8

Вспоминая о недавних причудах деревенского бандита Петьки Темникова, сержант Грищенко не мог удержаться от своего любимого ругательства.

— За-ра-за!.. — с бессильной яростью пробормотал он, припомнив подлое заявление Петьки дежурному отделения. Хватило же совести у мерзавца заявить, что никакого ружья он в руках не держал, что двустволку нашли в баньке, где она тихонько лежала в ожидании законного начала осенней охоты; что при задержании наряд вел себя ужасно грубо, унижая его человеческое достоинство побоями и словесными оскорблениями. Это он-то, культурный человек, оскорблял! Это Вася, добрейшая душа, избивал задержанного! Ох, поганец… Да чтобы почувствовать унижение, надо иметь хотя бы чуть-чуть достоинства. А откуда оно у агрессивного алкаша Петьки? Ну выдали ему парочку слов не для печати, ну дали пинка под зад, помогая залезть в «бункер»… Другой поклонился бы в ноги, сказал спасибо, что вразумили, дурака, а этот — в бутылку. А уж Митя Ермаков, дежурный, тоже хорош: вот вам лист бумаги, гражданин Темников, садитесь и пишите, разберемся… У нас ведь нынче курс на правовое государство, не просто так задерживаем… А надо бы взять его за шиворот да в «обезьянник». Проспись, зараза, а утром рассказывай следователю свои дурацкие сказки.

Ну, времена!.. Уже в открытую лезут на тебя с двумя стволами, а ты должен провести воспитательную беседу, потом выстрелить в воздух для предупреждения, и уж когда схлопочешь пулю, стреляй, да постарайся попасть в ноги, чтобы не дай Бог не очень навредить бандиту.

— Как ты думаешь, Семеныч, далеко он мог уйти за сорок минут? Шел вроде в сторону города…

— Ты видел, как он шел? Нога за ногу. Да и вряд ли сил у него хватило идти — присел на обочину, нас ожидаючи.

— Допустим, проковылял метров двести — триста, — размышлял водитель. — Значит, в любом случае с виража он уйти не успел.

— Ясное дело, не успел, — отозвался сержант, продолжая размышлять о подлости человеческой натуры.

«Уазик» свернул на проселок. Кончился комфорт, пошла тряска, не располагающая к философским мыслям.

— А вдруг какой сердобольный уже подобрал нашего калеченого мужичка? — сказал Вася, ловко объезжая выбоины в асфальте. — Я бы, например, подобрал. Жалко же человека.

— Тебе жалко, другим — не очень. Сейчас люди не больно жалостливы. Каждый в собственное зеркальце глядится. Раньше — да, и в голову не пришло бы проехать мимо бедолаги. Была еще способность ставить себя на место того, кому плохо. Сейчас проедут — и ничего не шевельнется в душе. Все злые друг на дружку, разве что в глотки не вцепляются… Так что, Вася, твоя версия не от жизни. Девчонку с красивой мордашкой взяли бы, а такого…

— Ну да, если уж мы не взяли, — пробормотал Вася.

— Ладно тебе. Не взяли… А то ты не понимаешь, почему мы не взяли.

— Понимаю. Чтоб хлопот поменьше…

Грищенко почувствовал некий укор в словах водителя. Все-таки он, сержант, старший в экипаже, ему принимать решение. Так решить или этак — по обстановке. Он решил оставить человека на шоссе.

Конечно, надо было пересесть в «бункер» к Петьке, а мужика посадить в кабину. Привезти в отделение, вызвать «скорую»… Так-то оно так, но Петька-паразит к тому времени освободил руки и куражился в открытую. В общем, дал слабинку, не захотел осложнять ситуацию. Как сказал Вася, чтоб хлопот поменьше.

А то я не понимаю… Потому и возвращаюсь на проселок. Мог бы сдать дежурство другому наряду — ребята давно уже заступили. Хотя нет, не мог. Как переложить на других свою промашку? Тебя элементарно спросят, почему не подобрал мужика? Лопотать всякую дурь насчет развязанного Петьки? Не поймут ребята.

— Знаешь, — сказал он, вспоминая, — не показался мне тот мужик выпившим. Когда я нагнулся к нему что-то спросить, сивухой в нос не шибануло. С виду — типичный алкаш после пьянки с мордобоем. А запаха перегара не было. Такого же не бывает, чтобы врезал от души — и никакого «факела».

— Это ему врезали, — сказал Вася. — Кто-то здорово постарался.

— Похоже. Ну ничего, найдем. Куда он денется?

Дорога стала изгибаться вправо, отделяясь насыпью от болотистой низины. Начался вираж — тот самый.

Загрузка...