Одна и без оружия

— Сдаюсь, ребята, может, я действительно переборщил. Вам лучше знать. Кстати, когда она приезжает?

— Не знаю точно, но Дик мне сказал, что на днях, — ответила Ия.

— Ладно, сегодня вечером я с ним переговорю. Даю Павлу время на размышление до завтрашнего дня. Если для тебя вопрос решится положительно, встречай свою Таню, бегите в загс и отправляйтесь в Штаты. Перед отъездом еще раз поговорим с тобой.

Ребята ушли. За Ию я был спокоен. Приедет с Генрихом, и сразу же будем форсировать операцию. Сильно действуют мне на нервы эти Остапы Бендеры вкупе с Толстобрововым. А вот о Павле душа не спокойна. Молод, горяч, мало опыта. Не подведет ли? Ведь не только я, а и Дик Робсон возлагает на него большие надежды. Ладно, что уж сейчас об этом думать! Кто не рискует, не пьет шампанское.

Прежде всего надо было уладить вопрос с моей службой в фирме, чтобы не вызвать у директора ни — каких подозрений. Мы с Ией договорились сделать так. Она уезжает в Чечню по своим делам, а я отправляюсь в офис и беру там расчет, мотивируя тем, что во избежание неприятностей не рискую встречаться здесь со своей бывшей возлюбленной. У меня, мол, новый роман, а с прежним покончено.

Александр Михайлович скорчил загадочную мину, когда я ему все это выложил, и заявил, что ему известно о моем новом увлечении и как мужчина он меня понимает. Вместе с тем отпускать меня не хочет, так как я ему понравился и он готов лично участвовать в решении конфликтов, которые могут возникнуть у меня с Ией на почве ее ревности. Но я был непреклонен и заявил, что для меня престиж фирмы превыше всего и я не желаю, чтобы из — за наших личных ссор страдало дело государственной важности. Директор поднял на лоб очки с толстенными стеклами и вперил в меня свои пронзительные очи, как будто впервые меня увидел.

— Вот ты, оказывается, какой, — с неподдельным изумлением вымолвил он. — Иди в бухгалтерию, бери расчет, позвоню туда, чтобы тебя не обидели. Но если передумаешь сейчас или после, возьму тебя обратно.

Прощай. — И его очки снова хлопнулись на нос. Не пойму, как это он делает без помощи рук. В цирке бы ему выступать. Детям нравятся такие фокусы.

Расплатились со мной щедро, прямо-таки по-барски. Простому смертному за такие деньги год надо работать, вкалывая с утра до вечера. На это, наверное, и рассчитывал директор, обещая принять обратно, в случае если я передумаю. Нет уж, дорогуша, двигай дальше без меня, горизонт в виде комнатки с железной решеткой перед тобой уже маячит.

Теперь все мысли о Тане. Интересно, как отнесется она к моему предложению. Может, я и ошибаюсь, но мне казалось, что и она испытывает ко мне симпатию. Она мне сразу пришлась по душе. Очень надеюсь, что у нас с ней получится неплохой союз. Только вот как мама отнесется к неожиданному решению жениться на девушке, которую она совсем не знает.

Все произошло так внезапно. Оригинальное знакомство, когда ее, полуживую, Ия вытащила из гадюшника, где обитала банда Роста. Потом мы оба жили в доме Ии, наконец, тепло попрощались. И все. Я даже в мыслях не держал, что Таня может стать моей женой. Почему же тогда сразу подумал о Татьяне, когда Виктор Николаевич поставил условие — ехать в США только вдвоем с супругой? Выходит, она что-то для меня значит? Или просто нет девушки, в которой бы души не чаял?

Не представляю: новая работа, новая жизнь, семья, другая страна. Оправдаю ли надежды Дика Робсона и Виктора Николаевича? Хоть он и вышел в отставку, но за дело болеет ужасно. С Ией было все просто и надежно. Я состоял, можно сказать, при ней. Она несла на своих плечах всю тяжесть ответственности. Лихо расправилась с десятком вооруженных бандюг, стороживших Андрея Петровича. Смог бы я так? Нет, конечно. Уложили бы при первой же встрече со мной.

А она одна, без оружия, одолела всех и вывела невредимым отца и Таню. Теперь Ия будет далеко, и надеяться придется лишь на себя. Станет ли Таня мне другом, поддержкой или обузой — выяснится только со временем.

Что же получается, женитьба по расчету? Нет ведь такого, чтоб влюбился без оглядки, по уши. Иначе бы не раздумывал и не взвешивал «за» и «против».

Я все обдумываю с расчетом на себя, свои чувства, на предстоящую работу. А как посмотрит на все это сама Татьяна? Вот встречу ее, сделаю предложение, а она возьмет и скажет: «нет» или попросит время подумать. Рухнет мой карточный домик, прощайся с заманчивой перспективой поработать в США. А хочется ужасно. Там ведь корни остались: отец, Илья, да и знакомых появилось немало среди ребят — полицейских. Что ни говори, потягивает туда, и предложение генерала Рожкова я принял с радостью.

От офиса до дома ехать на автобусе порядком, но в раздумьях показалось, что и пешочком дошел быстро. Не успел переступить порог квартиры, как мама с сообщением:

— Звонил Виктор Николаевич, просил передать, что Татьяна прилетает сегодня в 20.00 и тебе надо ее встретить. — Выполнив просьбу, мама полюбопытствовала: — Кто она такая, если не секрет?

— Никакого секрета нет. Просто я выписал из США себе жену, — объявил я.

— Я серьезно интересуюсь, а у тебя шутки на уме. Скажи прямо — это тайна, и я отстану. Может, у вас там под именем «Таня» мужик с бородой или ящик с документами. — Мама обиделась и ушла на кухню в полной уверенности, что я, как всегда, обхожу острые утлы при помощи шуток и прибауток.

Пошел за ней, обнял и стал нашептывать:

— Понимаешь, когда я был недавно в Америке, то познакомился с чудесной девушкой. Таня русская и случайно попала в США, это долгая история. Мне она очень понравилась, и я даже мечтать не мог, что увижу ее своей женой. И сейчас далеко не уверен, даст ли она согласие. Но я очень на это надеюсь. Мне предложили интересную работу в Штатах, но с одним условием: я должен приехать с женой. Так что и для Тани это будет полной неожиданностью.

— Дай-ка мне стул, — попросила мама, — ноги не держат. — Она молча посмотрела на меня, качая головой. — Сколько в тебе еще ребячества, Павлуша, — произнесла она не то с радостью, не то с сожалением. — Как можно решать с бухты-барахты такие вопросы. Только познакомился и уже предлагаешь ей руку и сердце. Мы с твоим отцом три года встречались, прежде чем пожениться.

— И все же разъехались, — ввернул я совсем некстати, но тут же извинился: — Прости, мама, ведь прочность брачного союза на деле не зависит от того, сколько времени они были перед этим знакомы. Бывает ведь и так, что парень и девушка влюбляются с первого взгляда и на следующий, а иной раз в тот же день бегут в загс и живут до конца своих дней в любви и согласии. И наоборот, встречаются иногда по нескольку лет, женятся наконец, а через месяц расходятся. Жизнь есть жизнь, как сказал мудрец, и предугадать ничего нельзя. В общем, мамочка, так уж получилось, уверен, она тебе понравится.

— Главное, чтоб ты ей понравился, — как всегда практично заметила мама и задала вполне резонный вопрос, над которым я просто не задумывался: — Она из аэропорта прямо к нам или отвезешь в гостиницу?

— Ну, во-первых, у нее, как мне известно, прекрасная квартира.

— А во-вторых? — Я уловил лукавый взгляд мамы в ожидании ответа, о котором она догадывается.

Я не выдержал и рассмеялся:

— Сбегаю в магазин, куплю что-нибудь вкусненькое, чтобы стол украсить.

Слава Богу, в магазинах завал продуктов, сладостей, любых напитков, только бы деньги. Поскольку я получил довольно приличное жалованье, с этим у меня проблем не было. Через час возвратился домой с полными пакетами. Тут же вызвался помочь маме на кухне, что встретило у нее благосклонное понимание. Чистил картошку, лук и все время поглядывал на часы.

— Ладно, не мучайся, езжай в Шереметьево, лучше там подождешь. — Великодушию мамы не было предела.

Я побежал искать такси со словами: «Ты лучше всех мам на свете».

«Боинг» приземлился точно в 20.00. Я больше часа околачивался в аэропорту, вполне спокойно ожидая прибытия самолета, но когда объявили о посадке, меня словно иглой кольнуло. Занервничал, забегал с одного конца зала в другой, нетерпеливо заглядывая в отсек, где пассажиры проходят досмотр.

Наконец показалась вереница людей с большими сумками и тяжелыми чемоданами, и только одна девушка, неповторимо элегантная и красивая, шла с легкой сумочкой через плечо и, как мне показалось, испуганно озиралась по сторонам. Я подошел к контролеру и предъявил удостоверение.

— Слушаю вас. — Пограничник изобразил полную готовность выполнить просьбу, оторвавшись от изучения очередной декларации.

— Только что прилетела моя сестра. Она без багажа. Можно пропустить ее без очереди?

— Разумеется. Где она?

— Сейчас приведу, вы разрешите пройти?

— Прошу. — Контролер открыл дверцу, и я уверенно зашагал вдоль длинной очереди, ища глазами Таню.

Куда она исчезла, только сейчас была на виду. Вдруг слышу: «Павел!»

Из-за широкой спины какого-то парня выглядывала милая головка.

— Давай руку, и пошли.

— Куда же вы? — разочарованно протянул высокий и широкоплечий, видимо рассчитывая на большее, чем шапочное знакомство в аэропорту.

— На кудыкину гору журавлей в небе ловить, — огрызнулся я, и мы, держась за руки, как настоящая влюбленная парочка, заспешили к выходу.

— А меня пропустят без досмотра?

— Обязательно, — бросил я с небрежным видом высокопоставленного чина и дружески подмигнул контролеру, проходя мимо него с Таней.

Он понимающе улыбнулся и показал рукой: «Проходите».

— Спасибо за встречу, Павел. Мне Дик Робсон говорил, что в Москве в аэропорту ко мне обязательно подойдут, но не сказал, кто. А я даже не надеялась увидеть кого-то из знакомых — Таня прижимала к лицу букет роз, которые я ей вручил, и делилась со мной: — Перед отъездом мне приснился жуткий сон, будто приезжаю в Москву, а меня встречает милиция, надевает наручники, запихивает в машину, набитую такими же, как я, неприкаянными, со свихнутыми мозгами, натворившими каких-то страшных дел. Проснулась в холодном поту. Даже летела в самолете с тяжелым чувством — что ожидает меня в Москве? Увидела тебя с букетом роз — глазам не поверила. Помню, бабушка говорила, когда я жаловалась ей, что страшный сон приснился: «В жизни всегда все наоборот, чем во сне». Выходит, она была права. Считай, Павлуша, что я у тебя в долгу за такой дорогой подарок.

— Брось, Таня, ничего особенного я не сделал, только то, что самому было очень приятно.

— Правда? Ты не просто выполнял поручение своего начальства? — Таня выжидательно на меня посмотрела, и мы даже остановились, загородив людям проход.

— Говорю, как на духу, — успокоил я ее и повел прямо к стоянке такси. Теперь и здесь исчезла очередь, зато такса за проезд возросла в сотни раз. Но меня это ничуть не беспокоило. Я готов был выложить всю свою наличность, чтобы нас довезли до дома с ветерком.

Договорился с водителем быстро. Мы уселись на заднее сиденье «волги», и я, обнаглев, обнял Таню за плечи, она тотчас прильнула ко мне. Я замер, боясь пошевелиться, чтоб не расплескать охватившее меня блаженное чувство.

А мы уже мчались по опустевшему, как всегда в воскресные дни, Ленинградскому проспекту. Свое обещание водитель выполнял, легко выжимая из новенькой «волги» сто километров.

— Куда мы едем? — спросила Таня, когда машина тормознула у нашего дома.

— Приехали, — объявил я. — Зайдем на минуточку, предупрежу, чтобы не беспокоились, и поедем дальше.

— Может, я подожду в машине или здесь, во дворе? — робко предложила Таня.

Ни слова не говоря, я взял ее за руку и повел к лифту.

Мама встретила Таню как старую знакомую. Ни о чем не расспрашивала, хотя представляю, как трудно ей это было. Но, помня мою просьбу не донимать Таню вопросами, лишь пожаловалась, что редко меня видит и что сегодня у нее настоящий праздник, так как я дома и притом не один, а с такой прелестной девушкой.

Таня вся зарделась от таких слов. Я чувствовал, что она стесняется и не находит себе места. Но мама, молодчина, разрядила обстановку, скомандовав Тане:

— Хватит разговоров, все потом, а пока марш в ванную, с дороги это самое важное. После душа чувствуешь себя, будто заново родился.

Таня безропотно повиновалась и, кажется, была рада хоть на время спрятаться от наших глаз — моих, откровенно восхищенных, и маминых, внимательно изучающих. Знаю по себе, это всегда чувствуешь, даже когда делается незаметно.

Татьяна вышла посвежевшая и выглядела в мамином халате как подросток, утонувший в бесконечно широком одеянии. Путаясь ногами в полах халата, она с моей помощью добралась до стула и обвела восторженным взглядом уставленный закусками стол. Расхрабрившись, заявила:

— Ужасно голодна, в самолете не притронулась к еде. Нервы. А вот сейчас, кажется, только подавай.

— Ловлю на слове, — обрадовался я, подхватил ее тарелку и стал подряд накладывать все, что было на столе. Наполнил бокалы шампанским: — За встречу!

— И за любовь, — вставила мама.

На аппетит никто не жаловался. После кофе мама вдруг стала откровенно позевывать и скоро заторопилась:

— Извините, ребята, мне давно уж пора в постельку, придется вас оставить. Для молодых время еще не позднее, так что допивайте, доедайте и договаривайте. Спокойной вам ночи.

Мама ушла. Возникла небольшая неловкость, но она исчезла, как только я, наконец, приступил к раз — говору, к которому готовился все последнее время. Татьяна, конечно, не ожидала ничего подобного, но, интуитивно почувствовав некую торжественность в моем тоне, внутренне напряглась и испуганно раскрыла глаза.

А я, прежде чем подойти к главному, начал рассказывать о себе исподволь, с азов, как жил в США с отцом и матерью, с братом Ильей, учился там, а потом переехал с мамой в Москву, где и продолжил свое образование, включая военное. Потом работа в ведомстве генерала Рожкова, командировка в Штаты и незабываемая встреча с ней, Таней. Сделал небольшую паузу. Татьяна, решив, что я жду от нее такой же исповеди, закрыла лицо ладонями и покачала головой.

— Я не смогу, Павел, рассказать о себе, ты извини, прошлое тяжело, как камень.

— Забудь. Меня это совсем не интересует. Пусть для тебя это будет неприятным сном, который улетучивается с пробуждением. Давай говорить о настоящем и будущем. Согласна?

Таня погладила мою руку:

— Спасибо тебе, Павлик, ты добрый и очень порядочный человек. Я не заслужила такого отношения.

— Подожди меня благодарить, — остановил я ее. — Сейчас перейду к главной теме, тогда увидим, достоин ли я признательности.

— Что-нибудь случилось? — уже открыто испугалась Таня.

— Нет, ничего страшного, просто у меня есть шкурные интересы, и с твоей помощью я рассчитываю их реализовать, — попытался я пошутить, но тут же подумал, что шутка вышла неудачная: Таня ее не приняла и вся так и ощетинилась.

— Я сделаю все, что ты попросишь, — сказала она холодным, чужим голосом.

— Танюша, ты меня не поняла, это же я под хорошее настроение болтаю черт те что, а на самом деле только хотел сообщить, что уезжаю на работу в США, и, кажется, надолго.

— Как уезжаешь? И я тебя больше не увижу? — в отчаянии воскликнула Таня и вдруг кинулась мне на шею, приговаривая: — Дура я, дура, влюбилась в такого дрянного мальчишку, вообразила себе, будто что-то для него значу, а он от меня в бега. Так мне и надо, — расплакалась она. Я еле успокоил ее.

— Ты можешь меня выслушать как взрослая? — спросил, вытирая ей мокрое от слез лицо ее же собственным платочком.

— Мо-о-гу, — а сама никак не придет в себя.

Не ожидал я от Тани такой реакции. Правда, у меня самого сердце от радости чуть не выпрыгивало из груди. Надо ли еще спрашивать ее о согласии поехать со мной? И так все ясно. Но язык не поворачивается сделать предложение. Не пойму, почему это так трудно. Прибег к дипломатической уловке:

— Значит, заказываю два билета в США в один конец?

Танины синие глаза вмиг высохли:

— А кто же с тобой едет, ты что, женат?

— Нет, но скоро буду, — ответил я на вторую часть вопроса.

— Поздравляю, жаль, что узнаю об этом в последнюю очередь.

— Так уж получилось, Танюша. Но и я тебя в таком случае поздравляю.

— А меня-то с чем? — удивилась она и вдруг начала понимать, краска залила лицо. — Ты хочешь сказать, что берешь меня с собой? — еще не веря себе, спросила она.

— Да, именно так, — подтвердил я. — И на правах жены.

— Павел, ущипни меня, я, наверное, сплю!

— Ты не спишь, но для убедительности я лучше поцелую тебя.

Я выполнил свое намерение и только после этого расхрабрился:

— Ты мне так и не ответила, согласна ли быть моей женой?

— Неужели ты мог в этом сомневаться? Я и мечтать не могла о таком счастье.

— В таком случае, завтра же, — я глянул на часы и уточнил, — вернее, уже сегодня, идем в загс, потом по магазинам, ты ведь у меня совсем раздетая.

Таня замахала руками:

— У меня дома полный гардероб. Заедем ко мне, выберем, что получше, ни к чему тратить деньга. Да и с моей, мамой надо тебя познакомить.

Я не возражал. Мы еще долго не могли наговориться. Предусмотрительная мамуля постелила нам в моей комнате, и оставшееся до утра время мы зря не теряли.

Нас зарегистрировали в тот же день, без всяких бюрократических проволочек. Заведующая бюро, заглянув в мое удостоверение, тотчас распорядилась: немедленно сделать все необходимое. Правда, ритуал прошел без должной торжественности, но зато при двух свидетелях — моей и Таниной мам. Таня настояла, чтобы праздничный ужин состоялся у них дома. И пока мы, уже молодожены, бродили по городу, заглядывая подряд почти во все промтоварные магазины, обе наши мамы колдовали на кухне.

По дороге я позвонил генералу Рожкову. Рассказал обо всем и пригласил на ужин в честь нашего бракосочетания, заранее считая, что он откажется. Не хватало еще тратить время на застолья со своими подчиненными. Но я ошибся. Виктор Николаевич с радостью принял приглашение.

Сказал, что не сомневался в благополучном решении вопроса, поэтому предусмотрительно подготовил для Тани загранпаспорт с визой, который уже находится у начальника аэропорта. Он передаст его, как только мы появимся в Шереметьево, или оставит у дежурного. С моим дипломатическим паспортом проблем нет.

Хотел было захватить его по дороге домой, но Виктор Николаевич поблагодарил и сказал, что приедет сам. Я объяснил свой адрес, и мы распрощались до вечера.

Генерал не приехал. Прождали его напрасно. Ужинали вчетвером. Я с Таней и наши мамы.

Мы улетали рано утром. Получили паспорт. Его вручил Тане лично начальник аэропорта с теплыми поздравлениями и напутствиями. Небольшие формальности, и мы уже утонули в мягких креслах «боинга». Сразу же отключились, не почувствовав взлета. Понятно, бессонная ночь.

Легким прикосновением разбудила стюардесса:

— Не желаете ли подкрепиться?

Мне как раз приснилось, что я вижу на столе любимые вареники, приготовленные мамой, а дотянуться до них не могу. Настоящая пытка. И реальное появление доброй волшебницы с аппетитными блюдами на подносе было очень кстати. Таня также с благодарностью приняла участие в трапезе. Я попытался было после еды почитать свежую газету, но споткнулся, кажется, на десятой строчке, увидев, как сладко посапывает Таня, и последовал ее примеру. Помимо всего прочего, мне надо было восстановить силы перед восхождением на вершину, длительный путь к которой не сулил легкой жизни.

Когда мы прилетели в Сан-Франциско, я предложил Тане ехать к моему брату, а там уже разобраться, как действовать дальше. Она не возражала, и мы вышли на улицу, чтобы взять такси.

— Вы из Москвы? — Я обернулся на голос.

— Да.

— Вы Павел, а это ваша жена Таня?

— Совершенно точно.

— Тогда прошу в машину, вас ждет у себя Дик Робсон. Он просил меня встретить и привезти вас к нему, — объяснил незнакомец и отрекомендовался: — К вашим услугам — Гарри Уинстон, мы будем с вами вместе работать. Я уже кое-что слышал о вас. Знаком с вашим братом. Вы очень похожи, просто не отличишь. Когда увидел вас в аэропорту, сразу понял: это те, кого я ищу.

По дороге Гарри рассказал о городских новостях, в основном криминального толка, и сообщил, что нам уже приготовлена квартира недалеко от города и по соседству с его семьей. Мы туда отправимся сразу же после разговора с начальником управления. Он хочет, чтобы наше дело двинулось без раскачки.

— А что за дело? — поинтересовался я — ведь об этом мне никто ничего не говорил.

— Дик Робсон для того и пригласил вас, чтобы все рассказать.

— И Таню? — спросил я.

— Этого я не знаю, велел только захватить обоих в аэропорту и притащить в управление.

Кабинет Дика находился на прежнем месте, и вообще здесь ничего не изменилось со времени моего отъезда.

Первым вошел в кабинет Гарри и уже через секунду вышел и пригласил нас. Тут же распрощался:

— Извините, дела. Увидимся.

Дик двинулся нам навстречу и дружески обнял вначале Таню, потом меня.

Когда мы сели в кресла, Дик сразу перешел к делу:

— Не будем тратить время на расспросы. Я все о вас знаю и думаю, Виктор Николаевич говорил вам обо мне и в общих словах о том, что мы вместе будем делать здесь. Жизнь очень динамична, и порой даже один день меняет всю ситуацию. Пока вы летели из Москвы в Сан-Франциско, произошло событие, которое заставляет меня принять экстренные меры. Бежал из тюрьмы знакомый вам Рост. По данным, полученным из ФБР, он уже за пределами США. Объявлен его розыск. В работу включился Интерпол. Будем надеяться, что Роста скоро найдут. Но проблема не только в нем. Из того же ведомства мне также стало известно, что из Сан-Франциско нелегально экспортируется легкое оружие и боеприпасы, большая часть которых попадает в Чечню. В США в свою очередь текут наркотики. Занимается этим делом в основном русская мафия, окопавшаяся в нашем городе. И что самое для меня ошеломляющее, нити тянутся из нашего управления. Поставлена под вопрос моя репутация и моя карьера…

Разговор пошел у нас не сразу. И если бы не Таня, не знаю, сумел ли бы я убедить Павла войти в роль, которую специально для него приготовил. Возможно, я был не слишком деликатен и дал Павлу повод для обиды. Но мне показалось, что именно прямота — наиболее подходящая форма для общения с таким человеком, как он.

Пока я говорил о криминогенной обстановке и происшедших за последнее время событиях, он слушал с безучастным видом, и по его непроницаемому лицу могло показаться, что это его вовсе не трогает. А должно было трогать: ведь ему придется вплотную иметь с этим дело. Но когда я перешел на личности, глаза его загорелись, в них появился неподдельный интерес к предстоящей ему деятельности.

В Москве Павла должны были предупредить, что здесь нужна черновая работа, связанная с риском и требующая от него не только мужества, профессионализма, но и актерства, хотя бы на элементарном уровне. И не пришлось бы мне тогда искать какие — то к нему ходы, чтобы понял и воспринял все правильно.

Круг его обязанностей сводился к тому, чтобы стать на какое-то время американским полицейским под именем своего брата. И об этом никто не должен знать — ни в управлении, ни вне его. После этого надо набраться терпения и ждать.

Об этом я и сказал Павлу. Он моментально понял меня и разочарованно, не скрывая обиды, протянул:

— Значит, я буду у вас в качестве подсадной утки.

— Зачем же так грубо? — попытался я смягчить дело. — Речь идет, хоть тебе это и больно слышать, о подозрениях против твоего брата. Рассеять их или, наоборот, подтвердить можешь только ты. Но помощь твоя этим не ограничится. Как ты понимаешь, если на тебя кто-то выйдет, мы поймаем крупную рыбу. Если же нет, станем опять-таки вместе с тобой отрабатывать другие версии. Но при всех обстоятельствах это лишь первая и наиболее легкая часть твоей задачи.

— А какая же вторая? — оживился Павел.

— Об этом после, когда будет решена первая, — ушел я от ответа.

Как ни странно, Павел был вполне удовлетворен. Но его волновало другое:

— Что же будет с Ильей?

— Все зависит от развития событий, — ответил я коротко.

Павел задумался, решая непростую для себя дилемму: соглашаться или нет на мое предложение? Ведь судьба брата теперь полностью зависит от него. Он становится его обвинителем и судьей. Это тяжелая ноша. Не каждому она под силу.

Я терпеливо ждал его решения. Атмосфера становилась тягостной, и я не исключал, что Павел откажется; тогда рухнет моя надежда внедрить в мафию своего человека и взять ее под контроль. Только такой расклад мог бы меня реабилитировать и позволить мне остаться на своем посту.

— Может быть, и мне в этой пьесе найдется хотя бы маленькая роль? — чуть слышно спросила Татьяна, и мы даже вздрогнули от неожиданности, совсем забыв, что она успела неплохо овладеть английским.

Павел мило улыбнулся, а я облегченно рассмеялся, словно эта ее невинная фраза решила партию в мою пользу. Конечно же, настаивая на приезде Павла с женой, я меньше всего заботился о его семейном укладе. Многие холостые парни успешно у нас работают и неплохо устраиваются в общении с прекрасным полом. Заказывая генералу Рожкову дублет, я просто рассчитывал на игру Павла в паре. Дело в том, что Илья недавно разошелся с первой женой, и она уехала с ребенком к матери в другой город.

Илья проводил отпуск в Италии, познакомился на курорте с русской девушкой и хочет на ней жениться. Этим он поделился со мной в порыве откровенности после небольшой вечеринки в ресторане, где товарищи по службе отмечали мое сорокалетие. Такое доверие мне польстило, и я искренне пожелал ему счастья. Пошутил, что если он всем девушкам Америки предпочел русскую, да еще и отыскал ее в далекой Италии, то это перст судьбы. Илья принял мою шутку всерьез и сказал, что это в самом деле рок, и милое создание из России будет ему не только верной женой, но и помощницей во всех делах. В его словах мне почему-то почудился двойной смысл, и я без всякой задней мысли намотал себе это на ус. Вспомнил о них, когда встал вопрос о приглашении на работу Павла на роль двойника. Я сразу же подумал о том, что если играть всерьез, один к одному, для полной достоверности, Павел должен быть с женой, и тоже привлечь ее к делу.

— Чем же я вас так развеселила? — удивилась Таня. — Или мне уже уготована участь жены, ожидающей мужа с работы?

— А чем это плохо? — подхватил я интересную для меня тему. — Устроим тебя на курсы лучших кулинаров Америки, и будешь слышать от Павла одни восторги и клятвы в любви. Известно ведь, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

— Я для того и женился, чтобы со службы бежать домой в предвкушении отбивной, которую приготовила жена, — откликнулся Павел.

Он преобразился на глазах, разгладились черты лица, даже голос стал мягче, теплее. Вот что значит любимая женщина рядом.

— Ну а если говорить серьезно, — я постарался не упустить момент, — то все сейчас зависит от Павла. Согласится на нашу игру, будешь ему во всем помогать. Без тебя он не потянет. Так что эта роль на двоих. Никто Павла не осудит, если работа ему не подойдет. В этом случае отпадет и необходимость в твоей помощи, Таня.

— Мне бы очень хотелось стать здесь полезной. А ты как думаешь, Павлик? — Татьяна выжидательно посмотрела на мужа.

— Согласен, — коротко сказал Павел. — Когда приступать?

— Вчера, — ответил я. — У нас, ребята, времени не осталось на ваше устройство и на раскачку. Павел прямо сейчас заступает на дежурство, а Таня пусть отправляется обживать квартиру. И это тоже начало работы. Ее отвезет Гарри. Вы будете действовать с ним в одной спайке.

Таня уехала, а я еще долго инструктировал Павла, стараясь не упустить ни одной детали.

Не скрою, Илье я всегда доверял, считал его одним из самых честных, исполнительных и к тому же обходительных полицейских, умеющих гибко действовать сообразно обстановке. Он часто выполнял мои личные поручения, и я знал, что лучше него это никто не сделает. Когда потребовалось сопроводить Татьяну для свидетельских показаний и опознания преступников, я доверил эту деликатную миссию Илье. И не только потому, что он знает русский, но и потому, что он сумел бы предстать перед ней и как страж порядка, и как кавалер, что было очень важно для создания у нее соответствующего настроения. Правда, ему пришлось по моему совету замаскировать лицо надвинутой на лоб фуражкой, бинтом и пластырем, чтобы она не приняла его за Павла. Илья отлично справился с заданием. И так было всегда. Мне не верилось, что такой человек мог стать предателем, продаться за деньги. Илье я предоставил месячный отпуск. Он уже уехал к своей невесте в Санкт-Петербург. Там они должны обвенчаться, а здесь сыграть свадьбу. Дай Бог, чтобы он не оказался замешанным в преступных связях. Этот месяц будет для него и для всех нас решающим. Очень рассчитываю на Павла. Он должен обязательно узнать, с кем контактируют мафиозные дельцы — с Ильей или с другими полицейскими. Мой кабинет открыт для него в любое время дня. Но лучше, если нет никаких новостей, встречаться вечером, после смены и обсуждать все, что показалось подозрительным.

Два дня было тихо. Тянулись обычные полицейские будни, которые по сравнению с перестрелками, возникшими неделю назад в кварталах, где обитают кубинцы и мексиканцы, можно считать отдыхом. Между разными национальными группами нередко возникают кровавые разборки, и полиции приходится вмешиваться, чтобы локализовать пожар и не дать ему распространиться на другие районы. Подобные операции не обходятся без жертв, в том числе и со стороны полиции. В прошлый раз один человек из нашего управления был убит и двое ранены.

На третий день, когда Павел стремительно вошел в кабинет, я понял: штиль закончился. Павел объявил, что час назад его вызвали к телефону. Женский голос сообщил, что шеф очень недоволен моим отказом сотрудничать, готов удвоить ставку и даже утроить за счет известного мне Харристона. Он поздравляет меня с молодой женой и рассчитывает, что ее тоже заинтересует наша сделка. В случае же, если я буду продолжать упрямиться, последствия для меня и жены будут весьма печальны.

— Что же ты ответил? — нетерпеливо спросил я.

— Сказал, что надо подумать, и попросил позвонить часа через два.

— Хорошо, — одобрил я. — Соглашайся, назначай встречу, запоминай лица и, главное, старайся узнать как можно больше. Постарайся выяснить, насколько глубоко влип в это дерьмо Илья и какова роль Харристона. Жду тебя в любое время вечера или ночи у себя дома. Позвони три раза, буду знать, что это ты.

Весь вечер сидел как на иголках, в ожидании звонка. Тщетно. Так и продремал всю ночь — ни сон, ни явь. И только когда покрепче заснул перед самым рассветом, раздались три долгожданных звонка.

Павел был с Татьяной. Оказывается, тот же самый женский голос ровно через два часа вызвал его к телефону и пригласил от имени шефа вместе с женой на рандеву в один из престижных ресторанов города. За столом никаких деловых разговоров не вели. Павел и Таня старались больше помалкивать. А другая пара — представительный мужчина лет шестидесяти и еще совсем молодая миловидная девушка вели светскую беседу и предлагали тосты один за другим с явным намерением напоить гостей допьяна. Когда было выпито и съедено все, что заказывали, и хозяева встали, давая понять, что ужин закончен, Павел спросил:

— Надеюсь, нас сюда пригласили не для того, чтобы отдать должное кухне этого ресторана?

— Вы правильно решили, — улыбнулся мужчина. — Это была только прелюдия к главному, чтобы мы познакомились и немного привыкли друг к другу. А сейчас поедем ко мне и спокойно все обсудим.

Павел и Таня не возражали. Вышли на улицу все вместе. Мужчина, который назвался Ваном, поднял руку, и тотчас из вереницы припаркованных автомобилей отделился светлый «кадиллак» и бесшумно подкатил к ним. Девушка — Ван представил ее как Лолу — уселась рядом с Павлом и Таней, а Ван — с водителем. Машина рванула с места и через двадцать минут затормозила у отеля.

— Здесь мы пока живем, — произнес Ван, молчавший всю дорогу, дав возможность своей подруге пощебетать о красивой жизни в Лас-Вегасе.

Номер Вана состоял из двух комнат с отдельной спальней. Мы расположились в большой комнате, предназначенной, судя по строгому интерьеру, для деловых переговоров.

Ван начал с того, что шеф, непосредственно отвечающий за проведение операций, и он, финансовый распорядитель, довольны согласием гостей послужить общему делу. Они даже подумывают отказаться от услуг Харристона, аппетиты которого превосходят самые смелые ожидания и превышают все разумные пределы. К тому же приходится часто идти к нему на поклон и буквально выжимать из него нужные сведения. Сам он участвовать в деле не хочет и вообще действует с большой оглядкой. Это их не устраивает. За такие деньги они вправе ожидать более результативной отдачи. Они, конечно, сочувствуют его положению и, как только он выйдет из госпиталя, вознаградят должным образом, но от дальнейшего сотрудничества с ним откажутся. Если, конечно, Павел и Татьяна будут действовать в полном с ними контакте.

Павел сказал «да» за себя и за Таню на все их предложения и условия, ожидая, когда же разговор примет конкретные формы и он поймет, наконец, что они должны делать. Но Ван лишь выразил удовлетворение встречей, обещал дать знать о ней шефу и предупредил, что скоро с Павлом свяжется их человек, который и введет его в курс дела.

Пока Павел рассказывал, Таня, устроившаяся рядом с ним, задремала. Да и Павел последние фразы произносил уже заплетающимся языком и сквозь прикрытые веки. Я понимал, что ребятам пришлось принять изрядную дозу спиртного и потом допоздна не смыкать глаз, слушая разглагольствования этого Вана. Поскольку женушка моя видела уже десятый сон, мне пришлось самому отвести Павла и Татьяну во вторую нашу спальню и устроить на ночлег.

На следующий день я дал команду выяснить все о Харристоне. Знал этого полицейского как дисциплинированного и жизнерадостного парня, имеющего жену и ребенка. Слышал, что он не дурак гульнуть на стороне, приударить за девушками. Но за рамки дозволенного он никогда не выходил. Скоро мне положили на стол дополнительные сведения о нем. Оказывается, прибыв в полицейское управление после окончания академии два года назад, он купил большой дом в престижном районе, два дорогих автомобиля, завел любовницу. Ранен в последней операции во время перестрелки. Лежит в госпитале. Состояние хорошее, скоро будет выписан и приступит к службе.

Итак, значит, Харристон. А какова же роль Ильи? Похоже, что он отказался на них работать. Но почему же тогда они вышли именно на него?

На этот вопрос ответить должен Павел. Ему придется встать выше родственных чувств. Я специально не нажимал на парня, дав ему возможность самому определиться, взвесить, сумеет ли он объективно оценить поступки своего брата и только после этого принять решение. Павел сделал свой выбор, и я вправе требовать от него результативной работы. Уже первые дни показали, что я в нем не ошибся.

Следующую встречу «телефонная девушка» назначила Павлу в конце недели в восемь утра у служебного входа в отель «Палас», что находится неподалеку от полицейского управления. Павел прибыл на минуту раньше назначенного времени, чем заслужил похвалу ожидавшего его Вана. Поднялись в номер на самом верхнем этаже. Это был люкс, рассчитанный на одного человека, с удобствами, о которых, как решил Павел, может только мечтать простой смертный. Их встретила широкой улыбкой дама средних лет в строгом костюме деловой женщины. Гладко зачесанные назад короткие волосы цвета спелой пшеницы и отсутствие какой-либо косметики на лице сразу же отбрасывали всякую мысль о малейшей фривольности в общении с ней и настраивали на серьезный тон. И хотя она продолжала улыбаться и всем видом показывала доброжелательность и радость видеть у себя таких гостей, чувство настороженности не покидало Павла с самого начала встречи. Таня же на удивление быстро освоилась и разговаривала, с хозяйкой на равных, без тени смущения и даже с некоторым вызовом. Поведение Тани, кажется, пришлось хозяйке по душе, и она одобрительно поглядывала то на Таню, то на Павла в ходе разговора.

Женщину звали мисс Вероника Джафер. По матери русская, по отцу американка. По-русски говорит на хорошем литературном языке. Должно быть, поэтому Таня сразу почувствовала себя свободно. А Павлу приходилось играть, говорить так же, как Илья, с английским акцентом и делать иногда паузы будто бы в поисках нужного слова. Мисс Вероника с самого начала предупредила, что у нее в ее доме говорят только по-русски. Ее муж был родом из России и, хотя его вывезли оттуда в возрасте двенадцати лет, всегда отдавал предпочтение русскому языку и поощрял приверженность жены к родному языку и русской культуре. По словам Вероники, после смерти мужа она унаследовала не только его капитал, но и его дело и вот уже много лет отдает этому делу все свои силы.

Пока мисс Вероника говорила, Ван помалкивал, изредка кивая головой в знак согласия. Павел вначале даже подумал, что он не знает русского и поэтому не принимает участия в разговоре. Однако, когда речь зашла непосредственно об операции, он вступил в беседу.

Вероника предоставила ему слово официальным тоном:

— А сейчас Иван Матвеевич Жезлов подробно расскажет вам о вашей задаче.

Перед этим Вероника вполне квалифицированно обрисовала экономическую ситуацию в России и США, подчеркнула, как важна деятельность новых русских коммерсантов, которые берутся за любое дело во имя успешного экономического развития страны. И в этом отношении их роль просто неоценима. Они торгуют оружием, стратегическими материалами, иногда и запрещенными к вывозу товарами, но все это на благо обеих стран. Неумные люди, стоящие у власти, чинят препятствия этой деятельности. Истинные патриоты должны уметь обходить все препоны и продолжать свою деятельность. Она не только благородна по своей сути, но и высоко оценивается в деловом мире. Павел и Татьяна после завершения операции получат десять процентов от прибыли. Это огромные деньги.

И вот теперь слово взял Ван, или Иван Матвеевич, как его представила Вероника. Павел понял, что он тоже русский. Ван говорил даже с нижегородским оканьем, но скупо, без лирических отступлений, в отличие от Вероники. Он сообщал лишь то, что необходимо было знать и учитывать Павлу и Татьяне, чтобы действовать точно и без ошибок по заранее продуманной и хорошо разработанной схеме.

Задание предусматривало участие мужа и жены. На долю Павла выпадала наиболее ответственная и опасная часть операции. Ему предстояло достать у начальника управления специальный бланк с печатью и подписью, дающий право, после соответствующего заполнения, провозить через таможню груз без специального досмотра. Это полицейское имущество, в том числе аппаратура, защитные и наступательные приспособления, баллоны со слезоточивым газом и тому подобное, отправляемое по договорам в другие страны. Кроме того, Павел должен иметь и командировочное предписание для себя как сопровождающего этот груз. С Павлом поедет и его жена с двумя чемоданами, которые также не будут проверять таможенники. В двойном дне этих чемоданов спрячут наркотики. Самолет доставит супружескую чету в Турцию, где их встретит представитель фирмы и заберет у них весь товар. Павел и Татьяна возвращаются обратно и получают каждый по сто тысяч долларов.

На вопрос Павла, как же ему достать эти документы, Вероника ответила:

— Харристон же доставал. Он ночью во время дежурства забирался в кабинет начальника и там спокойно орудовал специальными приспособлениями, которые вы также получите у нас.

— Кто же меня отпустит со службы? — снова возник любознательный Павел.

Но это нисколько не рассердило хозяйку, наоборот, она с милой улыбкой тут же объяснила, как выйти из положения. Вся операция должна занять не более двух дней, то есть время, пока полицейский в отгуле после суток дежурства. Вы отдохнете в самолете. Ну а если задержитесь немного, не беда, по вашей просьбе якобы жена, а на самом деле ваш секретарь, сообщит в диспетчерскую, что вы простудились и эту смену вынуждены пропустить.

Павел и Таня получили подробный инструктаж и напутствия, а также номера телефонов здесь и в Турции — на тот случай, если их там никто не встретит. В заключение переговоров мисс Вероника вручила супружеской паре авиабилеты. Остальные документы, о которых уже шла речь, Павел должен раздобыть сам. Весь товар они получат в аэропорту. Доставит его Иван Матвеевич.

Я чуть не прыгал от радости. Надо же, всего за несколько дней работы Павел сумел зацепиться за самую верхушку айсберга. Я нисколько не сомневался, что Вероника — шеф. Так уверенно распоряжаться огромными средствами, четко организовывать доставку грузов и, по всей очевидности, прием товаров, может только тот, кто верховодит. Нельзя не удивляться быстрому расположению к Павлу и господина Вана, и самой Вероники Джафер. Надо полагать, что Илья был у них все-таки проверен в деле, раз перед Павлом раскрыли все карты. Но надо отдать им должное, сети свои они раскинули довольно далеко и, думаю, Турцией не ограничились. Интересно, куда двинется товар дальше. Надо будет проследить.

Поскольку я уже знаю, каким рейсом отправляются мои ребята, этим же самолетом последует Гарри. Пусть незаметно опекает их. Но вот задача. Если в Турции полиция по моей наводке заберет весь груз, то дальнейший его адрес останется тайной, и мы сделаем лишь полдела, накрыв с поличным одну группировку. Где гарантия того, что основной покупатель не только останется в стороне, но и найдет новый канал для получения оружия и наркотиков? Единственный выход — пропустить груз и следить, куда он двинется дальше. Это я поручу Гарри. Павлу и Татьяне придется действовать смотря по обстановке. Трудно предугадать, как все обернется после того, как они сдадут свой товар. Возможно, турок-получатель пригласит их в гости, и под пьяную руку что-то прояснится. А если пофантазировать смелее, то можно предположить, что он проговорится насчет дальнейшей судьбы товара или, того больше, предложит, чтобы они помогли доставить его до конечной точки.

Необходимые документы для Павла и Татьяны оформил сам, чтобы не посвящать лишних людей в это деликатное дело. Прямо из кабинета Павел позвонил Ивану Матвеевичу и сообщил, что документы у него и он готов к полету. Вместе с женой будет в аэропорту точно в назначенное время. Мы распрощались.

Я ожидал его обратно максимум дня через три или четыре. Но Павел с женой не вернулся ни через пять, ни через десять дней. Возвратился лишь Гарри. Он сказал, что Павел с Таней благополучно прошли в Турции таможенный досмотр. Там их встретил представительный на вид господин. Они сели с ним в серый лимузин и укатили. Гарри пытался догнать их на такси, но безуспешно. Его попытки навести справки тоже оказались безрезультатными.

Я срочно связался с генералом Рожковым. Виктор Николаевич высказал мнение, что произошло непредвиденное. Непохоже на Павла держать в неведении начальство. Он бы обязательно дал о себе знать. Рожков обещал по своим каналам навести справки и сообщить, как только получит известия о Павле.

А тут еще Илья раньше времени приехал. Позвонил и поделился радостью: привез жену, готов познакомить и ждет в гости в любое время. Поздравил его, конечно, сослался на занятость и обещал непременно зайти, как только появится свободная минута. У него еще было дней десять отпуска, и я предложил ему продолжить медовый месяц где-нибудь за городом в тиши лесов и лугов. Илья обещал подумать над моим предложением.

Между тем я послал наряд полиции на квартиру к мисс Веронике, а также в отель, где снимал номер Иван Матвеевич. Полиция возвратилась ни с чем. Никто не отвечал и по тем номерам, которые получил для связи Павел. Я начинал подозревать, не провели ли меня и моих подопечных эти русские «бизнесмены». Может, затеяли всю эту хитрую игру, чтобы притупить бдительность полиции и спокойненько, без лишних хлопот отработать собственный свободный канал. Такой вариант не исключен. Придется немедленно воспользоваться приглашением Ильи, если он еще не уехал, и откровенно с ним поговорить в непринужденной обстановке. Надо будет побеседовать и с Харристоном прямо в госпитале, не ожидая, когда он выпишется. Надеюсь, он хоть что-то прояснит в этой запутанной истории. Не могли же в ФБР ошибиться насчет источника информации в нашем управлении.

Звонок Илье. Автоответчик просит сообщить все, что надо, после третьего сигнала. Кладу трубку. Вызываю машину и — в госпиталь.

Здесь паника. Выздоравливающий полицейский, подготовленный уже к выписке, неожиданно скончался. Паралич сердца. Разговор с главным врачом убеждает меня в том, что с Харристоном расправились, причем вполне профессионально.

У меня такое чувство, как у боксера на ринге, который вот-вот будет в нокауте. Разом оборвались все концы. Надо спасать Илью. Не сомневаюсь, что за ним уже началась охота. Только он может сейчас пролить какой-то свет на происходящее. И надо же мне было дать ему совет срочно уехать! Просто голова идет кругом.

Главное — не теряться. Сейчас важно собраться с мыслями и начинать все с нуля. Илья должен прорезаться. Ему скоро на службу. А вот с Павлом и Таней куда труднее установить связь.

Звонок прервал мои размышления. У телефона генерал Рожков:

— Дик? Только что разговаривал по телефону с Ией. По ее данным, в одном из отрядов чеченцев из числа непримиримых и наиболее агрессивных оказались Павел и Татьяна. Ей пока неизвестно, как они туда попали, их держат раздельно, допрашивают и, возможно, потребуют выкуп. Это был бы наилучший выход. Но главарь «непримиримых», бывший уголовник, может пойти и на крайние меры. Она сделает все возможное, чтобы спасти друзей. Эту информацию Ия просила передать тебе…

Очень я сожалела, что и на самом деле не представляю благотворительную организацию. По документам я командирована в Чечню с целью определения размеров гуманитарной помощи населению. Надо ж было такое придумать!

Дело в том, что офицер, который должен был встретить меня и отправить дальше по маршруту, попал в переделку, получил пулевое ранение и оказался в госпитале. Генерал, взявший меня с собой в вертолет, был так любезен, что выбил у командования местного гарнизона уазик, и я с солдатом — водителем пошла колесить по дорогам Чечни в поисках горного поселка, обозначенного красным крестиком на карте. Мне вручил эту карту в последний момент перед отъездом адъютант генерала Рожкова по его приказанию. Теперь карта здорово пригодилась, иначе пришлось бы поворачивать обратно. Горя и нищеты насмотрелась — через край. Люди, узнавая от останавливающих нас чеченских дозоров о моей миссии, плотным кольцом окружали машину и говорили, говорили о своих бедах. Не хватает хлеба, воды, негде жить, нечем кормить детей. Просили помощи. Я прятала от стыда глаза, обещала сделать все, что от меня зависит. А от меня ничего не зависело. Неужели нельзя было дать мне другую мантию, чтобы не играть на несчастье этих униженных и оскорбленных!

Мой водитель Ашот, армянин из Нагорного Карабаха, прекрасно ориентировался в горах и во многом помог разобраться по карте. И хотя в этом районе он впервые, уверенно вел машину, как будто по знакомым местам.

Сумерки быстро сгущались. Впереди мелькнули огоньки.

— Хорошо бы кого-нибудь встретить, — размечтался Ашот.

— Ты что, волшебник? — удивилась я, когда сразу после слов Ашота перед уазиком выросла фигура вооруженного бойца.

Ашот нажал на тормоз, и уазик замер, уткнувшись бампером бойцу в живот. Не выходя из машины, я протянула документы.

Чеченец с повязкой на лбу не обратил внимания на протянутую руку, закинул автомат за плечо, обошел машину крутом и заглянул в кабину:

— Кроме вас, никого нет?

— Как видите, — ответила я.

— Какое оружие везете с собой? — снова задал вопрос чеченец.

— Ни у меня, ни у солдата нет того, что вас интересует, — ответила я за двоих.

— Давай посмотрим, что там написано, — снизошел чеченец, забирая документы. — Хорошая у тебя работа, мирная, нужная, — констатировал он, прочитав бумагу и укладывая ее к себе в карман. — Поезжай за мной, здесь тропинка, никуда не сворачивай, свети фарами в спину.

— А что это за село? — поинтересовалась я.

— Секрет, — отрезал чеченец. — Может, ты шпионка.

Я не могла понять, шутит он или говорит серьезно. Но на всякий случай прекратила расспросы. Мы осторожно свернули с дороги и на малой скорости последовали за чеченцем. Остановились у небольшого дома.

— Выходите оба, — потребовал наш провожатый. Мне было не по себе от его недружелюбного тона.

Ничего плохого я не сделала, по документам, как он сам сказал, у меня мирная и нужная работа, так чего он ломается? Тем не менее пришлось подчиниться.

— А теперь вперед, вон в ту дверь! — приказал он, указывая рукой на крыльцо дома.

Вошли. Я первая, за мной Ашот, замыкал шествие дозорный.

— Принимай гостей, — негромко, но внушительно объявил наш чеченец, бросив из-за спины Ашота мое скомканное командировочное удостоверение стоявшей у окна женщине в форме.

Женщина ловко поймала бумажку и, не спеша развертывая, с любопытством посмотрела на меня, потом на Ашота.

— Что вы делаете в наших краях? — спросила, начиная читать бумагу.

— Там все написано, — ответила я.

Женщина кивнула и отпустила чеченца с повязкой:

— Ты иди, я сама разберусь. — И, уже обращаясь к нам, пригласила: — Вы присаживайтесь и извините за подозрительность. У него, — женщина показала глазами на дверь, имея в виду только что вышедшего дозорного, — ваши солдаты расстреляли брата-ополченца, а сам он чудом уцелел посла бомбежки городка, где жил с отцом и матерью. Они погибли под обломками. Вот уже месяц, как стал бойцом. Согласитесь, что у него нет причин любить вас.

— А у вас? — вырвался у меня вопрос.

— У меня есть.

Я не ожидала от нее такого ответа, так как он совершенно не вязался с ее одеянием, лежащим на столе автоматом и положением если не самого главного здесь начальника, то, по меньшей мере, его заместителя. Иначе зачем было чеченцу приводить нас именно к ней и смиренно ждать, пока она разрешит ему выйти.

— Вы удивлены? — продолжала между тем женщина, возвращая мне мой документ. — Сейчас объясню. Но давайте вначале познакомимся. Зовут меня Жанна Давлатова. А вы, судя по командировке, Ольга Воронцова? Кто же ваш спутник?

— Да, я Ольга, — ответила я, — а это Ашот, водитель машины, мой помощник и сопровождающий.

— Так вот, — продолжала Жанна, — мне уже тридцать два. Из них больше половины я жила со своей семьей в Москве. Там закончила институт, преподавала в школе, обзавелась друзьями. Ни одного чеченца, все русские. Жили душа в душу. Но когда вошли в Грозный войска, устроили там геноцид, похуже сталинского, взыграла чеченская кровь. В семье произошел разлад. Отец, мать, сестра и два брата остались там, я одна уехала воевать. Прошла курсы, овладела оружием, собрала вокруг себя ребят, готовых умереть за родину и отомстить за невинные жертвы. Скоро стала заместителем полевого командира. Сейчас он с отрядом ведет тяжелый бой с регулярными войсками. И пока его нет, я выполняю обязанности командира и мои приказы для всех закон. Правда, пока и командовать здесь некем. Но через несколько дней отряд вернется, и все станет на свои места.

Здесь наш разговор с Жанной д'Арк, как я окрестила ее про себя, прервался: у дома, взревев, остановился «джип», и группа чеченцев буквально ввалилась в комнату. Жанна, нахмурив брови, встретила трех вооруженных людей, толкавших перед собой четвертого — в разорванном комбинезоне, с лейтенантскими погонами. Лицо его было в кровоподтеках. Руки бессильно опущены вдоль тела. Он еле держался на ногах.

Жанна что-то спросила на своем языке. Чеченцы наперебой стали быстро-быстро говорить, руками показывая на пленного.

— Что скажете в свое оправдание? — обратилась она на русском языке к лейтенанту.

— Меня сильно били, — со стоном негромко пожаловался он.

— Я не об этом спрашиваю. Он молчал.

— Так, ясно, — проговорила она сурово, и как выстрел: — Расстрелять!

Пленный упал на колени:

— Пощадите, у меня жена, ребенок.

— А вы щадили наших детей и женщин, когда поливали их свинцом со своих самолетов, бросали бомбы на мирные жилища? — И еще раз, уже фальцетом: — Немедленно расстрелять!

— Подождите, — остановила я боевиков, тянувших упиравшегося парня к выходу.

Я еще не знала, как мне вести себя в этой ситуации. Но не могла же я допустить расправы над беспомощным лейтенантом, хотя отдавала себе отчет в том, что надо держать себя в руках, иначе поставлю под удар мое задание.

— Разрешите мне поговорить с ним, узнать, чем он руководствовался, если творил такие вещи, о которых вы говорили, — обратилась я к Жанне, пытаясь выиграть время, чтобы принять правильное решение.

— Ничего нового к тому, что вы уже слышали, он не добавит, — ответила Жанна непреклонно. — Они должны знать, что за свои преступления будут отвечать по нашим законам.

— Хорошо, пусть по вашим, — согласилась я, — но нужен суд, который во всем досконально разберется и примет справедливое решение.

Я здесь судья, и я выношу приговоры, — поставила она точку и демонстративно повернулась ко мне спиной, бросив своим: — Выполняйте!

— Нет, постойте, я представляю благотворительную организацию России, приехала сюда с гуманной целью и не позволю, чтобы при мне вершился неправый суд.

— Плевать я хотела на тебя и на твою гуманную организацию! — взъярилась Жанна. — Где вы были, когда танки давили наши города и села?

— Понимаю вас, но и вы поймите меня, — все еще пыталась я успокоить неуправляемую женщину и предотвратить убийство летчика.

Тут Жанна уже заорала на чеченском на своих подчиненных, и те испуганно схватили офицера за шиворот.

Во мне отчаянно боролись два чувства — сделать попытку спасти своего соплеменника или остаться безучастной к его судьбе, спокойно продолжая поиски Генриха. Верх одержало первое.

— Я предупредила вас, — бросила я в сторону Жанны, снова повернувшейся ко мне своим толстым задом. Подошла к чеченцам, уже подтащившим лейтенанта к дверям, и сказала: — Отпустите.

Не обратив на меня ровно никакого внимания, они продолжали свое дело. Я отошла к задней стенке и крутанулась, набирая инерцию для удара. Никто из них не ожидал нападения. Больше всех досталось тому, кто стоял ближе ко мне. Удар ногой пришелся ему в голову, и он свалился замертво без единого звука. Второй, получив сильный толчок локтем, отлетел в сторону. В следующую секунду бросился на меня, но напоролся на кулак. Взвыл от боли, закрыв ладонями лицо, и забился в угол. Третий бросился было в распахнутую дверь, но своевременная подножка помогла ему так грохнуться о землю, что, уверена, поднимется он не скоро. Резко повернулась к Жанне. Она стояла с выпученными от ужаса глазами, кажется не веря в происходящее. Потянулась к автомату.

— Не надо, Жанна, не порти знакомство.

Она отдернула руку, на этот раз послушавшись меня. Я подошла к ней вплотную.

— Останешься цела, если будешь вести себя тихо, — предупредила я как можно внушительней, чтобы до нее дошло.

— Обещаю, только не убивай. — Голос умоляющий, совсем не тот, что гремел несколько минут назад.

— Хорошо, поверю, — обернулась к Ашоту. Он стоял у стены ни жив, ни мертв, но был готов к действию: — Сними с этих ребят брючные ремни и пояса, свяжи как следует.

— У меня в машине есть крепкая веревка, будет надежнее, — предложил он.

Я не возражала.

— Может, и мне помочь, — подал голос лейтенант, в бессилии опустившийся на пол и пытавшийся подняться.

— Сиди уж, отдыхай, набирайся сил, сами справимся.

А тот с удивительной ловкостью делал то, что я ему приказала, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Возглас лейтенанта: «Осторожно!» заставил меня мгновенно отклониться в сторону. В следующую секунду, подставив блок, я поймала кисть руки Жанны д'Арк с ножом и сдавила ее в полсилы. Финка упала на пол, женщина заорала благим матом. Отпустила, хотя еще одно небольшое мое движение — и ходить бы ей в гипсе пару месяцев. Пожалела. Но Ашоту велела скрутить веревками и ее. Он сделал это, как мне показалось, с еще большей старательностью.

— Вот тебе нож, Анют, и выбери сам, на какой машине мы поедем дальше. Оставшаяся должна быть с проколотыми колесами. Действуй.

Пока Анют орудовал над «джипом», поняла, что уазик ему больше по душе. Помогла летчику добраться до машины и устроиться на заднем сиденье. Если Жанна не натрепалась, ее бойцы еще не скоро вернутся в село. Успеем отъехать подальше, а может, и отыскать нужный нам поселок. Но куда деть лейтенанта? Ведь стоит напороться на чеченцев даже из другого отряда, никакой мой документ не поможет. Значит, прежде всего надо искать подразделение внутренних или федеральных войск. Придется ехать в обратном направлении, туда, откуда прибыли. Так и сказала Ашоту. Но он вполне резонно заметил, что на этом пути можем встретить возвращающихся боевиков и их командира. И тогда нам всем не поздоровится. Он ведь взял в плен летчика и отправил его со своими ребятами к Жанне, чтоб она с ним разобралась.

С Ашотом нельзя было не согласиться, и поэтому я приняла единственно правильное, на мой взгляд, решение: ехать дальше по той же дороге к своей цели. Хорошо хоть ума хватило не расспрашивать Жанну о дороге и не называть поселка. А то не успели бы туда приехать, как вдогон депеша или, еще лучше, целый отряд с Жанной во главе. Тогда уж определенно пиши завещание и прощальные письма. Если позволят, конечно.

Впотьмах кое-как выбрались на дорогу, а там уж наш водитель уверенно, словно в Нагорном Карабахе, выискивал ровные участки и жал на газ, стараясь как можно быстрее убраться из опасной зоны. Уже минут через тридцать мы вздохнули с облегчением, и я стала расспрашивать лейтенанта, кто он, откуда и действительно ли бомбил мирные жилища. Молодой офицер сказал, что его зовут Володя, сам он из Екатеринбурга и служит здесь уже целых три месяца. Много раз вылетал на объекты, которые, по мнению командования, были напичканы боевиками, оружием и наносили ощутимый урон войскам. От осколков, разумеется, страдали и мирные жители. Но чтобы вести прицельный огонь по ним, такого не было. Его сбили прямым попаданием. Спасся на парашюте, но приземлился прямо чеченцам в лапы. Били целой толпой, мешая друг другу, и это его спасло. Потом появился командир. Он приказал отвезти его в гарнизон, сдать на руки Жанне и, как она скажет, так и поступить.

Говорил Володя с придыханием, скрипел зубами каждый раз, как машину подбрасывало на ухабе. Он устроился полулежа, вцепившись в поручни, и изредка постанывал. Скорее бы до своих добраться. Лейтенант сильно нарушил мои планы. Не будь его, Жанна помогла бы нам определиться с дальнейшим маршрутом, а возможно, что и о Генрихе слышала. Но так уж случилось, не бросать же теперь парня, вон как он извивается от боли.

Опять стоп. На дороге двое с автоматами. Подошли с обеих сторон. Один к водителю, другой ко мне.

— Кто такие, что здесь делаете?

Вытаскиваю спасительную бумагу. Один читает при свете фар, другой сторожит Ашота, наставив дуло оружия в висок.

— Какая-то благотворительная помощь, ничего не пойму, — подходит, отдает листок обратно и спрашивает, показывая на Владимира: — А это кто?

— Сопровождает меня в поездке. Останавливались в деревне, нас как следует угостили, он малость перебрал и спит, — быстро сориентировалась я.

Володя и впрямь впал в беспамятство и, на наше счастье, перестал стонать.

— Ладно, подвезите нас до ближайшего поселка, потом поедете дальше, — приказал один из двоих, видимо старший, и, не дожидаясь моего согласия, первым полез в машину.

Я выскочила и предложила ему занять мое место, мотивируя тем, что он сможет показывать дорогу. Он не возражал. Я быстро забралась на заднее сиденье и придвинула к себе летчика. Он застонал. Хорошо, что чеченцы не слышали, так как в это время залезали в уазик. Старший, между тем, уселся и, обернувшись ко мне, улыбнулся:

— Хорошо, что ты подвернулась, а то бы топать нам километров десять.

— А что за поселок впереди? — поинтересовалась я. Старший назвал. Ничего общего с тем, куда нам надо.

— А не знаете, далеко ли до Гадруна? — продолжала я допытываться.

— До Гадруна далеко. А зачем вам туда? — Чеченец недоверчиво посмотрел на меня: — Жителей, там нет, а вы, насколько я понял, собираетесь организовать гуманитарную помощь нашим людям.

— Как это нет жителей? — протянула я и спохватилась: — Значит, в Москве напутали с маршрутом. Посоветуйте, куда нам лучше податься.

— Посоветую, конечно, но вначале заедем к нам в штаб и вы подробно расскажете о своей миссии и объясните, почему вы после остановки в деревне, где так хорошо отдохнули, — он повернул ко мне голову и показал рукой на Владимира, — на ночь глядя пустились в путь-дорогу. Неужели так сильно время подпирает?

На мне уже буквально лежал лейтенант, и стоны его становились все слышнее. Не будь такого груза, я быстро разделалась бы с пассажирами. Ничего не оставалось, как попросить Ашота тормознуть, выйти из машины и потянуть за собой чеченцев. На дороге я легко сделаю их более послушными.

— Ашот, мне на минуту надо выйти, как быть? Он все понял и снизил скорость.

— Не останавливаться! — скомандовал старший. — Потерпите, мы уже почти приехали.

Кажется, влипли. Не пойму, где я могла проколоться. Скорее всего, лейтенант вызвал подозрение. Хорошо, что в темноте кабины пока что не заметили синяков и ссадин у него на лице. Если увидят, просто не представляю, как буду выкручиваться. Но духом падать рано, я часто действовала экспромтом, и почти всегда получалось.

Поразительно схожи две ситуации: в деревне, где командовала Жанна, и вот теперь. Так же, как и в первый раз, нас заставили свернуть с дороги в село, так же подъехали к небольшому домику — штаб-квартире и так же попросили выйти из машины и топать вперед.

Идея озарила меня молнией. Пулей выскочила из машины. И пока чеченцы протискивались через узковатую дверцу уазика, успела шепнуть Ашоту:

— Как только уведу за собой боевиков, уноси ноги, я вывернусь. — И уже громко тому же Ашоту, чтобы слышали чеченцы: — Подожди меня, я сейчас все выясню и скажу, что будем делать дальше. — Потом обратилась к парням с черными повязками на голове: — Идемте со мной, сейчас убедитесь, как вы ошиблись.

— Ну что ж, пошли, наш начальник умный, быстро разберется, — с готовностью согласился старший.

Я первая открыла дверь и обернулась. Главный шел за мной. Его напарник колебался, наблюдая за водителем. Ашот удобно устроился, склонив голову на руль, а лейтенанта вообще не было видно. Интересно, понял меня Ашот? Представляется, чтобы притупить бдительность бойцов? Но вот и второй чеченец, махнув рукой, последовал за мной. Но как только за ним закрылась дверь, взревел мотор и машина умчалась. Мы выскочили из дома, и чеченцы приготовились было дать очередь из автомата, но я их остановила:

— Не беспокойтесь, он меня не бросит. Лейтенанту голову оторвут, если со мной что-нибудь случится.

— Но машина ушла, — резонно заметил старший.

— Наверно, поехали искать бензин. Мы были уже на нуле и, не будь вас, застряли бы где-нибудь по дороге, — предположила я.

Мои объяснения не удовлетворили чеченцев, и они, переругиваясь между собой, вошли в дом. Я поплелась за ними, всем своим видом показывая, что ужасно удручена случившимся.

Комната была пуста. Сопровождавший меня чеченец с налитыми кровью глазами набросился на меня:

— Ты обвела нас вокруг пальцев, поганка, заранее с ними договорилась! Рассчитываешь, что женщине здесь не причинят вреда. Верно, мы с женщинами не воюем, но тех, кто обманывает и выгораживает преступников, не щадим.

— Успокойтесь, пожалуйста, я никого не выгораживала, — урезонила я. — Я и сама поражена случившимся: ведь они должны меня сопровождать. Но я надеюсь, что они вернутся за мной. Говорю же, за бензином поехали.

— Это ночью? — усмехнулся чеченец. — Если ты не дура, то сама не веришь тому, что говоришь.

Парень уже второй раз оскорбил меня, и я это снесла, чтобы не затевать ссору. Но когда он подошел, ко мне с целью, как он сказал, обыскать и стал откровенно лапать, дала ему в зубы. Сам подставился, и мне некуда было деться. Его напарник, явно не ожидавший такого поворота событий, смотрел то на меня, то на своего товарища, который сидел в противоположном от меня углу и вытирал кровь с лица. Я не хотела ударить сильно, просто двинула, чтобы остыл. Он молча поднялся с пола, демонстративно накрутил на руку свинчатку и с каким-то идиотским кличем ринулся на меня. Я отскочила, и он по инерции врезался в стену. Но, видно, не сильно, так как, повернувшись, хотел возобновить нападение. Поздно!

Сделав круговерть на правой ноге, левую я выстрелила вперед вверх, припечатав ему челюсть всей подошвой сапожка. Он постоял секунду-другую в оцепенении, а потом упал, привалившись к стене.

— Будешь драться со мной, как мужчина, или схватишься за автомат, как баба? — спросила я у второго чеченца, наблюдавшего за нами широко раскрытыми от удивления или страха глазами.

— Не буду с тобой воевать, — негромко и растягивая слова, сказал парень, — пусть начальство разбирается. Но он был неправ. — Он кивнул в сторону лежащего и спросил: — Ты его убила? Без оружия?

Я подошла, приложила ладонь к шее.

— Жив, но нужен врач, чтобы вправить челюсть, не то он останется инвалидом.

— Был неправ, — повторил он. — Так и скажу, если меня спросят.

Подъехал грузовик. Через окно было видно, как из кузова спрыгивают на землю вооруженные парни, почти все чернобородые, в повязках или круглых каракулевых шапках с плоским верхом.

— Сейчас придут, начнут разбираться, будь готова, — предупредил чеченец и предложил: — Если хочешь, спрячу его, никто не найдет.

Я отрицательно покачала головой:

— Это ничего не даст. Он скоро опомнится, начнет орать, и тогда несдобровать нам обоим. Скажи только, что сам видел, и спасибо тебе за понимание и честность.

Дальнейший наш разговор был прерван. В комнату один за другим вошли четверо из тех, кто приехал на грузовике. Впереди молодой, безусый в аккуратной чеченской папахе. Он выделялся и своей величественной осанкой, и почтительным к нему отношением окружающих.

— Что это такое? — спросил на чистейшем русском языке, окинув одним взглядом меня и обоих чеченцев.

Я пожала плечами, давая возможность высказаться парню, с которым нашла общий язык. Командир вопросительно посмотрел на него, и тот заговорил на чеченском.

Мне показалось, что слишком уж долго он объясняет и пора, наверное, самой что-то ввернуть, а то наплетет небылиц, выкручивайся потом. Командир в папахе слушал внимательно, ни разу не перебил парня и смотрел ему прямо в глаза.

— Это правда? — обратился он ко мне. Потом, вдруг спохватившись, что я ни слова не поняла, уточнил: — Ну что вы гость и он на вас напал?

— Это так, — подтвердила я, чтобы не подводить парня своими комментариями. Лучше потом, в спокойной обстановке, выдам свою легенду и буду настаивать на том, что военные меня бросили, испугавшись чеченского плена. Может, сойдет.

— Но как же вам удалось справиться с ним? — все еще не веря рассказу подчиненного, допытывался чеченец в папахе.

— Сама удивляюсь, наверное, с испугу, — объяснила я.

Между тем мой противник застонал и стал подниматься с пола, держась обеими руками за челюсть.

Командир попытался что-то спросить, но он только сильнее застонал и выскочил из комнаты.

— Ему нужен врач, — посоветовала я, — парень споткнулся и неудачно упал.

— Хорошо, о нем позаботятся. Обещаю еще: он будет наказан, если подтвердится все, что мне тут рассказали. — Командир предложил мне сесть. Устроился напротив меня, попросил показать документы и подробно рассказать о своей миссии.

Пока он читал мои бумаги, я рассматривала стены и углы комнаты, потом поглядела в окно. Господи!

Подкатил знакомый «джип», и из него выскочила Жанна. Бегом ринулась в дом. Не успела я прийти в себя, как она вбежала в комнату и, увидев меня, бросилась ко мне, норовя вцепиться ногтями в лицо. Я развернула в ее сторону спинку стула, на котором сидела, оставив его наедине с Жанной. Ломая в щепки ни в чем не повинную мебель, мощная туша оказалась на полу. Подняться самостоятельно Жанна была уже не в силах. Пришлось командиру дать ей руку и помочь встать на ноги. Видно, треснулась здорово, так как не делала больше попыток кинуться на меня, а может, просто вспомнила, к чему это может привести. Зато обрушила поток брани на чеченском в мой адрес, рассказывая командиру, кто я есть на самом деле и что там у них натворила.

— Это правда? — задал он мне тот же вопрос, хотя, кажется, не сомневался в достоверности рассказа Жанны.

Я молча пожала плечами.

— До выяснения вашей личности и цели приезда вынужден буду вас задержать, — заявил командир.

— Отдай мне ее, прошу! — взвилась Жанна. — Сама ее расстреляю.

— Ты всегда торопишься, — с укором ответил командир. — Давай вначале разберемся, а расстрелять успеем, если будет доказана ее вина.

— Почему ты мне не веришь? — обиделась она. — Хочешь внести раскол в наши ряды? Джафар будет очень недоволен, когда узнает, что ты пригрел шпионку. Она освободила летчика, который бомбил наши мирные жилища!

— Не надо мне угрожать, Жанна, — отрезал здешний начальник. — Мы не палачи. Я уже сказал: разберемся. А пока она посидит под арестом. — Он обратился ко мне: — Прошу вас пройти в соседний домик, там есть свободная комната. Отдыхайте, вам принесут еду, дадут напиться, ждите.

Он вызвал двоих чеченцев и приказал доставить меня в соседний дом и охранять. Сопротивляться было равнозначно самоубийству. К тому же командир вел себя по-джентльменски. Подождем, чем все это обернется. Проблемы надо решать по мере их поступления.

Вышли на улицу. Я в сопровождении двух вооруженных бородатых парней. Вдруг нас обогнала Жанна и загородила дорогу. Размахивая автоматом, начала орать по-чеченски, показывая рукой на меня. Можно представить, что она несла. Около нее начала собираться группа бородатых. Они оттеснили моих провожатых и уже готовы были схватить меня. Я спружинила и птицей перелетела через их головы, оказавшись за спинами нападавших. Легко, не спеша побежала. Толпа с криками — за мной. Я прибавила шаг, и, соответственно, возрос охотничий азарт у бородатых. Оглянулась. Кто-то уже вырвался вперед, вот-вот догонит. Остановилась. Резкий выпад носком по коленной чашечке. Он еще по инерции проскакал пару шагов, размахивая руками, потом грохнулся оземь, два раза перевернулся и оказался в кювете. Подоспевшие двое получили одновременно один ногой в пах, другой — тыльной стороной ладони по носу.

Снова помчались уже по кругу. Вижу, охотников гнаться стало меньше. Самые смелые все еще бегут в надежде ухватить добычу. И тут ударила автоматная очередь. Я залегла. Так мы не договаривались. Группа бородачей в темных повязках на лбу, держа наготове автоматы, приближались ко мне. Дело дрянь. Я поднялась, чтобы дорого продать свою жизнь. Когда они подошли ближе, и я была уже готова к последнему прыжку, нападавших разбросала в стороны какая-то неведомая сила.

— Действуй, Ия, действуй! — услышала я родной голос.

Меня не надо было упрашивать. Мои силы и воля собрались в один узел. Все, что было накоплено за годы, нашло теперь выход в яростных, мощных, резких атаках. Применяю стиль «пантеры», когда стремительные броски сочетаются с бурной сменой ударов и уходов, приседаний и подъемов, прыжков и рывков. Удары наносятся молниеносно кулаками, локтями, ногами, каждый из них достигает цели. Двое самых смелых уже приблизились, потеряв, видно, голову от бессильной злобы, вот-вот готовы схватить меня. Это прекрасная мишень для каскада ударов, поочередно ногами и руками. Все — и этих двух можно не считать. Теперь атака на бородатого гиганта, голого по пояс, с густой татуировкой на руках и на груди, откровенно демонстрирующего свои бицепсы. Прямо-таки Шварценеггер. Он уже направил автомат на Генриха. Снаряд бы не вылетел быстрее, чем я с бешеного разбега долбанула бородача в грудь сразу двумя ногами. Пятьдесят два килограмма плюс сумасшедшая инерция сделали свое дело. Не скоро гигант придет в себя. Если придет. Да, разметали мы с Генрихом солидное число нападавших. Лежат без движения — не то притворяются, не то действительно отключились. Хорошо, что дрались в общей куче. На расстоянии пристрелили бы нас и точка. Я бросилась Генриху на шею. Целую вечность не виделись. Засыпали друг друга вопросами. Я остановилась первая:

— Давай, Генрих, по очереди, вначале ты рассказывай, потом я. — Показываю на тела и спрашиваю: — А что с этими будем делать?

Да ничего. Скоро придут в себя и улетучатся. Какая-то приблудная группа утром забрела в наш поселок, а эта ненормальная женщина взбудоражила их. Я случайно узнал о тебе со слов Фарида. Это командир самого крупного отряда, толковый парень. Ты с ним уже разговаривала, и он арестовал тебя, чтобы избежать неприятностей и взять тебя под охрану. Он, по-моему, и не представляет, что произошло, думает, Жанна куражится. Ее все знают как человека неуравновешенного, истеричного, склонного к авантюризму. Ненависть переполняет ее сердце, она при каждом удобном и неудобном случае хватается за автомат и стреляет даже по безоружным военным.

Мы зашли в домик, где я должна была находиться под арестом. Всего две комнаты. Одна пустая, в другой живет Генрих. Нам некуда было торопиться. Часов мы не наблюдали. И только чувство голода заставило нас прийти в себя и вернуться к реальности будней. Генрих приготовил замечательную яичницу с помидорами, которую мы убрали в один момент, потом с загадочным видом поставил на стол миски со сметаной и творогом — стоило их только попробовать и не оторвешься.

— Где ты достал такую прелесть? — спросила я.

— Корову подоил, сбил из молока сметану, а из сметаны творог, — пошутил Генрих.

— А если серьезно?

— Местные жители не дают умереть с голоду. Подожди до полудня, не то еще будет.

— Ладно, Генрих, хватит болтать, — отвалилась я от стола.

Генрих последовал моему примеру, потом достал сигарету и закурил.

— С каких это пор у тебя во рту сигарета?

— Расслабляюсь перед напряжением или после него.

— Понятно. Сейчас, надеюсь, второй вариант.

— Нет, первый.

Я поняла, как трудно Генриху объяснять мне все. Но от этого никуда не уйдешь.

— Ничего, Генрих, переживем как-нибудь, не в такие переплеты попадали, — подбодрила я его. — Давай рассказывай, слушаю тебя, уже полностью отключилась от внешнего мира…

С Игорем было нелегко. Внешне такой крепкий парень, на поверку он оказался психически неустойчивым, да еще и амбициозным. Зациклился на том, что ему в жизни не везет, что его никто, никогда и нигде не ценил по достоинству, что его использовали как рабочую лошадку. Вот и в этот раз с ним поступили подлейшим образом. А когда Фарид где-то раздобыл российскую газету и показал статью с нашей фотографией, с ним просто случилась истерика. Он кричал, что его, как всегда, облапошили, и теперь цель его жизни — отплатить тем, кто его подставил под удар. «Они меня еще узнают», — угрожал он своим московским недругам. Вначале я подумал, что это просто кураж, что до дела не дойдет. Но когда, проснувшись утром, я не обнаружил Игоря ни в комнате, ни во дворе и вообще нигде, то понял, что он, пожалуй, не шутил. Где Игорь сейчас, не ведаю. Как бы не натворил сгоряча бед на свою же голову. Я уговаривал его не паниковать, а спокойно обдумать и прошлые и настоящие свои деяния. Может, все его неурядицы оттого, что он, не думая о последствиях, охоч на всякого рода авантюры и бросается сломя голову туда, где заведомо ждут подлог, криминал, неудача. Но это было похоже на разговор с глухонемым. Выслушав мои аргументы, Игорь поступил по — своему.

Читая Игорю нотации, я уверовал в свою непогрешимость и в право его воспитывать. А что думают обо мне другие? Вон как в газете расчехвостили. Не сомневаюсь, что это сделано по заказу. Но те, кто заказывал музыку и кто прочитал корреспонденцию, полагают, будто я совершил поступок, граничащий с преступлением. Причем факты изложены верно и выстроены в логической последовательности. Но расцениваем мы их по-разному. Я уверен, что поступаю правильно, как мне подсказывают совесть и гражданский долг. Они же кричат о моем моральном разложении и меркантильности. Главное, чтобы я сам верил в свою правоту и в то, что моя работа здесь идет на благо униженным и измученным войной людям. И чтобы Ия поняла и не только оправдала, но и одобрила мой поступок.

Чем я здесь занимаюсь? Учу молодых ребят владеть оружием и приемами рукопашного боя. Правда, Фарид как-то забросил удочку насчет моего участия в очередном походе на передовую линию. Я отказался. Он обиделся и попросил объяснить причину. Сказал, что стрелять в своих не могу.

— А мы разве не свои? — резонно заметил он. — Сейчас все перемешалось, не сообразишь, где «ваши», где «наши». Кто кого и за что загоняет в угол, разберется только история. Ты уже давно стреляешь «по своим», как ты говоришь, только руками тех, кого обучаешь. Так или нет? — Фарид с вызовом посмотрел на меня.

Возражать было трудно. Собственно, он крыл меня той же «философией», что и в газетной статье, только другими словами.

— Фарид, это называется удар ниже пояса, ты бьешь по самым болезненным точкам, — вот все, что я мог сказать в свое оправдание.

— Будь по-твоему, — похлопал он меня по плечу. — Я тебя понимаю. Только ты забыл, что идет война, могут быть и прямые попадания, и осколки, а ты — «болезненные точки». Но все равно спасибо. Побольше бы таких людей, давно бы по-другому жили.

— Каких, Фарид? — Я не понял, ругает он меня или одобряет.

— Совестливых и справедливых, — вздохнул он. Черт, даже в краску вогнал.

А когда Фарид ушел с отрядом, я двинулся следом. Хотел посмотреть, что там все-таки происходит.

Километров пять протопал, вначале по горным, потом по лесным тропинкам, стараясь не упускать из виду хвост рассыпавшейся колонны. И вдруг все пропали, словно растаяли под горячими лучами солнца. Я выскочил на поляну. Ни души. Куда же они исчезли?

Впереди просматривались неясные очертания нескольких танков и БТРов. Неожиданно по ним со всех сторон ударили гранатометы и автоматные очереди. Такой тщательной маскировке своих солдат может позавидовать любой полководец. Чеченцы вели огонь из естественных укрытий — кустов, деревьев, впадин. Только по вспышкам выстрелов можно было определить место расположения огневой точки. Загорелись два бронетранспортера. Остальная бронетехника буквально засыпала снарядами и пулями весь участок, занимаемый чеченцами. Я еле ноги унес. Бессмысленная бойня. В итоге сотни убитых и раненых.

Каково же было мое удивление, когда в поселок чеченцы возвратились без потерь, за исключением двух легко раненных.

— Как это вам удается? — спросил я Фарида.

— Мы уже научились воевать с регулярными войсками. И такая война может длиться очень долго. Кому это нужно?

Этот вопрос давно уже мучил меня. Может, действительно кто-то раздувает кадило, наживаясь на крови простых смертных. Ежедневно гибнут молодые ребята, будущее страны. В семьях оплакивают погибших сыновей, мужей, братьев. Десятки тысяч покалеченных с той и другой стороны. Для чего, зачем? Чеченцы защищают свой кров, а что защищают те, кто по приказу свыше огнем и мечом наводит здесь порядок?

Эти вопросы я задал Ии, когда, рассказав о своем решении остаться здесь и о работе, услышал от нее всего два слова:

— Ты неправ.

— Неужели, проехав почти по всей Чечне, ты не видела разруху, толпы беженцев и нищих? За что их так?

— Говори, говори, Генрих, я слушаю тебя и очень хочу понять, — поощрила меня Ия.

— Ты мне не ответила.

— Отвечу, говори.

— Тогда надо осудить и тех, кто выступает в защиту чеченцев, проклинает политиков, начавших боевую атаку против целого народа и заставивших его взяться за оружие. Я не трибун, не оратор, мне претит красоваться перед телевизионной камерой и давать интервью, осуждая войну. Я привык вносить свой вклад не словами, а делом. Моя работа здесь и есть мой голос против войны, в защиту этих несчастных.

— Я тебя понимаю, но не одобряю. А почему, сейчас постараюсь объяснить. — Ия поудобнее устроилась в моем единственном полужестком кресле и заговорила, чеканя каждое слово: — Тебя пригласили в Россию как профессионала, готового и умеющего помочь в борьбе с мафией. Вместо этого ты оказываешься в Чечне и вступаешь в ряды тех, кто воюет против российских войск. Не перебивай меня, пожалуйста, — попросила она, заметив мое намерение вставить слово. — Я тебя слушала внимательно и молчала. Наберись терпения и следуй моему примеру.

Я извинился и накрыл рот ладонью, показывая, что буду нем как рыба. Ия грустно рассмеялась и продолжала:

— Да, да, против. Давай разберемся, за что воюют эти восемнадцатилетние ребята в солдатских погонах. Союз наш распался. Россия оказалась единственной в мире страной с таким разнородным территориальным устройством. И представь теперь, в каждой бывшей автономной республике появляется свой князь, президент, император, как хочешь его называй, и объявляет о выходе из России и образовании самостоятельного государства. Что останется от России — Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород? Как быть, если такой князь окружил себя опричниной, держит свой народ в нищете, качает деньги из недр, позволил свить у себя гнездо преступникам и наркоманам, то есть создал прообраз будущего своего государства. Сам он добровольно власть не отдаст, на уговоры не поддастся. Что делать?

— Но не следовать же примеру фашисткой агрессии, — не выдержал я.

Не сгущай краски, Генрих. Я спасла раненого летчика, взятого чеченцами в плен. Жанна хотела расстрелять лейтенанта, но мне удалось его вывезти и отправить к своим. Так вот, по дороге он мне рассказал, как было дело. Действительно, бомбил, стрелял, но только по огневым точкам. Ты же военный человек и не можешь не знать, что, когда рвутся бомбы, осколки разлетаются и ранят ни в чем не повинных людей. Да, разрушаются и дома, откуда стреляют боевики, совершается мародерство с обеих сторон. Но это война. Я не оправдываю ее и все, что с ней связано. Но выхода другого не было. И тебе вовсе не обязательно было ввязываться в это дело, становиться в ряды чеченских боевиков. Конечно, все, что я тебе наговорила, далеко не истина в последней инстанции. Но это мое убеждение.

Ия замолчала. Больно было мне слушать от нее эти слова. Отхлестала меня крепко.

Мне не хотелось спорить с ней. Бесполезно переубеждать ее. Уж если она во что-то уверовала, то будет стоять на своем, какие бы аргументы ты ни приводил. Тем более, что во многом Ия права. Чтобы нарушить затянувшееся молчание и сгладить тяжелый осадок от ее монолога, я спросил:

— Интересно, а как бы поступила ты, очутившись в моем положении?

— Прежде всего посоветовалась бы с тобой. Мы же приехали работать вдвоем. К тому же мы с тобой — одна семья. Нельзя надолго отрываться друг от друга и решать такие проблемы в одиночку.

В комнату постучали. Я отодвинул защелку. Фарид — собственной персоной. Окинул Ию взглядом, но даже вида не подал, что удивлен.

— Можно войти?

— Заходи, Фарид, — пригласил я, — познакомься, это моя жена.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, он слегка поклонился Ии, словно увидел ее впервые.

— Что там случилось на улице при твоем участии? Мне один очевидец рассказал, но я ничего не понял. — Фарид стоял, повернувшись лицом ко мне и вопросительно смотрел на меня, не обращая никакого внимания на Ию.

Ее это явно покоробило, и она встала между нами.

— Можно, я расскажу?

— Так это та самая девушка, которая красива, как Венера, взлетает, как птица, и бьет, как десять Мухамедов Али? — улыбнулся наконец Фарид и пояснил: — Это один из наших так ее описал, когда пытался воспроизвести картину потасовки. Кстати, все ее участники пришли в себя и разбежались, унося ноги подобру-поздорову.

— Спасибо за добрые слова, — поблагодарила Ия и спросила: — Что касается Венеры и птицы, это мне ясно. А кто такой Мухамед Али?

— Как, вы не знаете? И муж ничего вам о нем не рассказывал? Это великий и непобедимый боксер, чемпион мира шестидесятых годов Кассиус Клей, принявший мусульманство. Вы можете гордиться, что вас сравнивают с ним. Да еще в десятикратном увеличении.

Фарид как-то сразу расслабился и, сев на любимого конька, продолжал перечислять достоинства своего кумира. По-моему, он даже забыл, зачем пришел. Ии оставалось только возвратиться на свое место и ждать, пока он выговорится. Но Фарид просто так ничего не делает, и зашел он выяснить, какое отношение я имею к этой девушке и есть ли опасность, что она увезет меня с собой. Получив ответ на первый свой вопрос, он, естественно, ожидал ответа и на второй. Я успокоил его, заверив, что останусь с ними до установления мира, а жена меня в конце концов поймет. Так и сказал при Ии. Когда Фарид ушел, она взяла меня в оборот:

— Ты что, думаешь, я приехала зря и мои слова — как о стенку горох? Ошибаешься. Кончай валять дурака и собирайся. Мы уезжаем. Надеюсь, твои друзья помогут нам выбраться отсюда.

— Ты ведь слышала, Ия, мой разговор с Фаридом? Как же я могу обещать одно, а делать другое? — попробовал я образумить ее.

— Хочешь сказать, что мне надо одной убираться отсюда?

— Хочу, чтобы ты осталась со мной. Война идет к концу, и скоро мы с чистой совестью распрощаемся с ними, тогда и закончим дела для Рожкова.

Ия была непреклонна:

— У нас с тобой впервые такой разлад, Генрих. Дай Бог, чтобы война здесь скорее закончилась, и мы бы могли быть снова вместе. Я буду очень тосковать.

— Я тоже, родная моя. И прости меня.

Мы расцеловались. Я передал Ии для генерала Рожкова все документы о преступной деятельности фирмы Александра Михайловича и иже с ним. Если у Виктора Николаевича еще остались какие-то возможности, он достанет всю эту братию и прижмет к стене. У Ии тоже накопилось немало улик, которые добавят горючего в огонь. Даже того, что уже у нас есть, вполне достаточно для оправдания нашего приезда в Россию. Но дел еще уйма, и мы доведем их до конца, как и обещали. Лишь бы нам не мешали.

Ия была уже готова к отъезду, и мы пошли к Фариду, чтобы он организовал транспорт и охрану.

— Дорогие мои, — встретил нас Фарид с распростертыми объятиями, как будто мы только что приехали к нему в гости.

Любит Фарид покрасоваться и показать, какой он может быть разный. За столом сидела Жанна. Они пили чай. Не пойму, как он может с ней чаевничать, когда она недавно такую бузу сотворила. Впрочем, отчасти я его понимаю. Не хочет портить отношений с Джафаром, ее командиром, на которого Жанна, как я слышал, имеет большое влияние. И тем не менее Фарид постоянно подчеркивает свою независимость и самостоятельность, а тут прямо-таки холодный компресс на воспаленные раны.

— Садитесь, ребята, — пригласил Фарид. — Я рассказал Жанне о тебе и твоей жене все, что знал. Она поняла и готова извиниться. Правильно говорю? — Он посмотрел на Жанну.

Та молча кивнула и продолжала прихлебывать из чашки.

Кажется, я перегнул, посчитав Фарида хамелеоном.

Тут скорее другое: он как хозяин дома, не портя отношений с Джафаром, заставил ее повиниться и признать, что она была неправа. Такой вариант, признаться, более привлекателен. Не хочется менять мнение о человеке, с которым сложилось доброе взаимопонимание.

Поскольку мы отказались садиться за стол, ссылаясь на катастрофическую нехватку времени, Фарид обещал немедленно отправить Ию с надежной охраной. Он повел нас в гараж, где обычно стоит несколько машин, и по дороге сообщил новость, которую узнал по секрету от Жанны:

— Сегодня рано утром Джафар со своими боевиками прорвался через кордон федеральных войск в русский поселок, захватил местную школу и удерживает в заложниках около двухсот ребят, выдвигая какие-то непомерные требования. Совсем спятил, — с осуждением проговорил Фарид. — Такие, как он, только компрометируют нашу борьбу, вызывают у русских людей неприязнь к чеченцам. Всем ведь не объяснишь, что и у чеченцев, как у каждого народа, есть разные люди, хорошие и плохие. Нельзя всех мерить одной меркой.

Фарид открыл гараж. Два грузовика и «джип» предстали нашему взору.

— На этой легковушке приехала Жанна. — Фарид похлопал ладонью по корпусу мощного японского автомобиля. — Она должна увезти ее обратно. Вам придется доехать с ней только до перекрестка. — Фарид повернулся к Ие и, не дождавшись от нее никакой реакции, продолжал: — Дальше нам нельзя, там зона федеральных войск, а вас подберет первая же военная машина. Насчет Жанны не беспокойтесь. Будет вести себя тише воды и ниже травы после нашего с ней разговора за чаем. За это я ручаюсь. Иначе Джафар узнает такое, что ей не поздоровится.

Уже после, когда Ия уехала, Фарид шепнул мне, что, как ему доложили проверенные люди, Жанна упрятала от Джафара большую сумму денег, полученных от одной русской фирмы для покупки американского оружия. И еще сообщил, что по непроверенным пока сведениям Жанна держит где-то у себя мужчину и женщину, доставивших бракованное оружие и зубной порошок вместо наркотиков.

— А как их зовут, не знаешь?

— Женщину, кажется, Татьяной, а мужчину Павлом.

Летели мы прямым рейсом Сан-Франциско — Анкара. Наш багаж благополучно миновал таможенный досмотр и покоился в брюхе огромного воздушного лайнера. Горизонт нашего путешествия был чист и не предвещал никаких тучек. Поэтому мы убедили самих себя в продолжении медового месяца и радостно принимали все прелести сервиса, предусмотренные условиями полета в салоне первого класса. Таня болтала без умолку, то выплескивая на меня свои восторги по поводу очередного появления стюардессы с предложением всевозможных напитков и блюд, то предвкушая пребывание в турецкой столице и посещение тамошних магазинов и ресторанов. Она быстро сориентировалась, где и как можно пристроить деньги, полученные за труды в качестве аванса. Мне не хотелось унимать ее разыгравшуюся фантазию, тем более что Дик не давал никаких указаний насчет денег, которые нам любезно вручила Вероника.

Время чудесного полета прошло незаметно, и вот мы уже приземлились в аэропорту Анкары. Нас встретил респектабельного вида господин с солидным брюшком, довольно сносно говоривший по-английски. Он представился Али Акбаром и, по-свойски перемигнувшись с пограничниками, провел нас с нашим громоздким грузом мимо таможенных барьеров прямо в багажное отделение. Здесь смуглый парень перенес чемоданы с тележки в специальный отсек. Али Акбар сам расплатился и получил чек.

— За товар не беспокойтесь, — сказал он, — он будет здесь в полной сохранности, а завтра утром вы с ним полетите дальше.

— Как! — в один голос воскликнули мы. — Наша задача — довезти товар до Турции, сдать вам и вернуться обратно.

— Я получил другие указания, — спокойно возразил Али Акбар. — Встретить вас и проводить в дальнейший полет. Самолет зафрахтован нашей фирмой, пилот хорошо знает маршрут. Там и сдадите груз. На том же самолете вернетесь сюда. Здесь я вас встречу. А пока прошу в мою машину. — И он показал на стоящий неподалеку серый лимузин.

Нам ничего не оставалось, как повиноваться. Али Акбар сел рядом с шофером, мы устроились сзади. Машина плавно взяла с места и скоро влилась в нескончаемый поток автомобилей столичного города. Проехали центр и очутились в живописном пригородном районе с замысловатыми тропическими кустарниками и пальмами. Остановились у белоснежного отеля восточного типа. Номер нам был уже заказан. Двухкомнатный, со всеми удобствами и чудесным видом на море и на мечеть, изукрашенную причудливой мозаикой. Мы не особенно сильно расстроились в связи с предстоящим путешествием. В конце концов пока мы не испытываем никаких трудностей. Сплошные удовольствия, как говорит Таня.

Вечером, когда жара спала, мы прошлись по улочкам пригорода Анкары. Таня, как и мечтала, заглянула в несколько магазинов, накупила разных безделушек и была счастлива.

Рано утром нас разбудил телефонный звонок и приятный женский голос сообщил, что внизу нас ждет горячий завтрак и машина и что в нашем распоряжении всего один час. Чтобы привести себя в порядок этого с лихвой хватило даже и Тане, любящей не торопясь нанести макияж. Через полчаса мы уже сидели в ресторане, ели какую-то удивительную на вкус печеную баранину и пили кофе с восточными сладостями — пахлавой и шакярбурой. На аппетит мы не могли пожаловаться и потому успели справиться с роскошным завтраком за оставшиеся полчаса.

Тот же серый лимузин отвез нас в аэропорт. У входа ожидал Али Акбар. Мы поздоровались. Он сказал, что груз уже в самолете и дело только за нами. Сел рядом с шофером.

— Вы полетите с резервного аэродрома, примыкающего к аэропорту, — сказал Али Акбар, заметив наше удивление. — Сами понимаете, товар необычный, и чем меньше глаз, тем лучше.

Мы подъехали прямо к трапу небольшого спортивного самолета. Нас встретил пилот, мужичок средних лет, одетый в форму турецкого военнослужащего: пшеничные усы придавали его лицу явно славянский вид. И точно, русский по происхождению, живет в Анкаре уже много лет, даже принял мусульманство. Ясно, что трудится в одной упряжке с Али Акбаром, а значит, и с командой Вероники и Вана. Одна это шайка-лейка, с ними держи ухо востро. Но пока придется подчиниться и лететь с этим обормотом до места назначения. Куда лететь, пока не знаем, а пилот вряд ли захочет нас просветить.

Двигатели запущены. Небольшой разбег, и мы в воздухе. В салоне чисто и уютно. Белоснежные занавески на окнах и ковровые покрытия на полу и креслах придают салону почти домашний уют. В холодильнике напитки, закуска. Можешь пользоваться на полную катушку, но ничего не хочется. На сердце тревога и у меня и у Тани.

— Не кажется ли тебе странным этот непредвиденный полет? — спрашивает Таня.

— Кажется, — отвечаю, — но мы с тобой это уже обсуждали и пришли к заключению, что нам придется идти до конца, чтобы выяснить весь их расклад.

— Правильно, обсуждали, но в Анкаре нашу программу изменили. Почему? Даже не сказали, куда летим и кому сдадим товар, — не унималась Таня.

— К чему сейчас строить предположения? Доставит нас пилот на место, там все и выясним, — пытался я успокоить ее и себя.

Таня откинулась на спинку кресла и сделала вид, что дремлет. Самое верное решение, чтобы не портить нервы, и я следую ее примеру.

У пилота наушники, и он держит связь с землей. По времени скоро посадка. Сделав небольшой вираж, самолет заметно опускает капот и сбавляет обороты. Внизу под нами лишь чистое ровное поле. Ни единого строения. Неужели здесь и сядем? Точно. Пилот мастерски планирует и мягко притирает машину на три точки. Подруливаем к ожидающим нас двум машинам. Одна вроде российской «газели», другая — японский «джип». Мы опустились с трапа и поздоровались с двумя парнями, одетыми в легкие шаровары и куртки нараспашку. Один из них, старший по возрасту, не называя себя, сказал с явно кавказским акцентом, что им поручено встретить нас, получить и проверить товар и только после этого отпустить с миром. Он махнул рукой еще двум своим, стоявшим у машин с автоматами на изготовку, и те, оставив оружие, принялись за разгрузку.

Каждый ящик, чемодан и баул были открыты. Перед нами предстали в большом количестве автоматы, пистолеты, ручные гранаты, а также аккуратные целлофановые пакетики. Все четверо со знанием дела приступили к осмотру. Щелкали затворами, примерялись к прицелам, потом оживленно заговорили на своем языке. Сомнений нет, это чеченцы. Значит, товар доставляется прямо им в руки. Широко поставлено дело. Где Америка и где Чечня — почти в противоположных концах земли, а находят каналы для переправки грузов. Вот это бизнес!

Между тем чеченцы, чем-то недовольные, стали заряжать автоматы. Хотят попробовать их в действии, подумал я. И вдруг они направили автоматы на меня и Таню.

— Вы что, с ума сошли? — заорал я. — Нашли чем шутить!

— Какие там шутки! — зло проговорил старший, подходя ко мне. — Что вы нам привезли? Это же металлолом. — Он бросил автомат на землю, то же самое сделали и другие.

— Посмотрим, что там у вас в пакетах. Если тоже туфта, то я вам не завидую, — предупредил он и взялся за первый попавшийся мешочек. Распорол ножом, понюхал, взял щепотку в рот и с отвращением выплюнул: — Зубной порошок! — Тут же скомандовал пилоту: — Ты возвращайся назад. — И повернулся к своим: — А этих двоих в «джип», я поеду с ними. Вы возвращайтесь к Джафару и заберите с собой это барахло.

Меня и Таню чеченцы настойчиво пригласили в машину. Чтобы не обострять обстановку, мы вынуждены были покориться. Старший сам сел за руль.

Всю дорогу нас мучила жажда, но попросить воды мы не решались. Даже затылок водителя, который маячил у нас перед глазами, казалось, источал зло. Мы были подавлены сложившейся ситуацией. Как же так могло произойти? Подменили товар в Турции или мы прямо из Штатов везли кучу металлолома и зубной порошок? Выходит, мы стали разменной картой в большой игре. Если предположить, что Вероника и Ван с самого начала раскрыли меня и Таню, то виноват, прежде всего, я сам, не усмотрел фальши в предлагаемой акции. Да и Дик дал маху. Ну а в случае подмены товара в Анкаре без ведома шефов дело пахнет серьезной междоусобицей. И в том и другом случае пострадаем мы как козлы отпущения. Надо срочно искать выход из положения.

Вот такие мысли одолевали меня, а нервы были на пределе, пока мы тряслись по дорогам жаркой Чечни. Где-то вдали гремели взрывы, слышались автоматные очереди, но мы объезжали поле боя стороной. Таня, видимо чувствуя мое волнение, положила прохладную ладонь мне на лоб, и я вдруг как-то стал успокаиваться.

Въехали в поселок. «Джип» подкатил к небольшому домику. И мы втроем вошли в настежь раскрытую дверь.

Комната была полна народу. Духота. Накурено так, что лиц не видать. Навстречу нам вышел высокий чеченец, совершенно лысый. Густая черная борода и усы, суровый его облик, колючие глаза.

— Кто такие и где груз? — задал он сразу два вопроса сопровождающему нас чеченцу.

Тот подошел к нему поближе и стал докладывать на своем языке. Пока он говорил, бородатый, казалось, безучастно глядел куда-то в сторону.

— Как вы объясняете такой подвох? — обратился бородатый к нам по-русски с небольшим акцентом, когда сопровождающий кончил говорить и отошел в сторону.

— Для нас это полнейшая неожиданность, — признался я. — Мы так же, как и вы, возмущены теми, кто все это подстроил.

— А кто они? — поймал он меня на слове.

— Если бы мы знали… — тяжело вздохнула Таня.

— Мне нечего вам больше сказать, кроме того, что отвечать придется вам, доставившим этот хлам. Мы предоставим вам возможность связаться с вашими хозяевами, и если в течение пяти дней нам не доставят нормальный груз или не вернут деньги, о сумме которых мы еще поговорим, вас расстреляют.

— Но при чем здесь мы? — в ужасе пролепетала Таня.

Вожак, повернувшись было к нам спиной, остановился, поглядел на Таню и, не скрывая гнева, повторил:

— Через пять дней, поняла?

Подошла женщина, осмотрела Таню с ног до головы:

— А ты ничего, нашим ребятам понравишься. Ну-ну, спокойно. — Она резанула меня глазами, заметив сжатые кулаки. — Одно движение — и будешь на том свете без своей милой. Хотя и на этом придется потосковать в одиночестве. — Женщина явно издевалась над нами. — Кстати, кто она тебе?

— Жена, — с вызовом ответил я. — И я не позволю разговаривать с ней таким тоном.

— Не позволишь? — зловеще протянула женщина. — А что ты сможешь сделать, вот возьму и передам ее на потеху моим ребятам. Они давно уже своих баб не видели, соскучились.

Я уже готов был броситься на эту суку и сбить ее с ног, но меня опередил вожак:

— Жанна, кончай пустую болтовню! Отведи их по разным комнатам. Вечером устрою радиопереговоры. Тогда и поглядим, что с ними делать дальше.

Жанна сразу как-то сникла, взяла со стола автомат и, показывая дулом на выход, скомандовала:

— Вперед!

Мы вышли и направились под конвоем Жанны к небольшому строению вроде сарая.

— Здесь твоя резиденция, — ткнула она меня автоматом, открыла ключом огромный висячий замок и сдвинула с места железную дверь: — Заходи, гостем будешь.

Меня обдало сыростью и какой-то тухлой вонью. Шагнул. Под ногами зашелестела сухая солома. Обернулся к ней:

— Дайте, пожалуйста, мне и жене напиться.

— А шампанского с пирожными не желаете? Дверь за мной со скрипом закрылась, и я услышал, как со смаком защелкнулся замок. Куда эта стерва повела Таню? Я начал осматривать стены и углы сарая, надеясь найти хоть какую-то щель, чтобы выбраться отсюда и отыскать жену. Но о бегстве нечего было и думать. Куда мы денемся, не зная ни местности, ни дорог? Да и вряд ли можно уйти отсюда незамеченными. Ладно, только бы Таню найти, а там видно будет. Что это за радиопереговоры грозился устроить вожак и как я смогу выйти на Веронику или Вана, не зная ни позывных, ни адреса? Только названия отелей, где они проживали. Но это ничего не даст. Чего стоят одни только угрозы чеченцев — просто дрожь берет. Неужели они их выполнят? И зачем только я вовлек Татьяну в эту авантюру? Сидела бы у Дика под крылышком и ждала моего возвращения. Одному легче выпутаться.

Так, грызя себя и со всех сторон обдумывая случившееся, я скоротал время до вечера. В сумерках послышались чьи-то шаги. Щелкнул замок, и заскрипела дверь. Молодой чеченец с повязанной головой весело пригласил:

— Чего стоишь, выходи, командир ждет.

— Где моя жена? — спросил я Джафара, как только увидел его на крыльце дома.

— Она мне пока не нужна, — коротко ответил вожак. — Иди за мной, — бросил он и, не оборачиваясь, двинулся по вымощенной галькой дорожке.

Я остался на месте. Вдруг надо мной просвистели пули, заставив плашмя броситься на землю. Кованые ботинки остановились около моей головы.

— Пойдешь или нет? — Джафар стоял с хмурым видом, держа в руках «вальтер». — Я сделал два выстрела через плечо, почти не целясь, только попугать. В третий раз буду бить на поражение. Идешь?

Я встал и поплелся за ним. Не умирать же так, по — глупому. Что тогда будет с Таней? Придется делать, что приказывает этот Наполеон.

Мы подошли к приземистому строению из кирпича с длинной антенной на плоской крыше. Радиостанция здесь у них, что ли? Я не ошибся. Вся комната была загромождена радиоаппаратурой, причем довольно мощного порядка.

— Сейчас попробуем связаться с нашими поставщиками, — сказал Джафар и позвал паренька, ожидающего его команды у входа: — Включай рацию и вызывай сначала «Салют» — это Москва, а потом «Герань» — это сама Вероника в Сан-Франциско, — объяснил он.

Я чуть не упал от такой откровенности. Тут что-то не так: или он идет ва-банк, плюя на своих поставщиков, или же дело гораздо прозаичней — собирается прихлопнуть меня и потому не опасается разглашать секреты.

— Чего ты там копаешься, давай быстрей.

Радист не обращал никакого внимания на понукания и делал свое дело. Наконец он снял наушники и передал их вместе с микрофоном Джафару:

— Готово, говорите.

Джафар ловко накинул на уши телефонные пластины и рявкнул в микрофон:

— «Герань», я «Лазурный берег», отзовись.

— Я слушаю тебя, Джафар, что тебе надо? — Голос Вероники звучал спокойно, без всяких помех, будто из соседней комнаты, и шел открытым текстом.

— Что ж ты Веруша, за говнецо такие деньги заграбастала? Мы зубы чистим зубной пастой, а негодное оружие выбрасываем на свалку.

Даже через наушники был слышен радостный смех Вероники. Джафар поморщился, оттопырил наушники и матерно выругался.

— Это ты мне, Джафар? — услышала его последнюю фразу Вероника. — Напрасно злишься. Ругайся на себя. Это тебе подарок за то, что не расплатился за прошлую партию.

— Но я же обещал все вернуть.

— Соловья баснями не кормят. Я дала тебе месяц сроку, а прошел год, так что не обессудь. Наши отношения возобновятся только после расплаты.

— Расплата будет суровая, — пригрозил Джафар. Снова смех Вероники и прерывистые слова:

— Хочешь кокнуть моих послов? А как же их неприкосновенность? — и снова смех.

Джафар выругался и в сердцах плюнул. Передал мне наушники и микрофон:

— Поговори теперь ты, что хочешь обещай, но пусть вернет деньги или пришлет оружие, иначе тебе с твоей бабой конец.

Наушники я не надел. Зачем? И так все слышно. Вот это передатчик! Джафар понял мой жест и любовно похлопал ладонью по аппаратуре:

— Японский! В Москве еще лучше, самый современный.

— Ну что там еще у тебя, Джафар? — не унималась Вероника.

— Это не Джафар, это ваш поверенный, как вы изволили меня окрестить.

— А-а-а, господин полицейский? Рада слышать ваш бодрый голос, видно, вам не так уж плохо, как изображает чеченец. Я его наказала за обман. Так что мы с ним квиты и можем начинать с нуля.

— А нас за что наказали? — спросил я.

— Тоже за обман. Двое полицейских с одним лицом — не многовато ли? Пусть останется один, это естественно. Поэтому я и отправила тебя вместе с женой к Джафару, чтобы он устранил эту несправедливость.

— Вы заблуждаетесь, госпожа Вероника, — возмущенно воскликнул я, а потом уже для ушей Джафара: — Что значит двое с одним лицом, вы там случайно не заработались?

Передал микрофон Джафару:

— Как с ней разговаривать, она, по-моему, просто спятила.

Мне сейчас надо было запудрить ему мозги, запутать его. Постороннему человеку трудно разобраться в ее фокусах. Из телефонов все еще раздавался смех Вероники. Наконец она заткнулась. К сожалению, ненадолго. По мне бы, убраться поскорей из этой радиорубки, а то она еще начнет разъяснять Джафару, что к чему. И она действительно стала его вызывать.

— Чего тебе?! — рявкнул в микрофон Джафар.

— Передай своей жертве и заруби себе на носу, что сведения ко мне лично поступают из Москвы, из самого главного их ведомства. И потому все, что я говорю, проверено и перепроверено, не в пример тебе, там играют без обмана: вечером деньги — утром информация, иногда наоборот.

— У, стерва! — Джафар от злости швырнул микрофон. — Этот подонок, оказывается, работает на два фронта и сразу двух маток сосет — Веронику и нас. Куда он деньги девает, сукин сын?

— В швейцарский банк кладет. Там все пасутся, кто дорвался до большого кошелька.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно посмотрел на меня Джафар.

Вероника рассказывала, — соврал я, надеясь, что Джафар что-нибудь прояснит, чтоб не оказаться менее информированным. И, кажется, я попал в точку.

— Да она через меня и вышла на него, когда он еще в МИДе околачивался, — похвалился Джафар. — Я купил его с потрохами. А он, как вышел в большие начальники, сразу меня забыл.

— Да он и меня знать не захочет. Такой он человек, — тяну из Джафара еще что-нибудь полезное для себя. — От Вероники ездил к нему да еще в ресторане стол для него накрыл.

Джафар, который опять, было, с недоверием поглядывал на меня, поинтересовался:

— Это когда милиционером был или уже сейчас, в роли кагэбэшника?

— Сейчас, конечно, только не кагэбэшника, а фээсбэшника. — Я уже начинал догадываться, кто фигурировал в перепалке Джафара и Вероники, но мне надо было окончательно удостовериться, и я добавил: — Пьет Толстобровов, как лошадь, а пьяный болтает черт знает что и о тебе такое трепал, уши вянут.

— Договаривай, раз начал. — Джафар бухнул кулаком по столу.

Глаза его налились кровью, на скулах заходили желваки, черные усы подергивались.

Ого, как я тебя задел за живое! Ничего, сейчас еще добавлю перца.

— На меня-то ты с какой стати набрасываешься? Это он, а не я говорил, я только передаю тот разговор. Ну так вот. Обозвал наркоманом и убийцей, говорил, что веревка давно по тебе плачет.

— Значит, я убийца, наркоман и веревка по мне плачет, — повторил он. — Больше ничего?

— Нет, я только это запомнил, потом он больше о своей фамилии бубнил. Она ему не нравится, хочет поменять.

— Если и менять ему свою фамилию, то вместо Толстобровов надо сделать Толстый боров. — Джафар уже пытался острить, это хороший признак.

Впрочем, я ошибся. Он перешел на отборный русско-уголовный мат, которым отхлестал Толстобровова со всех сторон. Отхлестал — и вдруг заткнулся, словно ему вставили в рот кляп. Помолчал — и совсем спокойно, как будто говорил о чем-то совершенно обыденном, произнес:

— А теперь ты, как у вас говорят, заруби себе на носу: если за четыре дня Вероника не одумается, то тебя и твою жену расстреляю. Тела отправлю Веронике в подарок. В каких вы с ней отношениях, меня не касается. Эта акция будет на ее совести.

— Мы-то в чем виноваты, Джафар? Просто хотели немного заработать и потому согласились на эту поездку. Ты сам слышал, что она там болтала о каких-то двух лицах. Накурилась марихуаны и несет чепуху. Ты же нормальный человек. Я и Толстобровову не поверил, когда он о тебе такое говорил. Для нее люди ничего не значат. И тебя она вон как провела. Неужели ты ей простишь? Давай лучше подумаем, как ей отомстить.

— Хорошо язык подвешен, — с одобрением отозвался Джафар. — Но у меня, друг, нет выхода. После радиосеанса ты слишком много знаешь, чтобы я мог тебя отпустить.

— А если она передаст деньги, отпустишь?

— Четыре дня жду, — повторил он.

— Значит, в этом случае для тебя нет риска отпустить меня?

— Значит, нет, и кончай меня доставать, — поставил он точку. — Думай обо мне как хочешь и что хочешь, меня это не волнует, понятно? А теперь пошли.

Джафар, правда, разрешил мне напиться, обещал даже накормить, но подчеркнул, что от слов своих не отступится. Он привел меня в тот же сарай и тщательно его запер.

— Охранять тебя будут двое верных моих людей. Не вздумай бежать, поймают, и тогда сам будешь молить о смерти, — предупредил Джафар.

Звук его шагов отдалился. Больше я ничего не слышал. Может, он для острастки сказал об охранниках? Или он сидит в засаде? Да и как мне отсюда выбраться? Все наглухо перекрыто. Только щели, через которые даже мышь не пролезет.