Охотничьи были

А. Спешилов ЁРШ

Две недели стояла жара. Прибрежные травы и цветы, даже желтые кувшинки на озере, поблекли и свернулись. Совсем изленилась рыба. Ни всплеска сороги, ни игры карася, ни сердитых бросков зубастой щуки.

Озеро замерло. Лишь изредка на масляной поверхности воды пробежит водяной паук-мизгирь да вскочит пузырь от гниющих на дне водорослей.

Мы с Яковом Степановичем сидим на солнцепеке и уныло глядим на поплавки. Тоска смертная! А сидим и сидим, превозмогая жару и дремоту.

Яков Степанович вытащил из озера лески, одна с червяком — для окуня, другая с хлебом — для сороги, — поправил насадки, закинул лески как можно дальше от берега, улегся на спину между кочками, прикрыл лицо фуражкой, чтобы гнус не заедал, и захрапел.

Мне стало совсем несносно сидеть в одиночестве. Вместо двух замерещилось двадцать поплавков. Свернул я папироску. Покурю, думаю, и — черт с ней, с рыбой! Тоже завалюсь спать.

Вдруг на леске Якова Степановича заплясал поплавок и скрылся под водой.

Не стал будить я старика, а схватил счастливое удилище и вытянул на берег огромного… ерша!

Сон как рукой сняло. По рыбацким приметам, если первым попадет ерш — жди удачи: хоть он и колючий, а никакая рыба его не боится. Если же окуня первым выудишь — придешь домой или только с одними окуньками, или почти совсем без рыбы. Окунь — хищник, от него почти вся другая рыба разбегается по сторонам.

На радостях мне и пришло в голову пошутить над своим товарищем. Я вытянул из воды другую его удочку с хлебной насадкой, зацепил хвостом на крючок пойманного ерша и снова закинул в озеро.

Ошарашенный ершик стал стремглав носиться по дну. Закрутился, запрыгал легкий осокоревый поплавок. То совсем скроется под водой, то подпрыгнет в воздухе, то помчится к берегу, то от берега; то ослабнет, то натянется леска.

— Яков Степанович! — крикнул я. — Клюет!

Если бы я крикнул: «Пожар!» — не разбудить бы Якова Степановича. А тут сигнал подействовал безотказно. Старик сел на кочку, убрал нависшие на глаза седые кудри и уставился на веселый поплавок.

— Да! Клюет, Николай Александрович! — с дрожью в голосе проговорил старик. — Знать-то, лёшш, на хлебушко попался. Лёшш!

Заколотилось рыбацкое сердце. Трясущимися руками ухватился мой рыбак за комель длинного удилища.

— Айда на берег… За душой приехали. — С этими словами Яков Степанович осторожно подвел рыбу к берегу, перебросил ее через плечо и подтянул на леске к себе. Минуты две, молча, с большим удивлением, он разглядывал ерша.

Рыбакам известно, что ерши не ловятся на хлеб. Очень редки случаи, когда ерш попадает на хлебную насадку.

— Ерш на хлеб клюнул!.. Ерш! Глазам своим не верю… Да!

Свободной левой рукой старик достал из пестеря красный платок, потер глаза, снова уставился на ерша, держа его на весу.

— Николай Александрович! Да ведь ерш-то хвостом на хлеб попался!

Прошло много времени после этого случая. Как-то в удобную минуту на рыбной ловле я сознался Якову Степановичу в своей проделке. Он ни за что не хотел верить.

— И не говори. Вся наша деревня знает, хоть кого спроси, что в прошлом году у меня ерш клюнул. На хлеб! Хвостом на удочку наделся… Да!