— Дом окружен полицией. Ваш главарь Ростислав Белозеров и еще трое с ним задержаны в машине при подъезде к дому. Сдавайтесь. Выходите по одному с поднятыми руками. Через пять минут будет поздно и полиция откроет огонь на поражение.
Полиция, как всегда, успела к финалу. Но так было и задумано, чтобы не подвергать опасности отца. Я вышла из комнаты, ведя за собой чуть живую Татьяну. Навстречу, перепрыгивая через три ступени, мчался наверх Генрих. За ним — Павел.
Последнего я остановила в двух шагах от себя.
— Павлуша, — я впервые назвала его так ласково, и, наверное, поэтому он буквально замер на ступеньке, — передай, пожалуйста, Робсону, что выходить с поднятыми руками некому, все лежат, а я тоже не могу. — Это я говорила, смеясь и вырываясь из объятий Генриха.
Павел, конечно, тут же пришел в себя, ухитрился чмокнуть меня, а заодно и Таню в щечку и запрыгал вниз, торопясь выполнить мою команду.
Так, обнявшись, мы с Генрихом и вышли на свет. Таня плелась за нами. Я зажмурилась от яркого солнца и увидела: рядом с Диком стоит отец.
Дик подошел к нам.
— Ребята, садитесь в машину. Дальше мы сами разберемся. Водитель знает, куда ехать. Подождите меня там. Дело не терпит отлагательства. Звонил генерал Рожков. Очень просил ускорить ваш отъезд. Вы там нужны донельзя. Учтите, от сердца отрываю и уже с нетерпением начинаю ждать возвращения. — Он глянул на часы: — Через полчаса буду с вами. Все обсудим подробно…
Итак, осталось всего три дня до окончания приема в бадашевскую «академию». Это мы так у себя называем учебный центр профашистской организации «Русские национал-патриоты», которая расползлась по всей России. В учебном центре, расположенном в двухстах километрах от Москвы, проходят подготовку боевики. Лучшие из них отбираются для профессиональной работы в организации. И если Ия и Генрих не подоспеют, весь мой план рухнет.
Московский период жизни Генриха и Ии прошел, можно сказать, на моих глазах. Особенно Генриха. Помогал ему как только мог в моем положении. Будучи начальником отдела в нашем ведомстве, старался отвести от него угрозу. Жаль, что не мог поддержать его открыто. Стоило мне тогда пикнуть, убрали бы моментально. Но Генрих знает: на Виктора Николаевича всегда можно было положиться. Так же, как я был уверен в нем. Вот почему с первых же дней моего нового назначения решил пригласить Генриха с женой поработать у нас. И не только потому, что эта пара уникальна в своем роде как высочайшего класса мастера восточных единоборств. Генрих и прежде всего Ия незаметно вписываются в уже разработанный план.
Они бы приехали давно: дали согласие. Даже моему человеку, посланному к ним, подтвердили свое решение. Но неожиданное для нас происшествие спутало все карты. Две разные российские организации, не сговариваясь, начали за ними настоящую охоту. Одни решили их ликвидировать, чтобы навсегда убрать с дороги носителей обличающих сведений, другие — с целью получения этих секретов для шантажа первых. Запутанная история, тянущаяся многими нитями к минувшим годам. Она требует безотлагательного и решительного вмешательства властей и, в частности, нашего ведомства. Но опять-таки без Генриха и Ии мы ничего не сможем сделать. Как сообщил Дик Робсон, с которым мы поддерживаем постоянные контакты, отец Ии освобожден, все участники похищения нейтрализованы — одни арестованы, а большинство уничтожено российской каратисткой. Теперь важно, чтобы Ия и Генрих не задерживались в Штатах. Дик Робсон обещал свое содействие.
Телефонный звонок прервал мои размышления.
— Дик? Рад снова слышать тебя. — Я сносно владею английским, и мы с ним ведем диалог без переводчика. — Сегодня уже вылетели? Через час можно встречать? Дик, спасибо тебе, за мной не пропадет. Ты что предпочитаешь — армянский коньяк или русскую водку? Русскую, столичную? Будет сделано. Найду способ передать. Бай.
Пора ехать встречать гостей. Еще несколько звонков насчет номера в гостинице и ужина в ресторане. И в машину.
Самолет прибыл без опоздания. Я их встретил прямо у трапа. Обнялись, считай почти пять лет пролетело, немало воды утекло. Живем сейчас уже в другом государстве и в другой обстановке. Многое для них будет внове. Только преступность все та же, а может, стала еще организованней и размашистей. Есть над чем поработать. По пути обо всем этом и пытался рассказать. Но о главном — потом, когда приедем.
На мой вопрос — куда, в гостиницу отдохнуть или сразу ко мне, за дело — Ия и Генрих в один голос выбрали второе. Оказывается, они давно уже «рвутся в бой».
Да и у меня в кабинете можно расслабиться. Удобные кресла, диван, приятный разговор с друзьями. Заказал кофе с бутербродами. И потекла беседа, словно у костра. Когда же первые байки о житье — бытье, внутренней и международной обстановке были исчерпаны, я настроил моих гостей на профессиональную волну.
— Информация, которую сейчас вам сообщу, — начал я, — рассчитана в основном на Ию, но и тебе, Генрих, надо это знать, так как подпирать будешь Ию не только морально. Организация, куда предстоит нам внедриться через Ию, необычная. Это русские нацисты, подчас и не скрывающие ни своей идеологии, ни своих целей. Гитлер для них бог, «Майн кампф» — их библия. Надо быть очень осторожной и не выражать своего отношения к убогой морали и черным делам русских неофашистов. У них в почете культ силы, собственное превосходство над всем остальным миром, неотразимость и так далее. Для достижения цели — а это Олимп власти — нужна армия молодых, умелых, не знающих страха и сострадания орлов. Так записано в Уставе, составленном самим Бадашевым и одобрено комитетом — двумя десятками наиболее преданных ему людей. В бадашевском учебном лагере как раз и готовятся такие «орлы». Формально к ним не придерешься. Что, мол, плохого, если молодые люди приходят в лагерь, живут здесь в общежитии и занимаются спортом, причем совершенно бесплатно. Тем самым, во-первых, они отвлекаются от безделья и возможных преступлений и, во-вторых, готовятся к службе в армии, а те, кто прошли ее, могут овладеть тем или иным видом спорта в качестве специальности. Так оправдывался Бадашев в суде, куда его привлекли за незаконные дела. Отбрехался. Отпустили. Итак, что это за учебный центр?
В двухстах километрах от Москвы у них есть свой полигон, где боевики проходят интенсивную подготовку. Кроме «теоретических» дисциплин, они изучают приемы рукопашного боя, на что отводится восемьдесят процентов учебного времени. Есть сведения, что с особо доверенными людьми отрабатываются детали конкретных операций против коммерческих фирм, банков, политических деятелей и отдельных граждан. Состав переменный. Набирается молодежь после тщательной проверки и «промывания мозгов» на предмет «чистой расы». Специальные, хорошо оплачиваемые вербовщики шныряют по городам и селам, заглядывают в школы, училища, институты, на промышленные предприятия, устанавливают связи с различными ведомствами по трудоустройству и рекламными изданиями, где безработные юноши и девушки предлагают свои услуги. Так что у вербовщиков в России, особенно в Москве, Санкт-Петербурге и других больших городах благодатная почва для успешной работы. Желающих, кстати, очень много, ведь предлагается заманчивая перспектива — бесплатное обучение искусству восточных единоборств, меткой стрельбе из различных видов оружия, саперному и радиоделу и многим другим «наукам», которые всегда в жизни пригодятся. И совсем неплохо, что выпускников обеспечивают высокооплачиваемой работой. Неудивительно, что отбор идет по конкурсу, которому может позавидовать любой престижный вуз — до тридцати человек на одно место. Контингент строго ограничен. В учебном центре постоянно проживает и учится пятьдесят человек мужчин и с нынешнего года — десять женщин. Все они на период подготовки — а он продолжается три месяца — обеспечиваются общежитием, трехразовым питанием, обмундированием и даже стипендией на мелкие расходы. После окончания учебы выпускники разъезжаются по домам, их берут на учет в штабе организации, устанавливают с ними конкретную связь, помогают трудоустроиться главным образом в охранные структуры, а также в систему МВД. На их место прибывают очередные группы, и так беспрерывно в течение года.
— Откуда же у них такие деньги на содержание учебного центра? — не выдержала Ия, хотя я просил приберечь все вопросы «на потом».
Но мне не пришлось прервать мысль, так как именно об этом я и хотел рассказать:
— У них тесные связи с рядом коммерческих структур, которые они опекают, а также с заграничными, довольно безбедными филиалами. Последние делают крупные валютные вливания на банковский счет штаба национал-патриотов. Кроме того, бадашевцы не брезгуют рэкетом, операциями с наркотиками и оружием. — Тут я сделал паузу, чтобы еще больше овладеть вниманием гостей, и продолжал: —Вот об этом последнем мы сильно беспокоимся. Идет утечка легкого оружия за рубеж, и мы пока не можем обнаружить источник. В Югославии хорваты, мусульмане, сербы убивают друг друга нашим оружием. Дудаевская армия в Чечне на восемьдесят процентов вооружена автоматами, гранатометами, даже бронетехникой российского производства. Оснащены российским оружием и мусульманские экстремистские формирования в арабских странах. Словом, куда ни глянешь, всюду встретишь оружие с гравировкой: «Мейд ин Раша». Мы, разумеется, выходим на различные группы и центры, занимающиеся этим незаконным бизнесом, ликвидируем их. Но это не решает проблемы. Здесь действует, без сомнения, главный нелегальный центр организованной преступности, который координирует продажу оружия за пределы России. По нашим данным, далеко не последнюю роль играет и штаб национал-патриотов, в частности, сам Бадашев и его ближайшее окружение. Но мы никак не можем зацепить их. Единственный выход — попасть к ним в качестве доверенного лица. И первая ступенька — учебный центр. Через два дня заканчивается набор в женскую группу. У них строго: опоздал — поезд ушел. Делай следующую попытку через три месяца. Вот почему мы вас так торопили. Дик Робсон сообщил мне, что Ия в принципе согласна с идеей внедрения в это осиное гнездо. Нет ли у вас сомнений и возражений после того, как вы услышали от меня подробности об этой организации? — спросил я.
— Согласна, — кивнула Ия.
— Тогда отдыхайте до вечера. Вам заказан номер в нашей гостинице. В восемь встретимся в ресторане, вместе поужинаем, договорим, о чем не успели. А завтра мы подготовим соответствующие документы и обсудим вашу задачу.
— Это касается только меня? — поинтересовалась Ия.
— Да, только вас, — подтвердил я.
Генрих молчал, видимо ожидая, когда до него дойдет очередь.
Ия же, как и большинство женщин, была нетерпелива:
— А что будет с мужем? Я засмеялся:
— И Генриха мы не оставим без работы. С ним разговор особый.
Вечер в ресторане удался на славу. Мы были вчетвером. Я с женой и Генрих с Ией. Пили шампанское, отдали дань восточной кухне, слушали оркестр. И вели деловой разговор. Я просил Машу, что бы, по возможности, занимала Ию какой-нибудь женской болтовней, тогда мы с Генрихом могли бы устраивать себе перекур. В таком деле моя женушка мастер высокого класса, и, как только я незаметно подмигнул ей, Ия тотчас оказалась в Машином капкане, из которого пытаться вырваться бесполезно. И пока Маша с Ией о чем-то с увлечением щебетали, я подсел к Генриху поближе и спросил, как он смотрит на то, чтоб в качестве инспектора налоговой полиции получать доступ в различные мафиозные и экстремистские группы, действующие под вполне безобидными прикрытиями и вполне официально. Тут важно не только вскрыть финансовые махинации, хотя это бывает не под силу даже опытным специалистам. Задача Генриха — войти к ним в доверие. Тут много способов. Например, прижать их за какой-то просчет и пообещать крупные неприятности или же дать понять, что многое можно у них раскопать, если, например, не дадут выкупа. Неплохо показать свою готовность оказать услуги, быть полезным за определенный гонорар. Словом, вариантов уйма. И найти наиболее подходящий, в зависимости от обстановки — это, пожалуй, самое важное. Главное — сдвинуть с места, заставить пойти тебе навстречу тех, кто заправляет делами.
Мы так увлеклись, что забыли о своих женах. А их между тем увели какие-то молодые люди, и они прекрасно чувствовали себя с ними в такт ритмичной музыке.
Я предложил Генриху закругляться, а то можем больше не увидеть своих подруг.
— Мне это не грозит, — улыбнулся Генрих. — Лучше меня ей не найти.
— Не переоцениваешь ли ты себя, дружище? — поддержал я шутливый тон приятеля. Мне нравилось его приподнятое настроение и готовность принять на себя ответственность, связанную с большим риском. Я «насел» на Генриха, потому что теперь, когда с Ией было все ясно и ей предстояло завтра переключиться на инструкторов, от него зависела судьба всей нашей программы по ликвидации наиболее опасных преступных групп.
Итак, Генрих тоже согласен. И если Ия уже через пару дней приступит к делу, то Генриху придется еще недельку у нас поучиться.
Долго, очень долго пришлось мне пробивать разрешение у высокого начальства на проведение этой непростой операции. А когда докладывал об этом на коллегии, один из высокопоставленных чинов не выдержал и бросил небрежно:
— Бред какой-то!
Я замер от неожиданности. В наступившей секундной тишине начальник управления без тени иронии довольно громко произнес:
— А что, и бредовые идеи, бывает, дают хорошие всходы!
Вот так все и закрутилось.
Признаться, лишь в ресторане я пришел в себя и начал понимать, что появилась надежда на правах официального лица попасть в учебный центр, повидать Ию, пусть даже издалека, и, может быть, в случае необходимости и помочь ей. Ведь ее засылают в пасть дьяволу, а я как бы оказываюсь в стороне. Так я думал после разговора в кабинете Виктора Николаевича, и как только Ия ни старалась меня растормошить, гнетущее состояние меня не покидало. Только когда Виктор Николаевич пододвинулся ко мне за нашим столиком в ресторане и предложил взяться за инспекторскую работу, стало легче. Откровенно говоря, мы не были готовы расстаться хоть бы на время. Но генерал Рожков убедил, что цель оправдывает средства. Страна нуждается в таких профессионалах, как мы, особенно в сфере борьбы с организованной преступностью. В свою очередь и нам помогут выйти на тех, кто замышлял убить нас, и окончательно избавиться от этого зла.
У нас с Ией оставалось всего два дня, чтобы побыть вместе. Так я считал. Но получилось только две ночи. Днем нас направляли в разные кабинеты, и мы проводили все время «в когтях» специалистов, которые нас инструктировали, наставляли, учили. Ночью мы не могли наговориться, будто расстаемся навсегда. Ия была необычайно ласкова и послушна. Все мои наставления воспринимала без малейшего сопротивления и спора, в отличие от того, как она обычно делала, прежде чем их принять. Убедил ее взять с собой нунтяку, действовать с которой Ия могла прекрасно. Это безобидный с виду предмет, состоящий из двух палочек на перевязи. Между тем в руках профессионала, а Ия именно профессионал, сила удара нунтяку может достигать до полутора тонн. Такой «игрушкой» она раскалывала на тренировках стальной шлем, как грецкий орех. Это многопрофильное оружие. С его помощью можно наносить не только сокрушительные удары, но и проводить удушение, тычки по болевым точкам, эффективные блоки против врага, вооруженного палкой, стальным бруском, трубой, любым холодным оружием. Эти палочки вполне могут послужить Ии в экстремальной ситуации. Напомнил я и целый ряд очень эффективных приемов, которыми следует пользоваться при необходимости. Это техника приемов айкидо, куда входят прежде всего броски, болевые захваты с удержанием и удары. Наиболее типичен для айкидо «бросок на четыре стороны», применяющийся как универсальное средство для освобождения от захвата противника. Мы с Ией проигрывали различные ситуации, пока в дверь не постучали и не потребовали прекратить хулиганство, в противном случае будет вызвана милиция. Мы с хохотом повалились на кровать и до рассвета занимались любовью.
Ия уехала, а для меня потекли однообразные и нудные дни учебы. И хотя Виктор Николаевич обещал, что мне будут помогать специалисты: мне все равно полагалось разобраться как минимум в финансовых символах и терминах. По замыслу генерала мы с Ией должны будем выполнять одну и ту же задачу — внедряться в преступный мир — только с разных сторон. А это требует хорошей подготовки.
Ия передала генералу Рожкову с разрешения Андрея Петровича весь пакет с копиями криминальных документов. Но он не вызвал у него особого интереса.
— Материал, конечно, важный, — сказал он, — но по нему не заведешь сейчас ни одного уголовного дела. Нужны свежие факты. Вот вы их и добудете.
Неделя осталась позади, и я снова в кабинете генерала Рожкова. Последние наставления — и я, вооруженный знаниями и полномочиями, получаю первый адрес. Это фирма, занимающаяся экспортом за рубеж отечественных автомобилей и имеющая соответственную лицензию на такой род деятельности. Однако уже давненько ведомство генерала Рожкова подозревает фирму в незаконных махинациях с оружием. Но никак не удается под нее подкопаться. Официальные проверки ничего не дают.
Со мной двое ребят, они в самом деле из налоговой полиции. Подъезжаем к двухэтажному особняку, что укрылся в одном из тихих московских переулков. Звоню. Выходит парень лет двадцати пяти в камуфляжной форме цвета хаки. На бедре кобура с револьвером.
— Чего надо? — спрашивает грубо, с вызовом.
— Не чего, а кого, — поправляю я и уточняю: — Генерального директора.
— Сегодня он никого не принимает. Приходите завтра с четырех до пяти часов. — Дверь грубиян за собой закрыть не смог, так как на пути оказался мой ботинок.
— А ну убери! — угрожающе предупредил охранник, потянувшись к кобуре.
Я перехватил его кисть, развернул парня затылком к себе и заломил руку за спину.
— Теперь показывай, где ваш начальник, — распорядился я, пригласив следовать за мной своих коллег.
— Отпусти, больно! — запросил пощады молодчик.
— Так куда идти? — повторил я вопрос.
— Вон обитая дверь, там секретарь, — показал он кивком в конец коридора.
— Ладно, живи. — Я отпустил его, предварительно отобрав пистолет. — Этой штукой не балуются, передам твоему начальнику, чтоб сделал тебе внушение. А пока топай отсюда и радуйся, что легко отделался. Я сегодня добрый.
Парень, поглаживая руку и с опаской поглядывая на нас, подбежал к телефону и стал названивать. Я пригрозил ему пальцем и оставил его в покое.
Мы смело открыли обитую коричневым дерматином дверь и вошли в светлую, просторную приемную, благоухающую ароматом дорогих духов. За столом с тремя телефонами сосредоточенно восседала красотка с голубыми глазами.
— Александр Михайлович вас вызывал? — ласково встретила она нас.
— Конечно, — хором ответили мы, — доложите, что господа из налоговой инспекции будут счастливы встретиться с президентом известной компании.
Я намеренно повысил титул ее начальника, чтобы придать весомость нашему визиту.
Девушка прямо-таки подскочила и исчезла за дверью, не менее массивной, чем та, что преградила нам путь у входа в офис.
— Заходите, Александр Михайлович ждет вас. Полненький, небольшого роста, уже в годах человечек выкатился нам навстречу.
— Здравствуйте, друзья, — радушно приветствовал он нас, — что ж вы не позвонили, я бы подготовился к встрече, а то так неожиданно. Могли не застать.
— Ничего, не беспокойтесь, — охладил я его не в меру горячую приветливость. — Это у нас такой стиль работы, чтобы не ждали.
Он только теперь увидел у меня в руке пистолет охранника, задрожал, побледнел и хлопнулся на первый подвернувшийся стул.
— Да не пугайтесь вы, — успокоил я его. — Это револьвер того парня, что на вахте стоит. Больно нервный он. Пришлось отобрать. Как цепной пес бросается на людей.
— Это недоразумение, разберемся, уберем хама, — заверил Александр Михайлович, быстро приходя в чувство. — Садитесь, пожалуйста, — широким жестом он пригласил нас к столу и нажал кнопку вызова.
Тотчас в комнате появилась блондинка.
— Слушаю!
— Кофе и все прочее. А этого идиота убрать немедленно. — И, поймав удивленный взгляд голубых глаз, раздраженно бросил: — Ну, кто сегодня на вахте?
Через минуту комната наполнилась душистым ароматом кофе, и мы с дымящимися чашечками удобно устроились в мягких полукреслах.
— Надолго к нам? — первым нарушил паузу Александр Михайлович.
— От вас будет зависеть, — загадочно улыбнулся я, — а если серьезно, дня три-четыре. И чтобы не затягивать это приятное свидание, прошу предоставить нам отчет о финансовой деятельности и всю документацию, касающуюся импорта за текущий год. Мои коллеги займутся этим прямо сейчас в помещении, которое вы им отведете. А мы с вами в это время побеседуем о наших делах.
Пока я говорил, Александр Михайлович радостно кивал головой в знак согласия и нажимал кнопку вызова. Снова блондиночка.
— Срочно вызовите сюда всех начальников отделов, главного бухгалтера, моего заместителя и исполнительного директора, — приказал он.
Я не ожидал от него такой прыти и готовности сделать все, что скажу. Ведь многое из моих пожеланий, мягко говоря, не вписывалось в нашу налоговую компетенцию. Тем не менее, когда собралась команда генерального директора, каждый, кто отвечал за то или иное направление работы, получил указание дать нам полный отчет и оперативно откликаться на любое наше требование. «Может, действительно здесь все в ажуре и на них зря возвели поклеп?» — невольно подумал я, наблюдая, как четко, без опасений и оглядки действует глава этой фирмы.
Распоряжения отданы, люди приступили к их исполнению. Удалились и мои помощники, чтобы начать разбираться с бумагами. Мы с Александром Михайловичем остались один на один. И опять он меня удивил. Выложил мне все как на духу. Он бывший цековский работник. Жил далеко не по средствам. Шикарная двухэтажная дача под Москвой со всеми удобствами, две иномарки плюс пятикомнатная, отделанная по последнему крику моды квартира в центре города. Регулярные поездки с женой и двумя дочерьми на элитарные курорты. Любовница по высшему разряду, частые посещения дорогих ресторанов и сауны с шашлыками и выпивоном — все это требовало, особенно в «застойные» годы, не только солидных затрат, но и чисто моральной поддержки высокопоставленных лиц и партийных боссов. Второе было особенно важно, иначе прогоришь в два счета. С прежних времен у него осталось все — и квартира, и дача, и иномарки, и даже любовница. Конечно, уже другая, помоложе. Вот только работу сменил на еще более денежную.
Интересно, с чего это он так разоткровенничался. Не глупый мужик, знает, что за прошлое его не ухватишь. Даже если захочу, не смогу ничего доказать, документов-то у меня никаких нет, одни эмоции. С другой стороны, понимает, что такая искренность здорово подкупает и вызывает доверие. На это и бьет. Не сомневаюсь: если бы он даже подозревал, что я располагаю фактами о его прежних связях, вел бы себя по-другому. Уверен, пуще огня боится, что его делишки давно минувших дней станут достоянием прессы, не говорю уже — уголовного дела. Разом все рухнет — и престиж, и фирма, и связи — останется у разбитого корыта. Разве может он допустить такое? Будет драться до последнего, чего бы это ему ни стоило. Вот и играет со мной в поддавки, гляди, мол, — я весь на ладони, ничего не скрываю, ни что было раньше, ни что есть теперь.
Два дня мы рылись в документах. Я переговорил со всеми, кто осуществляет операции по делам фирмы. В основном — комар носа не подточит. Лишь мелочи, некоторые ошибки в финансовых отчетах, несвоевременная уплата штрафов за опоздание с перечислением налогов. В общем, пустяки, о которых и упоминать неприлично такой высокой комиссии, как наша. Ломаю голову, как прижать генерального в заключительной беседе, чтобы расколоть его, заставить приоткрыть завесу тайных операций с оружием, которые, затылком чувствую, идут здесь с хорошим размахом. Припугнуть его: мол, все о нем знаю, мне ничего не стоит обнародовать всю его подноготную в брежневские и горбачевские времена? Перетрусит, наверное, попробует, может быть, откупиться, вывернуться. Что это даст реально? Ничего. Задача, ради которой меня сюда послали, останется невыполненной. Значит, пока этот удар держу про запас, на сладкое. Главное же надо искать в другом. В чем же? И вдруг, как молния, пронзила мысль. Пистолет. Мимолетно заметил на рукоятке английское «Мейд ин Раша». Откуда у охранника экспортный вариант револьвера? Проверим. Может, это и есть ниточка, за которую клубок потянется? Так, надо действовать очень осторожно, чтобы не спугнуть начальство.
Снова в кабинете у Александра Михайловича.
— Спасибо вам огромное за помощь, — и рта не дает мне раскрыть, — ваша работа — это просто неоценимая услуга, за которую наш коллектив должен благодарить и благодарить. — Витиеватые фразы Александра Михайловича и откровенные реверансы режут слух, а когда он преподнес в качестве сюрприза сообщение о выдаче каждому из нас денежной премии, тут я уже не выдержал и остановил речевой поток:
— Простите, но это наша работа, и мы не можем принять ни премий, ни подарков. Нам достаточно того, что вы оценили наш труд как помощь, и мы будем вполне удовлетворены, если после нашего визита коллектив учтет замечания, исправит ошибки и улучшит свою деятельность.
— Можете не сомневаться, что именно так и будет, — поспешил заверить Александр Михайлович.
Я почти потерял надежду подобраться к главной своей задаче, но директор сам сделал шаг навстречу.
— Охранника мы уже убрали, — сообщил он в качестве наглядного свидетельства быстрой реакции на наше недовольство.
— А вот этого как раз и не надо было делать, — сразу нашелся я, увидев ниточку, случайно отпущенную Александром Михайловичем. — Мы сюда пришли не разгонять людей, а учить их. Так что верните провинившегося и отдайте ему его оружие. Уверен, что после этого инцидента парень будет вести себя как подобает.
— Конечно, конечно, — радостно закивал головой Александр Михайлович, нажимая кнопку вызова и одновременно закрывая вопрос с пистолетом: — Я сразу же передал револьвер коменданту, который распоряжается охраной.
«Врет», — подумал я, видя, как он лихорадочно шурует рукой в бумагах, выдвигая один ящик стола за другим.
— Слушаю вас, Александр Михайлович. — Блондинка уже стояла в кабинете по стойке «смирно».
— Срочно найдите Петра, пусть зайдет ко мне, я его, кстати, недавно видел в буфете. — Александр Михайлович был верен себе, действовал без промедлений.
Через несколько минут появился Петр. Вошел, боязливо озираясь, а когда увидел меня, испуганно отшатнулся.
— Вот, инспектор прощает тебя, извинись и можешь остаться у нас, — торжественно объявил Александр Михайлович.
Петр переступил с ноги на ногу:
— Ладно, извините, ошибочка вышла. Я похлопал его по плечу:
— Вот так, брат, всегда получается, когда в бутылку лезешь. Ничего, наука никогда не вредит. Верно говорю?
Петр кивнул.
— Мне можно идти? — спросил, обращаясь почему-то ко мне.
— Иди, — разрешил я, — только не уходи далеко, побалакать надо, — и к Александру Михайловичу, чтоб не беспокоился, а то аж глаза округлились: — Проинструктирую, как вести себя с посетителями в такой солидной фирме.
— О, это будет весьма кстати, — хитровато прищурившись, воскликнул директор и попросил: — А может, со всей сменой побеседуете? Там всего-то шесть человек, очень нам поможете.
— Что ж, — согласился я, — идея мне нравится. Гендиректор, сам того не ведая, дал мне еще один шанс приоткрыть завесу тайны.
Вызванный в кабинет комендант, бывший десантник, здоровенный мужик в такой же камуфляжной одежде, как и охранники, быстро собрал всю смену — шесть человек, почему-то ошивающихся в офисе. Александр Михайлович, сославшись на срочное дело, освободил для нашей беседы свой кабинет, и я закатил речугу относительно высокой государственной миссии каждого из сидящих в этой комнате и умения обращаться с оружием.
— Для иллюстрации я вам сейчас продемонстрирую, как это надо делать. Дайте, пожалуйста, пистолет, — обратился я к коменданту.
«Десантник» с готовностью кинулся к одному из сидящих, видимо, тому, кто должен был сейчас охранять вход, и вытащил у него из кобуры пистолет.
— Вот, пожалуйста.
Я повертел револьвер в руках, показывая простейшие приемы стрельбы, которые, безусловно, и они знают, подчеркивая, что применять оружие следует в самых крайних случаях, когда другого выхода нет. В общем, говорил элементарные вещи, рискуя показаться в невыгодном свете. Но это меня мало беспокоило. Я успел осмотреть и рукоятку, и ствол, но заветного «Изготовлено в России» нигде не обнаружил. Это еще более укрепило мои подозрения и решимость во что бы то ни стало найти оружие.
Я выпроводил всю компанию из кабинета; на вопросительный взгляд задержавшегося у двери коменданта сказал, что остаюсь на пару минут доложить по телефону начальству о завершении работы. Он удалился, а я стал выдвигать и осматривать все ящики стола. Скорее всего, директор забыл отдать пистолет коменданту и не помнит, куда его положил.
И вдруг пистолет! Затерялся в бумагах. Лежит себе целехонький. Как же так, Александр Михайлович, подвела память, явный склероз, не пора ли на покой? Ведь вам уже наверное за шестьдесят. Так и есть, тот самый — «Мейд ин Раша». Теперь важно не поднимать шума. Пистолет — на экспертизу, а затем аккуратно, не потревожив муравейник раньше времени, подобраться к центральному аппарату этой подпольной коммерции.
Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет буквально влетел Александр Михайлович.
— Вы уже закончили? А то у меня сейчас совещание, — объяснил он свое внезапное появление. А сам подозрительно поглядывает на меня, на стол, на стены и окна, словно здесь в его отсутствие был произведен капитальный ремонт с моим участием. Видно, спохватился, что слишком рискнул, оставив меня в кабинете.
— Все в порядке. Мы завершили работу, — успокоил его я, укладывая на рычаг телефонную трубку, за которой неотрывно следовал взгляд директора. — Об этом я и доложил своему начальству.
— Приятно иметь дело с умным человеком, — сделал мне комплимент Александр Михайлович и пошел дальше: — Буду счастлив встретиться с вами еще раз, особенно в неофициальной обстановке. Наша фирма богата, и возможности неограниченные, только скажите, и все у вас будет.
Чтоб не уподобиться той кукушке, которая хвалит петуха, я уклончиво ответил:
— Все может быть, пути господни неисповедимы. Кажется, я его разочаровал, он рассчитывал на большее…
Генерал Рожков не скрывал удовлетворения, рассматривая оружие.
— Три дня работы, и уже что-то есть! Вызвал порученца:
— Отправьте на экспертизу с пометкой «срочно». Передайте мою личную просьбу — результат прислать завтра.
На следующий же день все было готово — и адрес изготовителя, и номер воинской части, на складе которой хранился пистолет. С военным заводом, казалось, все было ясно — изготовили партию и отправили по назначению, а вот почему с военного склада исчез пистолет и появился в фирме, да вдобавок с гравировкой на английском, это следовало выяснить.
Уже вечером того же дня я вылетел на Северный Кавказ, где была расположена воинская часть. Со мной комиссия из Министерства обороны — полковник и два майора. В самолете согласовали свои действия по предложенной мной схеме: вначале я раскручиваю без свидетелей командира части, чтобы паче чаяния не спугнуть непосредственных виновников, а затем последовательно, вниз по лесенке — всех исполнителей, отвечающих за тыл и вооружение. Одновременно опечатываем склады оружия и всю документацию.
Наш приезд был полной неожиданностью для командного и тем более личного состава. Дело в том, что мы прилетели в воскресенье, когда большинство офицеров, в том числе и командир, отдыхали. Мы без шума остановились в городской гостинице, чтобы преждевременно никого не тревожить, а с понедельника начать работу. Но как обычно бывает в каждом небольшом местечке, весть о приезде начальства сразу расползлась по всей округе, дошла и до командира. Он тотчас собрал свой штаб по тревоге. Объявил аврал по уборке территории. Всем службам, особенно продовольственной, дал задание на предмет заготовки питья и еды для повседневного, делового стола и заключительного, праздничного. Когда мы в понедельник прибыли в часть, нас торжественно встречали радостные, хорошо выбритые и наодеколоненные офицеры, чистые дорожки военного городка; это должно было создать у нас приятное рабочее настроение и вызвать желание уже сейчас воздать похвалу командиру и руководимой им части.
Сославшись на отсутствие аппетита и на перехваченный в гостиничном буфете кофе с бутербродами, мы вежливо отказались от приглашения на завтрак и попросили дать нам возможность приступить к исполнению своих обязанностей. Я уединился с командиром части. Это был молодой полковник, недавно получивший очередную звездочку. Он попросил, если не секрет, рассказать о цели приезда комиссии и о вопросах, которые ее интересуют. В свою очередь командир готов оказать полное содействие, чтобы работа инспекции была плодотворной. Такое заявление обнадеживало. Мне незачем было скрывать от руководителя хозяйства, что нас беспокоит и какая задача перед нами поставлена. «Затем и приехали, — сказал я, — чтобы вместе с вами разобраться, как хранится на складах оружие, насколько четко поставлен учет, какие проблемы стоят перед вами в этой области работы».
Узнав о подготовленной для нас программе пребывания — с баней, банкетом и даже с девочками, мы сразу же разочаровали, а может, и обрадовали полковника, заявив, что будем жить по своему аскетическому плану: двенадцатичасовой рабочий день с перерывами на обед и ужин в обычной офицерской столовой.
— Крутой у вас распорядок, — заметил командир, — как хотите, мы от чистого сердца, чтоб работа спорилась. Другие не отказываются.
— У нас свой стиль, — сказал я за всех, — и он обычно не подводит.
Буквально волосы дыбом встали, когда мы копнули материалы с отчетностью о хранящемся на складах оружии. Вернее, безотчетностью. Запущенность и запутанность документов, противоречащие друг другу даты получения, сдачи и наличия пулеметов, автоматов, пистолетов, гранатометов, а также бронетехники производили впечатление преднамеренно созданной кем-то путаницы для беспрепятственного манипулирования военной техникой. Ее можно было спокойно вынести и вывезти в любом количестве за пределы части. Заведующий складом прапорщик наведывался сюда раз — два в месяц и только затем, чтобы пощупать, цел ли замок на дверях. Часовой же лишь в ночное время прохаживался из конца в конец на расстоянии примерно километра в полтора, вполне достаточного, чтобы успеть очистить хранилище.
Командир части не оправдывался: слишком уж очевидны были факты. Показал нам копии телеграмм, которые посылал в центр с просьбами помочь навести порядок с хранением оружия. Дело в том, что воинская часть, как и многие другие после распада СССР, подлежала расформированию. В связи с этим многие офицеры были уволены в запас, личного составе катастрофически не хватало, некому нести караульную и внутреннюю службы. Огромные ценности остаются почти без охраны. А оружие, на удивление, прибывает огромными партиями, а потом по приказу сверху его куда-то забирают. Приезжают начальники с большими звездами на погонах, руководят приемом и отправкой оружия и военной техники, живут часто по целым неделям, уезжают, их сменяют другие. И все требуют к себе внимания, заботы и полного жизненного кайфа. Так жаловался нам командир.
Можно, конечно, его понять. Но отпускать вожжи, терять контроль и мириться с беспределом в этой, можно сказать, первостепенной области военной службы — преступление. Стали искать, откуда прибывает и куда убывает оружие, кто конкретно приезжал и руководил этим делом.
Неожиданно из Министерства обороны пришла телеграмма, срочно отзывающая моих коллег в Москву. Что бы это значило? Звоню генералу Рожкову. Он в зарубежной командировке. Так, значит, остался один. Совпадение или кто-то намеренно ставит палки в колеса? Не связано ли это с выводами комиссии о творящихся здесь безобразиях? Если мои предположения верны, то это лишний раз доказывает, что «рыба гниет с головы». Там, «наверху», и надо искать первопричину махинаций в военном бизнесе. В то же время выйти на них можно, лишь перекрыв кислород в каком-то звене, нарушив отработанный механизм купли — продажи оружия.
Веду откровенный разговор с командиром части. Если он хочет уменьшить свою вину и помочь в решении важной государственной задачи, должен немедленно, пользуясь своими правами, наложить запрет на грабеж арсенала. Произвести под своим личным наблюдением тщательный учет хранящегося и получаемого военного имущества.
Полковник с готовностью принял мои предложения, и колесо завертелось. Я твердо решил: не уеду отсюда, пока не буду убежден, что этот участок уже вне подозрений. Тогда посмотрим, откуда ветер дует.
Уже два раза поданные на станцию вагоны не загружались оружием и уходили ни с чем. На все телефонные звонки, касающиеся «оружейной темы», командир приказал дежурному по части отвечать: «Идет переучет».
Работа была в полном разгаре, когда командир части пригласил меня рано утром на рандеву.
— Вот, читайте, — он показал мне факс, — не выполню — голова с плеч.
— Ну уж прямо-таки голова, — попробовал я отшутиться.
Но полковник был настроен серьезно:
— Придется отгружать. Это приказ, обойти его или даже исполнить в другое, чем указано, время не в моих силах. И так я уже насамовольничался, это вряд ли понравится начальству.
— Например? — переспросил я его, стараясь вникнуть в смысл телеграммы.
— Да хотя бы отвлечение личного состава от боевой учебы на подсчет единиц оружия или отказ допустить на склад представителей военного округа без разрешения командующего. А разве похвалят за то, что отказался утвердить акт отборочной комиссии на списание дорогостоящей техники? Но самое неприятное для меня — мой запрет на загрузку вагонов.
— Вы считаете, что действовали неправильно? Полковник замялся:
— Надеюсь, что в рамках закона. Так в чем же дело?
— Хорошо бы, чтобы и начальство мое так думало.
— Не сомневаюсь, — уверенно сказал я, чтобы подбодрить упавшего духом командира. — Ну а что касается вот этого, — я положил прочитанный факс на стол, — надо разобраться. Здесь нет личной подписи отдавшего распоряжение. Только обозначена фамилия начальника управления. Отгрузить со склада пять вагонов и две платформы — это не шутка. Тут миллионами долларов пахнет. Предлагаю связаться по В/Ч с командующим округа, доложить ему, что на вас давят самым неприличным образом, действуют через его голову, попросить поддержки.
Командир части сделал, что я предложил, но безуспешно. Командующего на месте не оказалось, он проводил тактические учения где-то далеко в горах. Так, пора командиру брать ситуацию под контроль. Утром подадут вагоны и за простой пойдут такие штрафные санкции, что придется продавать все с молотка, чтобы рассчитаться.
— Все остается в силе, — твердо решил полковник. — Пусть подтверждают телеграмму и приказ личной подписью ответственного лица.
— Вы поступаете здраво, — заверил я его и высказал мнение, что вряд ли кто возьмет на себя смелость подписать такой документ. — Вы извините, — сказал я, — но надо быть очень простодушным и близоруким, чтобы не видеть, что вас просто подставляют и делают игрушкой в своих играх, а в случае опасности свалят всю вину на вас.
— Да, кажется, вы правы, — согласился командир. — Доживем до утра. Посмотрим, что начальники предпримут.
Меня разбудил резкий телефонный звонок часов в пять, когда только начало светать. Дежурный по части просил срочно явиться в штаб и оглоушил меня фразой:
— Полковник Виноградов покончил с собой.
Я сразу отбросил предположение о возможности добровольного ухода из жизни этого человека. Мы с ним расстались поздно вечером, и ничто не говорило о его подавленном состоянии, пессимизме или какой-то внутренней борьбе. Наоборот, на душе у него было спокойно и ясно. Он не сомневался, что поступил правильно, отказавшись выполнять безумный приказ, и больше не хотел продолжать разговор на эту тему. Поделился со мной радостью, что скоро приезжает с Украины жена с ребенком — отдыхала у матери на даче. С таким настроением люди себя не убивают. Тут что-то не так.
Несмотря на ранний час, в штабе было полным-полно офицеров. Ходили на цыпочках, говорили шепотом, растерянно пожимали плечами. В доме покойного уже работали медицинские эксперты и следователи.
Заместитель командира части, подполковник Тихомиров, взявший хозяйство в свои руки, скорбно задал риторический вопрос: зачем он это сделал?
— А вы уверены, что это самоубийство? — спросил я его в упор.
Подполковник только руками развел.
Между тем Тихомиров даром время не терял. Ознакомившись с текстом злополучной телеграммы, он, нисколько не колеблясь, отдал распоряжение на подготовку вывоза ящиков с оружием.
— Не делайте этого, — пробовал я вразумить его, но безрезультатно; подполковник уже принял решение, и я понял: обратного хода не будет.
Хлопнув в сердцах дверью, я направился на станцию посмотреть, как будет идти работа, и со слабой надеждой узнать пункт назначения вагонов.
Так и есть, сплошная стена молчания. Куда ни сунусь, всюду от ворот поворот. Здорово все схвачено. Ни мое служебное удостоверение с грифом Федеральной службы контрразведки, ни особое предписание с просьбой оказывать содействие никак не повлияли на людей, к которым я обращался.
Решение я принял в последнюю минуту, когда отгрузка была закончена и офицер, руководивший операцией, начал опечатывать вагоны и проверять надежность креплений бронетехники на открытых платформах. Воспользовавшись благоприятной минутой, когда команда офицера замешкалась с замком у одного из вагонов, я прыгнул на платформу и спрятался под брезентом, укрывающим легкий танк.
События последних дней пронеслись передо мной, как на киноэкране. Трагический финал. Все больше и больше приходил к убеждению: полковника Виноградова убрали, так как своими действиями он мог сорвать планы высокопоставленных магнатов. Значит, все время был рядом кто-то, контролирующий его. Интересная мысль. Но убрали полковника очень профессионально, и военная прокуратура вряд ли придет к иной версии, чем самоубийство. Ничего, придет время — палачи поплатятся и за эту жертву. Надеюсь, моя с Ией работа поможет найти убийц.
Поезд двигался экспрессом, без остановок, проезжая станцию за станцией. Наши вагоны прицепили к товарному составу с каким-то засекреченным грузом, охраняемым спецназом. Это я сразу усек, выглянув из своего укрытия. Вооруженные солдаты стояли на подножках всех вагонов с автоматами на изготовку.
«Будто фронтовую зону проезжаем», — удивился я такой боевой готовности. Поезд стал замедлять ход и, заскрипев тормозами, остановился. Приподнял край брезента и высунулся — совсем чуть-чуть, чтобы не быть замеченным. Двое гражданских, одетые в ярко-желтые железнодорожные безрукавки, деловито прошлись около моей платформы. А через некоторое время я услышал характерный лязг колес. Поезд тронулся, набирал скорость.
Но мы не сдвинулись с места. «Нас отцепили, — понял я, — надо быстренько сматываться». Пробрался между стоящими вплотную танками и сполз на землю. И тут увидел, что укрыться негде. Вокруг совершенно открытое поле. Впереди колонна грузовых крытых машин. И вооруженные люди, быстро направляющиеся к железной дороге. Меня заметили. Несколько человек отделились от этой группы и заторопились в мою сторону. «Черт, попался за здорово живешь, — выругался про себя, — придется выкручиваться». Документы и свой кортик незаметно положил за шпалу и ногой присыпал песком. Запомнил место: как раз напротив одинокого колючего куста. Теперь спокойно подождем.
— Я из воинской части, сопровождаю груз, — ляпнул первое, что пришло в голову, опережая вопрос подошедшего ко мне парня. Лицо, заросшее черной бородой, автомат Калашникова на груди и широченный пояс с ручными гранатами придавали ему устрашающий вид.
— Документы есть? — спрашивает тихим голосом, без нажима, акцент кавказский.
Лихорадочно шарю по карманам.
— Кажется, потерял.
— Я так и думал. Хорошо, пошли со мной, — поворачивается и, не оглядываясь, топает куда-то в сторону от дороги.
«Уверен, что последую за ним», — отмечаю про себя и, конечно же, повинуюсь, иного выхода нет. Буду действовать смотря по ситуации. Похоже, что это чеченцы и товар доставлен им. Однако дело поставлено на широкую ногу.
В том, что я прав, убедился, заметив, как быстро разгружаются вагоны и скатывается с платформ подвижная техника. Мы подошли к одной из машин. В кабине сидел средних лет кавказец и просматривал карту. Автомат между ног, из приоткрытого «бардачка» выглядывает рукоятка пистолета Макарова.
— Вот, человека нашел, документов нет, говорит, что сопровождал груз, — коротко доложил по-русски парень.
— Хорошо, иди, делом займись, — отпустил его сидящий в кабине, продолжая рассматривать карту. — Слушаю вас, — глухо бросил он, не поднимая головы.
— Понимаете, в нашей части произошло ЧП, убит командир, а я впопыхах оставил свои документы, хотя он поручил мне сопровождать груз.
Чеченец в недоумении посмотрел на меня:
— Чего вы несете? Какой командир, какие документы? Можете объяснить вразумительно?
Выверенные вопросы этого вояки не оставили у меня никакой надежды провести его. Надо выворачиваться по-другому, главное — потянуть время, чтобы сгоряча не ухлопали как ненужного свидетеля.
— Скажу вам одно. У меня важные сведения для вашего командующего, могу передать только лично ему.
— Вот как! Но если это ложь, расстреляю лично!
— Да врет он все. Я его знаю. Это мент, недавно моего шефа проверял.
Я резко обернулся. Неслышно подкравшийся, рядом стоял комендант Александра Михайловича.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
— Грех на судьбу-то жаловаться! — Это Гущев замечание мне сделал: я разоткровенничался и признался, что потерял в последнем месяце полмиллиона долларов. Да, да, ни больше, ни меньше. А чего ради я буду скрывать это от своих друзей? Для него это, может, капля в море, а для меня — довольно жирный кусок.
Как всегда, собрались мы в компании по случаю. На этот раз у меня на даче. Нет, не в загородном доме. Там у меня настоящая крепость, притом — только для избранных. А это, можно сказать, рядовая резиденция для обычного, «делового» отдыха. Естественно, водочка, закусончик. А какой шашлык после баньки приготовил мой поваришка из Баку — пальчики оближешь! Ну и «Услада ночи» со своими прелестными подружками создала соответствующий кайф. А под греческую «Метаксу» с восточными сладостями и фруктами без душевного разговора не обойтись. Каждый из нас, сильных мира сего, по заведенному негласному правилу, рассказывает, естественно… в меру допустимого о своих делах, успехах, просчетах. И что особенно приятно, стараемся в заключение договориться, скоординировать свои действия, а если требуется, то подумать, как отразить нападение, предотвратить угрозу.
— Да, да, — продолжал Гущев, — грех. Мы ведь все — на коне, и не на какой-то кляче, а на арабском скакуне самой чистой крови. — Это он изрек под аплодисменты присутствующих.
Гущев за последние два года попер к вершинам благосостояния семимильными шагами. Выйдя из тюрьмы, где отсидел неполных пять лет вместо пятнадцати, да и те на больничной койке, бывший ответработник ЦК ударил по старым связям и скоро стал крупным специалистом по цветным металлам, золоту, платине. Самые смелые предположения о его доходах блекнут по сравнению с реальностью. За глаза мы его так и называем «Рокфеллер». Он это прекрасно знает и очень этим гордится.
— Вы, конечно, правы, — через силу промямлил я, — но все-таки жаль.
— А что у вас случилось? — поинтересовался Валентин Густавович Вахромеев, бывший заведующий отделом литературы и искусства ЦК КПСС, ныне возглавляющий совместную российско-голландскую фирму, которая ворочает баснословными деньгами.
Этот вопрос мог и Гущев задать на правах коллеги, но он сделал вид, что деловые проблемы в такой нерабочей обстановке его мало интересуют. Мне же хотелось обратить внимание «братьев по оружию» на мой случай. Дело-то у нас, можно сказать, общее. Друг от друга зависим. Одной ниточкой связаны. Прогорел или попал под статью кто-либо из нас, считай — всем каюк. Только круговая порука может нас спасти и обеспечить всем безбедное существование. Так я считаю и надеюсь, это понимают все.
— Если вопрос интересен для всей компании, расскажу, — заинтриговал я присутствующих.
— Давай, раскалывайся, — разрешил как бы от имени коллектива Гущев.
Я понимал, что после обильного ужина время не особенно подходящее для серьезного разговора, но все же рискнул.
Не так просто собрать всех для сообщения, которое, вероятно, не дает оснований для беспокойства, более того, может быть воспринято как очередной фокус Александра Михайловича. Это для меня весьма нежелательно. Здесь и престиж, и вероятность сокрытия от меня финансовых тайн и операций, и опасения, что я могу отколоть номер, за который придется расплачиваться всем. Словом, крепко надо подумать, чтобы решиться на такое предприятие с моими джентльменами удачи. А так, под пьяную лавочку, сойдет и заставит их потом, на трезвую голову, призадуматься и оказать мне поддержку.
Начал с того, что появился у меня налоговый инспектор, который перевернул все вверх дном. Ничего существенного не нашел, придраться ни к чему не смог. Однако зацепился за грубость вахтера, изъял у него пистолет, передал мне, а потом спер из моего стола.
— Зачем? — Это голос с места Яхьи-хана. Профессор, доктор юридических наук. Почти десять лет был одним из советников цековских генеральных секретарей. Сейчас консультант президента крупной нефтяной корпорации.
— Вот и я спрашивал себя — зачем, когда обнаружил пропажу. Потом вспомнил, что один из ящиков с пистолетами Макарова, подлежащий отправке, притащил мой комендант. Я его обругал и велел немедленно убрать из офиса. Он это сделал, но несколько штук оставил себе и ребятам, несущим службу. Думаю, инспектор обратил внимание на выбитую на пистолете надпись. И если он каким-то образом связан со спецслужбой и сделал экспертизу, то это будет иметь далеко идущие последствия. На такую мысль меня наталкивает и неожиданная потеря пятисот тысяч баксов. Дело в том, что с военного склада оказалась не вывезенной большая партия оружия. Так приказал командир части. Я принял экстренные меры, и комиссия Министерства обороны, работающая в этом хозяйстве, была срочно отозвана в Москву. Остался там какой-то представитель федеральной службы. Потом он куда-то исчез после внезапной кончины командира.
— Это ты командира убрал? — в лоб спросил Константин Никанорович Махотин, бывший заведующий аппаратом Совета Министров СССР, а ныне заместитель председателя объединений российских коммерческих банков.
— А что было делать, если он, как флюгер, и вашим, и нашим, к тому же пошел в разнос? Пришлось дать сигнал нашему человеку, и все стало на свое место.
— Ну и правильно сделал, — одобрил Егор Витальевич Худяков.
Задавший вопрос Махотин деликатно промолчал, не пожелав высказать своего отношения. А надо бы. Зато Худяков всегда готов одобрить мои крутые меры. Этот известный в недалеком прошлом всей стране военачальник, занимавший в Генеральном штабе довольно высокий пост, а теперь подвизающийся на ниве руководства конверсией военной промышленности, гребет страшные деньги. И там, где затрагиваются финансовые проблемы, не знает снисхождения. Хорошо, что он открыто на моей стороне. Это для меня немало.
Мои гости трезвели прямо на глазах и подключались к деловой полемике.
Я, собственно, и пригласил их ради того, чтобы обсудить неожиданно возникшую проблему, увидев в ней опасность для всех нас. Итак, первая ласточка — проверка фирмы и сразу за проверкой срыв одной операции по продаже оружия. Не последуют ли за этим более серьезные инциденты и потери? И как нам реагировать на подобные симптомы?
Ставя вопросы для обкатки на таком высоком собрании, я высказал предположение, что враги наши, — а это те, кто заносит над нами «меч правосудия», — активизировали свою деятельность. К ним прежде всего относятся известные нам Андрей Петрович Филатов, его дочь и зять, проживающие в Штатах. Попытки убрать их ни к чему не привели. Деньги затрачены впустую. Они непробиваемы. Есть и другое мнение: те, кто берется выполнить работу, элементарные кустари и не имеют понятия о профессионализме.
— А кто взялся организовать акцию? — поинтересовался все тот же любознательный Махотин.
Общее молчание было ему ответом, хотя все прекрасно знали, что подобные вещи курирует Александр Васильевич Буров. Такое право дает ему большой опыт работы в органах на весьма высоких должностях. Сейчас он возглавляет «комитет по защите и охране граждан». Говорят, что тесно связан с различными преступными группировками, экстремистскими и профашистскими организациями. Не теряет контактов с нынешними спецслужбами. На мое приглашение почему-то не откликнулся, наверное, очень занят.
— Да вот он, легок на помине, — объявил я, увидев входящего в нашу зону отдыха Бурова.
Не по годам стройный, широкоплечий, без единой морщинки на лице, подвижен, как и в прежние молодые годы, активен, готов взяться за любую работу, связанную с риском и, как он сам говорит, щекотанием нервов. Но это пустая болтовня. Первый вопрос, который он задает при возникновении нового дела, — сколько это будет стоить, то есть какую сумму получит он лично. Отхватил солидный кусок и за ту операцию в Штатах. Но ни копейки не вернул, когда она с треском провалилась.
— У меня есть новость, — объявил он, подходя к столу и опрокидывая стаканчик. Закусив икоркой и снова наполнив свой бокал, он торжественно произнес: — Господа, должен вас обрадовать: известная нам мафиозная организация, коей руководит Гиви-сан, переориентировалась в своей работе. От рэкета и вымогательства она решила перейти к фронтальному шантажу.
— Ну и Бог с ней, нам-то что, завидно? — на этот раз прорезался голос до сих пор молчавшего Анатолия Тимофеевича Гавроди.
Этот бизнесмен, совсем недавно влившийся в нашу когорту, сделал головокружительную финансовую карьеру, облапошив сотни тысяч сограждан. Продавая билеты своей фирмы и покупая их с всевозрастающей котировкой, он с помощью обвальной рекламы задурил головы людям, вовлек их в свою игру. Выдоив у них колоссальные деньги, Гавроди обвинил власть в якобы чинимых ею препонах и прикрыл свое заведение. А чтобы остаться целехоньким, купил обещаниями обогатить большую группу агитаторов из числа обманутых «акционеров» и с их помощью проскочил в Думу на освободившееся место. Такой элегантной пластике можно только позавидовать. По-моему, вопрос он задал неспроста, видимо усмотрев в деятельности Гиви и его команды что-то для себя интересное.
Буров не замедлил с ответом:
— Нам это небезразлично и прежде всего потому, что шантаж замышляется против нас.
— Что-о-о!
Буров, удовлетворенный произведенным эффектом, продолжал свои сенсационные заявления.
— В США действует филиал этой фирмы. Ее люди сумели организовать похищение Филатова под видом гибели, спрятать в надежном месте и с пристрастием допросить.
— Вот это работа! — в восхищении воскликнул разговорившийся Гавроди.
Буров сделал хорошую паузу и, когда все задергались в нетерпении, выдал на десерт:
— Полиция освободила Филатова. Часть похитителей ликвидирована, а несколько человек вместе с руководителем арестованы.
Подозреваю, что своим финалом Александр Васильевич хотел вызвать у нас сочувствие и к провалу его операции. Но нам и без того пришлось с этим смириться, зная, что с Бурова — как с гуся вода. Делает вид, что переживает, а на самом деле ему наплевать. Довольно прозрачно намекает на то, чтобы повторить операцию, то есть хочет сорвать хороший куш. А что нам остается? Больше не на кого рассчитывать. У него связи, люди, контакты с властью и с различными группами экстремистского толка.
— Мы должны поблагодарить Александра Васильевича за столь важное сообщение, — я вновь завладел вниманием аудитории, вырвав инициативу у Бурова, — и попросить его заняться, только более тщательно, подготовкой акции против известных нам лиц. Денег на это жалеть не будем. Все согласны?
Ответ был единодушно положительным. Сошлись и на том, что следует добить команду Гиви, поручив это тому же Александру Васильевичу. И что было особенно важно для меня — готовность всех компенсировать финансовые потери моей фирмы, а также покрыть любые расходы на проведение профилактических мер, которые сочту необходимыми, для предотвращения даже малейшей угрозы.
Поскольку распоряжаться денежными дотациями на все операции было доверено мне, я пригласил Бурова пожаловать в мой кабинет уже утром следующего дня на переговоры, чтобы на свежую голову обсудить вопросы, не терпящие отлагательства. Я хотел, не откладывая в долгий ящик, выяснить все же, имеют ли визит ко мне налогового инспектора и нарушение графика отправки оружия какую-то связь между собой или это случайные совпадения. Посланный мной для сопровождения эшелона комендант сообщил, что оружие доставлено вовремя и без происшествий. Это немного успокоило. Но все же грызет червь сомнения, интуитивно чувствую — что-то здесь не так. Рассчитываю с помощью Александра Васильевича разобраться. Кроме того, надо без долгих проволочек навсегда отбить охоту у Гиви покушаться на наше добро.
Вон сколько в России появилось молодых богатых людей. Чем не предмет для охоты? Так нет, подавай ему «бывших», на которых дела заведены. Дудки. Зубы обломаешь.
С Гиви и начали разговор: вроде бы вопрос попроще. Буров обещал разузнать, сколько у них в команде осталось людей и что они из себя представляют. Зная силы противника, легче будет устроить разборку.
— Для этого у меня есть мощный резерв, — самодовольно похвалился Александр Васильевич. — Там такие человечки, любому голову набок свернут.
— Прекрасно, — похвалил я и добавил: — Поскольку мне поручено выделять деньги на эти цели, хотелось бы подробнее знать о ваших планах.
— Все будет готово через пару дней, я вам тогда доложу, — четко, по-солдатски отрубил Буров.
— Поскольку у вас такие крепкие связи, — сделал я ему комплимент, — вам не трудно будет дать мне верного человека, которому можно поручить важное дело, разумеется, за хорошее вознаграждение.
— Через полчаса он будет у вас. — Буров подошел к телефону и набрал номер. — Это ты? Бери срочно такси и дуй по адресу… — Александр Васильевич вопросительно посмотрел на меня.
Я назвал адрес, и он повторил его за мной.
— Через полчаса мой человек будет здесь, живет недалеко. Надежен, точен, без комплексов. Силен, как бог. С пятидесяти метров попадает из пистолета в копейку, а кулаком без труда разбивает доску толщиной в пятнадцать сантиметров. Это именно тот, кто вам нужен. Думаю, двадцать процентов из его гонорара за мои услуги будет справедливо.
Я поморщился:
— Не гневите Всевышнего, дорогой мой, вам и так перепадает достаточно, чтоб еще урывать у исполнителя.
— Ладно, сдаюсь, — пошел на попятную Буров и с ходу стал строить новые планы против этой, с камнем за пазухой, русской семьи в Америке. Он предложил простой и проверенный способ, видимо заранее хорошо продуманный: — Помните, как Сталин Троцкого ухайдакал? Заслал к нему приятного молодого человека, который втерся в доверие ко Льву Давыдовичу и, выбрав удобный момент, точным ударом выбил из него дух.
— Троцкий еще некоторое время был жив, — поправил его я.
— Разве? — искренне удивился Буров и с пафосом заявил: — Мой человек будет действовать наверняка.
— Тот, кто сейчас придет?
— Нет, для проведения акции в США туда никого не надо посылать. У меня там свои люди, готовые за приличное вознаграждение сделать что угодно.
— Но ведь они уже провалили одну операцию, неужели вы опять на них рассчитываете? — подпустил я шпильку.
Это была трагическая случайность, — отпарировал он, — и, потом, задание получит совершенно другой человек, поднаторевший в подобных делах. Я ему дам время для того, чтобы войти к ним в доверие, и не буду связывать какими-то рамками в формах и способах работы. Полная свобода действий. У него, можете поверить, более двух десятков способов отправить ближнего в мир иной. Пусть выбирает сам, какой из них будет наиболее подходящим.
— И сколько вы намечаете ему отвалить?
— Менее ста тысяч он не берет.
— В долларах? — переспросил я на всякий случай, надеясь, что ошибся.
— Не в рублях же, — заразительно засмеялся Александр Васильевич.
— Да за половину этой суммы я сам сделаю все, что нужно, — разозлился я.
— Вы шутник, Александр Михайлович, и к тому же оторвались от реальности, — пристыдил меня Буров, — киллеру за одну только жертву платят в полтора раза больше названной суммы. Инфляция! А тут целых трое, вот и судите.
Я прекрасно понимал, что в названной цифре Буров заложил и личный интерес, но деваться было некуда, и я согласился его финансировать, тем более что вклад тут общий, а моя доля — кот наплакал. Так, для солидности поспорил, вдруг сбавит. Переговоры наши шли к завершению, когда Люба — мой личный секретарь — объявила, что ко мне посетитель.
— Пусть войдет, — разрешил я.
В дверь протиснулся молодой жеребец, косая сажень в плечах. И, не дожидаясь вопросов, произнес всего два слова:
— Я — Игорь.
Я давно уже сидел без дела и потерял всякую надежду подзаработать, как вдруг раздался звонок Бурова. Он так просто не станет беспокоить. Только когда есть работа. Конечно, у него в этом свой интерес. Но мне до лампочки. Лишь бы составил протекцию. Вот почему, услышав знакомый голос в трубке, я сразу понял, что будет чем поживиться. Бурову я многим обязан. В день, когда объявили амнистию и я понял, что выхожу на волю почти на три года раньше, сердце чуть не разорвалось от радости. Твердо решил покончить с криминалом, хватит скользить по канату, надо заняться серьезным и законным делом. Выстроили заключенных во фронт. Подходит начальник тюрьмы с моложавым товарищем и тыкает в меня пальцем.
— Я тебе о нем говорил. Сильный, ловкий парень и на руку скор. — Это обо мне своему попутчику.
— Годится, — улыбнулся тот, по-хозяйски смерив меня оценивающим взглядом. — Будешь работать у меня, — сказал категорично, как бы заранее отвергая мое «нет». — Зарплата такая, что на хлеб с маслом хватит.
— Только и всего, — разочарованно протянул я. — Мне бы еще на ресторанчик.
— Не наглей, парень, не то передумаю. — В голосе у хозяина послышались нотки раздражения.
— Пошутил, — успокоил я его. — А что за работа, баржу разгружать?
— Может, и баржу. Но о работе потом. Так согласен или нет?
— Хорошо бы авансик сейчас, — внес я конкретное предложение.
Думал, пошлет меня подальше, но он на глазах у всей почтенной публики вытащил из кармана сотнягу и сунул мне в лапу. Я даже растерялся.
— Беги, оформляйся, жду тебя за воротами.
Начальник тюрьмы распорядился, чтоб не мариновали меня с документами. В рекордный срок, за полчаса, я был готов к освобождению. Торжественных проводов не было. Просто вывел меня дежурный через ворота, буркнул в спину, чтоб больше здесь не появлялся, и я оказался на воле.
Смотрю, из «Волги», что стоит напротив метрах в двадцати, машет рукой мой новый знакомый. Подошел.
— Садись, поедем сначала ко мне, потом устрою тебя где-нибудь поудобнее. Дома и поговорим.
С тех пор и шефствует Буров надо мной. Выполняю отдельные его поручения, иногда кого-то приструнить, кому-то морду намылить, съездить в другой город что-то передать и привезти оттуда. Бывает, выступаю в роли телохранителя. В общем, работа не пыльная, платит он хорошо, а главное работаю в рамках дозволенного. Во всяком случае знаю, что за такие дела, которые поручают, не привлекут.
На этот раз задание было посложнее. Моя миссия заключалась в том, чтобы провести неофициальное расследование сложившейся ситуации на одном из перевалочных пунктов — в воинской части, куда поступает оружие прямо с завода и оттуда отправляется к затребованным местам. Так в общих словах объяснил мою задачу руководитель фирмы, к которому я явился по вызову Бурова. Тревогу у них вызвал случай, когда все находящееся в части оружие было взято под контроль командиром, категорически запретившим его выдачу.
— Дело в том, — объяснил генеральный директор, — что оружие это не числится за воинской частью и командир не имеет к нему никакого отношения, кроме обязанности организовать своевременный прием и отправку. И надо выяснить, под чьим воздействием оказался полковник, кто надоумил его вмешаться в область, не относящуюся к его компетенции. Сейчас там командует свой человек, который поможет прояснить ситуацию. К нему и надо будет обратиться в первую очередь.
— Это знак нашей фирмы, — сказал директор, вручая мне малюсенькое удостоверение в твердой коричневой обложке, — пропуск и в воинскую часть, и в другие места, куда придется, видимо, отправиться, если потребуют интересы дела. О деталях расскажет Александр Васильевич.
Буров почти слово в слово продублировал Александра Михайловича, за исключением того, что мне предстоит сопровождать и передавать груз получателю и далее выполнять все его указания. Я догадывался, что где-то произошел сбой и эта публика понесла чувствительные убытки. Иначе они бы так не переполошились. Очень многого от меня хотят. Ждут, чтобы посторонний, гражданский человек определил в воинской части размеры нависшей над фирмой опасности и выяснил, что за этим стоит. Абсурд какой-то. Конечно, я не мог отказаться. Это означало бы прописаться на улице без средств к существованию и крыши над головой. Где еще так устроишься за такие, как здесь, бабки. Поэтому молча и внимательно слушал и на ус мотал. Утешался тем, что на меня надеются и не сомневаются в моем умении распутывать сложные клубки. Что-то раньше не замечал в себе таких достоинств. Ну, да ладно, может, я и вправду такой хороший. Со стороны видней.
Получил командировочные, аванс и билет на самолет. В одну сторону.
— Обратно, может, на перекладных придется добираться, — обрадовал провожавший меня Буров. — Будь паинькой и меня не подведи.
Через два часа самолет приземлился на военном аэродроме и меня, как высокую персону, встречал исполняющий обязанности командира части подполковник Тихомиров.
От него я узнал, что настоящий командир совсем недавно покончил с собой. «Это тот, который пошел вразнос и попытался контролировать шахер-махеры моих хозяев», — отметил про себя. Скорее всего, кто — то помог ему уйти в мир иной. Делается это без шума и без следов. Уж я-то знаю. А подполковник, который встречал, хитрая бестия: всю дорогу выпытывал, сколько получу, если раскопаю финт с оружием, и не отколется ли ему что-нибудь за помощь в этом деле. Я сразу понял, что это действительно «свой» человек, но от ответа уклонился, мол, платят по-разному. Что же касается его участия, то небезызвестный ему Буров однозначно заверил, что проблем здесь не будет. Подполковник тут же замахал руками, в смысле, что я его не так понял и он пошутил.
Устроился в военной гостинице. На следующий день прошелся по складам. Какой арсенал! И не представлял даже. Целую армию можно вооружить. Неужели все это — левый товар? Вот бардак в стране, раз такое возможно. Крепко сомкнулись мои шефы с военными. Альянс взаимовыгодный. Представляю, какой куш отхватывает и.о. командира за свою «помощь». Жадюга несчастный, еще ко мне пристраивался. Может, он и ухлопал своего начальника, который стал им мешать.
— Не устал от экскурсии? — Это Тихомиров, легок на помине, догнал меня с сообщением о начале погрузки. — Давай на станцию махнем, понаблюдаем.
Я не возражал. А подполковник между тем удочку закидывает:
— Здесь столько всего, что не грех поживиться. Все равно чужакам достанется, да вдобавок из этих автоматов в нас самих стрелять начнут.
Молчу, будто раздумываю над его словами. А сам мысленно поощряю: давай, жми дальше, предлагай конкретнее.
А он все ходит вокруг да около и рассуждает:
— Деньги сами к нам плывут, а мы отворачиваемся. Такой случай раз в жизни бывает. Расформируют нас, разбросают кого куда, и будем потом локти себе кусать.
Опять философия. Я все молчу, жду, когда мой собеседник расколется.
— Ну чего ты словно немой? — возмутился он.
— Пустой разговор, — отвечаю. — Скажите лучше, что можно сделать, но так, чтоб комар носа не подточил.
— Вот это другой бифштекс, — обрадовался подполковник. — А то одни крохи нам перепадают за наше оружие и нашу основную работу. Вдвоем мы горы свернем, в смысле золотые.
— Так что будем делать, на станцию бежать или есть другие предложения?
— Конечно, другие. — Подполковник взял меня под руку и стал излагать план действий: — Понимаешь, у меня сидит один тип, представитель с Востока от очень знатной зарубежной компании. У него с собой сто тысяч долларов. Это лишь небольшая часть аванса. Они просят сбросить им по дороге в Чечню примерно полсотни тонн легкого вооружения. Полмиллиона долларов тотчас будет нам отстегнуто. Они точны, как докторские весы, и все у них без обмана.
«Все знает, паразит, видно, дорожка проторена», — это я сразу отметил в своей мысленной записной книжечке.
— Ну как, рискнем?
— А где же мы возьмем весь этот груз? — прикинулся я наивным мальчиком.
Офицер самодовольно ухмыльнулся:
— Это моя забота. Получишь лишний вагон. У тебя их три по «накладной». Будет четыре. И никто, кроме нас, об этом никогда не узнает.
— Где же я должен сбросить груз?
— Вот об этом сейчас с ним и поговорим. Так ты согласен?
Я кивнул головой, понимая, что это единственный шанс получить вещественные доказательства махинаций этого военного «бизнесмена». Собственно, какая это махинация. Один хищник у другого кусок мяса тянет. А что я в этой связке делаю? Мальчик на побегушках, шестерка. Ну заложу я этого подполковника, снимут с него штаны, а может, и голову, как тому командиру части. Встанет вместо него другой, все останется по-прежнему. Меня похвалят, бросят лишнюю кость, станут больше доверять, пока опять не загремлю за решетку. Сам поломал свою жизнь. Встречался с хорошей девчонкой, любил ее, а потом предал один раз, второй. А она вон как пошла. Профессионалом высшего класса стала. Могу гордиться, с моей подачи. А я как был, так и остался мастером-любителем.
Связался с рэкетом, потом с откровенными бандитами, и — тюряга. Хоть и освободился, но держат меня за ниточки и дергают, как марионетку. Откажусь, конечно, от этой затеи, хоть и заманчиво получить такие денежки. Все равно рано или поздно Буров и иже с ним узнают об этой «левой» операции, и тогда нам несдобровать. Пусть уж сам подполковник организует сделку, только без меня.
— Ты что, недавно из психушки? — поинтересовался и.о. командира, когда перед самым его кабинетом я вдруг остановился и сказал, что не буду этим заниматься. Приказано мне доставить три вагона до известного нам места, я это сделаю. Другого мне не надо. И пусть Тихомиров не беспокоится, о нашем разговоре и о его визитере никто не узнает.
На рассвете уже в путь. Вагоны цепляли к составу поезда и под охраной отправляли к месту назначения. Так мне говорил Буров в Москве. Это же подтвердил подполковник. На станции и без меня контролеров хватало. Специально назначенные офицеры воинской части внимательно следили за погрузкой, сверялись с документами, еще и еще раз делали соответствующие отметки в накладных, свято веря, что выполняют важную государственную задачу. При такой четкой организации мне здесь делать было нечего, и я, погуляв по поселку, отправился в гостиницу, чтобы немного поспать.
Почему-то на душе скребли кошки. И не столько от предстоящей поездки с коварным грузом и передачей его каким-то подозрительным людям — об этом я не задумывался. А вот трюк с оружием и.о. командира части из головы не выходил. Я рассуждал так. Меня не касается, как он выйдет из положения, сумеет удовлетворить просьбу «представителя» Востока или откажет ему. Скорее всего, найдет выход. Раньше-то находил. Но неужели он так глуп, чтобы оставить меня в покое, ведь я теперь потенциальный носитель бомбы замедленного действия, направленной против него. Я-то знаю, что буду нем, как рыба. Но он-то, да и любой на его месте, в этом не может быть уверен. Что из этого следует? Первое. Возможен еще один «задушевный» разговор, где я должен буду дать ему какие-то гарантии, которые он придумает, чтобы обезопасить себя. Второе. Постарается купить меня и, если пойду на это, обретет покой, хотя вариант проблематичен. Не исключено: могу и деньги взять, и его продать с потрохами. Остается третье, самое вероятное. Постарается меня убрать, устроить «несчастный случай» или мое «исчезновение», способов тут сколько угодно. Хорошо бы, конечно, чтоб предположения мои таковыми и остались. Но все же не стоит испытывать судьбу — и я решил на всякий случай себя обезопасить.
Спустился на первый этаж к администратору гостиницы. Предупредил, чтобы разбудили в три часа утра.
— Я это знаю, — удивилась девушка. — Не беспокойтесь, обязательно подниму вас вовремя.
— А что это у вас так пусто? — снаивничал я, прекрасно зная, что военная гостиница «горит» из-за отсутствия клиентов. Мне надо было еще раз в этом убедиться.
Девушка-администратор строго посмотрела на меня:
— А вам что, скучно у нас? Включите телевизор или в кинотеатр сходите.
— Мне бы хотелось с кем-нибудь в шахматишки сразиться.
— Не получится. На третьем этаже вы один. На втором — две семейные пары. Вряд ли они составят вам компанию. Вот завтра приедет большая партия офицеров на сборы. Но вы ведь уезжаете.
— Да, — выразил я сожаление, — придется включить телек. Спасибо!
— Спокойной ночи, — наконец-то улыбнулась строгая девушка.
Итак, я один на этаже. Что ж, это может быть для меня вариант. Поднялся к себе, зажег свет, на полную мощь врубил программу, где показывали музыкальный фильм, а сам между делом стал пробовать замок в двери другого номера, что напротив моего. Что-что, а эту головоломку почти с любым замком освоил в тюряге в совершенстве. Через пару минут я открыл чужой номер и устроился там, предварительно сделав на своей кровати куклу из одеяла и простыни, выключил телевизор и погасил свет.
Какой там сон! Прислушивался к каждому шороху. Но нет, все тихо. Наверное, напрасны мои тревоги. Задремал. И вдруг будто толкнул меня кто-то. Явственно услышал скрип паркета. Копошатся у моего номера. Зашли туда. Я на цыпочках вышел в коридор и притаился, предварительно выключив общее освещение. Глаза, привыкшие к темноте, хорошо различали предметы вокруг. А в моем номере сопят и ругаются. Трудятся, кажется, двое. Прекрасно. Сейчас все выясним. Выскочил один. Напоролся на кулак, как если бы двухпудовая гиря долбанула в грудь, и рухнул без звука. Второй вылетел, как метеор, в спортивных штанах и майке, неплохо накаченный, сразу встал в стойку. Резкий выпад рукой, ногой, снова блок. Молотит воздух. Захватил его руку, подтянул с поворотом к правому плечу и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, резко бросил противника через спину на пол. Прижал грудь коленкой и, когда он взмолился о пощаде, спросил:
— Кто послал?
Он сразу назвал подполковника.
— Хорошо. Сейчас позвонишь ему по телефону, доложишь, что все в норме, но требуется его присутствие. Без него не решаетесь убрать тело. Пусть он лично придет и придумает, что делать. Вперед.
Кое-как поднялся боец. Велел ему затащить напарника в номер. Делает все беспрекословно. Дисциплинированный вояка. Благо в номере есть телефон. По справочнику находим координаты офицера. Звоним. Ждем долго. Спит крепко, подлец. Наконец в трубке сонное: «Алло!» Парень докладывает ему все, как я учил, и приглашает прийти. Тот соглашается сразу, видно, хочет убедиться, что дело сделано.
А первый мой противник никак не очухается, только постанывает. Заткнул ему кляп в рот, уложил на кровать и укрыл одеялом. Предупредил второго: если возникнет, пришибу сразу, без предупреждений. Он понял, с кем имеет дело, и поклялся не подвести.
Подполковник рывком открыл дверь и со словами: «Молодцы, не ошибся в вас» — прямиком к койке. Отвернул одеяло. А там с кляпом во рту таращит глаза его подчиненный.
— Что это? — ахнул он, отшатнувшись.
Но я уже зажал его «двойным нельсоном» — это когда руки сзади проскальзывают через подмышки противника и ладони упираются в затылок. Ничего не стоит чуть-чуть пережать, и шейные позвонки хрустнут, как сухарик.
— Ой, больно, пусти-и-и! — завопил бандит в офицерской форме.
— Сознавайся, ты укокошил командира? Тихомиров продолжал орать благим матом, будто его режут. Пришлось уложить его на пол и вставить так же, как и подчиненному, носовой платок в разинутую пасть.
— Будешь отвечать? — задал вопрос напрямую. Теперь он, наконец, понял, что к чему, отчаянно закивал и выплюнул платок.
— Тебе это так не пройдет, — выдохнул он с угрозой и, видя, что я собираюсь повторить свой номер, заторопился: — Хорошо, скажу. Да, это сделал я, но выхода не было, иначе твои да и мои хозяева голову бы с меня сняли.
— Ясно, а меня зачем хотел убрать? — спросил так, для порядка, прекрасно зная причину.
— Моей вины тут нет, — начал он треп, но, увидев внимательный взгляд подчиненного, который оклемался и прислушивался к нашей беседе, сник: — Просто хотел тебя проверить и немного намять бока. Но ты молоток, обязательно скажу Бурову, чтоб отвалил тебе кругленькую за заслуги. — И уже просительно: — Отпусти же!
Прежде чем дать ему подняться, приставил кулак к носу:
— Куда дел того проверяющего, что с комиссией Минобороны приезжал? Очень это твоего шефа по бизнесу интересует.
— Снюхался с полковником, а когда тот концы отдал, исчез, клянусь. Думаю, обратно в Москву укатил. Так и передай.
— Ладно, живи, собачий сын, Бог тебя накажет. Только я успел отряхнуться и привести в порядок покушавшихся на меня людей, как в номер явилась девушка-администратор с дежурным по части.
— Вот уже целый час здесь такой гвалт стоит, что все постояльцы проснулись и пришли ко мне с протестами, — пожаловалась она непонятно кому — дежурному или подполковнику, которого неожиданно для себя увидела здесь.
И если она этому ничуть не удивилась, то дежурный офицер замер и принял стойку «смирно». Приложив руку к головному убору, четко доложил:
— Товарищ подполковник, за время моего дежурства в части происшествий не произошло.
— Хорошо, свободны, — отпустил он дежурного. — Да и вы тоже идите, мы сами здесь разберемся. — Эти слова относились уже к администратору, и их не пришлось повторять. — А вам, — обратился он к подчиненным, — три дня увольнения. Утром жду вас у себя в кабинете.
Их как ветром сдуло. И.о. командира потер затылок, шею, поморщился и попытался взять инициативу в свои руки.
— Теперь, когда выяснили отношения, надо наметить, что делать дальше.
Я в сердцах матюкнулся, причем с конкретным для него адресом, и предупредил, что если еще раз перейдет мне дорогу, независимо, сам или через подставных лиц, переломаю хребет. Научен отменно.
— Больше этого не будет, — заверил Тихомиров и попросил: — Только Бурову не говори, озолочу тебя.
Я глянул на часы.
— У тебя минута, чтобы отсюда убраться. Хочу поспать еще часок.
— Ухожу, ухожу, — заторопился он. — Надеюсь, еще встретимся, — сказал не с угрозой, а с многообещающим намеком.
С чувством выполненного долга я лег прикорнуть и ровно в три был уже на ногах.
В тамбуре одного из вагонов устроена уютная сторожка с видом на окружающую местность. А несколько зеркалец позволяют держать в поле зрения все вагоны — от крыши до ступенек. Так что я прекрасно расположился и только ждал, когда подойдет поезд и наши три вагона к нему прицепят.
Наконец состав дернулся. Глянул со ступеньки. Ого! Товарняк мощный. Вагоны, цистерны, открытые платформы с грузом, укрытым брезентом. Куда это их? Неужели все это левак? Смотрю, бежит дежурный по части со свертком в руках.
— Это вам от подполковника, — передал он мне сверток уже на ходу.
Взял сверток. Развернул. Ничего себе! Зелененькие! Ровно десять тысяч. Здорово же я его напугал, если он так раскошелился.
Интересно, а как же будут расплачиваться за это оружие получатели? Буров об этом ни слова. Только доставить, а там не мое дело. Тоже отработанный механизм. Во гребут! Куда только девают такие деньги! Наверное, в швейцарских банках хранят на черный день. Такой коммунизм им и не снился в их счастливые застойные, а затем и перестроечные годы.
День и ночь прошли спокойно. На рассвете поезд притормозил. Ни станция, ни полустанок. Среди поля остановились. Нас отцепили. Облегченный товарняк со всей охраной оторвался и скоро исчез, следуя дальше по своему маршруту.
Вылез наружу, стал разминаться. Подошли двое. Вооруженные с головы до ног.
— Ты Игорь? — спрашивают, приблизившись вплотную.
— Я самый.
— Документы есть?
Достаю удостоверение, врученное Александром Михайловичем, и документы, касающиеся груза. Внимательно изучают.
— Все в порядке, пошли с нами.
Кажется, чеченцы. Но говор чисто русский. Оглядываюсь на вагоны.
— Не беспокойся, ребята заберут. Идем. Садимся в уазик. Двое со мной. Впереди только водитель. Все как в рот воды набрали. Мои попытки завязать беседу насчет погоды и международного положения наталкиваются на стену молчания.
— Побереги красноречие на потом, — коротко останавливает меня один из сопровождающих. — Скоро приедем.
Действительно, повиляв по каким-то горным тропам, машина припарковалась у небольшого каменного домика.
Водитель остался. Мы вышли и направились к калитке.
— Заходите, — встретил нас парень в спортивном костюме и, крепко держа на поводке рвущуюся на нас овчарку, отступил в сторонку, давая дорогу.
Я очутился в просторной комнате с ярко горящими люстрами. Несколько человек что-то писали за столом. Мое появление не произвело на них никакого впечатления. Лишь один, безучастно глянув на меня, кивком головы показал на свободный стул и произнес:
— Садись, скоро освобожусь и займусь тобой.
Двое парней, которые меня сопровождали, подошли к нему, положили перед ним документы и, не вымолвив ни слова, удалились.
«Штаб немых или слишком занятых, — подумалось мне. — Куда это я попал?»
Буров предупреждал, чтоб ничему не удивлялся, передал документы на оружие, выслушал, сделал, что велят, и в обратный путь. Они сами отправят.
— Узнал? — протянул руку. Я с радостью пожал ее. — Вооружаем ребят? — скосил глаза на сидящих за столом.
Я пожал плечами: мол, не в курсе.
— Знаешь, кто это?
— Понятия не имею. Передал им груз и возвращаюсь, так сказали в Москве. А что вы здесь делаете?
— Тоже привез военный груз, вернее, груз привез меня. Хотел проследить, куда это следуют составы из воинской части. И вот застрял здесь.
Нам не мешали разговаривать, что тоже не вписывалось в нормальную штабную обстановку, где появление чужаков должно было вызвать по меньшей мере любопытство.
— Вначале мне тоже многое казалось непонятным, — сказал Генрих, будто прочитав мои мысли. — А потом, после долгих бесед с ними, — он снова взглянул на хозяев, — многое понял. Это гордые и честные люди, любящие свою родину. Они хотят жить свободно и независимо ни от кого бы то ни было и готовы до последней капли крови за это биться. Вот почему они покупают оружие. Это их справедливая позиция. Другое дело наши великие комбинаторы. Я пришел в ужас, когда узнал здесь, без адресов, конечно, что и деньгами, и оружием их регулярно снабжают русские дельцы. Сюда входят не только те, кто занимается нелегальным черным бизнесом, но и многие вполне официальные господа, работающие под государственными российскими знаменами, и представители известных коммерческих организаций, а также наших силовых структур — армии, МВД, Федеральной службы. Раньше и не представлял, что до таких масштабов разрослась в России организованная преступность, в особенности коррупция чиновничьего аппарата.
У Генриха, чувствовалось, наболело, и он старался выговориться, найдя во мне не только благодарного, но и понимающего слушателя.
И все же у меня вызвало внутренний протест, когда он признался, что решил остаться пока здесь и помочь их справедливой борьбе. Объяснил этот поступок тем, что там — он имел в виду Россию — все заврались, и его тошнит от одной только мысли работать на тех, кому нельзя верить и кто наживается на всем этом.
— Дело твое, Генрих, — ответил я на его признание. — Но как Ия посмотрит на это? Насколько мне известно, вы жили в США. Где она сейчас?
— Я и завел этот разговор с тобой только потому, что ты скоро увидишь ее. Сейчас тебе поручат отправиться в один из районов Подмосковья, в лагерь к бадашевцам. Это учебный центр национал — патриотов. Ия должна быть там. О своем задании скоро узнаешь. А я тебя прошу: дай ей знать обо мне, только осторожно, чтобы ее не раскрыть. Скажи, что жду здесь и хочу вернуться обратно в США, так как полностью разочаровался в российском климате. Она поймет.
Говорю тебе обо всем этом, так как знаю тебя, твою судьбу, доверяю и уверен: Ию в третий раз не предашь.
Генрих встал, похлопал меня по плечу и, больше не говоря ни слова, вышел из комнаты.
Тотчас его место занял чеченец, обещавший уделить мне внимание, как только закончит работу.
— Давай знакомиться. — Мы обменялись рукопожатиями. — Меня зовут Умар Гаджиев. В моем ведении спецслужба. Мне поручено получить у тебя военное имущество, что я и сделал. Должен также отправить тебя с одним важным делом. Об этом мы уже договорились с Буровым.
— Игорь, — коротко представился я в ответ на его тираду.
— Генрих уже в принципе объяснил место, куда ты должен съездить, — продолжал Умар. — Мы говорили ему о тебе, и он попросил разрешения побеседовать с тобой. Мы не возражали. Так что не удивляйся, будь попроще и постарайся понять наши заботы и проблемы. Генрих понял, и мы это никогда не забудем. Если нам делают на пальчик, — он показал на свой мизинец, — то мы отвечаем в сотни раз большим. — И Умар для убедительности провел ладонью по всей руке. — Теперь слушай внимательно.
И дальше он развернул передо мной в общих словах довольно внушительный программный пакет, из которого следовало, что «чеченская армия» (он так и сказал — «чеченская армия») имеет неофициальные связи со многими странами мира и международными организациями.
— Нам, — подчеркнул Умар, — ближе национально-патриотические силы, в том числе и в России. Мы ищем с ними контакты. Нам по душе многие постулаты бадашевцев, хотя и неприемлемы расовые перегибы. И с их экстремизмом мы пока можем мириться. В ответ на зверства российской армии, сравнявшей с землей наши города и села, мы будем принимать адекватные меры. Это отдельные акты возмездия. У нас есть список лиц, которые должны быть наказаны и за развязанную против нас бойню, и за интриги против нашей республики, и за разжигание ненависти против чеченского народа. Все они из так называемой партии войны, которая все больше оказывает влияние на власть.
Твоя роль, Игорь, скромная, — дошел он, наконец, до меня, — договориться с Бадашевым в принципе о возможности использования его боевиков. Мы готовы расплачиваться наличными в любой валюте. Если согласие будет получено, то найдем ключ, чтоб определить с ним последовательность и способ совершения сделки.
— Но почему мне доверена эта миссия? — невольно вырвался вопрос.
— Я ждал, что спросишь об этом, — улыбнулся Умар. — Русский посланник от чеченцев — это неплохо демонстрирует интернациональный характер нашей борьбы и вызывает особое доверие.
— Не будет ли мой визит для Бадашева точно камень с неба?
— Он о тебе уже знает и ждет. Еще есть вопросы? — Умар встал, давая понять, что переговоры закончены, пожал руку, сказал: — Буров заверил, что на тебя можно рассчитывать и надеяться. Я с ним согласен.
На том же уазике меня подбросили до ближайшей станции, и на первом же поезде я вернулся в Москву. Не заезжая домой, там меня все равно никто не ждал, даже не позвонив Бурову, пересел на электричку. Устало закрыл глаза под мерный перестук колес, мысленно перепахивая все, что произошло со мной за эти дни. Незаметно заснул.
— Скоро ваша станция, — толкнул меня сосед, — проспите.
Поблагодарив попутчика, сошел с поезда и взял такси.
Доехали до шлагбаума. Прямо-таки воинская часть. Часовые с оружием расхаживают взад и вперед. Дежурные по КПП с пристрастием проверяют документы.
— Мне к Бадашеву, он обо мне знает, — говорю парню, который с подозрением рассматривал меня и мои бумаги.
— Пройдемте в помещение, оттуда позвоним руководству.
Иду вслед за ним. На пороге вырастает стройная девушка, как все, в камуфляжной форме и прикладывает палец к губам: ни гу-гу. Чуть было не вырвалось: «Ия!»
Игоря я узнала еще издалека, когда он только подходил к проходной. В голове завертелось: как он здесь оказался, что ему надо? Вот будет потеха, если еще и обниматься кинется. Выкручивайся потом. Может, скрыться от него? Нет, поздно. Увидит, окликнет, хуже будет. Да и уходить отсюда нельзя. Я старшая наряда. Дисциплина крутая. Без разрешения дежурного по лагерю не имею права отлучаться даже на минуту. Поэтому вариант «удрать» не годится со всех сторон. Остается ждать, а еще лучше — выйти навстречу и как-то дать ему понять, что он меня не знает.
Сколько стоило труда попасть в эту команду, войти в доверие!
Приехала сюда в самый последний день приема «абитуриентов». Документами снабдил генерал Рожков — московским паспортом с именем Ольги Беловой, аттестатом зрелости, свидетельством спортсмена-разрядника по самбо и характеристикой начальника спортивной школы, где я как будто занималась несколько лет. Комиссия мной заинтересовалась. Председательствовал сам Геннадий Бадашев.
— Хочешь в наши ряды вступить? Не боишься? — спросил Сам, раздевая меня масляными глазками.
— Раз приехала, значит, не боюсь, — отрезала я.
— А что тобой руководит? — Это уж член комиссии прощупывает, как потом узнала, «большой идеолог».
— Русские патриотические идеи, — выпалила я первое, что пришло на ум.
Чувствую, залп пришелся комиссии по душе. Забросали вопросами на любимую тему. Каждый старался показать свою «компетентность», патриотичность, расовую непреклонность и выяснить, подхожу ли я им по своим воззрениям и прежде всего — отношением к евреям, кавказцам и черным. Инструкторы генерала Рожкова неплохо поднатаскали меня, и я дала волю языку, чтобы ублажить этих придурков.
— Ладно, хватит, — остановил Бадашев не в меру развернувшуюся дискуссию. — Мы не на теоретической конференции. — Прочитав мои документы, он одобрительно хмыкнул и изрек: — Так, значит, самбистка. Будешь заниматься в первой группе девчат. Там все такие, как ты.
Непонятно было, что он имел в виду — спортивный ранг или внешние данные. Во всяком случае заметила, что он да и некоторые другие члены комиссии положили на меня глаз. Меньше всего меня беспокоило это. Не привыкать. Научилась отшивать кобелей, да так, что с километр стороной обходили. Здесь, конечно, будет посложней отбиваться. Но ничего, найду выход.
Устроилась, как и все принятые в лагерь девчонки, в общежитии, расположенном на территории учебного центра. Здесь раньше жили студенты техникума. Когда же он закрылся, лапу на этот дом наложил Бадашев. Богатый, дьявол. Большую часть занимает мужской состав лагеря — ребята, захотевшие стать джентльменами удачи. Меньшую — всего одну просторную комнату — девушки, мечтающие о красивой жизни. В нашей комнате десять коек, чистая постель, удобства общие. Ничего, терпимо. Ночью проснулась от страшного грохота.
— В соседней комнате веселится племянник Бадашева со своими друзьями, — объяснили девушки. — Напьются, врубают музыку, пляшут, орут песни, скоро будут сюда стучаться. Хорошо, запоры крепкие. А если не выдержат? Отбивайся потом от этих боровов.
Я не стала ждать, когда постучат. И хотя предупреждал меня Виктор Николаевич, чтоб не лезла в бутылку по каждому поводу, терпение лопнуло. Поднялась, оделась, как обычно для спарринга, и вышла в коридор. За мной потянулись девчата. Предупреждают:
— Ты что, спятила, не связывайся, капнет на тебя племянник своему дяде, хлопот не оберешься.
Не обращаю внимания, уже приняла решение. Стучу кованым сапожком в дверь. Звук что надо, перекрывает всю какофонию.
— К нам гости! — слышу оттуда баритон, и дверь распахивается настежь. — Кого я вижу, самая красивая в Москве и Московской области! — радостно вопит стоящий предо мной верзила.
— Это Николай, племянник, — слышу за собой испуганные голоса девушек.
— Да ты, оказывается, не одна. — Планка восторга верзилы поднимается еще выше.
— Поговорить надо, выходи, — в свою очередь приглашаю его.
Неожиданно парень делает шаг ко мне, пытаясь облапить и затащить в комнату. Без труда увернулась, двинув слегка для затравки по колену. Чуть захромал. Однако вида не подал, чтобы не опростоволоситься перед друзьями — как это он вдруг получил пинок от девчонки. Зато выскочил за мной в коридор. Разом остановила его, выставив вперед кулак в свинцовой перчатке. Он замычал, замотав головой. Повернула его лицом к раскрытой двери и дала добрый пинок по заднице. Он влетел в комнату гораздо стремительней, чем секундой раньше выскочил из нее. И только сейчас, когда растянулся на полу, схватился ладонями за приплюснутый нос, из которого хлестала кровь, и взвыл.
Сразу стало тихо. Я вошла в их обитель. За спиной приумолкли изумленные девушки. В комнате в «столбняке» сгрудились вокруг поверженного с десяток горе-богатырей.
— Не обижайтесь, мальчики, — начала я разъяснительную работу, — но если еще раз вы меня и моих подруг разбудите ночью, не хочу вас пугать, но уедете отсюда к мамочке, как после войны, инвалидами первой группы. Здесь вам не карнавал и тем более не бардак. Ведите себя смирно, как подобает кавалерам. Ясно?
— Нет, не ясно. Кто ты вообще, чтобы нам указывать и угрожать? — осмелел один из них.
— Сейчас объясню. — Я сделала к нему легкий прыжок, отбив поставленный как естественную защитную реакцию блок, мгновенным движением протерла перчатками оба его уха. Рисковала, конечно, могли все наброситься на меня. И тогда ничего бы не оставалось, как полностью раскрыться и применить тактику айкидо. А это уже чревато серьезными травмами для нападавших. После этого мне было бы нельзя оставаться в школе. Но обошлось. Смельчак вырубился минут на тридцать, упав со стоном на койку и закрыл голову подушкой.
Небольшой урок этим уродам, как ни странно, дальше общежития не пошел. Зато поднял мой авторитет очень высоко. Парни с опаской поглядывали на меня и старались обойти стороной. Я лишь посмеивалась. А «подруги» делились самыми сердечными тайнами и бегали за советом по всякому поводу. Этого не могли не заметить командиры групп и скоро выдвинули меня старшиной «девчачьего корпуса».
Чины мне не нужны, но, возможно, это даст еще один шанс в выполнении главной задачи — войти в доверие к руководству, стать там своим человеком, чтобы быть в курсе всех их дел и замыслов.
Неожиданное появление Игоря могло спутать все мои карты. Кажется, он понял мой знак и сделал вид, что видит меня первый раз в жизни. Надо брать инициативу в свои руки, а то неизвестно, как поведет он себя в следующую минуту.
— Оставьте его, — перехватываю Игоря у парня, который проверял у него документы. — Если он к Бадашеву, — я слышала, как Игорь говорил об этом, — отведу сама. Может, срочное дело, а мы бюрократию разводим.
Игорь закивал головой:
— Да-да, очень срочное. Бадашев меня с нетерпением ждет.
— Ну вот, видите. Пошли. — Это уже обращаюсь к Игорю.
Иду вперед, он за мной.
— Топай рядом, — говорю и замедляю шаг, чтоб догнал. — Рассказывай быстро и коротко, времени нет, зачем здесь, с какой целью и чем ты вообще занимаешься?
— О себе после, главное — слушай…
— «После» не будет, Игорь, — перебила его, — говори по существу, это важно.
— Хорошо. Я здесь по поручению каких-то мафиози, чтобы заручиться согласием Бадашева послать своих ребят для выполнения специальных заданий.
— Все. — Мы уже подходили к штабу, где находился Бадашев и его ближайшие единомышленники. — Быстрее, Игорь, мы у цели.
Нет, не все. У чеченцев, кому я привез оружие, встретил Генриха. Он просил передать, что пока остался у них добровольно и ждет тебя там, хочет вернуться в Штаты.
Я ничем не выдала своего волнения. Не верить Игорю не могла. С чего бы ему вдруг нести такую ахинею. Генрих — у чеченцев. Что-то с ним не так. Может, в плену, в заложниках, это похоже. Но на их стороне?!
— Адрес, адрес, Игорь! — Мы замедлили шаг, сколько было можно.
— Никакого адреса. Поезд остановился в голой степи. Потом на машине повезли меня в горный аул. Там у них миништаб. Командует Умар Гаджиев. Он отвечает за секретную службу. Это все, что мне известно.
— Спасибо, Игорь, искать меня не вздумай. Сама найду, если понадобится. Желаю удачи. — Эту фразу я произнесла шепотом.
Мы прошли мимо часового, которому я лишь подмигнула, что было вполне достаточно для нашего беспрепятственного прохода в широкий коридор. Преградивший было путь охранник, вполне мило улыбнувшись, пропустил нас. У двери кабинета Бадашева я оставила Игоря и прошла к Самому одна.
В этой просторной комнате, где в свое время устраивалась приемная комиссия, сейчас одиноко восседал главарь русских неофашистов. Над головой огромный портрет Адольфа Гитлера. Бадашев чем-то недоволен. Угрюмо смотрит из-под нависших бровей.
— Что за срочность и почему врываешься без предупреждения? — Я, видимо, нарушила течение мыслей фюрера, раз так встретил.
Обычно я заходила к нему, стараясь втереться в доверие, чтобы обсудить вопросы «учебной программы», лишний раз восхититься прекрасной организацией воспитания и тренировок — он обожает это и всякий раз, провожая, говорил: «Заходи, не стесняйся, буду рад тебя увидеть и помочь». Но сейчас попала, как видно, не в ту струю.
— Только вчера случайно узнал, что ты в первый же день отделала моего племянника.
Ах, вот в чем дело!
— Не в день, а в ночь, — поправила я.
— Это неважно. Но было это или нет?
— Было. — Как нашкодившая кошка, я поджала хвост, понурив голову, подошла к нему, бормочу: — Нечаянно попала ему в нос. А он, благородный такой, не пожаловался. Ваше воспитание.
— Конечно, мое, — тотчас смягчился лидер и прямо на глазах расплылся в улыбке: — А за что ты его, ну, по секрету?
— Полез целоваться и так далее, — нехотя призналась я.
— Покажу ему, мерзавцу, как девушек лапать, — взыграло, кажется, чувство ревности, а может, показуха очередная, да черт с ним, лишь бы успокоился. — А тебя хвалю, правильно делаешь, слышал, никого к себе не подпускаешь. Так и действуй. С чем зашла ко мне? — соизволил, наконец, спросить.
— К вам нарочный от каких-то больших людей.
— Плевать я на них хотел. Для меня самый большой авторитет вот, — вскинутой рукой показал на портрет и разрешил — Пусть войдет, посмотрим, что им от меня надо. А ты выйди и подожди, пока освобожусь.
— Бадашев ждет тебя, — пригласила Игоря, а сама вышла за дверь.
Целый час проторчала у кабинета. Наконец Игорь появился в сопровождении хозяина. Даже взглядом не удалось перекинуться, тем более что Бадашев пригласил меня снова войти, пропустив перед собой.
— Переговорили мы тут с послом по особым поручениям, — сострил он. — Дело довольно интересное. Хочу поручить тебе подготовку десятерых мальчиков и пятерых девочек, под руководством инструктора, конечно. Месяц вам на все. Главное — нажать на приемы рукопашного боя. У тебя это хорошо получается. Все, что знаешь, постарайся передать им. Договорились?
— А что потом? — поинтересовалась я.
— Разговор будет особый. А сейчас с дежурства тебя снимаю. Выбери сама кандидатов в свою группу. Я лично буду контролировать тренировки и принимать экзамен ровно через месяц.
Итак, мой, план втереться в доверие к Бадашеву и иже с ним летит в пух и прах. Не знаю, как отнестись к неожиданному предложению, вернее, приказу. Может, это и неплохо, если через месяц получу какое-нибудь задание, связанное с визитом Игоря. Наверняка в самое мафиозное пекло зашлют нас. Скорее всего, для охраны бандитских главарей, замышляющих, конечно, не увеселительную прогулку. Вот только инструктор как шило в одном месте. Привязался, гад, то шепнет мерзкое, то руки распустит, а то промывать мозги начинает. Жмет открытым текстом: мол, мы русские фашисты, у нас будущее, а он видит себя у власти, и кто будет с ним рядом, обретет настоящее счастье. При этом он многозначительно смотрит на меня и, если никого рядом нет, пытается облапить. Но профессионал отменный, надо отдать должное, работает на татами, как бог. Нет у него в центре никого, кто бы мог одолеть его или хотя бы набрать очки на спарринге. Но как преподаватель — дерьмо полное. Не умеет ни объяснить, ни показать, как отработать тот или иной элемент. Ценный боевик, и только. Потому, наверное, и поручил мне Бадашев заниматься с ребятами, зная о его способностях загубить любую учебную программу. Зато контролировать, это пожалуйста. Ходит, как надзиратель, вокруг занимающихся, и все ему не так. И передо мной появляется в самом неожиданном месте. Самодовольно смеется: «Я твоя тень, от меня не скроешься». Ладно, хватит причитать, перебьемся месячишко, а там видно будет. Хорошо бы отыскать Игоря, узнать, о чем говорили в кабинете. Но это очень проблематично, я у всех на виду, скрыться почти невозможно. Да вот он, легок на помине. Направляется прямо ко мне. Что он, спятил!
Проходит мимо, шепчет: «Сейчас уезжаю, встретимся через пять минут в кафе».
А что, это идея. Кафешка работает почти весь день специально для курсантов. Там есть столики, можно забежать, выпить водички и перекинуться двумя-тремя словами.
Когда зашла в кафе, Игорь уже сидел за столиком с бокалом пива.
Я заказала пепси и подсела рядом, спиной к нему. Слышу, шепчет:
— Бадашев согласился прислать спецгруппу в распоряжение Александра Михайловича и Бурова. Это главные заправилы преступным бизнесом. Первый — генеральный директор фирмы по продаже автомобилей, второй — бывший чекист, ныне организующий охрану сильных мира сего. Группа будет выполнять задания, связанные с совершением терактов, заказными убийствами, разборками между отдельными стаями рэкетиров, а также работать в качестве телохранителей. Другая группа, но уже в два раза больше, отправится к чеченцам.
Ничего себе программка. Но уже ради этого стоило здесь побывать. Теперь знаю, за что страдать приходится.
— Спасибо тебе, Игорь, — совсем осмелела я, налаживая чуть слышный диалог. — Теперь в двух словах о себе и что еще знаешь о Генрихе?
Ничего нового Игорь не сообщил, за исключением жалоб на свою неудавшуюся жизнь — словно старец глубокий. Твердил о счастливых днях наших встреч, которые по его вине не переросли у меня в глубокое чувство. Но я интересовалась другим — что случилось с Генрихом. К сожалению, эту информацию он дополнить не мог.
Промелькнувшая за окном тень насторожила меня. Показалось: кто-то подслушивал наш разговор. Но я отогнала от себя подозрение. Слишком неправдоподобным кажется, что за нами могут следить. Нигде и ничем не выдали мы своего знакомства, никто не видел нас вместе и не слышал, о чем мы шептались.
Но я ошибалась.
Игорь вышел первым и направился к проходной, где его уже ждала машина, чтобы отвезти на станцию. Допила и я свой напиток, расплатилась и вышла. Вокруг ни единой души.
Вечерело. Занятия давно завершились, и люди разбрелись на отдых по своим комнатам. Там их встречают члены комитета, теоретики, и проводят беседы-дискуссии о философии национал-патриотизма, иными словами, об идее нацизма, штудируют страницы из «Майн кампф» и геббельсовских «трудов». Где только достали? Слушать их невмоготу. Я выдержала пару раз минут по пятнадцать и под разными предлогами смывалась. Как старшей группы мне дозволялось пропускать иногда эти уроки под предлогом подготовки к следующему дню. Вот и в этот вечер, сказав дежурному, отвечающему за посещение, что получила от самого Бадашева важную «вводную» и не смогу присутствовать на беседе, отправилась погулять по лагерю. Территория огромная. Как удалось отхватить такой кусок, трудно даже представить.
Между тем сумерки медленно опускались на землю. Ускорила шаг, чтобы не только получше размяться после утомительного дня, но и дать волю фантазии. А мне было о чем поразмышлять после посещения Бадашева и встречи с Игорем.
Вижу, вдруг на пути вырисовывается мужская фигура. Кто это может быть в такое время? Подхожу ближе. Да это же главный инструктор Глеб Викторов, которого все зовут Глеб-Виктор. Ох и осточертел он мне своими приставаниями и излияниями! Сейчас опять начнет трепаться, обещать золотые горы, если буду слушаться.
— Привет, красуля, — здоровается, хотя я видела его сегодня не один раз.
— Что это ты торчишь на дороге в такое время? — говорю я, не отвечая на приветствие.
— Тебя жду.
— Зачем понадобилась? Бадашев все сказал о тренировках с новой группой. И тебе, кажется, тоже. Так что бывай, до завтра. — Я повернулась и пошла к общежитию, не вступая с ним в дальнейшие объяснения.
— Напрасно уходишь, есть серьезный разговор.
— Завтра поговорим, — бросила, не обернувшись. Догнал и ухватил за плечо:
— Остановись или сильно пожалеешь.
— Ну ладно, звени, — снизошла я, — только рукам воли не давай, надоело тебя предупреждать.
— Не брыкайся и не важничай. Ты же знаешь: я могу сделать с тобой все, что захочу. Это только Бадашев ест тебя глазами. Мне живьем подавай.
Я задохнулась от ярости, только и могла, сдерживая себя, скрипнуть зубами:
— Закончил? Теперь убирайся, скотина, пока цел.
Ха-ха-ха, — загоготал он. — Чего взъерепенилась, правду сказал. А ты к тому же угрожаешь. Нехорошо. А ведь это только присказка. Сказка впереди. Расскажу, сама просить будешь, чтоб тобой занялся. — И, не дожидаясь моей реакции, продолжал без паузы: — Игорек-то твой у меня. Разговорчивый паренек. Правда, шустрый. Но я и не с такими справлялся. Сейчас лежит, отдыхает, смирненький. Может, проведаешь?
Я не верила своим ушам. Неужели этот подонок Игоря схватил? Но как он узнал о нем, о нас?
— Ну, что ты теперь не огрызаешься? Подавилась моей информушкой?
— Заткнись хоть на секунду, уши вянут от твоего трепа.
— Ах, ты еще не веришь?! — взвился он. — Тогда слушай, как это было. Я усек ваш разговорчик в буфете. Сразу заподозрил неладное, когда ты, озираясь, ножки туда настропалила следом за приезжим из столицы. Потом перехватил самого по дороге. Пара приемчиков, и готов был твой дружок, хотя и посопротивлялся немного. Кое-что дополнил к вашему разговору в кафе, но, мне кажется, не все, и остальное добавишь ты.
Да, обстановка вмиг изменилась, и я оказалась на грани провала со всеми вытекающими из этого последствиями. Они настоящие фашисты, и шутки с ними плохи. Подобных игр, которые я с ними затеяла, не прощают. Игорь к тому же попался. Не представляю, как это случилось, ведь он неплохой боец и так просто в руки не дастся. Наверняка обманом завлек парня. Но как бы там ни было, надо его выручать. И кончать с этим зверюгой. Это единственный выход.
— Что ж ты хочешь от меня получить? — начала я плести кружева, чтобы заинтересовать его и притупить бдительность. Просто так его не возьмешь. Сильное и ловкое животное. Где только поднаторел?! Учитель у него, конечно, был ас. Обучил таких вот зверей искусству убивать, и они расползлись по стране — просто страшно.
— Это другой коленкор, смягчился Глеб-Виктор, — будешь со мной добра, язык на замок закрою, и никто ничего не узнает. Даже Игорька твоего выпущу.
Конечно, он ожидал от меня другого ответа, но никак не мощного удара ногой в челюсть. Я успела сделать дугообразное движение и резким выпадом войти в контакт. Надо отдать ему должное: успел таки автоматом среагировать и отдернуть лицо от моего башмачка. Но все же приложилась чувствительно. Он отлетел в сторону, но тут же вскочил и принял боевую стойку. Теперь он видел в моем лице уже не женщину, а противника, который неплохо владеет приемами и может припечатать даже его, лучшего в школе каратиста.
— Показываешь зубки? Ну смотри, не пожалей об этом, — с угрозой прошипел мой инструктор и, сделав выпад, попытался достать меня вначале рукой, потом ногой. Не вышло. Нырками отклонялась то в одну, то в другую сторону. Времени не было вести с ним контактный спарринг. А следовало бы его проучить. Положение, в котором оказался Игорь, заставляло меня действовать без промедлений. С благодарностью подумала о Генрихе, надоумившем меня взять с собой нунтяку. Более трех лет осваивала я этот вид восточного единоборства. Конечно, количество приемов с нунтяку очень велико, а смысл их совершенно неуловим для стороннего наблюдателя. Упражнения с этими палочками производят впечатление магического действа. Я освоила только шесть приемов, и Генрих тогда говорил, что и этого вполне достаточно, чтобы справиться с противником любого класса. Когда Глеб-Виктор увидел у меня в руках палочки, его разобрал смех:
— В палочки-выручалочки играть будем, а может, в прятки лучше или в казаки-разбойники?
Поняла, что он не имеет никакого представления об этом оружии — тем хуже для него. И, взяв в каждую руку по одной тросточке, закрутила их по траектории «восьмерки» в разных плоскостях, да еще с перехватом из подмышки, а потом из рук в руки. Вокруг меня тотчас создалось защитное поле. Все наносимые противником удары наталкивались не только на непробиваемую стену, но и отражались невидимыми, очень болезненными ударами в лицо, живот, в пах. После такого выпада мой противник оказался в глубоком нокдауне. Быстро пришел в себя и возобновил атаки. Во время одной из них его шея попала в мои нунтяку, и я сдавила их. Полузадушенный герой взмолился о пощаде: