Однажды преступив закон…

Глава 8

– Здравствуйте, – с ярко выраженным кавказским акцентом сказал квартирант из восемнадцатой квартиры, вежливо разворачиваясь плечом вперед, чтобы спокойно разминуться на узкой лестнице со своим широкоплечим соседом.

– Доброе утро, – ответил Юрий, подумав, что за считанные дни этот утренний обмен приветствиями превратился почти в ритуал. Кавказец встречался ему на лестнице с монотонной регулярностью строго соблюдающего расписание поезда. “Пасет он меня, что ли? – с неудовольствием подумал Юрий, ставя торчком воротник куртки и выходя под моросящий дождь. – Чем, интересно знать, он занимается по ночам?"

"Победа” сегодня заводилась долго и неохотно – видимо, хандрила по случаю плохой погоды. Лезть в ее закопченные, промасленные, черные от дорожной грязи потроха у Юрия не было никакой охоты, и он терпеливо терзал стартер до тех пор, пока старенький движок не ожил. Из головы упорно не выходили чеченцы, против которых собирался выступить Валиев. Затея с профсоюзом казалась Юрию заранее обреченной на провал. Светловолосый парень был прав: частные таксисты – анархисты от природы, и на бешеные московские улицы они сбежали именно от бюрократии во всех ее видах и формах. Глядя на убегающую под колеса ленту асфальта, легко тешить себя иллюзией свободы. Ведь не каждый же день нарываешься на голодного инспектора ГИБДД с тремя детьми и больной женой или на отморозка с волыной в кармане и золотой цепью на шее, который предлагает тебе защиту от самого себя в обмен на твою выручку. Валиев рисковал остаться один и притом в очень невыгодном положении бунтовщика и смутьяна, с которыми во все времена поступали одинаково.

Юрий коротко посигналил, прогоняя с дороги ушастого спаниеля из соседней пятиэтажки. Этот симпатичный негодяй почему-то полюбил задирать лапу у заднего колеса “Победы”. У спаниеля была не менее симпатичная хозяйка лет тридцати или около того, но, к сожалению, помимо нее существовал еще и хозяин, который ездил на джипе и не расставался с трубкой мобильника, наверное, даже в постели.

Юрий не спеша подъехал к заправке. Пока он заливал в бак бензин, на длинной морде “Победы”, казалось, стыло недовольное выражение. Ее явно не устраивали жалкие двадцать литров, которые предлагал ей хозяин. Несмотря на возраст, а точнее, именно благодаря ему аппетит у “Победы” был отменный. – Юрий намеренно не пытался установить, каков расход топлива у его автомобиля, но и без того было ясно, что он до неприличия огромен.

Юрий повесил шланг, закрыл бак и сел за руль. Перед ним лежал город – огромный, шумный, мокрый от моросящего затяжного дождя, серый и пестрый, суетливый. Нужно было всего-навсего включить передачу и тронуться с места, чтобы на весь день погрузиться в этот сумасшедший водоворот проблем и решений. Вслед за этими мыслями как-то само собой всплыли воспоминания, ностальгия по армии, где все было просто и всегда находился кто-то, готовый думать и принимать решения за тебя. К сожалению, подумал Юрий, эти решения не всегда оказывались верными.

– Нет уж, – произнес он вслух, – Уж лучше я как-нибудь сам все решу. Правда, старушка?

"Победа” сдержанно пророкотала двигателем, и в этом тарахтении Юрию послышалось одобрение.

– Поехали, обжора, – сказал он машине, включая передачу. – Давай-ка попробуем отработать хотя бы твой бензин.

"Победа” ничего не имела против. Они выехали с заправки и отправились колесить по городу, подбирая пассажиров. У некоторых вид древнего автомобиля вызывал улыбку, иные попросту пугались, не уверенные, что на этой машине можно проехать двести метров и остаться в живых, кому-то было все равно – лишь бы эта развалюха двигалась поживее и довезла их куда надо.

День складывался удачно. Возможно, в этом Юрию помог дождь: потенциальные пассажиры торопились побыстрее юркнуть в салон, не имея никакого желания стоять на бровке тротуара в вихрях летящей из-под колес грязной воды и дожидаться автомобиля поновее и поприличнее. “Дворники” древней конструкции судорожными рывками ползали взад-вперед по стеклу, издавая монотонный скрип, “Победа” резво бежала вперед, опасно кренясь на поворотах, так, что пассажиры принимались хвататься за что попало в попытке удержать равновесие. Среди них попадались и молчуны, и разговорчивые, и к полудню Юрий выслушал не менее полдюжины длинных монологов. В разговорах то и дело всплывала тема чеченцев, и Юрий, крутя баранку, думал о том, что без этого, видимо, просто невозможно обойтись. Испокон веков обыватели просто не могли существовать без жутких слухов, которые зловещим шепотом передавались из уст в уста. Кошмарные истории о маньяках, о бандах “попрыгунчиков”, о нервно-паралитических ядах в водопроводе… В восемьдесят шестом главной стала тема Чернобыля. Тогда все поголовно боялись радиации и готовились переправить своих детей хоть за Урал, хоть к черту на рога, лишь бы подальше от границы Белоруссии и Украины. Крысы-мутанты, ядовитые тараканы… А теперь вот – Чечня.

Юрий понимал, конечно, что далеко не все сводится к досужим вымыслам. Даже слух о ядовитых тараканах в момент своего возникновения наверняка имел под собой реальную основу. Что же касалось чеченских бандитов, то их Юрий видел собственными глазами, убивал своими руками и носил на теле несколько оставленных ими отметин. Они представляли собой вполне реальную угрозу, но Юрий не мог поверить, что здесь, в Москве, опасность настолько велика, как в один голос утверждали уличные сплетники и некоторые средства массовой информации.

В начале первого он оставил машину у бровки тротуара и на несколько минут забежал в кафетерий, чтобы наскоро выпить горячего чая и перекусить. Он отсутствовал совсем недолго, но, вернувшись, обнаружил на забрызганной свежей дорожной грязью дверце машины коряво выведенную чьим-то преступным пальцем надпись: “Я не хачу МЫЦА!!!” Судя по орфографии, "решил Юрий, надпись сделал чеченский бандит. Он посмотрел вдоль улицы в обоих направлениях и почти сразу заметил в отдалении двух “бандитов”, поспешно юркнувших в какой-то двор. Лет этим преступникам было где-то от десяти до двенадцати, и, насколько смог разглядеть Юрий, один из злоумышленников был девочкой.

Он зажег сигарету, прикрывая ее от дождя ладонями, и сделал глубокую затяжку, все еще глядя вслед убежавшим детям. В последнее время он все чаще засматривался на детей. Ему вдруг стало казаться, что он напрочь утратил цель своего существования. Трескучая фразеология, до отказа набитая идеями патриотизма и беззаветного служения чему-нибудь, была высосана из пальца. Конечно, думал Юрий, медленно садясь в машину, человек представляет собой нечто большее, чем просто животное. Но это вовсе не отменяет элементарных законов биологии. Для того чтобы человечество продолжало жить и, что называется, покорять вершины на пути прогресса и процветания, оно в первую очередь должно размножаться.

Он съехал на сиденье пониже, откинулся на спинку и закрыл глаза. Перед ним почти сразу же возникло знакомое лицо: светлые волосы, карие глаза, мягко очерченные губы, почти незаметная родинка в правом уголке рта… Острая боль немедленно вонзилась в грудь и стала выедать душу изнутри, как червяк выедает содержимое ореха. Он с привычным чувством вины вспомнил, что так и не попал на похороны, потому что валялся в это время на больничной койке. Кто-то каждый день присылал ему цветы и фрукты, как беременной женщине, но кто этим занимался, он так и не узнал. Ясно было только, что это не Алена: с того света не шлют подарков. В том, что она умерла, не было никаких сомнений: Юрий сам закрыл ей глаза, а он, как и всякий участник интенсивных боевых действий, был экспертом по этой части. Цветы он отдавал медсестре Ирочке, некрасивой пигалице с вечно красным носом и слезящимися глазами, а фруктами одаривал соседей по палате. Сам он к ним даже не прикасался, подозревая, что это майор ОБОПа Разгонов пытается таким образом загладить неловкость. Он не желал принимать угощение из рук человека, который был ему противен.

В боковое окошко кто-то постучал. Юрий открыл глаза и невольно вздрогнул. Он унесся мыслями далеко от этого места и не сразу сообразил, где находится. Рука метнулась к тому месту, где должен был лежать готовый к бою автомат, но вместо холодного казенника пальцы сомкнулись на головке рычага переключения передач, и Юрий немного расслабился. Перед ним был вовсе не боевик – просто какой-то кавказец в кожаной куртке и черном кожаном кепи, похожем на кастрюльку. Из-под кепи буйно выпирала вороная, жесткая, как стальная проволока, шевелюра, о которую наверняка сломалась не одна расческа, смуглые щеки почти до самых глаз заросли колючей синеватой щетиной, а белки темно-карих, почти черных глаз были слегка желтоватыми и наводили на мысль не то о болезни, не то об очень нездоровом образе жизни. В вырезе черной рубашки, которая виднелась из-под незастегнутой куртки, поблескивала золотая цепь.

– На Казанский подбросишь? – спросил кавказец. Юрий без труда уловил знакомый акцент и подавил вздох. Ему невольно вспомнилась старая песенка-дразнилка с припевом: “Евреи, евреи, кругом одни жиды”. Если бы тот, кто сочинил этот сомнительный шедевр, был жив по сей день, он непременно сделал бы героями своего произведения не евреев, а чеченцев. “Перебой с водой возник – воду выпил боевик”. Что-нибудь в этом роде.

– Садись, – сказал Юрий, заводя мотор. Чеченец по-хозяйски разместился на заднем сиденье и немедленно закурил.

– Хорошая машина, э? – сказал он после недолгой паузы. – На помойке подобрал?

– Я тебя сюда силой не тащил, – не оборачиваясь, ответил Юрий. – Остановить?

– Зачем остановить? – не понял чеченец. – На Казанский давай, поезд встречать надо. Придумал – остановить!.. – Он помолчал, сосредоточившись на своей сигарете, а потом заговорил снова. Тон у него теперь стал немного другим, и Юрий слегка насторожился. – Калымишь, брат? – спросил чеченец. – Много за день получается?

– Что получается, все мое, – неприветливо ответил Юрий. – А что?

– Да так… Почему спрашиваешь? А что, а зачем… Интересно мне, понимаешь? На дороге никто не обижает?

– Бог миловал, – коротко ответил Юрий. Основная линия предстоящего разговора стала потихоньку вырисовываться, и он испытал облегчение. Уже много дней все пугали его наездом чеченской мафии, и он устал ждать. Теперь, по крайней мере, ожидание закончилось.

– Не правильно говоришь, земляк, – наставительно проговорил обитатель заднего сиденья. – Твой Бог здесь не в доле. Хорошие люди тебя берегут, не дают бандитам таксистов обижать. По ночам не спят, под дождем мокнут, жизнью рискуют… Как думаешь, они хорошие люди?

Юрий остановил машину, вышел и, подойдя к задней дверце, распахнул ее настежь.

– Я думаю, – сказал он, – что они такие же отморозки, как ты. Я передумал ехать на Казанский. Придется тебе ловить другую машину.

– Что такое, э?! – возмутился кавказец. – Что делаешь? Совсем глупый, да?

– Ты сам выйдешь, или тебе помочь? – сухо поинтересовался Юрий. – Учти, кругом лужи. В них можно ненароком упасть. Прямо мордой.

– Совсем ума лишился, ишак ненормальный! – ругался чеченец, выбираясь под дождь. – Смотри, земляк, жалеть будешь.

– Какой я тебе земляк, сволочь? Иди отсюда, пока цел. Тоже мне, ангел-хранитель на общественных началах.

– Возьми, – чеченец протянул ему двадцатидолларовую купюру. – За проезд платить надо. Все платят, один ты не хочешь. Возьми деньги, купи себе таблетки от головы. Она у тебя совсем плохо работает. Когда выздоровеешь, приходи на Казанский, спроси Махмуда или Ваху, тебе покажут. А пока больной, лучше за руль не садись. Совсем убиться можешь. На, бери деньги!

– Оставь себе, – сказал Юрий, – а то вдруг на гроб не хватит. Будь здоров, Ваха!

– Я Махмуд, – автоматически поправил чеченец. Юрий успел сесть за руль, высунулся из открытой дверцы и улыбнулся стоящему под дождем с двадцаткой в руке чеченцу.

– А мне один хрен, – вежливо сказал он. – Ты уж извини, Ибрагим.

Он заметил, что бешено газует на скользкой дороге, и немного сбавил скорость. Было бы очень глупо разбиться сейчас, после дурацкой угрозы чеченца, подтвердив тем самым его слова. Юрий попытался трезво оценить свое состояние и пришел к выводу, что не испытывает ничего, кроме раздражения. Помнится, такое же раздражение он испытал в ранней юности, когда мама впервые отпустила его в поход с ночевкой. Они полночи жгли костер и орали песни под гитару. Разумеется, никто при этом не позаботился закрыть палатку, и вторую половину ночи Юрий провел, бешено вертясь на мятом одеяле, размахивая руками и сходя с ума от монотонного комариного писка. Им тогда владело одно-единственное желание: встать, зажечь свет и перебить всех комаров в радиусе десяти километров. Но света в палатке не было, да и спать хотелось умопомрачительно, так что комары безнаказанно звенели у него над ухом до самого утра.

Юрий крепко стукнул ладонью по ободу руля. Да что комары! Ему вспомнились трупы, засыпанные кирпичной крошкой, лениво догорающие танки на городских улицах, изуродованные, потерявшие человеческий облик заложники-рабы, выбирающиеся из полуразрушенных подвалов и подслеповато щурящие на свет слезящиеся, глубоко запавшие глаза… Он давно привык к мысли, что и его жизнь может внезапно прерваться без предварительного уведомления, но погибнуть в подворотне, как раздавленная тяжелым башмаком крыса, ему не хотелось. Он предпочитал принять открытый бой, но сомневался, что в решающий момент у него будет выбор.

Он посмотрел в зеркало заднего вида. Джип, повисший у него на хвосте тремя кварталами раньше, куда-то исчез.

– Повышенная подозрительность, – назидательно произнес Юрий, обращаясь неизвестно к кому, – может служить одним из признаков параноидального психоза. Пациент становится угрюмым, раздражительным и склонным повсюду видеть злой умысел. В таком состоянии он может представлять реальную опасность для окружающих.

Эта короткая лекция привела его в более или менее хорошее настроение. Будет день – будет и пища, решил он. Проблемы следует решать по мере их возникновения. Попытки застраховаться от мыслимы и немыслимых неприятностей заранее обречены на неудачу. Предусмотреть все просто невозможно. И вообще, от рака чаще умирают те, кто больше всего боится им заболеть. Пока все шло отлично: первая попытка вымогателей состричь с него немного денег была пресечена в зародыше. Юрий продемонстрировал оппонентам зубы, и при этом все обошлось без кровопролития. Может быть, не стоило затрагивать национальную гордость горячего сына гор, но Юрию было наплевать и на горы, и на их сыновей, и на их болезненное самолюбие. В конце концов, этому Махмуду или Вахе никто не мешал вступиться за свою поруганную честь, но он предпочел молча проглотить все, что сказал ему Юрий. Может быть, при нем просто не оказалось кинжала в отделанных серебром ножнах или он забыл в шкафу свое кремневое ружье?

Окончательно развеселившись, Юрий принялся высматривать клиента сквозь заливавшие ветровое стекло потоки воды. Дождь разошелся не на шутку, и старенькие “дворники” уже не справлялись с многократно увеличившейся нагрузкой. Он уже подумывал вернуться домой, ограничившись тем, что уже удалось заработать, но тут из-под большого темного зонта, торчавшего в нескольких метрах от подземного перехода, навстречу ему требовательно вскинулась рука в просторном светлом рукаве и черной кожаной перчатке. Юрий включил указатель правого поворота и поспешно надавил на педаль тормоза. Изношенные тормозные колодки протяжно заныли, и набравшая скорость тяжелая “Победа” неохотно остановилась, едва не вылетев на перекресток.

Зонт закрылся, и тонкая женская фигура в просторном светлом плаще боком скользнула на заднее сиденье. Юрий тронулся с места сразу же, как только захлопнулась упрямая дверца.

– Только женщина может ловить такси в двух метрах от перекрестка, – заметил он.

– Только мужчина станет обращать внимание на такие мелочи, – послышалось сзади.

Юрий удовлетворенно хмыкнул: по крайней мере, на этот раз пассажирка ему попалась веселая. Ее голос показался Юрию смутно знакомым, но в этом не было ничего удивительного: пассажирка говорила с напевным московским акцентом, который замечаешь только тогда, когда возвращаешься в родной город после долгого отсутствия.

– Куда поедем? – осведомился он, до боли в глазах вглядываясь в дорогу сквозь плывущую по ветровому стеклу воду и мельтешение скрипучих “дворников”.

– А ваш лимузин не развалится?

– Этот лимузин не развалится, даже если в нас врежется товарный поезд, – заверил Юрий. – Вот заглохнуть он действительно может, но это поправимо. А что, вы далеко собрались?

– Да нет в общем-то. Впрочем, не знаю. Я хотела просто покататься. Вы не возражаете?

Юрий бросил взгляд в зеркальце, но оно было отрегулировано так, чтобы видеть дорогу позади машины, а не пассажиров, и ему удалось разглядеть только краешек темной прически с блестевшими среди волос капельками воды. Он пожал плечами.

– Честно говоря, не ощущаю разницы, – признался он. – Кататься так кататься. Вам удобно?

– Удобно. Только, знаете, я передумала. Вы не пригласите меня где-нибудь посидеть? Чтобы можно было слегка перекусить, выпить чашечку кофе и послушать негромкую музыку. А?

"Э, – подумал Юрий, – вот тебе и на. Видно, дела у нее совсем плохи, если снимает таксистов, да еще на такой машине, как у меня”.

Он мысленно пересчитал наличность и решил, что может позволить себе угостить даму обедом. В конце концов, от него не убудет, да и к ней, увы, ничего не прибудет. Пользоваться ее услугами он не собирался.

– Заметано, – сказал он. – Перекусить так перекусить. У вас есть что-нибудь на примете?

– Ничего конкретного. Давайте я сяду впереди и буду высматривать кафе. Я хороший штурман, честное слово.

– Придется выходить из машины, – напомнил Юрий, подруливая к тротуару, – а там дождик.

– Не растаю. Главное, чтобы вы не газанули и не сбежали, пока я буду пересаживаться.

– Невелика потеря, – сказал он и остановил машину. – Поймаете другого.

– А может быть, другой мне не нужен, – со странной интонацией сказала пассажирка, и Юрий услышал, как открылась задняя дверь. – Может быть, мне нужны именно вы.

Юрий был недостаточно знаком с тактикой уличных проституток, но поведение его пассажирки все равно показалось ему очень странным. Он обернулся, но увидел только край светлого плаща, который мгновенно исчез в дверном проеме. Дверь с лязгом захлопнулась, и тут же пассажирка принялась стучать в переднее окошко. Спохватившись, Юрий помог ей открыть заедающую дверцу, и она забралась на переднее сиденье, держа на отлете зонт, с которого обильно капало.

– Так, – сказал Юрий, как следует разглядев ее. – Это что за цирк?

– Ну наконец-то, – с облегчением откликнулась она. – А я уже начала думать, что ты меня так и не узнаешь. Эх ты, Инкассатор! С каких это пор ты на дорогах калымишь? Я думала, тебе медаль пришпилили, премию выдали, в должности повысили…

– Угу, – сказал Юрий, неприкрыто разглядывая свою собеседницу и не делая попытки возобновить движение. Брошенный на произвол судьбы мотор начал запинаться, чихать и наконец заглох по собственному почину, заставив всю машину тяжело содрогнуться. Юрий протянул руку и выключил зажигание.

– А что, нет? – удивилась пассажирка. – Странно… Ты же для них такое дело сделал…

– Угу, – повторил Юрий. – Замочил председателя совета директоров и доказал, что в банке могут за один раз украсть четыре с половиной миллиона долларов. Это, конечно, выдающаяся заслуга. За это медали мало. За это орден полагается.

– Ну, не скрипи, – сказала Таня. – И включи печку, в твоем корыте холодно.

Юрий запустил двигатель, и вентилятор с урчанием погнал в салон теплый воздух.

– Что тебе от меня нужно? – спросил он после долгой паузы.

Таня покопалась в сумочке, чем-то щелкнула, извлекла оттуда длинную тонкую сигарету и прикурила от изящной дамской зажигалки. По салону поплыл медвяный дым.

– Дурак ты все-таки, Инкассатор, – сказала она, еще немного помолчав. – Был дураком и дураком остался. И помрешь, наверное, дураком.

– Не спорю. Так чего ты хочешь?

– Да ничего я от тебя не хочу. Я действительно хотела прокатиться. Стала ловить такси и вдруг вижу – ползет твоя “Победа”… У меня даже сердце упало. Я ее сразу узнала. А ты – “чего надо”… Что с тебя взять, чудак? Просто обрадовалась старому знакомому. Но, если хочешь, могу уйти.

Юрий молчал, и тогда она повернулась к дверце и принялась сражаться с ручкой. Филатов молча наблюдал за этой неравной схваткой, будучи на сто процентов уверенным в ее исходе. “Дверцу надо бы отремонтировать”, – лениво подумал он, продолжая краем глаза разглядывать Таню. С тех пор как они не виделись, она еще больше похорошела. Ее тон казался искренним, а глаза смотрели прямо и открыто. Впрочем, Юрий встречал множество людей, которые могли беспардонно врать, глядя прямо в глаза собеседнику. Однажды он попробовал сделать это сам, и оказалось, что это очень просто, нужно только предельно расфокусировать взгляд и думать о чем-нибудь постороннем. Тем не менее он поймал себя на желании поверить этой женщине, которая однажды обвела его вокруг пальца и наверняка была способна сделать это снова в любой момент.

Таня наконец сдалась, признав свое полное поражение в борьбе со своенравным механизмом. Она повернула к Юрию сердитое раскрасневшееся лицо и, глядя мимо него, потребовала:

– Помоги. Этот металлолом, по-моему, совсем сломался.

– Ничего подобного, – ответил Юрий. Он с удовольствием разглядывал Таню. Кем бы она ни была в прошлом, настоящем и будущем, смотреть на нее было приятно. Ему невольно вспомнилась та короткая искра взаимопонимания, которая проскочила между ними на даче у Арцыбашева, и он поспешно напомнил себе, что эта женщина была содержанкой Графа, его шпионкой и, возможно, наложницей. Но родившееся где-то в самой глубине груди тепло от этого не погасло. Обстоятельства очень часто оказываются сильнее человека, а то, что осталось от Графа, сейчас медленно разлагалось под помпезной плитой полированного черного мрамора. По слухам, на его похороны пришел весь московский криминалитет, и обошлись они почти в сто тысяч долларов.

– Ты откроешь эту дверцу или мне придется лезть в окно? – поинтересовалась Таня.

– Это зависит от ответа на один вопрос, – сказал Юрий.

– Какой еще вопрос? Тоже мне, репортер уголовной хроники…

– Микрофон-булавка с тобой?

Таня вспыхнула, и в течение нескольких секунд Юрий был уверен, что ему вот-вот залепят пощечину. Но напряжение внезапно спало, Таня смешно выпустила из груди набранный для боевого клича воздух и, рассмеявшись, подняла руки настолько высоко, насколько это позволял потолок кабины.

– Можешь обыскать, – сделала она провокационное предложение, лукаво склонив голову к плечу.

– Черта с два, – отказался Юрий, включая первую передачу. – Пока тебя обыщешь, сто раз забудешь, что именно искал.

– Пошляк, – сказала Таня, опустила руки и откинулась на спинку сиденья. Помолчав немного, она беспокойно завозилась на сиденье, смяла в пепельнице сигарету и снова повернулась к Юрию; – Значит, грехи прощены и подозрения признаны беспочвенными? – спросила она.

– Твои грехи – детский лепет, – ответил Юрий, – а мои подозрения не имеют значения. Мне абсолютно нечего скрывать, я весь на виду, так что следить за мной бессмысленно. Если цель твоего появления именно такова, то те, кто тебя послал, очень быстро в этом убедятся. Я зарыл топор войны. А ты?

– Я была не права, – оставив его вопрос без ответа, задумчиво произнесла Таня. – Ты заметно поумнел. Хочешь совет? Либо как можно скорее умней дальше, либо прикинься полным дурачком. В первом случае ты станешь такой же мразью, как и все остальные, а во втором останешься нищим. Но…

– Но? – переспросил Юрий. Танина манера выражаться впечатлила его еще во время их первой встречи. Эта женщина могла дать сто очков вперед любому хамелеону, с ней невозможно было соскучиться. Следи себе за стремительной сменой настроений – да и только!

– Но третий вариант еще хуже, – серьезно сказала Таня. – Если ты останешься таким же, как сейчас, наполовину поумневшим, ты просто готовый кандидат в покойники. И ждать своей очереди тебе придется недолго. Можешь мне поверить, я в таких делах эксперт.

– Мммм, – промычал Юрий. – Ну что ты за человек? С тобой разговаривать – все равно что принимать контрастный душ. Смотреть на тебя – одно удовольствие, а слушать – Боже сохрани! Так куда мы все-таки едем?

– Останови, – сказала Таня, – Вон там, где коммерческие палатки. Сейчас я куплю водки, и ты пригласишь меня в гости. У тебя ведь наверняка в холодильнике, кроме холода, ничего нет.

– Макароны есть, – оскорбленным тоном возразил Юрий и, содрогнувшись от отвращения, добавил:

– Позавчерашние.

– Так ты намерен пригласить меня в гости? – держась за ручку двери, спросила Таня.

– Коварно завлечь, – рассеянно уточнил Юрий, лихорадочно соображая, как ему быть. Перед его внутренним взором стояла его убогая квартира – чисто прибранная, но носившая на себе неизгладимую печать затяжного безденежья и пахнувшая так, как может пахнуть только жилище одинокого мужчины. – Я намерен тебя коварно завлечь в свое жилище, – задумчиво повторил он. Таня смотрела на него с непонятным, но заинтересованным выражением. – Только ты, как бы тебе сказать… В общем, у меня там далеко не дворец…

– У меня зато дворец! – брезгливо констатировала Таня., – Как подумаю про него, наизнанку выворачивает. Ты сейчас мне не поверишь, но, когда разбогатеешь, убедишься сам: счастье на самом деле не в деньгах, хотя деньги, как правило, счастью не мешают. Но большие деньги мешают всему на свете, хотя по-настоящему большие деньги тебе не грозят. Так как насчет водки?

– Посиди в машине, – сказал Юрий. – Дождик же на улице, куда ты пойдешь? Я сбегаю.

– Нет уж, – неожиданно твердо возразила Таня, – я сама. Во-первых, я так хочу, а во-вторых, ты, хоть и поумнел, все равно теленок. Тебе обязательно паленую подсунут.

– Как это – паленую?

– Вот видишь, – сказала Таня. Юрий помог ей открыть дверцу, и она, распахнув свой огромный зонт, шагнула под дождь.