял дружеский и вполне заинтересованный характер. Поскольку цель его командировки была для меня предельно ясна и ему незачем было скрывать ее детали, мы все обсудили конкретно. Я предоставил ему, по его просьбе, полную самостоятельность в работе, прозрачно намекнув на возможность поддержки со стороны полиции. Что же касается темы, связанной с поездкой Ии и Генриха в Россию, то это решать им самим. Мы не будем возражать, если об этом встанет вопрос. Пусть ребята поработают на родине для нашего общего дела, тем более что я не сомневаюсь — они вернутся. Ведь здесь у них свои корни. На том и порешили.

Беспрерывные телефонные звонки, бумаги на просмотр и подпись. Это каждодневный ритуал, и от него, как ни отмахивайся, никуда не денешься. Сегодня почти все, заслуживающее внимания, связано с событиями вчерашнего дня. Даже дело сержанта О'Нила. В один прием он буквально перечеркнул всю свою многолетнюю службу в полиции. Ухитрился в полной мере показать свой нрав, под стать громиле с большой дороги. Проведенное расследование убедило меня в том, что ему в полиции не место. Еще раз внимательно прочитав доклад начальника отдела о результатах расследования и заключение «Необходимо уволить», я размашисто написал: «Согласен».

Слава Богу, что все закончилось благополучно. А могла случиться беда, будь там не Ия и Генрих, а другие люди, не столь блестяще владеющие оружием защиты и нападения. Да и мои друзья не застрахованы от неожиданных сюрпризов, которые могут преподнести изощренные в дьявольских выдумках горячие головы любителей красивой жизни. Надо еще и еще раз как следует продумать меры по охране и необходимой защите этой семьи. Первое — полицейские посты у их дома. Второе — группы сопровождения на всем протяжении дороги от дома до работы и обратно. Подключить для охраны секретную службу. Поговорить с Генрихом, Ией и Андреем Петровичем. Они должны знать, что происходит вокруг них и какие меры предосторожности мы принимаем. Третье — попытаться раскрыть замыслы преступников и обезвредить главарей.

Ход моих мыслей прервал очередной телефонный звонок. Резкий, длинный и, как мне показалось интуитивно, тревожный.

Это было как удар грома. Нет, не ослышался, повторили несколько раз. От автомобиля и тем более от водителя не осталось почти ничего. Взрыв произошел по дороге, за пределами города, и был он такой силы, что на расстоянии десятков метров повалились деревья, начисто смело несколько ветхих строений. Владелец машины Андрей Филатов, юрисконсульт головной фирмы Венса. Все еще на что-то надеясь, звоню Филатовым домой.

— Андрея Петровича нет дома, уехал на работу, — отвечает женский голос.

Спрашиваю, на своей ли машине уехал.

— Да, конечно. — Голос не оставляет надежды на ошибку.

Набираю номер Каупервуда, ставлю в известность о случившемся. Не дожидаясь его возмущения по поводу отвратительной работы полиции, мчусь к месту происшествия. Со мной инспектор, следователь и врач.

Место взрыва уже оцеплено, и полиция никого туда не пропускает. Картина ужасная. В разные стороны разлетелись обгоревшие клочья одежды и остатки человеческого тела.

Следователь, а за ним и врач разводят руками:

— Тут вряд ли можно провести опознание.

— Понятно, но тем не менее поработайте, соберите для анализа все, что может пригодиться, — говорю инспектору, который, знаю, так просто не отступится и всегда норовит найти хоть какую-нибудь, даже незначительную зацепку для розыска преступника.

Возвращаюсь в управление. Все еще не могу прийти в себя. Так откровенно нагло, средь бела дня, провести террористический акт! Это возмутительный вызов властям и свидетельство того, что многошерстная городская мафия, включающая в себя и новых русских, пришла в движение и не откажется от намеченной цели. И я хорош, не сумел вовремя отреагировать на тревожные сигналы и отвести удары преступников от близких мне людей. Отчаяние охватило меня. «Подам в отставку», — решил, но тут же отбросил эту мысль. «Не дождетесь, сукины дети, пока не разберусь с вами», — это уже в адрес тех, кто организовал и исполнил подлую акцию. Никогда еще я не находился в столь растрепанных и подавленных чувствах. Не представляю, как сообщить о гибели отца Ии и жене Андрея Петровича. Как сказать, как объяснить, чтоб выстояли они, выдержали удар и поверили, что я вместе с ними оплакиваю эту невосполнимую потерю.

Полстакана виски проглотил одним духом. Еще столько же, — и непривычная для меня, просто лошадиная доза чуть не свалила с ног. Но довольно быстро голова прояснилась, тепло, а с ним и успокоение разлилось по всему телу. Теперь, кажется, смогу выполнить тяжелую миссию. Снимаю трубку, набираю номер. Узнаю голос Генриха. Так для меня легче.

— Слушай внимательно, дружище: сегодня утром погиб Андрей Петрович. Его машина взорвалась. Он находился за рулем, ехал в свою фирму. Сработал, скорее всего, часовой механизм, не исключено и дистанционное управление. Сейчас выясняем. Не знаю, как сказать об этом Ии. Может, ты сам подготовишь ее и сообщишь тяжелую весть ей и Надежде Ивановне? Могу и я сделать это, как ты решишь.

В ответ молчание.

— Генрих, ты понял меня? — уже кричу в трубку — опьянение было недолгим, и я уже чувствую, что нервы на пределе.

— Слышу, Дик, все понял. — Тихий голос Генриха подрагивает.

Помолчав, он спрашивает:

— Ошибки быть не может?

— Нет, машина его, и он находился в ней.

— Хорошо, я все сделаю сам, не беспокойся и спасибо тебе за участие. При встрече обо всем поговорим. Есть тема.

— Буду ждать, — обрадовался я спокойному и рассудительному тону Генриха. Железный человек. Можно только позавидовать. Не теряет головы в любых обстоятельствах. Ия за ним как за каменной стеной. Да она и сама крепкий орешек, ни себя, ни близких ей людей в обиду не даст. Многому научил ее Генрих, передал и свой опыт, и знания. Можно надеяться, что и в этой беде поможет ей и ее матери перенести горе.

В дверь настойчиво постучали. Опять, видно, какие-то бумаги принесли. Вот некстати!

— Входите.

К моему изумлению, на пороге выросла тоненькая фигурка Ии.

— Прости, что без предупреждения. Телефон у тебя все время был занят, потом ты куда-то на аварию поехал. Околачиваюсь здесь с утра, а время не терпит, — произнесла она на одном дыхании, пока подходила к моему столу, не дав мне и рта раскрыть. Подошла и положила передо мной кассету. — Включи, послушаем…

Наш гость оказался не таким уж букой, каким выглядел в начале знакомства. По мере того, как текла наша беседа, недоверие к нему сменялось расположением. И парень постепенно расслабился, даже заулыбался. У него потрясающая улыбка. Она совершенно изменяет его неприветливый облик, делая лицо симпатичным, даже красивым. Когда я ему об этом сказала, он страшно смутился и тут же нахмурился, заявив, что внешняя холодность и суровость — непременные атрибуты его профессии. Я не стала спорить, но подумала: кажется, доверять ему можно. По — моему, и Генрих такого же мнения. А когда Павел вдруг заявил, что Дик в курсе всех наших проблем, мы с Генрихом от удивления чуть со стульев не попадали. Поняли: гость не так уж наивен и мы его недооценили.

Договорились о следующей встрече дня через два, здесь же. Нам надо было еще о многом поразмыслить и решить вопросы, связанные с отъездом. Распрощались тепло. За окном уже рассветало. Молча переглянулись с Генрихом и без сил свалились в постель.

Телефон трезвонил давно, с паузами в две — три минуты, но я никак не могла заставить себя взять трубку. Генрих и не пошевелился. Тут разве что ведро помогло бы. Но это лишь мечта сквозь дрему. Никакая сила не заставила бы меня тащиться на кухню и обратно, да еще с полным ведром, притом не ведая, доставит ли это Генриху удовольствие. «Заткнешься ты или нет!» — ругнулась я про себя и все же протянула руку, благо телефон рядышком, мало ли что может в жизни случиться. К тому же стоит заговорить трубке, тотчас включается магнитофон, пошла запись. Очень полезная штука, особенно когда требуется восстановить весь разговор или отдельные его кусочки.

— Доброе утро, мадам, пора просыпаться, столько событий на дворе.

— Привет, — отвечаю, еле ворочая языком, и задаю вопрос в том же тоне: — А вы уверены, что попали по адресу?

— Ваш, мадам, ангельский, хоть и спросонья, голосок ни с чьим не спутаешь.

— Спасибо за комплимент, но не могли бы вы для этого найти другое время? — окончательно раскрыла глаза, пытаюсь сообразить, кто из знакомых может так глупо разыгрывать. Постой, но ведь речь-то русская! Вот тугодумка! Свое позднее зажигание, чтобы оправдаться перед собой, отношу на счет недосыпа.

А трубка тем временем продолжает вещать:

— Мне от вас нужна ясная головушка, чтобы вы хорошо меня поняли и по-разумному взвесили все, что предложу. А то натворите по молодости да неопытности ошибок и будете потом всю жизнь локти кусать. Если не готовы слушать дальше, могу дать несколько минут на размышление. Ну как?

— К чему откладывать, а то по неопытности попаду впросак, и беды не оберешься, продолжайте, — дала фору собеседнику и пнула ногой Генриха, чтоб и он засвидетельствовал все, что скажет загадочный голос. Но муженек повернулся на другой бок и засопел еще слаще.

Мое игривое настроение мигом улетучилось, как только я услышала о нависшей над отцом опасности.

Все прочее уже пропускала мимо ушей, надеясь на запись.

— Итак, завтра в семь вечера и только «тэт а тэт». Никакой полиции, если отец вам дорог, — это последний аккорд — и сразу длинные гудки.

Лихорадочно набираю номер родителей.

— Алло, — слышу голос мамы, вполне обыденный.

— Здравствуй, мамуля, как дела?

— Все хорошо, детка, когда вас ждать? — Мама считает — если звоню, значит, предупреждаю о визите.

— Возможно, завтра заглянем. Пока, целую, тороплюсь.

Звонок отцу на работу.

— Нет, еще не приходил, Быть может, сразу, не заезжая в офис, отправился по делам. Он часто поступает таким образом, — объясняет какой-то клерк.

Так, теперь Дику. Бесполезно. У него занято. Надо мчаться в управление. Генриха будить нет времени, потом все объясню. Хватаю кассету и к машине.

Мчусь как угорелая. Знаю, что обычно первую половину дня Дик сидит в кабинете, разбирается с текущими делами. Потом у него оперативная работа и поймать его будет невозможно.

Все равно опоздала. Буквально за несколько минут до меня уехал на какое-то ЧП. Так передал дежурный.

— Подождите, возможно, скоро приедет, — успокоил он меня.

Действительно, не прошло и часа, как Дик, страшно взволнованный и не видя никого вокруг, пронесся мимо меня к себе в кабинет. Я за ним. Потопталась несколько минут и, постучавшись, вошла.

Вижу, сам не свой. Сидит, уставился на меня не мигая, словно увидел привидение. Что это с ним? Неприятности? Сейчас отвлеку его более важным делом, которое действительно не терпит отлагательства.

— Что это, зачем? — еле слышно спросил он, уставившись на коробочку, которую я положила на стол.

— Кассета, — повторила я и забеспокоилась: — Может, я не вовремя? Но поверь, у меня архисрочное дело, и требуется твое энергичное вмешательство.

— Ты с Генрихом разговаривала? — ответил он вопросом на вопрос.

— Вчера — да, а сегодня не смогла его растолкать. Да и я, наверное, до сих пор спала бы, если бы не телефонный звонок и разговор, поднявший меня на ноги. Он полностью записан здесь, давай включай. О Генрихе — потом.

На этот раз до него дошло, что если я таким образом ворвалась к нему в кабинет и о чем-то прошу, значит, дело нешуточное.

Поставил кассету. Запись отличная. Прослушали внимательно, два раза подряд.

Дик вдруг откинулся на спинку стула и захохотал.

— Жив, жив он! Понимаешь, жив! — вскочил с места, подхватил меня в охапку и закружил по комнате. Потом бережно усадил рядом с собой. — Ия, дорогая, ты не представляешь, что значит для меня эта кассета.

Я не на шутку испугалась этой совершенно сейчас несуразной вспышки радости Дика. Отец схвачен каким-то зловещим «русским комитетом спасения», упрятан «в надежном месте», от него и от меня ждут «важных сведений», а Дик в восторге. Может, врача позвать или отправить его домой отдохнуть? Бывает, человек перетрудился, и нервы сдали.

— Нет, нет, со мной все в порядке. — Дик замахал руками, поняв мое состояние. — Я совершенно здоров. Все объясню. Утром мне сообщили о покушении на твоего отца. Его машина вместе с водителем была взорвана. Я пришел в отчаяние: потеряли такого человека, и я, главный страж закона и порядка в городе, не мог его уберечь. Успел сообщить об этом только Каупервуду и Генриху. Когда ты вошла и я понял, что ты еще ничего не знаешь и что мне предстоит самому сообщить тебе тяжелую весть, то впал попросту в транс. И вдруг неожиданная разрядка. Теперь-то мы повоюем и обязательно вытащим Андрея Петровича. Главное — он невредим и он им нужен. Значит, у нас есть время действовать.

Оптимизм Дика передался и мне. Хотя я и не вполне разделяла его уверенность в скором решении проблемы, которая показалась мне вовсе не простой. Суть телефонного разговора состояла в том, что некая организация новых русских под одиозным названием «русский комитет спасения» занимается поиском бывших советских руководителей, которые были связаны с криминалом, нахапали кучу денег и после распада СССР ухитрились осесть в коммерческих банках, крупных фирмах, в различных совместных предприятиях. Причем стали не рядовыми сотрудниками, а президентами, генеральными секретарями, управляющими. Большое число «бывших» рассеялось и по властным структурам. Многим из них хорошо известна деятельность следователя по особо важным делам Филатова Андрея Петровича, который накопал массу разоблачительных фактов против них, собрав все данные в специальной тетради, которую я предварительно хорошо изучила и по просьбе отца передала в руки американского дипломата. Понимая, что эти документы могут в любой момент взорвать их благополучное существование, они забеспокоились и стали искать каналы в среде уголовников, чтобы за хорошие деньги навсегда заставить нас замолчать. В свою очередь «комитет» тоже хочет завладеть криминальной информацией, но цель у него иная: это богатейший и почти неистощимый источник наживы. Имея в своих руках оружие, готовое в любой момент выстрелить, можно безотказно и безнаказанно шантажировать людей, у которых рыльце в пушку, и качать в свою кормушку деньги. Но для нашей семьи безразлично, кто охотится за нами: и те, и другие готовы на все, чтобы получить в свои руки необходимые сведения.

Но почему именно сейчас так переполошились бывшие? Поменяли руководящие кресла, ну и стройте себе свой коммунизм дальше. Вроде бы никто их и не трогал.

Поделилась с Диком своими размышлениями. Он тут же заметил:

— Идет утечка. Ваше согласие поработать в России каким-то образом стало известно достаточно широкому кругу лиц, в том числе и тем, кто в этом совершенно не заинтересован. Ваш приезд был немедленно связан с угрозой чистки и расплаты за прежние долги. Вот тебе и разгадка.

Да, Дик, пожалуй, прав. Именно так следует расценивать активизацию мафии.

— Ну, а кто такие «комитетчики», которые звонили мне и держат сейчас отца? — спросила я.

— Думаю, это предприимчивые шарлатаны, которых сейчас в Америке пруд пруди. В вашем лице нашли золотую жилу и надеются поживиться. Как вышли на вас, пока трудно представить, но разберусь. Тем не менее они очень опасны, и действовать надо с большой осторожностью, чтобы, во-первых, не спугнуть, а во-вторых, не оказаться в роли жертвы. Поэтому прошу: без самодеятельности. Решать все будем согласованно и вместе.

Мне нравится убедительность и последовательность рассуждений Дика. А еще больше — его энергичность и решительность. Недаром ему доверили такой высокий пост. Я слушаю его и киваю головой, как китайский болванчик, в знак полного согласия.

— Ну вот и прекрасно, — заключает он, — начинаем работу.

Его рука уже на кнопке вызова. Сейчас соберутся профессионалы и будут по косточкам разбирать план Дика, который, не сомневаюсь, у него уже созрел. И когда собравшиеся обсудят и утвердят его окончательно, он не потерпит никаких отступлений от плана.

— В твоей программе есть место для меня и Генриха? — Я отрываю его от телефонного разговора.

Дик прикрывает ладонью микрофон и загадочно смотрит на меня:

— Не беспокойся, скажу в свое время.

Это деликатное напоминание, что здесь мне больше делать нечего, пора и честь знать.

Бесшумно удаляюсь.

Чуть было не разминулась с Генрихом. Уже у самого выхода из управления что-то меня подтолкнуло обернуться. Глядь — Генрих. Поднимается по лестнице. Окликнула.

— Ты уже все знаешь, — сжав губы, подходит ко мне. Целует, обнимает, шепчет прямо в ухо: — После звонка Дика места себе не находил. Да и ты исчезла. Взял машину и сюда. Знал, что найду тебя здесь. Пока разговаривал с дежурным, ты и проскочила.

— Отец жив, — говорю, — успокойся. Его просто выкрали под видом покушения и требуют от нас информации о российской мафии.

— Постой, постой, не понимаю. — Генрих берет меня за плечи, слегка отстраняет от себя и смотрит пристально в глаза. — Ты ничего не путаешь? Мне Дик звонил и без тени сомнения утверждал, что Андрей Петрович погиб.

— Он так и считал. Но это ошибка. Мы с ним только что прослушали запись телефонного разговора, который вел со мной рано утром представитель какого-то «русского комитета спасения». Там все объясняется. — Для убедительности своих слов я показала кассету.

Пересказав как можно подробнее содержание записи и результаты моего визита к Дику, я спросила:

— Что же дальше? Генрих глянул на часы.

— До сеанса по телефону не так уж и много времени осталось, подождем, что нового скажут. А пока пойдем в нашу комнату, поразмыслим, как поступить.

Я не возражала.

Генриху и мне в управлении предоставлена небольшая комната — кабинет, где мы довольно часто отдыхаем во время работы, пьем кофе, обсуждаем разные проблемы. И сегодня было очень кстати уединиться именно здесь и спокойно взвесить все, что произошло, продумать свои действия. Однако из нашей затеи ничего не получилось.

Не успели подняться к себе, как нас догнал Павел. Запыхался.

— Хорошо, что заглянул сюда и застал вас. Звонил Робсону, он мне все рассказал…

— У вас к нам срочное дело, Павел? — перебила его я.

— Не терпит отлагательства. Машина внизу, поехали. — По тону чувствовалось, что дело очень срочное и касается нас.

Павел не дожидаясь возражений, буркнул: «Объясню по дороге», — повернулся и пошел вниз. Мы последовали за ним.

— Сейчас мы посетим человека, к которому мне разрешено обращаться в самом крайнем случае. Он ждет нас. — Это было все, что сообщил Павел по дороге. От остальных объяснений отказался, предложив потерпеть до разговора с Марком Шиманским.

— Это тот самый крайний случай? — не удержалась я.

— Да. Именно так, — ответил Павел. — Он касается судьбы Андрея Петровича…

Джип обогнал меня, и сидящий в нем пассажир помахал рукой, показывая на шасси. «Колесо, наверное, спустило», — решил я и, подав вправо, остановился. Вышел из машины, обошел ее кругом. Все в порядке. О чем же был сигнал? Тем временем джип, проехавший вперед, замер. Затем дал задний ход и стал приближаться. Сейчас скажет, в чем дело, подумал я и с благодарностью за внимание хотел обратиться к пассажиру. Из автомобиля выскочили двое дюжих ребят и, не дав опомниться, подхватили меня под руки и со словами «ваша машина сейчас взорвется» вежливо усадили в джип рядом с тем, кто рукой делал мне знаки.

— Объясните, пожалуйста, в чем дело? — возмущенно обратился я к нему, приняв за главного в этом экипаже.

— Сидите спокойно, скоро все узнаете, — довольно мрачно посоветовал он и посмотрел в окно, ища глазами своих коллег.

И я бросил взгляд туда же. Те двое, что «пригласили» меня сюда, тащили к моей машине какого-то мужика, не то вдрызг пьяного, не то без сознания. Открыли переднюю дверцу и затолкали тело на место водителя. Беспокойство все более охватывало меня. Тем временем эти двое уже возвратились в джип, и один из них, ни слова не говоря, включил зажигание, передачу, дал полный газ. Отъехав на приличное расстояние, водитель притормозил, и тот, что сидел рядом со мной, достал из кармана пиджака небольшой черный прибор, вытащил из него антенку и нажал на кнопку. Мне показалось, что небо обрушилось на нас. Взрыв огромной силы потряс все вокруг, но мы уже мчались вперед, а далеко позади поднимался шлейф из пламени и черной гари.

— Объясните наконец, что происходит! — воскликнул я.

— Благодарите Бога, что не вы, а отдавший душу дьяволу мерзавец остался в вашей машине, — удовлетворил мое любопытство Главный.

Двое парней по-прежнему словно в рот воды набрали.

— Кто же вы и зачем я вам понадобился? — спросил я.

— Если не заткнешься, мать твою, получишь кляп в рот! — на миг обернулся ко мне водитель с искаженным от злобы лицом.

Предельно убедительный совет, притом на хорошем русском языке, подавил во мне желание любопытствовать, зато дал обильную пищу для размышлений.

Профессиональная привычка раскладывать все по полочкам не отказала мне и в этой ситуации.

Итак, что мы имеем? Во-первых, совершенно очевидно, что меня умыкнули средь бела дня, создав картину гибели. Во-вторых, люди, которые это сделали, несомненно, относятся к криминальной категории, в чем окончательно убеждало примечательное красноречие громилы — водителя. В-третьих, я им нужен живой, иначе давно бы меня прикончили, оставив в моей машине.

Что неясно?

Первое — зачем я им нужен? Как заложник для шантажа или получения каких-то сведений? Второе — для чего надо было уничтожать мой автомобиль, создавая видимость гибели?

Ответы могут быть разные.

Вариант номер один: оказать давление на близких, мол, он пока жив, но учтите, вот что мы можем сделать с ним и с вами, если не выполните наших требований.

Вариант номер два, самый скверный: вытянув необходимые сведения, ликвидировать меня втихаря, оставив в силе версию о моей смерти во время взрыва.

— Что приуныли, Андрей Петрович? — неожиданно прервал мои умозаключения хозяин дистанционного взрывателя.

Видно, на моем лице было написано такое изумление, что он рассмеялся и продолжал:

— Удивляетесь? Да мы про вас все знаем. И про жену, и про дочь и зятя. Получится у нас взаимопонимание — будет общий окей, все останутся довольны и благополучно разойдемся. Ну, а если надежды наши не оправдаются… об этом даже думать не хочется.

Я и попытки не делал о чем-то спросить или даже вставить словечко, с опаской поглядывая на шофера: мало ли что может выкинуть эта скотина в человечьем обличье.

— Не обращайте на него внимания, у него нервная работа, и он плохо реагирует на звуки, не ласкающие слух. Но парень в общем-то безобидный, покричит, а зла долго не держит. Может, конечно, и вдарить, и ножичком пощекотать, если невмоготу ему станет слушать неразумные речи. Верно я говорю, Вань?

Вань кивает головой, видимо довольный данной ему характеристикой. А мой разговорившийся сосед переходит на следующую ступеньку сближения со мной.

— Как вы поняли, его зовут Иван, рядом с ним — Степан, а я — Георгий Мефодьевич. И все мы русские. Живем то здесь, то в России, по мере надобности. Из-за вас вот уже который месяц торчим в Америке и пока не добудем то, что нам нужно, отсюда не уедем и вас в покое не оставим.

— Что же вам нужно? — не удержался я. — Может, не стоило такой огород городить, а просто сделать попытку встретиться цивилизованно, раскрыть карты, чтобы и мне и вам было выгодно, а не заниматься пиратством, как в средние века.

— Вон вы какой, — присвистнул мой собеседник. — Что ж, посмотрим, если все так просто. Но уж лучше нам сейчас перестраховаться. Приехали! — вдруг объявил он.

Я глянул на дорогу. Мы подъезжали к старым, заброшенным строениям. Вокруг было совершенно безлюдно. Не пойму, что это за место. Специально выбрали такой район, чтобы трудно было найти. Посмотрим, чего они хотят, может, рано тревожиться.

Джип остановился у железных ворот. Первым вышел Иван, поднял с земли ломик и застучал по железу, да так, что мертвого мог разбудить.

Ворота чуть приоткрылись, и появился старик высоченного роста с длинной седой бородой.

— Чего трезвонишь? Глухих нет, — встретил он прибывших неожиданно звучным русским баритоном.

— Не ворчи, — добродушно ответил Иван, — открывай, не видишь — приехали, гостя привезли.

Огромные железные створки, отчаянно скрипя, чуть раздвинулись, и в образовавшийся неширокий просвет проехал джип, слегка чиркнув одним боком по ржавчине.

Теперь уже командовал старик.

— Проходите, вас давно ждут, — пригласил он, обращаясь ко мне, и пошел вперед, показывая дорогу.

Я за ним. Замыкал шествие только Георгий Мефодьевич. Остальные двое остались у ворот. То ли в качестве охранников, то ли просто рангом не вышли…

Шли долго, мимо свалки старых, полусгнивших машин, деталей, резины. Неожиданно, как оазис в пустыне, вырос довольно приличный особняк в три этажа, окруженный зеленым кустарником. Старик повел нас не через широко распахнутый парадный подъезд, а в обход. Мы вошли в узкую калитку и стали подниматься по скрипучей деревянной лестнице.

— Здесь я должен покинуть вас, — объявил наш вожатый, пропустив вперед Георгия Мефодьевича.

Мы вошли в комнату. Никого нет. Небольшой диван, три стула и два кресла составляли весь интерьер этой, с позволения сказать, гостиной.

— Присаживайтесь, отдыхайте, сейчас налью вам чего-нибудь крепенького для поднятия настроения, — взял инициативу в свои руки Георгий Мефодьевич и, подойдя к стене, открыл замаскированную дверцу холодильника. — Виски, водку, вино, а, может, шампанского желаете? — игриво перечислял он подряд все напитки, которые, видимо, знал.

— Мне ничего этого не надо, — отказался я. — Дайте, если можно, стакан воды.

— О, это пожалуйста. — Он достал из холодильника бутылку и наполнил стакан.

Прохладная минералка освежила меня, помогла лучше собраться с мыслями и успокоиться.

— Поделюсь секретом, — приблизился ко мне Георгий Мефодьевич.

Я приготовился услышать очередную пакость и не ошибся:

— Это временное ваше обиталище, надеюсь, вам здесь понравится и не захочется отсюда уходить…

Но тут, прервав речь, в комнату вошли два вполне респектабельных джентльмена. По виду обоим за сорок. В черных костюмах, при галстуках, в белоснежных рубашках. У того, кто вошел первым, черная с проседью бородка. У второго — светлые, на манер сталинских, усы. Бородач сразу же уверенно направился ко мне с доброжелательной улыбкой и протянутой рукой, прямо-таки дружище, с которым давно не виделись.

— Добрый день, Андрей Петрович, — приветствовал он меня, да еще с извинениями: — Простите нас, ради Бога, за столь неожиданное и нестандартное приглашение, но у нас не было иного выхода.

Второй, тот, что с усами, занял пост у двери и, широко расставив ноги, молча уставился на меня холодным, не обещающим ничего хорошего взглядом.

Руки я не подал, а выразил свое отношение к происходящему одной фразой:

— Это ни в какие рамки не вмещается!

— Что вас не устраивает? — еще шире раздвинул губы бородач. — Эти апартаменты или сам процесс визита к нам? — Не давая мне рта раскрыть, он выразил сожаление доставленными неудобствами, обещал, что подобное никогда не повторится и что те, кто превысил свои полномочия, будут наказаны…

Не трудно было догадаться, что этот тип просто издевается.

— Хватит трепаться, лучше сделайте одолжение и объясните, зачем я здесь, — прервал я его словоизлияние.

— Ну наконец-то я слышу речь настоящего мужчины, — с радостью воскликнул бородач и так же игриво вопросил: — А разве вас не интересует, с кем вы имеете дело? — И, не дожидаясь моей дальнейшей реакции, отрекомендовался: — Зовут меня Ростислав Анатольевич, можно Рост, а по — приятельски — просто Ростик.

Я сделал вид, что меня не задевает его наглый, фамильярный тон, и повторил свое требование относительно цели всей этой провокации.

— Ладно, раз вы настаиваете, сдаюсь, хотя это и не по инструкции — так вот сразу раскрывать все карты. Но вы мне симпатичны, и я отступлю от правил, — заиграл в приятели Рост или Ростик и сразу же перешел на деловой тон с оттенками дидактики, бахвальства и напыщенности: — Прежде всего вы должны хорошо усвоить, что наша фирма имеет огромные связи и здесь, в Америке, и там, в России. В организации трудится довольно много весьма достойных представителей русской нации, которые ставят своей целью честь и благо России. Посему мы боремся со всеми «бывшими», погрязшими в коррупции, а ныне захватившими самые жирные куски у кормила власти.

— Как же вы боретесь? — не удержался я и усмехнулся: слишком уж прозрачны были намеки на характер деятельности этой «фирмы».

— Я не могу раскрыть секреты нашей работы, может, потом, если согласитесь с нами сотрудничать, узнаете все. Скажу только, что проблемы решаются глобального, стратегического и судьбоносного плана, — с пафосом произнес Ростик.

— А в чью пользу экспроприация? — осмелел я, видя, что Росту очень хочется блеснуть эрудицией и встать в позу обладателя страшной тайны.

Бородач сразу как-то поперхнулся и подозрительно посмотрел на меня:

— Не много ли вы хотите узнать в один присест?

— Ну, если эта тема закрыта, то не соизволите ли сообщить, какую ценность представляет для вас моя персона? Судя по инсценировке со взрывом, моей мнимой гибелью, похищением и доставкой в эту обитель в сопровождении трех отважных громил, ставки крупные?

Ха-ха-ха! — расхохотался Ростик. — А вы не без юмора. Скажу только, что сильно себя переоцениваете. Просто нам нужен ваш совет и кое-какие факты, которые известны только вам. Вот мы и решили освободить вас на время от забот и тревог, предоставить комфортные условия, чтобы освежилась память и вы могли как следует сосредоточиться и расслабиться. Видите, как все просто.

— Вы или заблуждаетесь насчет меня, или принимаете за кого-то другого, — возразил я. — Секреты — не моя область.

— Не будем спорить, — миролюбиво заметил Рост и, обернувшись к своему помощнику или телохранителю, приказал: — Принеси перекусить, выпить и что-нибудь из домашней одежды.

Усатый, коротко кивнув, исчез за дверью.

— Здесь вам будет удобно. — Рост обвел комнату рукой. — Сейчас вам принесут поесть и переодеться. Отдыхайте. — Он собрался уже уходить, но задержался: — Андрей Петрович, вам придется передать нам все документы о делах, которыми вы занимались на следственной работе в России. — От юмора у бородатого Ростислава Анатольевича не осталось и следа. — Кроме того, нам известно, что многое из этой области вы прекрасно помните и можете изложить на бумаге. — Рост, кажется, раздумал оставлять меня одного и принялся сосредоточенно расхаживать по комнате, потом присел напротив меня.

Я поразился тому, как он переменился. Глаза смотрели холодно, в голосе зазвучал металл:

— Мне остается вас предупредить: если мы не договоримся, то тюремный карцер, о котором вы как юрист имеете представление, покажется вам роскошным дворцом. Это не угроза, а дружеское предупреждение. Поэтому думайте до завтра. Надеюсь, беседа будет плодотворной.

Дверь отворилась, и усатый охранник в черном костюме внес огромный поднос. Через минуту стол был заставлен закусками, на тарелках разложены аппетитные куски рыбы, мяса, бокал наполнен красным вином.

— Приятного аппетита, — пожелал Ростислав Анатольевич, — а ты свободен, — отпустил он помощника и, прежде чем захлопнуть за собой дверь, подмигнул и напомнил: — До завтра.

Есть не хотелось. Пододвинул бутылку с водой и один за другим выпил два стакана. Окончательно успокоился и постарался еще раз проанализировать ситуацию. Можно не сомневаться в том, что они пойдут на все, чтобы добиться от меня нужных им сведений, иначе не устраивали бы такой фарс. В то же время они должны понимать, что пока я здесь, даже при большом желании не смогу предоставить им документы. Значит, они рассчитывают только на мою память. Но они же не идиоты, чтобы скушать все, что я им выдам. Мне ничего не стоит навесить им лапшу на уши, сославшись потом на забывчивость. Следовательно, они должны как-то проверять мою писанину. Вот я и буду давить, мол, многое забыл, и, чтобы не ввести таких добрых и приятных людей в заблуждение, необходимо достать документы из архивов (вовсе не обязательно говорить, что они у американцев и получить их можно, только предоставив веские основания). А это уже шанс сообщить о себе. Итак, появился свет в конце тоннеля, и я буду всеми силами стремиться к нему, а там уже действовать по обстоятельствам.

Теперь я уже сам торопил время и, меряя шагами комнату, то и дело садился за стол, что-то жевал, не ощущая вкуса, отхлебывал из бокала, снова ходил, барахтаясь в беспорядочных мыслях. Не раздеваясь, бухнулся на диван и тотчас отключился, провалившись в сон.

— Пора-пора, труба зовет, — неожиданно раздался над ухом тонкий, занудный голос.

Открыл глаза. Опять тот же немигающий, безучастный взгляд усатого охранника в черном костюме. «Голос кретина», — отметил я про себя. Зачем этот тип поднял меня среди ночи? Покосился на часы. Шесть с хвостиком. А казалось, только что уснул.

— Ванна и туалет вон там, — пропищал усатый и показал рукой в сторону еще одной двери.

Не успел ополоснуть лицо, как в дверь бесцеремонно просунулась голова усатого ублюдка и фамильярно прочирикала:

— Что-то ты долго, тебя ждут.

Ростислав Анатольевич развалился на диване и встретил меня довольно приветливо:

— Не вижу на столе даже кусочка писанины.

— Думаете, я ночью буду работать! — деланно возмутился я.

— Вы, наверное, решили, что попали в санаторий. Ошибочка. Если понадобится, и ночью станете вкалывать, так здесь заведено, не обессудьте. — Каждое слово он произносил с ударением, что делало речь жесткой и вызывающей.

— Перестаньте мне угрожать, господин Ростик, и потрудитесь меня выслушать, если хотите добиться чего-нибудь определенного, — сказал я и, заметив, что он навострил уши, стал излагать свою программу действий: — Глупо думать, что человек в состоянии вспомнить дела многолетней давности, причем с именами, должностями, характерами, связать в одно звено сотни отдельных фактов, событий, цифр. Здесь явная переоценка возможностей моей скромной персоны. Конечно, я могу понаписать сейчас вам такие вещи, что от радости вы пуститесь в пляс. Но это будет сплошной треп, в итоге ничего не получите и вам не останется ничего другого, как выместить на мне всю горечь своих разочарований. Такой итог меня не устраивает. И все же не это главное, что удерживает меня от подобного шага. Я имею зуб на всю эту братию, и вам, думаю, хорошо это известно, раз вы изучили всю мою поднаготную. Вот почему я вам предлагаю выгодную сделку, если хотите, сотрудничество.

Закидывая наживку, я рассчитывал, что Рост ухватился за нее и я смогу постепенно направить действие по своему сценарию. Мне показалось, что именно так и получилось. У него вытянулось лицо — весь внимание — когда он услышал о моем желании поработать на них.

— Так вы готовы с нами сотрудничать? — спросил Ростик, видимо не веря собственным ушам.

— Вы меня поняли верно.

— Тогда с чего начнем? — взял он сразу быка за рога.

Я пожал плечами:

— Надо подумать, и прежде всего над тем, как заполучить документы, хранящиеся в американских сейфах.

— Вы что, издеваетесь или принимаете нас за круглых болванов? — воскликнул Рост.

— Я считал, что у вашей фирмы достаточно связей, чтобы пойти на такой шаг.

Рост подозрительно посмотрел на меня:

— Давайте эти игры оставим для детей и поговорим серьезно о том, зачем вы здесь.

Да, Ростик, оказывается, не так прост, как я и предполагал. С каждым его словом таяла надежда на то, что удастся как-то отсюда выбраться. А когда он объявил, что он и его друзья помогут мне освежить память и восстановить документы с помощью дочери, которая скоро появится здесь, я понял, что «фирма» будет ставить только свои условия сделки.

— При чем здесь дочь? — только и смог я выговорить, не в силах скрыть подавленное состояние.

Рост с довольным видом потер руки:

— А это уж нам судить. Посадим вас в разные комнаты и будем сличать показания. Совпадут — значит, все верно, нет — оба врете.

— Уверяю вас, вы заблуждаетесь, она вообще не в курсе моих дел, вас просто обманули…

— Исключено, — оборвал он мой эмоциональный всплеск. — Наш информатор был и остается всегда точен — и в сведениях, и в оценках.

— Позвольте не поверить вам, такого человека не существует на свете, — коротко отреагировал я.

— Не существует? — переспросил Рост. Я утвердительно кивнул головой.

Ростик подошел к двери, открыл настежь и гостеприимным жестом пригласил:

— Входите!

Я остолбенел. В комнату шагнула Татьяна…

Меня предупредили: я должна встретиться с Андреем Петровичем и подтвердить, что знаю о тетради, где он собрал крутой криминал на номенклатуру. Все эти документы его дочь не только ксерокопировала, прежде чем передать американцам, но и хорошо запомнила их суть и главное содержание.

Андрей доверял мне и часто делился сокровенным. Так я узнала о тетради, за которой была развернута настоящая охота, и о том, что он намерен с ней сделать в случае опасности. На мой вопрос, не хочет ли он для гарантии подключить и меня к спасению важных документов, Андрей ответил коротко: нет, это будет уже двойной риск. Тема была закрыта, и я забыла о ней. Потом все пошло кувырком. Втюрилась в Жухова, предала Андрея — и получила сполна. Почти три месяца провалялась в больнице, цепляясь за жизнь. Казалось, костлявая вот-вот перетянет. Но я карабкалась. И все благодаря Ростиславу.

Однажды после серии инъекций и тяжелой капельницы пришла в себя — вижу: стоит надо мной представительный мужчина с бородкой, в белом халате, и внимательно смотрит на меня. «Новый доктор или еще один следователь», — подумала я. А он, будто угадав мои мысли, говорит:

— Я не врач и не из милиции. Просто случайно узнал от знакомых о вашей беде и зашел проведать.

Сил не было расспрашивать его дальше, заснула. Но с той поры он зачастил. Я не интересовалась, как он нашел меня и почему. Считала, что придет время и Ростислав сам об этом расскажет. Но шли дни, затем месяцы и годы. Наше знакомство перешло в близость. И хотя все заботы обо мне он взял на себя, я никогда не чувствовала в нем искренности и теплоты, как это было с Андреем. Я была для него вещью, захочет, использует сам, а при случае передаст и другим. Как-то пришли к нему гости — двое здоровых парней, откровенно блатного вида, устроились с ним на кухне и допоздна с выкриками и матом обсуждали свои проблемы. Я то и дело подносила им закуску, спиртное, а они при моем появлении сразу замолкали. Я чувствовала откровенные взгляды гостей, и мне хотелось забиться в угол и не высовываться. Но Ростислав снова и снова звал меня для пополнения содержимого блюд и бокалов. Когда попойка закончилась и парни улеглись в отведенной для них комнате, Ростислав попросил отнести им еще вина, чтоб крепче спали. Я пробовала отказаться, но он с силой сжал мне локоть и прошипел:

— Иди, не бойся, если что, я рядом.

Достала из холодильника первое, что попало под руку, и пошла. Открыла дверь, просунула руку с бутылкой и шепчу:

— Это вам, ребята, Ростислав прислал.

А меня цап и затащили в комнату. И пикнуть не успела, как раздели, бросили на постель, и началось. Потом долго еще икалось, как вспомню жуткую ночь. Утром взяла вещички и ушла к матери. В тот же вечер заявился Ростислав. «Прости, — говорит, — ничего не помню, пьян был вдребезги. Наверное, обидел тебя, раз ушла».

Рассмеялась ему в лицо. Выгнала. Приходил снова и снова. Цветы, конфеты, шампанское, я в другую комнату, а он с матерью сидит, мило беседует. Знает, как действовать. А когда принес путевки на Канары, я сломалась.

Очень скоро привыкла к красивой жизни, и другой не хотелось. Ростислав видел это и все чаще стал оставлять меня наедине со своими друзьями. После объяснял, что был пьян и ничего не помнит. Врал, конечно. Специально делал, за деньги или за долги. В пылу пьяной нежности и откровенности как-то воскликнул:

— Да ты мое сокровище!

Не придала тогда значения подтексту. Много воды утекло с тех пор, и вот оказались в Штатах. Чем он здесь занимается, одному Богу известно. Но денег у него всегда полные карманы. Недавно приходит ко мне в кухню — я готовила пиццу — и говорит:

— Таня, разговор есть, отвлекись на пару минут и выслушай меня внимательно.

Мы уселись на диване, и он рассказал мне все с самого начала — о своих истинных целях, которые преследовал с первого дня нашего знакомства.

— Ты можешь, конечно, хлопнуть дверью и отправиться в Москву, — сказал он в заключение. — Но у тебя тогда один путь — на панель или воровать, так как от меня ты не получишь ни копейки. Зато, если сделаешь то, что попрошу, озолочу. С такими деньгами ты сможешь сама определить свою дальнейшую судьбу. Захочешь — останешься здесь, со мной или без меня, решишь уехать — пожалуйста.

Я согласилась. Ростислав признался, что главная цель знакомства со мной, бывшей женой Андрея Петровича, — узнать о нем как можно больше и прежде всего о его тетради. Когда же он добился этого, то попутно, по совету «друзей», использовал меня в качестве элементарной шлюхи. А теперь я понадобилась, чтобы окончательно загнать в угол Андрея Петровича и помочь Ростиславу выбить у него важные сведения о той злополучной тетради.

Нет, не Андрея, а меня загнали эти скоты в угол. У меня нет выхода — я должна второй раз предать моего бывшего мужа, который не сделал мне ничего плохого. Эх, была не была! И когда открылась дверь и Ростислав пригласил войти, я смело сделала шаг вперед, еще один и очутилась лицом к лицу с Андреем. Я заметила, как он оторопел, увидев меня, и, конечно же, сразу пожалел о своей прежней откровенности со мной.

— Не надо очной ставки, пусть она уйдет, — попросил Андрей стоявшего сбоку Ростислава.

— Хорошо, она сейчас выйдет, только обещайте больше не капризничать и четко выполнять наши требования.

— Я сделаю все, что вы хотите, — быстро проговорил Андрей, — только оставьте меня одного и дайте сосредоточиться.

— Убирайся! — приказал Ростислав. Мне показалось, что я ослышалась.

— Да-да, это к тебе относится, — повторил он, уже прямо обращаясь ко мне.

Такого откровенного хамства я от него еще не видела. Очевидно, больше я ему не нужна, и теперь можно вытереть о меня ноги и выкинуть в мусор.

— До чего же ты дошла! — с болью сказал Андрей. — Глаза б мои тебя не видели.

Я вылетела из комнаты. Слезы душили меня. Хотелось бежать куда угодно, лишь бы подальше от негодяя Ростислава, от этого проклятого места. Но у выхода меня задержал его сатрап, стоявший на стреме с автоматом.

— Куда, красавица, не приказано выпускать. Если скучно стало, могу развеселить, как только сменят, довольна будешь.

«И этот готов со мной повеселиться, — с тоской подумала я. — Прав Андрей, до чего же я дошла. Теперь один путь — в петлю. Хотя, стоп, почему в петлю? Пусть этот негодяй заплатит по полному счету за все мои похождения. Мне терять нечего».

Поднялась к себе. Кстати, в этом доме живет вся команда Ростислава, кажется, человек десять, и у меня своя комната. У них здесь филиал. Основная база в Москве. И главный шеф какой-то грузин — Гиви. Его я никогда не видела. Знаю о нем понаслышке от Ростислава, да и от его друзей, часто гостивших в нашей московской квартире. Напьются, и начинаются разборки. Меня не стеснялись, считали за свою. Так что всегда была в курсе их дел. Прекрасно знала, что затевают крупную операцию под названием «Шантаж», которая должна принести огромные деньги. В плане ее подготовки предстояла поездка в США за адресами тех, с кем фирма будет «работать». Не догадывалась только, что добывать показания намереваются у Андрея Петровича и его дочери и что мне придется принять в этом участие.

Жилище это временное, и потому все сделано наспех — и ремонт, и интерьер. Привезли мебель, тряпки, я навела у себя порядок, создала какой-никакой уют. В комнате небольшое окно, отсюда полумрак. По привычке включаю свет, вздрагиваю от неожиданности. Развалившись в кресле, сидит Георгий Мефодьевич. Он — правая рука Ростислава. Строит из себя интеллигента. Вообще я слышала, что Гиви требует, чтобы все приходили «на работу» трезвыми, выбритыми, одетыми по последнему писку моды. Георгий Мефодьевич может служить примером. Интересно, что ему здесь надо?

— Не пугайся, Татьяна, я на минуту, — голос мягкий, доверительный, — дверь была открыта, я решил зайти и подождать тебя.

Врет, хорошо помню, как щелкнул английский замок. Но сердце все же екнуло, хотя знаю, что женщине опасаться его не надо, он голубой, а на службе действует как теоретик — чужими руками.

— Зашли передохнуть? — бросила я мимоходом, направляясь в ванную. И уже оттуда, раздевшись и встав под душ, прокричала, чтоб поиздеваться: — Может, составите компанию?

— С удовольствием, ха-ха-ха, — услышала я смех, но уже здесь, в ванной, и задрожала от ужаса.

Георгий Мефодьевич, этот гомик, как мне не раз презрительно называл его Ростислав, сбрасывал одежду и в следующую секунду шагнул ко мне.

— Ты же, ты же… — больше я не могла вымолвить ни слова — он сжал меня, словно в тисках, своими ручищами и зашептал:

— Я по-всякому могу, а ты зажгла меня и, перед тем как уйдешь, — прости, Ростислав велел, — сверкни молнией.

Он повалил меня на пол. Отбиваться не было сил. Подонок сделал свое дело, а потом медленно протянул свои клешни к моей шее и сомкнул ладони. Свет померк. Еще глоток воздуха, еще… и вдруг хватка разомкнулась, тяжелая туша сползла с меня. Сделав усилие, чуть приоткрыла веки. Сквозь туман разглядела фигуру женщины. Нагнулась ко мне, прохладная ладонь у шеи. Должно быть, пульс проверяет.

— Жива, — слышу так, будто уши ватой забиты. Чувствую — поднимает меня, как пушинку, и несет в комнату.

Край стакана стукнул о зубы. Глоток воды — и я прихожу в чувство.

— Не пойму, где это я тебя видела, — снова слышу тот же до боли знакомый голос.

Нет, не может быть! Я сплю, и мне снится кошмар. Окончательно пришла в себя. Даже в этом полумраке узнаю Ию. Протягиваю ей руки. Не могу сдержать слез.

— Ия, родная, прости меня!

Марк Шиманский оказался могучим стариком с густой, почти белой бородой. Его хорошо поставленный баритон прекрасно сочетался с высоким ростом и длинными руками. Крупный нос, широкие скулы и пронзительный взгляд глубоко сидящих под темными пушистыми бровями глаз удачно дополняли облик этой далеко не ординарной, можно даже сказать, таинственной личности. Вот уже четверть века, как он трется в кругах отпетых уголовников, пользуясь их доверием и выполняя отдельные поручения, порой весьма деликатного свойства, связанные с поставкой наркотиков, оружия и даже живого товара. Это позволяет ему вести безбедное существование.

Никто, кроме Дика, а в последнее время и генерала Рожкова, не знает о делах Шиманского. Виктор Николаевич Рожков вышел на старика по своим каналам, и тот согласился давать информацию, но только касающуюся русских мафиози в Америке. Дик Робсон мог определить сферу его работы. Дик и Виктор Николаевич договорились соблюдать все меры предосторожности, чтобы не подставить Шиманского. Лишь в крайнем случае допускался контакт с ним под гарантированной «крышей». Наш случай и был тем самым чрезвычайным, когда и в Москве, и здесь, в Штатах, пошли на риск с Марком Шиманским. Он оказался в доверии у тех, кто инсценировал смерть Андрея Петровича и держит его взаперти, пытаясь вырвать признания.

Все это рассказал Павел в машине, пока мы направлялись на встречу с Шиманским. Павлу, в свою очередь, поведал о старике генерал Рожков во время инструктажа перед поездкой в США.

Мы подъехали к госпиталю. Нас встретила медсестра и повела по длинным коридорам в палату на восемнадцатом этаже.

Там мы и познакомились с Шиманским.

— У меня была скромная задача, — начал он свой рассказ, наверное, с самых низких баритонных нот.

Мне невольно подумалось, что старик специально сдерживает себя, иначе может просто оглушить слушателей. С его вокальными данными только в церковном хоре петь или на сцене исполнять «Вдоль по Питерской».

— Меня не особенно посвящают в таинства своих дел, — продолжал между тем Шиманский. — Так, случайные, поверхностные сведения приходится ловить, не проявляя особого интереса, иначе разом вычислят, и разговор короткий, как в той небезызвестной песне: «И никто не узнает, где могилка моя». Вот и случай с Андреем Петровичем. Поручили только найти им хату и ждать приезда гостей. И если бы не указание Робсона разнюхать насчет мнимого убийства Андрея Петровича и аналогичная просьба из Москвы, я бы так и не понял, с кем имею дело и кого они притащили.

— Где они держат отца и как туда можно пробраться? — в нетерпении спросила я.

Старик взял карту города и точными росчерками карандаша изобразил, как проехать к тому месту.

— Найти их не представит большого труда, — сказал он, — но вот освободить Андрея Петровича будет нелегко. Проблема не только в том, что люди там хорошо вооружены и никто не знает, что у них на уме, в смысле драться до последнего патрона или сдаться властям. Это же русские головорезы, они абсолютно непредсказуемы. У них неглупый предводитель Белозеров Ростислав Анатольевич. Команда его слушается и безоговорочно выполняет все приказания. Я слышал, как он бахвалился перед Андреем Петровичем, что прошел Афганистан и ему теперь даже смерть не страшна. Думаю, что под стать главарю и большая часть его группы. Предположим, полиция окружает дом и после отказа преступников сдаться уничтожает их. В этом случае не избежать и гибели Андрея Петровича. Такой вариант отпадает еще и потому, что россиянам важно, чтобы Белозеров и хотя бы часть его людей остались живы. Только через них можно будет выйти на главную базу группировки в Москве и захватить ее вместе с шефом.

— Что же вы предлагаете? — не выдержал Генрих. Старик прострелил взглядом Генриха, потом меня.

— Робсон обещал, что полиция будет наготове. Но кто-то из вас с моей помощью должен проникнуть в дом и сделать то, что не по силам отряду полиции: вывести Андрея Петровича через тайный проход, о котором я скажу. Лучше, если это будете вы. — Он ткнул пальцем в мою сторону. — Выдам, если надо, за свою дочь. А незнакомый мужчина сразу же вызовет подозрение, и весь наш план полетит ко всем чертям.

— А почему бы вам не выдать меня за сына? — запротестовал Генрих.

— Я бы больше подошел для этой роли, ну хотя бы по возрасту, — вставил Павел, смерив Генриха критическим взглядом.

— Здесь не до рыцарских чувств, — отрезал старик. — Если я сказал — женщина, значит, будет она или никто. Не нравится, предложите другой вариант.

Ваш, — Шиманский глянул на Генриха, — не подходит. — Он вдруг опустил голову и смягчился: — Понимаете, у меня действительно есть дочь. Она живет в Нью-Йорке иногда приезжает ко мне. Но ее, кроме меня, никто никогда не видел. Так надо. Зато теперь это может сыграть. С сыном же запросто прогорю. Когда меня берут на дело, проверяют всю подноготную построже, чем в КГБ. Поэтому исключаю всякие мелочи, из-за которых можно вляпаться в неприятность. Это все. — Старик хлопнул кулачищем по столу. — Теперь, если нет больше возражений, попьем чайку и обсудим подробности нашего предприятия.

Я внимательно слушала Шиманского и не переставала удивляться его предусмотрительности, умению предвидеть каждый шаг. А задача моя была не из простых. Шиманский не скрывал, что возможны неожиданности, и тогда действовать придется экспромтом, полагаясь только на себя. Я это отлично сознавала, и старик несколько раз повторил, что помощи мне ждать будет неоткуда. Ему засветиться никак нельзя. Он только доведет меня до конторы, представит «начальству и сотрудникам», а дальше придется действовать на свой страх и риск. Я отчетливо представляю расположение комнат и тех, кто в них обитает. Единственная загвоздка, считает Шиманский, это женщина, которую привез с собой Белозеров. Ее роль непонятна. Не жена, не служанка, а какая-то подсадная утка. С этим тоже придется разобраться.

Мы переночевали в соседнем отеле, а утром я одна, уже в роли Риты, дочери Марка Шиманского, отправилась на задание. Генрих и Павел возвратились в город, в распоряжение Дика Робсона.

Подъехала к железным воротам. Вышел Шиманский. И тут он заорал во всю мощь своих легких:

— Доченька, родная, что же ты без предупреждения и как ты меня нашла?!

Увидев неподалеку светло-серый форд, из которого вышли четверо молодцов и с любопытством наблюдали за сценой нашей встречи, я тоже бросилась на шею новоиспеченного папочки и дала волю голосовым связкам:

— Дома нашла твою записку, что если тебя не застану, то найду здесь.

Старик хлопнул себя по лбу:

— Совсем из ума выжил, сам описал тебе, где и как меня отыскать, и начисто забыл. Ты у меня молодчина, идем, познакомлю со своими друзьями.

А те уже улыбались, сами пошли навстречу, похлопывали Шиманского по плечу:

— Ай да старик, такую дочь-красавицу скрывал! Она замужем?

— А как вы думаете, усидит ли такая красотка в девушках? Муж у нее известный авторитет в Нью-Йорке.

— Кто же это, если не секрет? — полюбопытствовал сам Ростислав (я узнала его сразу по описанию старика).

— Секрет! — Это я вылезла и подмигнула ему: — Могу познакомить, если понравитесь, конечно.

— Да мы тут все паиньки и по такому случаю приглашаем вечером отметить ваш приезд, — продолжал балагурить Главный. — Мы скоро вернемся, а пока отдыхайте. — Он сел со своими телохранителями в машину и укатил за ворота.

Такого подарка ни я, ни старик не ожидали. Их отъезд упрощал мою задачу, и я не стала оттягивать ее выполнение.

Когда подошли к дому, путь преградил громила с автоматом на плече:

— Ты знаешь, Марк, сюда нельзя посторонним.

— Но это моя дочь.

Автоматчик с любопытством оглядел меня с ног до головы и засмеялся.

— Мне бы такую дочурку. Ладно, шучу, — дал он задний ход, заметив, как нахмурил брови старик. — Но все равно нельзя. Веди в свою конуру. Вот приедет Рост, разрешит, тогда другое дело.

«Конура» Шиманского находилась в стороне от дома метрах в пятидесяти, недалеко от ворот. Это был небольшой домик из двух крошечных комнатушек и пристройки вроде кухни.

Здесь старик коротал дни, впуская и выпуская через ворота обитателей этого пристанища. Он должен был также поднимать тревогу в случае появления вблизи посторонних людей и, кроме того, информировать Ростислава обо всех событиях и новостях, которые могли иметь отношение к его команде. С этой целью старика отпускали в город, где у него собственная квартира, нередко используемая для связи с людьми, имеющими выходы на различные криминальные и государственные каналы. В общем, осели основательно.

По требованию охранника нам пришлось ретироваться в обитель старика и обсудить свои дальнейшие действия. Я была настроена очень решительно и, посоветовав Шиманскому пока не высовываться, сделала первый пробный шаг.

Облачившись в свое боевое снаряжение — на ногах кованые ботиночки, а на руках свинцовые перчатки — подкатилась к часовому:

— Закурить не найдется?

— Ты все еще здесь? Давай проваливай к своему папаше, не то так тебе дам прикурить, что не обрадуешься. Он замахнулся на меня свободной рукой.

Я легко ее перехватила, сделала подсечку и помогла ему шлепнуться на землю брюхом. Короткий удар по шее — и он, дернувшись пару раз, затих. «И чего держат таких увальней, девке противостоять не могут», — мелькнула вдруг шальная мысль. Взлетела на второй этаж. Это у них жилая часть, я знаю, она почти не охраняется. Отец на третьем. Там нужна особая осторожность и надо быть готовой к неожиданностям. Ладно, вперед. Но что это? Из-за ближайшей двери женский вскрик и стоны. Поглядим. Так, вход свободный. В комнате полумрак. Возня и звуки — из ванной, кажется. Подхожу ближе. Ого, голый мужик и баба.

Душит ее, сукин сын. Короткий удар ему по кумполу, и жирная туша без звука отпустила несчастную. Вроде дышит. Перенесла ее в комнату. Она открыла глаза, сделала глоток воды. Жить будет. Это та самая женщина, о которой говорил старик. Пусть приходит в себя, некогда с ней возиться, выясним потом, что у них там произошло, и все прочее. Итак, вперед. Вдруг слышу свое имя. Да кто же это, наконец? Боже, Татьяна! Как же она сюда попала? К ней — с этим же вопросом. Ревет вовсю, ничего не пойму.

— Сиди здесь, не рыпайся. Помогу отцу и тебя вызволю. А этого не бойся, — кивнула в сторону ванной, — больше он тебя не тронет.

Некогда с ней разговаривать. Каждая минута дорога. Выскочила из комнаты. Двое спускаются сверху. Остановились в недоумении.

— Ты кто? Как здесь оказалась? Что тебе нужно?

— Мальчики, столько вопросов сразу, давайте по порядку, — не без кокетства заговорила я, прицеливаясь в солнечное сплетение тому, кто ближе ко мне.

— А ну давай топай с нами, внизу поговорим. — Это как раз и предложил тот, кто ближе.

Апперкот, как всегда, был вполне удачен. Мужик переломился пополам, разинул пасть и начал хватать воздух, вытаращив на меня глаза. Второй среагировал быстро и размахнулся для хорошего удара, но его правая на лету, вдруг соединившись с левой, сомкнулась ниже живота в интересном месте. Он не учел мою молниеносную реакцию. Я, конечно, могла и увернуться, и блок сделать, да и перехватить не стоило труда с последующим вывихом. Но так было убедительней и быстрей. Он взвыл и, как козел, запрыгал в сторону лестницы. Я помогла ему, дав добрый пинок, и он без парашюта приземлился на первом этаже. За ним последовал и другой боец, все еще со свистом всасывающий воздух. Мне нельзя было оставлять в здравии тех, с кем столкнулась. Так было решено со стариком. Иначе оклемаются и примутся за меня. Шиманский говорил, что отца охраняют по два человека, меняясь каждые четыре часа. Похоже, что я сменившихся вырубила. Значит, на третьем этаже два вооруженных боевика, только что заступивших на пост. Интересно, слышали они шум? Скорее всего, нет. Не то отреагировали бы. Посмотрим, чем они там занимаются.

Взлетела на третий этаж и пошла по коридору, свободно ориентируясь по описанию старика.

Не пойму, откуда он вдруг вырос передо мной, этот детина с автоматическим пистолетом за поясом. Небрежно накинутый на плечи черный пиджак свидетельствовал, что с бдительностью здесь не все в порядке. Может, он еще и здорово под хмельком? Нет, тут я вроде ошиблась. Детина твердо стоял на ногах и, ничуть не стесняясь, застегивал ширинку. «Да ведь он только что из уборной выскочил, — решила я загадку его неожиданного появления и с досадой пожалела: — Не мог, гаденыш, задержаться в сортире на минуту!»

— Как ты сюда попала?

Странно, что его больше ничего не интересует. Первые двое были более любопытны.

— А ты что здесь делаешь? — спросила я в свою очередь.

Он буквально задохнулся от такой наглости с моей стороны и со смаком выругался. Но я слышала и не такое и потому спокойно повторила свой вопрос, предупредив, что если он будет ругаться вместо ответа, то я обижусь. Он взорвался, как пороховая бочка от зажженной спички. До сих пор не могу понять, почему мужики отчаянно матерятся, когда дерутся. Этот вовсю размахался руками, норовя меня достать и кроя на чем свет стоит. Я отскакивала назад, в сторону, делала нырки и все ждала, когда же, наконец, появится второй, чтобы потом не было никаких неожиданностей. Когда противники в поле зрения, гораздо спокойнее на душе и можно лучше определиться с позицией защиты или нападения.

Наконец из комнаты, где находился отец, высунулась еще одна вооруженная фигура. Этот одет с иголочки, словно на банкет собрался. Черный костюм, белая рубашка, галстук. Только автомат на шее портит изысканную наружность.

— Что у тебя там, с кем воюешь, моя помощь не нужна? — крикнул он вполне добродушно, увидев, что напарник ловит всего-навсего какую-то девчонку.

Не отвечая на вопросы своего напарника, мой детина продолжал что есть силы яростно колошматить воздух. Поняв, наконец, что все его усилия схватить меня напрасны, он выхватил из-за пояса пистолет. «Еще выстрелит, идиот», — испугалась я и коротким ударом ноги вышибла пистолет из его рук.

Второй охранник не мог заметить мой выпад, так как детина стоял к нему спиной. Он заметил лишь, как пистолет, описав дугу, камнем полетел через перила вниз. Это показалось ему настолько комичным, что он закатился от смеха. Зато моему противнику было не до веселья. Удар пришелся по кисти, а это ой как больно. Пока он, отчаянно ругаясь, тряс свою руку, я крутанулась, набирая инерцию, и прицельно припечатала свой кованый сапожок к его левой скуле. Здоровяк, удивленно вытаращив глаза, медленно повалился на пол. Я времени даром не теряла и почти вплотную приблизилась к веселому охраннику. Этот быстро осознал серьезность положения и схватился за автомат. Но опоздал. Снова «волчок», и теперь уже кулак в свинцовой перчатке, как выпущенный из орудия снаряд, ударил ему в грудь. И с этим все. Врываюсь в комнату.

— Отец! Боже, какой ты худющий, бледный! Что они с тобой сделали?

— Ничего, все в порядке, я знал, что пробьешься ко мне, доченька.

Я помогла ему подняться с дивана, где он лежал прямо в одежде. Мы обнялись.

— Быстрее вниз. Там есть тайный выход.

Отцу не надо было повторять дважды. Выскочили в коридор. Вроде свободно. До лестницы рукой подать. Спускаемся. Второй этаж, первый. Помня схему дома и его «секреты», четко описанные Шиманским, я без труда отыскала картину «Натюрморт на черном холсте» и под ней упрятанную в обоях кнопку. Нажала. Часть стены чуть сдвинулась в сторону, образуя довольно широкий лаз. Оттуда повеяло сыростью и запахом гнили. Мы не колебались и устремились вперед. Помня наставления старика, предупреждаю отца: здесь несколько ступенек вниз, потом ровная дорожка и выход прямо к воротам. Там нас ожидает Шиманский. Мы ускорили шаг. И тут, когда стена за нами вновь сомкнулась, я вспомнила о Тане. Остановилась как вкопанная.

— Ты что?! — испугался отец.

— Папа, я здесь встретила Таню, ее чуть было не придушили, подоспела вовремя.

— Да-да, я тоже видел ее. Она предала меня. Понимаю, под нажимом. Но все же сцена не из приятных. Ума не приложу, как она оказалась с ними.

— Потом разберемся. Нельзя ее оставлять — погибнет. Не могу я так, обещала прийти за ней. Ты иди, папочка, старик тебя знает и спрячет. А я мигом управлюсь и догоню.

Отец уже привык: если я что решила, переубеждать бесполезно.

— Будь осторожна, — сказал и ласково погладил меня по голове.

Я вернулась. На мое счастье, стена не закрылась наглухо: в щель попался камешек. Этого оказалось достаточным, чтобы я могла просунуть пальцы рук и, упираясь ногами в каменные ступеньки, отодвинуть ее и пролезть в дом. Через минуту была уже в Татьяниной комнате. Тот же полумрак, ни черта не видно.

— Таня, ты где, отзовись? — крикнула я, чтобы сразу разбудить ее, если она задремала после своей передряги. И вдруг:

— Беги, Ия, беги! — отчаянный вскрик и — мычание, словно человеку заткнули рот.

Очередь метко прошила место, где я только что стояла. «Прицельно бьет, гад», — отметила я про себя, упав на пол и отползая в сторону подальше от дверей. И вовремя. Скотина полоснул и по низу. Превратившись в кобру, я ползла бесшумно, слившись с настеленным ковролином. Я уже хорошо различала силуэт стрелявшего, который стоял рядом с Таней. Но не он, а другой бандюга, это я тоже видела, крепко держал вырывающуюся женщину, зажав ей рот одной рукой, а вторую с финкой приставив к шее. Поскольку главную опасность представлял автоматчик, я выбрала его первой жертвой. С откачкой в низкую стойку назад произвела резкий и стремительный бросок вперед ему под ноги. Одновременно сделала подсечку поочередно правой и левой ногой по принципу запущенного волчка, когда туловище с опорой на руки вращается вокруг своей оси. Завершающим элементом был добивающий удар ногой из положения на коленях. Спасения от этого приема нет. Противник рухнул, не издав ни звука. Но тот, кто держал Таню, заорал благим матом, когда я «мимоходом» прошлась носком сапожка по его высунувшемуся из под Таниной спины животику. Успеет «скорая», будет, возможно, жить. Нет, — значит, так ему и суждено почить здесь вечным сном вместе со своим приятелем по несчастью. Но, кажется, ему повезло. Голос Дика через усилитель зазвучал на всю округу: