В первую зиму после гражданской войны мне с группой бывших красных партизан пришлось налаживать хозяйство в одном из районов Прикамья. Чуть не ежедневно по заснеженному тракту мы ездили верст за двадцать в районное село по разным неотложным делам.
Тракт тянулся по высоким холмам — увалам. Его пересекали глубокие лога с огромными снеговыми карнизами. Бывало, едешь под таким карнизом и оторопь берет — вдруг свалится на тебя снежная громада и похоронит вместе с лошадью.
Как-то в январе мы вдвоем подъезжали к своему поселку. Накануне был буран, сменившийся тихой, но снежной погодой. Снега навалило чуть не в рост человеческий. Лошадка по колено утопала в рыхлой массе, мы вынуждены были брести пешком и помогать ей тянуть тяжелые розвальни.
На въезде в поселок дорога стала лучше. Мы уселись в сани. Лошадь бойко побежала домой, чувствуя близкий корм и отдых.
Вдруг совсем близко из-под залепленного снегом плетня выскочил заяц.
— Берегись, косой! — крикнул кто-то из нас. Любопытный зверек вместо того чтобы удирать, остановился и стал прислушиваться. В этот момент откуда-то появилась лиса с длинным пушистым хвостом. Она заметила зайца и бросилась на него. Тот скакнул в сторону и помчался. Хищница — за ним вдогонку.
Мы остановили лошадь и с любопытством стали наблюдать за интересной жестокой игрой.
Заяц бежал легко, а лисица то и дело проваливалась в рыхлом снегу. Должно быть, заяц чувствовал свое преимущество. Он отбегал метров на двадцать, останавливался и глядел, как рыжая в снегу барахтается.
Лиса шла кругами, загоняя свою жертву на вершину холма, где снег выдуло, а заяц лез в самый глубокий и рыхлый снег. Но вот, изловчившись, она схватила зайца зубами за бок — только шерсть полетела. Заяц вырвался, прыгнул к плетню и исчез. Лиса пробежала по инерции несколько шагов, остановилась и жалобно затявкала. Заяц мелькнул с другой стороны плетня, лиса снова принялась его преследовать и отстала лишь когда он скрылся в гумнах на окраине поселка. Она медленно побрела в обратную сторону на вершину холма, где чернели заросли вереса.
Приехав домой, мы решили отравиться добывать лисицу. К сожалению, у нас не нашлось никакого охотничьего оружия. Его уничтожили белые при отступлении. Вооружились мы, чем могли — у кого винтовка, у кого наган.
Нас повел Иван Яковлевич. Старый, опытный охотник сумел все-таки спрятать и сохранить от белых шомпольный дробовичок.
Мы хотели было окружить холм и искать зверя в вересовых кустах. Иван Яковлевич не согласился.
— Лисица голодная, — объяснил нам охотник. — Она не будет сидеть в кустах да ждать, чтобы прямо ей в пасть полез заяц. Она сейчас до утра будет рыскать около гумен, где хоть мышью может попользоваться, а то и в чей-нибудь курятник в деревне заберется. На гумнах надо ее искать.
— А почему она в лесок убежала? — спросил я.
— В деревню, что ли, от вас бежать-то было? Правильно она сделала. Вы сюда, а она в противную сторону. Жив смерти боится.
Иван Яковлевич расставил нас «по номерам», а сам отправился, как он выразился, «шугать» на гумнах.
Я лежал около омета соломы, вглядывался вдаль, прислушивался к каждому шороху. Солнце уже давно закатилось, прояснилось небо, стало крепко подмораживать. От холодной стали винтовки коченели руки. От леденящего воздуха глаза застилали слезы. Думаю: еще немного времени — и не выдержу, оставлю свой пост.
Вдруг что-то хрустнуло. Из-за молотильного сарая выбежал заяц, а за ним долгожданная лисичка. Я не успел вскинуть винтовку, как из-за моей спины хлопнул выстрел. Лиса ткнулась мордочкой в снег и замерла. Перепуганный заяц встал, как вкопанный. Я прицелился в него. Но чья-то рука отвела ствол винтовки. Рядом со мной стоял Иван Яковлевич.
— Лисицу взяли, — сказал он, — а для чего зайца бить? Пусть живет на здоровье.