— Не делай этого, я тебе пригожусь. У меня был лишь один вопрос:

— Где Игорь?

— В моей комнате, ключ в кармане.

— Спасибо, я не хотела, но ты сам виноват, напросился, — и привела нунтяку в заключительный режим.

С инструктором все было кончено. Оттащила его в кусты, достала из кармана ключ и веткой замела на земле следы. Палочки — на место, пристегнула к ногам. Теперь — к Игорю.

На цыпочках пробралась в общежитие. Все уже спят. Открыла ключом комнату инструктора. Включила свет. Игорь на кровати. Ноги и руки накрепко связаны. Лицо покойника. Щупаю пульс. Есть. Слава Богу, жив. Схватила лежащий на столе кухонный нож, разрезала веревки. Набрала полный рот воды и брызнула что есть силы в лицо. Глубоко вздохнул, открыл глаза. Увидев меня, улыбнулся.

— Где я, что случилось?

— Это мне хотелось бы от тебя услышать. Потер лоб.

— Вспомнил. Сел в машину, которую предоставил Бадашев, чтоб добраться до станции. По дороге водитель остановился и попросил помочь заменить колесо. Ничего не подозревая, вылез из машины, и тут он огрел меня по кумполу чем-то тяжелым. Я вяло сопротивлялся, сквозь туман, но он нанес еще несколько сильных ударов, и я потерял сознание. Очнулся — рядом ты.

Тогда я рассказала, что произошло, и попросила Игоря немедленно сматываться отсюда. Он привел себя в порядок. Потом я провела его по закоулкам лагеря и через лаз, известный очень немногим, выпроводила из центра. До станции всего шесть километров. Через час будет там, поспеет к первому поезду.

Пока все идет гладко. Надеюсь, никто в это время меня не видел, не то неприятностей не оберешься, когда найдут Глеба-Виктора. Чтобы окончательно подстраховаться, прошлась по охранным постам. По инструкции мне необходимо изредка проверять бдительность часовых. Заходила к ним, бросала дежурный вопрос: «Все в порядке?» и, услышав: «Да», отправлялась дальше. Наконец, добралась до своей кровати и тихонько скользнула под одеяло.

Утром Бадашев срочно собрал «руководящий состав». Пригласили и меня.

— У нас ЧП. Дежурные, убирая территорию, наткнулись на труп главного инструктора. Врач констатировал смерть от удушения примерно в полночь. Не знаю пока, кому понадобилось его убивать, но ясно одно — это дело рук наших врагов. Работали несколько профессионалов, иначе его не взяли бы. Кому-то Глеб крепко насолил, вернее, мы насолили, а он явился просто жертвой. Хотят нас напугать. Следствие уже идет, найдем и сурово накажем. Око за око.

Не скрою, мне нравился такой поворот событий, далекий от реальности. Значит, я могу спокойно выполнять свою задачу, избавившись к тому же не только от назойливого ухажера, но и от очень опасного противника.

На его место Бадашев тут же назначил Василия Барского, бывшего тренера одной из юношеских спортивных школ. Мы с ним познакомились однажды на тренировочных занятиях, и мне он показался неплохим парнем, без идейных закидонов и даже случайным здесь. С ним предстояло работать над подготовкой спецгруппы.

Следствие дальше мысленных вариаций Бадашева так и не пошло, и дело, по-моему, спустили на тормозах, одновременно выпуская из Бадашева пар негодования. От Игоря нет никаких известий, хотя, прощаясь, он обещал узнать о Генрихе и найти способ сообщить мне. Наверное, нет сведений, а может, уехал куда-нибудь с новым заданием. Не исключено, что просто забыл.

Прошел месяц занятий и тренировок. Я особенно не выкладывалась. Покажу утречком несколько простых упражнений и приемов, и ребята во весь дух отрабатывают элементы в паре и поодиночке. Я наблюдаю, иногда выражаю недовольство, иной раз похваливаю. Как обычный тренер — зануда. Василий появлялся раза два-три, притом под легким газом. Спросит:

— Нормально?

— Конечно, — отвечаю.

— Так и действуй. — Язык чуть заплетается, но на ногах парень держится твердо. Ему здесь действительно все до лампочки, по принципу: «солдат спит — служба идет». Получает неплохую зарплату и доволен. А мне и надо, чтоб не вмешивался.

Встретились с ним лоб в лоб вечерком, когда я возвращалась в общежитие после занятий.

— А я за тобой — Бадашев зовет.

— Что там стряслось? — спрашиваю, а у самой защемило под ложечкой: а вдруг раскопали детективную историю? Успокоила себя: навряд ли, время моей спецгруппы подходит, скорее всего, сюрприз с этим связан. Василий тоже к этому склонялся.

Когда мы вошли в кабинет, вся бадашевская рать в лице приемной комиссии с председателем во главе сидела на том же месте и в той же позе, как тогда, когда я предстала перед ними в качестве новобранца. Как же быстро и неумолимо летит время!

— Готовы к отчету? — встретил нас вопросом Бадашев.

— Если имеете в виду спецгруппу, то здесь все в порядке, — смело заявила я.

— Подтверждаю, — поддержал Василий.

— Замечательно, — удовлетворенно потер руки Бадашев. — Теперь остается убедиться, что вы даром время не теряли. — Члены комиссии дружно изобразили на своих физиономиях серьезную озабоченность. — Пусть ребята покажут, на что способны. — Бадашев улыбнулся, и улыбки засияли на лицах приближенных.

«Прямо театр миниатюр», — мелькнула непрошеная мысль, и я тут же отогнала ее: не хватало только рассмеяться.

— Мы все отправимся сейчас на спортплощадку, — продолжал Бадашев командирским тоном, — и посмотрим, чему обучены ваши курсанты.

Хорошо еще, что разрешили произвольную программу, а то заставил бы выполнять, что в голову взбредет. Этого опасался и Василий Барский. По его словам, уже был такой прецедент, когда комиссия принимала зачеты у выпускников. Бадашев потребовал разделить курсантов на две части. Одни — в роли кавказцев, торгующих на базаре, другие — омоновцев, которым приказано убрать с рынка представителей нацменьшинств. Дрались по настоящему, и не только кулаками, а всем, что под руку попадется. Потом Бадашев похвалил всех без исключения, не забыв предупредить о необходимости держать рот на замке. Надеюсь, сейчас этого не произойдет. Бадашев и его комиссия были настроены благодушно. Оживленно переговаривались между собой, посмеивались, похлопывали друг друга по плечам, даже руки пожали парням и девчатам, которых я срочно вызвала.

Я недооценила Бадашева, решив, что он со своим окружением будет в роли зрителей спокойно созерцать, как ребята по моей команде выполняют винегрет из простейших приемов самбо, дзюдо, каратэ, то есть хотела показать обыкновенное шоу. Не тут-то было.

Бадашев вышел к шеренге построившихся по ранжиру курсантов. Девушкам велел отступить в сторону. Критически прошелся по ним взглядом и снисходительно изрек:

— Вы будете молча воодушевлять патриотов. — Потом обратился к парням: — Зато вам придется попотеть. Первая пятерка нападает с левой стороны, наденьте белую нарукавную ленту. — Он раздал им полоски материи. — Вторая — справа. Каждая группа видит перед собой врагов русской нации и использует все, чему научена. Побежденным считается тот, кто окажется на земле. Подниматься уже нельзя. Победа начисляется по баллам только группе. Поэтому подумайте насчет взаимодействия и взаимопомощи. Действовать только руками и ногами, без посторонних предметов. Все ясно?

Ребята оторопели и недоуменно уставились на меня, не понимая, чего от них хотят и зачем им надо друг друга избивать. И для меня фокус Бадашева был неожиданным. Но смыслу его я ничуть не удивилась. Здесь не богадельня и даже не лагерь для новобранцев, где проходят курс молодого бойца. Не надо забывать, что это учебный центр русских фашистов и создан он для того, чтобы готовить в свои ряды «достойные» молодые кадры боевиков с мозгами набекрень. И, науськав сейчас «курсантов» друг на друга, Бадашев остается верен себе, своим принципам и задачам.

Известно ли это генералу Рожкову? Как вернусь, непременно обращу его внимание на такую реальную опасность как недооценка деятельности бадашевских национал-патриотов.

— Начнете по моему сигналу, — сказал между тем Бадашев, взяв в рот судейский свисток. На меня инструктора Василия он уже не обращал никакого внимания и полностью вошел в роль координатора устроенной им опасной игры. — Победители не только получат приз, но и поедут на интересную и, главное, осыпаемую золотым дождем работу, — подстегнул он участников своей затеи, видя, что они не торопятся принимать боевую стойку.

И на резкий свисток они отреагировали вяло. Со стороны казалось, что идет замедленная съемка. Удары лишь имитировались. И ни один не падал на землю.

— Это что за цирк? — возмутился Бадашев. — Вы просто дохлые мухи, а не профессионалы. Да за такую работу гнать вас надо вместе с инструктором в три шеи! — И уже лично ко мне обращается со злостью: — Чем вы занимались целый месяц? Ни нападать, ни защищаться людей не обучили! Они только спать и жрать умеют. Кому нужны такие специалисты?

— То, что вы сейчас делаете, не имеет ничего общего с профессионализмом, — попыталась я вразумить его.

— Да-а-а? — протянул он. — Ну так поучи меня, покажи вместе с инструктором, что такое профессионализм.

— Пожалуйста, — сразу согласилась я — совершенно неожиданно для него, а еще больше для себя самой, — если, конечно, Василий Барский не против.

— Он не против, — ответил за Василия Бадашев и к инструктору: — Иди, Василий, покажи, на что способен и не ударь перед дамой в грязь лицом.

Барский поднялся со скамейки, где удобно устроился в ожидании зрелища.

— Я готов, если общество просит, — пошутил он.

— Всем отбой! — скомандовал Бадашев парням, продолжающим изображать бой с противником.

Через минуту поле опустело и мы вышли на середину. Хорошо, что были в спортивных костюмах и переодеваться не потребовалось.

— Стиль «змеи» знаешь? — спросила я инструктора.

— Немного знаком, — ответил он с ноткой удивления по поводу моей осведомленности.

— Тогда покажем.

Василий согласно кивнул головой, и мы разошлись в стороны, чтобы немного размяться и начать неконтактный спарринг.

Я специально выбрала этот стиль, так как он, на мой взгляд, наиболее яркий и эффектный как зрелище. В большинстве ударов и блоков, в плавных движениях рук и ног, в стойках и переходах, даже в сложных многоступенчатых комбинациях при легком воображении можно увидеть прямые аналогии с повадками внешне невозмутимого, коварного и беспощадного питона.

Мы начали плавное движение друг к другу в низких стойках, подражая руками и ногами шевелящемуся хвосту змеи. Бросок вперед с разящим ударом кулака — словно удар головы питона, и резкий уход с линии атаки разворотом бедра. Руки встречают противника в стремительном перехватывающем блоке. Получилось в общем неплохо. Василий выполняет прием на троечку, задерживаясь на атакующей линии. Это опасно. Неопытный боец может сильно травмировать противника при такой ситуации. И хотя Василию это не грозит, говорю ему при очередном сближении, чтобы старался синхронно повторять мои движения. Болезненно воспринимает мой совет и, ругнувшись под нос, зло бросает:

— За собой следи и делай, как я.

— Дурак ты, — отвечаю в сердцах и продолжаю имитировать повадки питона.

Имитирую «змеиное раскачивание» при переходе из передней опорной стойки в заднюю, потом в «обратную переднюю» с неподвижно закрепленными стопами обеих ног. Василий, вместо того чтобы изобразить мои движения зеркально, потеряв чувство реальности, бросается ни с того ни с сего на меня, выставив перед собой кулак. Вот идиот, обозвала я его про себя и, вильнув в сторону, пропустила мимо. Он проскочил, развернулся и повторил свой прием. «Надо наказать», — решила я и, отбив локтем его атаку, нанесла удар в бок. Кулак, бьющий от бедра с подкручиванием, играл роль головы змеи, а это у питона очень сильная вещь. Василий сделал по инерции еще пару шагов и завалился.

Я подбежала к нему. Василий оказался в глубоком нокауте. Немного не рассчитала.

— Что это с ним? — поинтересовался подошедший Бадашев. — Притворяется, не хочет больше драться?

— Ему на самом деле нехорошо и срочно нужен врач.

Бадашев все еще с недоверием смотрел на лежащего Барского, потом вперил взгляд в меня:

— Может, ты его приемчиком, а?

Хорошо, что никто из зрителей не заметил мой короткий и мгновенный пас, а то неприятностей и вопросов не оберешься. Если ума у Василия хватит, не скажет никому. Я постаралась убедить Бадашева, что моей вины тут нет и что подобные вещи встречаются иногда на тренировках и тем более на показательных выступлениях. Спортсмены переволнуются, перенапрягутся, и вот результат. Кажется, мои доводы его удовлетворили, и он распорядился, чтобы к Барскому позвали врача. Но это было уже лишним. Василий пришел в себя и поднялся самостоятельно. На мою покаянную улыбку ответил смачным плевком в сторону комиссии и обещанием еще встретиться и тогда уж показать мне, на что способен.

Так закончился этот спектакль с экзаменом и комиссией.

Через несколько дней мы уезжали, как сказал Бадашев, в распоряжение начальства. Там все объяснят, устроят и распределят по рабочим местам.

Спецгруппа под моим руководством начинала самостоятельное плавание. Я еще не представляла, какая судьба уготована этим ребятам, напичканным бредовыми идеями и предрассудками, научившимся стрелять и драться, готовым убивать. Что ждет их на поприще боевиков?

Мне же надо было прежде всего попасть к генералу Рожкову, но так, чтобы никто об этом не знал.

ГЕНЕРАЛ ВИКТОР РОЖКОВ

Только что получил донесение, которое озадачило меня. Автор — Генрих. Он сообщал, что оружие из России продолжает нелегально поступать в Чеченскую республику из воинской части. Там недавно убит командир. Его место занял заместитель подполковник Тихомиров, который связан с московской мафией и выполняет ее распоряжения. Оружие с адресом на внешний рынок поступает на склады воинской части с завода, где, вероятно, действует специальный конвейер, выполняющий заказы для зарубежных клиентов. Это все, что сумел узнать Генрих. Его информация была очень ценной, но рождала уйму вопросов и прежде всего — как он попал в Чечню и что там делает? Ведь он имел совершенно другое задание. Непонятно, как сумел передать почти открытым текстом эти секретные вещи. И что означает его последняя фраза: «Пока остаюсь с ними». Если работал под контролем, значит, все в донесении туфта. Остается тогда предположить, что Генрих попал в плен и согласился на эту игру, чтобы дать о себе знать.

Допустим другое. Скажем, Генрих решил проверить адрес доставки оружия. Ему ничего не стоило незаметно проникнуть в вагон и с ним доехать до конечного пункта, которым оказалась Чечня. Здесь он ухитрился войти в доверие к местному руководству и каким-то образом, оторвавшись от посторонних глаз, передать мне донесение.

Теперь остается выяснить, какое из моих предположений отвечает действительности. Для этого прежде всего требуется перепроверить указанные в сообщении факты. И первым делом — на самом ли деле убит командир части и там правит великий комбинатор в лице его заместителя. Этим сейчас и займемся. Думаю, что звонок в Министерство обороны кое-что прояснит. Набираю номер хорошо знакомого генерала — начальника управления кадров. После обмена приветствиями и любезностями задаю прямой вопрос: правда ли, что в известной нам воинской части произошло ЧП и убит командир?

— Не убит, а покончил с собой, — поправляет генерал.

— Это точно? — спрашиваю. Небольшая пауза и уже менее уверенно:

— Так доложили. А что, у тебя другие данные?

— Нет, конечно, — успокаиваю я его и уже с другой стороны: — Что за человек подполковник Тихомиров, который исполняет обязанности командира?

И опять поправка:

— Не исполняет, а вот уже неделя, как назначен на эту должность.

— У меня все, — говорю, — спасибо, звони, не пропадай.

Разговор с кадровиком не внес ничего нового. По-моему, он сам не в курсе этих событий. Что докладывают, то и принимает на веру. А напрасно.

Единственная зацепка — подтверждение факта смерти командира части. Зачем Генриху говорить об убийстве, если бы он не был в этом уверен. Не похоже на него. Придется расследовать это ЧП собственными силами, а заодно просветить фигуру Тихомирова.

Жаль, профессионалов у нас мало. Одних разогнали, другие сами разбежались после перестройки спецслужб. Приходится набирать из военных училищ и академий зеленую молодежь. Когда-то они приобретут опыт! Есть, правда, самородки. Павел, например. А Ия и Генрих! Это вообще классные ребята. Кстати, что-то давненько Ия не подает голос. В порядке ли она?

Зажглась лампочка телефона от дежурного по управлению. Докладывает: «К вам посетитель». Обычное дело. Кто-то из своих рвется «с очень срочным вопросом» или просто ищет поддержки. Маловато у подчиненных самостоятельности, инициативы. Чуть что, бегут к начальству для подстраховки.

— Пусть идет, — разрешаю, — только предупредите — пять минут, не больше. — Забыл даже спросить, кто это.

Робкий стук в дверь, и в кабинет проскальзывает изящная девушка.

Вот те на, только что думал о ней, а она явилась собственной персоной, как по заказу. Устраиваемся за отдельным небольшим столиком для особо доверенных посетителей. И пока секретарь суетится, вносит кофе, шоколад, фрукты, забрасываю Ию ничего не значащими обыденными вопросами.

— Еле выбралась, — говорит Ия, пропустив мимо ушей все, о чем я ее спрашивал.

Ничего, пусть отдышится, придет в себя. Сама знает, что меня интересует.

— Все время как взаперти, — продолжает она после нескольких глотков кофе.

Я поддерживаю кофепитие и жду, когда же она перейдет к делу.

Глянув на меня и уловив в моем взгляде нетерпение, Ия отставила чашечку в сторону и, немного удивленная моим непониманием, произнесла:

— Я уже начала вам докладывать, только, правда, с конца.

— Все идет как надо, дорогая моя, — я поспешил ее успокоить, — рассказывай, как считаешь нужным, — и стал слушать внимательно.

Потом я читал подробный рапорт, и она его начала с тех же слов, которые произнесла у меня в кабинете. И кажется, что если бы составила его по — другому, картина ее похождений выглядела бы бледно и неубедительно.

Целых два часа отчитывалась она о своей работе, а я попутно делал у себя заметки о том, какие выдвигаются зоны повышенного внимания в связи с новыми данными в докладе Ии. Это — источники манипулирования с оружием, затем Бадашев с его компанией и, наконец, судьба Генриха.

Поделился с Ией своими соображениями. Мне важно было услышать ее мнение — все ли главное я ухватил из ее слов или что-то упустил.

— Это главное, — подтвердила она и тут же поставила условие: — Прошу включить меня в динамику выполнения этих задач, в том числе и по теме «Чечня — Генрих». — Ия поделилась опасениями, вызванными сообщением о ее муже неким Игорем, которого знает давно, доверяет ему, несмотря на очень путаную его судьбу.

Я обещал подумать. Это ее не удовлетворило, и она пожелала получить от меня более веское слово.

— Хорошо, — согласился я, — тем более что одну из этих задач мы с тобой сейчас обсудим. Сверяя твои данные и те, которые у меня имелись, пришел к выводу, что Бадашев продал спецгруппу за хорошие деньги, конечно, не для благотворительности. Тут пахнет криминалом, черным бизнесом и кровавыми разборками. Важно пресечь преступный беспредел, который нужен главарям мафии. Так что у тебя, детка, прекрасный шанс проникнуть в их логово, и ты его не упустишь. Постарайся войти в доверие. Это главное, что от тебя требуется. Обещаю, что после этого постараюсь, чтобы ты встретилась с Генрихом. Но учти, там, где сейчас он, страшная заваруха, и поехать просто так, в порядке командировки или прогулки в Чечню, не удастся. Я не могу и не буду рисковать. Поэтому не торопи меня и поверь, что при первом же удобном случае я это устрою.

Далее разговор принял у нас сугубо профессиональный характер. Говорили о том, как ей действовать самой и контролировать своих ребят, чтобы не натворили глупостей, и как постепенно использовать их в своих целях. Я рассказал Ии, что Генрих уже побывал под видом налогового инспектора в офисе одной из видных фигур российского преступного мира и наделал там шороху. К сожалению, ничего, за что можно было бы ухватить мафиози, найти не удалось. Не получилось доверия. С его «титулом» это сделать было трудно, и все же результат есть. Это сообщение Генриха о воинской части, где происходит получение оружия и последующая загрузка в вагоны. Несомненно, он добыл этот адрес в фирме, которую инспектировал.

— Тебе, Ия, предстоит продолжить эту работу и завершить то, что не удалось Генриху, — сказал я. — Как руководитель спецгруппы ты можешь вполне официально представить пред светлые очи генерального директора каждого парня и девушку, а также настоять на том, чтобы распределение их по «рабочим точкам» проходило при твоем участии. Получится это или нет, значения не имеет. Главное, что ты, считай, сделала первый шаг, чтобы войти к ним в доверие. Старайся использовать любую возможность показать свою преданность, готовность выполнить их волю и при всех обстоятельствах держать язык за зубами.

Когда обсудили вроде бы все возможные и невозможные ситуации и, соответственно, реакцию Ии, я предупредил ее, что с ней будет работать напарник, которого она должна выдавать за своего жениха или любовника. Под этой маркой ей нетрудно будет таскать напарника повсюду с собой и передавать через него информацию для меня, а также прибегать при надобности к его помощи.

— Сейчас я вас познакомлю, — объявил я и дал знать секретарю, чтоб пригласили человека. Специально не называл его, чтобы сделать Ии сюрприз.

В кабинет твердой военной походкой вошел Павел и по всей форме начал доклад:

— Товарищ генерал, по вашему приказанию… Я остановил его:

— Ладно, присаживайся. Вы, кажется, знакомы? Павел и Ия обнялись как близкие друзья и, видимо стесняясь меня, не стали донимать друг друга расспросами, тем более что кабинетная обстановка не располагала к этому. Мы продолжили деловой разговор, но уже с участием Павла.

ПАВЕЛ

Очень рад, что продолжаю работать с Ией. А то уж начинал подумывать, не забыли ли меня в Москве. Засиделся в Штатах. Не без дела, конечно. Дик Робсон не давал скучать. И если его полицейские сменялись через сутки для двухдневного отдыха, то я, к искреннему изумлению окружающих, вкалывал без отдыха. Так они считали, удивляясь моей физической выносливости и долготерпению. На самом же деле вкалывать приходилось от силы пару раз в неделю. Остальное время доставалось Илье, и никто об этом не догадывался, кроме Робсона, разумеется. Я его очень просил допустить меня до дежурства, и он снизошел, объясняя это интересами высокой политики: «только в целях укрепления взаимопонимания и дружбы между нашими странами, ну и, конечно, не без пользы для города».

Я узнал, что в управлении катастрофически не хватает полицейских и мое участие очень кстати. Для меня это великолепная школа. За короткий срок я успел многому научиться и приобрести важные для себя навыки американского полицейского, который должен уметь все — от оказания первой помощи пострадавшему, даже принятия родов у женщины, до задержания любого, хорошо вооруженного преступника.

Это потом я узнал, что Робсон выполнял просьбу генерала Рожкова подучить меня в своем ведомстве. И конечно, получил на это добро у своего высокого начальства.

У меня оставалось много свободного времени. Я очень сблизился с Ильей и всей его семьей — очаровательной женой Мэри, или Машей, как я ее сразу же назвал, и чудесной четырехлетней дочуркой Джиной. Частенько к ним заглядывал и засиживался допоздна. Жить у них отказался, чем, кажется, их обидел. Ну куда к ним, самим повернуться негде — по американским понятиям, естественно. На собственный дом пока не накопили, поэтому снимают четырехкомнатную квартиру в очень красивом местечке, всего в десяти километрах от города. А устроился я вместе с Татьяной в пустующем доме Генриха и Ии — по их просьбе, «чтоб цветы не завяли», хотя для этой цели у них нанят специальный работник.

Татьяне достался верхний этаж с тремя комнатами и со всеми необходимыми удобствами. Мне первый — это все то же плюс огромная веранда. Для большой семьи с оравой ребятишек будет в самый раз.

Таню почти не видел. Приходил поздно, она уже спала. Я сразу на боковую. Всего раза два-три встречались, когда заглядывал днем. Здоровались, перебрасывались дежурными фразами, и все. Ее пока никто не трогает. Забыли о ней, что ли? Вот и живет в шикарном доме. Ия рассказала мне о ней. Не знаю, осуждать ее или жалеть. Чувство неопределенное. Потому и не хочется особенно с ней общаться, чтобы не затевать душеспасительный разговор. Начнет, чего доброго, изливать свою душу, слезы лить, а я этого не переношу.

Но если по справедливости, девка просто красавица. Забежал как-то домой в жаркий поддень переодеться во что-нибудь более легкое. В доме тишина. Не случилось ли чего, подумал. Поднялся наверх и увидел потрясающую картину. Глаз не мог отвести: до чего же хороша! Фигура у нее — точная копия Ии — высший класс. Застал ее колдующей над нарядами Ии. Одно платье примерит, покрутится у зеркала — следующее. Сразу присудил ей приз на конкурсе красоты. И чтоб не нарушить ритуал примерки нарядов и не напутать девушку своим появлением, потихоньку смылся.

Чего греха таить, потянуло меня к ней. Вел себя как форменный олух. Прячусь, боюсь откровенно с ней поговорить, будто она мне чем-то насолила. Может, человеку нужна моральная поддержка. Привез, бросил ее одну в целом доме, и будь здорова, живи не тужи. Это называется подлянкой исподтишка. И когда я уже решил встретиться с ней, найти какие-то слова утешения и поддержки, предложить свою помощь, последовал вызов в Москву.

Помощник Дика Робсона нашел меня в гараже и пригласил в кабинет начальника.

Дик поднялся из — за стола:

— Оставляю тебя наедине с телефоном. Жди, сейчас будет звонок. А у меня дела.

Через минуту я уже говорил с генералом Рожковым. Сегодня же вечерним самолетом я должен вылететь на родину. Завтра в двенадцать ждет у себя. Робсон поможет улететь.

Хотел спросить насчет Татьяны, может, стоит взять ее с собой, но в последнюю минуту передумал: какое она имеет отношение к спецслужбе? Сказал просто:

— Татьяна, видимо, останется в доме? Дик внимательно посмотрел на меня:

— А чего тебя это так беспокоит? Живет себе дамочка, не тужит, особенно не рвется в родные пенаты, а ты за нее волнуешься.

— И все же что с ней будет, она россиянка, оставаться одной в чужой стране без средств тяжело.

— А кто тебе сказал, что ее собираются оставлять здесь? Просто идет следствие, к которому она имеет прямое отношение. И пока оно не закончится, твою Татьяну никуда не отпустят. Пусть сидит дома и ждет, когда вызовут для дачи показаний. Станет не нужна, сразу же отправим домой.

Вот так я и вернулся. Не знал еще, зачем меня вызывают, какое задание дадут. И когда в кабинете генерала Рожкова увидел Ию, понял, что моя работа с ней продолжается, и это лучшее, чего можно было пожелать.

Вышли от генерала уже в новой роли: Ия моя подружка, и нам теперь надо изображать отчаянно влюбленную пару. Ия теперь Ольга, а я остался Павлом.

Мы договорились, что я буду ждать Ию вечером у офиса, где она будет находиться со своей спецгруппой весь день, как уже ее предупредили, для инструктажа. Это все необходимо для демонстрации наших близких отношений, чтобы все были свидетелями и потом не удивлялись, видя нас вместе. Для контроля я должен подойти в двенадцать, потом в два и в четыре часа. Мало ли что может произойти, может, потребуется моя помощь.

Итак, первый заход в 12.00. Ия торчит у входа в офис. Что бы это значило? В это время ее здесь не должно быть. Выходит, действие идет не по намеченному сценарию. Посмотрим на ее реакцию, когда пройдусь мимо. Но Ия, увидев меня, сделала знак, чтобы я подошел ближе.

— Ты не заболел? — спросила она.

— Нет, все нормально, а почему ты об этом спрашиваешь, плохо выгляжу?

— Отвратительно, идешь, как на похоронах. Раз зову, надо метеором лететь к любимой девушке. На первый раз прощаю. А сейчас топай за мной, я договорилась с шефом, тебя берут на работу на должность «что прикажете».

— Как это? — не понял я.

— Ты точно сегодня не в себе. — Ия была в прекрасном настроении и откровенно подтрунивала надо мной. — Очнись, наконец, и врубись в обстановку: будешь работать непосредственно у генерального директора в качестве помощника секретаря, в общем «на подхвате». Сейчас он объяснит тебе твои обязанности. Не вздумай брыкаться. Мне стоило больших усилий убедить его взять тебя на работу. А я вроде им понравилась. И не забудь бросать на меня взгляды, полные любви и нетерпения. Берут тебя пока на месяц, чтобы проверить.

Генеральный директор напомнил мне колобка из известной сказки. Кругленький, маленький и, на первый взгляд, добренький.

— Твоя девушка представила тебя как отчаянного и преданного парня, готового ради нее на любые трудности. Это похвально, — заговорил он отеческими немного высокопарным тоном. — Оля остается командовать своими ребятами и будет отсюда, как из штаба, руководить ими. С нашей подачи, конечно. А ты назначаешься помощником секретаря по особым поручениям. Подходит?

— Еще как! — воскликнул я, бросив пламенный взгляд в сторону Ии, чтобы у директора не оставалось никаких сомнений ни в моем согласии, ни насчет чувств к любимой девушке.

— Ну а для начала покажи — умеешь ли ты обращаться с оружием и… варить кофе. — Это была уже проверка — даже в такой мелочи можно проколоться. — Вот, возьми. — Директор вытащил из ящика стола «макаров», щелчком выбил магазин, набитый патронами, и бросил мне: — Демонстрируй.

Я ловко поймал пистолет, передернул затвор, прицелился в угол и нажал на спусковой крючок.

— Вижу, можешь. А как насчет обслуживания? — поднял на лоб очки и уставился на меня маленькими, глубоко посаженными глазками.

В момент разобрал и собрал пистолет.

— В армии научился или еще где? — подозрительно спросил шеф.

— Три года солдатом отбухал, — не растерялся я. — Давно это было, но, оказывается, помню.

Директор удовлетворенно кивнул и продолжал экзамен:

— А теперь организуй нам с Ольгой кофе.

Я так стремительно выскочил за дверь, что голубоглазая секретарша испуганно подскочила на стуле:

— Что случилось?

— Ничего страшного, говори быстрей, где можно сварить кофе.

— Понятно, — засияла она, — открой вон тот шкаф, — показала на угол стенки из красного дерева, — там найдешь растворимый, он его обожает. Кипяток в электрочайнике. Конфеты, пирожные, шоколад там же, на полке.

Через пять минут я вносил ароматно дымящиеся чашечки. Кажется, прервал милую беседу начальника с подчиненной и, сервируя стол под одобрительные взгляды директора и Ии, поспешил ретироваться. Тем более, что меня никто не задерживал.

Пока я мило щебетал с секретаршей Любой и с беспокойством поглядывал на долго не открывающуюся массивную дверь кабинета, Ия, как она потом рассказала, получала подробные инструкции на очередное задание. Вся ее команда, за исключением девушек, которых уже разобрали для особых поручений коллеги Александра Михайловича, поступает в распоряжение Бурова, особо доверенного лица генерального директора. Предстоит крепкая заваруха в ресторане «Дели», а скорее всего, около него. Поэтому пятеро наших в виде клиентов займут пару столиков в зале, а другие пять будут пастись в роли прохожих снаружи. Все будут вооружены ломиками и заряженными пистолетами. Но стрелять только в крайнем случае, по сигналу Бурова. Он поднимет красный носовой платок. Готовиться же надо действовать ломиками, чтоб не было шума.

Ия вышла из кабинета и поманила меня пальчиком, ревниво нахмурив брови.

— Беги скорее, а то попадет, — милостиво отпустила меня Люба.

Я поспешил к любимой девушке, подхватил ее под руку и, громко объясняя невинный характер беседы с секретаршей, потянул к выходу. Ия подмигнула мне, и мы рванули из офиса. По дороге Ия мне все и рассказала.

Теперь надо придумать, как дать знать генералу Рожкову. Не исключено, что Александр Михайлович отслеживает нас со своими людьми. Поэтому нельзя допустить оплошность и провалить всю операцию, которая началась так удачно. Мы подошли к гостинице, где расположилась спецгруппа. Ия велела мне подождать, а сама зашла в вестибюль, чтобы собрать ребят и направить их к Бурову.

На углу телефон-автомат. Стреляю туда глазом и вокруг себя. Вроде ничего подозрительного. На всякий случай первый звонок Александру Михайловичу. Докладываю ему, как верный человек, о том, что пять минут назад Ия направилась в гостиницу по его, директорскому, распоряжению, а я стою на стреме, вернее, жду ее, и, как только она выйдет, сразу же вернемся в офис.

— Ты мне голову не морочь, — неожиданно заявляет генеральный, — а дуй сюда что есть мочи. В следующий раз, если уйдешь самовольно, обратно можешь не возвращаться.

— Есть, — отвечаю по-военному, — буду через секунду. — Это я преувеличил, конечно, но при всем старании минут за пятнадцать можно успеть. Поскольку повод находиться в телефонной будке найден, со спокойной совестью набираю номер генерала Рожкова. Диск еще не встал на свое место, а я уже слышу голос Виктора Николаевича:

— Алло, говорите…

Коротко передаю ему информацию, полученную от Ии, и жду указаний. Они последовали незамедлительно:

— Ни во что не ввязывайтесь. Там обойдутся без вас. Находитесь неотлучно на глазах у директора. Спасибо за работу, все. — И сразу же отбой.

Теперь кросс на среднюю дистанцию. С Ией договорились: если меня на месте не будет, значит, вернулся. Мчусь без оглядки на пятой скорости. Прохожие оглядываются, а женщина, которую я чуть было не сбил с ног, возмущенно бросила вслед: «Псих ненормальный, из дурдома сбежал?»

Когда влетел в кабинет директора, он многозначительно посмотрел на часы: «правильно, уложился в секунду» — и указал на дверь. Я понял этот жест и, демонстративно пятясь назад, вышел из хором начальника, поймав в последнюю минуту его поощрительную улыбку.

Любит, когда перед ним лебезят, отметил я про себя, надо учесть. А может, прикидывается, чтобы сбить с толку. Не так он прост, как кажется. В этом мне скоро пришлось убедиться.

Александр Михайлович вышел из кабинета и позвал меня с собой.

— Поедем к одному моему приятелю, — сказал он, — посмотрим, как идет подготовка к завтрашнему дню.

— А что будет завтра? — Я притворился незнайкой.

— Твои идиотские вопросы и твое кривлянье заставляют меня жалеть, что пошел на поводу у Оли и взял тебя на работу, — сразу поставил он все на свои места и отрезал мне пути к отступлению. — Никогда не поверю, что Оля не рассказала тебе о завтрашнем дне. Так почему же ты изображаешь из себя другого человека? Это вызывает большое к тебе недоверие. Передай Ольге, пусть не обижается, через месяц, скорее всего, с тобой расстанемся.

Пока ехали, я извинялся десятки раз, убеждал, что только желанием выслужиться объясняются мои невинные шалости. Больше этого не повторится.

— Ладно, посмотрим, — неопределенно пообещал Александр Михайлович, когда машина остановилась у высотной башни, — а пока пошли со мной.

Поднялись на лифте на последний этаж, потом по ступенькам вышли на крышу дома. Это была огромная ровная площадка, покрытая битумом. Неподалеку разместилась прямо на асфальте группа крепких парней, а посередине стоял высокий мужчина с непокрытой головой и что-то говорил.

— Не будем мешать, подождем здесь, — распорядился Александр Михайлович и присел на лежащее рядом бревнышко, закурил. — Знаю, не балуешься этим, потому не предлагаю, — показал он на сигарету, — а я вот с пятнадцати лет начал смолить и бросить уже не могу.

Между тем беседа подошла к концу и ребята, потягиваясь как после сна, вяло перебрасывались отдельными фразами, разобрать которые было невозможно. Высокий подошел к Александру Михайловичу и доложил:

— Все в порядке, готовность номер один. — На меня посмотрел с подозрением. — Он из той же группы?

Директор кивнул:

— Из той же. — И продолжал: — Значит, как договорились, я руковожу непосредственно, вы — на месте для координации и принятия срочных мер при необходимости. Держу с вами постоянную связь.

Непонятно было, кто кому приказывает. Но по всему чувствовалось, что верховодит мой шеф. После того, как первым ушел этот высокий и за ним потянулись крепкие парни, Александр Михайлович довольно легко поднялся и многозначительно произнес:

— Вот так, Павел, завтра для всех нас тяжелый день.

Директор немного ошибся. Не завтрашний, а послезавтрашний день стал не только тяжелым, а чуть ли не роковым для Александра Михайловича.

Когда я доложил со слов Ии о готовящемся «сабантуе» генералу Рожкову, он сразу же дал знать об этом соответствующей службе МВД. Омоновцы заранее заняли скрытые позиции вокруг ресторана «Дели» и притаились. В назначенный час стали собираться люди крупного авторитета среди мафиози — Гиви.

Другая сторона, возглавляемая Буровым, прибыла на переговоры немного раньше и, заняв столики, уже успела поднять тонус, приняв для начала по бокалу «Смирновской». Люди Гиви, не ожидая приглашений, быстренько оседлали уже накрытые для них столики и скоро сравнялись по уровню настроения с соседями. Дозы были вполне умеренными, с расчетом на теплую беседу и взаимопонимание. Да и чтобы нагрузить как следует таких накачанных ребят, потребовалось бы гораздо больше времени, а главное, несметное количество бутылок. Однако в планы Бурова не входило завязывать дружеские контакты с командой Гиви. Наоборот, он со спецгруппой пришел в ресторан с другой целью. Ему нужно было спровоцировать Гиви на конфликт и покончить с ним раз и навсегда. Однако получилось не совсем так, как было задумано на большом совете мафиозных дельцов. Когда Буров после долгих споров о сферах влияния в Москве и других крупных российских городах предложил Гиви ультиматум: или он убирается из Москвы со своей «фирмой» и надолго ложится на дно, или с ним будет покончено, Гиви исчез. Отлучившись с тысячами извинений на одну минуту в туалет, он элементарно смылся. Драка с его людьми завязалась в зале, потом перекинулась на улицу. ОМОН действовал оперативно. Все до единого человека, участвовавшие в мордобитии, включая Бурова, были схвачены. Четверо гививцев с переломанными ребрами отправлены в больницу.

Весь день мы с Ией слонялись без дела по офису. Александр Михайлович и носа не показывал из своего кабинета. «Ждет с нетерпением результатов потасовки», — по секрету сообщила Люда. А когда он вышел, было уже около одиннадцати вечера. По его лицу ничего определенного нельзя было узнать. Какое-то сосредоточенное, но не тревожное.

— Получилось? — спросила Ия директора без обиняков: она ведь была в курсе всех событий.

— Не совсем, — признался Александр Михайлович. — Гиви сбежал, остальных арестовали. Не пойму, откуда там взялась милиция. Явно была предупреждена. Буров не успел до конца все рассказать, связь оборвалась, подозреваю, его тоже арестовали. Новая головная боль. Придется откупать его и остальных ребят из спецгруппы, они мне очень нужны. — Он накинул куртку и направился к выходу.

— Нам оставаться или можно домой? — не отступала от него Ия.

— Ваш дом здесь, — отрубил директор, — а после провалившейся вечеринки, — так и сказал — «провалившейся», — я против того, чтобы вы сейчас покидали офис. Мне надо разобраться, откуда подул ветер. Так что запасайтесь алиби.

Не знаю, всерьез или в шутку он это выдал на прощанье, но Ия забеспокоилась и начала по минутам вспоминать, где были мы вчера и сегодня. «Если не считать нашу с тобой вчерашнюю отлучку, за которую ты получил нагоняй от директора, — вслух размышляла Ия, — мы находились постоянно у него под носом, и это подтвердит Люба. Но тем не менее доказать на какой-нибудь мелочишке свою преданность Александру Михайловичу не помешало бы».

И такой случай представился.

Как и следовало ожидать, Гиви отнюдь не наивный и послушный мальчик для битья, чтобы прощать обиду. Отмщенье последовало оперативно и неминуемо.

Конечно, Александр Михайлович не мог не понимать, что Гиви рано или поздно нанесет ответный удар, и надо продумать контрмеры. Но такой крутой реакции он, кажется, не ожидал. И все же интуитивно чувствовал необходимость как-то поберечься уже сейчас. Поэтому, видимо, и распорядился поставить в кабинете еще один стол для меня, чтобы я мог под его наблюдением вести документацию.

Мне ничего не оставалось, как устроиться за столом и принять позу вдумчивого и всезнающего референта. Александр Михайлович, воодушевленный моей послушностью, развернул передо мной широкий спектр обязанностей, о которых раньше не было сказано ни слова. Я деликатно намекнул ему об этом. Директор, коротко кивнув, заявил, что решил поднять планку должностного ранга и вместо мальчика на побегушках сделать из меня прилежного делопроизводителя.

Разглагольствования Александра Михайловича прервал телефонный звонок. Подняв трубку, он сосредоточенно слушал, затем строго переспросил: «Из какой организации? — но тут же смягчился и уже другим, мягким приглашающим тоном сказал: — Я жду с нетерпением». Нажал кнопку вызова. В дверь просунулась голубоглазая головка.

— Любочка, — зажурчал голос Александра Михайловича, — сейчас подъедет человек из Тольятти, надо встретить его у входа и проводить ко мне. Организуй кофе с коньячком. — Когда дверь за ней закрылась, радостно потер ладошки: — Кажется, светит контрактик, о котором давно мечтал.

Я поднялся, собираясь выйти.

— Ты куда? — остановил он меня.

— Но у вас конфиденциальные переговоры.

— Я же сказал, оставайся здесь и записывай все, что происходит. — Александр Михайлович в раздражении стукнул кулаком по столу.

— Хорошо, хорошо, я готов, — успокоил я его. Между тем дверь широко отворилась и в кабинет вслед за Любой вошел пожилой мужчина, чуть ссутулившись и слегка прихрамывая. Черный дождевой плащ с поднятым воротником придавал ему неуклюжий вид и делал его фигуру слегка таинственной.

Александр Михайлович поспешил навстречу с широкой улыбкой и выброшенными вперед для рукопожатия руками.

— Давайте ваш плащ, устраивайтесь как дома, — начал директор обхаживать незнакомца, тем более, что Люба почти вслед за ним внесла большой поднос с напитками и сладостями.

Гость, сославшись на недомогание, категорически отказался и снимать плащ, и вкусить угощение.

— Мне некогда, поэтому прошу сразу к делу, — объяснил он.

Дальше произошло невероятное. Незнакомец открыл свой дипломат, достал револьвер с глушителем и наставил на директора. Тот онемел. Я вскочил, но мужчина, направив ствол на меня, скомандовал:

— Не шевелиться, застрелю!

Не знаю, как развивались бы события дальше, скорее всего, он прикончил бы нас обоих, ведь для этого сюда и пришел, если бы на пороге кабинета вдруг не выросла Ия. Ее неожиданное появление было загадочным и шоковым не только для директора и меня, но и для убийцы: ведь Александр Михайлович ясно распорядился никого к нему не пускать. Если сказать, что Ия врубилась в ситуацию мгновенно, то это будет сильным преуменьшением. Появившись внезапно, она сразу же крикнула незнакомцу, еще не успевшему даже повернуть в ее сторону оружие, одно слово:

— Сзади!

Позади него было только окно, и к нему он стоял спиной. Не знаю, что он подумал, услышав этот вскрик, но, пожалуй, чисто машинально испуганно вздернулся и оглянулся. Для Ии этого было вполне достаточно, чтобы взорваться и пулей взлететь почти к потолку, выбив ногой револьвер из рук убийцы. Я не успел до него дотянуться. Он уже лежал и корчился от боли. Ия внимательно смотрела на него несколько секунд, потом перевела взгляд на дальний угол комнаты, где онемел от страха директор, и вдруг тихо, чтобы слышал только я, произнесла:

— Это Хромой, мой старый знакомый…

ХРОМОЙ

Номер повторился. Точно так же, как пять лет назад. Эта девчонка, превратившись в пантеру, совершила тогда неимоверный прыжок, вышибла из рук револьвер и прошлась ножкой по «шевелюре», после чего я десять дней лежал в больнице, потом почти три года провел в тюряге за нечаянный прострел дружка. Игорь, дурак, оказался у нее за спиной. Она шлепнулась наземь, и пуля досталась ему.

Тогда с подачи девчонки нас застукала милиция. В лапах ментов оказались известные авторитеты, собравшиеся посовещаться, и крупная партия порошка. Потом встречались с ней еще несколько раз. Перебила всех моих дружков, Пахана в том числе. А в последний раз на теплоходе вдруг спасла меня и Игоря от смерти. И вот опять она. Наваждение какое-то. Ее невозможно достать. Ни пистолетом, ни ножом. Стремительный прыжок, и ты не только обезоружен, но и корчишься от боли, как сейчас. Хорошо, хоть не прикончила. Знаю, это ей ничего не стоит сделать. На себе проверил. Оторвавшись от земли, уже в воздухе наносит прицельные удары сразу по нескольким болевым точкам и с определенной силой. Захочет — вырубит на пару часов, а нет, так сразу наповал, фантастика! Рассказать — не поверят. Тут надо видеть или самому попробовать в качестве жертвы. Знал бы, что встречусь с ней здесь, ни за какие коврижки не пошел бы на это дело.

Гиви, подлюга, обманул. Описал все в ажуре, мол, придешь, тебя встретят, проводят прямо в кабинет, и ты, оставшись с ним один на один, прикончишь хлюпика без всяких хлопот. И пятьдесят тысяч зелененьких у тебя в кармане.

Разборка у них в ресторане не получилась. Гиви еле ноги унес и теперь мечтал расквитаться с предателями, вначале с главным, а потом — с остальными. Не знаю, кого он имел в виду. Ночью завалился ко мне домой, задыхаясь от гнева, хотел, чтобы я прямо в ту же минуту направился к главному виновнику на квартиру и пришил его.

— Получишь в два раза больше, только сделай, — умолял он.

Я наотрез отказался:

— Зачем спешить, завтра он умрет, как решили. Гиви понял, что просить меня бесполезно, и сдался:

— Хорошо, будь по твоему. Надеюсь на тебя.

Вот и понадеялся. Валяюсь тут как дохлятина. Еле отдышался. Слышу, говорит, что узнала меня. Вот потеха будет. Интересно, сдаст в милицию или у этого хмыря придется пощады просить. А трясти будут по всем правилам — что там, что здесь. Только этот «кабинетный» вариант устраивает меньше: выбьют нужную информацию и прикончат. А там суд, снова срок, зато жизнь продолжается. Все зависит от того, на чьей стороне девчонка. Как же ее зовут? Вспомнил. Давненько это было. Послал тогда своего паренька познакомиться с дочерью следователя и припугнуть, чтобы ее отец нашего человека из тюряги вытащил. Паренек выполнил поручение, сообщив, что девчонка — класс и имя у нее как сокращенный клич каратиста — Ия.

Подняли меня, усадили в кресло. Нашатырь к носу. Вмиг мозги прочистились. Глаза сами открылись.

Вокруг те же лица, хмурые, не предвещающие ничего хорошего. А я и не жду. Понимаю, проиграл, и надо платить теперь по их счетам.

— Жив, курилка? — перегнулся ко мне через стол Главный.

Вижу, он еще не пришел в себя. Бледный, пальцы рук подрагивают, заставляет себя улыбнуться, чтоб показать, какой он крепкий мужик: даже в смертельной опасности не теряет самообладания. Но меня-то чего дурачить. Всего несколько минут назад, увидев у меня в руках пистолет, весь затрясся и забился в самый дальний угол комнаты. А теперь строит из себя героя. Вот девчонка — другое дело. Стоит спокойненько в сторонке, будто ничего не произошло, и беседует с парнем. Ей не надо прикидываться для показухи. Такую ничто не выбьет из седла. А ведь ситуация была на грани, как говорят медики, летального исхода. Еще секунда — и вся бы эта компания унеслась в рай. Тут затрясешься. А ей все нипочем. Чистый дьявол во плоти.

— Кто послал тебя ко мне в гости, скажешь или нет? — уже второй раз спрашивает он, а я никак не могу отвлечься от своих дум и вникнуть в суть его вопросов.

— Если не убьешь, все расскажу, — поставил я условие, хотя понимал, что его слово ничего не стоит.

— Зачем мне тебя убивать, я не зверь, — ласково, как с родным, заговорил директор. — Будешь умницей, отпущу на все четыре стороны и еще денег дам на дорогу. Это те, кто послал тебя, крови хотят, а мы только по хорошему действуем, убеждением и приличной упаковкой. Не веришь, спроси у ребят. — И он рукой показал на Ию и стоящего рядом с ней парня.

Верю вам. Послал меня Гиви. Он страшно зол, убежден, что вы подставили его и обложили со всех сторон. — Я не стал ничего скрывать, зачем? Пусть эти два монстра вгрызаются друг другу в глотку. Специально подчеркнул, насколько опасен сейчас Гиви для фирмы Александра Михайловича. Если он не примет против Гиви экстренных мер, то последствия могут быть хуже некуда. Мой неудавшийся визит его не остановит. Наоборот, он придумает другой, более верный путь для исполнения своего приговора.

— Хорошо, хорошо, — одобрительно кивал головой директор, выслушивая мои признания. Когда я кончил, он спросил: — Так ты на нашей стороне?

— В этом можете не сомневаться, — быстро ответил я, уловив в его словах надежду.

— Прекрасно, — радостно потер он ладони и задал коварный вопрос: — Предложи тогда, как свой, заинтересованный человек, что надо сделать, чтобы обезвредить Гиви?

— То же, что он хотел сделать с вами, — без запинки ответил я и тут же спохватился: — Ах, да, забыл, у вас же другие методы.

— Ничего, продолжай, — поощрил мое предложение генеральный директор и подбросил еще вопросик: — А где и как ты думаешь достать его?

Я вдруг сообразил, что Александр Михайлович незаметно втягивает меня в свою игру. Это как в армии: не лезь с идеями, тебя же заставят их осуществить. Но у меня не было иного выхода, как только подыгрывать ему и делать вид, что ничего не понимаю.

— Существуют три проверенных способа, — с видом знатока изрек я. — Это пистолет, нож и яд. В зависимости от обстановки любое из них действует безотказно.

— А мой удар уже не в счет? — неожиданно вмешалась Ия. — Для убедительности могу повторить.

— Да, да, — заторопился я, — действительно, удар… — хотел было назвать ее имя, но, заметив, как она слегка качнула головой, сказал просто: — каратистки может стать четвертым видом оружия.

— Я бы его поставила на первое место, — произнесла она.

— Ладно, не будем спорить, не в этом суть, — постучал ладонью по столу Главный и снова задергал меня: — Скажи лучше, где пасется твой бывший шеф?

Этот вопрос тоже был для меня довольно успокаивающим. Слово «бывший» я воспринял как тонкое напоминание, что теперь моим шефом может быть он, Александр Михайлович. Это означало ослабление угрозы наказания и появление весьма привлекательной перспективы попробовать себя в новой сфере. У Гиви я превратился в послушную рабсилу, выполняющую самую черную работу. Он считает, что я обязан ему по гроб жизни, так как подобрал меня буквально на улице, когда я после выхода на свободу, потеряв все свои связи, просто не знал, куда податься, и мог с голодухи натворить что угодно. Увидел меня, когда я прицеливался к витрине ювелирного магазина и в отчаянии готов был врезать по стеклу. Он остановил меня и пригласил отобедать в ближайшем ресторане. Так и познакомились. Узнав, что работать я не хочу и не могу, предложил мне поучаствовать в одном интересном деле: «прижать» афериста, грабанувшего обманом у государства большие деньги. На дело пошли втроем. Получилось довольно легко. Сразу же отдал добрую половину, а это, ни много ни мало, 20 миллионов рублей. Разделили. На мою долю пришлось целых два миллиона. Кутил целый месяц, и еще осталось. Так и стал у Гиви рабочей лошадкой. Но платил он щедро, не обижал. Если бы не это задание, наверное, так у него и пасся бы до самого конца. Теперь терять нечего, скажу все, что спросят, но и в запасе кое-что оставлю, на всякий случай, чтоб подороже продать.

— Гиви неуловим, у него нет постоянного места жительства, и никто не знает его адреса. Он сам находит своих ребят, дает им указания, собирает с них дань, вознаграждает каждого, устраивает совещания то в парке, то в кинотеатре, а то у кого-нибудь на квартире.

— Что, и бабы постоянной у него нет? — с сомнением спросил Александр Михайлович.

— Этого никто не знает. Кажется, в Тбилиси у него жена и дочь, но о них он никогда не говорит. Правда, пропадает иногда на неделю-другую, а то и на целый месяц. Наверное, к ним ездит.

— Такой уж он и неуловимый! — усмехнулся директор. — Просто не хочешь назвать адрес, смотри, дело твое.

— Ей — богу, не знаю, — взмолился я, почувствовав, как твердое дно уходит из под ног и я начинаю тонуть. — Могу указать ресторан, где он часто обедает, — ухватился я за соломинку.

— Неплохо, — похвалил Главный. — Где же?

— На Суворовском бульваре есть Дом журналистов. Там ресторан, Гиви у них частый гость.

Александр Михайлович откинулся на спинку стула и, довольный, потянулся. Кажется, ему надоел допрос. Интересно, что он сейчас придумает. На меня уже не смотрит. Пальцем поманил к себе Ию.

— Возьми его и побереги в приемной, — распорядился он, имея в виду меня. Глянул на парня: — А ты погоди: дело к тебе есть.

Ия бесцеремонно ткнула меня в плечо:

— Пошли!

В приемной никого не было. Девушка-секретарь куда-то отлучилась, и мы могли перекинуться несколькими словами.

— Здравствуй, опять пришлось встретиться, ты извини, что так получается, — первым начал я закидывать удочку в надежде, что она поможет мне выбраться отсюда.

— А вы никак не успокоитесь, — вместо приветствия произнесла Ия, — неужели не надоело в тюрьме дни коротать?

— Даю слово, завяжу, если поможешь в последний раз.

— А куда денетесь, если нет ни жилья, ни работы, одни лишь завязки в преступном мире?

— Уеду куда глаза глядят, забьюсь в глушь, начну все с нуля.

— Хотелось бы верить.

Я признался Ии, что давно решил порвать с криминалом, найти нормальную работу, даже жениться подумывал. Гиви появился и, наобещав золотые горы, вовлек в свою компанию. И пошло, поехало. Это как в болото провалился — выбраться обратно уже нет сил. Но сейчас, уверен, хватит воли завязать с ним и начать другую жизнь, иначе пропаду. Конечно, если выберусь отсюда.

— Попробую вам помочь, но с одним условием, — сказала Ия.

Убедившись, что внимательно ее слушаю, предложила мне свой план. Он заключался в следующем.

Я продолжаю работать в команде Гиви, информируя ее обо всем, что там происходит.

— Ничего не получится, — разочаровал я ее, — стоит мне туда вернуться, не выполнив задания, разбираться не станут, а сразу ножичек в бок — и все.

— Это как подойти к делу, — возразила Ия. — Придете с повинной головой — один разговор, а если со своей легендой — другой коленкор.

— С какой легендой? — не понял я.

Представьте, что вы актер, — начала объяснять Ия, — и играете роль по сценарию, который хорошо выучили. Являетесь к Гиви и предъявляете ему счет за провал всей операции. Не давая опомниться, перечисляете одну за другой все напасти, которые обрушились на вас, как только вы переступили порог этого заведения. Скажите, что вас сразу обезоружили, потом пытали, желая вырвать сведения. Нажмите на то, что сильно досталось за отказ сообщить, где находится Гиви. Неплохо также дать ему фору и выдать случайно услышанную тайну о готовящемся налете на ресторан «Дели», где он обедает, чтобы схватить его, и так далее. Незаметно для себя я заразился ее оптимизмом и в конце концов сдался:

— А что, стоит попробовать.

— Тем более, что другого выхода у вас нет, — призналась Ия. — Чувствую, что наш шеф держит Павла не случайно, инструктирует насчет вас. Это плохой признак. Надо постараться переубедить его.

Из кабинета вышел Павел и от имени директора пригласил Ию в кабинет. Сам остался со мной. Мрачнее тучи.

— Решили меня убрать? — спросил в лоб.

— Откуда узнал? — вырвалось у Павла, и тотчас он спохватился: — Здесь не гестапо, и вообще я тут ни при чем.

— Меня не проведешь, парень, да и девушка твоя уже в курсе.

Павел оторопело посмотрел на меня и промолчал. Скоро вышла Ия. По ней ничего не узнаешь. Невозмутима, как с прогулки.

— Ну что, горе-убийца, — обратилась ко мне, — пошли, твой шеф зовет.

Ия впереди, я за ней. Замыкал шествие Павел. Александр Михайлович стоял посреди кабинета, уставившись в потолок, будто молился Всевышнему.

— Не скрою, я принял решение, как поступить с тобой, уже в тот момент, когда Оля уложила тебя на пол, — встретил он меня резкими словами и совсем не таким голосом, каким выпытывал нужные ему сведения.

Но почему он Ию называет Олей? Впрочем, это их дело, значит, так надо. Хотелось бы узнать, что меня ждет. Александр Михайлович продолжал:

— Однако Ольга убедила, что мой вариант никуда не годится, и предложила свой. И я принял его. Не потому, что очень понравился. Просто она сегодня именинница, герой. Оля спасла мне жизнь, я никогда этого не забуду. Не мог ей отказать. Скажу тебе одно, постарайся не подвести ее, этого я тебе уже не прощу. — Гендиректор с чувством выполненного долга вернулся за свой стол и, обратившись к Павлу, отдал приказ: — Отделай его как следует, чтоб комар носа не подточил. — И уже ко мне: — Придется потерпеть, надо товар лицом показать, слова должны соответствовать виду, — и весело засмеялся собственной шутке.

— Не могу лежачего, — признался Павел, когда я умолял его двинуть посильней по скуле, синяк ведь должен вскочить, а тут даже красноты не видно. Позвал Ию. Она ждала в коридоре, пока Павел в специально отведенной директором комнате старался загримировать меня кулаками.

— Вы что, спятили? — возмутилась Ия. — Слабой девушке предлагать такое. Давайте лучше синьки добавлю, — достала где-то синюю тушь, губную помаду и давай разукрашивать меня. И не только лицо, но и тело.

Посмотрел на себя в зеркало, ахнул. Живого места нет.

— Куда вас теперь доставить? — спросила Ия.

— Это я приврал насчет того, что крыши нет над головой, — признался я, — комнату снимаю. Туда мне и надо незаметно попасть. Гиви позвоню по телефону. Он и решит, самому прийти или меня к себе позовет.

Мы с Ией отработали систему связи. Все, что ее интересует, буду присылать на Главпочтамт до востребования. Регулярно — по телефону. Она звонит мне на квартиру, я — Александру Михайловичу, и договариваемся о встрече в определенном месте. Надел плащ, высоко поднял воротник и на такси подъехал к дому. Поднялся в свою комнату и сразу к телефону.

— Алло, слушаю, — звучит голос Гиви.

— Привет, старик, — еле ворочаю языком, — узнаешь? Это я, Хромой.

В трубке сопение. Переваривает новость. А может, не услышал. Только собрался повторить, как перебивает меня:

— Ничего больше не говори, жди, сейчас приеду, тогда все расскажешь.

Этого я и ждал. Пока есть время, тренируюсь перед зеркалом, строю рожи, потом разбираю постель и мну ее, как будто лежал.

Гиви не заставил себя долго ждать. Заявился, да не один, а с двумя охранниками. Лично его персону оберегают.

Окинул меня беглым взглядом, прошел в комнату, парней оставил в коридоре.

— Вижу, отделали тебя под орех. Что произошло? — спрашивает и сам же отвечает: — По всему видно, не он, а ты стал кроликом.

Недаром тренировался, выдал ему, как советовала Ия, претензии на полную катушку. Он аж лицо прикрыл руками:

— Хватит шамкать и плеваться! Понял тебя. Завтра же марш в больницу, я устрою. И пока тебя не починят, не высовывайся оттуда. Слушать тебя невыносимо, не только смотреть. Наверное, я тоже виноват, как следует не продумал акцию, не учел возможности засады. Но так не должно было быть. Кроме меня и тебя, об этом никто не знал. Откуда у них сведения, что ты заявишься к ним? Ничего, разберусь, — с угрозой закончил он свою тираду.

— В больницу не пойду, — категорически заявил я.

— Это почему же?

— Еле вырвался от них. Ты хочешь, чтобы меня добили? Ведь я свидетель, и меня ищут.

Гиви посмотрел в мою сторону с подозрением.

— Темнишь что-то, может, бабенцию завел и желаешь у нее подлечиться?

— И это тоже.

Гиви не настаивал. Похлопал по плечу.

— Ладно, отдыхай. Понадобишься — найду. Бабок ты не заработал. Но авансик на будущее дам. — Он сунул мне несколько сотенных бумажек.

— А «будущее» скоро появится? — поймал его на слове.

Но Гиви был сдержан.

— Не беспокойся, в стороне не останешься, — хотел потрепать меня по щеке.

Я вовремя отшатнулся: вдруг краска останется у него на ладони.

— Ну, ну, не бойся, я осторожно. Да, отделали тебя под орех, — повторил он.

Я облегченно вздохнул.

Гиви со своими телохранителями ушел, теперь можно стереть с себя краску. Дня три-четыре буду жить спокойно. Если и замышляет новое дельце, то не скоро, иначе бы сказал. Жди по телефону его указаний. Это он по чрезвычайному обстоятельству зашел, а обычно вызывает к себе. Только влез под горячую воду, звонок в дверь вынес меня из ванной. Пока лихорадочно напяливал на себя одежду, трезвон не прекращался. Конечно, можно и не открывать, а вдруг это опять Гиви. Забыл что-то? Маловероятно. Дипломат, сумку, покупки несут, как правило, его сопровождающие. На цыпочках подкрался к двери, посмотрел в глазок. Так и есть — Гиви. Вот это номер! Впустить — значит разоблачить себя. Таких вещей он не прощает. Нет, открывать не буду. Не станет же он ломиться.

Минут пять еще звонил, потом ретировался. Ничего, отбрехаюсь как-нибудь.

Снова в ванну: до чего ж приятная процедура, особенно после всех этих встрясок. Денек был не просто горячий — кипяток. Не привыкать, все время балансирую на грани, и случалось такое, кстати, с участием Ии, когда уже прощался с белым светом. Минувший день — из той же оперы. Пора с этим кончать. Надоело по лагерям шастать, да и годы поджимают. Сделаю, что обещал Ии, и смотаюсь начисто. Хорошо бы и паспортишко новый, без отметин, заиметь и начать все с чистой страницы. Опять звонок. Теперь телефон разрывается. Надо подойти.

— Ты что это, сукин сын, дверь не открываешь! Целый час стоял как дурак, почему не впускаешь, отвечай? — Гиви ничего не стоило взорваться, наделать шуму, а то и дров наломать с его грузинским темпераментом. Правда, он и остывал быстро. Но сейчас, похоже, не на шутку разозлился и, будь я рядом, не избежать мне чувствительных оплеух.

Я молчу, ожидая, когда он выдохнется.

— Чего молчишь, говори! — повторил он свое требование, но пар уже почти вышел.

— Под душем стоял, ничего не слышал, — сказал первое, что пришло в голову.

— Ладно, заткнись, оправдываться на том свете будешь, — остановил Гиви мое словоизлияние. — Вернулся к тебе, потому что ситуация изменилась. Мне сообщили, что работать начнем через два дня. Постарайся быть в форме. Раз дверь не открыл, завтра придешь ко мне сам. Все узнаешь. Жду ровно в 10 утра.

Гиви дал отбой, а меня словно холодной водой после баньки окатили. Как же я приду к нему в таком виде? Это полный провал. Бежать? Но куда? Без денег, без документов. Да и потом обещал Ии. Нет, надо что-то другое придумать. Хорошо бы, она позвонила или как-то дать ей знать.

Всю ночь не спал. К утру осенило. Недаром говорят: утро вечера мудренее. Накинул плащ, утонул в воротнике и бегом до аптеки. Накупил бинтов, пластырей, йода. Дома перед зеркалом наляпал все это на лицо. Получилось не хуже, чем сделала Ия. Теперь можно смело идти к Гиви на прием.

Успел. Собралось человек двадцать. Прямо во дворе его дома. Речь держал сам шеф. Я умостился позади всех, слегка прикрыв лицо газетой. На меня никто не обращал внимания. Все были поглощены сообщением Гиви. А он рассказывал о том, что посланная в США группа его людей понесла серьезные потери. Часть группы ликвидирована при оказании сопротивления, несколько человек схвачены полицией. А что самое неприятное, дело, ради которого была затеяна поездка, лопнуло, как мыльный пузырь.

— Мы понесли большие убытки, лишились лучших специалистов, — подчеркнул Гиви и стал развертывать план новой операции, которая позволит не только восполнить материальные потери, но и вознаградить каждого участника.

Гиви — умный и хитрый урка, а потому и неуловимый. Десять лет он провел среди блатных в далеких сибирских копях, и его на мякине не проведешь. Когда готовит дело, то досконально, до мелочей. И если оно срывается, то не по его вине, а из — за непредвиденных объективных обстоятельств. Как со мной, например, случилось. Вот и сейчас, намечает взять банк того же Александра Михайловича, которого хотел уничтожить. Большой зуб на него имеет. Как говорится, не мытьем, так катаньем. Разбил людей на четыре пятерки. В каждой из них назначил старшего. Развернул подробный план банка и подступов к нему. Определил время начала и конца работы. Только трое во главе с Гиви войдут в банк и снимут деньги. Остальные обеспечивают безопасность операции.

Ко мне ни разу не обратился. Забыл, что ли? Может, смотаться незаметно? Только поднялся со своего места, как Гиви грозно глянул на меня и прикрикнул:

— Сиди, не рыпайся, и до тебя очередь дойдет. Всех держит в поле зрения, никого не упустит. А мне, наверное, приготовил самое трудное задание. Но оказалось, что не самое трудное, а, по словам Гиви, самое ответственное.

Когда все разошлись, Гиви занялся мной.

— Не все мог сказать при этих ребятах, хотя доверяю им и на них рассчитываю, но ты на особом счету, — поставил он меня в особое положение. — То, что произошло в США, — это серьезный удар для нашей фирмы. Ты должен знать, что недавно я послал еще одного человека в Америку, чтобы он сменил руководителя группы, который, несмотря на опыт «Афгана», тряпкой оказался. Но он пропал. Ты должен съездить туда.

— В Америку? — не понял я.

Только Гиви умеет так смотреть, что все сразу становится ясно. Поэтому он не посчитал нужным повторять, а просто продолжал свою мысль:

— Вот адрес одного нашего кадра. Зовут его Марк Шиманский. Это он звонил мне и рассказал, что случилось. Многое мне тут неясно. Например, кто развалил группу, ведь Рост докладывал, что все идет как по маслу. Возможно, кому-то удалось уйти и лечь на дно. Непонятно, куда исчез мой человек, если группа накрылась. Не могла полиция забрать его просто так, ни за что. И, наконец, осталась ли еще возможность войти в контакт с бывшим следователем или надо на этом поставить крест. Все это придется тебе выяснить, и, главное, бери на себя полную инициативу, в средствах не стесню, если появится надежда достать интересующие нас документы.

— Гиви, дело серьезное, и браться мне за него страшновато, — уперся я руками и ногами. — Ни языка, ни страны, ни их порядков не знаю, может, кого другого пошлешь? У меня уже не те годы, да и бит-перебит я, пора на отдых.

— Хватит прибедняться, годы, разбит, в Сочи хочу — еще что придумаешь? Да на тебе пахать можно, а с опытом твоим не только в Америку — на Марс запросто, полететь. Не дури, Хромой, а готовься в поездку, завтра и полетишь. Вот паспорт с визой и билеты. В первом классе «боинга», как белый человек. Сам бы воспользовался, но здесь дел невпроворот.

— Как же я с американцами разговаривать буду, по-русски? — привел я самый веский, как мне казалось, аргумент.

— Тебя встретит Марк, он будет за переводчика и поможет решить задачу. А если не встретит, у тебя есть адрес, сунешь в нос любому таксисту, довезет.

Веселенькая жизнь настала. Роли меняются, как в театре. Правильно Ия назвала меня актером. Вчера был убийцей, а сегодня агент по особым поручениям. Что же будет завтра? В Штатах придется играть уже не по сценарию, а экспромтом, как жизнь подскажет. Но пока суд да дело, надо срочно связаться с Ией и все рассказать.

Поскольку случай экстренный, звоню прямо гендиректору. Трубку поднимает Сам. Тотчас узнает и без лишних вопросов находит Ию. После моего визита она у него в офисе всегда под рукой. Говорю, что надо встретиться, так как улетаю в Штаты завтра утром.

— Провожать никто не будет?

— Исключено, зачем им светиться?

— Тогда в Шереметьево за полчаса до оформления билетов, — предложила Ия.

— Подходит, — согласился я.

На сборы хватило десяти минут. Вот только деньги куда спрятать? Гиви заверил, что в Шереметьево проблем не будет. Надо только пройти через стойку номер два. Там уже все знают и не обратят внимания на двадцать тысяч долларов, которые я везу с собой. Рассовал их по карманам. Выглянул в окно. Такси уже ждет. Все, в дорогу.

В назначенное время встретился с Ией. Поднялись в буфет аэропорта. Заказываю кофе. Она нетерпеливо поглядывает на меня, пока я вожусь с заказом. К кофе не притронулась. Внимательно слушала мой подробный отчет. Несколько раз возобновляла разговор насчет предстоящего похода Гиви на банк, расспрашивала о деталях, которые мне известны.

— Теперь о вашей поездке, — перевела Ия разговор на тему, касающуюся непосредственно меня. — Связь терять не будем. Дам вам два телефона. Первый — моих родителей. С отцом вы знакомы. Позвоните ему, передайте, что у меня все в порядке, предупредите, если ему будет грозить опасность. Второй звонок — Татьяне. Вы ее тоже должны знать. Она бывшая жена моего отца и бывшая любовница вашего Жухова. Теперь это другой человек и, думаю, на нее можно положиться. Вот ей письмо…

ТАТЬЯНА

Павел уехал, и я осталась одна, как в глухом лесу, даже «ау» кричать бесполезно — никто не услышит, приходил человек убирать комнаты и поливать клумбы, но я его отвадила. Сама с удовольствием это делаю, не то от скуки с ума спятишь. Павел предупредил, то мне нельзя никуда отлучаться. Надо ждать, когда вызовут свидетелем по делу этой банды. Но дни идут, меня никто не тревожит. Со стороны может показаться, что живу как в раю, только птичьего молока не хватает. Действительно, в моем распоряжении сказочный дом с полным комплектом удовольствий и сад, наполненный ароматом цветов, и великолепный бассейн. А разве не чудо, что каждое утро тебе оставляют набор продуктов, которые ты заказала накануне, и ты можешь приготовить все, что подскажет твоя фантазия. Словом, у меня есть все, о чем только мог бы мечтать простой советский человек. И я очень благодарна Ии и Генриху, которые позволили мне окунуться в эту роскошь. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить им за добро и лично Ии — за спасение от гибели. А ведь я, стерва, принесла ее отцу столько горя. Как же снять с себя эту вину, этот позор? Вот что не дает мне покоя. И неопределенность. Да и все, что окружает меня здесь, чем пользуюсь, — временно и зыбко. В любой момент могу оказаться на другой планете, на любимой родине, где придется держать ответ за «заслуги». А там вполне возможна перспектива несколько лет хлебать скудную похлебку и валить деревья в далекой Сибири. Да и разве оставят меня в покое друзья Роста? Они, как пиявки, впиваются в тело и не отстанут, пока не напьются крови досыта, не обращая внимания на страдания жертвы.

Каждую ночь я, как в трансе, размышляю о своем житье-бытье, о том, что было, что есть и что меня ожидает. От этого никуда не уйдешь. Павел как-то скрашивал мое существование. Бывал, правда, редко, но, когда приходил, радостнее, светлее становилось на душе при мысли, что он здесь, рядом и можно перекинуться несколькими словами, увидеть белозубую улыбку, делавшую его лицо особенно привлекательным. Уехал, и сердце оборвалось. Стало скучно и серо, ничто не мило.

Звонок в дверь прервал мое ночное бдение. Первая мысль: Павел вернулся. Потом предположение: а может, Ия или Генрих, или оба сразу. Но почему так поздно? Часы показывали почти два. Испуга не было. Кому я нужна?

Накинула халат, спустилась вниз. Смотрю в глазок. На дворе тьма, к тому же дождь. Ничего не видно. Открыла дверь. Передо мной фигура мужчины.

— Кто вы?

— Не узнаешь?

Я отшатнулась в испуге. А он уже в доме.

— Чудесно устроилась. Ты одна, надеюсь?

Рост по-хозяйски сбросил с себя куртку и осмотрелся.

— Угадай, кто дал мне твой адрес? Ни за что не додумаешься. Не скажу, пока не попросишь как следует.

Я молчала и даже прикрыла рот рукой, чтобы он видел, как я напугана, — слова вымолвить не в состоянии.

— А чего ты сдрейфила, первый раз меня видишь? — уставился он на меня своими пронзительными глазками. Бородка его еще более поседела и вся спуталась. Весь он был какой-то неопрятный, отталкивающий.

— Убить меня явился? — открыла я рот.

— Ты что, спятила? — Он изобразил искреннее удивление.

— А разве не твой посланник, урод-гомик, чуть было не придушил меня?

— Вот это новость! — деланно поразился. Рост. — И ты могла подумать, что это я его послал?

— Не сомневаюсь. — Я уже взяла себя в руки. Чему быть, того не миновать, а перед этим подлецом ни за что не стану пресмыкаться: — Впрочем, теперь это не имеет значения. Говори, что надо, и убирайся. Это дом чужой, и тебе здесь делать нечего.

— Что я слышу, меня выгоняет — и кто? Оказывается, коврик паршивый, о который вытирают ноги все, кто захочет, вдруг заговорил человечьим языком. Да я тебя сейчас размажу по стенке, если еще пикнешь! — И Рост замахнулся на меня кулаком.

Я забилась в угол. Он деловито подошел к двери, повернул в замке ключ, вытащил его и положил в карман. Приблизился ко мне и заговорил уже другим, заискивающим тоном:

— Соскучился я страшно, иди ложись в постельку, я сейчас купнусь и приду. — Он распоряжался мной, как собственной вещью, и чувствовал себя как дома. Направился в ванную и включил душ.

Что же делать? Куда позвонить? Андрею? Рука не поднимается. Номер полиции не знаю. Запрусь в комнате, пусть попробует войти. Утром привезут продукты, подниму тревогу.

Спальня закрывалась на хороший замок. Это единственное место, имеющее запоры. Не знаю, по какому случаю они сделаны, но мне повезло. Только успела заскочить в спальню и повернуть ключ, как он стал ломиться в комнату. Стучал, требовал, орал, ругался матом, но безуспешно. Наконец оставил меня в покое, устал, наверное. Как ни странно, я сразу повалилась на постель и погрузилась в сон. Нервы сдали.

Утром снова стук в дверь. Уже тихо и почти шепотом, но так, чтобы слышала, Рост произнес:

— Прости, в голове шумело, не знал, что говорил и делал. Ты знаешь меня, я на гадости не способен, тем более по отношению к тебе, самой красивой и порядочной женщине в моей жизни.

Да, думаю, не способен, одни подлости и гадости только и видела от тебя, козел несчастный.

— Чего ты хочешь? — снизошла я в ответ на его комплименты.

— Разреши остаться здесь на некоторое время, мне…

— Спрятаться решил? — перебила я.

— Ты, как всегда, догадлива. — Рост тяжело вздохнул с расчетом на мой тонкий слух.

— Хорошо, — согласилась я, не видя иного выхода. А что мне было делать? Он, уверена, остался бы и без моего разрешения. И потом, какое я имею здесь право голоса, только хозяин может распоряжаться. Поэтому весь диалог — пустая болтовня, и не пойму, зачем он это затеял. Чтобы поиграть, прикинуться тихоней, снова войти в доверие? Или тут кроется что — то другое? Стало даже интересно, и я ему подыграла:

— Только если выполнишь мои условия.

— Какие же? — насторожился Рост.

— Прежде чем сговоримся об условиях, ты должен рассказать, каким образом нашел меня.

— Пожалуйста, тут все просто, дорогая. Я давно следил за дочерью Андрея Петровича, чтобы пригласить ее к нему на свидание. Не получилось. Зато узнал, где она работает и живет. А о том, что ты к ней попала, поведал мне один старик перед тем, как покинуть этот бренный мир. Он сыграл со мной злую шутку и хотел своими признаниями искупить вину. Но их цена оказалась не такой высокой по сравнению с тем, что он натворил. И сделка не состоялась? Ты удовлетворена?

Бедный старик! Как же Росту удалось его вычислить? Ия говорила мне, что он помог ей проникнуть в дом и вызволить отца и меня. Куда же смотрела полиция? Хотя этот дьявол перехитрит кого угодно и цели своей добьется.

— Понятно, — отвечаю ему, собрав себя в кулак, чтобы не наговорить дерзостей. — Слушай мои условия: отдашь мне ключ от входной двери, не будешь лезть ко мне и вообще станешь держаться подальше. Ни в какие свои дела меня не впутывать, — перечисляла я и на минуту запнулась: что бы еще ему выдать?

— Согласен, — сразу ответил он, как видно, опасаясь, что я продолжу свой список.

— А какие гарантии ты мне дашь, чтобы я тебе поверила? — завершила я список претензий.

— Мое честное слово.

Тут я не выдержала и расхохоталась.

— Ты что, издеваешься, какое у тебя честное слово? Да я скорее поверю, что на земле рай наступил, чем твоим обещаниям.

— Хочешь, перекрещусь, — с обидой сказал Рост.

— Не надо, лучше просунь в щель под порог ключ. Это будет первым шагом к доверию.

— Пожалуйста. — И в щели показался ключ. — Вот видишь, делаю, как ты велишь. Открой теперь спальню, и поговорим, как люди.

— Ничего, и так хорошо, скажи, что еще надо, и топай отсюда подальше. И учти, ты сам по себе, я сама…

Татьяна, — начал Рост торжественно, — в моих планах ты со мной и в радости, и в беде. Если сейчас поможешь, заработаем сумасшедшие деньги и обеспечим себе безбедную жизнь в любой стране, хочешь здесь, а нет, так в России.

Я постучала кулаком по косяку:

— Ближе к делу, Рост, я эту песню уже слышала.

— Надо заставить Андрея Петровича отдать нам документы.

— Ты уже пытался это сделать, — напомнила я, — и знаешь, чем кончилось.

— Но у меня совершенно другая, более изящная идея.

Я насторожилась. Опять затевает какую-то сатанинскую игру. Надо узнать и предупредить Андрея. Сделала вид, что очень заинтересовалась:

— Посвятишь меня в нее?

— Конечно, для того и предлагаю участвовать, чтобы иметь верного помощника. Все узнаешь в свое время. Для меня сейчас самое важное, что ты в принципе согласна.

— Разве я об этом говорила? — В моем вопросе было столько удивления, что теперь настала очередь Роста рассмеяться.

— Но ведь я не ошибся, ты не возражаешь быть вторым действующим лицом?

— А первым будешь ты?

— Совершенно точный расклад, — одобрил он мой вопрос, как будто трудно было догадаться. — А теперь я исчезаю. Тебе же советую не высовываться и не нарушать предписания полиции. Заявлять обо мне стражам порядка тоже не советую. Меня все равно не найдут, а тебя за плохое поведение накажут без всякого снисхождения, и никто уже не придет тебе на помощь.

Услышала удаляющиеся шаги и открыла дверь комнаты.

Едва успела привести себя в порядок после утреннего диалога через дверь, как опять зазвенел в прихожей звонок. Странно, если опять Рост, то почему с шумом. Нет, это не он, решила я и пошла открывать.

На пороге полицейский. Лица не видно. Фуражка надвинута на лоб, челюсть бинтом перевязана. Видно, побывал в горячей переделке.

— Я за вами, сударыня, — говорит по-русски. Это прогресс — русскоязычный американский полисмен. — Вас просят быть свидетелем по делу известной вам группы. Насколько мне известно, вас долго не задержат. Машина ждет. Я буду вас сопровождать. — Прямо-таки сама любезность, будто на бал приглашает.

— Могу я по-другому одеться?

— Да, да, у нас еще есть время в запасе. — Он смотрит на часы: — Пятнадцати минут достаточно?

— Вполне, — отвечаю и бегу переодеваться.

По дороге полисмен совсем разговорился. Я узнала, что его зовут Илья, отец и мать русские, но родился он в Штатах, что есть у него еще брат Павел, который живет в России и недавно приезжал после двенадцатилетней разлуки. Я насторожилась, услышав имя «Павел», и стала расспрашивать, но он вдруг замолк, будто я выведывала у него военные тайны, и больше не вымолвил ни слова.

Подъехали к огромному серому зданию.

— Они содержатся здесь, — пояснил мой сопровождающий и объявил, что передает меня в распоряжение следователя, а сам будет ждать, когда я выйду, чтобы отвезти домой.

Навстречу уже шел элегантный молодой человек в сопровождении девушки спортивного вида. Поздоровались. Он Джеймс Робертсон, следователь, она Грета Вильсон, переводчик. Я тоже назвала себя. Познакомившись, мы прошли в здание и после долгих переходов очутились в уютном кабинете Джеймса, где мне предложили что-нибудь выпить. Я попросила стакан минеральной воды.

Устроилась в кресле, Джеймс с переводчицей — напротив на диване. Оба улыбаются. Джеймс что-то говорит Грете, она тут же переводит.

— Джеймс просит, чтобы вы не чувствовали себя стесненной. У нас просто дружеская беседа. Ему поручено вести это дело. Вы главный свидетель, и он хочет познакомиться с вами поближе. Расскажите, пожалуйста, о себе.

Американцы вызывают доверие. Если смогу, постараюсь им помочь. Биография моя вряд ли может вызвать у кого-то интерес, но если для дела…

Меня слушали не перебивая. Начала с самого рождения, закончила днем, когда поселилась у Ии.

— Вам больше нечего сказать? — спросил Джеймс.

— Да, это все, — подтвердила я. Помнила угрозу Роста и промолчала о нем.

— На сегодня, наверное, хватит, — поднялся Джеймс, а за ним переводчица. — Мы все немного устали, а завтра, если не возражаете, продолжим работу. Только перед уходом хочу попросить вас, — следователь взял меня под руку, — взглянуть на арестованных и показать, кто из них руководитель.

Мы подошли к широкому прозрачному окну. На той стороне стояли лицом к нам четверо парней. Троих я сразу узнала. Они из команды Роста, его собутыльники и телохранители. Четвертый не был мне знаком.

Так я и сказала следователю. Он был искренне удивлен и предложил еще раз внимательно посмотреть на лица, напомнив, что мы их видим, они нас — нет.

— Этого человека я не знаю, — твердо сказала я, показывая на четвертого.

— Невероятно! Как же он сюда попал? — вырвалось у Джеймса. — Спасибо, Таня, — обратился он ко мне по имени. — Нам надо разобраться с этим четвертым. Мы вас пригласим в ближайшее время. Пока отдыхайте.

Джеймс сам проводил меня до машины и, когда я уже села, спросил через Илью, все ли у меня есть в доме, не беспокоит ли кто и есть ли проблемы. Я ответила, что все в порядке. Он сунул мне бумажку с номером телефона и сказал на ломаном русском:

— На всякий случай.

Беспокойство не покидало меня. Что же задумал Рост? Надо все же позвонить Андрею, предупредить его.

Илья благополучно довез меня до дома, и мы распрощались до следующего раза. Я сразу к телефону. Слышу звонкий голос подростка:

— Алло!

— Андрея Петровича можно пригласить?

— А он еще в больнице.

— Что с ним? — испугалась я.

— Проходит реабилитацию после освобождения, так говорят врачи, — доложил разговорчивый мальчик.

Так, значит, Андрей попал в больницу и, конечно же, не знает, что Рост на свободе. Надеюсь, в больнице полиция его охраняет. А я сейчас как на вулкане. Каждую минуту можно ожидать какой-нибудь гадости от Ростислава. Он так просто не сдастся и постарается со мной или без меня выполнить свою угрозу. Но лучше уж со мной, чтобы я была в курсе его дел и могла предотвратить самое худшее для Андрея. Сейчас забить тревогу и рассказать все Джеймсу нельзя. Рост или его дружки в два счете расправятся со мной, а пожить еще очень хочется. Остается одно — ждать. Может, все обойдется — Джеймс поймет, что вместо Роста подставили кого-то другого, и объявит розыск. Но на сердце тревожно. Предчувствие меня никогда не обманывает.

Аппетит пропал, поэтому, искупавшись в бассейне, я, несмотря на ранний еще час, улеглась с книгой в постель с твердым намерением прочитать несколько страниц, заснуть и избавиться от тревожных мыслей. Но ничего из этого не вышло. Не успела я устроиться в постели, как трель телефонного звонка заставила меня подняться и идти в другую комнату к аппарату. Отвечать на каждый звонок — это условие, поставленное полицией. Незачем тягать меня по любому поводу в длительную поездку, проще уточнить тот или иной вопрос по телефону.

Сняла трубку. Голос незнакомый, хоть и называет меня по имени. Передает привет от Ии, сообщает, что привез для меня письмо и не знает, как передать.

Это очень любезно с его стороны, но встретиться с ним я могу только здесь, в доме. Приглашаю приехать и сразу называю адрес, Он, к моему удивлению, сразу соглашается. Более того, его вполне устраивает такой вариант, потому что он впервые в Штатах, языка не знает, а человек, который должен был его встретить, не явился. Так что он возьмет такси и скоро приедет.

Пришлось отложить мечту о сне и взяться за приготовление ужина.

Едва успела накрыть на стол, как явился гость. Назвался Валерием Николаевичем Сизовым и сразу же вручил письмо.

— Потом прочитаю, — положила конверт в карман и предложила ему снять плащ и пройти в комнату.

Приглашение он принял с радостью, особенно когда понял, что его приглашают и к столу. Мне показалось, что я его где-то встречала… нет, скорее всего, ошиблась. Человек уже в годах, слегка прихрамывает. Видно, жизнью как следует прокрученный. Я не донимала его расспросами, глядя, с каким аппетитом он поглощает отбивные. К водке не притронулся.

— Может, вино, пиво?

— Мне нельзя, язва, — отказался он. — А вот чаю выпил бы с удовольствием.

Заварила душистый «Эрл Грей» и подала. Чувствуется, что мой гость любит почаевничать. Выпил четыре чашки подряд. Я надеялась, что хоть теперь он разговорится. Куда там, сказал только, что они с Ией давние знакомые. Когда та узнала, что он собирается в Штаты, передала письмо для меня и еще сказала, что, в случае чего, он может рассчитывать на Таню, ее близкую подругу.

— Конечно, можете, — подтвердила я и спросила: — А что, есть проблемы?

— Проблем особых нет, а вот помощь, может быть, и потребуется, — сказал он. — Например, могу ли я устроиться у вас на некоторое время?

— Считайте, что вопрос решен. Дальше?

— Как выйти на Андрея Петровича?

— Он в больнице после сильного нервного стресса. Вижу, Валерий Николаевич совсем пал духом.

Подсказала, что можно попробовать узнать у жены адрес больницы и проведать Андрея.

— Это идея, — обрадовался гость, — завтра же попробую воплотить ее в жизнь.

Поскольку все проблемы, которые он передо мной поставил, были решены, я предложила ему устраиваться на ночь на диване. Принесла простыни, одеяла и удалилась в спальню. Я надеялась, что Рост не появится и Валерий Николаевич сможет спокойно провести в доме столько времени, сколько ему понадобится. Он приехал сюда по рекомендации Ии, и я обязана его устроить. То же самое скажу Росту, если он придет.

Письмо было теплое, участливое. Ия просила помочь Валерию Николаевичу, оказать гостеприимство, а также предупредить Андрея Петровича, чтобы принял его и внимательно выслушал. О себе — почти ничего.

Зато больше половины письма обо мне, о том, что у меня все еще впереди, что я сама хозяйка своей судьбы. Ия обещала не хранить обид и зла, писала, что будет рада оказаться полезной.

Ночью проснулась от чьего-то прикосновения. Сна как не бывало.

— Кто это, кто? — вскрикнула я, отбиваясь руками и ногами.

— Что ты, дурочка, испугалась, дверь была незапертой, вот я и решил, что ты специально для меня оставила, — нашептывал Рост, а руки его уже ходили по всему телу.

— Уйди, дрянь паршивая, мы же договорились, ненавижу! — закричала я, плюнув ему в лицо. Ничего не помогало. Я в голос заревела от его наглости и от своего бессилия.

И вдруг почувствовала, как он обмяк и со стоном сполз на пол. Рядом стоял Валерий Николаевич, а в руках держал бутылку с водкой, которую я поставила за ужином на стол. Приложил он Росту крепко, тот лежал бездыханный.

— Вы убили его? — ужаснулась я.

— Не думаю, — спокойно возразил гость. — Он только отключился на время, скоро опомнится. Кто он и кем вам приходится?

— Он бандит, скрывается от полиции за похищение Андрея Петровича, — выпалила я на одном дыхании, уже не думая о последствиях.

— Как его зовут?

— Ростислав.

Валерий Николаевич неожиданно рассмеялся:

— Вот так номер, его-то я и разыскиваю, ради этого и приехал. Давай-ка посмотрим, цела ли его головушка. — Валерий Николаевич наклонился и пощупал макушку Роста. — Будет жить. Хорошо бы йод и бинт. Найдется?

— Конечно. — Я кинулась в кухню, достала из аптечки медикаменты и принесла.

Валерий Николаевич ловко перевязал Ростиславу голову и перенес его в другую комнату. Но как только усадил на диван, тот очнулся и, приложив руку к забинтованной голове, поднялся. На Валерия Николаевича почему-то не обратил никакого внимания, а вскинул на меня злющие глаза и заматерился на чем свет стоит.

Естественно, я побледнела и дернулась, чтобы бежать и спрятаться где-нибудь. Валерий Николаевич положил руку мне на плечо:

— Не бойся, Таня, Ростислав Анатольевич сейчас успокоится, и мы с ним поговорим по душам.

— Ты кто? Как очутился здесь? — вмиг «протрезвел» Рост и ошеломленно уставился на гостя.

— К тебе приехал, а ты хулиганишь здесь, нехорошо. Они сразу перешли «на ты», словно давние знакомые.

Рост окончательно пришел в себя, стал ощупывать голову и уже вполне нормально спросил:

— Таня, что произошло, почему я отключился и весь в бинтах?

— Не надо преувеличивать, Ростислав Анатольевич, — вмешался гость, — небольшая заплатка твоей голове не помешает. Тебе не повезло. Я не люблю, когда в моем присутствии оскорбляют женщину. — Он кивнул в мою сторону.

Рост весь напрягся, готовый наброситься на Валерия Николаевича.

— Не ерепенься, я знаю, что ты прошел «Афган» и неплохо умеешь драться. Но что скажет Гиви, если ты меня покалечишь?

Рост сразу сник, как мяч, из которого выпустили воздух.

— А теперь, Танюша, — Валерий Николаевич обратился ко мне, — оставь нас ненадолго, нам надо кое-что выяснить, позову, когда закончим.

Я немедленно удалилась, но, чего скрывать, было ужасно интересно узнать, что общего у этих совершенно разных людей. Не ослышалась ведь, когда Валерий Николаевич сказал, что приехал ради Роста. И что это за волшебное слово «Гиви», после которого из Ростислава хоть веревки вей.

Ушла в спальню, а дверь «забыла» прикрыть плотно. Навострила уши. Ничего не разберешь, только «бу-бу-бу». Сначала долго говорил Валерий Николаевич. Потом его сменил Ростислав. Постепенно стала различать отдельные слова вперемешку с именами: тот же Гиви, мальчик, деньги, выкуп, документы… Винегрет какой-то. Но стоп. Совершенно ясно услышала: «Андрей Петрович». При чем он в их разговоре? Правда, Валерий Николаевич хотел его навестить по поручению Ии, но Рост не может иметь к этому никакого отношения. Загадка. Как ее разгадать?

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Кажется, моя жизнь сделалась похожей на детективный роман. Меня похищают, допрашивают с пристрастием, а необыкновенная дочь спасает из заточения. Финал — больничная койка. Жалею, что не удалось глянуть в наглые глаза этого хлыща с бородкой — Роста, заправлявшего всей операцией. Сбили, наконец, с него спесь. Представляю, как он сейчас изворачивается, чтобы выгородить себя. Американские законы сурово карают за подобные дела. Пожизненный срок может заработать вместе со своими коллегами, если не представит смягчающие вину обстоятельства. Только навряд ли он их найдет. Это в России прошел бы номер в виде весомой валютной инъекции. Здесь не пройдет. Низко кланяюсь Дику Робсону, захватившему прямо в машине четверку гангстеров с Ростиславом во главе. Надя рассказала, что Ия, прорываясь ко мне, убрала с дороги десятерых здоровенных лбов, из которых двое остались живы и сейчас долечиваются перед следствием. Гордимся своей девочкой. Кто бы мог подумать, что моя малышка Ия станет настоящей грозой для мафии.

Приходил из полиции приятный молодой человек — Джеймс Робертсон. Он ведет это дело. Подробно обо всем расспрашивал. Особенно его интересовало, как выглядит Ростислав Анатольевич — главарь шайки.

Странный вопрос. Встречается, наверное, каждый день, допрашивает, а у меня интересуется его внешностью. Потом показал фотографию. Незнакомая личность. Так и сказал Джеймсу. Он поблагодарил, пожелал скорейшего выздоровления и удалился. С тех пор больше не наведывался, хотя грозился побеспокоить еще раз для уточнения деталей.

Надя со мной почти каждый день. Никакие уговоры перейти на другой режим посещений не действуют. Сидит в палате, развлекает меня, научилась делать уколы, получает у врача лекарства, следит за дозами — в общем, приобрела новую специальность медсестры.

Никогда не думал, что так вот неожиданно свалюсь. После того, как Ия решила вернуться за Таней, я благополучно попал из подпольного прохода прямо в объятия Дика Робсона. Здесь же стоял Марк Шиманский. Познакомились. Скоро появились Ия с Генрихом. С ними были Таня и незнакомый парень, на вид не очень привлекательный.

Дик сразу же отправил меня, Ию и Генриха домой. Таня осталась с полицией. Хочется верить, что она просто по глупости влипла в историю, иначе Ия не бросилась бы ее спасать. Надеюсь, скоро все прояснится и каждому воздастся должное. Но Таню не трогают. Ия разрешила ей жить в своем доме, пока они с Генрихом работают в России. Полиция задерживает Татьяну в США до окончания расследования.

Хорошо помню, приехали домой, не успел я раздеться, как сдавило грудь. «Скорая» забрала в больницу. С тех пор я здесь.

Снова и снова мелькают картины последних дней. Сильно припекло моих российских клиентов, ежели так круто взялись за мою семью. Ию с Генрихом чуть не убили, меня взяли в заложники. Документы им понадобились. Одним — чтобы обезопасить себя от разоблачения, другие увидели в них источник шантажа и наживы. Правильно сделал, что передал их генералу Рожкову, о котором Дик Робсон очень высоко отзывался. Пусть сами решают, как поступить с документами. Теперь, конечно, нужны и свежие факты, чтобы обвинить всех этих разбойников с большой дороги, продолжающих безнаказанно грабить страну.

Утро. Чувствую себя намного лучше, благодаря заботам врачей и Нади. А вот и она, как всегда, чуть свет. Бедняжка, достается ей. Сережа еще мал и требует не только ухода, но и контроля. Правда, смотрит за ним воспитательница, и Надя очень ею довольна, но все же это не мать. К тому же Надя совсем забросила свою любимую работу модельера. Быстрей бы мне подняться, тогда все снова станет на свои места.

Надя окидывает меня внимательным взглядом, остается довольна моим видом и состоянием. Я стараюсь показать, что уже вполне здоров, сжимая руки в локтях, демонстрирую свои бицепсы. Надя деланно приходит в ужас от моих движений и наставляет тоном врача, что нагрузки мне противопоказаны. Я должен спокойно лежать, улыбаться и слушать, что будет рассказывать любимая жена.

Я понял, что Надя принесла не только обещанные пончики с кремом, но и новости, которые меня могут заинтересовать. С заговорщическим видом она сообщила, что от Ии приехал посланец, передал от нее всем нам приветы и хочет со мной встретиться, причем конфиденциально. Сначала позвонила Таня и подготовила к разговору с визитером из Москвы. Его зовут Валерий Николаевич Сизов. Таня, кстати, очень напутана, еще не пришла в себя от пережитого и сказала, что боится за меня.

— Ну, так как, будем здесь встречать гостя или попросим его подождать, пока выйдешь из больницы? — спросила Надя.

— А чего ждать? Время у человека ограничено, я почти в форме. Приглашай его сюда.

Так и решили. Надя прямо из больницы позвонила ему. Это был домашний номер Ии. Там жила Татьяна, и у нее остановился, видно, по рекомендации Ии московский гость. Он сразу поднял трубку и согласился приехать хоть сейчас. Надя не возражала. Дала ему адрес и посоветовала взять такси.

Уже через час в палату входил, слегка прихрамывая, типичный представитель старорежимного российского чиновничества. Таким он мне показался. А когда заговорил, произвел совсем другое впечатление: сибирский лесоруб, за благообразным видом которого таилась недюжинная сила. И еще понял я: повидал человек на своем веку немало.

После знакомства и взаимного обмена любезностями я спросил, какое отношение он имеет к Ии: работает с ней или рядом живет? Оказалось, ни то, ни другое. Просто они давние знакомые. Ия, узнав от общих друзей, что он едет в Штаты по делам, просила передать письмо Татьяне, зайти к родным, сообщить, что жива-здорова. Просила, чтобы я берег себя. Разрешила погостить в их доме, если Татьяна не будет возражать.

Валерий Николаевич был весьма разговорчив и довольно подробно рассказывал о московской жизни, вовсю ругал политиков и элиту, «новых русских», нагло ворующих народное добро. Незаметно перешел к бывшим «членам» и «кандидатам», которые сумели переставить руководящие кресла из одного кабинета в другой и продолжают качать деньги в собственные карманы.

— Неужели все так плохо? — не выдержал я.

— Хуже не бывает, — отреагировал Валерий Николаевич и задал прямой вопрос: — А разве вы сами этого не чувствуете? Ведь здесь, в США, до вас добрались, только чтобы заполучить документы, в которых есть сведения, разоблачающие их темные дела.

— Не знаю, возможно, вы и правы. Мне судить трудно, оторвался от российской жизни, — уклончиво ответил я.

— Отдайте вы им эти документы, — сказал вдруг он с каким-то надломом, — погубят они вас.

— Это Ия просила передать?

— Нет-нет, что вы? — испугался Валерий Николаевич. — Ия тут ни при чем, от себя я, после некоторых встреч в Москве и здесь пришел к такому выводу.

— А кому отдать, вам, что ли?

Москвич с сожалением посмотрел на меня:

— Напрасно вы не доверяете мне, я от чистого сердца предложил, а вы решайте сами. Я бы на вашем месте не колебался.

Я уже пожалел, что своим вопросом обидел человека. Кажется, он искренне желает добра. Но почему он поднял эту тему? Чтобы вести такой разговор, надо быть в курсе всех событий — и прошлых, и настоящих. Спросил его об этом. Вместо ответа Валерий Николаевич ошарашил меня известием:

— Ростислав Белозеров на свободе…

— Этого не может быть, я сам слышал, как главный полицейский города громко объявил, что он задержан и скоро понесет наказание.

— Вчера и сегодня лично с ним разговаривал, можете мне верить. Поэтому и поспешил к вам предупредить. Попросите усилить охрану здесь, в больнице. От него можно чего угодно ожидать.

— Каким же образом вам удалось встретиться с этим человеком? — полюбопытствовал я.

Не хотел рассказывать вам эти подробности, но раз вы просите, придется. — Валерий Николаевич встал, прошелся по палате и остановился около Нади, тихо сидевшей в уголке: — Мне бы не хотелось, чтобы эту часть нашего разговора слышали вы. Надя вышла, не сказав ни слова.

— Почему вы это сделали? — довольно резко спросил я.

— Извините меня, но это не для ушей вашей жены, — объяснил Валерий Николаевич свою инициативу. — Я знаю, — продолжал он, — что Татьяна была некоторое время вашей женой, поэтому и вам не будет приятным мое сообщение. Может, все же оставим это?

— Нет, говорите, пожалуйста, — попросил я его еще раз.

Валерий Николаевич подробно изложил события той ночи, когда Ростислав пытался изнасиловать Таню, а ему пришлось вмешаться, дать насильнику бутылкой по голове и избавить от него Татьяну. Потом они привели его в чувство. Валерий Николаевич отправил Таню спать, а сам до утра беседовал с Ростом, заставив выложить планы относительно меня.

Трудно было не поверить Валерию Николаевичу. Все это было похоже на Роста, кроме одного: почему это он вдруг раскрылся перед незнакомым человеком?

— А кто вам сказал, что мы незнакомы? — спросил Валерий Николаевич. — По роду своей работы я знало существовании этого субъекта и видел его фотографию. Поэтому при первом же взгляде на него сразу понял, с кем имею дело.

Да, все сходится, подумал я, видно, Валерий Николаевич связан с милицией или спецслужбой.

— Ну а если я решу отдать вам документы, что вы с ними сделаете? Росту вручите? — поинтересовался я.

— Ни в коем случае. Рост уже пустышка. Он выброшен из игры. Представьте на минуту, что он получил бумаги. Первое, что он сделает, заломит за них страшную цену и будет торговаться, кто даст больше. Не исключено, что и с теми, кто охотится за вами. Я же отдам людям, которые разорят дармоедов, числящихся в ваших списках. А тех, кто не уйдет со сцены добровольно, попросту ликвидируют. Вы же выигрываете со всех сторон. «Чужими руками» уничтожаете своих врагов и обретаете верных друзей в лице тех, кто получит ваши документы.

— Интересный расклад, — искренне восхитился я. — Хорошо бы подумать.

— К сожалению, долго задерживаться я здесь не могу. Дней через пять-шесть должен уехать. Так что если решите — к вашим услугам. И можете быть уверены, пристрою материалы с наилучшим для вас результатом.

Гость ушел. Я, рассказал Наде о нашей заключительной беседе, высказал подозрение, что он тоже связан с криминалом.

— Но тогда как на него вышла Ия? — задала резонный вопрос Надя. — Девочка наша не доверит кому попало и свое пристанище, и письмо Тане, и наши адреса. Тут что-то не то. — Совершенно неожиданно Надя предложила: — А что, Андрей, может, он и прав, отдай ты ему свою чертову тетрадь. Она у тебя как бомба замедленного действия — того и гляди, взорвется. Тем более, что ты выполнил свой долг и передал все документы генералу Рожкову. У тебя фактически остался дубликат, второй экземпляр. И пусть они там передерутся между собой, лишь бы от тебя отвязались.

— Вот это меня и беспокоит больше всего, — возразил я. — Представь себе, что, получив от меня документы, генерал Рожков находится в полной уверенности, что он единственный их владелец, и составляет план работы. И вдруг оказывается, что кто-то еще действует в той же сфере, нарушая все его планы. Как я буду выглядеть?

Но Надю не так легко разубедить. Она высказала вполне логичное предположение, что у генерала и так забот полон рот, станет он разворачивать фронтальную атаку против «бывших», не имея против них свежего криминала, кроме давно забытых «ошибок», допускавшихся в другом государстве и в иное время. Захочет ли он сражаться с могущественным кланом власть имущих, рискуя самому потерять если не голову, то должность.

— Не слишком ли ты фантазируешь, Надюша?

— Хорошо, если ты считаешь, что «слишком», позвони ему и посоветуйся. Может, он сам даст тебе «добро», чтобы облегчить себе задачу.

— А если возразит?

— Тогда и будем гадать, что делать, — резонно заметила Надя.

Я согласился.

Однако гадать не пришлось. Дальнейшие события однозначно определили мое решение.

Прямо из больницы заказал Москву, кабинет генерала Рожкова. Уезжая, Ия оставила Наде этот номер телефона, по которому можно будет ее разыскать в экстренном случае. Но сейчас мне нужен лично генерал Рожков, а не Ия. Кабинет не отвечал. Хотел уже дать отбой, как услышал голос дежурного по управлению. Он сообщил, что генерал Рожков ушел на пенсию и вместо него уже назначен другой.

Вот это номер! Что же теперь делать? Мы все, включая Ию и Генриха, были связаны с Виктором Николаевичем. Он пригласил на работу в Россию моих ребят, проявил участие в их устройстве, дал им важное задание. Да и Дик Робсон, насколько мне известно, установил с ним хорошие деловые контакты. Генерал Рожков производил впечатление честного и волевого человека, прекрасного организатора, болеющего за дело. Но такие люди долго там не удерживаются. Ничего не изменилось в доброй старой России. Надеюсь, Ия с Генрихом сами сориентируются, как им дальше поступать. А вот что делать мне? Придется все же отдать документы Валерию Николаевичу. Пусть распорядится на благо нашей семьи и своей, если она у него есть.

Позвонил ему, как и уговаривались в любом случае. Назначил встречу здесь, в больнице, рассчитывая, что Надя привезет к этому времени мою тетрадь, вернее, одну из трех копий, сделанных мною в свое время. Все вышло так, как я задумал.

Валерий Николаевич не скрывал радости, держа в руках толстенную тетрадь и, перелистывая одну за другой страницы документов, не выдержал и воскликнул: «Это же настоящий клад! — Объявил: — Завтра улетаю обратно».

Он долго меня благодарил за правильно принятое решение, обещал держать в курсе и заверил, что теперь я могу быть спокойным за свою судьбу.

Когда он ушел, на моем столике остался сверток. Развернул — деньги. Десять тысяч. И записка: «Это лишь часть гонорара, остальное получите, когда документы заработают».

Зачем мне эти деньги? — возмутился я. Теперь выходит, что я с ними в одной упряжке. А впрочем, так оно и есть. Хотел наказать коррумпированную верхушку — не получилось. Может, теперь получится? Но это дело будущего, зато уже сейчас, когда я избавился от злополучных бумаг, легче стало на душе. Можно больше не опасаться, что кто-то будет угрожать мне или моим близким.

Но, оказывается, я глубоко заблуждался.

Все началось с того, что Надя почему-то в этот день задерживалась. Пришло время завтрака. Скоро обед, а ее все нет. Забеспокоился: не заболела ли?

Вдруг вбегает, глаза заплаканы, на лице — тревога:

— Сережа пропал! Воспитательница пошла вчера за ним в колледж, а там удивились: он сегодня вообще не приходил. Уже сообщила в полицию. Дик поставил всех на ноги.

Я почти не сомневался, что это цепь все тех же провокаций, и надо принимать срочные меры, чтобы спасти ребенка. Значит, те, кто это устроил, не знают, что документы я уже отдал. А может, они из другой компании? Что же, и их тогда придется удовлетворить.

— Надя, помоги мне одеться, я еду домой.

— С ума сошел, никуда ты не поедешь без разрешения врачей, я не допущу этого. — Надя силой уложила меня обратно в постель.

Пришлось раскрыть карты.

— Сережу схватили из-за меня, — сказал я. — Мое присутствие в доме необходимо. Им нужен я, и они будут разговаривать только со мной. И документы, которые я им отдал, находятся в доме. Как видишь, другого выхода нет.

— Встанешь, если врачи разрешат, — упорствовала она.

— Хорошо, позови дежурного врача, — согласился я, — и оставь нас на минуту, объясню ситуацию без свидетелей.

Вошла врач, молодая приятная женщина. Надя осталась за дверью.

— Слушаю вас, какие проблемы? — положила руку мне на запястье и смотрит прямо в глаза. — Чудесно, с таким пульсом можно хоть в космос лететь.

— Мне не надо так далеко, доктор, лучше отпустите меня домой.

Врач, сама симпатия, продолжала подшучивать:

— В увольнение на пару-другую часиков для свидания с очаровательной супругой так и быть разрешу. Но к вечеру должны быть здесь, в постели.

Меня это вполне устраивало. Не пришлось ничего объяснять, проходить консилиум, как у них принято, и прочие формальности. Побольше бы таких понимающих медиков.

Когда Надя вновь вошла, я уже был на ногах. Через несколько минут медсестра принесла мне одежду, и мы поспешили на улицу. По дороге я объяснил Наде, все еще не верящей в официальное разрешение, что состояние мое прекрасное и врач не возражала против моего ухода. Пришлось признаться, что отпущен на несколько часов под честное слово.

Не успели мы подъехать к дому и выйти из машины, как услышали через открытые окна телефонный перезвон. Надя подбежала первая и подняла трубку.

— Да, да, здесь Андрей Петрович, — отвечала она и, прежде чем передать мне телефон, спросила дрожащим голосом: — Скажите, Сережа у вас? Ах, не знаете ни о каком Сереже, зато я знаю. Будьте вы прокляты, Бог накажет вас за ваши преступления. — Она все больше распалялась, и на том конце провода могли просто прекратить разговор, тогда пришлось бы снова томиться ожиданием. Но Надя сама вдруг замолкла и передала мне трубку. — Это тебя, будь с ним поласковей, а то вроде он обиделся на мою горячность.

— Ничего, переживет, — успокоил я жену, — и перестань нервничать, все будет хорошо, Сережу скоро вызволим.

— Алло, Андрей Петрович? — услышал я свое имя.

— Да, это я.

— Энергичная у вас женушка, она, видно, в доме за мужчину? — Голос показался мне очень знакомым и еще через пару фраз я понял, с кем имею дело. Это, без сомнения, Ростислав.

— Давайте ближе к делу, — прервал я его разглагольствования о Наде, — каковы ваши условия освобождения ребенка?

— Вот это, я понимаю, деловитость, прямо-таки быка за рога, — восхитился Рост. — Вот если бы вы там, у меня, выразили такую готовность, никаких недоразумений давно бы уже не было и все жили бы спокойно.

— Понял, что дальше?

Ростислав еще некоторое время покочевряжился, желая вывести меня из терпения, но, видя, что я веду диалог выдержанно, с твердым намерением вступить с ним в сделку, заявил наконец, что Сережа, конечно же, у него и он даст возможность поговорить с ним по телефону, если я выполню его условия. Он потребовал мою тетрадь, пять миллионов долларов наличными и возможность беспрепятственно вылететь в Россию. Деньги и документы должен лично передать кто-либо из членов семьи — я сам, жена или дочь. При этом ребенок освобождается, а тот из членов семьи, кто придет, останется заложником и полетит с ним в Россию. Только там он будет отпущен, когда он, Рост, благополучно испарится со своими друзьями. Ростислав предупредил: если полиция вмешается на каком-либо этапе операции, заложника немедленно уничтожат.

Условия драконовские, и я тотчас передал это Дику Робсону, который связался со своим начальством. Было принято решение — удовлетворить требования Белозерова. Горячее участие принял Венс. Он без колебаний выписал чек на пять миллионов, и я мог в любое время получить в банке наличные. Оставалось решить, кто пойдет на встречу с Ростом.

— Это мой сын, и пойти должна я, — решительно сказала Надя.

— Существуют вещи, которые должны делать только мужчины, — возразил я. — К тому же документы, нужные Ростиславу, требуют комментариев. Он обязательно начнет расспрашивать. Сможешь ли ты дать пояснения? Нет. Так что не возникай и позволь мне самому закончить дело.


— Но ты еще не совсем здоров и к тому же подведешь врача: ты же дал слово возвратиться в больницу.

— Это аргумент. Посоветуемся с Диком, он подскажет.

Я с Надей поехал к Робсону в управление. Когда Дик узнал, о чем идет речь, то сразу же отбросил оба наших варианта. Предложил послать женщину-полицейского, загримированную под нашу дочь.

Надя отвергла этот план, заявив, что рисковать сыном не будет. Я поддержал ее в том смысле, что Рост — умный и хитрый авантюрист, готовый на все. Его не обманешь.

Дик задумался.

— Наверное, вы правы. Я совсем упустил из виду, что недавно мы нашли Марка Шиманского задушенным. Перед смертью он мог признаться, что девушка, которую он привел, была не его дочь, а ваша, Андрей Петрович. Мой номер может не пройти. Единственный выход — срочно вызывать сюда Ию. Это я беру на себя. А с тетрадью вы решили?

Загрузка...